Текст книги "Усыпальница"

Автор книги: Боб Хостетлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

36

26 год от P. X.

Иерусалим, Верхний город

Каиафа мерил шагами двор своего дома. Перед ним, в тени оливкового дерева, сидел Гамалиил.

– Это хороший план!

– Боюсь, слишком рискованный, – усомнился Каиафа.

– Ты же меня не просил, я сам вызвался.

– Да. Но, Гамалиил, друг мой, если народ потеряет тебя… если я потеряю тебя, это будет огромное несчастье.

– Не лучше ли смерть одного или даже сотен, чем гибель целого народа?

– Разве что рассуждать именно так, – согласился Каиафа, не останавливаясь.

Гамалиил улыбнулся.

– Да, именно так. И я согласен. Если мне суждено стать мучеником, я пойду на это, как агнец под нож. Я готов сыграть свою партию. Но твоя принадлежит тебе.

Во дворе показался слуга, юноша с черными вьющимися волосами. Он стоял, дожидаясь, пока Каиафа обратит на него внимание.

– Поклажа готова, лошади тоже.

– Спасибо, Малх. – Каиафа остановился. – Где ты достал лошадей?

– Взял взаймы у купца. Они вполне годятся, но не слишком хороши.

– А поклажа?

– Ваше превосходительство ничто не выдаст. Разве что достоинство и благородство.

Каиафа невесело улыбнулся.

– Благодарю тебя, Малх. Мы скоро отправимся.

Когда слуга ушел, Каиафа повернулся к Рабби.

– Мы совсем не знаем этого человека, Пилата. Он прибыл сюда всего пару месяцев назад. Как угадать, примет он меня или встретит так, как Аннон, сын Нааса, послов Давидовых? [23]23
  О недостойном обращении Аннона, царя Аммонитского, с послами царя Давида, написано в 1-й Книге Паралипоменон, 19:1–4 (Комментарий автора).


[Закрыть]

– Кто знает, – вздохнул, качая головой, Гамалиил.

– Именно так, мой мудрый друг. Кто знает, станет ли он вообще меня слушать? Можно ли его хоть как-то переубедить? И способен ли он рассуждать здраво, в конце концов?

Гамалиил приблизился и положил руки на плечи Каиафы.

– Бог Израилев, – сказал он. – Он знает. И так или иначе даст нам знать о том, что ему известно.

37

Южный Иерусалим, Тальпиот

– Спасибо, что привез меня сюда, – поблагодарила Трейси Карлоса.

Они только что сказали Мири Шарон, что Карлос уезжает с раскопок, и пошли к «лендроверу», на котором приехали из Тель-Мареша сегодня утром.

– Рад был с тобой познакомиться, – с улыбкой ответил Карлос.

– Было бы здорово, если б ты остался и помог нам.

Карлос пожал плечами.

– Мне бы тоже этого хотелось. Но за последнюю неделю профессору Хавнеру пришлось отпустить двух сотрудников, так что ему приходится нелегко. Мне кажется, я и так уже слишком задержался.

Они посмотрели друг на друга, и Трейси вдруг стало неловко. Она хотела продолжить разговор, но не знала, что сказать.

– Может быть, я приеду, когда у меня будет выходной, – предложил Карлос.

Карлос открыл дверь «лендровера».

– Это здорово! – воскликнула Трейси. – А когда у тебя выходной?

– Не знаю. Определенного дня нет, так что точно не знаю. Но обязательно узнаю и приеду повидаться с тобой… и с твоим отцом, конечно. Приеду и помогу вам.

Сквозь загорелую кожу на его щеках пробивался густой румянец.

– Эта идея мне нравится, – ответила Трейси, улыбаясь и убирая с лица растрепавшуюся на ветру прядь. – Думаю, она понравится и отцу.

Рэнд ждал, когда вернется Трейси. Когда она спустилась по лестнице в гробницу, выражение ее лица удивило Рэнда. Оно было радостное. Рэнд заметил, что между дочерью и Карлосом проскочила искорка взаимного интереса, и подумал, что, когда Карлос уедет, она загрустит. Но, как видно, этого не произошло, и Рэнд вздохнул с облегчением. На вопрос, как она простилась с Карлосом, Трейси ответила: «Замечательно».

– Не поможешь мне с этой крышкой? – спросил Рэнд, показывая на первый из двух оссуариев, которые он извлек из локулы в южной стене. – Думаю, пора открыть его и посмотреть, что внутри.

Трейси кивнула и поддела крышку пальцами.

– Поднимаем медленно, – скомандовал Рэнд, – а потом переносим влево от тебя и аккуратно кладем на пол. Готова?

Спустя мгновение они заглянули в ящик, который Рэнд назвал «оссуарием Мириам».

– Ого! – Трейси отпрянула. – Это действительно жутковато.

В оссуарии лежали кости. [24]24
  Внутри черепа, обнаруженного в оссуарии Мириам в гробнице Тальпиот, действительно была найдена монета. Ее описание соответствует приведенному в этой главе (Комментарий автора).


[Закрыть]

– Да, – согласился Рэнд. – Нужно убрать со стола второй оссуарий, чтобы положить туда кости и как следует рассмотреть.

– Ты станешь до них дотрагиваться?

Рэнд усмехнулся.

Они поставили на пол второй оссуарий, не снимая с него крышку, а затем Рэнд начал осторожно вынимать из первого ящика кости, пролежавшие в нем две тысячи лет, и раскладывать на столе.

Сначала он достал череп, который прекрасно сохранился. Однако Рэнд нахмурился и посмотрел на него сбоку.

– Что-то не так? – спросила Трейси.

Рэнд поднял череп на уровень глаз.

– В нем что-то есть.

Засунув пальцы внутрь, он достал из черепа монету.

– Трейси, не возьмешь мою фотокамеру? Надо было попросить тебя фотографировать, как только мы сняли крышку.

Положив череп на место, Рэнд показал, в каком ракурсе сфотографировать то, что лежит внутри оссуария. Затем положил монету на ладонь, и Трейси сфотографировала сначала одну ее сторону, потом другую. На первой был изображен человек с зонтиком, а внизу полукругом шли латинские буквы. На другой – три снопа пшеницы или ячменя.

– Как монета оказалась внутри черепа? – спросила Трейси.

Рэнд задумчиво покачал головой.

– Хороший вопрос. Трудно сказать. Если бы мы вели раскопки в Греции, а не в Иудее, то для находки, относящейся к первому веку нашей эры, ответ был бы очевиден. Греки клали монету в рот умершего, чтобы тот в загробной жизни мог заплатить Харону, перевозившему души через реку Стикс.

– Да, надо было учить мифологию, – задумчиво прошептала Трейси.

– Но здесь, в иудейской гробнице периода Второго Храма, – продолжал Рэнд, – даже не знаю… Может, какое-то наложение иудейских и языческих погребальных обрядов?..

Положив монету на стол, он снова достал череп и повертел в руках.

– Похож на женский.

– Откуда ты знаешь?

Держа череп в одной руке, Рэнд стал объяснять.

– Совокупность признаков.

Он постарался логически выстроить наблюдения, которые позволили сделать этот вывод.

– Размер. У женщин, как ты могла бы догадаться, череп немного меньше и с более выпуклыми отдельными частями. Другой признак – мандибула, нижняя челюсть. У женщин она меньше, закругленнее, а у мужчин ближе к прямоугольной и массивнее.

Затем он показал на глазницы.

– Переход ото лба к глазницам у женщин гораздо резче, – Рэнд повернул череп так, чтобы Трейси видела его в профиль, – при том что надбровные дуги более выражены у мужчин. И многое другое.

Рэнд улыбнулся.

– Тебе и правда все это нравится. – Трейси не спрашивала, а констатировала факт.

Рэнд свесил голову набок и повел плечами.

– Да. Нравится.

– И ты специалист в своем деле.

– Был им. – Рэнд перевел глаза на череп.

Он чувствовал на себе изучающий взгляд дочери, пока вынимал из оссуария остальные кости. Разложил их на столе так, чтобы составить скелет. Прежде чем выложить тазовую кость, обратил на нее внимание Трейси, которая фотографировала все, что он извлекал из ящика.

– А вот и четкое указание на то, что это женский скелет. Женская тазовая кость существенно отличается от мужской, потому что она должна позволить младенцу пройти через родовые пути. Отверстие внизу овальное, а не сердцевидное, лобковая дуга намного шире, а лонное сочленение более гибкое.

Положив на стол бедренные кости, Рэнд объяснил, что у женщин они короче и тоньше, чем у мужчин. Когда он расположил в соответствующем порядке последние, самые мелкие кости – пальцев рук и ног, из кармана послышался виброзвонок мобильника.

– У тебя звонки даже сюда проходят? – удивилась Трейси.

– Нет, это сообщение. Ты еще пофотографируй, а я выберусь наверх прочитать, хорошо?

Поднимаясь по лестнице, он одновременно нажимал кнопки телефона. Пришло голосовое сообщение от Игаля Хавнера.

«Рэнд, друг мой. Я получил фотографии и распечатал их. Черно-белые, но качество отличное. Мне удалось прочесть и приблизительно перевести надписи, поэтому позвони мне, как только получишь сообщение. И не забудь при этом сесть».

38

Южный Иерусалим, Тальпиот

– Я сел, – сказал Рэнд, поздоровавшись с Хавнером, хотя на самом деле он всего лишь прислонился к капоту «фиата».

– Уточни, пожалуйста: это надписи с двух оссуариев? – Хавнер сразу приступил к делу. – Я должен быть уверен.

– Да, надпись из двух строк – с одного оссуария, а две другие – со второго, с обеих сторон. И он куда богаче.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что это лучший образчик резьбы по камню, который я когда-либо видел. – Рэнд описал орнаменты на втором оссуарии.

– Понятно.

– Это имеет какое-то значение?

– Решишь сам, когда я расскажу тебе, что там написано.

– Я весь внимание.

– Надписи на арамейском, – начал Хавнер.

– Арамейском?

– Да, без сомнения. С виду похоже на древнееврейский, который очень отличается от современного языка. Но это был разговорный язык Израиля в начале новой эры.

– Да-да, – терпеливо сказал Рэнд.

Все это он прекрасно знал, но не хотел перебивать Хавнера.

– Один из ранних вариантов написания. Я почти уверен, что это первый век.

– Отлично. И что там написано?

– Я не палеограф…

– И все-таки.

– Моя транслитерация не может быть признана окончательной…

– Я понимаю.

– Думаю, лучше сначала сказать, что написано на первом оссуарии. «Мириам берат Шимон». Мириам, дочь Шимона.

– Мириам, – как эхо, повторил Рэнд.

– Да, дочь Шимона.

– Подожди минутку, Игаль. – Рэнд прикрыл ладонью трубку и жестом подозвал Мири. – Вы были правы. Там действительно написано «Мириам».

Мири польщенно улыбнулась.

– Можно попросить вас об одолжении? Вы не попросите мою дочь принести планшет?

Она кивнула и направилась к гробнице.

– Да, – сказал Рэнд в трубку. – Итак, Мириам, дочь Шимона. Это первая надпись.

– Правильно.

– А две другие?

– Возможно, две другие идентичны.

– Ты так думаешь?

– Да. Правда, в их написании есть различия.

– Тогда они не идентичны.

– Это одни и те же слова, просто буквы написаны немного иначе.

– Немного иначе, – шевелил губами Рэнд.

– Ты говоришь, эти надписи были на боковых стенках оссуария? По фотографиям я этого не понял, поскольку снято крупным планом. Но если это так, то одна надпись должна быть на короткой стороне, а вторая – на длинной. Возможно, обращенной к стене… Я прав?

– Именно так, – подтвердил Рэнд.

– Так я и думал. Это и объясняет разницу в написании.

Из гробницы выбралась Трейси с планшетом в руках, отдала его Рэнду. Мири снова заняла свой пост, остановившись в каких-то двух метрах от них.

– Записывай, – сказал Рэнд. – Минутку, Игаль. Дочь записывает. Пиши: «Мириам, дочь Шимона».

Имя Шимон он произнес по буквам.

– Да, Игаль. Рассказывай дальше.

– Значит, дочка добралась благополучно?

– Да, спасибо тебе огромное. Отлично доехала. И спасибо, что послал Карлоса. Кстати, он уже едет обратно.

– Вот и славно.

– Итак, что со второй надписью?

– Судя по всему, это родовое имя, – ответил Хавнер. – И непростое.

– То есть?

– Если я прочитал правильно, родовое имя звучит как Ка-и-а-фа.

– Каиафа.

– Да. А полностью, если вынести за скобки варианты написания, – Иосиф бар Каиафа.

– Подожди.

Рэнд забрал у Трейси планшет и сам записал имя, плечом прижимая к уху мобильник.

– Иосиф бар Каиафа.

– Правильно, – сказал Хавнер. – Иосиф из рода… Каиафы.

– Каиафа, – повторил Рэнд. – Знакомое имя.

– Еще бы. Это имя священника, упомянутого еврейским историком Иосифом Флавием. «Иосиф, которого звали Каиафой».

– Почему-то я не соотнес того Каиафу с этим.

– Подсказываю дальше, – продолжал Хавнер. – Каиафа не просто священник. Он первосвященник, возглавивший судилище над Иисусом.

39

Южный Иерусалим, Тальпиот

Рэнд дал отбой. Имя Каиафы заставило его мысленно вернуться на много лет назад. Конечно же, он знал историю об Иисусе, осужденном правителями Иудеи и принявшем смерть на кресте. Впервые он услышал ее от матери еще до того, как пойти в школу.

Он вырос в сельской местности, в Бруквилле, штат Канзас. Население городка – около семисот человек, а коров гораздо больше, чем людей. Мать каждое воскресенье водила его в церковь и воскресную школу. Церковь была деревянная, с колокольней, выкрашенная в белый цвет. Отец оставался дома, и Рэнду это казалось вполне естественным, хотя отцы других детей приходили с женами и детьми и терпеливо выстаивали в жаре и духоте длинную мессу. У отца всегда был какой-то отсутствующий вид, как будто его здесь не было, даже если он находился в соседней комнате. Рэнд не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь отец хоть как-то проявил заботу о нем и отцовскую любовь. Целыми неделями он мог не сказать сыну ни единого слова.

Когда Рэнд стал подростком, он перестал ходить в церковь, хотя и очень любил свою мать. Но никакие слова и умоляющие взгляды не могли его переубедить.

После женитьбы в двадцать лет на Джой Стивенсон, сокурснице по Канзасскому университету, он несколько раз был в церкви. Но потом безразличие и даже неприязнь к христианской религии вернулись. Когда молодая жена заявила о своем желании утвердиться в вере в церкви студенческого городка Университета Чикаго, куда Рэнд перевелся на старших курсах, он честно предупредил ее, что не собирается ничего менять.

– Я устраиваю себя такой, какой я есть, – сказал он Джой.

«Рассказы об Иисусе и распятии – всего лишь рассказы, – говорил он себе. – Они не имеют никакого отношения ко мне и моей жизни».

Но сейчас в нескольких метрах от Рэнда была древняя усыпальница с именем Каиафы. Первосвященника, возглавившего суд над Иисусом. Неужели это тот самый Каиафа? Или в Иудее был еще один Иосиф бар Каиафа? А если кости в гробнице принадлежат человеку, отправившему на смерть Иисуса Христа?

– Пап, с тобой все в порядке?

Рэнд кивнул, задержав дыхание. Все еще сжимая в руке планшет, он подошел к Мири Шарон.

– Как у нас дела?

Она не сводила глаз с «Хеврат Кадиша» и дороги у них за спиной.

– С утра приехали еще трое. Думаю, они ждут, когда подъедут остальные.

– Если я найду кости, какой должна быть процедура передачи останков этим ребятам?

– Если?

– Именно так.

По ее лицу скользнула улыбка.

– В этом случае выбор у вас небольшой. Вы можете вынести кости на поверхность в том же ящике, где они были, и «Хеврат Кадиша» переложат их в специальный мешок и увезут отсюда. Вы также можете позвать несколько человек с собой в гробницу, и они сами заберут кости оттуда, где вы их нашли. Или просто пустите их в гробницу после того, как заберете оттуда все, кроме человеческих останков.

– Думаю, я предпочел бы отдать им кости прямо в оссуариях, – сказал Рэнд.

– Если вы найдете кости, – с нажимом на «если» сказала Мири.

– Точно, – согласился Рэнд. – Если найду хоть какие-то.

Они с Трейси вернулись в гробницу.

– Нам надо работать быстро, но аккуратно, – скомандовал Рэнд.

– Что мне делать?

– Продолжай фотографировать.

– А ты не хочешь рассказать, что значат эти надписи?

Рэнд не ожидал такого вопроса.

– Да, конечно.

Он стал осторожно складывать кости в оссуарий Мириам.

– Эти кости, возможно, принадлежат некоей Мириам, дочери Шимона, или Симона, как мы теперь произносим это имя.

– Вот как. И кто же она?

– Не знаю. – Рэнд покачал головой. – Судя по всему, кости полностью выросшие, эпифизы длинных костей срослись с диафизами, [25]25
  В длинных костях различают среднюю часть – тело кости, или диафиз, и два конца – эпифизы.


[Закрыть]– добавил он, показывая на бедренные кости. – Спаек нет, поэтому можно сделать вывод, что она умерла взрослой.

– Придется поверить тебе на слово, потому что я все равно ничего не поняла. Сколько ей было лет?

– Не знаю. Будем надеяться, что специалист по остеоархеологии сможет сделать более конкретные выводы по фотографиям.

– Значит, это все, что нам известно?

– Все, не считая того, что эта женщина, по-видимому, принадлежала к роду Каиафы.

– Каиафы?

Рэнд усмехнулся.

– Да. И в этом все дело. Хавнер считает, что на втором оссуарии написано: «Иосиф из рода Каиафы».

– Понятно. И кто это?

– Подожди, помоги-ка мне поставить эту крышку обратно, – вместо ответа сказал Рэнд, закончивший складывать кости в оссуарий.

– Так вот, это, возможно, тот самый человек, который был первосвященником в Иерусалиме в то самое время, когда распяли Иисуса Христа.

– Иисуса Христа?!

– Да. Ни больше ни меньше.

40

26 год от P. X.

Кесария Палестинская

Каиафа стоял перед римским префектом.

Вчера вечером он в сопровождении Малха достиг Кесарии, преодолев около восьмидесяти миль. [26]26
  Около 130 км.


[Закрыть]Путешествие было изнурительное, и, хотя они остановились в лучшем месте из всех, какие только можно было найти, у Иоханана Слепого, на берегу моря, Каиафа почти не отдохнул. Он предчувствовал, что после аудиенции у префекта перестанет быть Кохеном ха-Гадолем, первосвященником иудеев. Возможно, не пройдет и недели, как его план провалится. Погибнет Гамалиил… и многие другие.

Пилат восседал на беломраморном возвышении в зале для приемов. Это был павильон во дворе дворца, украшенный изысканными статуями и цветущими растениями. Снаружи задувал свежий морской бриз, спасая от жары префекта, представителя судебной, исполнительной и законодательной власти цезаря в Иудее, Самарии и Галилее.

Каиафа дал знак Малху, чтобы тот оставался на месте, и приблизился к префекту. На Пилате была белая туника патриция с вертикальными красными полосами, поверх нее – пурпурная накидка с золотой отделкой, символ власти римского префекта, на шее, на золотой цепочке, висел медальон с профилем Тиберия. Голову Пилата венчал золотой лавровый венок.

– Ваше высокопревосходительство, – склонил голову Каиафа.

– Приветствую тебя, благородный рабби, – ответил Пилат благосклонным кивком.

Каиафа собрался было поправить префекта – он не рабби, а первосвященник, но промолчал.

– От имени жителей Иерусалима и всего еврейского народа желаю вам всех благ и надеюсь всегда находить вас в добром здравии и благополучии.

Пилат провел языком между верхней губой и зубами и громко цыкнул, словно только что отошел от стола и кусочки пищи застряли у него между зубов.

– Премного благодарен.

– Меня привел к вам вопрос… деликатного свойства.

– Имеет ли отношение этот вопрос деликатного свойства к той толпе евреев, которая заполнила виа Марис?

– Да, ваше высокопревосходительство, – ответил Каиафа. – Самое непосредственное.

– Говори. – И Пилат сопроводил это слово повелительным жестом.

– Мой визит к вам – тайный, – доверительно сообщил Каиафа. – Я надеюсь сослужить хорошую службу вашему высокопревосходительству… и моему народу.

Вошел слуга, неся поднос с финиками и другими фруктами. Пилат взял золотисто-оранжевый абрикос и знаком велел слуге отойти подальше.

Каиафа снова заговорил – медленно, осторожно выбирая слова.

– Посольство Синедриона направляется сюда, чтобы вручить вам прошение об отзыве Августовой когорты из крепости Антония.

Пилат сел поудобнее и наклонился к Каиафе.

– По какой причине?

– Штандарты Августовой когорты украшает портрет императора.

– Это мне известно. – Префект откинулся на спинку кресла, надкусил брызжущий соком абрикос, и по подбородку потекла тоненькая струйка. – Отвагой и преданностью императору эти воины заслужили право носить такой знак.

– Да, и тем не менее посольство будет просить вас убрать их из крепости.

– И получит отказ. – Пилат пожал плечами и снова взялся за абрикос.

– Безусловно. Именно поэтому я и прибыл сюда.

– Чтобы услышать мой отказ?

– Чтобы предотвратить кровопролитие.

Пилат вздохнул.

– Ты утомляешь меня, рабби, – сказал он, доедая фрукт, подозвал слугу, положил на поднос косточку и вытер руки услужливо поданным полотенцем.

Слуга удалился.

– Ваше высокопревосходительство, мы, евреи, живем по Закону Божию, а он запрещает нам создавать изваяния. В Иерусалиме десятки тысяч евреев, и они скорее умрут, чем нарушат Закон.

– Значит, они умрут, – сказал Пилат так же буднично, как ел абрикос.

– За ними пойдут другие, – настаивал Каиафа.

– Значит, умрут и они! – Пилат начал терять терпение.

– Ваше высокопревосходительство, я здесь не для того, чтобы перечить вам. Но я не хочу кровопролития – ни для евреев, ни для римлян.

Каиафа прочистил голос. Но заговорил совсем тихо.

– Императорские когорты в Иудее хорошо вооружены и обучены. И тем не менее это всего лишь вспомогательные силы, так что если собрать их воедино, вряд ли наберется две тысячи солдат. А так как император призвал префекта Сирии Луция Ламию в Рим, подкрепление из Сирии прибудет слишком поздно…

– Ты мне угрожаешь?! – Пилат встал.

– Нет, ваше высокопревосходительство, уверяю вас. Если бы возмущенная толпа, что сейчас заполнила виа Марис, осталась в Иерусалиме, сейчас уже начался бы штурм крепости Антония, в которой только пятьсот солдат. Именно поэтому я и отправил этих людей за пределы Иерусалима.

– Значит, вместо крепости Антония ты хочешь взять штурмом мой дворец?

– Нет! – резко ответил Каиафа, непроизвольно бросив взгляд на часовых по обе стороны помоста. – Это никоим образом не входит в мои планы. Ваше высокопревосходительство понимает, что толпа, которая идет из Иерусалима пешком, следуя за посольством Синедриона, вполне успеет немного остыть к концу пути. Конечно, они все еще будут возбуждены, но станут сговорчивее. А так как они уже терпели несколько дней, то потерпят еще, ожидая решения вашего высокопревосходительства.

– Пойдут ли они так же спокойно обратно в Иерусалим, если услышат, что Августова когорта с ее штандартами останется в городе?

Каиафа склонил голову. Если его не направляет промысел Божий, несчастья не миновать.

– Не пойдут, – прямо ответил он. – Но, – и Каиафа сделал примирительный жест, – именно поэтому я и поспешил к вашему высокопревосходительству за помощью. Только мудрость вашего высокопревосходительства может предотвратить кровопролитие… через какие-то несколько месяцев после вашего прибытия в Иудею.

И Каиафа пристально посмотрел на префекта. Последняя фраза попала в цель. Для репутации префекта и его положения при дворе императора массовое восстание вскоре после вступления в должность станет жестоким ударом. Безусловно, рано или поздно Рим подавит восстание и пакс романа [27]27
  Пакс романа («римский мир») – античная геополитическая концепция, разработанная и внедренная при римском императоре Августе на рубеже двух тысячелетий. Долгий и относительно мирный период в истории Римской империи и ее колоний.


[Закрыть]будет восстановлен, но последствий бунта не избежать. Были случаи, когда префектов отзывали и за меньшие промахи, и Пилату это известно.

А теперь ему известно, что об этом знает и Каиафа.