Текст книги "Усыпальница"

Автор книги: Боб Хостетлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

41

Южный Иерусалим, Тальпиот

Несмотря на то что гробница была ярко освещена, у Трейси по коже побежали мурашки.

«Могла бы и сама вспомнить такое имя, как Каиафа, не спрашивая у отца».

Теперь она вспомнила. Конечно. Самые ранние воспоминания детства. Свернувшись клубочком, она устроилась на коленях у матери, и та читает ей истории из Библии. Маленькой девочкой Трейси очень любила их, особенно про Руфь и Эсфирь, про Даниила в логове льва. Но больше всего ей нравились истории об Иисусе, добром наставнике и чудотворце, который въехал в Иерусалим в Вербное воскресенье, зная, что в конце недели его ждет смерть. Как ни странно, ей нравились и печальные истории – о Тайной вечере и предательстве, о трех судилищах – в Синедрионе, у Пилата и у Ирода. И даже изнурительный путь на Голгофу и мученическая смерть Творца между двух распятых преступников.

Уже тогда ей казалось, что с ней что-то не так. Другие дети на Пасху бурно радовались крашеным яйцам, нарядным скатертям, корзинам с едой и живым картинам. Трейси же считала Пасху чем-то вроде восклицательного знака в конце истории. Он уместен лишь в том случае, когда весь ход повествования подводит читателя к кульминации. Конечно, в детстве она не могла выразить свою мысль словами, но чувствовала это всегда, сколько себя помнила.

В средних и старших классах Трейси стала играть в оркестре на тромбоне. Похожее чувство возникало у нее каждый раз, когда требовалось крещендо или форте, причем для нее было важно, как именно надо сыграть – крещендо мольто или крещендо поко а поко. [28]28
  Итальянские музыкальные термины: крещендо – «усиливая», форте «громко», мольто – «очень», поко а поко – «мало-помалу, постепенно».


[Закрыть]Трейси была убеждена, что сила кульминации зависит от того, какими средствами она достигнута. К этому времени истории об Иисусе и его беззаветной жертвенной любви отошли на задний план, уступив место более насущным вещам. Трейси хотелось нравиться мальчикам, пользоваться авторитетом среди девочек и стать кем угодно, только не одним из фанатичных проповедников христианства, помешанных на Иисусе, которые еще и гордятся тем, что выглядят нелепо. Не то чтобы она утратила веру – просто забыла о ней.

Но сейчас… Обогнуть половину земного шара, чтобы повидаться с отцом, и вдруг наткнуться на усыпальницу человека, который играл в этих историях, которые она так любила слушать в детстве, одну из главных ролей… Трейси просто не знала, что думать. У нее перехватывало дыхание.

Отец прервал ее воспоминания. Он попросил Трейси взяться за край оссуария Мириам, чтобы поставить его на пол. Затем они подняли на стол другой ящик – тот самый, в котором, возможно, покоились кости Каиафы.

– Ну что? – спросил Рэнд. – Давай откроем?

Крышка этого оссуария, конечно, была богаче украшена, но и выше, шире. Ее края нависали над стенками ящика по всему периметру, а каменотес так плотно ее приладил, что Трейси не сразу смогла просунуть пальцы под нижний ободок и нащупать точку опоры. Но как только ей это удалось, она почувствовала, насколько эта крышка тяжелее предыдущей.

Когда они наконец открыли оссуарий, Трейси, непроизвольно затаив дыхание, заглянула внутрь. И первое, что она увидела, – череп.

42

Южный Иерусалим, Тальпиот

Рэнд извлек череп на свет божий медленно, не без почтения. Повернул из стороны в сторону, оценил его параметры, о которых недавно рассказывал Трейси.

– Ну что? – спросила она.

– Череп, – без тени иронии ответил Рэнд.

– Давай без дураков. Мужской?

– Похоже на то. Большой, округлый, выраженные надбровные дуги. Почти прямоугольная челюсть. Я бы сказал, мужской череп.

– Значит, это может быть он?

Рэнд показал на зубы.

– Взрослый человек, даже пожилой.

– То есть старый?

Рэнд промолчал. Положив череп на стол, он повернулся к оссуарию, чтобы достать оставшиеся кости. Аккуратно вынул тазовую кость и внимательно рассмотрел.

– Судя по вертлужной впадине и лонному сочленению…

Он нахмурился.

– Вот почему мне нужен остеоархеолог. Надя гораздо лучше меня сделала бы осмотр на месте.

– Ты не можешь определить, сколько ему было лет?

– С уверенностью – нет. – Рэнд прикусил губу и поднял на нее глаза. – Вот почему твои фотографии приобретают решающее значение. То есть я, конечно, думаю, что наш подопечный был пожилой человек, лет пятидесяти или больше, но точнее сказать не могу. Это только предположение.

– Но это все равно может быть он. – Трейси стояла на своем.

Рэнд положил тазовую кость на стол.

– Давай не будем делать преждевременных выводов.

Одну за другой он доставал из оссуария разные кости.

– Но пока все не так уж плохо. Ты сказал, это точно мужчина и, вероятно, старый. Так что это может быть он.

Рэнд оперся на края оссуария и посмотрел на нее.

– Возможно. Но я видел слишком много людей, сделавших поспешные выводы, когда для этого не было достаточных оснований. Я не хочу повторить их ошибки. Все это может оказаться очень важным, Трейси, а если так, нельзя пороть горячку. Мы просто не имеем права отнестись к этой находке небрежно…

Кто-то позвал Рэнда сверху. Это была Мири Шарон, и в ее голосе звучала тревога.

– Да? – отозвался он, подойдя к лестнице.

– Профессор Баллок, вы можете подняться сюда ненадолго?

Рэнд оглянулся на Трейси. Интонация Шарон ему не понравилась.

– Фотографируй все, что можно, – сказал он. – Я сейчас вернусь.

Еще не выбравшись наверх, Рэнд услышал голоса. Озлобленные, выкрикивающие проклятья. Люди в черном снова изрыгали ругательства и трясли кулаками.

Наверху его ждала Мири с карабином в руках.

– Сколько вам еще осталось? – спросила она, прежде чем Рэнд успел распрямиться, выбираясь из гробницы.

– А что происходит?

– Когда вы закончите? – Голос Мири прозвучал резко, а глаза сверкнули.

– Не знаю. Что происходит?

– Они больше не будут ждать.

– Вы хотите сказать, нужно закончить сегодня? Я только что открыл последний оссуарий.

Мири многозначительно посмотрела на солнце, которое клонилось к закату.

– Они не станут ждать весь Шаббат.

– Что?

– Наступает Шаббат. Суббота. Им нельзя оставаться здесь во время Шаббата, и они не останутся.

– Так это хорошо. Солнце сядет, и они уедут.

– Вы не поняли. Они просто так не уйдут. Они уверены, что в гробнице кости, и хотят забрать их до наступления Шаббата.

– И что это значит? Я должен закончить раньше, чем они направятся в храм?

В двух шагах от них упал камень. Шарон крикнула что-то – Рэнд не понял. Но толпа не утихомирилась – они стали орать еще громче.

– Вы действительно думаете, что они снесут ограждение?

– А вы как думаете? – Взгляд Мири был жестким.

– Послушайте, – начал Рэнд, отвернувшись от «Хеврат Кадиша» и понизив голос. – У меня есть кости, и я собираюсь отдать их. Но мне нужно время. Я только что открыл оссуарий, который может оказаться самым важным в этой гробнице. У меня не было времени осмотреть кости из него и сфотографировать. Вы можете что-нибудь сделать?

Рядом упал еще один камень. И еще один. Либо они не умели бросать камни, либо не хотели никого ранить. Рэнд решил, что второе предпочтительнее.

Мири сжала карабин и глянула исподлобья на людей в черном. Посмотрела, который час.

– Закат через два часа. Но они не будут ждать заката.

– А сколько они будут ждать?

– Ну…

Мири покачала головой. Ее ответ можно было понять и как «кто знает!», и как «какая разница?». Но Рэнд понял, что она хотела сказать.

– Что, если я вынесу первый оссуарий прямо сейчас? Это поможет выиграть время?

– Я могу сказать им, что вы вынесете все человеческие останки в течение получаса, – предложила Мири. – Вас это устроит?

– Сколько им нужно времени, чтобы сделать все, что полагается?

– Ну… Думаю, не больше пятнадцати минут.

– Значит, у меня не больше часа. Это максимум.

– Что вы успеете за это время?

– Не слишком многое.

43

Южный Иерусалим, Тальпиот

Поблагодарив Мири за помощь, Рэнд пошел к гробнице, а она повернулась к пикетчикам. Торопливо спустившись по лестнице, Рэнд в общих чертах обрисовал ситуацию Трейси. Они не стали медлить и втащили оссуарий Мириам на подъемник.

Как только оссуарий оказался на поверхности, крикуны успокоились. Рэнд и Трейси поставили его рядом с желтой лентой, прямо напротив толпы. Рэнд повернулся к Мири.

– Они не должны его повредить.

– Я прослежу, – кивнула она.

Когда Рэнд и Трейси были уже у входа в гробницу, люди в черном окружили оссуарий и, судя по всему, стали готовиться к религиозному обряду. Спустившись в гробницу, Рэнд начал доставать кости из другого оссуария и раскладывать их на столе.

Хотя он и старался работать как можно быстрее, время от времени все-таки успевал делать заметки на листах бумаги и скреплять их в планшете. Трейси занималась съемкой. Вдруг, вынув из оссуария бедренные и берцовые кости, Рэнд замер.

– Что такое? – Трейси опустила фотоаппарат.

Было заметно, что отца что-то потрясло. Он осторожно опустил на стол берцовую кость. Трейси обратила внимание, что положил он ее совсем не туда, где она должна находиться в составе скелета, между бедренной костью и костями стопы, а просто рядом с другими останками.

– Что? – спросила она.

Правой рукой Рэнд уже потянулся внутрь оссуария, но передумал и посмотрел на дочь.

– Сфотографируй это.

Оссуарий казался абсолютно пустым.

– Что именно?

Обойдя стол, Рэнд стал рядом с ней и показал в угол ящика.

– Вон там. Снимай.

Теперь Трейси увидела. Продолговатый запыленный предмет. Нечто цилиндрическое, обернутое очень старой кожей. На коже ложбинки, судя по всему, в тех местах, где этот сверток когда-то был стянут веревкой, от которой теперь остались лишь полуистлевшие волокна.

– Что это?

– Не знаю. – Рэнд смотрел на загадочный предмет, словно тот в любую минуту мог исчезнуть или сдвинуться с места. – Может быть, свиток?

44

26 год от P. X.

Кесария Палестинская

В воздухе повисло напряженное молчание. Каиафа выждал паузу и заговорил.

– Мне известно, что у вашего высокопревосходительства репутация человека искусного и проницательного, который прибыл в Иудею, чтобы поддерживать мир и справедливость в провинции.

Надменно взглянув на Каиафу, Пилат сел.

– Будем надеяться, что мыслишь ты так же глубоко, как складно говоришь.

Каиафа понимающе улыбнулся.

– Благодарю, ваше высокопревосходительство. Я знаю, что приказ просто убрать штандарты Августовой когорты не может быть приемлемым решением.

Префект наклонил голову, словно пытаясь разглядеть говорящего с ним еврея под другим углом.

– Это было бы оскорблением не только когорты, но и самого императора.

Каиафа согласно кивнул.

– Да. И безусловно, вновь назначенный префект столь неспокойной провинции, как Иудея, не может даже в самой незначительной степени дать понять, что он идет на уступки или готов отменить принятое им решение.

– Продолжай, – буркнул Пилат, прищурившись.

– Следовательно, когда прибудет делегация из Иерусалима, выше высокопревосходительство, разумеется, отклонит их просьбу.

Пилат медленно кивнул. Он был явно заинтересован.

– Но эти люди не отступят. Они не могут терпеть присутствия изваяния, будь то человек или животное, в городе Господа нашего. Они не могут допустить даже мысли об этом.

– Никто не требует от них поклоняться этим образам! – внезапно возразил Пилат.

– Много веков назад мой народ стоял лагерем в пустыне Фаран. И лагерь наводнили ядовитые змеи. Многих они ужалили, многие умерли, и тогда пророк Моисей, по наставлению Господа, отлил из бронзы изображение змеи и водрузил его на шесте меж палаток народа Израилева – так, чтобы все могли видеть его. И всякий, увидевший его, чудесным образом исцелялся после смертельного укуса, и мор закончился. Столетия спустя один из царей Израилевых, праведный Езекия, должен был уничтожить эту бронзовую змею, ибо нашлись люди, которые стали ей поклоняться. [29]29
  Притча о бронзовой змее, которую рассказывает Каиафа, изложена в Книге Чисел, 21:4–9; об уничтожении змеи Езекией см. 4-ю Книгу Царств, 18:1–4 (Комментарий автора).


[Закрыть]

Сделав паузу, Каиафа посмотрел префекту в глаза, но не увидел в них понимания.

– Вы видите, ваше высокопревосходительство, – продолжал он, – что у нас, евреев, есть причина, по которой мы с величайшей осторожностью должны относиться к изваяниям. В природе человеческой обращать образ в идол. Вот почему в последние дни Ирода Великого, когда он повелел воздвигнуть над входом в Храм золотого орла, наши богословы низвергли это изваяние, рискуя жизнью. [30]30
  Воздвижение Иродом Великим золотого орла над входом в Храм описывает Иосиф Флавий в «Иудейских древностях», XVII, VI, 2–3. (Комментарий автора).


[Закрыть]

– И что же заставляет евреев так поступать?

– Мы любим мир, – ответил Каиафа. – Но Господа мы любим больше.

Нахмурившись, Пилат бросил на первосвященника тяжелый взгляд.

– Следовательно, – продолжал Каиафа, – посольство, как и последовавшие за ним из Иерусалима толпы людей, будет требовать, чтобы штандарты были сняты.

– Тогда наш разговор – пустая трата времени! – Пилат сорвался на крик.

– Простите меня, ваше высокопревосходительство, но я не закончил. Когда посольство изложит свою просьбу, ваше высокопревосходительство может сказать, что вы примете решение и огласите его в театре. – И Каиафа движением головы указал направление – направо, недалеко от внутреннего двора, где они беседовали, находился театр.

– Почему в театре?

– Тогда толпу, даже многотысячную, а я подозреваю, что именно так и будет, легко и беспрепятственно возьмут в кольцо солдаты, вашего высокопревосходительства.

Пилат слушал напряженно и внимательно.

– Когда вы объявите, что штандарты не будут убраны, возмущение толпы, вырвется наружу. Они будут требовать, чтобы вы изменили решение. И пойдут до конца.

На лице префекта мелькнуло удивление, смешанное с уважением.

– Когда накал страстей достигнет апогея, ваше высокопревосходительство предложит женщинам и детям покинуть театр. Кто-то уйдет, но большинство останется. Безусловно, всем будет понятно, что евреям можно либо смириться с вашим решением… либо умереть. Затем вы прикажете солдатам обнажить мечи и ждать команды.

– Ты безумен, – с долей восхищения в голосе сказал Пилат.

– В этот момент кто-нибудь, возможно даже сам Гамалиил, выйдет вперед и скажет, что желает умереть первым. За ним последуют остальные.

– Ты предлагаешь мне без сожаления уничтожить тысячи граждан Римской империи?

– Нет, вовсе нет, ваше высокопревосходительство, – возразил Каиафа, качая головой. – В этот момент вы, возможно, решите объявить, что вас трогает преданность евреев их богу и что вы решили их пощадить. Профиль императора останется на штандартах Августовой когорты, ибо вы, не станете лишать ее этой чести, но вы, переводите Августову когорту в Кесарию, дабы портрет императора на ее штандартах радовал глаз префекта. [31]31
  Иосиф Флавий пишет об инциденте со штандартами Августовой когорты, в том числе об угрозе избиения толпы в театре по приказу Пилата. Евреи пришли в Кесарию, чтобы протестовать против штандартов, и готовы были умереть. Он излагает и причины, по которым Пилат смилостивился и отозвал когорту из Иерусалима («Иудейские древности», XVIII, III, I и «Иудейская война», II, IX, 2–3). Исторических свидетельств визита Каиафы к Пилату до нас не дошло (Комментарий автора).


[Закрыть]

Пилат изучающе рассматривал первосвященника. Глаза его снова сузились.

– Что заставляет тебя думать, что я не отдам приказ убить всех, кто придет в театр?

– Репутация вашего высокопревосходительства – мудрого судьи и искусного правителя, – отвечал Каиафа, хотя никогда ничего подобного не слышал о Пилате. – Репутация, которая только укрепится, когда вы выйдете победителем из столь сложной ситуации… и под вашей властью в провинции воцарится мир.

Рукой с ухоженными ногтями префект потер чисто выбритый подбородок, продолжая разглядывать первосвященника. Потом снова провел языком между верхней губой и зубами.

– Тебе, конечно, известно, что римский префект всегда поступает таким образом, чтобы принести как можно больше пользы императору и империи, – сказал он.

– Разумеется, – отвечал Каиафа.

– Это все.

Слегка поклонившись, Каиафа покинул зал для приемов, беззвучно моля Бога о том, чтобы не получилось так, что он только что отдал свой народ, а с ним и Гамалиила, в руки палача.

45

Южный Иерусалим, Тальпиот

– Свиток? – переспросила Трейси.

Рэнд кивнул, продолжая рассматривать странный предмет. Двигаясь медленно, будто сверток в оссуарии был чем-то вроде свившейся в кольцо змеи, которую ни в коем случае нельзя побеспокоить, он протянул руку и взял с планшета карандаш. Используя его как зонд, Рэнд осторожно коснулся свитка и отогнул в сторону кусок кожи, за которым открылся хрупкий пожелтевший папирус.

Рэнд понимал, насколько это необычная находка. При раскопках гробниц всегда находят множество всевозможных предметов: горшки, кружки, глиняные светильники, вазы, таблички для письма, резные изображения, ткани (одежду или саваны) и тому подобное. Многое из перечисленного обнаруживают и в оссуариях, вместе с украшениями и монетами (в оссуарии Мириам ему только что попалась монета Ирода Антипы). Но, насколько он помнил, в тысячах оссуариев, перечисленных в «Ливанском каталоге иудейских оссуариев», [32]32
  «Ливанский каталог иудейских оссуариев» – вымышленное название. Однако существуют другие каталоги найденных в Израиле оссуариев с описанием их самих и их содержимого (Комментарий автора).


[Закрыть]ни разу не был обнаружен свиток.

Иудейские традиции погребения во времена Второго Храма были абсолютно утилитарны и четко регламентированы. Подавляющее большинство надписей выполняли строго определенным образом. Указывали имя умершего, принадлежность к роду по отцовской линии, титул или прозвище, полученное благодаря какой-то характерной особенности (например, Йоханан Прокаженный или Езер Книжник). Иногда встречалось наложение иудейских и языческих погребальных обрядов – как эта монета в оссуарии Мириам. Попадалось и смешение иудейских и христианских обычаев.

Но в любом случае присутствовала определенная логика. В египетские гробницы помещали светильники, которые должны были освещать дорогу в загробное царство. Викинги снабжали своих покойников оружием, едой и питьем, чтобы те могли совершить путешествие в мир иной.

Но свиток? Свитки или их фрагменты обычно находили в развалинах монастырей и библиотек, иногда жилых домов. Свиток был найден под полом синагоги в Масаде, там, где закончилось Великое восстание иудеев против Рима и где почти тысяча человек предпочли покончить с собой, нежели сдаться в плен римлянам. Конечно же, свитки находили в пещерах. Например, знаменитые Свитки Мертвого моря, целая библиотека, спрятанная в лабиринте пещер неподалеку от Кумрана, там, где в древности селились евреи-отшельники. Как Рэнд ни старался, он не мог припомнить ни одного случая, чтобы свитки обнаруживали в иудейских гробницах. Египетских, китайских – сколько угодно. Не говоря уже о том, что свиток был внутри оссуария.

В чем же причина? Зачем иудейской семье – а возможно, и семье Каиафы, первосвященника Иудеи, хотя говорить об этом рано – класть в оссуарий свиток? Оказался ли этот свиток в гробнице вместе с телом при первоначальном похоронном обряде, когда покойника, завернутого в саван, поместили в локулу? А потом, когда плоть разложилась, его переложили в оссуарий вместе с костями? Или свиток попал в него позднее, при захоронении оссуария?

И что там, на этом свитке? Возможно, часть Писания, как на свитке великого Исайи, что был найден в числе прочих у Мертвого моря. Или это нечто, обладавшее исключительной ценностью для умершего? Или связанное с особенностями похоронного обряда? Или имеющее отношение к обстоятельствам смерти покойного?

Рэнд покачал головой. Это больше подходит для романа Агаты Кристи, а не для журнала «Ближневосточная археология». Само наличие свитка в гробнице в Тальпиоте вызывало множество вопросов. Интереснейших вопросов. Ведь большая часть археологических находок представляет собой обычные предметы, вроде разбитой кружки или зазубренного наконечника стрелы. Иногда несколько таких простых находок собирают воедино, подобно бусинам из ожерелья, и тогда они вносят свой вклад в мировую копилку знаний о древних цивилизациях и культурах. Но значительно чаще их ценность примерно такая же, как у мелкой монеты, подобранной на тротуаре. А свитки находят не каждый день. Папирус и пергамент быстро ветшают и портятся даже в сухом климате, не говоря о том, что в I–II веках н. э. свитки стали уступать место манускриптам – скрепленным листам, прототипу современной книги. Если имя Каиафы позволило Рэнду предположить, что в его руках значительная археологическая находка, то теперь ставки были еще выше. А то, в каком темпе ему приходилось работать, переходило всякие границы.

– Пап!

Голос Трейси вернул Рэнда к реальности. В лице дочери сквозило нетерпение.

– Женщина-полицейский. Она тебя зовет.

46

Южный Иерусалим, Тальпиот

– Они закончат с минуты на минуту, – сообщила Мири Шарон.

Трейси осталась в гробнице, продолжая фотографировать оссуарий, свиток и скелет.

– Ладно, – ответил Рэнд, засовывая руки в карманы. – И что потом?

– Именно об этом я и хотела вас спросить.

Рэнд ошеломленно посмотрел на Мири.

– Не понимаю, о чем вы.

– Вы успеете закончить к тому времени, как закончат они?

Вынув руку из кармана, Рэнд провел ладонью по лбу.

– А у меня есть выбор?

Мири поправила карабин на плече, чтобы он висел стволом вниз.

– Я не люблю создавать проблемы, профессор Баллок. Но выбора у меня нет. Приближается Шаббат, и эти люди… они ждут с того самого момента, как вы приехали. С каждой минутой у меня остается все меньше шансов обеспечить безопасность объекта и вашу личную безопасность.

Мири вздохнула.

– Я хочу помочь вам чем только смогу, но вынуждена настаивать, чтобы все человеческие останки, которые вы нашли, были немедленно переданы «Хеврат Кадиша».

Рэнд потер заросшие щетиной щеки и устало посмотрел на нее.

– На столе в пещере разложен скелет мужчины. Последний оссуарий открыт, и его нельзя перемещать – даже прикасаться к нему. Я не могу переложить кости в оссуарий и отдать их в таком виде, так что если вы предложите им спуститься в гробницу и забрать кости со стола самостоятельно, это будет наилучшее решение.

– Спасибо. – Мири почтительно кивнула. – Я сейчас им это скажу.

Снова засунув руки в карманы, Рэнд развернулся в сторону гробницы.

– Профессор Баллок, – окликнула Мири.

Он обернулся.

– Когда они уедут, я останусь, чтобы помочь вам.

– На самом деле в этом нет необходимости.

Невесело улыбнувшись, она повернулась к «Хеврат Кадиша».

И тут до Рэнда дошло, что когда гробница опустеет и раскопки подойдут к концу, закончится и дежурство старшего сержанта Шарон. Она, наверное, поедет домой, а они с Трейси вернутся в отель «Рамат-Рахель».

Конечно, именно так все и будет.

Именно так.

«А ты думал, как-то по-другому?» – задал он вопрос самому себе.