Текст книги "Преклони предо мною колена"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Для нашей земли. Для людей.

– Да, – соглашается священник. – В небе не может быть пустыни. Ну если вы так много знаете, то скажите: может ли папа римский попасть в ад?

– Некоторые могут, – вслух размышляет Марек. – Если они помогали дьяволу.

– Был ли ты когда-либо освящен кропилом? – обращается он к Дивишу.

– Я не знаю, что это такое, – покраснел Дивиш. Хороший это ответ или плохой? Но Ян Маха не посвящает его в споры о кропиле между священниками-подобоями, полагая, что о кропиле в самом деле им лучше ничего не знать.

– Я буду рекомендовать вас пану Иржи с чистой совестью. – Этими словами заключает Ян Маха свою проверку.

Оба юноши кланяются и пятятся к двери, счастливые и довольные собой. Они еще не понимают, что им сулит такой экзамен. Но тогда зачем им дана юношеская терпеливость? Чтобы уметь ждать.

Подебрадский пан позвал их к себе в тот же день. Мареку и Дивишу все время приходилось нагибаться, когда они шли за стражником по узкому и низкому коридору. Не сникнет ли вот так же их уверенность в себе? Разве их собираются в чем-то уличить? Они ничем не провинились и предстанут перед паном Иржи с чистой совестью.

В комнате со сводчатым потолком подебрадский пан выглядит меньше ростом, чем казался в фазаньем заповеднике. На нем красно-коричневый плащ и черные штаны.

Сильный и мудрый пан Иржи... Он на целых восемь лет старше Марека и Дивиша, владеет громадными землями и, кроме того, стоит во главе восточночешских ландфридов. Можно даже сказать, что он – восточночешский король. Сравнится ли с ним кто-нибудь в стране? Пока что да. Южночешский король Олдржих из Рожемберка. А настоящий чешский король? Принц Ладислав – ему сейчас семь лет, и император Фридрих не хочет пускать его в Чехию, где его, чего доброго, воспитают не так, как нравится императору.

Значит, в этой комнате обосновалась власть, которая не подчиняется никому. Обстановка простая: ковер, широкий стол, кованый сундук, у окон с видом на Лабу стоят стулья с высокими спинками. Весь остальной мир кажется где-то далеко, да и существует ли он вообще. В этой скромной комнате все внимание юношей сосредоточивается на лице Иржи. Лицо строгое, без высокомерия, но и без снисходительности. Оно вызывает чувство уважения, создает атмосферу серьезности и, пожалуй, торжественности.

Марек и Дивиш застывают в почтительных позах и не удивляются, что их встречают молчанием. Иржи, как обычно, внутренне медлителен. Может быть, именно сейчас он обдумывает какое-то решение. Он бросает испытующий взгляд на одного, потом на другого и тут же переходит к делу.

– Я знаю вас. Знаю, что вы умеете и из каких семей родом.

Они кивают.

– Вы получите почетное назначение. Я беру вас из отряда Яна Пардуса и определяю в свиту пани Кунгуты. С завтрашнего дня вы принадлежите к ее двору.

Иржи говорит свободно, золотистый воздух словно клубится вокруг его головы, образуя нимб.

– Как ее охрана? – не понимает Дивиш.

– Нет, – впервые улыбнулся Иржи. – Будете служить дамам как рыцари. Из всего отряда легкой конницы я выбрал именно вас. Знаете ли вы рыцарские обычаи?

– Да, – кивает Марек.

Он знает, что двор княгини и королевы не обходится без кавалеров. Что-нибудь в этом роде имеет в виду Иржи? Он хочет поднять свой двор на высший уровень? Завести в подебрадском замке порядки на европейский манер?

– Я не хочу, чтобы вы перестали быть воинами, но теперь прежде всего вы должны считаться с тем, что хотят дамы.

– Понимаем, – согласился Дивиш.

– Молиться – это не ваша забота, – продолжает Иржи. – Я хочу иметь светский двор.

– Мы больше любим смеяться, чем молиться. – На этот раз Дивиш говорит то, что думает.

– Смеяться будете, когда засмеется пани Кунгута, – холодно отвечает Иржи.

Он заранее предупреждает случайные срывы юношей. Марек и Дивиш уже не годятся в пажи, но и истинной мужественности им еще не хватает.

– Удостойте нас доверием, – произносит Марек именно то, что хочет услышать Иржи.

– Вы будете охранять дам и помогать им. Вы должны ограждать их от неприятных случайностей.

– Можете на нас положиться, – обещает Дивиш.

– Я часто буду уезжать из Подебрад.

– Можете положиться на нашу преданность, – говорит Марек.

– Я верю вам, – произносит Иржи и жестом отпускает юношей.

Они уходят – сначала с достоинством, как это положено людям, принявшим на себя ответственность, а потом, уже по двору, бегут сломя голову. Марек чувствует, что между панами начинается великая борьба. Пока что эта борьба скрытая, но карты уже розданы и противники пробуют свои силы. Один из ходов, и ходов не случайных, – возвышение подебрадского двора до положения княжеского. Дивишу подобные рассуждения чужды. Он сообразил пока лишь одно: он будет возле Бланки Валечовской. Значит, должен соответственно одеваться и вести себя. Это знает и Марек. Его тревожит только одно – как отнесется к нему Андела?

Они приступают к службе, понимая, что надо к ней подготовиться. Замковый портной шьет им темнокрасные штаны в обтяжку и синие куртки с разрезом на правом боку. Перчатки обтягивают руки, потому что руки их должны работать, им ничто не должно мешать. Пояс будут носить по моде, ниже талии. Оба очень эффектны – и темноволосый задумчивый Марек и светлый улыбающийся Дивиш.

Во время первого обеда дамы смотрят на них испытующе, а затем с удовлетворением. Юноши обслуживают их быстро и бесшумно. Мареку удается овладеть собой даже в те минуты, когда он подает блюдо с дичью или пряник с медом Анделе. Она благодарит его взглядом, и Марек счастлив, что она отличает его. Он смотрит на ее нежную шею, ощущает ее легкое дыхание и смутно чувствует, что их что-то связывает, что их что-то объединяет. Ее отношение к людям оказалось непривычно простым. Марек об этом узнает в течение нескольких дней. Андела относится к нему как к дворянину, как к человеку, у которого есть только имя. Ее не интересует, богат он или беден, храбрый он или обыкновенный.

Она и на этот раз красива, и опять по-другому: волосы приглажены гребнем из слоновой кости, видны только мочки ушей, за чуть раскрытыми губами блестят зубы, глаза сияют, как огни свечей, на пальце блестит золотой перстень. Короче говоря, она живая, она рядом с Мареком, и его одолевает тревожная тоска о будущем. Он обслуживает также и пани Кунгуту, но Бланку и пани Алену Вахову оставляет на попечение Дивиша.

Однажды под вечер пани пожелали, чтобы Марек почитал им книгу Марко Поло «Миллион». Марек читает приглушенным голосом несколько абзацев из китайских приключений. Но сумерки сгущаются, буквы расплываются перед глазами. Марек перестает читать и поднимает голову. Тишина. Слушательницы мысленно еще обращены к прочитанной истории.

– Его звали так же, как тебя, – говорит пани Кунгута.

– Да, – кивает Марек.

– Он был сыном купца. Я слышала, что твой отец тоже купец.

– Да.

– Он и вправду так богат, как говорят?

– Я знаю не обо всем, что у него есть, – колеблется Марек. – Серебра у него достаточно. Он мог бы основать собственный монетный двор.

– Ты не захотел быть купцом?

– Я пробовал, но у меня ничего не получилось.

– А почему? – не понимает Бланка.

– Я не умею действовать наперекор своим чувствам, – отвечает Марек и смотрит на пани Алену Вахову, потому что воспользовался словами ее мужа.

– Торговля – это суровое занятие, – подтверждает пани Алена.

– А чего ты ждешь от жизни при нашем дворе? – спрашивает пани Кунгута.

– Я хочу жить честно, – отвечает Марек.

– Тоже напишешь «Миллион»? – вдруг произносит Андела.

– Я уже начинаю его переживать, – улыбается Марек и в эту минуту осознает, как тяжело держать на коленях огромную, переплетенную кожей книгу. Он поднимает ее и кладет на кованый сундук под окном. Пани Кунгута встает и жестом дает понять, что вечерняя беседа окончена.

Они отчалили рано утром. На траву, покрывавшую берег, пала обильная роса, утренние тени ясные, в кронах деревьев начинается зеленая музыка, птицы уже поют, хотя перья их еще нахохлены после ночи. День будет погожим. На небе показалось солнце.

Они плывут в замок Мыдловар. Почему это произошло? Сначала пан Иржи решил поехать туда один. Хотел посмотреть собственными глазами, как хозяйничает в его замке Ярослав из Мечкова. Каждый наместник должен время от времени чувствовать руку господина, чтобы не поддаться искушению возомнить себя хозяином замка. Но пана Иржи вызвали в Млады Болеслав, чтобы он рассудил важный спор. Что делать? Разговоры были полны радостных намерений. Почему бы не поехать в Мыдловар пани Кунгуте со своим двором? Можно взять удобный парусник, а вооруженная охрана будет сопровождать корабль, следуя за ним по берегу Лабы.

Небольшой парусник пригоден для плаванья по Лабе. Плоская палуба с шатром из провощенного полотна, мачта с парусом, кормило, свернутый канат и два босых матроса, а под шатром низкий стол с лавочками. Спокойные воды реки приняли парусник в свои влажные объятия и тихо качают его невидимым течением.

Все сразу почувствовали себя на корабле как дома. Пани Кунгута даже изменила своей молчаливой сдержанности. Она пререкается с детьми – кто где должен сидеть. Пани Кунгута взяла с собой двух маленьких сыновей: пятилетнего Бочека и четырехлетнего Викториана. Она их любит, хотя больше всех, наверное, будет любить ребенка, который скоро должен появиться на свет. Пани Кунгута трудно переносит свою беременность и поэтому воспринимает путешествие в Мыдловар как отдых, как непривычное развлечение, как милость своего ангела-хранителя. Она даже рада, что пани Алена Вахова остается дома – ей на воде становится плохо.

Именно пани Алена с самого начала внушала молодой подебрадской пани чувство сдержанности и стыдливости, наставляла ее на богоугодные поступки, которые подебрадские горожане особенно ценили: учреждение фонда для содержания школы, больницы, судейского посыльного. Только пани Кунгута еще молода и, что там ни говори, не может забыть об этом. На корабле она свободно смеется, сбрасывает покрывало с волос, шлепает Викториана, которому вдруг захотелось пройтись по гладкой поверхности реки, шутит с обеими девушками, широкие зеленые юбки которых с тугими каркасами никак не могут поместиться на корабельной скамейке. Бланка то тиха, то чрезмерно оживлена, словно хочет быть так же свободна, как и окружающая природа. А может быть, она решила показать все стороны своего характера Дивишу, чтобы этот пылкий юноша не думал, что она мягка как воск и холодна как рыба.

Но Дивиш об этом вовсе не думает, он сыплет экспромтами, которые так веселят всех в это радостное утро. К тому же следует оценить их скрытый смысл: особое расположение к русоволосой Бланке – так увидевший паву павлин распускает свой хвост.

Марек говорит мало. Невысказанные слова сдавливают ему горло. Он видит волнение Анделы. Он нисколько не удивляется, когда она говорит ему, что ей были бы приятней сильный ветер и небольшой дождь. Мареку не помешал бы даже ураган, лишь бы он мог принять Анделу в объятия и надежно ее защитить. Ей пришлось бы отказаться от тихой сдержанности, которая всегда была ей свойственна, в присутствии Марека. Хватило бы ей урагана? Или должно было произойти еще нечто более страшное? Сильное? Они уже удалились от города и плывут куда-то, где бьется сердце земли. Течение медленное, берега близко, леса чередуются с лугами, где отцветают последние цветы. Слышны все запахи земли, ведь осень расточительна. Она раздает ароматы до тех пор, пока у нее ничего не останется.

Подплывают к деревне. Она кажется более реальной, чем все деревни, которые они когда-либо видели. Здесь родятся простые сердца, обычаи, незыблемые как скалы, слова, не расходящиеся с делом. Какая-то женщина в домотканой юбке доит козу, дети собирают хворост, но, увидев парусник, застывают с разинутыми ртами, выпятив животы. Бочек кричит им, но дети не отвечают. Может быть, они немые?

Нимбурк проплывают, отвернувшись от берега, с подчеркнутым равнодушием на лицах. Подебрадские паны и нимбуркские горожане не любят друг друга. Сейчас время, когда мечи спрятаны в ножны, но все ли счеты сведены? Куда там! Марек окликнул бородача, который купал коня.

– Эгей! Ты кто?

– Никто, – дерзко ответил бородач, и группка подростков на берегу засмеялась.

Они снова плывут мимо высокого сырого бора, поросшего густой травой. Может быть, там трясина? Кто знает! Природа в этих краях кажется такой могучей. Она скорее красива, чем сурова. Во всяком случае, для людей, плывущих на корабле, для птиц в воздухе, для листьев на деревьях, для солнца на небе.

Марек уже не смотрит на непривычное небо и неизвестные ему деревья, не следит за птицами в полете и плавающими рыбами. Он смотрит на Анделу. И бывает же на свете такая необыкновенная красота! А что в ней особенно красиво? Может быть, глаза? Волосы? Губы?

Что-то толкает его взглянуть на крестик со святыми мощами, который неподвижно покоится на ее груди. Чем он его привлек? Марек рассматривает, что на нем изображено. Христос на красной эмали с синим ореолом, окаймленным золотым сиянием, с солнцем, месяцем и звездами. Марек чувствует, что чудо здесь – стоит протянуть руку. Опускает ее под куртку и вытаскивает свой крестик. Точно такой же! Единственная разница: Христос на синей эмали, а ореол красный. Окаймление ореола до тонкостей такое же.

В теле Марека бушует кровь, он слышит шум воды, пенье птиц в кронах деревьев на берегу, ощущает невероятную ширь вселенной, веяние вечности. Что-то неведомое пробуждается в нем – это распускается цветок надежды. Он превозмогает застенчивость и садится рядом с Анделой, которая нисколько этому не удивляется. Только подбирает юбку со скамейки и вопросительно поднимает брови.

– Андела, – обращается к ней Марек. – Могу я тебе кое-что показать?

– Покажи, – отвечает Андела ошеломленно, а может быть, и нежно.

– Посмотри, – говорит Марек и подает ей свой крестик.

Андела пожирает крестик взглядом и с быстротой молнии хватается за свой. Он на месте, спокойно лежит у нее на груди. Андела молча сравнивает оба креста, а затем с восхищением спрашивает:

– Возможно ли это?

– Мне его дал учитель латыни отец Амброзий, – отвечает Марек.

– А мне мой учитель латыни отец Штепан, августинец из Роуднице. Дал мне на память. – Андела в большем замешательстве, чем признается самой себе. – Что это? Может быть, это предзнаменование?

– Что мы знаем? Только то, что в наших руках соединились одинаковые кресты, – просто сказал Марек. Можно ли надеяться, что Андела столь же расположена к нему, как и он к ней? Что их симпатия взаимна?

– Я спрошу отца Штепана, – шепчет Андела, – как только вернусь в Роуднице.

– Когда это будет? – пугается Марек.

– Зимой, – отвечает Андела, думая о своем.

Не тайный ли это знак, указывающий ей обратить внимание на Марека? Она и без того чувствует к нему симпатию, только гонит ее от себя. Андела уже предназначена другому. Отец нашел ей будущего супруга и надел ей перстень. Вот он у нее на пальце. Широкий перстень с двумя жемчужинами. Однако мать в минуту откровенности сказала ей нечто иное: каждая женщина ищет всю жизнь кого-то, кто настоящий ее суженый. Кто будет ее любить, кто будет ей опорой, кому она будет опорой, пока их не разлучит смерть. Может быть, это Марек? А если не он, то почему у него в руке такой же крестик?

– Белка! – кричит маленький Викториан.

Все поднимают головы. Рыжий зверек выбегает на берег, становится на задние лапки и безбоязненно поглядывает по сторонам. Андела улыбается, Марек прячет свой крестик под куртку и отодвигается от Анделы.

С левого берега на них повеяло духотой с равнины, но через несколько минут снова показался лес. Солнечный свет не исчезает, он проникает в узкое пространство, которое проложила река среди деревьев. На кронах высвечивается зелень, а нижние листья все уже желтые.

Корабль приближается к цели. Дальше его, пожалуй, и не пустили бы. На пологом берегу стоит верзила – Ярослав из Мечкова с обнаженной головой, а рядом с ним его маленькая жена. Бог знает, как в природе уживаются рядом такие несоответствия. Пан Ярослав кричит, его жена тоже что-то говорит, замковая челядь горланит. Парусник пристает к берегу, и все спускаются на землю.

Громко смеются, обнимаются, мужчины хлопают друг друга по плечам. Только солнце тихо льет свой свет.

Замок, всего в пятистах шагах от реки, прячется в зеленых переливах ветвей хвойных и лиственных деревьев. Это Мыдловар. Он одиноко устремляется к небесам: башенки и бойницы на уровне верхушек окружающих его буков и сосен; ров с водой становится заметен лишь в последнюю минуту. Тут можно легко заблудиться, даже на расстоянии десяти шагов, и не распознать, что рядом замок. Наверное, его хорошо видно сверху ястребу или кобчику, но двуногому пришельцу трудно одолеть лесной сумрак. Не то чтобы Мыдловар был неприступен. Пан Бочек из Кунштата в двадцать пятом году основательно разрушил и опустошил его. Вновь назначенному начальнику дружины понадобились годы труда, чтобы восстановить славу одинокого замка.

Любезные хозяева ведут в замок высоких гостей из Подебрад. Дорога проходит между сурово сомкнутыми старыми дубами, которые вскоре сменяются высокими вязами. Нижние ветви огромных елей стелются прямо во земле, сосны выставили напоказ свои голые золотисто-коричневые стволы.

Пан Ярослав из Мечкова смеется, и медная борода его колышется, пани Поликсена любезностью прикрывает внутреннее беспокойство – обратит ли внимание пани Кунгута, в какой страшной глуши им приходится жить? Не только пани Кунгута, но и обе девушки из ее свиты обращают на это внимание. Они приподнимают свои прелестные юбки, чтобы не зацепиться за стелющиеся по земле корни или валежник. Зато мужская половина процессии – Марек и Дивиш, Бочек и Викториан – в восторге. Сколько загадочного и таинственно опасного таит в себе сумрак леса!

Ворота замка гостеприимно распахиваются перед ними. Трубят трубы. Двор залит солнцем, словно никогда и не было мрачного леса. Женщины отдыхают, ими снова овладевает чувство беззаботности, время бежит неторопливо и приятно, как всякое время, когда мы его не считаем. Башенные флажки поскрипывают на ветру, белые облачка в небе меняют свои очертания.

– Вот здесь я хотел бы жить, – вслух говорит Марек Дивишу, думая при этом об Анделе. Он чувствует, что любит в ней все, от кончиков ногтей до последнего волоска, что лучше всего им было бы в этом одиноком замке, который, кажется, забыт даже самим богом.

– Сумасшедший! – буркнул Дивиш, ненавидящий одиночество – всякое одиночество, а не только этого замка.

– Где нас поместят? – машинально произносит Марек. Дивиша он даже не слышит, потому что в эту минуту слушает только себя.

– Будто не все равно где, – смеется Дивиш.

– Чего ты сегодня такой противный? – вдруг говорит Марек и идет послушно за паном Ярославом, который протискивается узкими коридорчиками по крутым лестницам куда-то к деревянному верху башни, темный, расписанный волнообразным орнаментом потолок которой является в то же время полом наружной части башни. Марек располагается в одной комнатушке, Дивиш – в другой. Их разделяет деревянная перегородка.

Марек и Дивиш встречаются с дамами только на ужине в рыцарском зале. В двухрожковых подсвечниках мигает пламя сальных свечей, на стенах, укрепленные в железных держателях, пылают факелы, пляшут гирлянды теней. Но ярче всего сияют глаза людей. Все чувствуют, что зал приветствует их улыбкой и гостеприимством. На длинном массивном столе расставлены оловянные миски, тарелки, солонки, кувшины, кубки в строгом боевом порядке. В открытые окна видны ветви деревьев, а сквозь них просвечивают узоры звезд.

– Андела, – шепчет Марек. Сегодня вечером он не прислуживает, сегодня он сидит за столом как гость. И рядом с Анделой. Он не знает, как к ней обратиться и что ей поведать. На нем бархатная куртка, ворсистая, с бликами. Коснись ее – и защекочет в кончиках пальцев.

– Я понимаю, – кивает Андела, она тоже чувствует особую праздничность вечера. Ей кажется, что она из своей прежней жизни перенесена в фантастический простор свободы, волшебства и звезд.

– Ничего похожего я до сих пор не испытывал, – осмеливается сказать Марек и теребит свой крестик.

– Я тоже, – неуверенно смеется Андела, и в ее смехе слышится признание.

Со стола между тем исчезают жареные фазаны, появляется другая дичь, ее запивают вином, голоса и смех становятся громче. Пани Кунгута посылает Анделу посмотреть на спящих детей. Марек гладит опустевший возле него стул и сосредоточенно пьет. На другой стороне стола слышна возбужденная речь Дивиша и звенит звонкий заливчатый смех Бланки. Реальный мир прикрыт здесь романтической завесой.

Пан Ярослав встает, вынимает из ножен длинный острый нож и готовится к забаве, которой обычно развлекает своих гостей. Соблюдая обряд, он просит пани Кунгуту, чтобы она обозначила, в какое место опорной балки он должен вонзить нож. После недолгого колебания пани Кунгута обозначает. Примерно на уровне глаз. Минута напряженной тишины. Пан Ярослав слегка отводит руку, затем бросок, нож пролетает пятиметровое расстояние, как молния, и вонзается точно в обозначенное место.

Марек хлопает, признавая его мастерство, но еще больше потому, что радуется возвращению Анделы. Он рассказывает ей, что без нее произошло. В порыве нежности он берет ее руку, подносит к губам и целует. Андела быстро вырывает руку, как это приличествует, но вся трепещет. Теперь Марек раздосадован своей смелостью. Что ему делать? Дотронуться до Анделы – это слаще, чем ее видеть. Поцеловать ее руку – это больше, чем он может себе позволить.

Теперь очередь Дивиша. Он выступает в роли лучника. И он предлагает обозначить ему цель и отходит на еще большее расстояние – в самый отдаленный угол зала. Гости отодвигаются от стола, освобождая пространство для стрелы Дивиша. Встает и Андела, хотя никакой необходимости в этом нет. Она в растерянности, она силится улыбнуться, но это ей не удается. Не из-за обычного поцелуя руки, а из-за смутного ощущения, что минуты, которые она сейчас переживает, – это подлинная жизнь! Что ей делать? Что предпринять? Этого она все еще не знает.

Стрела Дивиша выбила обозначенный сучок. Точное попадание, шумный успех. Глаза всех обращены к Мареку. Какое участие в развлечениях сегодняшнего вечера примет Марек из Тынца? Какое оружие осталось для него?

Марек не знает, он растерян, он краснеет, его подбадривают. Вот он решается. Снимает со стены лютню и трогает пальцами струны. Струны в порядке, инструмент настроен. В глазах сотрапезников заметно восхищение. Улыбки гаснут, говор умолкает, одни лишь белесые бабочки бросаются в огонь. Марек у середины стола перебирает струны лютни, словно просит, чтобы она доверила ему именно ту мелодию, которую он ищет. Он хочет вспомнить мелодию романса, который слышал в кутногорском трактире на Нижнем рынке в исполнении бродячего певца. Проходит несколько секунд – лютня и музыкант почувствовали друг друга. Марек поет вполголоса.

 
У ручья белье стирала,
Что люблю тебя, не знала.
Ах, как тебя люблю!
Если б ты поцеловала,
Жизнь тебе я подарю.
 

Дальше он слов не помнит, но слушатели нетребовательны. С восторгом они жаждут повторения, на третий раз поют вместе с ним. Марек возвращается на свое место как в хмелю. Но Анделу он уже не находит. Она пропала, исчезла, как дух.

Марек рухнул на стул, он снова пьет красное вино, хотя уже не испытывает удовольствия. Но за стаканом вина легче думается. Что же случилось? Почему Андела ушла? Выиграл он в ее глазах или проиграл? Может быть, она руководствуется какими-то более строгими нравственными принципами, чем другие женщины? Какая она? Гордая? Скромная? Вероятно, скромная, потому и отвергает способ, каким Марек добивается ее благосклонности. Внутренняя твердость Анделы может означать и нечто иное: она любит кого-то. Но кого? Среди присутствующих здесь мужчин это мог быть только Дивиш.

Марек нерешительно оглядывается, но, увидев его русую голову возле сияющей золотом волос головы Бланки Валечовской, сразу же успокаивается. Это, конечно, не значит, что он идет спать, обретя уверенность. Совсем нет.

Утром они отправляются на кабанью охоту, уготавливая кабанам быструю и легкую смерть. Пани Кунгута остается дома с детьми, остается и пани Поликсена. Все охотники уже в седлах. У коней поутру норовисто блестят глаза, а навостренные уши ловят даже самые слабые звуки. Андела с испугом обнаруживает, что на ней чужие рейтузы. Бланке это кажется забавным. Андела после минутного смущения успокаивается и смотрит на Марека так, будто вчера ничего не случилось. Даже с некоторой кокетливостью. Ее взгляд словно говорит: ты мне не безразличен.

Марек счастлив, у него снова появляется надежда. Он глаз не спускает с Анделы. Ему кажется, что она хорошо владеет собой. В ней соединяются удивительная скромность, нежная страстность, сдержанность и врожденное достоинство.

Что я в сравнении с ней? – казнит себя Марек. Все меня выводит из равновесия, каждый порыв во мне виден, я способен на любой безумный поступок. Сердце мое взбунтовалось, и я не могу с ним совладать.

Вот Дивиш совсем другой. Его сердце тоже сильно бьется, но он оставляет в нем только надежды, желания и радости. От всяческих мук он умеет избавиться, да еще и посмеяться над ними. Вы только взгляните на него! Конь под ним вздыбился. Дивиш хохочет как шальной, воздух вокруг него превращается в вихрь, а Бланка глаз с него не сводит. Мареку кажется, что она так же весела и беззаботна, как и Дивиш. Они мелькают у него перед глазами, как две золотые звезды.

Пан Ярослав из Мечкова едет во главе процессии. Он забывает в обществе веселой молодежи, что у него болит поясница, но не забывает по-новому постричь бороду. Процессию заключают несколько копьеносцев, парни с секирами и два егеря со сворами. Собаки лают и рвутся. В нетерпеливом ожидании опасной охоты они забывают о своем собачьем достоинстве.

Въезжают в лес. Деревья, широко раскинувшие ветви, заслоняют небо. Небо сегодня темно-зеленое. Река бешено плещет в корни деревьев и фонтанами брызг достает до их верхушек. Зверье живет обычной жизнью: змеи шуршат в зарослях, медведи бродят в поисках сладких кореньев, дикие пчелы жадно собирают пыльцу с цветов, кабаны нежатся в болотах и не чуют беды.

Марек едет рядом с Анделой и пытается разговаривать беззаботным тоном. Будто бы вчера с ними ничего не случилось, будто бы все начинается сначала. Может быть, он ведет себя так, чтобы успокоить Анделу? Мареку кажется, что Андела хочет услышать от него признание, несмотря на то, что здесь есть свидетели – лошади, которым не все равно, как ведут себя их седоки. Скорее всего, они ждут от Марека какого-нибудь рыцарского поступка.

Но случай и обстоятельства иногда удивительно объединяются для того, чтобы возникли препятствия. Марек и Андела едут вдоль ручья с заросшими берегами. На противоположном берегу Дивиш. Он зовет Бланку. Он потерял ее в лесу. Он озорно манит к себе своих молодых друзей. Андела улыбается, кивает головой и понукает коня, чтобы он перескочил через ручей.

Однако Марек не следует ее примеру. Едет дальше своей дорогой вдоль ручья. Сначала ему стало чего-то жаль. Он ожесточился, наверное, и обиделся. Когда же он одумался, через ручей уже не перескочить. Поток в этом месте шире, и конь отказывается вступить в прибрежную поросль.

Дивиш зовет Марека долго. Потом его голос затихает. Что делать Мареку? Он едет на лай собак. Злится на себя за то, что допустил, чтобы Анделу охранял кто-то другой. Им овладевает чувство одиночества. Дает себе слово, что на Дивиша даже не взглянет. Выезжает на лесную поляну. Когда его глаза привыкают к яркому солнцу, он видит, что все происходит совсем не так, как он ожидал.

Пан Ярослав приготовился помериться силами с раненым кабаном. Соскакивает с коня, на лету хватает копье, которое ему бросает один из копьеносцев, и мощным броском вонзает его острие в шею разъяренного зверя.

– Готов! – кричит пан Ярослав и снова вскакивает на коня.

Кабан и в самом деле уже неспособен вести борьбу. Ревет, падает, роет землю, взметывает траву. И вот он мертв.

Марек не позволяет своему коню ступить дальше ни шагу. Наверное, он предчувствует, что его ожидает, и хочет пережить это в полную силу. Он ощущает холод, словно у него за спиной стоит враг. Нужно оглянуться – он оглядывается. Нет, это не враг: сзади Андела и Дивиш. Кони их рядом, всадница возле всадника. Они приехали вместе. У Марека внутри все обрывается.

– Вот так можно и опоздать, – говорит Дивиш и вонзает шпоры в брюхо коня.

Он подъезжает к пану Ярославу, чтобы поздравить его.

Андела остается на месте и не произносит ни слова. Куда она смотрит? Куда направлен ее взгляд? Марок видит – ее взгляд направлен в сторону Дивиша. Все в нем бунтует – и душа и тело. Все выглядит иначе, чем час назад: луга, лес, солнце, вся вселенная. Почему? Кто в этом виноват? Марек знает – Дивиш.

Охотники возвращаются в замок. Марек и Дивиш замыкают процессию. Перед ними между двумя конями качается убитый кабан: из пасти торчат клыки, лопухи ушей болтаются. Капли темной красной крови капают на землю.

Внешне Марек спокоен, но сердце его жжет чувство мести. Он оглядывает все вокруг и недоумевает: почему ничего не изменилось, кони так же ступают, трава приминается у них под копытами, и люди выглядят так же, как прежде, и буки стоят, словно их пригвоздили, лишь листья на ветру трепещут, и солнце светит, даже не ждет тучи, за которую может спрятаться. Да и Марек тоже какое-то время должен выглядеть невозмутимым, чтобы никто не догадался, что с ним происходит. А подходящий случай, конечно, подвернется, ведь дорога в Мыдловар неблизкая.

Он весь во власти своего решения. Так ему велит рыцарский долг. Дивиш самонадеян, он думает, что лучше и сильнее Марека. Поэтому может предать его. Слова здесь бесполезны, они должны драться. Честный поединок – это божий суд. Только смерть может рассудить их по справедливости. Мареку становится легче. Решение избавляет его от мучительных мыслей, хотя что-то в его душе не перестает удивляться – неужели для него вдруг может наступить конец.

Часть дороги они едут молча рядом. На повороте Марек задерживает друга.

– Подожди, пусть они отъедут.

– Чего тебе? – недоумевает Дивиш. Вытаскивает меч и от избытка буйства отсекает еловые шишки.

– Защищайся, – мрачно говорит Марек и ставит коня против него, в руке у него обнаженный меч.

– Ты что, спятил? – удивленно говорит Дивиш, но не успевает даже опомниться, как Марек уже наносит удар.

Дивиш в одно мгновение, которое ему подарило время, понимает, что Марек целится прямо в сердце. Ответный удар. Нападение отражено.