Текст книги "Разбитый глаз (ЛП)"

Автор книги: Билл Грейнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

  «Но я был бы предателем», – возражал Кизон.

  «Вы такой патриот?» Тогда Симеон засмеялся. «Вы живете в Париже с восемнадцати лет. Вы были здесь во время немецкой оккупации. Вы не были в Америке тридцать лет. Где тогда твоя преданность? В Париж? Или в какой-то далекий Вашингтон и каких-то бюрократов, которых вы никогда не увидите ».

  «Я был в Вашингтоне всего два года назад».

  «Четыре дня. Четыре дня за тридцать лет. Нет выбора, друг мой. Вы примете мое предложение, иначе будете изгнаны из Парижа в течение суток. Обещаю, что не будет ни слушания, ни иска, ни апелляции. Вы больше никогда не побываете во Франции ».

  Кизон спорил, но безрезультатно. Симеон жестко и честно представил выбор; он сдержал свое слово. И Кизон, ради единственного, что он любил, соглашался, понемногу, день за днем, идти на компромисс между собой и работой Отделения.

  Все это было обычным делом, и, насколько мог судить Куизон, с его информацией ничего не делалось. Париж не был важным центром шпионажа с тех пор, как штаб-квартира НАТО переехала в Брюссель; Кизон жил в какой-то информационной захолустье, и его дела с агентом из Бюро Деуси были нечастыми.

  До ноября прошлого года, когда Симеон начал предъявлять ему ряд требований и запросов о разрозненной информации о работе Секции.

  «Значит, они не доверяют тебе, маленький друг, и они боятся меня. И они дают вам эту ложь, чтобы передать ее мне. Что ж, давайте воспользуемся ложью ». Симеон улыбнулся. «Может быть, мы сможем вернуть это им. да. Думаю, это было бы возможно ».

  «Чем ты планируешь заняться?»

  «Вопрос в том, что собирается делать этот человек Деверо. И я думаю, он как можно скорее увидит мадам Клермон.

  «Я ничего из этого не понимаю, – сказал Куизон.

  "Нет. И тебе лучше не делать этого. Мэннинг мог быть нам полезен – пока он не решил, что не выдержит предательства мадам Клермон во второй раз. Слабый дурак. Что ж, обойдемся; мы сделаем месье Деверо полезным для наших целей ».

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  Сувениры

  Они предоставят нам материалы и технологии, которых нам не хватает, и восстановят нашу военную промышленность, которая нам понадобится для наших будущих победоносных атак на наших поставщиков. Другими словами, они будут много работать, чтобы подготовить собственное самоубийство.

  – В.И. ЛЕНИН, 1920.

  23

  МОСКВА

  Генерал Гаришенко вошел в тускло освещенную комнату и быстро огляделся. В комнате было еще девять человек, и каждое лицо освещалось единственной лампой, установленной на длинном столе для переговоров. Десять ламп, девять граней. Генерал Гарищенко занял свободное кожаное кресло у изголовья стола и зажег лампу.

  Под светящимися кругами было десять копий отчета, каждый в пластиковом чехле. Никто не двинулся, чтобы открыть отчет; никто не разговаривал с тех пор, как вошел в комнату. Эта встреча была настолько необычной, что Гаришенко даже не подозревал о ней. В государстве, которое поклонялось секретности, на существование этой группы и этой встречи не намекали, за исключением высших слоев бюрократии.

  Комната была без окон, потому что это была последняя комната подвального коридора, построенного пятнадцать лет назад у заднего входа Лубянской тюрьмы, которая сама была частью комплекса зданий на площади, контролируемой Комитетом госбезопасности. в которую входили ГРУ, военное отделение КГБ и Комитет по внешнему наблюдению и разрешению, подразделение тайных операций гражданского отделения КГБ.

  Гаришенко еще раз огляделся в тишине темной комнаты и узнал лишь несколько лиц. Одним из них был генерал Варнов. Другой был верховный генерал Карошенкович. Он не узнал человека во главе стола, который будет председательствовать на собрании.

  «Некоторые из вас знакомы. Некоторые нет. Таких встреч будет четыре, с четырьмя разными группами в Президиуме. Мне разрешено говорить с разрешения первого секретаря. Я Гоголь ».

  Гоголя. Директор Комитета по внешнему наблюдению и разрешению. Не его имя, конечно, а одно из имен анонимных мандаринов, которые на самом деле руководили операциями в КГБ. Гоголь был хранителем мертвых душ, тайн в тайнах, похороненных глубоко в коллективном сознании советского государства. О Гоголе никогда не говорили, кроме как шепотом среди друзей, и это была дань уважения человеку, которым был Гоголь, что он всегда знал, что о нем говорят.

  «Генерал Гаришенко».

  Гаришенко пристально смотрел на морщинистое лицо Гоголя. В тусклом свете его было трудно ясно видеть; он мог бы быть иллюзией, если бы не чистый звук сухого голоса. В его лице были смутные восточные черты, он мог быть выходцем из советской Азии.

  «Вы сочли ответы Найи трудными во время завершившихся военных игр», – тихо сказал Гоголь. Его голос походил на звук сухой бумаги, ржавой на сухом пустынном ветру. Его голос был глухим, почти призрачным; когда он заговорил, его губы медленно отодвинулись от пересохшего рта, обнажив маленькие, острые, чрезвычайно белые зубы.

  «Я не считал Найю сложной», – медленно произнес Гаришенко, в его голосе звучало упрямство. «Я обнаружил, что Найя ошибалась. Я запрограммировал компьютер, и ответы не вызывали доверия ».

  «Итак, игра была проиграна. Кто-то скажет, что это ваше эго выдвинуло эти обвинения после игры ».

  «Прошу прощения, товарищ. Я выдвигал эти обвинения во время игр, но Game Master не стал их развлекать ».

  «А кто был Гейм-мастером?»

  "Я не знаю. Это никогда не известно ».

  "Я. Я был игровым мастером, генерал Гарищенко ».

  «Тогда почему бы вам не принять мои протесты?» – сказал Гаришенко. Его голос звучал убедительно; некоторые сказали бы, что он слишком долго пробыл на Западе, что он слишком долго программировал реакции Запада и что он научился говорить неуместно.

  «Потому что в игре была игра», – сказал Гоголь, снова улыбаясь. Его глаза казались жидкими в небольшом круге света, который преувеличивал и искажал черты его слегка желтоватого лица.

  «Я не понимаю».

  "'Ураган.' Это сила, которую НАТО планировало десять лет назад для отражения советского вторжения в Западную Европу. Ураган был планом, завершенным в течение пяти лет после решения генерала де Голля передать Францию ​​отдельным силам и отдельной политике, помимо Организации Североатлантического договора ».

  Гаришенко с частичным вниманием слушал, как Гоголь рассказывал историю Урагана; он знал все об Урагане, но было ощущение, что другие в комнате не знают.

  «В 1980 году, когда возникла необходимость перенаправить политические и экономические силы Польши после временной анархии опыта„ Солидарности “, исследовательское бюро комитета произвело новые расчеты, основанные на реакции Запада на эти реформы».

  Гоголь помолчал и оглядел комнату. «На первой странице резюмируется ответ Запада. В лучшем случае это было неравномерно. Соединенные Штаты, как и ожидалось, были воинственными по тону, но без содержания, потому что западный альянс был раздроблен ».

  Гаришенко посмотрел на страницу аннотаций, спрятанную под пластиковым рукавом. «Старая история», – подумал он. Гоголь готовит дело как адвокат. Но в чем дело?

  «Исследовательское бюро рассчитало два фактора для дальнейшего дробления западного альянса. Во-первых, это наличие газопровода, который наша страна построит от сибирских месторождений до Западной Европы. Он должен быть профинансирован Западом, и государства Запада уже согласились на это; он должен быть построен вовремя, чтобы сместить баланс энергетических мощностей с Ближнего Востока в пользу Советских Социалистических Республик к 1995 году.

  «И второй фактор. Как вы думаете, что это было, генерал Гаришенко? »

  Через стол Варнов уставился на Алексея. Все они смотрели на него из своих кругов света, как бестелесные головы при встрече гулей.

  «Избрание Франсуа Миттерана президентом Франции», – сказал Гаришенко, впервые осознав, к чему ведет встреча, поняв, почему Ная не сработала, осознав, насколько близкие события были доведены до конца. Он был всего лишь винтиком, игрушкой богов, которые знали исход военной игры под названием «Париж» задолго до того, как в нее разыграли.

  «Верно, товарищ. Точно." Шепчущий сухой голос продолжал:

  «Соединенные Штаты находятся на грани потери Европы для Запада. Не то чтобы он сразу попал на нашу орбиту, но влияние США достигло критической точки. Еще один шаг, и он упадет с уступа. Force Hurricane будет разрушен без единого выстрела ».

  Гаришенко самовольно перевернул страницу и быстро прочитал.

  Гоголь заметил и улыбнулся. «Теперь ты видишь, Алексей?»

  «Государственный переворот», – сказал Гаришенко на своем точном французском языке. «Убийство Миттерана и его министров провокаторами США».

  «Точнее, Центрального разведывательного управления».

  Гоголь улыбнулся. В закрытой комнате раздался слышимый вздох. «Через три дня, шестого июня, президент Миттеран отправится в Нормандию, чтобы снова пройти по тропам, по которым союзные войска вторглись в Европу в 1944 году. Он делал это часто, и это официально запланировано.

  «В то же время американские агенты попытаются безуспешно убить Жоржа Марше, председателя Коммунистической партии Франции. И с большим успехом они нанесут удар по Миттерану. Силы НАТО уже находятся в состоянии боевой готовности в Европе после того, как мы успешно взломали компьютерный аппарат американской разведки, так называемую машину Тинкертой ».

  «А Тинкертой – сестра Найи», – внезапно сказал Гаришенко.

  «Да, товарищ генерал. Компоненты обеих машин производились одними и теми же компаниями, одни и те же компании разработали программы для обеих машин. До того, как Афганистан ввел американское эмбарго на использование определенного программного и аппаратного обеспечения в области электроники, американский деловой сектор очень хотел продать нам свои секреты ». Гоголь улыбнулся. «И для финансирования продаж».

  «А ты подделал Найю…»

  «Потому что американцы нажимают на Найю и уже имеют результаты наших игр».

  «И вы нашли способ войти в Tinkertoy».

  Гоголь кивнул. «Это был секрет. До сих пор, генерал Гаришенко, необходимо было сохранить эту тайну. У нас есть некоторые успехи в подключении к Tinkertoy, но коды меняются так часто и настолько бесконечны, что вряд ли это стоило всех усилий. Но теперь мы можем войти в Тинкертой и пройти через систему, не оставляя грязных следов ». Гоголь засмеялся. "Да. Понимаете, мы можем запрограммировать Tinkertoy изнутри. Мы больше не хотим знать то, что знает Тинкертой; у нас есть возможность предоставить Тинкертой нашу информацию ».

  «Но что возложит вину на американцев?» Это был Варнов, и голос его жаловался. Он не понимал ни Тинкертой, ни Найю, и его раздражало то, что Гоголь, казалось, разговаривал напрямую с генералом Гаришенко. Его раздражало, что Гаришенко все-таки был прав; что военная игра под названием «Париж» была назначена КГБ так, чтобы в ней выиграли Советский Союз, и все это для совершения обмана за полмира в Вашингтоне.

  «У Центрального разведывательного управления во Франции четырнадцать агентов, девять из которых специально предназначены для проникновения в национальное правительство в Париже. После избрания Миттерана количество агентов увеличилось на шесть. Одно агентство будет сопровождать пресс-вечеринку с Миттераном в Нормандию 6 июня. Другой посетит вместе с Жоржем Марше и другими должностными лицами Коммунистической партии мемориал погибшим на войне у Триумфальной арки в Париже. Миттеран будет убит в три; в то же время будет совершено покушение на жизнь Марше ».

  «Но ЦРУ этого делать не будет».

  «Наши террористические ячейки во Франции будут проводить открытые действия. Но вина уже возложена на ЦРУ. Американские войска в Европе находятся в состоянии боевой готовности. С марта они предсказывали советское вторжение на европейский континент войск Варшавского договора. Это работа Тинкертой. Мы даже довольно тщательно планировали передать в НАТО ту же информацию об операции британской разведки, но план… провалился ». Впервые сухой и уверенный голос Гоголя дрогнул.

  «Что случилось, товарищ?» – спросил Варнов, стремясь запечатлеть свое присутствие на собрании, задав вопрос, на который, по крайней мере, можно было бы ответить простым русским языком и не перегруженным компьютерной ерундой.

  «Человеческий фактор», – сказал Гоголь, снова улыбаясь. «У нас был агент, размещенный на базе ВВС Лейкенхит в Англии, и у него была информация, что он передаст его британцам, когда британцам удастся сделать его дублером. К сожалению, оппортунист по имени… ну, это неважно… взял информацию от нашего обманщика. Мы не хотели, чтобы эта информация досталась американцам, она могла дать им ключ к разгадке относительно Тинкертой. Это было очень плохо, но мы решили, что для успеха миссии в этом нет необходимости ».

  «Разбитый глаз», – сказал Гаришенко.

  «Да.» Гоголь ответил, отметив, что Гаришенко перешел на третью страницу отчета. «Операция – это„ Расколотый глаз “. Поэтическая фантазия. Ураган „Око силы“ – Франция; его можно разбить одним ударом, за один день. Время как раз подходящее. Движение за мир находится в бешеной активности. Миттеран пользуется всеобщим уважением как человек во Франции, хотя некоторым не нравится его политика ».

  «И есть сама Франция», – сказал Гаришенко. «В лучшем случае идиосинкразия. Заставьте американцев сделать преждевременный шаг против нас, в то же время, когда они убивают левых лидеров Франции. Это слишком безумно, чтобы быть не совсем реальным ». Гаришенко говорил тихо, с трепетом окрашивая его медленные слова.

  "Да. В воскресенье, шестого июня, на американской авиабазе в Англии будет объявлена ​​тревога. Американская тревога приведет к тревоге на всех базах НАТО от Турции до Норвегии. Американцы инициируют тревогу; они начнут акт войны против лидеров Франции. В течение трех часов американские агенты во Франции будут разоблачены, и государственный переворот будет подавлен. Жорж Марше станет президентом Франции, даже не понимая почему ».

  «А если население не отреагирует так, как предсказывает Ная?»

  «Тогда тот, кто возглавит французское правительство после Миттерана, получит поддержку остальной Европы в разрыве всех связей – экономических и военных – с Соединенными Штатами. В любом случае воинственная позиция нынешней администрации Соединенных Штатов будет дискредитирована, а силы мира будут поощряться ».

  «Наши силы мира», – сказал Варнов.

  "Да. Точно. Мы не предпримем никаких действий в ответ на американский финт против нас шестого июня. Мы не будем комментировать, пока сами французы не обнаружат двуличность американских агентов в их среде ».

  «И связь…»

  "Да. Последняя деталь, решенная буквально на этой неделе. У нас есть наши агенты. Шесть месяцев назад американцев заманили на контакт с одной из наших, француженкой. У нее есть доступ к новым кодам компьютерной системы французского правительства. С ее вводом компьютер будет зафоллен – американцами. А она, в свою очередь, разоблачит использовавших ее американских агентов. Это подлинный план со всех сторон ».

  Гаришенко долго сидел в тишине комнаты, глядя на последнюю страницу отчета о «Разбитом глазу».

  Все сложные графики были просто разбиты на тридцать одну строку шрифта на последней странице отчета. Настолько просто, но так сложно, что он понял, что только пара человек в комнате понимали это так же хорошо, как он. И теперь он понял, почему Гоголь заговорил с ним; со странной причудой тщеславия Гоголь хотел, чтобы один человек понял стратегический блеск гоголевского плана.

  Гаришенко медленно улыбнулся своему бледному лицу. Впервые за две недели у него не болела голова. Он ничего не чувствовал. Не было бы войны, только победа; и он был обманут машиной вместе с остальными в качестве последнего испытания, чтобы доказать, что Расколотый Глаз будет успешным.

  «А кто задумал этот план?»

  Гоголь перевел взгляд на Гарищенко, сидевшего справа от него.

  «Много комитетов», – неопределенно сказал Гоголь.

  «Комитет террора», – сказал Гаришенко.

  "Из их. да. Многие комитеты ».

  «А что сказала Ная?»

  Гоголь повернулся и улыбнулся. «Как вы думаете, мы запустили игру, чтобы посмотреть, будет ли она работать?»

  «Конечно.»

  «Было много переменных».

  «И Ная сказала, что план сработает».

  "Да. Даже компьютер, который нам продали американцы, сказал, что он будет работать ».

  «И Франция будет нейтрализована».

  «Это почти наверняка».

  «Военная ситуация – для Запада – тогда была бы невыносимой. Они пойдут на войну? »

  «Нет.»

  «Найя говорит, что они не пойдут на войну».

  «С вероятностью девяносто процентов».

  Гаришенко нахмурился. «Такой риск. Даже небольшой риск ».

  «Товарищ генерал, каждое предложение сопряжено с риском».

  «Даже те, которые предлагались компьютеру», – ответил Гаришенко.

  24

  FAIRFAX, ВИРДЖИНИЯ

  Музыка была неземной, ненаправленной, исходящей отовсюду и ниоткуда, отдаленно напоминающей.

  Миссис Нойманн долго слушала с закрытыми глазами. Воздух был влажным, тесным, горячим; где была музыка?

  Она открыла глаза и ничего не увидела. Ее правая рука казалась тяжелой, как если бы она держала ее запястье. Потом она поняла, что это была не рука, а металл, крепко обвивавший ее запястье.

  Она не могла видеть в темноте. Где-то, помимо музыки, доносился шум, похожий на стук печи или компрессора кондиционера.

  да. Точно.

  Ей стало плохо, живот урчал на нее. Она была жива, но все же была подвешена в некоем подвешенном состоянии темноты и расплывчатой, ужасной музыки, подобной музыке, доставляемой в лифт.

  да. Точно.

  Она поняла, что ей не страшно, а только любопытно. Она попыталась сесть, и ей это удалось с трудом. Свободной левой рукой она ощупала край платформы, на которой села. Это была раскладушка, обычная раскладная деревянная раскладушка. Она почувствовала холст под собой.

  Ее туфель и чулок не было.

  Она отодвинулась назад и коснулась ткани. Ткань на лицевой стороне. Как палатка, ткань была скользкой на ощупь и влажной.

  Она моргнула, глядя на тьму вокруг себя, и представила, что начинает видеть в ней какую-то форму. Перед ней был шест, шест для палатки.

  Под ее ногами был голый бетон. Было холодно, но воздух был тёплым, затхлым и липким.

  «Привет, – сказала она. Голос у нее был хриплый и сухой.

  «Привет», – повторила она. «Кто там? Где я?»

  Ответа не было, только непрерывные звуки музыки.

  Она внезапно почувствовала усталость и снова легла на койку. Он скрипел под ее весом. Она держала глаза открытыми в темноте, как будто было менее ужасно, если она могла смотреть на это.

  Она спала; или ей только снилось, что она спала?

  Ее глаза были открыты, и темнота сжималась вокруг нее. И тишина. Прекратилась неземная музыка. А потом она их услышала.

  Звук молнии, и передняя часть палатки распахнулась.

  Это была палатка, она думала, дезориентированы внезапным свет и фигуры на входе.

  «С тобой все впорядке?»

  Тот же голос, который она слышала много лет, только теперь с оттенком жесткости на грани слов.

  «Мардж! В чем дело?"

  «Да ладно тебе. Маленькая мисс Бизибоди, ты можешь понять, что происходит. Вы только что все испортили. Около."

  Она уставилась на девушку в вышитом синем свитере и школьной юбке, которая стояла у входа и разговаривала с ней. Мардж, маленькая Мардж в компьютерном анализе.

  В этот момент Лидия Нойман поняла, и загадка исчезла из ее мыслей. Конечно: Мардж должна была быть последним звеном, последней подсказкой.

  «Что ты делаешь?» – сказала миссис Нойманн.

  «Как вы думаете, что мы делаем? Мы играем с Тинкертой ». Она улыбнулась ужасно невинно, ее мягкие черты обрамляли глаза миссис Нойман при мысли о том, что она делала.

  «Это чудовищно», – сказала миссис Нойманн.

  «Мы хотим чего-то, Лидия, чего-то очень важного, и, поскольку ты тот, кто все испортил со своими исходными книгами и журналами, а также сверхурочно со своим правительством, тебе придется нам помочь».

  "Кто ты? Где ты меня? »

  «Разве ты не знаешь меня, Лидия? Твой мозг сгнил? "

  «Что ты со мной сделал?»

  «Похитил тебя».

  «Как долго я здесь?»

  "Два дня. Вы очень долго спали. Мы не были уверены, что мы будем нуждаться в вас, но я сказал Биллу, что мы будем нуждаться, и поэтому они оставили вас здесь. Вам нравится это? Билл использовал его для кемпинга, когда мы только поженились. Я ненавижу кемпинг, но Билл любит выходить на улицу. Иногда по выходным он бывает в Мэриленде один. Тебе известно? К западу от Хэнкока в Камберлендах.

  Молодая женщина болтала бессмысленно, как будто она остановилась у двери кабинета миссис Нойман, прежде чем отправиться домой в четыре тридцать.

  Обыденная ситуация вызвала у миссис Нойманн головокружение. Она внезапно почувствовала слабость и чуть не упала с койки.

  «Не делай этого». Голос Мардж был резким, как если бы она упрекала двухлетнего ребенка. «Сядь прямо».

  «Где я?»

  «Вы не должны этого знать, – сказала Мардж. „А теперь, Лидия, я хочу поговорить с тобой. Все в Отделе возмущены вашим исчезновением. Сегодня утром они привезли команду из Агентства национальной безопасности, чтобы проверить Тинкертой и посмотреть, над чем вы работаете. Так почему бы тебе не сказать мне, и мы можем стереть улики, и все будет в порядке “.

  Лидия Нойманн уставилась на лицо девушки-американки, на мягкие каштановые волосы, аккуратно причесанные по краям лица, на мягкие карие глаза.

  «Кто ты?» – снова сказала она надломленным голосом. Она чувствовала себя сухой, она чувствовала себя усталой, она чувствовала себя сбитой с толку из-за внезапного удара света позади фигуры Мардж у входа в палатку.

  «Ты знаешь меня.»

  «Ты. Террористы? КГБ? Кто ты?»

  «Почему ты хочешь знать?»

  «Потому что я хочу знать», – по-детски сказала она. Все в разговоре было сюрреалистичным.

  «Мы работаем на благо», – сказала она.

  "Причиной? Какая причина? »

  «Мир.»

  «Черт тебя побери, – сказала миссис Нойманн.

  «А теперь не расстраивайся. Хотите воды и еды? А еще лучше, как насчет чашки кофе? У нас есть только растворимый, Билл не так много пьет кофе ...

  «Мы в вашем доме? Твой дом?"

  Мардж закусила губу и выглядела раздраженной. «Это было глупо с моей стороны, не так ли? Я просто не очень хорошо разбираюсь в этих вещах один на один, но Билл сказал, что я должен сначала попробовать тебя, на случай, если это сработает. Раньше нам приходилось… ну, не будем об этом говорить. Я хочу поговорить с вами о том, что вы узнали. Я имею в виду, почему ты работал так поздно той ночью? И когда вы позвонили своему мужу ...

  «Вы прослушивали мой телефон», – сказала она. Ее голос стал сильнее, но теперь он снова стал слабым, как будто она потерпела слишком много поражений за слишком короткое время. «Как долго ты прослушивал мой телефон?»

  «С самого начала», – сказала Мардж.

  «У вас были допуски, высшие разрешения безопасности».

  «Что ж, это просто показывает вам, – сказала Мардж.

  «Как долго вы на них работаете?»

  "Для кого? Вы имеете в виду мир? Всю жизнь, Лидия. Вы должны понять это, я действительно предан этому делу. Понимаете, это не просто влюбленность. Могу я приготовить тебе кофе? Тебе нравятся сливки, да? У нас есть немолочные продукты, но они так же хороши. Если вы не против мгновенного. Или хотите чаю? У меня есть чай с женьшенем и липтон. Билл пьет Lipton, он не очень любит кофе.

  «Я хочу убраться отсюда. Я хочу в туалет, – сказала миссис Нойманн.

  "Нет дорогой. Боюсь, что этот Porta-Potty еще какое-то время прослужит.

  «Это унизительно. Как ты мог так поступить со мной?"

  «В самом деле, Лидия, это не значит, что кто-то причинил тебе боль. Мы поместим вас в палатку одного и дадим вам туалет, и я даже поставил вам немного Mantovani на стереосистему, я подумал, что это расслабит ». В ее голосе прозвучало раздражение. «У нас действительно не так много времени, Лидия, я уверена, ты понимаешь…»

  «Иди к черту.»

  «Какие?»

  «Идите к черту все вы». Тихо.

  «Лидия, я действительно ненавижу такой язык».

  «Иди к черту.»

  Вдруг откуда-то из-за стен палатки раздался мужской голос.

  "Медовый? Она с тобой разговаривает?

  «Я только начал, дорогая».

  «Ну, знаешь, у нас не так много времени».

  «Я знаю это, Билл».

  Миссис Нойманн слушала, как они рвутся друг с другом, и снова почувствовала головокружительное чувство полной дезориентации, как если бы она случайно попала в комедию из кинофильма и теперь оказалась на экране, соперничающая с двухмерными фигурами в сюжете, которого она не понимала. .

  «Дай мне поговорить с ней», – сказал Билл и обошел проем палатки. На мгновение они оба были в проеме, наполовину наклонившись, чтобы поговорить с ней. Она чувствовала себя смешной, прикованной к койке, разговаривая с двумя жителями пригорода, которые сделали ужас обыденным.

  «Послушайте, миссис Нойманн». Он был светловолосым и приятным, по-мужски невыразительным, как Мардж. Возможно, это были куклы. «Я не хочу вдаваться во все последствия, но очень важно, чтобы вы дали нам некоторое представление о том, что вы узнали об этом компьютере и к чему эти следы привели. Теперь. Лично мы с Мардж выступаем против насилия в любом виде ».

  «Верно, – сказала Мардж.

  «Но мы часть более крупной группы, и мы должны считать ее хорошей».

  «Вы оба безумны, совершенно безумны», – внезапно сказала миссис Нойманн, ужас схватился за горло. «Забери меня отсюда. Теперь.»

  "Нет. Не сейчас. Послушайте, миссис Н., – медленно сказал Билл. «Вы знаете, что мы прослушивали ваш телефон, вы знаете, что мы знаем, где вы живете. Мы следим за Лео последние пару дней. Естественно, он обезумел от волнений, но волноваться действительно не о чем. Действительно. И мы бы хотели, чтобы вы подумали, что с ним может случиться. Я имею в виду, что некоторые другие в группе просто не так рассудительны по этому поводу ».

  «Не угрожай мне, не смей угрожать моему мужу, ты ...»

  «А теперь расслабься», – сказал Билл, неопределенно улыбаясь. «Никто никому не угрожает, но нам действительно нужно ваше сотрудничество, иначе нам придется сказать группе, что вы не пошли вместе с нами. И, как я уже сказал, некоторые из них действительно довольно жестко относятся к этому. Я имею в виду, я за мир, и я всегда был за мир. И Мардж тоже. Но посмотри на это по-нашему ». Он серьезно моргнул. «В конце концов, это ты в первую очередь вызвал эту проблему, не так ли? Если бы ты просто отпустил все на пару дней ».

  «Но я ничего не могу сделать», – сказала миссис Нойманн, впервые ослабев. Она думала о Лео и в этот момент тосковала по нему; а потом она подумала о Мардж и Билле, уставившихся на нее через проем палатки. Они убьют ее в любом случае, со всей ясностью осознала она. Они убьют ее в конце, но, может быть, будет время спасти Лео. После того, как они ее убили.

  Она на мгновение подумала о своей смерти, глядя на них с койки. Она думала, что умирает на заднем сиденье запечатанного такси; когда она впервые открыла глаза в темноте палатки, слушая смутную музыку, она подумала, что умерла.

  Тогда она улыбнулась.

  «Что смешного?» – снова спросила Мардж тем же колючим тоном раздражения.

  "Ты. Вы оба. Вы смехотворны. И вы оба злитесь.

  «Это то, что вы хотите нам сказать? Вы забываете своего мужа? »

  "Нет. Я не забываю его, нет. Но я ничего не могу поделать. Каждый раз, когда вы делали запись в компьютере, Мардж, вы не делали рукописную запись в бортовом журнале. Особенно когда поступали фальшивые материалы из-за границы. Quizon, например. У него был номер кода доступа, который также должен был соответствовать исходному коду, а затем он должен был согласовываться с временем входа и временем передачи, зарегистрированным в книге ».

  «Никто и не подумал бы пройти через все это», – сказала Мардж.

  "Я сделал. Это заняло у меня много времени, но я это сделал. Когда они проходят через Tinkertoy, они выделяют фальшивые элементы, а затем делают то же, что и я. Зайдите в журналы. И они тебя поймают ».

  «Вы знали, что это я».

  "Нет. Я знал, что это должен быть кто-то из компьютерного анализа. Нас двадцать пять. В конце концов, я бы нашел тебя.

  «Значит, они собираются изменить кодировку…»

  «Конечно, – сказала миссис Нойманн.

  «Черт, – сказал Билл.

  «Билл, мне действительно не нравится этот язык, он нисколько не привлекателен».

  "Прости дорогой. Что ж, миссис Нойманн, что нам делать?

  "Отпусти меня. Теперь. Уходи как можно скорее ».

  "Нет. Боюсь, мы не сможем этого сделать ».

  «Я знаю», – сказала Мардж, как одаренная ученица. «Если бы у меня был ваш номер доступа, Лидия, я мог бы сам зайти в Tinkertoy и стереть„ тупики “, прежде чем люди из АНБ подключат их».

  Миссис Нойман уставилась на нее. «Но, может быть, вы опоздали», – сказала она.

  «Нет, я так не думаю. Вы знаете, сколько времени потребуется, чтобы даже настроить очистку компьютера. Все в этом замешаны – сегодня к нам впервые пришли люди из DIA ».

  «Я не буду ...»

  «Пожалуйста, миссис Нойманн, не будьте такими».

  «Я не могу».

  «Пожалуйста, Лидия, это было бы намного проще», – сказала Мардж. «Подумайте об этом немного. Я вернусь позже и принесу вам кофе. Со сливками. А потом, пока нас не будет, подумайте о мистере Ноймане. Я имею в виду, ты должен расставить приоритеты ».

  «Монстры», – сказала миссис Нойманн, но створка палатки закрылась, она услышала застежку молнии и снова оказалась в темноте. Она сидела и ждала в темноте, и ей показалось, что она слышала, как они удаляются от нее. Через мгновение компрессор кондиционера снова зажужжал.

  И через мгновение снова заиграла музыка.

  «Мантовани», – подумала она, открыв глаза и пытаясь заглянуть за пределы тьмы вокруг нее. Монстры.

  25

  ПАРИЖ

  Президент Франции медленно потирал руки взад и вперед, сидя в большом кожаном кресле рядом с камином в своей личной аудитории во дворце.

  Де Голль использовал комнату для своих секретных брифингов во время войны с ОАГ во Франции. Помпиду использовал эту комнату, чтобы спланировать свою стратегию против террористов и анархистов, которые чуть не свергнули Пятую республику в 1968 году. Жискар, у которого было больше секретов, чем его предшественники, чувствовал, что ему не нужна секретная комната и почти не использовал ее. .

  Персонал Елисейского дворца неофициально назвал это потайной комнатой, хотя все знали, где она находится. При режимах де Голля он был звукоизолирован и снабжен электронными экранами для защиты от прослушки; в нем также было несколько скрытых входов, обеспечивающих доступ и выход, при этом никто во дворце не знал личности людей, которые приходили и уходили. Таким образом, в правительстве, охваченном сплетнями и обнародовавшим обычные секреты, президент республики имел возможность вести государственные дела в условиях абсолютной секретности.