Текст книги "Багамарама"

Автор книги: Боб Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 18

В наш скромный коттедж я вернулся в начале восьмого. Надеялся застать Барбару, но там ее не оказалось. Я разделся, швырнул одежду в бельевую корзину и встал под душ. Может, пока буду мыться, милая устроит мне сюрприз: оборачиваюсь, а она стоит и улыбается. В руках бутылка шампанского… Она снимет одежду, бросит ее в корзину и встанет ко мне под душ. Глядишь, и ужин пропустим…

Вытирался я в одиночестве. Нацепил парадные шмотки: льняные брюки, белую льняную рубашку, синий блейзер. А что, если Барбара быстро заскочила сюда, пока я с лордом Дауни нянчился, и теперь ждет меня в главном особняке? Сидит в одиночестве, скучает.

– Нет, сэр, – ответил мистер Пиндл, когда я взгромоздился на единственный в баре свободный табурет. – Она здесь не появлялась.

Мистер Пиндл стоял за барной стойкой в парадном облачении: черный фрак, красная бабочка и красная гвоздика в петлице. На ногах – красные теннисные туфли. Кепку с надписью «Атланта Брейвз» старик запрятал под стойку.

На полке стояла бутылочка «Барбанкура» пятнадцатилетней выдержки, и я попросил мистера Пиндла плеснуть мне в бокал. Надо сказать, что в баре он управлялся куда проворнее, чем с чемоданами; наверное, потому, что здесь все было под рукой и ходить никуда не надо. Мистер Пиндл плеснул в хрустальный черненый бокал на два пальца «Барбанкура», потом примерился к бокалу и добавил еще.

– Вам ведь крепкий? – уточнил он.

– Да, – ответил я.

«Барбанкур» оказался не таким приторным, как «Маунт-Бей», и пился легко. Опасная штука, хлещешь как воду. Этак я наберусь и сам не замечу.

Я кивнул сидящей по соседству паре. Они представились: семейство Таких-то Оттуда-то. Он врач, она супруга врача. «Здесь очень мило, не правда ли?» – «О да. Мы сюда который год приезжаем». – «Я тоже».

– А вы по какой части специализируетесь? – спросил доктор Такой-то.

– Ни по какой.

– На заслуженном отдыхе?

– М-хм.

– Везунчик.

– М-хм, – протянул я.

По другую руку от меня сидели четыре пары из Чарлстона, что в Южной Каролине. Женщины – в воздушных платьях с бретельками а-ля Лили Пулитцер, в бокалах – белое вино. Они весело щебетали о недавней совместной поездке на Бермуды. Их мужья были совладельцами одной юридической фирмы. Мужчины пили бурбон, обсуждали положение дел на рынке ценных бумаг и были одеты в такие же, как у меня, синие блейзеры. Выходит, с одеждой я попал в самую точку.

Я попросил мистера Пиндла повторить заказ, взял бокал и отошел к окну, откуда виднелся мой темный домик. Свет не горел, Барбара так и не появлялась. Когда я вернулся в бар, там уже устроились супруги Хайнман, Крисси и Чарли. Они дружно беседовали с доктором и миссис Такими-то и чарлстонской компашкой.

Хайнманы уже лет десять управляли здешним отелем – с тех пор, как я впервые приехал на Харбор-Айленд. Крисси была высока ростом (почти с меня), зычноголоса (как певица в опере) – все это, собранное воедино, составляло довольно симпатичный типаж. В свое время очаровашка защитилась по теме «Поэзия периода Ренессанса», но сухая академическая деятельность ее не привлекла. Она прирожденная собеседница: знает обо всем по чуть-чуть. Однажды мы с ней полночи проторчали в баре, обсуждая экологию коралловых рифов в Индийском океане и опрокидывая бокал за бокалом. По части выпивки Крисси не отставала от меня и, пребывая в весьма веселом настроении, предложила краткий экскурс на тему «Как так вышло, что местные винокуренные заводики обогнали по качеству продукции заводы Барбадоса, поглощенные крупными ликероводочными корпорациями вроде „Хеннесси“».

Из двух супругов активной половиной была Крисси, ярко выраженный экстраверт. Она создавала в «Альбери-Холле» теплый климат, ради которого постояльцы возвращались сюда из года в год. Эта женщина держала в голове все: имена посетителей, их детей и внуков, кто откуда приехал и чем занимается. Она помнила музыкальные предпочтения каждого: кому по душе Майлс Дэвис, а кому – Бернар Бюффе. Чарли Хайнман тридцать лет отлетал в «Дельте», а после ухода на пенсию осел здесь, в отеле. Оставаясь главным образом в тени, он следил за тем, чтобы водопровод работал исправно, садовники регулярно подстригали живую изгородь, а из Нассау каждый день доставляли свежую провизию. У него были квадратный подбородок и располагающее лицо. Он регулярно играл в теннис с женами постояльцев, уехавших порыбачить. Другой, не столь правильный, мужчина на его месте не преминул бы пофлиртовать после очередной партии – Чарли всегда нравился женщинам, – да только ему на всем свете нужна была одна Крисси.

– А-а, вот и Захари! Подойди скорей сюда, я тебя расцелую! – звонко воскликнула наша хозяюшка и, чмокнув меня в щеку, обняла за плечи своей медвежьей хваткой, при всем при том не пролив ни капельки шампанского.

Я пожал руку ее супругу.

– Зак. – Чарли был, как всегда, немногословен, что отнюдь его не портило. Приятный человек, просто тихий.

– А где Барбара? – с ходу поинтересовалась Крисси.

– Хотел бы я знать, – ответил я.

Собеседница как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала и потащила меня в какую-то компанию. Я кое-как пытался поддерживать разговор: улыбался и согласно хмыкал в нужных местах, пытаясь изобразить любезность. Надо сказать, получалось плохо.

«Где же она пропадает?»

Глава 19

Оказав должное внимание гостям, Крисси Хайнман отвела меня в сторонку.

– У тебя вид, как у канарейки, которая кота проглотила.

– С трудом это представляю.

– Я тоже не вполне. Ты явно не в своей тарелке, Зак.

– Да Барбару все жду. Скорей бы уж увидеться.

– Ага, и предпочтительнее наедине, а не у стойки бара, в толпе, осыпающей друг друга комплиментами.

– М-м, – промычал я в знак согласия.

Крисси отвернулась от гостей и тихо сказала:

– Это не тебя я видела на закате, когда ты лорда Дауни с пляжа тащил?

– Да, – признался я. А потом рассказал ей, как, прогуливаясь вдоль берега, увидел барахтающегося в волнах старика и передал его в заботливые руки Клариссы Персиваль.

– Бедняга. За последние две недели он убегает из дома уже шестой, а то и седьмой раз.

– Что ж, возраст.

– Ничего подобного. Это из-за дочери: все жилы из него вытянула.

– Бирма?

– Да. Вы знакомы?

– Нет, Кларисса Персиваль обмолвилась о ней, а в остальном…

– Зак, ты что, с луны свалился? – Тут Крисси опомнилась и сказала: – Извини, я не то имела в виду.

– Ладно, без обид.

– Я хотела сказать, что Бирма Дауни… как бы помягче выразиться… в общем, подмоченная у нее репутация. Неужели ты совсем-совсем не в курсе? – чирикала хозяюшка. – Хотя, наверное, у меня к таким вещам повышенный интерес и не все к сплетням прислушиваются.

С тех пор как Крисси Хайнман приехала на остров, она превратилась в истую англофилку. Перечитывает все лондонские газеты, до мелочей знает особенности королевской жизни и титулованных особ, кое-кто из которых обзавелся, кстати, особнячком на здешних берегах.

– Бирма была поздним ребенком, долгожданным и притом единственным. Родилась она, если не путаю, от четвертой жены, леди Паулы, которая вскоре погибла. Бедненькая, разбилась над Кенией в самолете. Лорд Дауни – умница и милашка, но он всегда был поборником либерального воспитания. Думаю, папаша ни разу голоса на чадо не поднял. Этим многое объясняется.

– Что, например?

– Знаешь, Захари, если тебе будет не жалко потратить целую ночь, слушая рассказы, ты и десятой части всех ее подвигов не услышишь. Одно время Бирма работала на подиуме. Ну и, соответственно, вкусила всего, что к этому прилагается: секс, наркотики – только и ублажайся. Каталась как сыр в масле, ни в чем себе не отказывала. Да что там, она всегда балованным ребенком была.

– А может, у нее комплекс мальчика по имени Сью?

– Это как?

– Ну представь, каково тебе было бы называться Бирмой?

– Хм, не знаю. Экзотичное имя. Одно время мода такая ходила среди английских джентльменов – нарекать отпрысков в честь тех мест, где они всеми силами укрепляли могущество империи. Скажем, дочерей называли на манер селения, где шли боевые действия, или стояли лагерем подразделения, или кто-то из аристократов владел каучуковой плантацией.

– А в честь чего тогда называли сыновей?

– Ну как же, в честь себя любимых. Сплошные Найджелы, Филлипы и Джоны. А с девчонками – смехота. Я лично слышала про три Индии, двух Китаек и одну Рангун.

– Шутишь?

– Какое там. Рангун даже Азиаточкой между собой все звали.

– Да здравствует Британия.

– Пару лет назад у Бирмы Дауни закрутился романчик с Сейлой Эштон.

– Поясни-ка, а то я не в курсе дела.

– Ну, в то время Сейла Эштон была женой английского министра финансов, – сказала Крисси. – Да у него и самого рыльце в пушку: тискал мальчиков-хористов – только держись. Такие слухи о нем ходили…

– То есть Бирма Дауни – лесбиянка?

– Вполне возможно. – Собеседница умолкла, пригубила шампанского. – Хотя у нее были громкие романы и с противоположным полом. Как видно, ей без разницы.

– Что ж, истинно английский подход.

– «Санди телеграф» раструбила на всю округу сальные подробности ее встреч с Сейлой Эштон, и очень скоро Бирма засветилась на обложке «Тэтлера». Представь картину: этакая голая девица, обмотанная английским флагом, стоит на крыльце правительственной резиденции на Даунинг-стрит. Вы с Барбарой нашу знаменитость в прошлый раз не застали – поверь, таких не забывают. Любительница щеголять по пляжу в одних плавках. Совести ни на грамм.

– Кошмар.

– И не говори.

Я поймал взгляд мистера Пиндла и махнул рукой, чтобы он повторил заказ. Крисси тоже помотала пустым бокалом.

– Бирма постоянно в разъездах: отсюда во Флориду, из Флориды – сюда. Клубная девица. Все время привозила с собой друзей-подруг, так те по нескольку недель гостили в особняке Дауни. Тоже народ непростой, палец в рот не клади. Ну а после – эта авария.

– Бирма попала в аварию?

– Да, насколько я в курсе, в Форт-Лодердейле. Столкнулись две машины. Месяца полтора назад или около того. Толком ничего не известно, зато «Айленд войс» посвятил этой теме передовицу. Как Бирма побилась! Сплошные переломы, рваные раны, даже с кадыком что-то неладно. Голос потеряла, сможет теперь говорить или нет – одному Богу известно. Бедняжка прикована к инвалидному креслу. Пластические хирурги ее буквально по кускам собирали – собрали да и домой отправили на поправку.

– Понятно теперь, почему лорд Дауни сам не свой.

– Знаешь, это не единственная причина. Слухи ходят, будто бы нелады у них с дочерью – мол, ни видеть, ни слышать родителя не желает. Он в дверь – она за порог.

В восемь часов молоденькая официантка в накрахмаленном белом халате со светло-голубым воротничком вышла к дверям бара и позвонила в латунный колокольчик: сигнал к ужину. Гости переходили в столовую и рассаживались.

– Пойдем, – сказала Крисси. – Сегодня будете сидеть за нашим столиком.

– Знаешь, если ты не против…

Она остановилась и с улыбкой сказала:

– Ой, прости, Захари. Совсем голова не варит: вы же наверняка страшно друг по другу соскучились. Ладно, покалякайте между собой, а потом милости просим к нам.

Я кивнул.

– Что я вижу! Да ты влюблен как мальчишка. Замечательно, просто здорово. – Крисси чмокнула меня в щеку. – Я только никак в толк не возьму, отчего она так задерживается. Наверное, застряли в «Багамских песках». Отсняли материал и в честь такого случая, как водится, заскочили в бар пропустить по стаканчику. Хочешь, я позвоню, разузнаю?

Я отказался. Решил подождать Барбару в гостиной, а если она не придет, в коттедж наведаюсь. Мистер Пиндл принес напитки, и Крисси отчалила в столовую, где ее дожидался возлюбленный муж. Устроившись в кресле, я принялся листать журналы, быстро выцедив за таким занятием «Барбанкур», – не слишком осмотрительный шаг.

В столовой витали восхитительные ароматы. На двери было вывешено вечернее меню, и я решил на него взглянуть. Печеная рыба-люциан с кускусом, [10]10
  Арабское блюдо из крупы, баранины и овощей.


[Закрыть]копченая утиная грудка в арахисовом соусе с картофелем, телячьи отбивные на гриле и овощной пирог. Непременно попробую всего понемножку – здешнего шеф-повара обижать рискованно.

Мистер Пиндл покинул бар, так что я решил угоститься ромом без вмешательства любезного старика. Выискал в списке клиентов свою фамилию и поставил еще одну галочку в колонке «ассортимент». Таким образом, получилось четыре рома – причем крепких. И на пустой желудок. Эх, все-таки набрался, и довольно скоро это дало о себе знать: меня шатало, качало, накатила беспечная веселость, а потом упадническое настроение.

К чертям собачьим…

Трясло и дергало, я был утомлен и легко раздражался. Выйдя из корпуса, направился к коттеджу. Никто сюда не наведывался, все было так, как я и оставил уходя. Осушив остатки «Барбанкура», я снарядился в «Багамские пески».

Глава 20

К курорту я пошел окольной дорогой, в обход теннисных кортов «Альбери-Холла». Попетлял по Барак-стрит, то и дело натыкаясь на тупички – побережье за последнее время сильно обросло недвижимостью. Тут высились особняки настоящих богатеев, рядом теснились компактные отели, зияли отрезы незастроенной площади, стоившей таких денег, что мне и не снились. Барбара – не большая любительница слоняться ночью по пляжу, а эта дорога – единственная, которая ведет от «Багамских песков» в «Альбери-Холл».

Я миновал отель «Коралл инн» и клуб «Робинзон». Прошел мимо огромного желтого особняка, выстроенного во французском стиле и принадлежащего модному модельеру; полюбовался выстроенной в средиземноморском духе виллой одного из бывших владельцев известного футбольного клуба. Барак-стрит огибала Данмор-таун, единственный городок на острове. Вечерело, и на улицы высыпали веселые компании. Из больших колонок, водруженных на заднюю полку габаритной «хонды-сивик», басовито рычала музыка; рядом теснилась молодежь. Мимо на блестящих скутерах проносились сорванцы. В церкви Победы Веры во Христа совершали службу с песнопениями, и из открытых окон и дверей гремели гимны, которые выдавал многоголосный хор. Певцов поддерживал целый оркестр: электрогитары, фортепьяно, трубы и тамбурины. У уличных палаток со снедью толпились желающие перекусить. Жареная рыба, устрицы в кипящих маслом чугунных котлах и сковородах, горы гарнира из риса с горошком – все это отправлялось в одноразовые пенопластовые чашки, и довольные клиенты отходили трапезничать. Давно пришло время подкрепиться, однако у меня были дела поважнее.

Проходя мимо местной пекарни, заодно торгующей мороженым, я заметил знакомого паренька – того самого мальчишку в длинной футболке, который помог дотащить сумку до такси. В руке он держал мороженое в сахарном рожке, которое таяло на глазах: лакомка едва успевал его слизывать. При виде меня он сунул в рот остатки вафли и, отираясь рукавом, вскочил на ноги. Подбежал ко мне, подстроился под шаг и проговорил:

– Здорово, Большак. Гид не требуется?

– На что мне гид?

– Довести до места.

– Я и сам знаю, куда иду.

– Это куда же?

– К «Багамским пескам».

– Тогда я покажу дорогу.

Мы хитро переглянулись, как два завзятых мошенника, которые друг друга раскусили.

– Тебя как звать? – спросил я.

– Никсон.

– Это в честь президента, что ли?

– Нет, в честь меня.

– Тебе лет-то сколько?

– Тринадцатый пошел.

– А гидам больше платят, чем носильщикам?

– А то! Гид тебе всю историю выложит. Вот это место, где мы идем, называется Данмор-таун.

– Тоже мне, новость.

– Ладно, а знаешь, когда его заложили?

– Не-е.

– Вот так-то. Значит, тебе все-таки нужен гид.

– Твоя взяла, веди. – Я протянул открытую ладонь, и паренек со знанием дела припечатал по ней ручонкой: скрепили уговор.

– Город был основан в тысяча семьсот тринадцатом году.

– А кто такой Данмор?

– Хочешь знать, откуда взялось название?

– Ага.

– Видишь ли, так назвали здешние места освобожденные рабы, прибывшие на остров основывать поселение. Ну вот, первый, кто спрыгнул с лодки, осмотрелся и говорит: «Попотеть тут придется – море да дюны. Дюны да море». Дюн-мор, Дан-мор… Так и повелось с тех пор.

Никсон хитро сощурился, примечая, произвела ли впечатление его шутка. Произвела.

Потом мальчишка добавил:

– Данмор – это англичанин, он здесь, на Багамах, губернатором когда-то служил. В те времена Нассау нашему городу в подметки не годился, Данмор был столицей всех Багамских островов. Да, Нассау яйца выеденного не стоил. Ну разве что форт у них стоящий, форт Монтегю, самый старый на островах. Он там стоит с тысяча семьсот сорок первого года. Потом, когда началась Война за независимость, его захватили американцы. Так вот, с полсотни здешних смельчаков сели на корабль, приплыли в Нассау и напали на крепость. В неравном бою – американцев было вчетверо больше – они победили, надрали мерзавцам задницы и отбили форт. А ты американец?

– Да.

– Отмутузили наши американцев только держись. Слыхал о таком?

– Что-то не довелось.

– Это потому, что ваша история о позорных фактах умалчивает. А на самом деле так и было, захочешь – сам найдешь подтверждение, только литературу полистай. Те так драпали, что пятки сверкали.

– Верю.

– Я книжки по истории уважаю. Почитаю книжонку и кумекаю, как бы ее поинтереснее преподнести.

– А ты давно в гидах обретаешься?

– С сегодняшнего вечера, – ответил паренек.

Ближе к «Багамским пескам» улица сузилась, стоял мрак, по обе стороны дороги рос кустарник.

– Ты под ноги смотри, тут колдобина на колдобине, – посоветовал Никсон.

Я шел следом за пареньком, старательно выбирая дорогу. После четырех рюмок можно и оступиться, чего доброго. На каменной арке при входе на базу отдыха светили прожекторы. Мы дошли до парадного крыльца, где по обе стороны двойных дверей стояло по облаченному в форму охраннику. Я протянул Никсону пятидолларовую банкноту, он со знанием дела повертел ее в руках, проверяя подлинность, и сунул в карман.

– Хочешь, подожду тебя, на обратном пути доведу куда надо.

– Да нет, доберусь как-нибудь. Спасибо, Никсон.

– Я еще много чего могу рассказать, – похвастался паренек. – Все, что стоит знать об этом острове.

– Охотно верю.

– Что ж, гид понадобится – знаешь, где меня искать.

Я пожал ему руку на прощание и пообещал иметь его в виду. Паренек улыбнулся и припустил по своим делам.

Глава 21

«Багамские пески» – местечко для модной элиты, затерявшееся в пустынных дюнах. Его выстроил один итальянский магнат, который сколотил капиталы на спортивной одежде. Здесь собирался претенциозный люд: модели, фотографы, рок-звезды, актеры, агенты шоу-бизнеса, режиссеры и прочие причислявшие себя к вышеназванной публике.

Я зашел в холл и был поражен: здешнее помещение меньше всего походило на вестибюль рядового отеля – скорее уж на художественную галерею в Сохо. Необъятные полотна на стенах, картины всех стилей и направлений в духе бесшабашности. За конторкой, этаким полированным куском гранита, стоял портье. Кроме телефона и тонкого, как конверт, лэптопа на столе ничего не было – стерильная чистота. Сам портье больше напоминал человека, который проходит пробы на роль молодого и невезучего врача-идеалиста для какой-нибудь «мыльной оперы». Я улыбнулся и кивнул с таким видом, словно прослушиваюсь на роль трагически увечного друга сердца неотразимой красавицы, главной героини.

Я направился в бар. То, что предстало моим глазам, сложно было назвать баром как таковым – я будто попал в султанский гарем. Белая плитка, выбеленные песчаниковые стены. Прозрачные узорные занавеси от пола до потолка разделяли эту узкую продолговатую комнату на небольшие салоны с диванчиками и мягкой мебелью. Того и гляди, из-за портьеры выглянет Шахерезада, поманит пальчиком и примется услаждать дорогого гостя бесконечными сказками.

Официанты в черных шелковых пижамах а-ля Вьетнам смешивали коктейли в отгороженном стойкой закутке, похожем на забитый склянками грот. Перед гротом стояли высокие табуреты, где сидели сплошь незнакомые люди. В зале, освещенном масляными лампами, царил мягкий полумрак только что наступивших сумерек. Откуда-то лилась тихая задумчивая музыка, не мешавшая беседе. Я хотел поискать Барбару среди гостей, но здешний интерьер создавал одну сложность: чтобы разглядеть присутствующих, приходилось заглядывать за занавеси. В одном закутке я спугнул милующуюся на диване пару, мужчину с женщиной. В другом – ублажавших друг друга представителей сильного пола. В третьем – компанию приятелей, которые курили сигары и потягивали бренди.

Наконец, сунув голову за очередную занавеску, я увидел знакомые лица. Ребята были из компании Барбары, персонал журнала. Увы, я не помнил, как кого зовут и кто чем занимается. Тут-то меня и углядел один парень с черными очками в роговой оправе. Его короткие, напомаженные гелем волосы топорщились во все стороны. Он махнул рукой и окликнул:

– Эй, Зак!

– Привет, – ответил я.

– Я Питер Прентис, главный стилист.

– Узнаю.

– У нас была вечеринка на твоем кораблике, гуляли всей командой.

– Конечно, помню.

Я не успел спросить, где Барбара: Прентис повернулся к своим компаньонам – тех было человек двадцать – и провозгласил:

– Так, слушайте все. Это Зак, друг Барбары.

Отовсюду раздавалось «Привет!», «Как поживаешь?», а какой-то остряк даже воскликнул: «Привет, Зак, друг Барбары!» – и все дружно рассмеялись. Прентис стал водить меня по кругу и представлять своих знакомых: помощника художественного редактора, визажиста, двух осветителей, стилиста и трех моделей. Барбара оказалась права: у Геннона действительно нюх на дарования. Там была еще масса людей, которые тем или иным образом участвовали в процессе съемок. Наконец я снова оказался рядом со стилистом и спросил, не видел ли он Барбару.

– А-а, – ответил тот, оглядываясь, будто и сам только что заметил ее отсутствие. – Ушла, наверное. Ну да, точно. С Брюсом. Давненько уже.

Ни с кем не попрощавшись, я вынырнул из закутка, вышел в холл и попросил портье об одной услуге: мне надо позвонить в «Альбери».

– Разумеется, сэр. – Он протянул мне трубку и набрал номер. Я попросил к телефону Крисси Хайнман. Нет, Барбара в столовой до сих пор не появлялась. Я подождал, пока администратор сходит к окну, проверить, не горит ли свет в бунгало Гибискуса. И там Барбары не было. Я поблагодарил хозяйку за помощь, и мы распрощались.

Вручив портье трубку, я спросил, не может ли он сказать, в каком номере поселился Брюс Геннон.

– Боюсь, что нет, сэр. – «Идеалист-романтик» улыбнулся. – Но если хотите, мы можем туда позвонить.

– Да, пожалуйста.

Он снова протянул мне трубку и набрал на консоли какие-то цифры. На десятом гудке я дал отбой.

– А вы не могли бы еще раз попробовать?

– Не понял, сэр?

– Наберите снова. Вдруг в первый раз ошиблись.

Портье был явно оскорблен. Да как я посмел усомниться в его коммутаторских навыках! Тем не менее он набрал номер, с нарочитой медлительностью тыкая в кнопки. На этот раз я приметил, какие портье набирает цифры: 2-1-1-4. Выждал несколько гудков и говорю:

– Как видно, никого нет.

Отдал трубку и направился к выходу. Доброй ночи на прощание мне не пожелали.

Я вышел из общего корпуса. Для такого шикарного комплекса здесь было весьма тесно. Штук двадцать сдвоенных бунгало лепились почти вплотную друг к другу, разделяясь усыпанными ракушкой тропинками. Я отыскал номер 114, из-под двери которого лился тусклый свет. Впрочем, поскольку окна выходили на противоположную сторону, рассмотреть, есть ли кто внутри, не представлялось возможным.

Я постучался и гаркнул:

– Эй! Кто-нибудь дома?

Пока я еще не решил для себя, как поступлю, если сейчас на пороге покажется Геннон, а уж тем более если выяснится, что Барбара действительно с ним. Принялся колошматить по двери, но мне не открыли. Тогда я обошел бунгало сзади. Пришлось лезть через кротоновую изгородь, я сломал пару веток и наделал порядочно шума.

С обеих сторон постройки располагалась небольшая терраса, с которой открывался вид на океан. Я стоял на мощеной площадке позади домика. Раздвижная стеклянная дверь была плотно закрыта, шторы задернуты.

Я постучался.

– Геннон, ты у себя?

Ударил кулаком.

– Черт, да впусти же меня!

Схватившись за дверную ручку, я принялся ее теребить, надеясь сорвать с замка. И тут послышался голос:

– Вам помочь, сэр?

Я обернулся на слепящий луч, который медленно сполз с моего лица: на дорожке стоял охранник.

– Это ваш номер, сэр?

– Нет, решил к приятелю заглянуть.

Охранник снова посветил мне в лицо.

– Вы здесь живете, сэр?

– Нет, – ответил я и ретировался.

Вернувшись в «Альбери», я решил выпить. Мне совсем не хотелось услаждать разговорами развеселую публику в баре, так что я направился сразу в коттедж. Передо мной был выбор: либо выпить «Шрамсберг», либо угоститься «Бифитером». Я выбрал джин. Налил себе бокальчик, выдавил туда же чуток лайма, вынес на улицу деревянное кресло-качалку и уселся любоваться океаном.

Ветер дул сильный, бодрящий. Над головой светили звезды. Много-много звезд. Я сразу нашел самые простые созвездия: Ориона, ковш Большой Медведицы и Скорпиона. Потом стал составлять свои собственные комбинации, тут же облекая их именами: созвездие Эскалопа, Поварешки и Бульонного кубика. Ишь ты, проголодался.

Я наполнил опустевший бокал и снова принялся смотреть на звезды. Была там одна особенно яркая – наверное, даже не звезда, а планета. Может быть, Венера. Не знаю. Я обратился к этой звездочке, которая, возможно, была Венерой, изо всех сил стал кричать, горланить от души. Мне так понравилось, что я снова принялся драть горло. Интересно, долго ли мой голос будет лететь до звезд? Световые годы или миллионы световых лет? А если он так нигде и не остановится, а будет лететь дальше и дальше в пустоту, вечно? Выходит, я себя обессмертил? Наверняка.

Вдоволь наоравшись, я вернулся в коттедж подбавить рому в бокал, но вместо этого упал на кровать и дал храпака.