Текст книги "Усыпальница"

Автор книги: Боб Хостетлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Боб Хостетлер
«Усыпальница»

Посвящается несравненной Робин

БЛАГОДАРНОСТИ

Выражаю признательность Дейву Ламберту и всем замечательным сотрудникам издательства «Ховард Букс» за веру в эту книгу и стремление сделать ее лучше на всех этапах подготовки к печати. Работать с вами всегда удовольствие.

Искренне благодарю Лиссу Холлз Джонсон за всестороннее и тщательное редактирование моей рукописи. Вы сделали ее лучше, избавив меня от возможных неловких ситуаций… и при этом мы остались друзьями!

Большое спасибо Стиву Лоубу и его агентству за блестящую (впрочем, как всегда) презентацию этого проекта.

Ценные указания и подробные ответы на мои вопросы я получил от доктора Стива Вайнера из Института Вейцмана (Израиль), консультации на ранних этапах работы над рукописью дали мне Даниэль бен Натан, заместитель директора по развитию и международным связям Музея Израиля в Иерусалиме, и доктор Эдвин М. Ямаучи из Университета Майами, штат Огайо. Всем им я выражаю сердечную благодарность.

Также хочу поблагодарить мою семью во Христе – Коблстоунскую общинную церковь, и прежде всего ее активистов, за то, что они доверяют мне в вопросах не только пасторского, но и писательского служения.

Спасибо моей дочери Обри за смелые предположения и советы, которые помогли сделать эту книгу убедительнее и достовернее.

Я особенно признателен моей обожаемой жене Робин, которая все так же любит меня и верит в меня, несмотря ни на что.

ПРОЛОГ

Южный Иерусалим, Тальпиот [1]1
  Гробница Тальпиот была обнаружена в ходе строительных работ в районе Иерусалима Лес Мира в 1990 году (Комментарий автора).


[Закрыть]

Бульдозерист судорожно схватился за двойной рычаг и рванул на себя что было сил, как будто одно напряжение его мускулистых волосатых рук могло удержать машину на краю обрыва.

Пока бульдозер пятился по пологому склону, бульдозерист торопливо окинул взглядом пространство перед собой. На западе небо над древним городом окрасилось в бледные цвета заката. Пыль медленно оседала… Наконец он решил, что машина на безопасном расстоянии от провала, и заглушил двигатель. Спустился по ступенькам и осторожно пошел вперед, балансируя, словно дрессированный медведь на шаре. С края ямы, которая без всякой причины образовалась прямо перед бульдозером, поглядел вниз и присвистнул.

Выпрямившись, бульдозерист помахал товарищам и что-то крикнул на иврите. Рабочие ровняли площадку под аквапарк в районе Лес Мира на юге Иерусалима, чтобы туристам и горожанам, отправляющимся на таелет (променад, как сказал бы европеец), было где отдыхать и развлекаться. С площадки вдоль набережной длиной около километра открывался прекрасный вид на Старый город и Иудейскую пустыню. Проект уже вызвал споры между арабами и евреями – по разным причинам, начиная с уничтожения зеленых насаждений и заканчивая нарушением зыбкого равновесия, установившегося между арабским и еврейским населением района.

Рабочие побросали инструменты и заспешили к бульдозеристу. Он показал место, где осыпался грунт.

Наклонившись, они вглядывались в то, что было внизу. В гаснущем свете дня виднелись два закрытых каменных ящика на каменном полу. Вокруг валялись обломки таких же ящиков. Рабочие переглянулись. Это была древняя гробница.

~ ~ ~

…Мы смотрим не на видимое, но на невидимое…

2-е Послание к коринфянам, 4:18

1

Тель-Мареша, пятьдесят километров к юго-западу от Иерусалима [2]2
  Тель-Мареша – место археологических раскопок, в настоящее время входит в состав Национального парка Бейт-Гуврин площадью 1250 акров (500 га) на Иудейской равнине, в часе езды к юго-западу от Иерусалима (Комментарий автора).


[Закрыть]

Откинув клапан, Рэнд Баллок вылез из палатки и на мгновение замер. Над раскопками нависла предрассветная мгла. В одной руке он держал небольшой рюкзак, набитый мятой одеждой, в другой – сумку с ноутбуком.

Баллок осмотрелся. Мареша – удивительное место. Раскопки в Шефела, регионе Израиля между прибрежной равниной и горами центральной Иудеи, – настоящий рай для археолога, своего рода музей древних цивилизаций под открытым небом. Фортификационные сооружения израильтян VIII–VI веков до н. э., пещеры, где скрывались повстанцы во время Второго иудейского восстания против Рима 132–135 годов н. э., эллинистические колонии III века до н. э., включая подземные лабиринты с прессами для отжима оливкового масла, голубятнями, храмами и гробницами… И все исключительно хорошо сохранилось. А благодаря авторитету и опыту руководителя работ Игаля Хавнера это был один из лучших раскопов, на которых Рэнду довелось побывать.

Задолго до фильмов об Индиане Джонсе большинство людей, уверенных, что они знакомы с археологией, на самом деле обладали «знанием», не имеющим к этой науке ни малейшего отношения. Даже жена и дочь Рэнда говорили, что он «откапывает кости динозавров». Но Рэнд за свою жизнь не откопал ни одной кости динозавра. Он видел их только в музее. Все считали его профессию необычайно увлекательной. Древние гробницы, заветные клады, искусные ловушки – и, наконец, слава и богатство. Сложно представить что-то более далекое от истины. Работа археолога – кропотливая и скучная, а великое открытие – редчайшая удача. Обычно приходится по крошечным фрагментам реконструировать древнюю культуру, а найденные «сокровища» – всего лишь предметы обихода, рассказывающие о людях, которым они когда-то принадлежали. «Важно не то, что ты нашел, а то, что ты узнал благодаря находке», – любил повторять Игаль Хавнер.

Рэнд тяжело вздохнул, проследил, как рассеялось облачко пара от его дыхания, и понуро побрел к машине, припаркованной рядом с палаткой. Бросил на переднее пассажирское сиденье рюкзак, рядом пристроил ноутбук. Пришлось согнуться, чтобы с его ростом метр восемьдесят два втиснуться в небольшой автомобиль. Ощупью нашел ключи в замке зажигания.

– Хм… – буркнул Рэнд озадаченно.

Убрал руку с руля, наклонился и пошарил по полу. Выпрямился, подался вперед и заглянул за рулевую колонку.

– Я же помню, что оставил их здесь.

Неловко изогнувшись, ощупал сиденье за спиной. И вдруг резко повернулся и посмотрел на капот сквозь лобовое стекло. И застонал.

Он сел не в ту машину. Его покрытый пылью белый «Фиат-500» стоял в нескольких метрах впереди, в предрассветном тумане.

– Со мной всегда так, – прошептал Рэнд, забирая с сиденья рюкзак и сумку.

С трудом пролезая в дверцу, он тряхнул головой. Уже не первый месяц – с тех пор, как умерла жена, – его преследовали неудачи. Жизнь катилась под откос, и он ничего не мог с этим поделать. Первые недели после похорон все чувства словно притупились. Он забросил раскопки на Крите, которые неплохо финансировались, и интуиция подсказывала, что на этом закончилась его карьера археолога. Трейси осталась без матери перед самыми выпускными экзаменами, и Рэнд решил, что надо быть дома ради нее. Но пропасть, разделявшая его с дочерью, только увеличивалась. Пустоту в душе не удавалось заполнить ничем – и поэтому он пил, плакал и спал по двенадцать часов в сутки. До того самого дня, когда позвонил Игаль Хавнер и позвал на раскопки Мареша.

Рэнд согласился, но это мало что изменило. Он годами не уделял внимания семье, мотаясь по свету, однако Джой всегда была рядом – если не телом, то душой. Его единственная любовь. И теперь он старался превозмочь боль страшной утраты, по сто раз на дню чувствовал опустошение, хотел снова обрести любовь, дружбу, близкие отношения… и не представлял, как это сделать.

Рэнд широким шагом подошел к своей машине, сунул в нее вещи, но садиться не стал. Проведя по коротко стриженным каштановым волосам, потер затылок.

– Пора с этим кончать!

И, бросив машину открытой, зашагал вдоль шеренги палаток. Хавнер сидел за столом под тентом, разбирая бумаги.

– Шалом, – бросил он Рэнду, едва повернув голову.

Несмотря на утреннюю прохладу, на Хавнере были только шорты и майка.

– Я ухожу, – сказал Рэнд.

Хавнер молча поднял на него глаза. В них не было удивления, только грусть.

– Я решил не доставлять тебе неприятностей и не ждать, когда ты меня выгонишь.

– А я собирался тебя выгнать? – поднял бровь Хавнер.

– Если и нет, то пришлось бы.

Рэнд помолчал.

– Я благодарен тебе за все, но мы оба знаем, что я не справляюсь с работой.

Хавнер открыл было рот, однако Рэнд знал, какие возражения услышит, и опередил его.

– Нет, ты не раздражался и не говорил, что разочарован, и за это я тоже благодарен. Ты был очень добр ко мне. Но я не хочу перекладывать на тебя свои проблемы и ты не обязан расплачиваться за то… что со мной происходит.

Хавнер встал и вышел из-за стола.

– Я… даже не знаю, что сказать. – Он крепко взял Рэнда за локоть. Нахмурился, подбирая слова. – Наверное, мне надо было раньше тебя спросить…

– Спросить? – не понял Рэнд. – О чем?

– Есть одно дело, о котором я узнал только вчера вечером. Не хотел тебя беспокоить, пока ты… спал.

«Это значит – пока я пил», – подумал Рэнд.

– И что же это за дело?

– Сам знаешь, что такое наш Иерусалим. Здесь любая стройка, даже самая маленькая, превращается в раскопки. – Хавнер пожал плечами. – На строительстве аквапарка случайно открыли подземную полость, и кто-нибудь из нас должен туда поехать, чтобы взять ситуацию под контроль.

Повисла пауза, во время которой они не спускали друг с друга глаз.

– Понимаешь, ты сделаешь мне большое одолжение… Хавнер ходил вокруг да около, пока Рэнд не стряхнул с себя похмельное оцепенение.

– Значит, – перебил он, – сделать тебе одолжение?.. Но ведь это не я тебе, а ты мне делаешь одолжение? Просто хочешь помочь?

Хавнер прищурился.

– Кажется, ты только что сказал, как благодарен за все, что я для тебя сделал. Если это правда, то сейчас представилась возможность меня отблагодарить.

И он еще крепче сжал локоть Рэнда.

– Что бы ты ни нашел в Иерусалиме, для тебя это шанс. Новый старт. Может, снова обретешь хотя бы часть того… что потерял.

Хавнер видел, что Рэнд все еще не верит ему.

– Это в Тальпиоте, – продолжал он, понизив голос. – Спросишь старшего сержанта Шарона.

Губы Рэнда тронула едва заметная улыбка.

– Шарона, – повторил он. – Игаль, во что ты меня втягиваешь?

– Шалом, – только и сказал Хавнер, похлопав по плечу старого друга, который был выше его почти на голову.

2

Чикаго, Международный аэропорт О'Хара

Трейси Баллок и ее подруга Рошель приехали в аэропорт и заняли очередь на регистрацию.

– Поверить не могу, что ты улетаешь, – вздохнула Рошель.

Перед ними стояла толпа хасидов. Они громко разговаривали на языке, которого девушки никогда раньше не слышали. Скоро подойдет ее очередь, а потом Трейси пригласят на контрольный пункт перед зоной вылета.

Девятнадцатилетняя дочь Рэнда Баллока улыбнулась сквозь слезы. Они с Рошель были соседками по комнате в общежитии частного колледжа «Ротан», что в пригороде Чикаго. С тех пор как они впервые встретились на собрании вновь поступивших, девушки стали, что называется, не разлей вода.

– Тебе надо подать апелляцию по поводу отчисления, – озабоченно сказала Рошель. – Может, они передумают.

– Черта с два!

– Хизер Андервуд всего лишь дали испытательный срок, а ведь именно она купила пиво.

– Ага, потому что ее отец пошел к декану.

– Так позвони своему отцу, – взмолилась Рошель. – Пусть он тоже поговорит с деканом.

– Да, конечно! Я прямо слышу: «Трейси? Какая еще Трейси?!»

– Ну пожалуйста…

– Не надо меня учить, что делать, – завелась Трейси, чувствуя, как снова нахлынули боль и гнев. – Думаешь, он найдет для меня время? Когда наша софтбольная команда поехала на чемпионат штата, он улетел в Грецию, когда я собиралась на выпускной бал, он остался на Крите…

– Но, Трейси…

– А в ночь, когда умерла мама, он… – Ее голос задрожал. – Я даже не знаю, где он был.

– Он же археолог, – прошептала Рошель, гладя подругу по спине.

– Знаю! В том-то все и дело. Больше археолог, чем отец.

– Тогда зачем ты летишь?

Трейси быстро вытерла заплаканные глаза, помня о накрашенных ресницах.

– Просто мне больше некуда деться.

Между тем очередь подошла, и Трейси дала знак стоявшему за ней человеку, что пропускает его. Глаза Рошель наполнились слезами.

– Я очень беспокоюсь, – всхлипнула она. – Ты летишь к отцу, а он даже не знает об этом!

– Он бы сказал, чтобы я не приезжала.

Рошель крепко обняла ее.

– Я буду скучать. Обещай, что не станешь лезть на рожон.

Трейси судорожно вздохнула и обняла Рошель, стараясь не разрыдаться.

– Обещаю.

Очень хотелось признаться подруге, как она боится встречи с отцом, но Трейси сдержалась и решительно направилась к стойке регистрации, доставая паспорт и посадочный талон.

3

Южный Иерусалим, Бака

Боковое стекло как раз на уровне головы Рэнда Баллока в один миг покрылось паутиной трещин. От неожиданности он ударил по тормозам и ткнулся в лобовое стекло.

Выругавшись во весь голос, Рэнд выпустил руль, в который вцепился мертвой хваткой, останавливая машину, поднес правую руку ко лбу и у самых волос нащупал что-то теплое и мокрое. Посмотрел на пальцы – они были в крови. Потряс головой, вытер руку о штаны цвета хаки и снова взялся за руль.

Он выехал из Тель-Мареша больше часа назад в восточном направлении, по шоссе 35, потом свернул на 60-е, на север, в сторону Иерусалима. А несколько секунд назад поднял боковое стекло, когда увидел на обочине толпу палестинских демонстрантов. Они кричали, размахивали кулаками и бросали камни в его сторону. На узкой дороге развернуться было невозможно, так что не подними он стекло, камень попал бы ему в голову. Рэнд с опаской подумал, что это еще может случиться.

Он снова выругался, на этот раз в сердцах помянув Игаля Хавнера.

– Мог бы и предупредить, что тут легко оказаться на поле боя!

Конечно, Рэнд знал о противостоянии между евреями и палестинцами. Но, как большинство людей с Запада, даже много путешествующих по миру, лишь отчасти понимал причины этого затянувшегося конфликта. Конечно, кровь лилась на этой земле тысячелетиями, но на этот раз все началось после Второй мировой войны, когда здешние места наводнили евреи-иммигранты. В 1947 году ООН приняла решение разделить территории между вновь созданными еврейским и арабским государствами, но арабы не признали новых границ, и началась война. В 1948-м евреи провозгласили государство Израиль и начали борьбу за независимость. В первой половине 1949-го между Израилем, с одной стороны, и Египтом, Иорданией, Ливаном и Сирией – с другой, было заключено перемирие… в результате которого почти миллион арабов оказались в положении беженцев. Вооруженные конфликты следовали один за другим. В 1956-м, 1967-м, 1973-м и 1982-м. Постоянные обстрелы и теракты, направленные против Израиля, ответные удары Израиля по палестинцам…

Как и на всех приезжающих в Израиль, на Рэнда произвели сильное впечатление здешние контрасты. В Америке, в выпусках новостей, об Израиле рассказывали как о территории военных действий, хотя, по крайней мере на первый взгляд, здесь было не менее мирно и безопасно, чем в окрестностях его дома в Огайо. И тем не менее стена ненависти разделяла евреев и арабов в течение тысячелетий. Они всегда были врагами в борьбе за воду, землю и работу, но, несмотря на это, Рэнд видел, что они живут здесь бок о бок – работают, ходят по магазинам, завтракают, обедают и ужинают. Большую часть времени жизнь в Израиле протекала без инцидентов, так что Рэнд не переставал удивляться, видя вооруженных солдат в городских автобусах и надежную охрану у каждого более или менее солидного заведения. В целом, как понял Рэнд, в Израиле было нормой то, что обычный человек (в его представлении) посчитал бы из ряда вон выходящим.

Рэнд продолжал медленно вести машину по изрытой улочке, пробиваясь сквозь обозленную толпу в надежде разглядеть хоть какой-нибудь указатель и понять, куда надо ехать дальше. Очень хотелось открыть окна, но ехать с поднятыми стеклами казалось безопаснее. Пот градом катился со лба, капал с носа и бровей. Солнце заливало салон, стало невыносимо жарко. Светло-синяя рубашка Рэнда прилипла к телу и промокла от пота. Засунув палец за воротник, Рэнд подергал его, пытаясь создать хоть видимость вентиляции, но рубашка была слишком мокрая и липкая. Он облизнул губы.

Внимание толпы что-то привлекло… Это был он! Рэнд с ужасом смотрел, как демонстранты направляются в его сторону. Кто-то показал на него пальцем, и машину немедленно окружили люди. Ехать дальше стало невозможно. На его «фиат» напирали со всех сторон, стучали кулаками по крыше и бортам, что-то выкрикивали. Можно подумать, это он в ответе за тысячелетнюю вражду между арабами и евреями.

– О нет, – прошептал Рэнд, – только не это.

Толпа начала раскачивать машину, и у него внутри все сжалось. Несколько раз Рэнд повторял все те же слова, как молитву, пока не заглох мотор. Толпа сделалась плотнее, и в какой-то момент ему показалось, что человеческая масса сейчас просто раздавит машину. Рэнд уперся руками в крышу, как будто это могло остановить давление снаружи.

Он видел вокруг себя искаженные злобой лица и сжатые кулаки. Больше ничего – ни неба, ни домов, ни окружающей местности. И вдруг, повернувшись к окну у переднего пассажирского сиденья, заметил прижатого лицом к стеклу мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати. Это выглядело так, будто мальчик всматривался в витрину магазина игрушек. На мгновение их взгляды встретились. И тут лицо парнишки исказилось от боли, глаза остекленели и закатились.

– Остановитесь! – заорал Рэнд, колотя по стеклу. – Вы его раздавите!

Он показывал на мальчика, по лицу которого уже разлилась смертельная бледность.

Рэнд бросился к окну, не переставая кричать. Стиснув зубы, он изо всех сил пытался повернуть ручку стеклоподъемника, но она не двигалась. Пересев ближе, Рэнд потянул еще сильнее, но ручка осталась у него в руке. Бросив ее на пол, Рэнд уперся руками в стекло напротив лица мальчишки, потерявшего сознание, чтобы привлечь внимание толпы.

«Может быть, кто-то заметит, что случилось», – подумал он.

Вдруг поверх криков толпы прозвучали выстрелы, и Рэнд с облегчением увидел, что люди стали разбегаться. Мальчик сполз по борту «фиата» и осел на землю, как мешок с картошкой.

Впереди Рэнд увидел строй израильских солдат. В руках они держали автоматические винтовки стволами вверх. Демонстранты медленно отступали к востоку, время от времени оборачиваясь, чтобы выкрикнуть проклятье или бросить камень.

Рэнд поспешно открыл легко поддавшуюся дверь. Солдаты разделились на две группы: первая отгородила его от удаляющейся толпы, а вторая, из трех человек, подошла к машине со стороны переднего пассажирского сиденья. Мальчик уже пришел в сознание, и солдаты стали кричать на него и избивать – прикладами винтовок, ногами.

– Нет! – закричал Рэнд, протискиваясь в дверь и выпрямляясь.

Он обежал машину спереди и начал расталкивать солдат.

– Стойте, что вы делаете! Он же еще ребенок!

Один солдат обернулся и поднял винтовку, будто собираясь ударить Рэнда по голове. Рэнд резким движением перехватил ее за приклад и с яростью посмотрел солдату прямо в глаза.

– Давай, – тихо, но твердо сказал он по-английски. – Бей и меня.

Они молча смотрели друг на друга, пока Рэнд не бросил приклад.

Солдат тоже ослабил хватку и медленно опустил винтовку, не сводя с Рэнда глаз.

– Мы спасли вам жизнь, – сказал он по-английски с сильным акцентом.

– Я знаю.

Рэнд присел на корточки рядом с мальчиком, скорчившимся на дороге. Тот вздрогнул: по-видимому, он так и не понял, о чем Рэнд спорил с солдатами.

«А ведь я тоже только что спас ему жизнь», – подумал Рэнд.

4

«Эль-Аль», рейс 106

Развернув пластинку жевательной резинки, Трейси сунула ее в рот. Когда пассажиры заняли места в салоне авиалайнера, пилот объявил, что взлет разрешен. Салон и кабина экипажа огласились приветственными возгласами.

Трейси сидела рядом с проходом между креслами. Напротив нее, в среднем ряду, никак не могла устроиться поудобнее девочка лет четырех. Крохотные ножки едва выступали за край кресла. Справа от нее сидела молодая женщина, по-видимому мать девочки. Она была занята другим ребенком, еще младше, который лежал на соседнем кресле.

– Хочешь жвачку? – спросила Трейси девочку, приоткрыв блестящую фольгу и протянув пачку. – Чтобы уши не закладывало.

Кроха поглядела на Трейси и обернулась к матери. Трейси заметила, что та следила за их разговором. Мать улыбнулась и кивнула, разрешая взять жвачку.

Девчушка торопливо засунула пластинку в рот и принялась старательно жевать. Трейси с улыбкой откинулась в кресле и закрыла глаза.

Проснулась она минут через двадцать, когда пробиравшийся в сторону туалета грузный мужчина задел ее локтем. Открыв глаза, Трейси потянулась за журналами, торчавшими из кармашка на спинке переднего кресла.

Их было два, один рекламный, авиакомпании, а второй, толстый и приятно пахнущий, – женский журнал «Gorgeous». [3]3
  «Красотка».


[Закрыть]

– Что читаем?

Трейси подняла глаза от статьи «Блеск волос, который ты оценишь». На нее смотрел, обернувшись с переднего кресла, светловолосый парень лет двадцати с небольшим, идеально подстриженный. Трейси показала обложку.

– «Gorgeous»?

Мистер Идеальная Стрижка оценивающе и не спеша рассмотрел лицо Трейси, взгляд скользнул ниже, по ее груди и скрещенным ногам. Парень довольно ухмыльнулся.

– Зачем ты это читаешь? Тебе можно в этот журнал статьи писать.

– Скажи, я выгляжу такой дурой? Можно подумать, что куплюсь на дешевый комплимент? – Трейси презрительно склонила голову набок.

– Н-ну…

Парень смутился и даже покраснел.

– Э-э… я не в этом смысле…

Вдруг мистер Идеальная Стрижка дернулся и резко выпрямился: тележка с напитками, которую катила по проходу стюардесса, врезалась в спинку его кресла. Снова повернувшись к Трейси, он пробормотал извинения и больше не произнес ни слова.

Трейси кисло улыбнулась, засунула журнал на прежнее место и обратила внимание на мать девочки, которой она дала жвачку. Та протягивала дочке бумажный платок.

– Положи жвачку сюда.

Девочка помотала головой.

Женщина повторила просьбу, но получила решительный отказ. Глаза ребенка расширились от страха.

– Она сказала, что, если я не буду жевать, мои уши куда-то заложатся!

И девчушка показала на Трейси.

Мать удивилась, потом рассмеялась и стала объяснять малышке, что именно Трейси имела в виду. Нерешительно, будто опасаясь, что с ушами все-таки может что-нибудь случиться, девочка наконец отдала жвачку матери и посмотрела на Трейси.

– Я еду к папочке, – шепотом сообщила она.

Трейси натянуто улыбнулась.

– Ты счастливая девочка, – сказала она и отвернулась.