Текст книги "Охота на свиней"

Автор книги: Биргитта Тротциг

Соавторы: Юнас Гардель,Вилли Чурклюнд,Пер Ершильд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

8

На другое утро господин Бьёрк уходит на работу, а госпожа Бьёрк садится за письменный стол и красивым ровным почерком, который когда-то, в другой жизни, в нормальмской муниципальной женской школе, она отработала до совершенства, пишет прощальное письмо.

«Если молоко и масло целый день не убирать в холодильник, молоко скиснет, а масло прогоркнет. Насадка на пылесос лежит в полиэтиленовом пакете в шкафу. Инструкции для стиральной и посудомоечной машин я положила на кухонный стол. Холодильник полон. Не забудь его время от времени размораживать. В четверг на будущей неделе у твоей сестры день рождения. Я купила подарок от нас обоих (он лежит на средней полке гардероба в спальне). Не забудь его послать. Сама я этого не сделаю. Кажется, все. Счастливо. Вивиан».

Закончив письмо, она укладывает свой большой дорожный чемодан и уходит из дому. По дороге к остановке 601 автобуса она ни разу не оборачивается. И особо отметив это, одобряет себя самое.

Что знает госпожа Бьёрк о районе Энебюберга, кроме того, что когда-то в желтой деревянной вилле у Стокгольмской дороги жил Нильс Поппе? [20]20
  Нильс Поппе (р. 1908) – известный шведский актер, выступавший на эстраде и снимавшийся в кино, шведский Чаплин. (Здесь и далее примеч. переводчика).


[Закрыть]Каждый раз, проезжая на 601 автобусе мимо желтой виллы, госпожа Бьёрк вспоминает о Нильсе Поппе. Когда кто-нибудь из местных жителей везет в своей машине приезжего, он непременно показывает ему виллу, замечая: «Вот на этой вилле когда-то жил Нильс Поппе».

Госпожа Бьёрк знает также, что когда-то между теми, кто жил справа, и теми, кто жил слева от Стокгольмской дороги, была разница. К западу от дороги сплошной цепочкой тянулись одноквартирные домики с отдельным входом, в них жил всякий сброд, зато на восточной стороне стояли старые виллы, там жили достойнейшие люди, и среди них Бьёрки. Жители восточной стороны направлялись по достопочтенному шоссе Рослагсбанен к Восточному Вокзалу, обитателям западной приходилось тащиться автобусом до гнезда наркоманов Мёрбю.

Потом Стокгольмскую дорогу переименовали. Новая автострада вообще прошла в стороне от Энебюберга, и Стокгольмская дорога, когда-то большая и гордая, чтобы не сказать грозная, стала вдруг Старой Нортельской, а потом и Энебюбергской дорогой, и все жители западной и восточной стороны в одночасье стали бывшими.

«Голые деревья – это голые деревья, – думает госпожа Бьёрк. – Районы вилл, пастбища и дороги всюду на одно лицо – они обречены. Их и уничтожать не надо, они так похожи друг на друга, что тем самым уже стерты с лица земли и забыты».

Но тут подходит спаренный автобус, и госпожа Бьёрк пускается в дальний путь.

What do we leave? Nothing much. Only Anatevka… [21]21
  Что мы покидаем? Ничего особенного. Всего лишь Анатевку (англ.) (Из мюзикла «Скрипач на крыше»).


[Закрыть]

9

Госпожа Бьёрк поедет в Италию. Почему именно в Италию, она точно не знает. Но от этого путешествовать еще интереснее.

Может, ей хочется отведать спагетти, а может, искупаться в фонтане Треви, а может, ей хочется, чтобы ее похитили сицилийские мафиози (они будут отрезать ей пальцы по одному и посылать господину Бьёрку, но он, пожалуй, поскупится на выкуп, а может, сочтет, что допустить, чтобы тебя похитили, неприлично, и пусть, мол, это послужит уроком госпоже Бьёрк).

Нет, госпоже Бьёрк не хочется ни того, ни другого, ни третьего.

Смутное желание госпожи Бьёрк попасть в Италию вызвано тем, что она хочет вместе с хиппи посидеть на Испанской лестнице и, презирая буржуа, поесть там мороженого, в точности как в романах Биргитты Стенберг [22]22
  Б. Стенберг (р. 1932 г.) – шведская писательница, в романах которой описывается жизнь богемы 50–60-х гг. в Европе, в частности, в Италии.


[Закрыть].

Как бы это получше сформулировать? Когда супругов Бьёрк представляют новым людям, если госпожа Бьёрк сразу решит: «Боже! Что за идиоты!», она может не сомневаться – господин Бьёрк в следующую минуту пригласит их на обед.

Вот именно от этих людей, которых господин Бьёрк приглашает на обед, госпоже Бьёрк и хочется освободиться, ведь отчего идиоты становятся идиотами? Оттого, что понемногу привыкают к другим идиотам, постепенно подпадают под их влияние.

Это трудно объяснить, но госпожа Бьёрк чувствует: она сбежала в последнюю минуту, еще мгновение, и ловушка захлопнулась бы.

Госпожа Бьёрк чувствует себя настоящей Мерил Стрип.

Она где-то читала, что африканские пигмеи ведут счет на свой особый лад.

Они считают так: один, два, три, много.

Все, что больше трех – это много. Мудрых волхвов было трое, дураков – много. В мире много зимних улиц, стран света тоже много, много времен года, и у господина Бьёрка много родни. Много злобной мелюзги, которая хочет тебя обидеть и тебе навредить.

А госпожа Бьёрк одна. Одна одинешенька. И единственна. И жизнь у нее одна, другой не будет.

Однажды они с господином Бьёрком поругались, и он взревел:

– Помни, я могу тебя вышвырнуть вон в любую минуту! Ты полностью зависишь от моей доброй воли.

«Теперь или никогда! – думает госпожа Бьёрк, открывая дверь туристического агентства. – Теперь или никогда».

10

Рейс в Италию будет только завтра утром. Госпоже Бьёрк придется одной провести в городе целый день и целую ночь.

Этого она не предвидела. Ее уже много раз подмывало пересмотреть принятое решение. В полной растерянности тащит госпожа Бьёрк свой тяжелый чемодан из дверей агентства. Пошел дождь. Кожаные туфли промокли от снежной слякоти. Госпожа Бьёрк бредет по бесконечной длинной Свеавеген, сама не зная куда. Вдали виднеется высокое здание научного центра Веннер-Грен, а за ним – грязное серое небо и долгая зима. Госпоже Бьёрк хотелось бы встретить кого-нибудь из знакомых, чтобы рассказать о своем приключении, о том, что она, госпожа Бьёрк, решила уйти от мужа и стать свободной.

Ей и в самом деле нужно кого-то убедить, кому-то просто довериться. Ноябрьский день короток, темнеет слишком быстро. С темнотой надвигается страх. Мимо один за другим мелькают прохожие, но никто не подходит к ней как знакомый.

День ползет дальше грязным ручьем. Дождь переходит в снег. Госпожа Бьёрк дошла до Веннер-Грен и повернула обратно. Почему никто не скажет ей, что делать? Что делать с чемоданом? Что делать с собой?

Может, стоит как ни в чем не бывало возвратиться домой, а завтра с раннего утра уехать снова? Или переночевать в гостинице? Но гостиницы в Стокгольме так дороги. Не для того она пять лет копила деньги, вкалывая на переменах в школе Энебю, не для того пять зябких лет, заработав воспаление мочеточников, раздавала мячи и прыгалки сопливым мальчишкам на школьном дворе, чтобы растратить деньги уже в Стокгольме.

Может, лучше целую ночь проездить в автобусе, кружа по 94 маршруту вместе с бомжами, или отправиться в аэропорт Арланду и там ждать утра?

Разъезжать в ночном автобусе вместе с отбросами общества – вот была бы картинка… Ну а насчет Арланды… Вообще-то мысль неплохая, но на ночь аэропорт закроют – что тогда? Может, провести ночь под елочкой?

Госпожа Бьёрк не решается ни на то, ни на другое.

А кстати, что она будет делать в Италии? Итальянского она не знает. Кроме английского, она семь лет учила немецкий. Но не помнит ничего, кроме перечня предлогов с аккузативом. Интересно, что ей подадут в итальянской таверне, если она закажет «durchfürgegenohneum» [23]23
  Набор немецких предлогов.


[Закрыть].

«Еще „wieder“ [24]24
  Немецкий предлог.


[Закрыть], я забыла „wieder“, – думает госпожа Бьёрк. – Какая же я все-таки дура».

Она понимает – с Мерил Стрип такого никогда бы не случилось. Будь на ее месте Мерил Стрип, возле Веннер-Грен давно уже ждал бы Роберт де Ниро, который мигом решил бы все проблемы.

Госпожа Бьёрк смотрится в стекло витрины. Волосы свисают на лоб, спина сутулится, плащ давно вышел из моды. Ничего общего с Мерил Стрип.

От страха, что она ходит здесь одна, да еще начала предаваться размышлениям, ее охватывает дурнота. А жизненная позиция госпожи Бьёрк состоит в том, чтобы любой ценой избежать дурноты.

Вся ее жизнь подчинена борьбе с дурнотой, а дурнота всегда наготове. Стоит госпоже Бьёрк сесть в автобусе спиной к движению, отведать какого-нибудь китайского блюда, выпить вина или войти в комнату, где пахнет свежей краской, подняться на лифте или поспать меньше семи часов, и на тебе – ее мутит, она начинает судорожно глотать, дышит носом, старается избегать резких движений, расстегивает верхние пуговицы, а из недр ее души поднимается вопль: «AIUTO!» [25]25
  Спасите (итал.).


[Закрыть]

С какой стати она решила изменить свою жизнь? Она ведь ни в чем не нуждается. У нее есть хлеб насущный и крыша над головой, ей не на что жаловаться.

Но она приживалка.

Вот в чем все дело. Мысль сражает ее наповал.

Господин Бьёрк был к ней добр.Но она всегда была приживалкой. Бёрье ведь тоже был добрк ней. Спасибо, она знает. Но она – человек, который никому не нужен. Человек, без которого можно обойтись. Горячий шоколад из пакетиков «Бло Банд» приготовить так просто, что даже твой папа сварит его за одну минуту. С помощью пакетиков «Бло Банд» можно приготовить множество блюд.

По правде говоря, она ждала от жизни большего.

А может, у нее и так уже все есть?

В своих мечтах она никогда не заносилась слишком высоко, не витала в облаках – ее мечты были из линолеума, который легко моется. Она добровольно снизила свои мечты до такого низкого уровня.

Чтобы не было разочарований.

Никаких разочарований.

Никаких.

Ее представления о счастье воплощал подсвечник с электрической свечой, выставленный на подоконник темным пасмурным вечером во время адвента [26]26
  Адвент – церковный праздник, охватывающий четыре воскресенья перед наступлением Рождества.


[Закрыть].

Но зачем же над этим потешаться? Ей хотелось одного – чтобы жизнь ее не обманула. Не может ей быть отказано в таком скромном желании.

В желании, чтобы ее не обманули, не обманывали каждый раз.

Но Бёрье Мулин отнял у нее подсвечник со свечой, ее окно стало холодным, а сама она беззащитной.

Новый подсвечник с праздничной свечой она нашла в доме господина Бьёрка. Тяжелый, видавший виды металлический подсвечник, который по традиции выставляли на окно в первое воскресенье адвента, а на двадцатый день, на Святого Кнута, убирали опять.

Так с какой же стати ей менять свою жизнь? Неужели ей мало подсвечника со свечой, которая горит в дни адвента в доме господина Бьёрка?

Мало, много, это как посмотреть. Конечно же, не мало, госпожа Бьёрк вовсе не хочет быть неблагодарной, дело не в этом. У нее уже и теперь сердце щемит от тоски, стоит ей подумать об этом подсвечнике. И все же, нет, этого мало. Это чужой подсвечник. Она не хочет, чтобы ее обманули.

Любовь? Неужели госпожа Бьёрк требует любви?

О нет, простите, этого она больше требовать не смеет.

Конечно, было бы неслыханным счастьем, если бы на ее долю теперь выпала любовь, но требовать этого она не решается. Может, она и глупа, но все же не идиотка.

Любовь уже однажды сокрушила ее жизнь.

11

Три года они с Бёрье оставались женихом и невестой, пока наконец не настал день свадьбы. Все это время Вивиан по-прежнему жила у родителей, а Бёрье в своей студенческой комнатушке неподалеку от Восточного вокзала.

Сначала надо было уладить уйму всяких дел. Бёрье должен был закончить учебу, сдать экзамены и получить диплом Высшей Королевской технической школы, а уж потом обзаводиться семьей.

Все три года он неукоснительно пользовался презервативами. Все надо делать по плану, объяснял он Вивиан. Он не из тех, кто станет прежде времени плодить детей и портить свое будущее.

Но вот наконец в декабре 1965 года, как раз когда в Швеции состоялась премьера «Звуков музыки», настал день свадьбы. В «Дагенс Нюхетер» в рубрике «Семейные события» была напечатана свадебная фотография с подписью: «Технолог Бёрье Мулин из Стокгольма и Вивиан, дочь начальника отдела Пера-Отто Густафсона и его супруги, урожденной Нэсхольм, из Броммы, во вторник обвенчались в церкви в Бромме».

И ни строчки о семье Бёрье. Так пожелал он сам. Бёрье начинался с Бёрье.

Но отец Бёрье присутствовал на свадьбе. После венчания Вивиан встретилась с ним в первый раз. Когда все ее родственники пожелали молодоженам счастья, а друзья засыпали их рисом, и молодые, пригибаясь, вприпрыжку побежали к подъехавшей машине, Вивиан увидела его – маленького робкого человечка, в темном поношенном костюме. Он стоял по другую сторону улицы, пряча за спину левую руку.

Человечек глядел на них с гордостью и страхом, и Вивиан сразу поняла, что это отец Бёрье. Он все время прятал за спину левую руку. Только когда, растрогавшись, он вынул, чтобы высморкаться, носовой платок, Вивиан увидела, что на его руке не хватает двух пальцев.

– Бёрье, – шепнула она, кивком указав на маленького человека.

Бёрье поднял глаза и на мгновение застыл. Казалось, он колеблется между двумя возможными решениями – признать или не признать отца. Наконец он взял Вивиан под руку и перевел на другой тротуар.

– Папа! – воскликнул он, оглушительно расхохотавшись. – Чего ты прячешься, словно какой-то нищий, или ты думаешь, мы тебя стыдимся? Почему ты не позвонил и не сказал, что приедешь?

Бёрье был сама сердечность.

Он представил Вивиан своего отца и потребовал, чтобы они расцеловались. Он смеялся, чуточку слишком сильно хлопая отца по спине, и все время называл его «дорогой папа». Отец кланялся, не поднимая глаз от земли. А Бёрье все время улыбался – даже тогда, когда поглядывал вокруг, определяя, кого еще неминуемо придется знакомить с отцом.

Подошли родители Вивиан, подошли другие ее родственники, подошли однокорытники Бёрье. Отец жениха оказался вдруг в центре всеобщего внимания – он стоял, пугливо здороваясь с каждым, низко поклонился отцу Вивиан (тот отрекомендовался начальником отдела), представляясь родственникам Вивиан, бормотал свое имя, пожимал чьи-то руки, его хлопали по спине, а он время от времени беспокойно косился на Бёрье, словно прося у сына извинения за происходящее.

Бёрье избегал отцовского взгляда. Ему было все труднее скрывать свое бешенство. Он все крепче и крепче, до боли стискивал руку Вивиан. И чем сердечней звучал его голос, тем больнее стискивал он ее руку.

Теперь Вивиан поняла, почему он не брал ее с собой, когда ездил на родину в Норланд. Перед церковью, в белом кружевном платье и подвенечной фате, с застрявшими в волосах рисинками, Вивиан начала лучше узнавать своего мужа и содрогнулась.

Бёрье это заметил.

– Что случилось, дорогая, что-нибудь не так? – спросил он и, притянув ее к себе, обнял. – С тобой все в порядке?

В его голосе прозвучали злобные нотки. Вивиан впервые услышала их, и ей стало не по себе в его объятиях. Захотелось высвободиться.

– Все в порядке, дорогой, – прошептала она в ответ. – Все хорошо.

Теперь она была уверена: Бёрье стыдится своего отца.

Но особенно напугало ее то, что обращаясь к Бёрье, отец называл его «господин инженер».

Отец именовал сына официальным титулом.

12

Мечтая в будущем о квартире с отдельным входом, они пока что въехали в новенькую, с иголочки, квартиру в районе Веллингбю. Все было так, как обещал Бёрье. Из пакетиков «Бло Банд» можно приготовить множество вкусных блюд. Пластик и линолеум легко моются. А на новоселье им подарили пылесос.

На стол со столешницей сливового дерева, который Вивиан получила от родителей в качестве свадебного подарка, поставили в рамочке ту самую свадебную фотографию. Вивиан навсегда возненавидела этот снимок. На нем она почему-то сгорбилась так, что была похожа на поломойку. Это она-то, жена гражданского инженера! Зато Бёрье лучился счастьем и самоуверенностью. Кто бы ни увидел фотографию, все поздравляли Вивиан, что у нее такой интересный муж.

На свадьбу им, кроме всего прочего, подарили кухонный комбайн, два тостера, серебряный половник, старинные хрустальные бокалы, большую кастрюлю, чайный сервиз, транзистор и поваренную книгу. Вивиан очень нравилось быть замужней женщиной.

Правда, со свадебной поездкой ничего не вышло. Бёрье устроился на работу в крупную фирму, где, по его словам, была блестящая возможность продвинуться, но зато приступить к работе надо было немедленно.

– Понимаешь, надо сразу показать, чего ты стоишь, тогда с тобой будут считаться. А заграница никуда не денется. Придет время, мы ее повидаем, – говорил Бёрье в брачную ночь Вивиан, голова которой лежала у него на груди.

А Вивиан говорила, что ей все равно, в какой части света находиться, лишь бы им быть вместе. И Бёрье называл ее своей умницей и трепал по щеке.

Весь следующий год, пока они обживали свой дом, Бёрье неукоснительно следил, чтобы все покупки делались только в дорогих магазинах ЭНКО и «Свенск Тенн».

– Надо соблюдать уровень, – говорил он Вивиан. – К тому же мы все равно платим в рассрочку.

– Тебе виднее, – соглашалась Вивиан.

Однажды вечером Бёрье принес целый пакет английских книг и потребовал, чтобы Вивиан их прочла.

– Неудобно показываться с женой, которая не знает английского, – заявил он.

– Of course not! [27]27
  Конечно (англ.).


[Закрыть]– отвечала Вивиан и обещала, не откладывая, заняться самоусовершенствованием. Ей так хотелось, чтобы Бёрье гордился ею, как она гордится им.

Они ведь так горячо любили друг друга.

Она любила его, как самая последняя идиотка.

Конечно, она видела, насколько он эгоцентричен, как беззастенчиво гребет под себя, думает только о собственной выгоде.

Как например тогда, когда он подсел к Вивиан, не в силах скрыть свое возбуждение:

– …представляешь, позвонил сам Хюльт! Я, конечно, сказал, что мне надо пару дней подумать, посоветоваться с тобой и все такое, но ясное дело, я соглашусь. Это редкая удача, другой такой не скоро дождешься. Конечно, первое время придется немного бывать в разъездах, но чем-то приходится жертвовать – как по-твоему? И зарплату мне основательно прибавят, а нам это будет, ох, как кстати, принимая во внимание все наши рассрочки. Как это говорится? Любишь кататься, люби и саночки возить. Нет, но ты все-таки представь, звонил сам Хюльт! Черт возьми, этого мужика нельзя не уважать. «Мы давно обратили на тебя внимание». Это его слова. И говорит мне «ты». Представляешь, я с Хюльтом на ты, не дурно, а, как по-твоему? Да ты меня не слушаешь, Вивиан!

– Прости, Бёрье, но – у-у-у! опять начались схватки!

Она тужилась, лицо потемнело, тело напряглось, кулаки сжались.

– Что толку сидеть здесь, если ты даже не слушаешь, – обиженно буркнул Бёрье.

– Дыши! – кричала акушерка. – Не забывай дышать!

Три часа спустя акушерка вышла в зал ожидания и разбудила уснувшего Бёрье.

– Хорошая здоровая девочка! – объявила она.

– Ай-ай-ай! Ну и натерпелись же мы! – крикнул Бёрье, входя в палату, где Вивиан лежала, все еще оглушенная отголосками боли.

– Мы назовем ее Жанет, – бодро объявил Бёрье.

– Я думала, Агнета, в честь мамы, – прошептала Вивиан.

– Нет, надо чтобы звучало более интернационально – вот как Жанет.

– Что ж, и Жанет тоже неплохо, – прошептала Вивиан.

– Вот и ладно, значит будь по-твоему, – решил Бёрье.

Одно из многих странных воспоминаний. Вот и ладно, значит, будь по-твоему.

Жанет появилась на свет всего через два года после их свадьбы. На Рождество самой большой сенсацией стал тогда показ фильма для семейного просмотра – «Доктор Дулитл» с Рексом Гаррисоном. Подумать только, сам Рекс Гаррисон – он ведь играл главную роль в «Моей прекрасной леди»! Как только Вивиан встанет с постели, она пойдет на «Доктора Дулитла». «Звуки музыки» она видела шесть раз. Вивиан обожала мюзиклы.

– «До, ре, ми the three first notes just happen to be» [28]28
  Так вышло, что это три первые ноты (англ.) (из мюзикла «Звуки музыки»).


[Закрыть]… – напевала она, баюкая Жанет.

– «I could have danced all night» [29]29
  Я могла бы танцевать всю ночь (англ.) (из мюзикла «Моя прекрасная леди»).


[Закрыть], – напевала она, моя посуду после обеда.

Пока ее ровесники захватывали здание Студенческого союза, Вивиан катила детскую коляску от магазина самообслуживания к детскому парку. Они с Бёрье оба считали, что радикалы – это далекие от жизни шизики. Определение нашел, конечно, Бёрье.

Они с Бёрье и маленькой Жанет будут самой счастливой семьей в мире.

– В горе и в радости, пока смерть нас не разлучит, – говорила Вивиан.

– В горе и в радости, пока смерть нас не разлучит, – говорил Бёрье.

– The hills are alive with а sounds of music! [30]30
  Холмы наполнены звуками музыки (англ.) (из мюзикла «Звуки музыки»).


[Закрыть]– пела Джули Эндрюс.

13

Жанет росла, у нее резались зубы, Жанет росла и училась читать.

Детей у Вивиан больше не было. Сама-то она была не против – после рождения Жанет ступни у нее все равно уже расшлепались, но Бёрье возражал. «Будем делать ставку на Жанет», – говорил он.

Он так и выражался: «Будем делать ставку».

И опять в ход пошли презервативы. Облегающие презервативы Мамба, черные презервативы Блек Джек и шершавые – Неккен.

И Вивиан покорилась. Украдкой она читала отчеты Хайт и в отсутствие Бёрье научилась онанировать.

А Бёрье отсутствовал часто. Что поделаешь – приходилось. По служебным делам приходилось ездить на конференции. По служебным делам очень часто приходилось совершать инспекционные поездки.

Вивиан не шарила по его карманам в поисках писем, не спрашивала, что за пятна у него на шее. Он был осью, вокруг которой вращалась ее жизнь. Она слепо верила ему и подчинялась.

Эспаньолка Бёрье превратилась в шкиперскую бородку, и он холил ее так же, как прежде эспаньолку. Его худое бледное тело сделалось жирным и белым, Вивиан этого не заметила. Он начал зачесывать волосы от уха до уха, чтобы скрыть плешь, Вивиан не обратила внимания.

Когда они смотрели телевизионные викторины, Бёрье неизменно знал ответ на все вопросы, а Вивиан восклицала:

– Ой, конечно, ну какая же я дура!

Она признавалась в этом с радостной готовностью. Ставить ее глупость ей на вид нужды не было. Боевым кличем ее жизни неизменно оставалось: «Какая же я дура!»

Когда Жанет пошла в третий класс, они взяли ссуду и купили квартиру с отдельным входом. Выплата долга и процентов – дело нешуточное, Вивиан должна понимать, Бёрье приходится вкалывать еще больше.

Вивиан понимала и, когда в кои-то веки он бывал дома, старалась побаловать его, угощала жареной картошкой и котлетами, поила виски и для него одного берегла свой радостный смех.

Она внимательно прочитывала газеты, следя за развитием мировых событий, чтобы быть интересной собеседницей, если Бёрье вдруг придет в голову обсудить с ней какой-нибудь политический вопрос. Чтобы развлечь его, запоминала всякие забавные истории и анекдоты, которые вычитывала в журнале «Де Беста». Если ее одолевала усталость, она не подавала виду; если ей нездоровилось, держалась как ни в чем не бывало, чтобы его не раздражать.

Если не обременять его своими проблемами, он никогда ее не разлюбит – такова была ее немудреная стратегия.

Когда он в кои-то веки бывает дома, говорил обычно Бёрье, он имеет право расслабиться и вкушать покой у домашнего очага – Вивиан была с ним совершенно согласна.

Она и впрямь могла бы сказать, что когда он в кои-то веки бывает дома, она делает ставку на него.

Если они куда-то отправлялись вдвоем, это она должна была найти кого-то, кто присмотрел бы за Жанет; если Жанет заболевала, это она должна была сидеть у постели дочери; если у Бёрье было подходящее настроение, она, конечно, должна была с готовностью идти навстречу его желаниям именно в эту минуту.

Все это разумелось само собой. Если Бёрье был не в духе, виновата была она, если не в духе была она, вина все равно лежала на ней. Раз уж он так вкалывает для их общего счастья, говорил Бёрье, неужто он не вправе требовать, чтобы она хотя бы постаралась быть приятным дополнением к интерьеру. И в этом, как и во всем прочем, он, безусловно, был совершенно прав.

– Ой, конечно, ну какая же я дура! – восклицала Вивиан, обещая взять себя в руки, вносить свою лепту, разбиваться в лепешку, вертеться волчком, а не дуться и не сидеть с кислой миной.

И она была приятным дополнением к интерьеру в гостиной, в кухне, в спальне и в детской, и она была приятным дополнением к интерьеру по утрам и по вечерам, и черт те где и когда.

И все ради Бёрье.