Текст книги "Усыпальница"

Автор книги: Боб Хостетлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

23

Тель-Мареша

Игаль Хавнер познакомил Трейси с Карлосом. Он работал на раскопах и был родом из Турции.

– Карлос знает свое дело, – сказал Хавнер, кивая молодому человеку года на два старше Трейси.

Он очень загорел за четыре месяца раскопок под палящим солнцем. Подхватив багаж Трейси, Карлос забросил его в кузов «лендровера» с открытым верхом, куда уже погрузили оборудование. На вид этому оборудованию было столько же лет, сколько Трейси.

– А еще он хороший водитель. Так что, будем надеяться, доставит тебя до места в целости и сохранности.

– Будем надеяться? – переспросила Трейси.

Хавнер кивнул без тени улыбки.

– Он же из Турции.

Трейси переводила взгляд с Карлоса на Игаля Хавнера и обратно.

– И что это значит?

Карлос улыбнулся и тряхнул кудрявой, черной как смоль головой.

– Ничего, – ответил он. – Абсолютно ничего.

И сел за руль.

– Вам надо спешить, – сказал Хавнер, пожимая Трейси руку и помогая ей забраться в «лендровер». – Абир звонил.

Карлос кивнул и наклонился вперед, поворачивая ключ в замке зажигания. Мотор взревел, Хавнер хлопнул ладонью по борту машины, и Карлос нажал на педаль газа. Колеса «лендровера» закрутились, выбрасывая грязь и камни, и машина выехала из лагеря.

– Абир? – переспросила Трейси, одной рукой придерживая волосы, которые нещадно трепал ветер, а другой вцепившись в поручень. – Кто это, Абир?

– Друг.

– Ничего не понимаю. Что происходит? И почему нам надо спешить?

– Да ничего особенного.

– Тогда почему бы не сказать мне все? Если ничего особенного.

– Ты станешь беспокоиться, а беспокоиться на самом деле не о чем.

– Ты говоришь: «Ничего не происходит, ничего не происходит», а я верю тебе все меньше и меньше! Почему бы просто не объяснить, в чем дело, а уж я сама буду решать, беспокоиться мне или нет?

– Абир – друг, у которого есть связи среди военных, – пожал плечами Карлос.

– Понятно. Ну и?..

– Иногда он предупреждает нас, что будут перекрыты блокпосты на границах территорий, контролируемых палестинцами.

– Так. И что?

– Сегодня нам придется проехать через такую территорию.

На этот раз Трейси промолчала.

– Абир сказал, что блокпост у Вифлеема скоро перекроют.

– Почему? – поинтересовалась Трейси.

– Возможно, угроза атаки террориста-смертника. Или какой-нибудь другой атаки.

– Если это опасно, почему бы нам не поехать другой дорогой?

– Не то чтобы очень опасно. Некоторые считают, что израильтяне перекрывают дороги только для того, чтобы досадить палестинцам.

– И что же нам делать? – спросила Трейси.

Карлос пожал плечами.

– Надо успеть проехать блокпост до того, как его закроют.

– А мы успеем?

Он покачал головой.

– Ты хочешь сказать, мы можем где-нибудь застрять? – забеспокоилась Трейси.

Карлос широко улыбнулся.

– Ну, не то чтобы застрять. Задержаться.

24

Южный Иерусалим, Тальпиот

Два оссуария, на которые Рэнд возлагал столько надежд, оказались пусты.

Он аккуратно снял с обоих ящиков, вытесанных из известняка, идеально подогнанные крышки со скошенными углами, но внутри не оказалось ничего, кроме пыли.

«Что ж, – сказал Рэнд самому себе, – это упрощает дело».

Он, безусловно, знал, что за многие годы в окрестностях Иерусалима и в самом городе были найдены тысячи таких ящиков, и подавляющее большинство были похожи друг на друга как две капли воды. Ничего особенного. Ни надписей, ни орнаментов, ни костей внутри. Абсолютно ничего. Он также знал, что оссуарии можно задешево купить в магазине или на рынке, торгующем древностями. Так что с любой точки зрения – научной, коммерческой или какой-то еще – эти два оссуария никакой ценности не представляли.

Но Рэнд знал по опыту, что и в этом случае нельзя работать спустя рукава. Даже если это обычные оссуарии, их следует осторожно извлечь из гробницы и законсервировать. Интересно, сколько еще придется ждать, когда из Мареша привезут подъемник и осветители. Без подъемника достать оссуарии из гробницы, не повредив их при этом, невозможно. Поэтому Рэнд, пока было время, занялся двумя оссуариями в локуле южной стены.

Он оставил их напоследок. Рэнд сразу подумал, что именно в этих оссуариях что-нибудь обнаружит. Ящики стояли внутри локулы, единственные из всех в гробнице, а значит, остается шанс, что грабители до них не добрались. И крышки у них на месте, не разбиты и не сдвинуты.

– Вот где пригодятся осветители, – пробормотал Рэнд.

Солнце поднималось все выше, но время было еще раннее, и придется ждать почти до полудня, прежде чем солнце осветит внутреннее пространство гробницы. Рэнд медленно выдвинул из ниши один из оссуариев и, слегка повернув его, чтобы получше ухватиться, поднял и перенес в центр гробницы. Ящик весил килограммов тридцать. Еще до того как опустить свою ношу на пол, Рэнд понял, чем этот оссуарий отличается от остальных. Внутри что-то еле слышно постукивало.

25

26 год от P. X.

Иерусалим, Верхний город

Каиафа застонал, как от боли.

– Конечно, ничего удивительного, – сказал он Рабби Гамалиилу.

В силу многих причин выбор внука Хиллела Великого в качестве союзника был весьма странен для Каиафы. Прежде всего, он был фарисеем, а Каиафа – саддукеем. Фарисеи и саддуккеи как главные религиозные и политические партии в Иудее обычно не ладили между собой. Фарисеи сохранили обычаи евреев в Пленении, превратив их в религию, в основе которой было изучение Торы. Саддукеи же издревле совершали жертвоприношения и службы в Храме, считая этот аспект веры краеугольным камнем иудаизма. Фарисеи почитали Писание и устные предания, передаваемые рабби. Саддукеи же признавали в качестве Торы лишь Пятикнижие Моисея. Фарисеи верили в ангелов и духов, а также в воскресение из мертвых. Саддукеи отрицали и то и другое. Фарисеи пользовались большей популярностью у евреев, а саддукеи имели больше влияния. Фарисеи были праведны, саддукеи – богаты.

Каиафа и Гамалиил – один до мозга костей саддукей, другой фарисей – были не только союзники, но и друзья. Оба всем сердцем желали пришествия Мессии и верили, что Его пришествие можно ускорить, установив в Израиле праведную власть. Оба нуждались друг в друге. Первосвященнику Каиафе нужен был Гамалиил: несмотря на его тридцать с небольшим, к нему относились как к Рабби с большой буквы с тех самых пор, как его отец возглавлял Синедрион. Гамалиил тоже хотел заручиться поддержкой первосвященника: ему был необходим союзник в великом деле возвращения Синедриона и всего народа Израилева к добродетели, дабы все узрели славу Бога Израиля.

Они сидели во дворе роскошного дома Каиафы, в тени раскидистого оливкового дерева. Каиафа потирал виски.

– Валерий Грат непрерывно писал императору письма, умоляя позволить ему вернуться в Рим. Последние несколько лет он ни о чем другом не мог говорить.

Никто не удивился, когда до Иерусалима дошли слухи, что Валерий Грат, которого Каиафа так долго и старательно умасливал, отозван в Рим и уже назначен новый префект Иудеи. Тем не менее для первосвященника эти новости стали болезненным ударом. И теперь он обдумывал, как начать все заново и втереться в доверие к новому префекту.

– Восемь лет, – проскрежетал Каиафа.

– И все-таки мы должны быть ему благодарны. Он оставался префектом намного дольше, чем Анний Руф или Марк Амбивий. [15]15
  Марк Амбивий и Анний Руф – предшественники Валерия Грата на посту префекта Иудеи. Марк Амбивий занимал его с 9 по 12 год от P. X., Анний Руф – с 12 по 15 год от P. X. (Комментарий автора).


[Закрыть]

– Да, но ты знаешь, сколько сил я положил и сколько денег потратил, чтобы подобраться поближе к Грату. При его-то неуемной алчности!

– Хм…

По части взяток и процентов с прибыли, отчисляемых римским префектам, они с Каиафой всегда расходились во мнениях.

– Ты что-нибудь знаешь о новом префекте? – осторожно спросил Гамалиил.

– Говорят, он из сословия всадников, из знатного рода, кажется Сеянов. [16]16
  Луций Элий Сеян в бытность его на посту префекта считался наиболее влиятельным человеком в Риме во время добровольного изгнания императора Тиберия на остров Капри (Комментарий автора).


[Закрыть] Его жена Клавдия Прокула – внучка Августа и дочь Клавдии, третьей жены Тиберия, – ответил Каиафа, не поднимая головы и не открывая глаз.

– Надо полагать, влиятельный человек, – усмехнулся Гамалиил.

Каиафа кивнул и стал массировать веки – с такой силой, словно хотел выдавить глаза.

– Говорят, она едет вместе с ним, – заметил он.

– Она тоже приедет сюда?

Жены римских чиновников редко соглашались променять роскошь и увеселения Рима на полную лишений и опасностей жизнь в провинции.

– Это ново. Не знаю, что и думать. То ли он имеет большое влияние на императора… то ли его жена слишком заинтересована в его карьере. Возможно, и то и другое.

Каиафа поднял голову, и взгляд у него был усталый.

– Гамалиил, друг мой, боюсь, впереди у нас тернистый путь.

Рабби встал.

– Тогда надо покупать новые сандалии, – сказал он.

Направился к двери, но остановился, не дойдя до нее.

– Как зовут нового префекта?

– Пилат, – отозвался Каиафа. – Понтий Пилат. [17]17
  Понтий Пилат, занявший пост префекта после Валерия Грата, прибыл в Иудею со своей женой, Клавдией Прокулой, внучкой Августа и дочерью Клавдии, третьей жены Тиберия. Последовать за мужем к месту его службы для жены префекта провинции считалось достаточно необычным поступком. Чаще жены предпочитали оставаться в римском имении и наслаждаться столичной роскошью (Комментарий автора).


[Закрыть]

26

Вифлеем

Они подъехали к блокпосту в Вифлееме, и Карлос сбавил скорость.

Всю дорогу от Тель-Мареша удалось преодолеть без происшествий. Когда подъехали к Вифлеему, Трейси улыбнулась Карлосу.

– Это совсем не то, чего я ждала.

– А чего ты ждала?

– О малый город Вифлеем, ты спал спокойным сном, – пропела она.

– Хорошо поешь.

Трейси с юмором закатила глаза.

– Я думала, Вифлеем окажется небольшой деревушкой, сам понимаешь.

– По-моему, его население – тысяч двадцать, – улыбнулся Карлос.

Она кивнула и стала смотреть в окно.

– Почти все магазины закрыты.

– С тех пор как Израиль построил стену, чтобы защититься от террористов, поток транспорта и туристов стал намного меньше. О-о! – Карлос нахмурился.

Трейси перевела взгляд на дорогу. Там была очередь из машин перед охраняемым блокпостом. Трейси увидела два металлических заграждения, и около каждого стояли вооруженные солдаты. Машина должна была остановиться у первого контрольно-пропускного пункта, потом медленно объехать бетонный заградительный блок посреди дороги и подъехать к следующему контрольно-пропускному пункту.

– Что происходит? – спросила Трейси.

Карлос смотрел вперед и ответил не сразу.

– Думаю, все в порядке.

У каждого контрольно-пропускного пункта стояли шестеро солдат, вооруженных автоматическими винтовками. По мере того как машины подъезжали, двое подходили к первой, двое – ко второй и двое – к третьей. Они просили открыть багажник, а водителей автобусов – высадить пассажиров. Грузовики отъезжали в сторону для более тщательного осмотра. Но в большинстве случаев после визуального контроля пассажиров и багажа машину пропускали.

– Похоже, его пока не закрыли. Машины проезжают.

– И сколько времени это займет?

– Не слишком много. – Карлос пожал плечами. – Держи наготове удостоверение личности.

– Удостоверение личности?

– Покажи им загранпаспорт и визу.

– Паспорт у меня в сумке. – Трейси взялась за ручку двери.

– Стой! – Голос Карл оса прозвучал резко. – Не выходи из машины!

Трейси отдернула руку, словно ее укусила пчела, и изумленно уставилась на Карлоса.

Он перевел дух.

– Извини, не хотел тебя пугать. Но солдаты очень не любят, когда выходят из машины и пытаются что-то достать из багажника.

– А, понимаю. Они могут подумать, что я достаю что-то запрещенное… или прячу.

Карл ос кивнул.

– Что же делать?

– Давай подождем. Когда солдат попросит у тебя удостоверение личности, объясни, что оно в сумке, тогда он подойдет к багажнику вместе с тобой.

Все произошло именно так, как сказал Карлос. У них быстро проверили документы, и они поехали дальше по трассе 60.

– Сколько еще осталось? – спросила Трейси.

– Пять минут.

27

Южный Иерусалим, Тальпиот

Рэнд делал все, чтобы рассмотреть оссуарий [18]18
  Описание двух оссуариев, приведенное в этой главе и далее, соответствует найденным в так называемой гробнице Тальпиот (Комментарий автора).


[Закрыть]при максимальном освещении. Развернул его под таким углом, чтобы на поверхность падали лучи солнца. На боковой стенке надпись – он нащупал ее пальцами. Встал на колени и наклонился, пытаясь разглядеть, что там написано, и одновременно стирая с надписи пыль.

Буквы шли в две линии, снизу к боковому краю длинной стенки оссуария, а не параллельно какой-либо из его сторон. Вероятно, надпись сделали уже после того, как оссуарий поместили в нишу, и человеку, ее нацарапавшему, пришлось просунуть руку внутрь, в узкое пространство между оссуарием и стенкой локулы.

«Вполне возможно, что так оно и было, – подумал Рэнд, – если судить по тому, как стоял оссуарий».

По всей видимости, писавший был правша. Если бы он писал по-английски, слева направо, то расположил бы надпись по диагонали сверху вниз, однако на древнееврейском и арамейском писали справа налево, поэтому надпись и идет снизу вверх.

Кроме этих догадок, у Рэнда больше ничего не было. Он не знал ни древнееврейского, ни арамейского. И сразу подумал о Шарон. Если надпись на древнееврейском, она сможет ее прочесть. Буквы процарапали в мягком известняке гвоздем или чем-то вроде этого – в XXI веке мы так же небрежно записываем шариковой ручкой на клочке бумаги номер телефона или адрес электронной почты. Оставалось надеяться, что надпись все-таки удастся прочесть и перевести.

Прихватив карандаш и планшет с бумагой, Рэнд старательно, насколько это было возможно в полумраке гробницы, перерисовал надпись с боковой стенки оссуария. Затем взобрался по лестнице, вылез наружу и, прищурившись на ярком утреннем солнце, стал искать глазами Мириам.

В эту минуту к ограждению из желтых лент подкатил покрытый пылью черный «лендровер». Машина остановилась позади «Хеврат Кадиша». Водителя Рэнд узнал сразу – это был Карлос из Тель-Мареша. Он помахал рукой и увидел, что к нему направляется Шарон.

– Это привезли оборудование! – крикнул он ей.

Дверца со стороны пассажирского сиденья открылась, и из машины кто-то вышел.

28

Южный Иерусалим, Тальпиот

Трейси не знала, что делать. Она видела, что отец заметил «лендровер», проследив за его взглядом, и поняла, что он узнал Карлоса, когда тот вышел из машины. Сначала Трейси подумала, что ей лучше пока не выходить, но потом усилием воли заставила себя взяться за ручку двери.

«Как неловко получается», – подумала она.

И увидела, что отец смотрит на нее. Рэнд перевел взгляд на Карлоса, потом снова на дочь. Трейси попыталась улыбнуться.

«Надо просто подойти и обнять его», – сказала она себе.

Но ноги не слушались, и Трейси подумала, не сесть ли ей обратно в «лендровер».

Отец медленно направился в ее сторону. По лицу трудно было понять, взволнован ли он.

«Нет, точно взволнован», – почувствовала Трейси.

Но было что-то еще, чего она не могла понять. Недовольство? Или разочарование? Но уж точно не радость, любовь или что-то в этом роде.

Она открыла рот, собираясь сказать: «Пап, привет!», но запнулась, и первым заговорил он.

– Что ты здесь делаешь?

Тон не был недовольным, но первые слова отца разочаровали Трейси.

– Привет, пап, – наконец выговорила она.

– Я не понимаю. Что ты здесь делаешь?

«Ясно, – подумала Трейси. – Ты не слишком рад меня видеть. Но не будешь же ты бесконечно повторять одно и то же».

– Я… в общем, хотела повидаться с тобой.

– А как же учеба? Как ты здесь оказалась? Что случилось?

– Ты не мог бы сказать хотя бы, что рад меня видеть? – поинтересовалась Трейси, осмелев. – Может, хочешь обнять меня и спросить, все ли у меня в порядке?

– Я рад тебя видеть, – запротестовал Рэнд. – Правда. Просто я несколько ошарашен…

– Ладно, проехали. Скажи мне, куда деть чемоданы, и я не буду путаться у тебя под ногами.

– Трейси, послушай, – начал Рэнд, протянув руки, но Трейси сделала шаг назад, подошла к «лендроверу» и стала выгружать чемоданы, швыряя их на землю.

Рядом оказался Карлос.

– Тебе помочь? – спросил он тихо.

– Нет! – крикнула она.

И добавила уже спокойнее:

– Сама справлюсь.

– Я только хотел помочь.

Трейси прислонилась к машине.

– Наверно, все вещи нужно выгрузить? – не унимался Карлос.

– Я сама это сделаю.

Она взяла два чемодана, а две сумки остались в багажнике «лендровера».

– Я вернусь за ними, – бросила она.

Карлос проигнорировал последнюю фразу, вытащил сумки из багажника и пошел за Трейси.

– Ты всегда такая упрямая?

– На себя посмотри, – огрызнулась Трейси.

Рэнд видел, как его дочь достает багаж из «лендровера», но все еще не понимал, что она здесь делает и как она сюда попала. Он стал быстро соображать. Ее приезд – это новые проблемы. Где ей остановиться? Сколько она собирается тут оставаться? И как он сможет ее устроить и заботиться о ней, одновременно занимаясь раскопками?

– Куда мне это нести? – спросила Трейси, которая уже стояла с ним рядом.

С самого начала разговора Рэнд не сошел с места.

– Сюда.

Продолжая держать в руке планшет, Рэнд подхватил у нее чемодан и направился к «фиату».

– Я приехал сюда вчера утром, – сказал он, оглянувшись через плечо. – У меня не было времени позаботиться о ночлеге. Положим твой багаж в машину, а потом поговорим насчет…

– Подожди, – перебила его Трейси возле машины. – Значит, мне негде остановиться?

Рэнд посмотрел на дочь, потом на Карлоса, потом на людей в черном и старшего сержанта Шарон, наблюдавшую за ними со своего поста у «Хеврат Кадиша». Снова перевел взгляд на Трейси.

«Хоть бы не все сразу», – подумал он, внезапно вспомнив слова Шарон.

«В Израиле все не так просто», – сказала она.

Теперь это звучало как пророчество.

29

26 год от P. X.

Иерусалим, Зал тесаных камней

– Тихо! – Каиафа ударил тяжелым посохом о каменный пол.

Синедрион собрался в срочном порядке, но присутствовали все до единого. И Гамалиил, и отец его Шимон, стареющий сын Хиллела Великого, и Ионатан, чье влияние растет день ото дня. И Александр, Никодим, Измаил, Елеазар.

– Это кощунство! – раздался громкий голос Иосифа Аримафейского.

– Позор! – послышались крики.

– Это оскорбление!

– Это подстрекательство!

Иосиф Вифанийский вышел вперед и разорвал на себе одежды до пояса.

– Идолопоклонство! – рявкнул он, и зал снова наполнился разъяренными криками.

Большинство членов Синедриона знали, что Понтий Пилат, новый префект Иудеи, приказал Августовой когорте заменить на зимний период когорту, расквартированную в Иерусалиме. [19]19
  Как и описывается в этой главе, одним из первых действий Пилата на посту префекта Иудеи стал перевод Августовой когорты с ее штандартами, на которых был изображен римский император, в Иерусалим. Жители и городские власти сочли это попыткой склонить их к идолопоклонству. Подробнее об этом написано у Иосифа Флавия («Иудейские древности», XVIII, III, I и «Иудейская война», II, IX, 2–3). Историки расходятся во мнениях, сделал ли это Пилат по незнанию или из высокомерия (Комментарий автора).


[Закрыть] Со стороны это выглядело как обычная ротация войсковых подразделений. Прежний префект Валерий Грат тоже периодически переводил римские когорты из одной части Иудеи в другую, причем делал это с завидной регулярностью. Главной причиной таких перемещений было желание префекта как-то разнообразить провинциальное существование, тоскливое и однообразное. Но прибывшие вчера вечером войска вывесили в крепости Антония штандарты с профилем императора Тиберия – прямо напротив Храма, с его северной стороны.

Появление этих штандартов, на которых сверкал чеканный золотой профиль императора, стало настоящим потрясением для иудеев, которые с первыми лучами солнца пришли в Храм возносить молитвы и совершать жертвоприношения. У стен Храма сразу собралась толпа, и вот-вот могли начаться беспорядки. Рельефный портрет императора в виду Храма был воспринят как святотатство, ибо нарушал одну из заповедей: Господь запретил евреям создавать изваяния – не только идолов, но и самого Бога.

Каиафа ударил посохом об пол и поднял руку. Крики стихли. Сделав жест Анне, который не торопясь поднялся со своего места в первом ряду, Каиафа не сказал ни слова. В зале стало еще тише.

– Анна будет говорить, – провозгласил Каиафа.

Первые слова Анны прозвучали еле слышно.

«Он намеренно говорит так тихо», – понял Каиафа.

Первосвященник не однажды видел, как тесть понижал голос, чтобы быть услышанным.

– Пусть говорит! – раздался крик с задних рядов. – Я хочу слышать, что скажет Анна!

– Хотя у нас с его высокопревосходительством Валерием Гратом и были некоторые разногласия, – начал Анна, и в задних рядах понимающе засмеялись, – он все-таки смог понять и научился уважать те требования, которые предъявляет к нам наша вера. Он постоянно держал Августову когорту в Стратоновой Башне. Возможно, новый префект не столь хорошо знаком с нашими обычаями.

– Или он хочет, чтобы мы подняли восстание! – крикнул кто-то, и по залу прокатилось волнение.

– Дайте Анне закончить, – сказал Каиафа, поднимая руку. – Пусть говорит.

Анна устало кивнул зятю.

– В прошлые времена нам удавалось не допускать псов в дом Хашема, – сказал он, и в зале снова одобрительно засмеялись, понимая, что речь идет о римлянах. – Но если сейчас мы поступим неосторожно, то псы останутся здесь надолго и при этом будут рвать зубами и царапать когтями.

– Но мы не можем допустить, чтобы римский идол возвышался над городом! – крикнул Александр.

– Не можем, – подтвердил Каиафа, в то время как его тесть вернулся на свое место. – Но Анна прав. Мы не должны подтолкнуть префекта к решительным действиям. Возможно, он недостаточно осведомлен о нашей вере, а возможно, его цель – спровоцировать беспорядки, но если мы поднимем восстание, результат будет один и тот же. Мы не можем позволить этим штандартам остаться в городе, но и он не пожелает их убрать просто потому, что мы этого хотим.

– Почему? – выкрикнул кто-то.

– Потому что он префект Римской империи, причем недавно назначенный. Убрать штандарты – значит показать свою слабость, а он не может позволить себе показывать слабость. Да и то, почему мы, против этих штандартов – а мы против, потому что на них изображен император, – это еще одна причина, чтобы не убирать их, поскольку это будет оскорблением по отношению к Тиберию.

– Это оскорбление Хашему! – крикнул кто-то.

– Сорвать их! Сорвать! Мы будем биться! – раздались возмущенные голоса.

– Властители Израиля, послушайте, что я скажу! – снова взял слово Каиафа. – Мы будем сражаться и одержим победу. Но нашим оружием будут не мечи и копья! Нашим оружием станет молитва. Мы победим римлян добродетелью. Мы поведем войну так, что Хашем станет помогать нам.