Текст книги "Преклони предо мною колена"

Автор книги: Богумил Ржига

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Марек и Андела перелезают через упавшие стволы, перепрыгивают через камни, продираются сквозь кустарник. Они словно оторвались от земли. Сердца их бьются в унисон. На зов Бланки и Дивиша они откликаются не всегда, чтобы не нарушать своего счастья. Марек видит Анделу, слышит ее, желает ее, прикасается к ней. Его жар стремительно передается ей, ее сдержанность и стыдливость постепенно исчезают. Она трепещет от сладостного и мучительного томления, кровь бешено пульсирует. Прильнула к Мареку и снова отдаляется. Ничего нет слаще – прильнуть и отпрянуть, разрешить и отказать. Они поддаются страсти: руки горят, губы сливаются. Но в голове Анделы не дремлет росток разума. Он слабенький, хрупкий, вот-вот готов сломаться, но именно он заставляет ее ответить на жалобный зов Дивиша и Бланки, отчаявшихся их найти:

– Мы здесь!

Пары встречаются, восторженные и испуганные. Легкие полны свежего воздуха, лица омыты росой, перед глазами картины прекрасного мира. Сердца женщин согревает самое старое и в то же время самое молодое чувство – любовь, а в сердцах мужчин – то, что издавна называется рыцарством.

– Я стараюсь посмотреть на вас с Анделой глазами бога, – нерешительно говорит священник Ян Маха, когда Марек раскрывает ему свой замысел.

Разговор происходит в позднее вечернее время в тихой комнате священника. Пламя сального светильника мягко колеблется, на освещенной половине лица Яна Махи выражение серьезной озабоченности.

– Нас не мучает совесть. Ни меня, ни Анделу, – мягко, но настойчиво говорит Марек. – А почему мы спешим? Просачиваются слухи, что скоро начнется военная кампания.

Он не открыл священнику ничего нового. Отзвуки надвигающихся событий доносятся и до его обители.

– Почему вы стремитесь к таинству брака? – спрашивает терпеливо священник. Как истинный слуга божий, он стремится отстранить все побочное и придерживаться лишь самого главного.

– Мы чувствуем в себе великую любовь.

– Это недостаточный аргумент для господа бога, – отвечает священник печальным голосом. – В супружество люди должны вступать только для того, чтобы прийти к спасению и уберечься от более тяжкого греха. Хотя они осквернят тело, зато сохранят чистой душу.

– Наша любовь – чудо.

– Марек, не богохульствуй. Чудеса совершаются и до сего дня, но они иного рода. В винограде вода превращается в вино, деревья каждый год покрываются цветами, солнце и звезды изо дня в день сияют на небо в любую погоду.

– А счастье людей? Их любовь? Разве это не чудо? – возражает Марек. Он сам себе удивляется. Как, он противоречит священнику? Этому тонкому человеку, который знает небо и ад, благосклонность ангелов и льстивость дьявола, который без труда заглядывает в людские сердца и легко различает в них добро и зло?

– Что ты знаешь о людях? Какие соблазны их подстерегают, в каких тайниках они скрываются, – возражает священник. В сумерках слова его звучат печально и красиво.

– Я верю, что человеческое сердце может быть постоянным.

– Верь прежде всего в бога, – резко говорит священник, и в его бархатном голосе появляются нотки решительности. – Знают ли родители о вашем намерении? Андела Смиржицка еще молода.

– Нет, – признается Марек.

Священнику, конечно, известна его история, потому что в замке невозможно ничего скрыть. Его последний вопрос в этом нелегком разговоре должен был возникнуть.

– Дали бы они вам свое благословение, если бы знали?

– Бог весть.

– Дети во всем должны слушаться своих родителей, если, конечно, решения их не направлены против бога. А ты не думал, что, приняв таинство брака без благословения родителей, вы совершили бы грех?

– Отец Ян, я думал больше о милости божьей, чем о грехе.

– Но ты, вероятно, знаешь, что родители на том свете будут страдать за грехи детей своих?

– Знаю только, что дети могут быть наказаны за грехи родителей.

– Часто грехи совершаются по неведению. Думаешь, что от этого они становятся меньше? Перед богом, Марек, грех остается грехом, знаешь ты о нем или нет.

– Отец Ян, прошу простить меня, – пересиливая себя, говорит Марек.

– Мы все без исключения ошибаемся, только каждый по-своему, – пытается утешить его священник. И лицом и голосом он теперь напоминает Иисуса Христа.

Так он дает понять, что разговор окончен.

После стремительной летней бури деревья еще клонятся друг к другу, трава все еще под грузом капель, тяжелые тучи тянутся к западу, в просветы между ними проглядывает послеполуденное солнце. На острове поют птицы.

Они встречаются под своим кленом. Андела с нежностью смотрит на него. Это дерево их обвенчало, это оно благословило их еще год тому назад. Что из того, что священник Ян Маха не хочет соединить их супружескими узами. Андела чувствует подавленность Марека и хочет помочь ему. Она откладывала свое решение, надеясь, что ей не придется быть мужественной, но теперь вдруг она поняла, что именно ей необходимо проявить мужество. На что она опирается в своей душе? Она такая хрупкая и робкая, но есть в ней какая-то дремлющая сила, которая и помогает ей прийти к главному решению.

– Только от нас зависит, чтобы мы выдержали, – говорит она тихо. Она защищает сейчас всех женщин на свете, всех мужчин и их общую судьбу.

– Как я должен тебя любить? – спрашивает Марек и сам себе отвечает: – Нежно и преданно. Даже если не буду тебя видеть.

– Я буду далеко, но всегда рядом с тобой.

– Я сохраню в себе твою красоту.

– А я в себе скрою твою верность.

Дыхание их смешивается, они чувствуют свою телесную близость. Их движения осознанны, словно давно им известны, хотя для них совершенно новы. Они становятся свидетелями своего собственного рождения. Их общая радость теперь выглядит как вызов всему свету. Что только может прорасти в маленьком человеческом сердце. Что только может быть в нем заключено: вся вселенная любви и будущие человеческие судьбы.

На поверхности реки показывается голова щуки. Она шевельнула ею над зеркальной гладью и с чуть слышным всплеском исчезла в черной глубине. Андела, увидев ее холодные глаза, слегка содрогается. Как какой-то зловещий отблеск, возникает в ее мозгу воспоминание о предсказании роудницкого астролога. Жизнь принесет ей великую любовь, даже близкую возможность супружества, а потом? Старый астролог только молчал. Это было молчание, которое пугало. Но что пугало? Андела вдруг чувствует себя беззащитной против этого повторенного молчания, против пустоты и небытия, которые предсказаны ей в будущем. Она замыкается в себе, словно на нее легла тяжесть всего мира. Она смахивает с глаз слезы, останавливая этим надвигающийся их поток. Счастливая действительность исчезает где-то в глубинах ее существа, вместо нее поднимает голову страх. Что могут сделать два молодых влюбленных существа против целого света? Против своей судьбы? Все, кажется, должно быть управляемо каким-то высшим законом, предусмотрено Книгой бытия, уже давно закрытой и запечатанной. Радость быстро улетучивается, остается только решимость и любовь. Но и в них понемногу прорастает печаль разлуки.

Они уходят вместе как во сне. Что произошло? То ли это начало приближающегося страдания или только мгновение обычной тоски между минутами счастья? На эти вопросы они не умеют ответить. И из-за этого Марек вообще не уснет, а Андела проплачет целую ночь.

Иржи из Подебрад публично дает согласие чешским начальникам дружин и наемным солдатам начать поход. В прошлом году их нанял саксонский воевода для войны против вестфальского города Соеста и не заплатил им жалованья. Кампания провалилась по вине неспособных начальников. Но чешские солдаты ободрались, обносились и имели полное право потребовать плату. А вероломные саксонцы заслужили, чтобы на них пошли походом, дабы опомнились и заплатили задержанное жалованье.

Заседает совет дворян и мещан подебрадской общины. Съезжаются военачальники, разрабатывают планы. Пан Иржи созывает войска. И снова подтверждается: человеческие поступки движимы либо силой, либо слабостью.

Пан Иржи наблюдает за лицами своих друзей. И пытается представить себе лица своих врагов. Ревниво замечает малейший след враждебности. Уймутся ли его враги внутри государства? В период похода на Саксонию у него должен быть надежный тыл. Конечно, уймутся. Пожалуй, да. Но как? У пана Иржи живое воображение, и он представляет себе, как это будет, – поэтому у него хороший сон и аппетит. С Олдржихом из Рожемберка он обменивается письмами, полными медоточивых уверений. С другими заключает мирные договоры. Он учится искусству управлять государством: с кем объединиться внутри страны, кого запугать, как успокоить иностранные государства.

Он велит позвать Марека в приемную залу. Обстановка строго официальная. Пан Иржи стоит молча, за его спиной сноп света, оружие, развешанное на стенах. Безмолвие. Сначала Марек видит очертания его круглого лица. Не может различить даже цвета плаща: то ли он темно-коричневый, то ли красный.

Пан Иржи приказывает Мареку подготовить лагерь для войска на Качинском лугу возле Новых дворов. Сначала нужно договориться с владельцем луга паном Ярославом из Уезда, который обосновался на Новых дворах. Можно ему сразу же возместить убытки. Но это не все. Марек будет принимать воинские отряды, располагать их на постой и обеспечивать им питание. До самой ликвидации лагеря он будет его начальником.

Непринужденный тон пана Иржи выражает все: и ясность мысли, и силу духа, и непоколебимость разума. Щелочки глаз пропускают искры, которые снимают тени с его лица. У Марека рождается чувство, что пан Иржи вселяет в него уверенность, что он распрямляется вместе с ним.

– Я хочу, чтобы в лагере царил дух содружества, – замечает пан Иржи в конце беседы. – Денег для этого у тебя будет достаточно. Ты понял?

– Да, пан.

– Это будет большая божья кухня, – смеется пан Иржи.

– Я могу взять с собой несколько воинов?

– Выбери себе людей расторопных, смекалистых и верных. Всюду распространяйте слух, что идете на Саксонию. Но тебе я могу сказать по секрету, что настоящая цель нашего похода не эта.

Пан Иржи поворачивается. Свет обнажает его полное и здоровое лицо. Но пан Иржи дипломат, и даже сейчас он остается в тени.

– Не понимаю, – выдыхает Марек и напряженно думает, что же означает последнее замечание пана Иржи?

– Последнее слово еще не сказано, – поспешно говорит пан Иржи и ставит между собой и Мареком стену официальности.

– Я принимаю мир таким, какой он есть, – старается успокоить его Марек, хотя знает, что это неправда. Он был бы доволен, если бы мир управлялся соответственно его представлениям.

– Разумеется, ты видишь, что он ногами вниз, – успокаивается пан Иржи. – К отрядам дружественных нам панов и благорасположенных городов будь внимателен. Но помни, что наши воины не столько умеют мыслить, сколько воевать и ссориться, в том числе между собой. Это означает, что ты должен быть, кроме всего прочего, и строгим.

– Я удержу в лагере порядок, пан.

– Я знаю, – говорит пан Иржи и бросает на него поощряющий взгляд. – Тебя ждет дворянский герб. А если тебе пан Михал купит одну или две деревни, ты сможешь выбирать себе невесту.

– Я уже выбрал, пан. – Марек должен похвалиться своим счастьем.

– Поздравляю, – отвечает пан Иржи. – Только сейчас ты должен отправиться на Качинский луг. И ничего не бойся. Это будет больше политика, чем война.

– Я не боюсь, – поднимает голову Марек.

Ян Пардус будет наблюдать только со стороны, как изменяются контуры земли. Он должен остаться дома, как подебрадский начальник дружины и начальник замкового отряда. Пан Иржи хочет, чтобы замок был твердыней. Сам он отправится с войском. Старый гетман вне себя от ярости, но внешне спокоен. Он ненавидит медленно тянущееся время в замке. Он охотнее отправился бы в плавание по волнам приключений и даже утонул. Но для прямого бунта чувствует себя слишком старым. Он придирается к Мареку, насколько ему дозволяют дружеские чувства к этому юноше.

– Знаешь, что это значит – подготовить лагерь? – набрасывается он на Марека.

– Кое-какое представление имею, – успокаивает его Марек, водружая на седло своего коня воинское снаряжение.

– Представление, – смеется пренебрежительно Ян Пардус. – Подготовить лагерь означает: костры, достаточное количество супа и, кроме того, чтобы не часто шел дождь.

– Повинуюсь, – едва шевелит губами Марек.

– А ты сможешь держать себя как начальник?

– Я буду вспоминать о вас.

– Помни: начальник не говорит никому больше, чем один раз. И это еще не все. Не имеешь права быть только где-нибудь, должен быть всюду.

– Бог храни вас здесь, – отвечает Марек и подает ему обе руки. Он явственно чувствует, как любит старого гетмана. У Пардуса добрые глаза. Да и сердце тоже. Хотя он все время маскирует это грубыми солдатскими словами.

– Пусть твоя голова крепко сидит на шее, Марек, – ворчит Ян Пардус и целует побледневшего юношу в обо щеки, как своего сына.

С Анделой Марек может попрощаться только заочно. Подъезжает на коне под окно, из которого выглядывает его темноволосая девушка. Что подарит она обращенному к ней лицу? Улыбку? Ободрение? Слово любви? Слезу? Скорее всего все вместе.

«Андела, ты звезда. Знаешь об этом?» – кричит все его взволнованное существо.

«Моя тоска пойдет за тобой», – отвечает испуганная Андела. Она не понимает, почему Марек должен уехать, хотя знает о готовящемся военном походе.

«Твой образ в моем сердце».

«Я всегда с тобой».

«На свете существуем только ты и я».

«Да, Марек, только ты и я», – отвечает Андела, и молодость ей вдруг не кажется бесконечной, как это было прежде. Какие мысли роятся в ее склоненной головке? Наверняка она заключает договор со временем. Через неделю? Через месяц? Скоро? Долго? Поздно? Никогда?

Уже неделя, как Марек на Качинском лугу. Он заметно похудел, глаза запали, возле губ горькие складки. Ему трудно управлять лагерем, который день ото дня разрастается. Каждую минуту у него что-нибудь да ускользает из рук. Приезжают паны в темно-красных одеждах, на мягких седлах. Они очень важные и слушают его вполуха. Прибывают высокомерные вельможи с надменными лицами. Они просто не замечают Марека. Напрасно он показывает им отведенные для них места. Они располагаются там, где хотят. На счастье, Качинский луг обширен. Трава тут недавно скошена, по краям торчат старые деревья.

Охотно подчиняются ему только начальники воинских отрядов из восточночешских городов. А люди все прибывают и прибывают: из Градце-Карлова, из Кутной Горы, из Высокого Мыта, из Часлава, из Хрудимы, из Ческого Брода и даже с Полички. В основном это пешие отряды, их одежда почти ничем не отличается от обычной, но вооружены они хорошо: арбалет, меч, за плечами щит, иногда вместо арбалета рогатина или алебарда. Голову прочно защищает шлем с завесой сзади, а у некоторых обычный капюшон. Плохо придется этим головам, если на них обрушится вражеский меч.

В лагере оживленно, как в огромной корчме. Крики, восторженные восклицания, ржание коней, вытаращенные глаза, открытые рты. Ярко пылают костры, – тут вертелы с кусками мяса медленно поворачиваются, там варится похлебка и слышен стук разбиваемых яиц. Приволье и простор. Воздух кажется разреженным, на солнце невозможно взглянуть.

Воины здесь как рыба в воде. Споры разрешаются с помощью мечей и копий. Бросаются друг на друга, не боясь изувечить своего товарища. Марек хотел было запретить эти драки, но вскоре понял, что это невозможно. Ему ничего не оставалось, как приспособиться к лагерной жизни: выпьет, если ему предлагают выпить, проглотит кусок, если его угощают, кричит, даже если его никто не слушает. Он все понимает. Ешь и пей! Зачем заботиться о том, что будет завтра! А когда ты пьян, то все проще – можешь врать, можешь ругаться.

Но и в окрестностях лагеря жизнь тоже бьет ключом. Воины торгуют с заезжими купцами, зазывают бродячих музыкантов, ищут сговорчивых женщин. Для чего же и существуют воины на свете? Марек приходит к выводу – для того, чтобы собрать вместе все дурные привычки.

И крестьяне из окрестных деревень тоже себе на уме. Прикидываются глуповатыми, словно Марека не понимают. Но чтоб деньги вперед и чем больше, тем лучше, а коли монеты малы, то сыпь их больше. Цены на коров, коней, муку, крупу, пшено, сено и солому растут не по дням, а по часам. Крестьяне еще и жалуются на все: на жару, на ветер, на холод, на неурожай, на нужду, на кулаки, которые стучат к ним в окна ночью. И никак им не вдолбить, что в округе не может быть покоя, раз уж на Качинском лугу собралось столько войска.

Марек вздыхает с облегчением, когда в лагере появляется пан Иржи. В синей тунике, с красным плащом через плечо, на голове зеленая шапка, отороченная красной кожей. Его широкое лицо светится улыбкой, он держится с достоинством, на челе начертана уверенность. Воины хорошо знают, что это означает: сегодня улыбка – завтра наступление. А за успехи и заслуги – награды, добыча, слава. Приходят послы с предложениями и пожеланиями, с серебром и с долговыми обязательствами. Иржи удовлетворяет их двумя словами, редко когда прибавляет третье.

Зато к дворянам и начальникам отрядов из городов обращается с пространными речами. В его шатер, увенчанный знаменем с эмблемой Подебрада, приглашен и Марек. Он остается стоять позади и рассматривает лица присутствующих панов. Большинство из них кажутся ему открытыми и ясными, а некоторые замкнутыми и мрачными. Ему кажется невероятно трудным объединить начальников разрозненных отрядов, не говоря уже о том, чтобы выступить с ними вместе в сражении. Марек боится, что при первых же трудностях они разбегутся.

Пан Иржи говорит осторожно. Словно только сейчас он ищет те слова, которые будут потом словами приказов. Поход в Саксонию. Отплатить за старую несправедливость. Это будет проверка боеспособности войска. Но не нужно стремиться к полной победе. Да это и не так-то легко. Мы не должны ожесточать Саксонию, чтобы она стала навеки нашим врагом. Возможно, паны сознают, что путь в Саксонию идет через Прагу? Они должны спокойно пройти через Прагу, так, будто это и не Прага вовсе и будто она ничуть не враждебна нам: она все же во власти католической партии.

Иржи словно разворошил осиное гнездо. Возмущаются Костка из Поступиц, Ян из Смиржиц, горожанин Андел из Ческого Брода, Ярослав из Мечкова, и это еще не все. Ропот, брань, гнев, угрозы. Шатер чуть не разнесен от внезапного взрыва чувств и азарта. Попрание чаши, произвол католического дворянства, враждебное выступление против подебрадского объединения, оскорбление пана Иржи, принуждения к переходу в католицизм. Такое сильное войско не должно пойти в обход Праги, но не может и пройти через нее спокойно. У нас есть все: конница, пехота, оборонные возы и аркебузы, запасы продовольствия и фуража, снаряжение для взятия городских укреплений. Вооруженный кулак. Стоит только его поднять и ударить.

Пан Иржи слушает внимательно. В уголках его рта прячется слабая улыбка, на лбу несколько морщинок, означающих беспокойство. Видно, он готов к бою внутри страны, но пока что взвешивает шансы. Он, наверное, еще не принял решения или скрывает его. Даже его последнее слово звучит как-то неопределенно.

– Мы должны все обдумать. Если мы однажды начнем, будет нелегко остановиться. Вы представляете, чем это может кончиться? Я – нет.

Отец Анделы – Ян из Смиржиц. Господин в Роуднице. Марек видит его впервые и не может отвести от него глаз. Он прискакал в лагерь в то время, когда Марек скупал запасы в Кобылиницах и в Заборжи над Лабой. Будущий тесть приобрел конкретный физический облик. Он, видимо, старше пана Иржи, у него волевой подбородок, лицо недовольное, но в глазах нет-нет да промелькнет выражение робости, застенчивости – как и у Анделы, – тем не менее взгляд свидетельствует о внутренней силе, которой не чужды колебания, но никогда – уступки. Слово «я» звучит в устах пана Яна легко и естественно. Это дворянин старинного знатного рода. Марек не может ему представиться, хотя страстно желает этого. Ведь наступит время, когда он будет жить с его дочерью. Станет его зятем. А это достаточно близкое родство. И стоило бы об этом заранее намекнуть. Только Марек боится, как бы раньше времени не повредить себе. Поэтому он остается в тени и свое имя произносит про себя, прибавляя к нему и имя Анделы. Потому что они с Анделой одно целое, хочет того Ян Смиржицкий или нет.

Однако это всего лишь коротенький антракт в жизненном спектакле, где, если не удается замысел, вмешивается случай. Обычно в этом спектакле события разворачиваются самым неожиданным образом и заканчиваются так, как никто не предполагает. И меньше всего Марек.

В подебрадском лагере один солдат из какого-то отряда украл копченый окорок. Это произошло на рассвете. Он схвачен и приведен к Мареку из Тынца. Парень ощетинился, глаза, как у рыси, под курткой худое мускулистое тело. Марек не моргнув глазом назначает наказание: пятьдесят ударов палкой. Никто этому не удивляется. Кража есть кража. Парень вопит как одержимый, так что сбегаются его однополчане. Заваривается страшная потасовка, во время которой вор убегает. Потасовка как потасовка – ничего особенного. Что может сделать обыкновенный кулак? Удар по уху, разбитый нос, сломанные ребра, вывихнутое плечо. Марек палкой разгоняет распаленных солдат. Нападающие покидают поле боя. Один хромает, другой ругается, третий держится за голову.

В этот момент на красивом гнедом жеребце подъезжает Ян из Смиржиц. Он бледен, губы сжаты, брови нахмурены. Конь под ним дыбится. Сразу становится тихо. Лица подебрадских воинов словно высечены из дерева.

– Кто велел избить моего солдата? – цедит сквозь сжатые губы Ян из Смиржиц.

– Я, – отвечает Марек и отбрасывает палку.

Он стоит на земле, но ему хочется быть намного выше. А это трудно – даже гордо поднятая голова не помогает.

– Кто ты?

– Начальник лагеря.

– Как твое имя?

– Марек из Тынца.

– Хватайте его! – приказывает пан из Роуднице. – Он получит такое же наказание!

Марек стоит как статуя. Даже пальцем не шевельнет. В нем закипает гнев, но в то же время он чувствует, как в душу вползает тоска. Словно всему наступил конец.

Побитые роудницкие воины набрасываются на него. Подебрадские солдаты стоят в нерешительности. Что они должны делать? Почему им никто не приказывает? Обычная драка вдруг превращается в зрелище. Простой спор оборачивается серьезными неприятностями. Все подвержены вспыльчивости. Даже знатные паны.

Отсутствует только главный актер. Иржи из Подебрад. Однако ангел-хранитель вовремя извещает его. Иржи скачет на своем белом коне. В синей тунике, с развевающимися волосами. Он спокоен. Стена зрителей расступается и впускает его внутрь круга.

– Что здесь происходит? – поднимает брови пан Иржи.

– Он дал моему воину пятьдесят палочных ударов, – цедит сквозь зубы Ян из Смиржиц.

– Отпустите его, – приказывает пан Иржи.

Марека тут же освобождают.

– Я хочу наказать его, – стоит на своем роудницкий пан.

Волнение исчезает с его лица, но ненависть остается.

– Что сделал этот воин? – обращается к остолбеневшему Мареку пан Иржи.

– Украл у нас копченый окорок! – кричат подебрадские воины.

Марек не издает ни звука.

– Пан Ян, – обращается Иржи к роудницкому пану. – Чему ты, собственно, удивляешься?

– Ничему, – обрывает Ян из Смиржиц. Поворачивает на месте коня, пришпоривает его и одним рывком оказывается вне круга – ротозеи едва успевают отскочить.

– Отправляйтесь восвояси, – приказывает пан Иржи воинам. Какое-то мгновение он смотрит на Марека. Ничего не говорит, хотя все понимает. Затем вспоминает, что он одет недостаточно официально, и возвращается в свой шатер.

У Марека такое чувство, что для него все кончено, он сброшен на землю и никогда уже не поднимется. Должны были бить его ногами, топтать, вонзать ножи и мечи, рогатины и алебарды. Это было бы прекрасное смертельное угощение. Только Марек на нем уже не присутствовал бы.

– Голова закружится оттого, что смотришь в землю, – слышится рядом громкий голос.

Марек поднимает голову. Это Ярослав из Мечкова, добродушный верзила. Лицо немолодое, утомленное, долговязая фигура отбрасывает длинную тень. Утреннее солнце играет в капельках росы.

– Все это затеяно не против тебя, – продолжает пан Ярослав.

– А против кого?

– Целились выше. В нашего пана, – отвечает Ярослав, слегка прищурив глаза и осторожно оглядываясь по сторонам.

– Неужели это правда? – бормочет Марек, но его мысль не противится утверждению пана Ярослава.

Он вздыхает и пропускает в отчаявшееся сердце немного надежды. Туча, которая висела над ним после столкновения с Яном из Смиржиц, теперь не кажется ему такой черной.

– Ты должен знать, кто ты и что должен делать.

– Я едва это сознаю, – бормочет Марек.

Ему стыдно за себя, но еще больше за роудницкого пана. Почему они стали ему поперек дороги? Кто перемешал все карты? Углубится ли еще больше пропасть между ним и Анделой? Есть ли какой-нибудь выход или нет?

– Это неплохо, если ты немного помучаешься, – улыбается пан Ярослав и поворачивается к коням.

Он хочет прогуляться. Едет легко и упруго, словно каждый шаг для него чрезвычайно важен. Наверное, радуется, что скоро в незнакомых местах подновит свою старую славу.

Марек долго провожает его взглядом.

Последний день августа. Войско все еще не разбежалось. У пана Иржи удивительная способность удерживать людей вместо. Создается впечатление, что друзья вокруг него множатся.

Уже разбит лагерь неподалеку от Планян. Все знают: поход начался. И хотя начальники отрядов стараются сдерживать солдат, страсти разгораются. Каждый отряд обеспечивает себя сам оружием и продовольствием. Лес мечей, обнаженные кинжалы, арбалеты наготове. Войско должно есть и пить. И надо всем этим волна грубого веселья. У воинов словно зорче видят глаза, лучше слышат уши и все чувства обостряются. Завтра их, может быть, ждет смерть, сегодня они хотят жить и потому бесчинствуют. В деревнях тревога. Особенно в тех, которые принадлежат пану Бедржиху из Стражнице. Бедржих – он будет предавать и на том свете.

Солнце непреклонно совершает свой путь, оно ищет ночную тьму. Тихий и долгий день угасает в синем тумане. Воздух словно затянут бархатом. Туман незаметно вползает в легкие и незаметно выползает из них.

Марек бродит среди воинов своего отряда. Не отвечает на окрики, потому что не слышит их. Он погружен в себя. Что он должен предпринять? Отдаться несущей его волне? Или плыть против течения? Сегодня он навлек на себя гнев Яна из Смиржиц, а завтра он может так же навлечь неприязнь Иржи из Подебрад. Стоит только ему сбежать из его войска. До Подебрад всего два шага. Там по замку ходит Андела. Марек знает – она ждет его. Все остальное пустяки: война, слава, дворянский герб, чины, деньги, имущество. Уедут вместе к Дивишу в Чиневес и начнут там новую жизнь. Марек чувствует, что за себя он может поручиться. А что, если он ошибается? Вдруг он трус? Вдруг он не решится действовать наверняка! Ведь не находит же он в себе силы пробить спасительный туннель и идти за светом своей любви! А может быть, эта любовь – грех?

Марек раньше умел распознавать, где чувственность и грех, где добро и зло. Когда же его самого захватила любовь, ему изменила эта способность. Но ведь любовь не может быть грехом. Это ему говорит не разум, это утверждает вспыхнувшее в нем чувство.

Ход его мыслей прерывает неожиданное появление Дивиша с толпой своих крестьян. Марек обнимает друга. В объятиях Дивиша ему кажется, что он тонет в глубокой воде. Он снова приходит в себя, лишь когда открывает глаза. По счастью, Дивиш ничего не замечает, потому что он весь во власти своей собственной радости. Он нашел Марека, у него есть конь, у пояса меч, он слышит запах военных костров. Его поле битвы иное, чем поле битвы Марека.

Разве можно с Дивишем спорить? Нет. Можно ли его убедить, чтобы он вернулся и чтобы Марек мог к нему приехать? Тоже нет. Дивиш друг, но Марек точно знает, что Дивиш не понял бы его.

Герольд созывает начальников всех отрядов в шатер пана Иржи. На августовском небе взошла единственная звезда. Остальные ждут за кулисами. Их время еще придет – когда наступит ночь. В шатре ненамного больше света. Два-три огонька притулились на фитилях сальных светильников. Но лицо пана Иржи освещено, а остальных видеть не обязательно. В сумраке притиснуты друг к другу и Марек с Дивишем.

Пан Иржи произносит речь с достоинством. Никому не льстит. Не видно по нему, что он гневается на кого-то из присутствующих. Это состояние равновесия между чувством собственного достоинства и уважением к окружающим. Видно, что его смирение по отношению к католической церкви уже кончилось и что он ищет слова для ясных приказов, которые хочет отдать начальникам.

– Мы у цели, – говорит пан Иржи, и его взгляд пронизывает тьму. – Стоит протянуть руку – и мы достанем Прагу.

– Сначала Прагу, – раздается голос из темноты.

– Что мы значим без Праги?

– Сердце королевства.

– Жемчужина чешской земли.

– Через три дня мы будем там ужинать.

Пан Иржи продолжает: порядок, восстановление справедливости по отношению к чашникам, прополоть грядки в божьем саду, найти подходящих людей для управления городом. Но никому не дозволено убивать и брать в плен. Прага должна стать союзницей подебрадского объединения. Это неслыханно – ответить на враждебность дружеским жестом. Паны принимают это предложение с неудовольствием. Да и удастся ли им сдержать воинов? Хоть какой-то кусок им надо бросить. Мог бы это быть, например, еврейский квартал? Пан Иржи пожимает плечами. Наверное, это можно принять за согласие.

Но, даже подойдя к Праге, ни в коем случае не раскрывать своего истинного замысла. Войско пана Иржи направляется всего лишь в Саксонию. И просят свободного прохода через Прагу. А поскольку это войско чашников – то, пока оно в Праге, оно требует только свободы богослужения единоверцам. Даже тех, кто перешел на сторону католиков и оскорбляет пана Иржи, он не собирается уничтожать. Он будет их только наказывать. Понимаете вы это, пражане?

Такой план составлен в шатре пана Иржи. А послы снарядятся в дорогу в этот же вечер. Это Зденек Костка из Поступиц, рыцарь Ян Маловец из Пацова, два горожанина – Андел из Ческого Брода и Дуршмид из Часлава. Тайное задание получат два молодых воина. Это Марек из Тынца и Дивиш из Милетинка.

Послы отправляются в путь. Поднялся ветерок. По небу рассыпаны тысячи фиолетовых звезд.

Только коншелы в Староместской ратуше не желают понимать посольство пана Иржи. Они чувствуют, что над ними нависла туча. Может она наслать бурю? Может из нее ударить молния? Может. Но тогда уж пусть за пределами укреплений столицы. Ибо Прага охраняется со всех сторон. Она неприступна.