Текст книги "Преклони предо мною колена"
Автор книги: Богумил Ржига
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Богумил Ржига
ПРЕКЛОНИ ПРЕДО МНОЮ КОЛЕНА
Роман
Перевод с чешского
ОЖИВШИЕ СТРАНИЦЫ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО
«Преклони предо мною колена» – первый исторический роман Богумила Ржиги, видного чешского прозаика старшего поколения (род. В 1907 г.), который уже известен советским читателям по переводу дилогии «Мужик» (Издательство иностранной литературы, М., 1962) и произведений для детей – «Поездка Гонзика в деревню» (Детгиз, М., 1957, 1961), «Наш Витек» (Детгиз, М.,1965).
Б. Ржига обычно пишет о том, что он близко и хорошо знает. Много лет он работал школьным учителем, и его сказки и рассказы для детей, которые он начал публиковать еще в 40‑е годы, стали любимыми книжками уже нескольких поколений маленьких чешских читателей.
Большое место в творчестве Ржиги занимают произведения о чешской деревне, о ломке старого уклада жизни в условиях социалистической перестройки страны. Его роман «Земля настежь» (1950) был одним из первых произведений послевоенной чешской литературы о заселении пограничных земель, о том, как бывшие батраки впервые почувствовали себя в обществе полноправными людьми. В книге «Две весны» (1952) Ржига описал маленькую чешскую деревушку, встречающую Советскую Армию весной 1945 года, и начало кооперирования в этой деревне весной 1948 года после февральской победы прогрессивных сил над реакцией. Многие проблемы в книге были решены еще несколько облегченно, однако в целом писатель верно отразил и расстановку классовых сил в момент исторического поворота в судьбах крестьянства, и закономерность победы Коммунистической партии в битве за деревню. Многоплановую картину развития чешского села за последние полвека Ржига создал в романс «Мужик», действие которого доведено до периода коллективизации. В этом произведении писателю удалось убедительно использовать свое прекрасное знание быта, нравов и характеров чешской провинции.
В деревне происходит действие и последнего романа Б. Ржиги «Доктор Мелузин» (1973). Писатель изобразил здесь процесс духовного возрождения столичного врача, который буквально бежит из Праги в село после тяжелого потрясения и распада семьи, вызванного эмиграцией его жены в период политического кризиса 1968 года. Этот типичный горожанин открывает для себя новый мир современной деревни, бесповоротно идущей по социалистическому пути; повседневное общение с местными жителями, участие в их заботах помогает ему вновь обрести веру в себя и найти достойное место в жизни. Роман «Доктор Мелузин» интересно дополняет такие книги Ржиги, как «Две весны» и «Мужик»: герои новой книги уже далеко не те люди, которые знакомы нам по прежним произведениям писателя, но они успешно продолжают начатое ими дело.
Таким образом, Ржига – прежде всего писатель «деревенской» темы, писатель детский. Исторический роман на первый взгляд представляет в его творчестве нечто неожиданное. Но это не совсем так.
События, описанные в романе «Преклони предо мною колена», относятся к XV веку, однако и эта книга возникла на основе материала, очень близкого писателю, глубоко им освоенного и прочувствованного. Дело в том, что в свое время Ржига учительствовал в небольшом восточночешском городке Подебрады, откуда происходил князь Иржи Подебрад, избранный в 1458 году королем Чехии. Изо дня в день школьный учитель проходил мимо величественной конной статуи короля. В тяжелые годы гитлеровской оккупации, которые писатель провел в Подебрадах, память о былой славе Чехии ожила с особенной силой. Но вот пришло освобождение. Б. Ржига активно включился в работу по строительству новой, социалистической культуры, а в творчестве все силы посвятил актуальной современной проблематике. Король Иржи, чешская история отошли на второй план, но они не перестали занимать писателя.
«Я бродил по следам короля, – рассказывает Ржига, – не только в Подебрадах, но и в Кутной Горе, на Лиловой улице в Праге и в замке Литице, где размещался некогда королевский двор; в живописном Полштейне, в моравском Кулштате...»[1]1
В. Riha. Muj prvni historicky roman. «Tvorba», 1972, № 9, str. 3.
[Закрыть]. Но подступ к томе дался писателю не сразу. Замысел и тип романа окончательно определились, когда пришло решение главными героями повествования сделать не самого владыку Иржи, лицо историческое, а людей его окружения, в обрисовке которых писатель чувствовал себя менее скованным. Это давало не только простор фантазии, но и большую возможность добиться художественной убедительности. Ведь речь шла не о том, чтобы просто иллюстрировать историю, писатель ставил перед собой цель – воссоздать характерный для того времени тип взаимоотношений между людьми, показать столкновение рождающихся гуманистических идеалов с суровой реальностью средневековья.
Так главным героем романа стал воин из дружины Иржи Подебрада – побочный сын богатого купца – Марек из Тынца, а в основу сюжета легла история любви Марека и Анделы Смиржицкой – дочери знатного вельможи, приближенной супруги подебрадского князя пани Кунгуты.
Роман переносит нас в смутную эпоху середины XV века. Недавно отшумели гуситские войны, потрясшие всю средневековую Европу. В битве у Липан (1434 г.) радикальное крыло гуситского движения – табориты – были разгромлены совместными силами католиков и умеренных гуситов-чашников, которые объединились на основе так называемых «пражских компактатов». По этому соглашению католическая церковь, сделав некоторые уступки в религиозных вопросах (например, признав причащение «под обоими видами» – хлебом и вином, отсюда встречающийся в романе термин «священник-подобой»), сохраняла свои земельные богатства и политическое влияние. Однако ни временный союз чашников с католиками, ни разгром таборитов не привели к вожделенному миру. Более того, Чехию, которая во время гуситских войн сплачивалась перед лицом внешнего врага и успешно отражала крестовые походы, теперь изнутри раздирали феодальные междоусобицы. Церковь, дворянство, бюргеры – все стремились укрепить свое положение, расшатанное революционными действиями таборитов, с новой энергией эксплуатируя бедняков, образуя новые партии и группировки, стараясь превзойти друг друга в вероломстве и насилии. Борьба по-прежнему носила характер религиозных разногласий. Южночешский магнат Олдржих из Рожемберка верховодил панами-католиками, а против него выступали паны-чашники, среди которых вскоре выдвинулся молодой подебрадский князь Иржи.
Б. Ржига описывает в романе период, когда Иржи Подебрад стремительно расширяет сферу своего влияния, действуя то хитростью, то оружием, то дипломатией, тщательно подготовленным молниеносным броском берет Прагу (1448 г.) и уверенно движется к чешской короне.
Общая атмосфера того времени, когда вопросы веры все явственнее отступали на задний план перед открытыми политическими конфликтами, когда реальной и активной силой становилось купечество и первые чешские промышленники, когда зарождалось новое самосознание личности, не укладывающееся в предписанные традицией сословные каноны, передана в романе прежде всего через ее отражение на трагической любви главных героев.
Отец Марека – энергичный и оборотистый предшественник чешских капиталистов – сделал ставку на Иржи Подебрада: он послал сына в его дружину и щедро снабжал князя деньгами. Союзником Подебрада был поначалу и отец Анделы, но потом он переметнулся к его врагам. Так стало невозможным счастье влюбленных, которые до той поры мужественно противостояли всем интригам и испытаниям.
Печальный финал имеет и дружба Марека с дружинником Подебрада Дивишем из Мелитинка, который при всей своей бесшабашности оказывается способным на истинную верность и высокую самоотверженность.
Жестокое время не благоприятствовало любовным союзам, основанным лишь на влечении сердца, и дружеским узам, чуждым корыстного расчета. Но писатель сумел показать красоту их обреченных на провал благородных порывов, красоту, окрашенную в трагические тона.
В романе Ржиги на материале далекого прошлого поднимается актуальный и сегодня вопрос о взаимоотношении человека и истории, права и справедливости, счастья и долга. Но при этом Ржига нисколько не модернизирует события, не строит сомнительных аллегорий. Его роман – действительно исторический – о конкретных людях конкретной эпохи.
Писатель создал яркие типажи людей чешского средневековья. Интересен образ Иржи Подебрада: молодой, энергичный, он стремится действовать уже не одной только грубой силой, он ценит образованность и верность. Однако князь может совершенно хладнокровно сгноить в крепостной башне честнейшего человека – портного Кржижковского, лишь бы его не обвинили в попустительстве еретикам. Выразительны образы подебрадского военачальника Яна Пардуса, типичного средневекового рыцаря – разбойника Яна Колды из Жампаха, расчетливого купца – отца Марека.
Несколько в ином ключе выдержаны образы Марека и Анделы, которых окружает романтический ореол, но романтичность юных влюбленных резче оттеняет суровость описываемой эпохи. «Преклони предо мною колена» – это книга, сочетающая достоверность исторического повествования и, как писал ее чешский рецензент Ш. Влашин, «печальный романс» о несбывшейся любовной мечте[2]2
S. Vlasin. Romance z doby podebraske. «Tvorba», 1972, № 14.
[Закрыть].
Исторический роман имеет в чешской литературе богатую традицию, его судьбы тесно связаны с развитием освободительной борьбы чешского народа. Первым чешским прозаиком, получившим европейскую известность, был основоположник реалистического исторического романа Алоис Ирасек (1851—1930), произведения которого, в живых образах воскресившие для читателя древние чешские сказания и славную эпоху гуситских войн, мужественный отпор чешских патриотов иноземным поработителям и истоки национального возрождения, способствовали пропаганде демократических идеалов, воспитывали стремление к национальной независимости. Новатором в этом жанре выступил Владислав Ванчура (1891—1942). Свободных и цельных людей он воспел в романе «Маркета Лазарова» – поэтической легенде о благородных средневековых разбойниках, а его грандиозная патриотическая летопись «Картины из истории народа чешского» (1939—1940) явилась одним из самых значительных произведений чешской литературы антифашистского сопротивления. Историческая тематика успешно разрабатывалась и в литературе социалистической Чехословакии. Достаточно вспомнить В. Неффа, Й. Томана, Ф. Кубку, М. В. Кратохвила, В. Каплицкого. Теперь в одном ряду с этими именами с полным правом можно назвать имя Б. Ржиги, который обогатил современную историческую прозу обращением к сравнительно мало в ней освещенному периоду прошлого своей страны и интересным творческим решением, развивающим плодотворные традиции В. Ванчуры. Влияние автора «Маркеты Лазаровой» сказывается у Ржиги на характере авторской речи, которую он слегка стилизует под речь рассказчика – свидетеля событий, а также в использовании метафор, в кинематографически быстрой смене эпизодов, да и в трактовке средневекового человека, для которого жестокость, особенно в отношении к подданным, была нормой повседневного поведения.
«Поверьте, – писал Ржига о своей работе над романом, – этот труд отнюдь не был легким. Я должен был вжиться в ту эпоху, проникнуться ее верой, забыть о всей нашей истории после пятнадцатого века...»
Эффект непосредственного рассказа достигается в романе риторическими вопросами и восклицаниями, постоянным обращением к читателю, которого словно приглашают поразмыслить над возможным ходом событий и мотивами человеческого поведения: «Что за звон? Это колокола? Это грохочут аркебузы? Это мостовая дрожит под копытами коней? Наверное – все вместе, потому что в город во главе пестрой кавалькады дворян въезжает Иржи из Подебрад».
Речь рассказчика призвана приблизить к читателю мировосприятие средневекового человека, его видение окружающего: «Марек входит в храм и осеняет себя крестным знамением, ибо тут пребывает бог». Однако безусловная вера во всевышнего уже поколеблена, человек все яснее сознает необходимость руководствоваться своим собственным разумом и брать на себя ответственность за свои поступки. И это сознание передано легкой иронической окраской авторской речи: «Простит ли его бог? Только бог не снисходит до ответа. Может быть, у бога есть другие дела, а может, он отвечает так тихо, что в шуме, с которым верующие покидают храм, ничего не слышно».
Избранная Ржигой манера письма не способствует пространным психологическим описаниям. Характеры героев раскрываются в действии, в поступках, в столкновениях. Оттенки их переживаний передаются изменениями в стиле повествования: то по-деловому перечислительном, то спокойно-описательном, то возвышенно-метафорическом. Вот Марек впервые увидел Анделу: «Зеленое шелковое платье плотно облегает тонкую талию. Расширяясь кверху, платье походит на прелестную вазу, края которой обрамляют белоснежные плечи с задумчивым цветком лица». Так видеть девушку может только влюбленный, и нет никакой нужды подробнее расписывать душевное состояние Марека. А вот Марек, обуреваемый противоречивыми чувствами, сопровождает из Праги в Подебрады арестованного подебрадским войском верховного бургграфа чешской столицы пана Менгарта. Состояние героя, в душе которого ненависть наталкивается на простую человеческую жалость, хорошо передает сама манера повествования: «Кто после битвы у Липан приказал спалить амбары, где находились пленные табориты и сиротки? Пан Менгарт. Кто долгие годы правил в Праге жестоко и надменно? Пан Менгарт. Кто в присутствии кардинала Карвайала предал чашу и снова присягал католической вере? Пан Менгарт. Остается лишь добавить, что пан Менгарт тоже человек. И весьма старый? Скоро его закроет земля. Марек это сознает и обращается с ним соответствующим образом».
Роман Ржиги динамичен и компактен. Внешний исторический колорит: княжеские палаты, казармы, трактиры и бани Подебрад, купеческие лабазы, улочки и дома готической Праги – все это обрисовано без излишней детализации и умильного любования стариной, но весьма пластично и выразительно. Рецензент журнала «Творба» Ш. Влашин, на мнение которого мы уже ссылались, справедливо писал об этом произведении: «Мудрая, зрелая книга не только обогатила наше представление о творчестве Ржиги, но и способствовала подъему новой, художественно более высокой волны нашей исторической прозы»[3]3
«Tvorba», 1972, № 12.
[Закрыть]. Признание и высокая оценка романа Богумила Ржиги выразились в присуждении ему чешской Литературной премии 1972 года.
...Итак, перенесемся на пять веков назад. И вместе с отважным темноволосым юношей Мареком из Тынца приблизимся к стенам замка подебрадского князя Иржи, чтобы стать свидетелями событий, давно минувших, по по-прежнему волнующих сердца глубоким драматизмом.
С. Шерлаимова
ОТ АВТОРА
Пожалуй, мне нужно объяснить свою смелость.
Отправиться в эпоху пятисотлетней давности без каких-либо свидетельств – поступок более чем авантюрный. Однако на своем прежнем месте жительства я встречался с именем Иржи из Подебрад так часто, что в конце концов ощутил потребность проникнуть в пятнадцатый век. Мне было необходимо убедить самого себя в том, что существование Иржи – историческая правда. Кроме того, я хотел найти эту историческую правду, понятие которой для меня заключается не только в том, что произошло в действительности, но и в том, что, как я себе представляю, могло произойти. При ближайшей встрече с Иржи из Подебрад я хотел поставить перед ним зеркало. Пусть он увидит свое окружение и самого себя – властителя города Подебрады – отраженным в двадцатом веке.
Поверьте, этот труд отнюдь не был легким. Я должен был вжиться в ту эпоху, проникнуться ее верой, забыть о всей нашей истории после пятнадцатого века, наряду с историческими личностями выбрать из бесчисленных и безымянных предков мужчин и женщин с очень горячими сердцами. Я вдохнул в них прежнюю жизнь. В них доминируют, в каждом по-своему, любовь, ненависть, вера, борьба за власть и, наконец, смерть. На чем я сделал особый акцент? Я выбрал романтическую любовь молодых людей. И я стремился увидеть своих героев так, как никто их еще не видел. Я избрал этот способ пробудить нашу общую память.
Богумил Ржига
ПРЕКЛОНИ ПРЕДО МНОЮ КОЛЕНА
Четыре сверлящих глаза. Трудно выдержать их взгляд молодому человеку, который с детства привык больше к деревьям, чем к людям. Стражники некоторое время наблюдают за ним, потом приводят в движение подъемный мост. Скрежещут чугунные цепи, обнажая темный провал крепостного рва; небо, украшенное единственным облачком, ясно светится. Солнечные часы на правой половине ворот показывают одиннадцать. В подебрадском замке сейчас сядут обедать. После обеда не меньше часа будут нежить свои тела в постелях и только после этого снова опустят подъемный мост. От строгих глаз вооруженной стражи будет зависеть, кого впустить, а кого нет.
Марек не хочет их раздражать. Сразу видно, они – бывалые гуситские воины. Тела как стволы, головы вскинуты, бороды с проседью, ни намека на улыбку. Им ничего не стоит проглотить Марека, а кости выплюнуть в ров.
Он не настаивает и не угрожает им, понимая, что никто здесь не знает его. Никто не знает, что он – Марек из Тынца и что приехал сюда из Кутной Горы, с чистой душой и чистым телом, надеясь вступить в дружину восточночешского пана Иржи из Подебрад, чья звезда уже загорается на чешском небосводе. Марек ускользнул из ловушки священника – своего воспитателя в Тынце – и из купеческой западни в Кутной Горе и сейчас стоит перед воротами подебрадского замка, готовый к воинским учениям и к боевым сраженьям, в которых непременно должен отличиться. Ловкости в смелости ему не занимать, так что и до дворянского звания можно дослужиться.
Жаль, что не пустили в замок. Придется отложить заранее приготовленный поклон и проглотить слова, которые так и просятся наружу. И конь его недоволен. Прядает ушами, вскидывает голову, в брюхе у него бурчит от голода. Наверное, он удивлен, как это стража могла устоять перед такой великолепной парой. Достаточно взглянуть на их общую тень, резко очерченную и подвижную – вправо, влево, вверх и вниз; конь и всадник – один силуэт. На тени не видно ни блестящей шерсти коня, ни яркого бархата, плотного, как латы, в который облачен Марек. Но, пожалуй, не так уж важны эти подробности. Главное – оба в хорошем настроении, обуреваемы жаждой жизни и горят нетерпением поскорее осуществить свою мечту, которую ни в коем случае нельзя считать наивной.
Марек поворачивает коня в сторону площади и понукает его. У подножья замка расположился город: дома с узкими окнами, стрельчатыми готическими арками, зубчатыми карнизами. На переднем плане рынок: ржание коней, мычание коров, кудахтанье связанных кур – обычный рыночный галдеж. Бородатые мужчины в сапогах в обтяжку, крестьяне в грубошерстных куртках, женщины, красивые и просто миловидные, и, конечно, дети. Марек еще не знает, что увлечет его здесь. В голове его роятся беспокойные вопросы: чем живет город? Как проникнуть в подебрадский замок? Не окажется ли он здесь чужеземцем?
Перед воротами замка останавливается легкий крытый экипаж. Возница бежит к переднему коню, два вооруженных человека быстро снимают седла. Один из них, смуглолицый, горбоносый, открывает дверцы экипажа, обитого светло-коричневой кожей.
Марек оглядывается и уже неотрывно смотрит на все происходящее, словно хочет проникнуть в его тайну. Из экипажа, чуть пригнувшись, выходит девушка. Ощутив под ногами твердую землю, она выпрямляется, и сразу становится видна ее особая, сдержанная красота. Зеленое шелковое платье плотно облегает тонкую талию. Расширяясь кверху, платье походит на прелестную вазу, края которой обрамляют белоснежные плечи с задумчивым цветком лица. Темные волосы кажутся воздушными, широко раскрытые глаза смотрят с выражением явного удивления. Девушка прикасается к вещам пристальным взглядом, но тут же отводит его. Коснулся он и Марека. Марек тоже глядит на нее. Хотя взгляд девушки скорее удивленный, чем приветливый, но Марек толкует его по-своему: эта девушка непременно должна узнать его, узнать о нем все, а чего не узнает, угадать, угадать все, до мельчайших подробностей. Марек пророчески видит в ней будущего друга, которого он станет неусыпно охранять. Он смотрит на девушку пылким взглядом, вырвавшимся откуда-то изнутри. Ему жаль, что он так молод, что у него нет бороды и за ним не стоит вооруженная дружина. Марек знает, что бы он сделал. Но пока он мысленно просит ее жалобным и слабым голосом, чтобы она не уходила. Она не должна ничего бояться: путы минувшего скоро ослабнут, и перед ними – жизнь, усыпанная цветами и звездами. Только девушка не понимает Марека. Отводит взгляд, отворачивается и делает несколько шагов к воротам замка.
Мост с грохотом падает. Стражникам теперь как будто безразлично, что в замке время обеда. Девушка ступает на мост и оглядывается. Легкий ветерок колышет воздушный ливень ее волос. Быть может, она ищет взглядом Марека, а может, и не его. Но глаза юноши неотступно следят за ней, пока она не скрывается во дворе замка. Экипаж, обитый кожей, потихоньку следует за ней.
Мареку и в голову не приходит присоединиться к ним. Душа его полна нежданного света, он жаждет уединения, чтоб поговорить с самим собой. Где найти ему пристанище? Еще при въезде в город неподалеку от крепостных ворот он видел башню костела. Это, пожалуй, лучшее место для такого уединения. С образом незнакомой девушки в душе он тут же трогается в путь, подгоняя недовольного коня.
Чего Марек не знает о ней:
Что волосы ее не рассыпаются – они стянуты сеткой. Что она хочет казаться взрослой, хотя, в сущности, еще ребенок. Что она нежна и легко ранима.
Пожалуй, пора открыть ее имя: Андела Смиржицка.
Дочь Яна Смиржицкого, пана из Роуднице, друга Иржи из Подебрад, но друга ненадежного: этот мужественный чашник не любит, когда его друзья расширяют свои владения и завоевывают власть. Но пока еще он дружен с Иржи, поэтому Андела может время от времени посещать двор Иржи. А двор Иржи из Подебрад постепенно превращается в княжеский. Тут Андела станет приближенной пани Кунгуты, а затем мудрой и опытной придворной дамой, в чем ей должно помочь общество знатных женщин.
Дома она была окружена отцовской любовью, материнской заботой и уважением двух старых воспитателей: священника-подобоя из замка, который ревностно обучал ее закону божию, и отца Штепана – ученого августинца, который никак не мог смириться с тем, что в свое время ему пришлось бежать в Польшу, спасаясь от гуситов. Там по желанию королевы Ядвиги он читал лекции по физике в Краковском университете. Через двенадцать лет он тайно возвратился в разрушенный роудницкий монастырь и существовал тем, что делился своими знаниями с подрастающими сыновьями и дочерьми немногих чешских дворян, которые жили неподалеку и которым в те смутные времена казалось, что наряду с богатством – бесспорной привилегией – кое-какую ценность имеет и человеческий ум. Наверное, они чувствовали, что близится новое время, наверное, видели уже первые лучи его ослепительного света.
Отец Штепан учил юную Анделу с успехом, заслуживающим удивления. Вместо того чтобы развивать ум Анделы, он развивал ее воображение, которое оказалось способным превращать один предмет в другой, а из слов умело извлекать даже то, чего в них не содержалось.
Как Марек узнает в дальнейшем, Андела уже давно помолвлена с Шимоном из Стражнице, младшим братом Полянского пана Бедржиха из Стражнице. Пока это держалось в тайне, ибо упомянутый Бедржих и пан из Подебрад смертельно ненавидели друг друга. Иржи мог быть недоволен таким союзом. Андела всегда помнила о том, что обручена, это казалось ей даже занятным, однако стать замужней дамой она еще не стремилась. Ее чистота не спешила превратиться в надменность.
Пока что свои желания она понимала с трудом: порой ей хотелось где-либо остаться и одновременно уйти, непробужденные чувства воспринимали мир неясно, в ее душе еще не созрели ни бурные радости, ни горькие слезы. Ее чувства были так же юны, как и она сама.
Но Андела красива и возбуждает в мужчинах мечты и стремления, тревожащие и будоражащие их. Однако как раз этого-то Андела и не знает.
Марек привязывает коня к решетке кладбищенских ворот и входит в церковный двор. Неподалеку от костела двое мужчин копают могилу так усердно, словно ищут клад. Марек входит в храм и осеняет себя крестным знамением, ибо тут пребывает бог. Сюда не смеет проникнуть дьявол, а если он все же попытается, то придется ему не только перекреститься, но и пробормотать слово божье.
Марек видит, что священник заканчивает мессу и благословляет молящихся. В это мгновение он напоминает апостола, хотя жесты его обычны, даже несколько небрежны и не соответствуют торжественной тишине храма. Но это не смущает небольшую горстку верующих. Они едва ли замечают, что обряд совершается почти целиком по католическому ритуалу, не замечают и того, что священник облачен в белый стихарь. По решению последнего священного синода подобой может облачиться даже в ризу, расшитую золотом, но это, вероятно, подебрадскому священнику кажется «чересчур». Марек воспринимает все как должное. Он вспоминает своего воспитателя Яна Сука из Тынца над Лабой, священника-подобоя; как тяжко он переносил уступки чашников настояниям римско-католической церкви. Сколько раз предостерегал он Марека, чтобы тот не вздумал быть священником – посредником между людьми и богом. Этот почитатель Яна Гуса скорее бы умер, чем полностью подчинился католикам. Впрочем, Марек убежден, что всякий священник – чуточку святой, каково бы ни было его облачение.
Марек медленно оглядывает храм. Он хочет пробудить в себе чувство отрешенности, чтобы можно было обратиться к богу. Постепенно ему это удается. Святые глядят на него, печальные и блаженные, господне око тихо мерцает над алтарем, лики святых оживают, храм, словно излучая свет, наполняется ароматом доброты. Теперь Марек испытывает чувство щемящей грусти, светлой печали и сострадания ко всем людям. Рассудок его умолкает, остаются лишь вечные сомнения.
В чем смысл его жизни? Была бы жизнь его никчемной, если б он унаследовал отцовский грех? Ведь Марек – дитя грешной любви Михала из Канька – Марек побочный сын Михала, хотя тот давно уже признал его законным. Падет ли грех отца на голову Марека? Простит ли его бог? Только бог не снисходит до ответа. Может быть, у бога есть другие дела, а может, он отвечает так тихо, что в шуме, с которым верующие покидают храм, ничего не слышно.
Марек думает. Отягощен грехом не только его отец – есть грех и за Мареком. Та девушка первой поцеловала его – в кутногорской общественной бане. У него голова пошла кругом. А потом он целовал ее и увлек в свою комнату. У нее были синие глаза и золотые волосы. Наверное, ее звали не Аполена, но Марек так ее называл. Он поддался дьявольскому искушению. Он знает об этом, хотя совершенно вычеркнул девушку из своей памяти. А сейчас охотно испросил бы себе наказание, чтобы очиститься от греха, который остался на нем.
Господи боже, пошли мне наказание! И немедленно, пусть это будет уже позади. Чтобы мог я снова смотреть на ту нежную, красивую, чистую девушку, которую видел перед воротами замка! Пусть и я буду таким же чистым и неоскверненным, как она!
Священник уходит, в костеле тихо, господне око лад алтарем благосклонно мерцает, святые застыли в своих позах, но ответа бога так и не слышно. Марек не может уловить ни единого знака, отпущение грехов не приходит. В памяти его всплывают слова отца Амброзия: наказания божьи невидимы. Наверное, он прав – этот цистерцианец[4]4
Член католического монашеского ордена, основанного в 1098 г. во Франции в местечке Цистерциум. В XII—XIII вв. был одним из самых богатых и влиятельных орденов. – Здесь и далее примечания переводчика.
[Закрыть] из крестьянского монастыря понимал бога. Может быть, я уже наказан, только не знаю об этом, размышляет взволнованный юноша. Или я уже прощен, но тоже не знаю об этом.
В душе Марека умолкают сомнения и разливается чувство блаженного умиротворения. Может он выйти из храма в суетный день? Может. Конь нетерпеливо ждет его. Дергает уздечкой, чуть не срывает кладбищенские ворота. Могильщики не замечают их. Они не замечают, что Марек снова садится на коня и возвращается в город. Ему немного легче. Впрочем, могильщиков это и вовсе не интересует.
Марек направляется к пану Иерониму Ваху.
Вах торговал широко. Вывозил за границу воск, мед, кожу, лес, хмель, олово, медь, свинец и серебро. Ввозил соль, легкие ткани, сукна, коренья, рыбу, золото. Компаньон Михала из Канька по торговле, Вах был единственным человеком, которого Марек знал в Подебрадах. Марек должен навестить его, хотя и не испытывает особой охоты его видеть. Однако пан Иероним здесь влиятелен и может помочь Мареку вступить в дружину Иржи.
Его дом, расположенный недалеко от Нимбуркских ворот, только издалека кажется ветхим, а вблизи это чуть ли не замок: крепкая двускатная крыша, стены каменные, двери дубовые, окна забраны решетками и всюду замки, засовы, крючки, задвижки. Пан Иероним боится, что его убьют в постели. Да и добро свое бережет, никому ничего не даст без выгодного залога. Таков искони купеческий обычай.
Пан Иероним принимает Марека в торговом помещении. Он стоит словно статуя за покатой деревянной конторкой. Застывшее выражение на аскетическом лице – будто он лежит уже в гробу. Но взгляд цепкий. Руки – одна на крышке конторки, другая на животе. Ждет, что ему предложат.
– Марек, – говорит он вместо приветствия, – что ты мне принес?
– Ничего, – спокойно отвечает Марек.
– Пан Михал разорился? – внутренне настораживается пан Иероним. Однако даже бровью не ведет, гасит вспыхнувшие в глазах искры, мысли его перегоняют одна другую. Без труда можно заметить, что он – воплощение хитрости, недоверия и жадности.
– Да нет же, – смеется Марек. – Он так богат, что даже сам точно не представляет, во сколько коп[5]5
1 копа – 60 грошей.
[Закрыть] оценивается его имущество. Одного серебра у него две тысячи коп.
– Хочешь что-нибудь купить? – осторожно расспрашивает пан Иероним.
– Я не за тем пришел, – качает головой Марек.
– Говори, не бойся, нас никто не слышит.
Пан Иероним показывает на тяжелый ларь со спинкой, предлагая Мареку сесть. Сам садится за стол – дубовая столешница окаймлена светлым кленом. Но прежде прикрывает дверцы высокого готического шкафа, украшенного резными зубцами. Что хранится в нем, Марек не знает. Видно, не только документы.
– Мой отец должен был предстать перед кутногорским городским судом, – начал Марек.
– Ну и ну... – качает головой пан Иероним, не очень удивляясь.
– За кражу бревен с плотов. Их гнали по Лабе из пограничных лесов в Колин.
– Продолжай, – настороженно слушая, говорит пан Иероним.
– В суд на него подал пан Бедржих из Стражнице.
– Этот мерзавец! Этот проходимец!








