Текст книги "Преклони предо мною колена"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Оно уже родилось.

– Марек, что ты знаешь, – говорит задумчиво монах. – Жить труднее, чем рисовать. Жить труднее, чем молиться. Жить труднее, чем знать все о целой вселенной. Но быть верным в любви труднее, чем жить.

В тынецкую крепость Марек добирается уже в сумерки. В начале декабря день – бедняга. Ночь отнимает у него и утро и вечер. Едва рассветет, и опять уже темно. Хорошо, что светил месяц. Освещает стайку остро разрезанных туч, и все вокруг превращается в сказочную картину. Темные пятна лесов, серебряная гладь реки, космическая тишина и холодный свет звезд.

Оружие стражи, расположившейся за изгородью из кольев, при свете месяца отливает фантастическим блеском. Вечернего посетителя выслушивают с вниманием. Стражники заметили Марека раньше, чем он остановился у ворот. Тревожный шепот достигает ушей пана Ванека из Милетинка. Он подходит к воротам и приказывает их отворить.

– Простите, пан Ванек, мне нужен Дивиш.

Марек вглядывается в лицо хозяина. Изменился ли он? Пожалуй, нет. Те же порывистые движения, та же рыжая борода. Или она уже поседела?

– Дивиш отправился за невестой, – смеется пан Ванек. – Проходи в дом.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает Марек вежливо. Он старается скрыть досаду. Неожиданно он осознает, что приехал в Тынец главным образом к Дивишу. Только с ним он может говорить об Анделе совершенно откровенно. Дивиш его понимает.

– Старею понемногу, – отвечает пан Ванек, тормошит гостя и ведет в дом.

– И для нас на службе у пана Иржи тоже время бежит.

– Да-да, – подтверждает пан Ванек, – а Иржи все богатеет, становится все более влиятельным.

– Наверное, хочет сделать мирным наш век.

– Сначала сделать мирным, а потом властвовать.

– Вы так думаете?

– Марек, – смеется пан Ванек, – я желаю ему этого. Наше государство нуждается в крепкой руке. А у Иржи из Подебрад она крепкая. Поэтому я послал к нему Дивиша.

Подают ужин. Пан Ванек – вдовец. Дочь вышла замуж в западную Чехию, Дивиш наезжает в Тынец лишь изредка, и обычно пан Ванек садится за стол один. Он настолько привык к одиночеству, что это его не тяготит.

Сначала они едят молча. Блюда сменяются одно за другим: щука в рассоле, суп с мясом, заяц в темно-коричневом соусе, сладкий пряник. Красное вино. Один кубок, потом еще и еще.

– Я одобряю помолвку Дивиша, – говорит пан Ванек, словно выбор Дивиша зависел от него.

– Я знаю Бланку, это замечательная девушка.

– Из хорошего рода, – кивает пан Ванек. – Для Дивиша будет лучше, когда он женится. Он питает слабость к женщинам. Может, Бланка его образумит.

– Дивиш останется на службе у пана Иржи?

– Да. Куплю им в Подебрадах деревню, и там будут жить. Ну а ты, Марек? Присмотрел себе кого-нибудь? – любопытствует пан Ванек.

Он разрумянился, лицо стало под цвет бороды.

– Такие мечты, как моя, исполняются только в сказках... – отвечает Марек.

Он не может оторваться от мыслей об Анделе. Он хотел сейчас поговорить с Дивишем – бог весть, может быть, узнал бы о ней что-нибудь. Что делает Андела в Роуднице? Как там живет? Она так же беззащитна, как и Марек? С такой же пустотой в сердце, которое тоскует о нежности? Ждет она Марека? Хранит ему верность? Марек знает, пан Ванек не сможет ответить ему, но он должен спрашивать хотя бы сам себя, потому что настоящая любовь всегда сомневается.

– Человек живет на свете не для того, чтобы отказываться от своей мечты, – говорит пан Ванек мудро. – Только он должен решиться поставить на карту как можно больше.

– Прежде всего самого себя?

– Конечно, – соглашается пан Ванек. – Славно победить, но и не менее славно пасть в бою.

– Я знаю.

– В жизни человека происходят события невероятные. Рассказывала тебе пани Магдалена о Регине?

– Немного. Я не все понял.

– Помнишь, как Шимон из Стражнице украл ее?

– Слишком хорошо помню, – нахмурился Марек.

Эти события он вспоминал неохотно. Еще и теперь ощущает их как насилие, за которое должен отомстить.

– Марек, представь себе, – пан Ванек от волнения встает и ходит по комнате, – девушка сходит с ума по Шимону. Иначе этого не объяснишь. Работает у него в доме как служанка. Она, конечно, знает, что Шимон ищет себе невесту из дворянок. Но и на это закрывает глаза. Она прислуживает ему в доме и спит с ним.

– Мерзавец! – возмущается Марек. Он старается сдержать охвативший его гнев.

– И за что она его так любит? – рассуждает вслух пан Ванек. Оба брата из Стражнице и у него сидят в печенках. Они его соседи. Он знает, что они роют ему яму. Его ненависть постоянна, но более сдержанна.

– Придет их час. Но Регину мне ужасно жаль.

– Что толку горевать. Теперь пусть печется о ней ее собственная судьба.

Ночь проходит. Мужчины пьют вино и разжигают в себе любовь и ненависть. Изменят ли они мир? Ничуть. Ускорят события? Нисколько.

Вот эпизоды, которые Марек не любит вспоминать.

Он проснулся в доме священника, в своем чулане рядом с большой комнатой. Сначала он заворочался и прислушался. До него донеслись звон колоколов, причитания женщин, потом он увидел много огней, колеблющихся там и тут. Он не помнил, как оделся. Не помнил, о чем думал. Все побуждало его спешить. Нож сам собой оказался у него в руке.

В большой комнате он застал только Регину. Поверх своей юбки она надевала еще юбку матери и закутывала голову платком. Наверное, хотела скрыть свою красоту. Пани Магдалена в это время бежала к костелу. Боялась за своего мужа. Это он звонил в колокола. А тому, кто звонит во время грабежа, грозит опасность.

Марек едва успел спросить Регину, что происходит. Та открыла рот, чтобы ответить – она всегда отвечала на его вопросы, – но не успела проронить ни словечка. Двери распахнулись, и в комнату ворвался высокий молодой мужчина. Его голова почти касалась закопченных бревен потолка. Властное лицо, уголки губ опущены книзу. Прыгнул к Регине и схватил ее на руки. Перед глазами Марека мелькнули упругие ляжки, плотно обтянутые кожаными штанами.

Марека бросало то в жар, то в холод. Голова как свинцовая, руки одеревенели. Осмелится он кинуться на этого верзилу? Нет, не осмелится. Ведь его даже руки не слушаются. Но он должен решиться. Как он будет жить на свете, если этого не сделает?

Он пришел в себя, услышав крик Регины. Он ничего не успел заметить, кроме золотого перстня на руке насильника.

Марек бросился на него с ножом. Целился в бок. Только этот проклятый мужлан не забыл, что у него свободны ноги. Он двинул Марека ногой с такой силой, что тот отлетел к сундуку. Грудь хрястнула, ударившись о твердый деревянный угол, голова стукнулась о стену, нож вылетел из рук, описав дугу в воздухе.

Марек еще успел увидеть могучую спину похитителя и лицо Регины: губы полуоткрыты, брови высоко подняты и необычно яркий румянец на щеках.

Потом Марек потерял сознание.

Действующие лица: Регина, Марек, Шимон из Стражнице.

Место действия: дом священника в Тынце над Лабой.

Время действия: 1444 год, неделю спустя после того, как был украден плот возле острова Коло, близ Тынца над Лабой.

Последствия: два сломанных ребра у Марека, великая скорбь в семье Сука и во всем Тынце.

Марек вернулся из отпуска с опозданием на три дня. Он осознает это только сейчас, когда стоит перед Яном Пардусом. В душе Марек оправдывает себя. Прошлое – это ведь тоже жизнь. Его нельзя скомкать, как лист бумаги, и выбросить в окно. Кроме того, прошлое помогает Мареку понять, на что он способен в будущем. Разве он должен порвать с прошлым? Нет, никогда.

Пардус придерживается другого взгляда. Сидит на стуле, прямой, насупленный, сердитый. Имя Марека произносит так, словно лает. Глаза его ничего не скрывают, они горят злобой. Ты опоздал на три дня. Это что за порядки? Если бы Ян Пардус попустительствовал в подобных случаях, кто бы поручился, что отряд легкой конницы не развалился бы за неделю? Никому не позволено безнаказанно нарушать воинскую дисциплину. И Мареку тоже.

Марек еще успевает подумать: «Неужели я настолько незначительная личность в отряде Пардуса, что должен молчать? Нет, я буду отстаивать свои права без страха, но и не горячась».

– Сам себе удивляюсь, как я с тобой нянчусь. Где ты шатался? – начинает Ян Пардус резко.

– Вы знаете, что я был у отца в Кутной Горе. Потом я заезжал в Тынец.

– Не понимаю, зачем тебе надо куда-то ездить. Здесь ты в хороших руках.

– Я, между прочим, существовал и до того, как приехал сюда.

– Как ты со мной разговариваешь? – вспыхивает Пардус. – Какое мне до тебя дело! Я вообще мог бы не вспоминать про тебя.

– Я здесь. Делайте со мною что хотите.

– Ну, ладно! – Пардус прищуривает глаза и крутит ус. – Запрещаю тебе выход в город на целый месяц. А в свободное от учения время будешь фехтовать на эспадронах.

– Слушаюсь, пан.

– И помни, я не потерплю своеволия.

– Слушаюсь, пан.

– Скажи хоть, что тебе стыдно передо мной.

– Да, пан.

– Ты что, спишь или думаешь о чем-то другом? – Лицо Пардуса наливается кровью.

Марек молчит.

– Ну, говори же!

– Вспомните свою молодость, пан.

Пардус встает. Волна гнева схлынула.

– Больно ты храбрый со старым гетманом, – произносит он, уже смягчившись. – Но я тебе вот что скажу на это: у Яна Пардуса из Горки никогда никакой молодости не было. Это теперь молодые носятся со своими чувствами и требуют, чтобы с ними считались, но я этому не собираюсь потакать.

Марек так занят, что себя не помнит. Выезды с отрядом в поле и в лес, изнурительные учения, голод и жажда, усталость, а по вечерам фехтование тупым мечом, который называется эспадроном. Пан Иржи нанял немецкого учителя, члена какого-то драчливого братства откуда-то из Франкфурта-на-Майне, чтобы тот научил замковое войско своему искусству.

Немец кричит что-то непонятное, двигается, как натянутая пружина. Меч в его руке сверкает, в глазах огонь. Он учит Марека вращать меч только запястьем, мгновенно выставлять вперед локоть, пружинить ноги, неожиданно нападать и искусно защищаться от удара. После его уроков на Мареке не остается сухой нитки, засыпает он моментально.

Через четырнадцать дней – первые успехи. Немцу уже не удается одним ударом выбить меч у Марека. Ему приходится прибегать к хитрости, чтобы все-таки одержать победу.

Ян Пардус на их схватки смотрит с видимым удовлетворением. Однажды он кивает Мареку, чтобы тот отложил меч. Отводит измученного юношу в сторону и говорит как бы между прочим:

– Завтра наш посол едет в Роуднице. Если ты напишешь кому-нибудь писульку, он может взять.

Марек смотрит оторопело, до него с трудом доходит смысл. Возможно ли! Старый Пардус хочет помочь ему? Конечно, он все знает. Кому бы мог Марек писать в Роуднице? Только Анделе.

И Марек быстро оставляет меч и берет перо. Рука его дрожит, сердце учащенно бьется. Он то улыбается, то плачет. Марек впервые испытывает, как нелегко человеку выразить все, что он чувствует. И все же ему удается придать обычным словам смысл, который соответствует его чувствам.

Марек тонет в мечтах, и слова захлестывают его. Ничего другого и не надо. Только так может возникнуть тайнопись, понятная Анделе.

Пан Иржи и Марек стоят перед конюшнями. Ждут, пока конюхи подадут им лошадей. Морозный воздух обжигает лицо, руки коченеют от холода. Сначала они стоят молча, спиной друг к другу. Пан Иржи серьезен и важен от сознания своего могущества. Марек притворяется, что не видит своего господина. Но это ему не помогает. Пан Иржи смотрит на него сначала рассеянно, потом заинтересованно; Мареку приходит в голову, что пану Иржи от него что-то надо.

– У меня к тебе дело, Марек, – говорит пан Иржи.

– К вашим услугам, пан.

– В моих владениях завелся еретик. Он говорит, что Христос был человеком.

– Как он додумался до этого? – Марека это удивляет. Он никогда не видел живого еретика.

– Мы нация умозрительная. Не оставляем в покое даже Иисуса Христа, – усмехается пан Иржи. – Но церковь не может этого понять. Она требует в вопросах веры единомыслия.

– Что я должен сделать, пан?

– Возьми с собой четырех вооруженных людей и отправьте парня в башню, – отвечает Иржи с гневной гримасой. – Мы не можем допустить, чтобы о нас говорили, что мы в своих землях терпим еретика. Достаточно того, что мы сами подобои.

– Как я узнаю этого еретика? На нем какой-нибудь знак? – спрашивает Марек. «Может быть, дьявол отметил его особым образом», – думает он про себя.

– Это обыкновенный человек, – сверкая глазами, говорит пан Иржи. – Портной из Одржепеса. Имя его – Кржижковский. Может, он и невиновен, но, по мнению церкви, вреден. Ты понял меня?

– Не совсем, – отвечает Марек.

– Со временем поймешь. Ты еще молод, – говорит пан Иржи, словно сам он уже седобородый старец.

Он вскакивает на коня и уезжает. Но и после его отъезда в воздухе висит напряжение. Юноша слышит биение своего сердца. Мозг работает усиленно. В какую игру втянут Марек? Это тоже часть борьбы, которая вот-вот начнется. И это будут не только боевые сражения, это будет борьба идей.

Они едут в Одржепес, когда уже смеркается. У низкого домика с соломенной крышей, на которой лежит слой снега, соскакивают с коней. Марек входит в дом первым. За ним протискиваются два воина. Они остаются в сенях, где расположен очаг, потому что в комнату войти уже невозможно – она ужасно маленькая. Утрамбованный земляной пол, бревенчатый потолок, стол с перекрещенными ножками, сундук, постель. Два подслеповатых окошка. Свет в комнату едва проникает, но портной работает у стола, словно над ним горит люстра.

Марек подавляет в себе удивление. По его представлениям, человек с еретическими идеями должен быть строптив душой, уродлив, морщинист и волосат. Но от стола, где было расстелено сукно, к нему обратилось молодое лицо с ржаной бородкой и высоким лбом. Портной молчит, но видно, что он не напуган. Тишину нарушает Марек:

– Как твое имя?

– Ян Кржижковский.

– Ты еретик? – недоумевает Марек. Ему кажется неправдоподобным, что такой человек может быть еретиком. Лучше бы это было неправдой.

– Я верю в бога, господин, – тихо отвечает портной.

– Я не судья тебе, – беспокойно замечает Марек.

– Я пришел к познанию, что Христос был человеком. И не могу оставить это познание только для себя. – Он должен объявить о своем открытии каждому, кого видит.

– Так, значит, это ты, – ворчит разочарованно Марек.

– Разве я грешу, когда шью куртку? – начинает портной необычный диспут.

– Нет, – отвечает беспокойно Марек.

– Грешу, когда ем?

– Нет.

– Грешу, когда думаю?

– Наверное, нет, – отвечает неуверенно Марек.

И он любит обращаться к разуму, но размышления на темы религиозные ему кажутся бессмысленными. Он поставил между собой и религией стеклянную стену. Да, он поклоняется богу, но в вероучении менять ничего не хочет, потому что это его не интересует. Ему мстит суровое религиозное воспитание в детстве – из одной крайности бросает его в другую.

– Вот видите, – улыбается портной, – я еретик только потому, что думаю? Я еретик, если прихожу к новому познанию?

– Я не судья тебе, – повторяет Марек неохотно.

– Вы пришли за мной? – спрашивает портной.

– Да, – кивает Марек. – Может быть, тебя будут судить за оскорбление бога.

– Бог может покарать сам. Ему не нужен для этого земной суд.

– Значит, за оскорбление церкви.

– Это уже нечто иное, – допускает маленький портной. – Сейчас надену жилет и иду с вами.

В это время в комнату влетает молодая женщина и с криком выдергивает у портного из рук жилет, подшитый кроличьим мехом. На женщине платье из цветного полотна, лицо ее розово. Она охраняет не Христа, она охраняет своего мужа. Она не хочет, чтобы он ушел с вооруженными людьми. Чувствует опасность. Воинам приходится ее попридержать, чтобы портной мог выйти из дому. Женщина голосит, ругается и богохульствует. Мир в эти минуты кажется ей отвратительным.

Марек в смятении. Кто на этом свете мудр? Пан Иржи? Портной Кржижковский? Его жена? Кто из них прав? Пожалуй, никто. Судя по всему, свет не такой, каким он должен быть. Как Марек выдержит все превратности?

Тюремщик Вацлав Груза, принимая молодого портного, делает одно-единственное замечание:

– Кто попал в эту башню, тому уже не до разговоров.

Марек дрожит, словно его за горло схватила смерть. А смерть и в самом деле гуляет по Подебрадам. И очень уж странная, очень уж бесшабашная смерть. Уносит она человеческие жизни мгновенно, а потом буйно несется дальше. Некоторые охотно уклонились бы от нее. Но именно против них она и имеет зуб. Она по-своему даже хорошо относится к людям. Доказывает своим жертвам, что быстрая смерть – это немалое преимущество. Но и для этого у нее не остается времени.

Сегодняшней морозной ночью она схватила пана Иеронима Ваха. К утру его тело остыло, а душа отправилась в путь, лишь одной ей ведомый, порвав все нити, связывающие ее с жизнью и с торговлей. Но из-за этого Вах не лишился уважения. После такой нелегкой и осторожной жизни он мог себе позволить внезапную смерть. Он ее заслужил. Пан Вах ухаживал за своим торговым делом, как за садом. Оно, пожалуй, будет скорбеть больше всех.

Вечером на погребальной мессе в подебрадском костеле собираются только самые близкие. Пан Иржи с пани Кунгутой, Ян Пардус из Горки и три начальника дружин из соседних замков, староста с избранными коншелами[8]8
  Присяжный член городского совета, избранный из старожилов, член магистрата.


[Закрыть], несколько купцов, среди них Михал из Канька, и два священника-подобоя. Они стоят вокруг гроба, покрытого черным венецианским бархатом, на котором серебром вышита чаша. В ногах покойного стоит пани Алена. Склонилась над гробом, оградив себя от остальных стеной печали. На вдовство она обрекла себя заранее, ведь муж был вдвое старше ее, так что теперешняя ее печаль в какой-то степени сладостна. Пани Алена в черном траурном одеянии, лишь круглые зерна халцедона на четках, висящих у пояса, светлые.

Здесь царствует печаль, хотя никто особенно не скорбит. Все соответствует обряду: и звон колоколов, и псалмы, которые произносят губы священников, и заунывная мелодия, которую исполняют флейтисты. Вечерняя тьма скрывает выражение лиц. Огни процессии не ярки. Люди безмолвны. Каждый чувствует пропасть между жизнью и смертью.

Марек стоит позади, под хорами. Он внешне сдержан, хотя не безучастен. Думает о пане Иерониме с благодарностью и равнодушие погребального обряда воспринимает с огорчением. Желает мира праху пана Иеронима. Что ждет его в каменной могиле подебрадского храма? Мрак и молчание. Как странно, что каждый в конце концов должен отправиться в землю. Только свою собственную смерть Марек не представляет. Ему кажется, она где-то очень далеко.

Наконец гроб исчезает в темпом провале, каменная плита пола ложится на свое место. Люди снова оживляются и возвращаются к обычным своим мыслям и заботам. Оставляют мертвых заниматься в своих укрытиях тем, чем им положено, а сами выходят из костела в морозную ночь.

Марек подходит к отцу. Михал молчит. Потом говорит со вздохом:

– Покойников что-то становится больше, чем живых. И отчего это мрет народ?

– Я этого не заметил, – откликается Марек.

– Верю, – соглашается пан Михал и тут же меняет тему разговора: – Ты не представляешь, как пани Иоганна на тебя зла. Видеть тебя не желает.

– Почему?

– Потому, что ты оставил в девках ее двоюродную сестру. Забыл об этом?

– Но ты же одобрил мое решение.

– Но я не одобряю, если ты вообще не женишься.

– У меня еще есть время.

– Только время и ничего другого.

– Этого недостаточно?

– Недостаточно, – говорит пан Михал резко. – Ты должен не упустить подходящего случая. Ты красивый юноша, и у тебя есть будущее. – Очевидно, отец пытается разжечь самолюбие Марека.

– У меня есть свое представление о будущем.

– Посмотри на пани Алену, – выкладывает свои соображения Михал. – Она довольно молодо выглядит, богаче, чем владелец вашего замка, и очень умна. Кто-то должен теперь ее утешать. Ты об этом не подумал?

– Нет.

– Почему? Пани Алена долго не состарится. Поверь мне.

– Я должен спросить свое сердце.

– Так не забудь его спросить.

– Не забуду, отец.

– Ты должен быть разумным, Марек, – говорит пан Михал голосом, в котором слышны нотки доверительности. – Твой долг пану Иерониму я еще не заплатил. Пани Алене ты о нем и не заикайся. Если сама не спросит.

– Хорошо, отец, не скажу, – отвечает Марек и прощается с отцом в смятении. Так ведет себя каждый купец? Наверное, да. Однако Марека беспокоит сейчас другая мысль. Родители одержимы стремлением женить своих сыновей и выдавать замуж дочерей. Может быть, и Андела страдает так же, как он? Не подбирают ли родители ей жениха? Не услышит ли он однажды, что Андела уже замужем?

Мысль об этом невыносима. Из-за нее Марек в эту тягостную, студеную ночь совсем не уснул.

Умер не только пан Иероним Вах. Неожиданно смерть унесла еще троих. Они не были так знамениты, как пан Иероним, и имена их не попали бы в летописи, если бы не их странная смерть; заболев, они лежали без сознания, их лица стали неузнаваемыми, тела скрючились – и, наконец, смерть. Такое случается. Но четверо сразу? Не чума ли это? Ощущение страшной опасности охватывает горожан. Особенно зажиточных. Еще бы, их жизнь ценнее. Они ошеломлены и растерянны, они потеряли аппетит. Мясо кажется им необычно красным, хлеб кислым, вино пахнет плесенью. Рынки закрываются, парочки ходят на расстоянии друг от друга, люди забивают окна. Костел пуст, кажется, что его покинул даже бог.

Пани Кунгута с детьми спешно уезжает в отдаленный замок Мыдловар. Это пан Иржи пожелал, чтобы его семья находилась в безопасности. Сам он не решается удалиться из Подебрад. Как истинный господин подебрадского княжества, он не имеет права бояться даже чумы. Иначе бы прилив жизни в городе сменился отливом. А этого пан Иржи не допустит. Он должен поддерживать в людях уверенность, что и в Подебрадах можно остаться в живых.

Экипаж пани Кунгуты сопровождает вооруженный отряд, которым командует Марек. Видно, он пользуется особым доверием своего пана. Но Марек едет в Мыдловар без радости. Он не знает, что он еще может делать, кроме как слушаться. Ему жаль пани Кунгуту, которая преждевременно потеряла последнего ребенка. Она кажется Мареку бледной, притихшей и, пожалуй, удивленной. Смотрит с каким-то недоверием на голые ветви деревьев и на примятый снег, который удерживается только благодаря ночным заморозкам. Мартовское солнце еще не может с ним справиться.

Замок Мыдловар выглядит более хмурым, но и более величественным, чем прежде. Кажется, что он царит над всей окружающей природой. Мартовские тучи покрывают небо над замком и нагоняют уныние. Пан Ярослав из Мечкова не поддается унылому настроению. Но пани Поликсена боится привидений и часто плачет. Слезы приносят ей облегчение. Она тревожно вглядывается в лица своих гостей, молится, перебирая четки. Подолгу сидит у камина, помешивая угли.

У Марека комната, соответствующая дворянскому званию: постель с пологом, полка для посуды, шкаф из кленового дерева, две скамьи. Одна для него, другая для гостей. Он чувствует потребность в деятельности: умывается, переодевается в более легкое платье – словом, ведет себя как настоящий мужчина. Сюда не проникает зеленый свет, как тогда, летом. Небо скорее серое – или желтое, когда его подкрасит солнце.

Марек выходит из комнаты, и воображение его пробуждается. Всюду он видит Анделу: вот она проходит коридором, садится за стол, выходит во двор, едет верхом, говорит или молчит, смотрит то удивленно, то сдержанно, словно хочет уберечь себя от чего-то, то смеется, то вдруг гасит свой смех. Почему у него перед глазами все время Андела? Что это? Любовь? Да, это любовь. Только теперь она окружена зимой, снегом, сыростью, голыми деревьями, красным солнцем, пламенем горящих поленьев и лицами чужих людей. Ему до боли недостает Анделы. И тем не менее Марек должен привыкнуть к ее отсутствию. Времени для этого у него будет много.

Пани Кунгута кажется довольной: она и ее дети в безопасности. С одной стороны ее охраняет Лаба, с другой – Марек и пан Ярослав. Марек старается говорить своим обычным голосом, и ему это удается. На самом же деле это только эхо его голоса.

В эти дни покинутости и одиночества неожиданно приезжает Дивиш. Он весь сияет новизной, внутренний огонь озаряет его. На нем тонкий бархат, на шее кружево, штаны из тонкой выделанной кожи, плащ подбит куньим мехом, на берете перо хищной птицы. А в душе жар, который согревает не только самого Дивиша – он мог бы растопить даже снег. Дивиш выглядит как настоящий жених. Марек должен это признать. Признает это и пани Кунгута, которую Дивиш приглашает к себе на свадьбу. Когда она состоится? 21 апреля в доме Валечовских в Праге. Приглашение принимают пан и пани из Мечкова, а что приедет Марек – это само собой разумеется. Какая же свадьба, если на ней не будет лучшего друга? Это просто невозможно!

Марек все понимает и прямо в рот смотрит Дивишу: не привез ли он весточку от Анделы? Но у того смеются глаза и губы, а об Анделе он не обмолвился ни словом. В замке сразу все повеселели. За ужином подают вино. Как и прежде, пан Ярослав бросает нож в цель, а Дивиш выпускает стрелу. Только Марек отказывается играть на лютне, внутренне все в нем протестует. Да и мелодию он, наверное, не вспомнил бы. Наконец наступает момент, когда Мареку удается поговорить с Дивишем.

– Что нового в Праге? – спрашивает он шепотом, под Прагой он разумеет Анделу.

– Мне кажется, женщины в Праге за последние два года похудели, – отвечает Дивиш вроде бы серьезно, но глаза его смеются.

– Ты смотришь на других женщин, когда собираешься жениться на Бланке? – хмурится Марек.

– Конечно. Супружество не имеет ничего общего с верностью.

– И любовь тоже?

– Для кого как, – смеется Дивиш. – Для тебя да, для меня нет.

– Я еще подумаю, идти ли на свадьбу к такому жениху, – отвечает Марек.

Он встает из-за стола и как сомнамбула направляется в коридор, спускается по лестнице, открывает двери и выходит во двор на мороз. Месяц улыбается ему, свежий воздух воскрешает его, но Мареку не хочется возвращаться к жизни. Сегодня душа его особенно ранима. Он ждет известий об Анделе, а получает удар дубинкой. И все же Дивиш что-то знает об Анделе. Любовь для Дивиша – это что-то мгновенное, как вихрь, жгучее, как пламя, быстрое, как молния, и притом путаное и не поддающееся объяснению. Может ли в таком случае Дивиш жениться? Наверное, может, допускает Марек. Каким будет это супружество? Кто знает? Марек приходит в себя. Замечает сияющий месяц, который как раз показывается из-за сплетенных ветвей, возвышающихся над стенами замка. Это восхитительное зрелище. Наверное, вот так же было здесь в давние языческие времена.

– Марек, – слышит он знакомый голос. Это Дивиш.

– Чего тебе?

– У меня к тебе поручение от Анделы.

– Ты разговаривал с ней?

– Нет, мне его передала Бланка.

– Я жду целый вечер, а ты и словечка не вымолвишь, – упрекает его Марек.

– Андела получила твою записку.

– Это я давно знаю.

– Но не знаешь ее ответа.

– Этого я не знаю. – От нетерпения Марек кусает губы.

– Она сказала, что никогда не выйдет замуж ни за кого другого.

– Это ее слова?

Марек волнуется. В нем просыпается вера в чудо. Его то заливает жар, то пробирает холод. Марек словно обретает невесомость, еще миг – и он вознесется на небо.

– Да, – кивает Дивиш. Куда девалось его фанфаронство? Стоит здесь друг, который понимает, что прикоснулся к чему-то такому, что стоит жизни и смерти.

– И больше ничего не сказала?

– Она дала Бланке перстень, чтобы ты вернул его Шимону из Стражнице. Ее отец обещал выдать Анделу за Шимона, когда ей было двенадцать лет. Андела расторгает эту помолвку.

Марек молча берет перстень с двумя жемчужинами и сует в карман. Даже не смотрит на него. Он чувствует: произошло что-то такое, ради чего стоит жить. Что-то неожиданное и захватывающее, для других людей незаметное, безразличное, но для него означающее возрождение. Он раскален добела, нервы напряжены, разум готов к действию. Он должен восстать против традиций своей эпохи: бороться за Анделу и за то, чтобы остаться самим собой. Он знает только одно: Андела согласна быть рядом с ним. Что ждет их впереди? То, чего сами сумеют добиться.

– Видишь месяц? – спрашивает Дивиш. – Для кого он светит сегодня?

– Ты этого не знаешь? – улыбается наконец Марек. – Для нас с тобой.

Теперь Марек думает только об одном: что делать с перстнем? В первый момент, опьяненный счастьем, он забыл о нем, но сейчас постоянно возвращается к нему. Рассматривает его, заглядывает внутрь, надевает на мизинец, прикрывает жемчужины от света рукой, чтобы они не сверкали. Он относится к перстню, как к живому существу. Иногда Марек на него сердится, и тогда перстень становится совсем другим – большим, надменным. Марек вдруг понимает, что сопротивление Анделы вначале их влюбленности не было таким уж неосознанным. Она, конечно, думала о Шимоне из Стражнице как о своем женихе и будущем муже. В Подебрадах, когда Марек обнимал ее, она была в смятении, потому что была связана долгом. Теперь, в Роуднице, она спокойно все обдумала, и это придало ей сил. Андела вопреки воле отца решила нарушить помолвку.

В Мареке пробуждается ревность. Ему уже недостаточно, что Андела разрубила узел, что передала ему слова: «Не выйду ни за кого другого. Только за Марека». Какое это прекрасное чувство: быть уверенным. Свободно дышать, слышать биение своего сердца – жить... Но прежде чем жизнь станет ясной, как солнце, должна разразиться буря. Ведь воспоминания могут быть такими мучительными, что хочется от них избавиться. Поэтому Андела посылает перстень именно Мареку. Это может иметь двоякое значение: иди и верни перстень. Или – иди и бейся. За Анделу. И не только за Анделу, думает Марек. И за Регину. За сломанное ребро. И прежде всего за будущее безоблачное счастье.

«Это для меня испытание, – размышляет Марек. – Но я не должен слишком предаваться счастью и готовить себя к райской жизни. Существует еще и ад. Этот проклятый висельник еще не знает силы моего меча. Если я с ним не сведу счеты, то никогда не смогу жить спокойно. Я буду презирать себя».

Кажется, мстительный библейский бог поддерживает Марека. Сидит на небесах в ниспадающем одеянии с тугими складками и кивает бородатой головой. Поднимает руку и величественным жестом устраняет препятствия, позволяя Мареку выполнить свое намерение.

Приходит известие, что чума в Подебрадах не задержалась. Загубила несколько жертв и пошла дальше. Опасность миновала: пани Кунгута с детьми может возвращаться. Пан Иржи нетерпелив. События торопят его. Обрушиваются, как поток. Хотят все заполонить. Подебрадский пан насторожен. Местная тактика в своих владениях заменяется высшей стратегией во всем государстве. И поэтому пан Иржи хочет видеть свою семью дома. Только имея за спиной надежный дом, он может спокойно шагнуть в обширные пространства чешской земли.