Текст книги "Преклони предо мною колена"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Андела перехватывает его улыбку. Ее глаза спрашивают: я тебе нравлюсь? Никто не сравнится с тобой, – взглядом отвечает Марек. Он прав. Андела сегодня в темных и золотых тонах. Каштановые волосы, глубокие глаза, золото желтого атласа и тонкая сетка на волосах. Я преклоняюсь перед тобой, – говорят глаза Марека. Его не узнать. Сегодня он счастлив.

Встает пан Ванек Валечовский и приветствует гостей. Сначала на латыни, потом по-чешски. Это человек образованный и ироничный, воспитанный за границей. Он говорит остроумно и в то же время любезно. Своим выразительным красноречием может убедить слушателей в чем хочет. Сейчас в нескольких фразах он выражает хорошее настроение всего зала. Гостей захватывает волна радостных чувств. Марек восторженно слушает его. Ему нравится пан Ванек: задумчивое лицо, обрамленное бородкой, глаза полны огня, жесты сдержанны.

Начинается пиршество. Кушанья следуют длинной чередой: фаршированные яйца, заливной лосось, жареный угорь, жареные павлины, начиненные паштетом, окорока серны в вине, ломтики сыра, пироги и пышки, пряники с медом, сушеные фрукты, орехи. Множество напитков: вина белые и красные, пиво и вода.

Марек оглядывает всех. Гости едят, оживленно беседуя. Глаза у всех блестят. Не слезы ли это? Нет, они веселы. И у пана Иржи довольный вид. И это понятно: вокруг него – преданные ему люди.

Марек думает: что самое главное в характере пана Иржи? Скорее всего, трезвость мысли и спокойствие. Но пан Иржи ни в коем случае не хочет быть той стороной, которая терпит поражение. Тщеславие заставляет его стремиться к власти. Марек доволен тем, что соединил свою судьбу с судьбой пана Иржи. Делясь своими мыслями с Анделой, он бросает взгляд на противоположную сторону стола и с благодарностью обнаруживает понимание.

Жизнь – это мгновение. И нельзя прожить ее бездумно и легко. Нужно иметь цель. И помнить о том, что рядом со счастьем рука об руку идет и страдание. Марек поражается. Почему его любви сопутствует печаль? Он спрашивает взглядом Анделу, но теперь она его не понимает. Не разделяет его печали. Скорее, опровергает. Марек пьет и думает, что Андела всегда знает, как ему помочь.

Пан Ванек из Милетинка попадает на свадьбу сына в поздний час. Он пропустил ужин, но на свадебном церковном обряде в храме девы Марии у Тына присутствует. Почему он опоздал? Его задержала стража у Поржичских ворот. Съезд панов-чашников кажется им подозрительным. Он и убеждал их, и объяснял им довольно долго, пока наконец его не пропустили. Пан Ванек обходит стол и обнимается с каждым. Со знакомым и незнакомым. На радостях он даже не узнает Марека.

Перед полуночью пан Ванек Валечовский организует нечто вроде свадебного шествия. Впереди жених с невестой, за ними родители и ближайшие друзья. Среди них пан Иржи с пани Кунгутой, гетман Пардус, Марек с Анделой. На улице их окружает группа вооруженных людей. Из-за чего? Нигде никого нет. Лишь где-то вдали надрываются пьяные голоса. На небе поблескивает несколько одиноких звезд.

Процессия в молчании движется по Длоугой улице. В свете факелов колеблются окружающие дома. Жизнь вдруг кажется призрачной и непрочной. Марек испуганно берет Анделу за руку и слегка пожимает ее. Андела отвечает на пожатие, словно говорит: «Все в порядке». На Тынской улице возникают какие-то тени. Марек притягивает Анделу к себе, чтобы не потерять ее. Что, если она смешается с тенями и растворится во тьме? Но Андела спокойна, она чувствует себя в безопасности.

Они останавливаются только в храме, перед ведущими к алтарю ступенями. Так тихо, что пламя свечей не колышется. Светлые круги от свечей – дальше темнота. Покашливание, шарканье ног. Тишина.

К жениху и невесте подходят три священника в черных сутанах и белых стихарях. Один из них подебрадский священник Ян Маха. Он поет хорал. Остальные вторят ему. Поют выразительно, с чувством, ибо все присутствующие в костеле ощущают себя потомками гуситов. Бог им близок, и совесть их чиста.

Священник Ян Маха совершает свадебный обряд. Его бархатный голос проникновенно произносит предписанные обрядом слова. Все с благоговением внимают, отрешившись от мирской суеты.

– Это и про нас, – шепчет сзади Марек и пожимает Анделе руку.

– Да, – тихо отвечает Андела.

Произнесены супружеские клятвы. С этой минуты Дивиш и Бланка принадлежат друг другу. Снова звучит хорал. В нем человеческая тоска и безграничная вера в бога.

Марек и Андела молчат. Губы их не шевелятся.

– Ты устала? – спрашивает тихо Марек.

– Немножко, – отвечает Андела. Столько волнений сразу нахлынуло на нее. Ничего похожего она никогда не испытывала.

В городе все подчинено веселью. Именно молодежь составляет общество, которое завладело жизнью. Дивиш и Бланка быстро приноравливаются к этому веселью.

Дивиш глядит победителем и ни в чем себе не отказывает, осуществляет каждое свое желание. Бланка выбрала для себя определенный стиль: быть веселой и безупречной женой. Они с Анделой очень разные. Но это только укрепляет их дружбу.

Молодожены часто зовут Анделу на послеобеденные прогулки. И каждый раз заезжают за Мареком. Ян Пардус прикрывает свой строгий глаз и открывает только второй – снисходительный. Пусть Марек развлечется, чудесным староместским дням скоро придет конец.

В воскресенье они отправляются в последний раз через Влтаву на Малую Страну и потом вверх Страговской улицей на Град. Анделе пора возвращаться в Роуднице. Это прощальная прогулка.

Экипаж трясется по неровной дороге, ездовые погоняют коней, апрельское солнце в сером небе словно покрыто пылью. Град, кажется, совсем близко. Но это не так. Шпиль храма святого Вита так высок, что недоступен глазу.

Как развлекается молодежь в экипаже? То рассказывает разные истории, то смеется, то вдруг затихает, и пары отчуждаются, молча одаривают друг друга фейерверком любовных искр. Марек пытается проникнуть во внутренний мир Анделы, найти в ней скрытую искру, золотую жилу, секретный ключик, которым отпирают мир. Она своеобразна. Это значит, что она больше, чем красива.

В храме святого Вита они слышат голос, раздающийся сверху: возлюбленные, молитесь! И они шепчут слова молитвы и стремятся подчиниться чувствам, переносящим их в мир неземной силы. Руки ищут друг друга, глаза горят. Наконец земные страсти оставляют их, молодые пары покорены тайной печалью и потому спешат покинуть возвышенный храм – дом господа.

Они отправляются в лес на Петршине. Там снова разделяются на пары. Бланка ищет первые фиалки, Андела мечтательно смотрит на едва распустившиеся листочки. Вот так и их любовь – переживает первую настоящую весну. Эта весна принадлежит ей – Анделе.

А Марека волнует совсем другое. Губы Анделы. Он весь охвачен трепетным волнением.

– Сколько раз я тебя поцеловал? – шепчет Марек.

– Десять, – отвечает Андела.

– Это мало.

– Двадцать.

– Это уже лучше, – улыбается Марек. – А сколько раз я тебя еще поцелую?

– Я умею считать только до двадцати, – сопротивляется Андела и пытается завести разговор о будущем. Она знает, что им предстоит пройти долгий жизненный путь. Она не хочет пройти этот путь одна. Хочет опираться только на Марека. Ни на кого другого. Она призналась уже своей матери, и та ее понимает. Возвратила перстень Шимону с ее ведома. С ее одобрения будет ждать Марека, когда он сможет предстать перед ее отцом. А пока пусть потерпит, сейчас лучше не подступаться к Яну Смиржицкому. Он раздражен. Его угнетает сознание своего бессилия. На Иржи из Подебрад в нем зреет злоба, которую он пока скрывает с великим трудом. Вероятно, он завидует сопернику, укрепившему свою власть в восточночешских землях. Не дай бог, чтобы злоба его переросла в ненависть.

Марек слушает, он ошеломлен. Видит, что Андела более осторожна, чем он думал. Марек не хочет, чтобы случилось непоправимое. Оба должны ждать благоприятной минуты. К Яну Смиржицкому можно будет подступиться только тогда, когда Марек достигнет такого звания, которое даст ему право претендовать на руку Анделы.

Может ли Марек быть счастлив без Анделы? Зачем ему оглядываться назад? Зачем ему заглядывать в будущее? Он может быть счастлив только сегодня. Им овладевает сладкое томление.

Он обнимает Анделу, и это дает ему веру в то, что мечты осуществятся.

Дом Бочека устроен так, словно предназначен для деловых встреч и тайных сборищ. Двор кишмя кишит неизвестными людьми. Одни толпятся группками, другие уходят и приходят. Иногда в масках, иногда с открытыми лицами. Но прежде чем проскользнуть в ворота, всякий оглядывается по сторонам. Не видит ли его кто-нибудь? Они уверены, что их не видит никто. Называют пароль, и стража без задержки их пропускает. Кто эти люди? Провозвестники будущего? Мареку неведомо, потому что пан Иржи никому ничего не объясняет.

Однажды под вечер к Мареку приводят двух молодых мужчин в черных масках. Они не назвали пароля. Один из них снимает маску. Мареку улыбается знакомое лицо – Дивиш из Милетинка.

– Что случилось? – взволнованно спрашивает Марек.

– Ты не понимаешь? – вопросом отвечает Дивиш и отводит Марека в сторону.

– К чему этот маскарад? – недоумевает Марек, не сводя глаз с другого посетителя, молодость которого не может скрыть маска.

– Мы подготавливаем перемену в образе мыслей.

– Не понимаю.

– Ты все такой же, – смеется Дивиш. – Пан Иржи должен повернуть события себе на пользу. А что для этого нужно? Обещания, будущее расположение, уступки, иногда деньги.

– Разве мы недостаточно сильны? – краснея, говорит Марек. Долгие переговоры пана Иржи с купцами ему не по душе.

– Наверное, нет, – пожимает плечами Дивиш. Однако и он удивлен тактикой пана Иржи: его умением использовать дипломатические ходы, терпеливостью в переговорах, остроумием, порой и лестью, знанием людей и обстоятельств.

– Ну, идите, – отпускает их Марек.

– Пан Иржи скоро станет надеждой Праги, – шепчет ему Дивиш. Он берет под руку своего спутника в маске и увлекает его за собой во двор.

Марек долго смотрит им вслед, хотя они уже скрылись за ближайшим углом. Он чувствует, что развертывается большая игра. Шахматная доска приготовлена, не расставлены еще кое-какие фигуры. Король размышляет, пешки ищут наиболее удобные позиции.

1 мая 1448 года. На Староместском рынке собирается процессия для встречи кардинала Карвайала. Пан Иржи остается дома, Ян Пардус тоже. Отряд подебрадской конницы ведет Марек из Тынца. Герольд пражской общины показывает им место у арки тынской школы. Еще вчера здесь стояли рыбные ларьки с ушатами и корытами, полными карпов и щук. Сегодня тут пусто. Грязь тщательно выскребли и всюду посыпали песком.

Марек смотрит вокруг. Его панцирь блестит, глаза из-под шлема глядят строго. Кони помахивают головами и гарцуют на месте. В руках подебрадского знаменосца трепещет флаг с кунштатской эмблемой. Солнце ярко сияет. Оно освещает не только верхушки домов, но и проникает вниз, в тесные улочки, поблескивает на седлах лошадей и шлемах всадников.

Слева от отряда Марека разместилась конница пана Зденека из Штернберка, справа выстраивается группа колинского пана Бедржиха из Стражнице. Марек нарочито их не замечает. Он смотрит на павлинов, которые прогуливаются по крыше дома, расположенного недалеко от ратуши. Чтобы скоротать время, он объезжает свой отряд и теснит лошадью зевак, которые проникают на площадь из арок домов, находящихся около тынского костела. Это бродяги, комедианты, проститутки, лавочники, бездельники.

Впереди процессии стоят готовые к приветствию цехи. Под тринадцатью хоругвями сорок два ремесленных цеха. Они выглядят не так уж мирно. Мясники с огромными топорами на плечах, оружейники с мечами, арбалетчики с арбалетами. В центре площади – коншелы в беретах, распахнутых шубах, отороченных дорогими мехами, в башмаках из тонкой цветной кожи. Не осталось и следа от гуситской простоты. Бог на некоторое время перестал быть строгим. Может, и на небе теперь более свободные нравы. Может, и сам господин небесный принарядился так, чтобы подчеркнуть свое превосходство. И об этом, конечно, знают католические священники, которые стоят недалеко от ратуши. Они облачены в самые дорогие церковные одеяния, расшитые исключительно золотом. Священники-подобои, напротив, видно, плохо осведомлены о новом настроении на небесах. Все как один одеты в черные сутаны и белые стихари. Ученые паны, тонкие знатоки Писания, лиценциаты, бакалавры и магистры свободных искусств в черных туниках. Цвет одежды должен, по их мнению, подчеркивать возвышенность мыслей.

Зазвучали трубы. Площадь замирает. Ожидание сменяется напряжением. Процессия вот-вот тронется в путь. Главный герольд вызывает отряды и представителей цехов, указывает место в процессии, которая пройдет через ворота святого Гавла на Конский рынок, потом повернет направо, мимо монастыря на Слованах, затем через Вишеградские ворота и Панкрацкую равнину в деревню Крч, где будет проходить церемония приветствия кардинала.

Ноги коней и людей приходят в движение. Люди сыты и нетерпеливы. Кони соскучились по галопу. Радостное возбуждение. Словно вместе с кардиналом должна прийти новая жизнь. Примирение с всемогущей католической церковью уже близко. Государство дождется лучших дней. Пражане хотят немногого: подтверждения компактатов[10]10
  Компактаты – соглашения. В 1433 г. Базельский собор разрешил чехам причастие под обоими видами (вином из чаши, как у православных, и облатками, как у католиков) и номинально признал свободу проповеди «божьего слова» – т. е. учения Евангелия о воздержании от благ мирских, секуляризацию церковных земель и преследование «смертных грехов», особенно у служителей церкви. Однако к этим трем пунктам было сделано много поправок и оговорок. Католическая церковь стремилась уничтожить привилегии, данные Базельским собором. Чехи-протестанты (чашники) хотели иметь своего архиепископа, некатолика.


[Закрыть] и посвящения архиепископа. После этого они будут довольны завтрашним днем. История в лице кардинала провозглашает взаимопонимание, новое равновесие, до сих пор невиданный расцвет мира.

Легкая конница замыкает шествие. Герольд называет имя Марека из Тынца и сразу же за ним Шимона из Стражнице. Марек бледнеет. Шимон краснеет и оттопыривает губы. Они как бы невзначай окидывают друг друга неприязненными взглядами. Они ничего не хотят скрывать и ничего не забывают. Знают друг о друге все. Из этого соседства ничего хорошего не выйдет.

В последнюю минуту перед тем, как конница двинулась, к Мареку присоединяется Дивиш из Милетинка. Он обрушивает на Марека водопад слов, выражая свои чувства. Мареку сейчас особенно дорога дружба Дивиша. Он понукает коня и поднимает голову с гордостью и достоинством своих двадцати лет. Он не думает о жизни и смерти. Важно, что он с высоко поднятой головой.

Шимон подъезжает к Мареку на Панкрацкой равнине, когда они минуют костел святого Панкраца. Он использует момент, когда Дивиш чуть задерживается, подтягивая у своего вороного подпругу.

Марек пугается, но голову не опускает. Совсем близко видит он жестокое и насмешливое лицо своего давнишнего противника: серые, не затененные ресницами глаза, которые смотрят с пренебрежением, вывернутые губы, массивный подбородок. Кровь приливает к сердцу Марека и тут же отливает. Он ни минуты не сомневается: они будут упорно искать ссоры до тех пор, пока одни из них не будет убит. Кто-то уже сейчас должен приготовиться к смерти.

– Ты меня знаешь? – Шимон стегает словами, как бичом.

– Да, – звучит твердый ответ Марека.

– Нам нужно кое-что решить.

– Да, – соглашается Марек без колебаний.

– Видишь те старые дубы? – Шимон показывает на группу дубов с новой свежей листвой.

Дубы окаймляют поляну. Сквозь них ничего не видно. Окруженные кустарником, в ландшафт вписываются три молодые березки. Дубы есть дубы, собираются стоять здесь не одно столетие.

– На обратном пути там встретимся, – подтверждает Марек.

– С одинаковым оружием.

– С мечами, – уточняет Марек, и Шимон отъезжает, не поклонившись.

Наверное, он уже считает своего противника мертвым. Немного преждевременно. Марек смотрит вслед Шимону, и все его существо возмущается. Он обрушится на Шимона как смерч. Меч Марека вонзится в его каменное сердце. За Регину, за Анделу и за себя. Теперь Шимону не уйти от расплаты.

– Кто это? – спрашивает Марека Дивиш.

– Даже не знаю, – пытается увернуться Марек.

– Чего он хотел?

– Спрашивал, где Крч, – рассеянно улыбается Марек. – Хотел узнать, где Крч.

– А-а, – произносит Дивиш и недоверчиво смотрит на Марека, который не только но умеет лгать, но не может даже отговориться.

В Крче Марек ждет прибытия кардинала Карвайала в строю. Но мысли его далеко. Он думает о своей жизни, о том, что прожитые двадцать лет – это лишь эскиз, который теперь нужно доработать. Предположения нужно превратить в уверенность. Желания в действительность. Враждебность в ненависть, твердую, как алмаз.

Три часа пополудни. Кардинал Карвайал прибывает вместе с паном Олдржихом из Рожемберка и его тремя сыновьями и паном Менгартом из Градца, который выехал навстречу знатному гостю к самому Бенешову. Сопровождают их пять вооруженных всадников.

Пражские коншелы низко кланяются, иные становятся на колени прямо в дорожную пыль. Каноники капитула святого Вита нерешительно переминаются с ноги на ногу. Священники-подобои стоят, будто вытесаны из дерева. Но церковный гимн «Да пребудет имя твое, отче наш» словно всех соединяет. Пан Пешик из Кунвальда приветствует посланца церкви звучной латынью, кардинал певуче ответствует ему. Лицо у него такое, что Мареку приходит в голову: кардиналу ведомы и небо и ад.

Он и в самом деле держит себя так, словно он посланец не только папы римского, но самого господа бога. Потому и глядит с усмешкой. В этой усмешке и его отвращение к еретикам, и уверенность: в Чехии нет ничего такого, что могло бы подорвать авторитет святой римской церкви, ослабить ее истинную веру и затмить ее блеск.

Кардинал отказывается от золоченой кареты, которую привезли сюда из Праги еще утром, и садится на мула. Коншелы простирают над кардиналом красный балдахин, и мул с кардиналом трогается по направлению к городу. Подобно тому как когда-то Иисус Христос въезжал на ослице в Иерусалим, посланец папы собирается въехать в Прагу. Просто и торжественно. Только Иисус был Иисусом, тогда как кардинал больше напоминает римского императора. Иисус хотел указать городу, что нужно для спасения, а кардинал своим необычным въездом, пожалуй, угрожает. Если Прага не отречется от ереси, она будет окружена валами и сжата со всех сторон. Не останется от нее камня на камне, потому что не поняла вовремя миссию кардинала.

Таково символическое значение этой минуты, но мало кто об этом догадывается. Сейчас все отдают предпочтение надежде.

Марек же думает совсем о другом.

Машинально Марек следует за четко очерченной мужской тенью. Словно кто-то нашептывает ему приказ. Вот они миновали буковую рощу, потом три березки и одинокую сосну. Останавливаются у трех огромных дубов, под тенью их пышных крон даже днем на траве держится роса. Тихая просека. Сюда не доходит ни звука из окружающего мира, разве только их слабые отголоски. Литания, которую поет религиозная процессия, долетает сюда, как шепот умирающего. Здесь так тихо и безлюдно, что лучшего места для поединка не найти. Противников ничто не потревожит.

Оба в напряжении. Ставят коней друг против друга. Шимон из Стражнице и Марек из Тынца. И кони их чуют опасность. Уже где-то рядом бродит смерть. Кого-то из них она, конечно, подстерегает. Чего она хочет? Попугать соперников? Или только подразнить их?

Шимон выхватывает меч, но и Марек не медлит. У Марека сомнений больше нет. Остается лишь настороженная душа и меч. Два воина, которые все поставили на карту. Марек видит, что соперник силен, чувствует его железную волю. Понимает, что его может спасти только ярость, иначе его теплая кровь смешается с ночной холодной росой.

Андела! И этот жестокий человек хотел заполучить ее на всю жизнь! Сломать ее! Овладеть ее нежностью! Уничтожить ее своей дикостью! Чувства Марека обостряются, кровь бушует в теле, он горячится, острие меча беспокойно дрожит. Сейчас для него здесь вся вселенная. Марек ищет в ней опору.

Кто бросится на противника первым? Шимон. Это искушенный вояка. Рука без меча ему всегда кажется лишней. Но Марек умеет отступить и уклониться. Нападает сам и бьет по стальному мечу Шимона, как по твердой скале. Еще выпад – и опять скрестились мечи. Театр смерти, но без зрителей. И ангелы от страха прячутся за тучи.

Снова вздыбливаются друг против друга кони. Снова кидаются друг на друга люди. Искры от скрестившихся мечей, искры из глаз. Битву уже не остановишь, она кончится победой одного и поражением другого.

Развязку приближает конь Марека. Он спотыкается не в добрый час и открывает для удара своего всадника. Подставляет Шимону незащищенную голову Марека и правое плечо. Страшный удар по шлему раздается как гром. Меч съезжает по сетке к прорези панциря около шеи.

Марек выпускает меч и сползает с коня. Падает наземь с легким звоном лат и лежит недвижимо, без признаков жизни. Капельки крови стекают по подбородку.

А в природе ничего не меняется. И удивление ее быстро проходит. Марек теперь стал ее частью. Шимон уехал, ни разу не оглянувшись. Он мог бы торжествующе усмехнуться. Но и этого он не сделал. На тихой просеке остался только живой конь. Некоторое время он беспокойно бегает и, склонившись над Мареком, тяжело дышит, раздувая ноздри. Это не помогает. Что остается доброму коню? Тихо пастись.

Марек приходит в себя уже в доме Бочека. Шарит глазами по комнате. Он видит Дивиша, Бланку и бородатого лекаря. Ему кажется, что он вынырнул из глубокого омута. Он начинает снова жить. В груди бьется сердце, которым никто не может повелевать. Но Марек не протестует. Он рад, что жив.

Почему-то все молчат. Наверное, ему первому нужно ответить на вопрос, светящийся в их глазах. Но о чем этот вопрос? Марек хочет поднять голову, чтобы лучше понять, но не может. Голова слишком тяжелая. Пробует хотя бы осмыслить хаос в своей голове. Представления, образы и видения, о которых он даже не предполагал, смешиваются. Наконец вступает в силу кладовая памяти. С ее помощью перед Мареком постепенно возникает все действие на панкрацкой просеке – все, до последнего удара мечом. А обратный путь в Прагу он не помнит.

– Кто это был? – наклоняется к нему Дивиш.

– Шимон из Стражнице, – шепчет Марек.

– Так я и думал! – взрывается Дивиш. Он быстро сыплет словами: сам видел, как они направились к лесочку, исчезли в нем, но о том, что было в лесу, только догадывался. Когда он увидел, что из двоих возвращается только один – тот, чужой, – сердце его замерло. Искали Марека очень долго.

Память помогает Мареку нарисовать все как было.

– У меня споткнулся конь, – хмурится он.

– Лучше не разговаривай, – напоминает лекарь и всматривается в Марека испытующим взглядом. Он скоро поправится. Сотрясение мозга и на шее рана. Если бы не шлем и панцирь, никто бы Марека не склеил по кускам.

– Похоже на несчастье, но все же это не несчастье, – улыбается Бланка Мареку прямо в лицо. Она представляет себе все слишком примитивно. Ангел был невнимателен. Судьба была рассеяна. Может, Бланка права...

– Почему не я герой? Почему я побежден? – жалобно восклицает Марек. Он уже настолько пришел в себя, что чувствует свое унижение. Как он с ним будет жить?

– В следующий раз споткнется конь Шимона, – смеется Дивиш. Но он знает, что прошлого не изменишь. Оно просто-напросто остается. Но будущее? Человек ведь может подчинить его себе. Особенно когда очень хочет это сделать.

– Я попрошу пани Кунгуту, чтобы она пригласила Анделу на лето в Подебрады, – выступает Бланка со своим самым лучшим лекарством.

– Если только я смогу показаться ей на глаза, – хмурится Марек.

– Ты дурачина! – вскипает Дивиш.

– Неужели ты не понимаешь? – краснеет Бланка. – Она еще больше будет тебя любить!

Марек смотрит на них и думает: «Эти двое – фонтан жизни. Сумеем ли мы быть такими – Андела и я?» Было бы очень печально, если бы он ответил «нет». Значит, он говорит, «да», и ему сразу становится лучше.

Бланка и Дивиш ждут, что он вспылит, и виновато смотрят на лекаря. Тот укоризненно качает головой и тоже ждет. Но ничего не происходит, Марек сдерживается. Ведь, собственно, эти двое говорят правду, которая так необходима ему. Самое главное сейчас – скорее подняться на ноги.

Лоб и борода Яна Пардуса выражают усталость, только в глазах не затухает живой огонь. Он слушает рассказ Марека и, без сомнения, о чем-то размышляет.

– Жаль, что ты знаком с этим парнем, – замечает он сухо.

– Что делать? – возражает Марек и поворачивается на другой бок.

– Преследуем мы свободно, но все же только преследуем, – отвечает гетман Пардус и встает. – С этим негодяем ты обязательно еще встретишься. И в последний раз.

– Еще в этом году? – спрашивает Марек.

– Да, – звучит ясный ответ. Потом Ян Пардус поворачивается к лекарю, который торчит около двери: – Ты бы поменьше слушал и получше лечил.

– Да, пан, – кланяется лекарь.

– Запрети Мареку все, что мешает выздоровлению.

– Положитесь на меня, пан.

– Ты умеешь разговаривать или нет? – Пардус стреляет правым глазом в лекаря.

– Когда больному очень плохо.

– А ты не врешь?

– Бог свидетель.

На это нечего возразить. Ян Пардус краснеет от гнева и уходит. Он не любит полагаться на небеса.

К Мареку заглядывают и пани Кунгута с пани Поликсеной. Они со своими мужьями как раз возвращаются с приема, устроенного пражской общиной в честь кардинала Карвайала. Их тяжелые юбки, украшенные жемчугами и драгоценными камнями, едва помещаются в комнате.

– Ну как ты, Марек? – дружески спрашивает пани Кунгута.

– Спасибо, пани Кунгута, – отвечает Марек и краснеет до ушей. – Завтра встану.

– Я знаю, что произошло.

Тон, каким говорит пани Кунгута, выдает ее, значит, она берет Марека под свою защиту. Почему? За рыцарский поступок, за храбрость и, конечно, за любовь к Анделе. А ведь совсем недавно она хотела разлучить молодых людей. Пани Кунгута не может не заметить, что их чувство стало большим и сильным, что Марек за любовь не колеблясь принял бы смерть.

– Только не рискуй без нужды, – торопливо говорит пани Кунгута. На лице ее отпечаток грусти. То ли она предчувствует, что произойдет с ним, то ли это предчувствие относится к ней самой?

– На приеме мы разговаривали с паном Яном Смиржицким, – замечает пани Поликсена. На ее круглом лице появляются соблазнительные ямочки. Она хочет перевести разговор с печальной темы на радостную.

– Он обещал мне, что Андела будет в Подебрадах целое лето, – говорит пани Кунгута дружески и в то же время чуть покровительственно.

– Пани Кунгута, – с дрожью в голосе произносит Марек.

– Я думала, что потерплю неудачу, – улыбается пани Кунгута, – но пан Ян оказался милее и уступчивее, чем я ожидала.

Марек поднялся на ноги. И вовремя. Папский легат Карвайал изъявил желание видеть пана Иржи у себя в качестве личного гостя. В сопровождении только самых необходимых людей. Кого возьмет с собой пан Иржи? Он обдумывает. Он не возьмет ни священников-подобоев, ни университетских магистров. Пан Иржи не собирается это посещение делать всеобщим достоянием. Его выбор падает на пана из Валечова и на Марека из Тынца. Оба говорят на латыни и преданы ему. Марек принимает приглашение со смешанным чувством удивления, радости и тревоги. Выдержит ли он испытание перед знаменитым представителем папской курии?

Они входят в дом «У слона» на углу Староместского рынка в пятом часу пополудни. Кардинал принимает их в большом зале, украшенном гобеленами с изображенными на них благовещением, поклонением волхвов, страстями Христовыми. Но Марек замечает гобелены и со светскими сюжетами: группа грациозных женщин ловит удочками рыбу, охотники крадутся за зверем, храбрые моряки плывут с поднятым парусом по морю. Мягкий ковер приглушает тяжелые шаги. Мебели в зале немного: позолоченное кресло и несколько банкеток, обитых бархатом.

Кардинал идет навстречу пану Иржи и здоровается с ним как с родственником. Пана из Валечова и Марека он не замечает. Смотрит на пана Иржи, словно понимает его чешскую речь, и в то же время внимательно вслушивается в перевод, который приглушенно раздается со стороны пана из Валечова. Марек помогает лишь тогда, когда пан Ванек не может быстро найти подходящее выражение.

Кардинал садится на золоченое кресло, и по обе стороны его становятся только что вошедшие двое молодых священников-католиков. Пан Иржи садится на высокую банкетку напротив кардинала, сзади на банкетки пониже садятся Марек и пан Ванек. У Марека сердце стучит как колокол. Эта сцена запечатлевается у него в сердце и памяти.

Легат в красном кардинальском одеянии склоняет голову и тихо молится, Марек смотрит на его продолговатое выразительное лицо. Он уже заметил, как быстро меняется выражение лица у кардинала. Так сменяются только маски. Одна снимается, другая надевается.

– Молиться – значит покориться, – поднимает голову кардинал и благосклонно улыбается. Его улыбка предназначена пану Иржи.

– Мы в Чехии тоже молимся, – отвечает пан Иржи.

– Я знаю, – кивает кардинал, и лицо его вдруг становится серьезным. – Несмотря на это, его святейшество считает, что ваше спасение в большой опасности.

– Мы верные сыны церкви, – возражает пан Иржи.

– Его святейшество полагает, что в Чехии угас дух христианской любви, – произносит кардинал, нахмурив лоб и сверкая глазами.

Мареку кажется, что он мог бы быть апостолом. Он словно создан для того, чтобы изгонять дьявола и предвещать людям царствие небесное.

– Конечно, мы люди грешные, – допускает пан Иржи. – Но, пожалуй, грешим не тем, что думаем.

Марек улыбается этим словам. Он вспоминает еретика Кржижковского. Не говорил ли он нечто подобное? Почему пан Иржи велел заключить его в башню, если он придерживается такого же мнения?

– Разум человека недостаточно надежный советчик и руководитель. Он – соблазн дьявола. – В ответе кардинала звучит упрек.

– В Чехии не в чести невежество, – слегка повысив тон, говорит пан Иржи. Пан Валечовский точно переводит. Паузы в разговоре полезны. Паи Иржи использует их, чтобы успокоиться.

– Я не говорю о глупости и невежестве. Я говорю о радости подчинения святой римской церкви, – отвечает кардинал с достоинством. В это мгновение кажется, что по правую и левую руку его стоят ангелы.

– Мы с радостью подчиняемся, – осторожно отступает пан Иржи. – Речь идет только о подтверждении компактатов и назначении чашника Яна Рокицана архиепископом.

– А церковные владения? – поднимает брови папский легат.

– Некоторые мы можем возвратить. – Пан Иржи как бы взвешивает обстоятельства. – Но большинство из них уже во вторых или в третьих руках.

– Отнеситесь к римскому папе как к отцу и верните их, – говорит кардинал тоном наставника. – А что касается чаши, отрекитесь от нее. Святая римская церковь не может заблуждаться. Заблуждаются те, кто от Рима отторгается.

– У нас нет намерения отторгнуться.

– В вероучении да, – возражает резко кардинал, но тут же успокаивается. – Поймите меня, пан Иржи. Мы больше всего опасаемся заблуждений, которые можно спутать с элементами веры.