Текст книги "Усыпальница"

Автор книги: Боб Хостетлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

52

Южный Иерусалим, Тальпиот

– Подождите! – попросил Рэнд.

И поспешил к открытой дверце патрульной машины. Мири уже сидела за рулем.

Рэнд не был уверен, что поступает правильно, но чувствовал: надо что-то делать. Он хотел задержать ее отъезд, по крайней мере. Нет, он хотел, чтобы она не уезжала.

– Что, если, – осторожно начал Рэнд, – мне понадобится ваша помощь?

– А какой помощи вы можете от меня ожидать?

– Любой, – ответил он, сбитый с толку ее вопросом.

Впрочем, Рэнд задумался, и ответ пришел в голову сам собой.

– Я не знаю Иерусалима. Мне может понадобиться помощь, чтобы добраться куда-нибудь.

– Для этого есть карты.

– Я не знаю, где находится Музей Израиля. Мне надо провести там кое-какие исследования.

– Он на улице Авраама Гранота, рядом с бульваром Руппина. В Гиват-Раме, недалеко от Еврейского университета.

– Отлично. – Рэнд понял, что надо искать другую причину. – А если мне вдруг захочется пойти куда-нибудь, пропустить по стаканчику?

– Уверена, администраторы «Рамат-Рахель» пойдут вам навстречу и что-нибудь придумают.

Рэнд провел ладонью по волосам и потер шею.

– Вы нарочно так говорите? Зачем?

– Вы в Израиле, профессор Баллок, – ответила она. – Просто здесь не бывает.

53

«Рамат-Рахель»

«Все вверх дном», – подумал Рэнд.

Номер отеля был заставлен оссуариями, бумажными мешками с археологическими находками, оборудованием с раскопок и чемоданами. К тому же одежда и полотенце Трейси валялись где попало: она не сочла нужным убрать за собой.

Когда Рэнд вернулся в отель вчера вечером, загрузив оссуарий Каиафы в «фиат» и неловко попрощавшись с Мири Шарон, Трейси лежала на кровати, свернувшись калачиком, без света. Он думал, не разбудить ли ее и принести что-нибудь поесть, но не стал. Вместо этого он в одиночестве поужинал в кафе в вестибюле отеля (не в обеденном зале – там было полно народа). Потом вернулся в номер, прихватив два ореховых пирожных в салфетке – на случай, если Трейси проснется, и решил немного поработать, прежде чем лечь спать.

Утром Трейси все так же спала на соседней кровати. Он позавтракал, вернулся в номер, но она и не думала просыпаться. Рэнд решил поработать.

Небольшой рабочий стол в номере был занят оссуарием Каиафы со свитком внутри, поэтому письменным столом служил другой, круглый. Рядом с ним стояли два мягких стула. Составляя план работ, Рэнд разговаривал сам с собой.

– Прежде всего надо навести хоть какой-то порядок в этом хаосе и составить каталог всего, что я извлек из гробницы. Оссуарии надо пронумеровать в порядке обнаружения. Значит, оссуарий Мириам получит номер пять, а оссуарий Каиафы – номер шесть. Затем надо будет заняться первичным исследованием находок, и в первую очередь оссуариев. Хотя тут ждать каких-то неожиданностей не приходится, все равно нужно тщательно осмотреть каждый на предмет надписей и каких-то особенностей, а затем составить краткие описания. Потом можно отвезти их в лабораторию для анализа изотопов кислорода, чтобы примерно определить время нанесения надписей и уточнить время изготовления оссуариев. К тому же это позволит узнать, была ли Мириам берат Шимон похоронена раньше Иосифа бар Каиафы или позже.

Рэнд задумался.

– Затем надо будет провести полный остеопатический анализ скелетов по фотографиям, которые сделала Трейси. Можно попытаться послать их Наде по электронной почте и попросить ее посмотреть. Это главное. Если Надя согласится поработать над снимками, я смогу делать все остальное.

«Оссуарии придется отвезти в Музей Израиля завтра, – решил Рэнд. – В Израиле все работают с воскресенья по четверг, а некоторые и в пятницу с утра. Уик-энд выпадает на пятницу и субботу, поскольку пятница праздничный день для арабов, а суббота – для иудеев. Исключение – больницы и предприятия, которые должны работать непрерывно».

Рэнд снова стал говорить вслух.

– Самое главное, конечно, это выявить аутентичность надписи на оссуарии Каиафы, а также сохранить в целости и исследовать свиток. С последним придется обратиться к экспертам израильского Центра консервации и реставрации при Музее Израиля.

«Если все пойдет по плану и надпись окажется подлинной, если эта гробница и правда принадлежала роду первосвященника, который участвовал в судилище над Иисусом, тем более если свиток окажется более важным, чем что-то наподобие списка покупок или квитанции из химчистки двухтысячелетней давности, тогда можно печатать статьи в научных журналах, давать интервью, читать лекции и даже писать книгу. А может быть, и не одну. Конечно, это не Свитки Мертвого моря, но любой археолог сделает карьеру на такой находке, как гробница первосвященника, отправившего Иисуса на крест. Примерно так заработали авторитет всемирно известные ученые, такие как Эшер Гольдман и Игаль Хавнер. Кстати, надо вернуть Игалю его оборудование».

Рэнд взял мобильник и набрал номер Хавнера.

~ ~ ~

Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом.

Послание к евреям, 11:1

54

Западный Иерусалим, Гиват-Рам

В декабре 1949 года, вскоре после Войны за независимость Израиля, которая закончилась соглашением о перемирии между вновь образованным государством и его соседями – арабскими странами, был составлен план строительства комплекса правительственных учреждений в Иерусалиме. Местом для его возведения был выбран холм Шейх-Бадр, который израильтяне переименовали в Гиват-Рам. Музей Израиля, о строительстве которого они мечтали с первых лет существования государства Израиль, был основан в 1965 году, и включал в себя Храм Книги, созданный для хранения, Свитков Мертвого моря, объемную модель Иерусалима времен Иисуса, музей искусств, археологическую коллекцию Бронфмана, а также современную библиотеку и научно-исследовательский центр.

Главной задачей Рэнда было доставить свиток в Центр консервации и реставрации Музея Израиля. Зная, насколько хрупкими бывают подобные находки, он оставил свиток там, где нашел его, – в углу оссуария Каиафы.

«Оссуарий Мириам пусть пока побудет в машине», – подумал Рэнд и понес оссуарий Каиафы со свитком внутри на территорию музейного комплекса.

Когда он отдаст кому-нибудь свиток для консервации и исследования, можно будет по одному отнести оссуарий к археологам, и тогда надо надеяться, что какой-нибудь сотрудник исследовательского отдела согласится провести анализ изотопов кислорода.

Ориентируясь по схемам и указателям, Рэнд нашел дорогу к лаборатории консервации. Симпатичная женщина-секретарь в светло-зеленой блузке заметила его еще издали. Когда он приблизился, она вынула из ушей наушники МР3-плеера.

– Шалом, – поздоровался Рэнд, пристроив оссуарий на краешек стола.

– Мы не покупаем антиквариат, – ответила она безапелляционным тоном.

– Мне нужен начальник лаборатории по работе с документами, – сказал Рэнд. – У меня свиток из случайно обнаруженного захоронения.

Женщина посмотрела на него внимательно, сняла трубку и что-то быстро сказала по-еврейски.

– Его нет на месте.

– Можно узнать его имя?

– Джордж Мур, – как будто что-то прикинув в уме, ответила женщина.

– Есть ли еще кто-нибудь, с кем я могу поговорить? У меня документ, его надо обработать, чтобы он не испортился, перевести, сделать необходимые анализы.

Женщина подумала и снова стала говорить по телефону. После короткой, но оживленной беседы она положила трубку и вышла из-за стола.

– Пойдемте.

Рэнд последовал за ней по коридорам. Они остановились перед дверью с надписью: «Лаборатория консервации документов».

– Это здесь. – Женщина развернулась и пошла к себе.

Рэнд видел, как она вернула наушники на место.

За дверью он увидел трех человек, мужчину и двух женщин в лабораторных халатах, все моложе тридцати. Они склонились над столом, но как только он вошел, подняли головы.

Рэнд осторожно поставил оссуарий на стол.

– У меня тут свиток, который надо законсервировать и исследовать, – сказал он.

Все посмотрели на оссуарий.

– Насколько древний? – спросил мужчина.

– Возможно, две тысячи лет.

– Откуда? – спросила женщина.

– Я только что, в пятницу, закончил раскопки случайно обнаруженной гробницы в Тальпиоте. Вероятно, периода Второго Храма, – ответил Рэнд.

– Кто вы? – поинтересовалась вторая лаборантка.

– Профессор Рэндал Баллок. Я работал в Тель-Мареша с Игалем Хавнером.

Лаборанты переглянулись.

– Надо позвонить профессору Елону, – решила женщина.

55 [37]37
  События и диалоги этой главы и главы 58 основаны на текстах Евангелий (Комментарий автора).


[Закрыть]

28 год от P. X.

Близ Вифавара, восточный берег реки Иордан

Размеры толпы поразили Каиафу. Она заполнила оба берега реки Иордан. Пришедший сюда с небольшим эскортом, Каиафа видел, как люди сотнями стекаются отовсюду – из Иерихона, Гилгала, Вифании и Есевона.

Каиафа прибыл из Иерусалима в сопровождении Малха, Александра, казначея Храма, и Елеазара. Они хотели своими глазами увидеть человека, имя которого было у всех на слуху. Иоханан Погружающий. Иоанн Креститель. [38]38
  Так у автора. Хотя «Иоанн Креститель» соответствует христианской традиции, которая в описываемый период еще не сформировалась.


[Закрыть]Он появился совсем недавно, словно ниоткуда, и начал проповедовать здесь, в глуши, на берегах Иордана, убеждая людей отринуть грехи и обратиться к добродетели. Такую проповедь Каиафа мог только приветствовать.

– Может ли он оказаться пророком? – спросил Каиафа Елеазара, который уже видел этого человека.

Они возлежали перед низким столом, под навесом, на переполненном постоялом дворе в Иерихоне.

Елеазар задумался.

– Некоторые считают и так, – сказал он негромко.

Вокруг было немало народа, а первосвященник не хотел, чтобы о его приезде стало известно.

– Вид у него вполне соответствующий. Одеяние из верблюжьей шерсти и кожаный пояс…

– Как Илия Пророк, – сказал Каиафа, чувствуя, как волосы на руках встают дыбом.

– И очень умно выбрано место для проповеди – Вифавар, – добавил Елеазар.

– Переправа, – согласился Каиафа. – Здесь Иисус Навин перевел евреев через Иордан. Здесь перешли его Илия и Елисей.

– И здесь Илия вознесся в вихре, – добавил Елеазар.

– И он призывает людей к тшува, [39]39
  Тшува – в буквальном переводе с иврита «возвращение», в христианском понимании – «раскаяние».


[Закрыть]– сказал Каиафа.

– Я слышал, – вступил в разговор Александр, – он говорит сборщикам податей, чтобы они продолжали собирать налоги для Рима.

– Но чтобы делали это по совести, – прибавил Елеазар.

Александр посмотрел на него гневно.

– А еще он говорит солдатам не отнимать деньги силой и не обвинять ложно!

– Неплохо для начала, – подытожил Каиафа.

– Но только для начала! – возразил Александр. – Если он и правда пророк, почему он не осуждает и сборщиков податей, и солдат?

– Он говорит: «Уже и секира при корне дерев лежит», – возразил Елеазар.

Каиафа поправил матерчатый пояс. За девять лет на посту первосвященника он отяжелел, и путешествие в Иерихон по каменистой дороге утомило его.

– Вы думаете, он хочет сказать…

– Грядет Мессия, – сказал Елеазар. – Перемены, которых мы так долго ждали, не за горами. Скоро будет восстановлена добродетель.

– Мессия – это он сам? – разделяя слова, спросил Каиафа.

– Нет! – воскликнул Александр. – Этого не может быть! Господь ведает, что его миква [40]40
  Миква у иудеев – водный резервуар для омовения с целью очищения от ритуальной нечистоты.


[Закрыть]– Иордан! Он что, и храм здесь построит?

– Он проповедует против Рима? – не обратив никакого внимания на возмущение Александра, спросил Каиафа.

– Нет. По крайней мере, пока. – Елеазар покачал головой.

Каиафа удовлетворенно кивнул.

– Те, кого он погружает в воду, становятся его последователями?

Елеазар задумался.

– Некоторые из них. Но большинство расходятся по домам.

– Он дает им какие-нибудь наставления?

– Не знаю…

Каиафа думал об этом всю ночь и всю дорогу к берегам Иордана, пересекающей Иудейскую пустыню узкой полоски воды, окаймленной пышной растительностью. До сих пор во всем, что он услышал, не было ничего, чего стоило бы опасаться. Высказывания Александра о солдатах и сборщиках податей верны, но с выводами торопиться не стоит. Он должен увидеть этого человека. И тогда сможет сам судить обо всем. И случится это совсем скоро.

Каиафа искренне надеялся, что этот человек прав и что топор и правда уже занесен над корнями дерева.

56

«Рамат-Рахель»

Трейси проснулась и вспомнила вечер позавчерашнего дня. Обеденный зал, в котором было столько мужчин, женщин и детей. Эти люди всех возрастов ели, пили, пели и разговаривали. Маленькие девочки и мальчики бегали по всему залу. Плакали младенцы, других кормили или укачивали. С удивлением она поняла, что это больше всего похоже на сбор всей семьи, хотя и не такой, как те, на которых ей приходилось бывать. Сюда, казалось, все пришли по собственному желанию. И тут она поняла. Это и была семья. Не такая семья, какие она уже видела, а семья во всех смыслах этого слова.

Перевернувшись на спину, Трейси поспешила натянуть одеяло на голову. Слишком много света. Утро. Отец ушел. Вчера она так долго спала… да и что еще делать в субботу в иерусалимском отеле? Разница во времени в семь часов тоже давала о себе знать – то головной болью, то ознобом. Когда они выбрались наконец из гробницы, Трейси поняла, что страшно устала, и чем сильнее чувствовала усталость, тем больше обижалась на отца, что он этого не замечает. Он провел весь день, пересчитывая, помечая и описывая все эти штуковины. Время от времени спрашивал, не нужно ли ей что-нибудь, но не могла же она ответить: «Да, немножечко твоего внимания не помешало бы» или «Да, я хочу, чтобы ты прервался и хотя бы сделал вид, что тебе есть до меня дело».

Трейси вспомнила, как сквозь сон слышала его шаги. Этим утром, пока она спала, он раз или два выходил из номера. Она рывком села в постели. А какой сегодня день? Потерев лицо, стала соображать. Вчера был Шаббат, суббота. Значит, сегодня воскресенье.

Сбросив одеяло, Трейси огляделась. Вот он, на прикроватном столике. Радиоприемник с электронными часами, на нем 9.40.

Еще плохо соображая, Трейси стала вспоминать вчерашние события. Нет, это было позавчера. А это вчера. Точно, вчера. Я лежала в постели, а папа звонил Игалю Хавнеру, в Тель-Мареша.

Тогда она не обратила на это внимания, ей только хотелось, чтобы отец перестал наконец разговаривать по телефону и дал ей еще поспать, но потом она услышала имя Карлоса и прислушалась. Отец что-то сказал по поводу того, что встретится с ним. В десять утра в воскресенье, на месте раскопок.

То есть через двадцать минут Карлос должен подъехать к гробнице. А может быть, он уже там. И если она не поспешит, Карлос погрузит оборудование и уедет.

Выпрыгнув из постели, Трейси помчалась в ванную.

57

Западный Иерусалим, Гиват-Рам

Профессор Елон, директор Центра консервации и реставрации Музея Израиля, рассматривал завернутый в кожу свиток, который лежал в обнаруженном Рэндом оссуарии.

Он заговорил по-английски с таким странным акцентом, что Рэнд с трудом улавливал смысл.

– Вообще-то это не совсем то, чем мы тут занимаемся…

– То есть?

Жак Елон поскреб темную бородку и склонил голову набок, не сводя глаз со свитка.

– Обычно мы не беремся за лабораторные исследования предметов не из коллекции нашего музея.

– Да, но вы же делали исследования для Игаля Хавнера, так что я подумал…

– Профессор Хавнер – член совета музея, поэтому для него мы сделали исключение.

– Понятно.

Повисла неловкая пауза.

– Это было найдено в Иерусалиме? – возобновил разговор Елон.

– В Тальпиоте. Строители случайно вскрыли гробницу.

– Кажется, я знаю, о чем вы говорите. – Елон наклонился над свитком. – Когда вы его нашли, он лежал именно так?

Рэнд понял, что профессор, безусловно, заинтригован.

– Да, – ответил он и пошел ва-банк. Подхватил оссуарий обеими руками и потянул со стола. – Извините, что отнял у вас время. Вы не порекомендуете мне лабораторию, в которой возьмутся за исследование свитка?

Елон поднял на него глаза. В них было нечто, похожее на ужас. Как будто его вот-вот хватит удар.

– Думаю, мы сможем вам помочь, – поспешил он успокоить Рэнда. – Не волнуйтесь, мы все сделаем.

– Но, я так понял, вы этим не занимаетесь…

– Так и есть. – Профессор словно обдумывал свой ответ. – Но иногда мы делаем исключение. Думаю, так мы поступим и в вашем случае.

– Мне неловко отрывать вас от работы. – Рэнд увлекся своей ролью. – Но у меня не слишком много времени, а у вас, я уверен, и так работы по горло…

– Да, но ведь свитки находят не каждый день!

Оссуарий легче не становился, но Рэнд не спешил снова поставить его на стол.

– Да, конечно, не каждый. Свитки находят редко, тем более в иудейских гробницах. Да еще внутри оссуария. Думаю, это случается очень редко.

Елон только кивал.

– Я тоже так считаю. Но мы же с вами ученые! А то, что является большой редкостью, нужно исследовать чрезвычайно внимательно.

– Да, безусловно…

– У нас хорошие сотрудники, лучшие в Израиле, может быть, даже одни из лучших в мире.

– Значит, вы согласны исследовать свиток?

Елон подхватил оссуарий через стол, и они вернули драгоценную находку на прежнее место.

– Мы позаботимся о нем, – сказал профессор.

И Рэнд выпустил оссуарий из рук.

– Наверное, мне нужно заполнить какие-то бумаги.

– Да-да, я вам сейчас все дам. А потом мы займемся консервацией свитка.

– У меня есть еще оссуарий, – сказал Рэнд. – На некоторых надписи, как на этом. Как вы думаете, можно будет сделать анализ изотопов кислорода?

– Да, конечно!

– Куда мне принести оссуарий?

– Да прямо сюда. Я возглавляю все лаборатории – консервационную, реставрационную и исследовательскую.

– Значит, вы сможете провести полное исследование?

– Да-да, не беспокойтесь. Сейчас я схожу в свой кабинет и принесу нужные бланки, хорошо?

И Елон устремился к двери.

– Я скоро вернусь.

Рэнд вздохнул с облегчением. Хоть что-то у него получилось. Посмотрел на часы. Уже 10.00. Он опоздал.

58

28 год от P. X.

Вифавар, восточный берег реки Иордан

Голос Погружающего звучал раскатисто, подобно грому. Каиафа и его спутники осторожно ступали по каменистой почве, пробираясь сквозь кустарник, которым заросли речные берега. Каиафа смог разобрать слова проповедника еще до того, как увидел его.

– Слушай, Израиль! Услышь глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими; и явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие; ибо уста Господни изрекли это.

Сердце первосвященника дрогнуло. Погружающий цитировал великое пророчество Исайи. Громогласный голос эхом отзывался в груди Каиафы, и первосвященник понял, что сам говорит вполголоса, словно обращаясь к Иоханану: «Взойди на высокую гору, благовествующий Сион! возвысь с силою голос твой, благовествующий Иерусалим! возвысь, не бойся; скажи городам Иудиным: вот Бог ваш!»

И в самом деле, когда первосвященник сквозь плотное кольцо внимающих Иоханану увидел на мелководье его самого, Иоханан посмотрел на него, как если бы Каиафа говорил в полный голос. По спине у него побежали мурашки, и Каиафа невольно отступил назад. Он, Кохен ха-Гадоль!

– Елеазар, – позвал он после недолгого раздумья, – Александр, идемте.

Они начали пробиваться сквозь толпу, Малх старался не отстать. Наконец они подошли совсем близко. Это был западный, противоположный от Вифавара, берег Иордана.

Погружающий стоял по пояс в воде, на обнаженной груди курчавилась густая поросль. Невысокого роста, он казался высеченным из гранита – мощный и незыблемый, как скала. Продолжая говорить, он обращался то к восточному берегу, то к западному.

– Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его с властью. Вот, награда его с Ним и воздаяние Его пред лицем Его. Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей и водить дойных. Как же говоришь ты, Иаков, и высказываешь, Израиль, что «путь мой сокрыт от Господа, и дело мое забыто у Бога моего?» Нет, говорю вам! Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное. Сотворите же достойный плод покаяния. И не думайте говорить в себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Но делами своими покажите, что дети вы Авраамовы. Ибо уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. Пусть же все раскаявшиеся в грехах и отринувшие их приидут и примут крещение мое.

Погружающий закончил говорить, и люди ринулись к нему. Он говорил с каждым, иногда оборачиваясь и обращаясь к толпе. Затем возлагал руку на голову подошедшего и медленно погружал его в воду, словно заставляя сходить по ступеням миквы для ритуального омовения, которое принимал всякий иудей, прежде чем совершить жертвоприношение в Храме.

Каиафа смотрел на Иоханана, словно зачарованный. На своем веку он видел немало честолюбивых людей, да и боговдохновленных тоже. Но этот Погружающий отличался от всех. Он здоровался с каждым, кто пришел к нему, как отец с сыном, и тем не менее вид у него был отстраненный. Толпа, казалось, готова была на него молиться, но он не обращал внимания на то, что люди ловят каждое его слово.

Каиафа сделал знак Елеазару и Александру приблизиться – так, чтобы можно было говорить тихо, не привлекая внимания. Те послушно склонили головы и подошли ближе к берегу. Елеазар обратился к Погружающему.

– Кто ты? – крикнул саддукей. – Откуда ты пришел?

– Тот ли ты, о ком пророчествовали? – спросил Александр.

– Я крещу вас в воде в покаяние, – громогласно заговорил Иоханан, словно обращаясь к толпе, – но Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем; лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым.

– Ты ха-Машиах? – не сдержавшись, прокричал Каиафа.

– Говорю тебе, я не Христос, – твердо отвечал Погружающий.

– Тогда кто ты? – спросил Елеазар. – Илия?

– Я не он.

– Ты пророк? – спросили с противоположного берега.

– Нет.

– Тогда кто ты? Дай ответ, чтобы мы передали его приславшим нас. Как ты назовешь себя?

– Говорил уже вам, я глас вопиющего в пустыне: «Приготовьте путь Господу».

Человек с противоположного берега снова заговорил, и, прежде чем увидеть его, Каиафа узнал голос. Никодим, член Синедриона и друг Гамалиила, стоял среди других фарисеев.

– Как же ты крестишь людей, если ты не Христос, не Илия и не пророк? – вопрошал Никодим.

– Я крещу в воде; но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете. – Иоханан обвел рукой толпу на берегах. – Он-то Идущий за мною, но Который стал впереди меня. Я недостоин развязать ремень у обуви его.

– Говорю тебе, – зашептал на ухо Каиафе Александр, – мы пришли сюда напрасно.

Каиафа с трудом оторвал взгляд от Иоханана и повернул наконец к дороге на Иерихон. Больше всего ему хотелось остаться одному и помолиться. Но предстоял неблизкий путь обратно в Иерусалим, и Каиафа был убежден, что узнал достаточно.

– Я пока ни в чем не уверен, Александр, – отвечал он, – но одно знаю точно: мы пришли сюда не напрасно.