Текст книги "Путь мистика"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 47 страниц)

Латихан тоже может помочь кому-то, у кого не слишком много напряжений в теле, не слишком много подавлений в уме, но найти таких людей очень трудно. Это старый метод. Сейчас каждый полон напряжений. Было время, еще двадцать лет назад... латихан стал всемирным движением и был привлекателен для каждого, но мало-помалу он исчез. Он и должен был исчезнуть, потому что он создавал больше проблем, чем решал. Он давал людям больше безумия, чем помощи.

Чего-то главного не хватало, и по той простой причине, что с человеком, который представил миру латихан, он случился естественно: просто оставаясь однажды один в лесу, он нашел, что происходят какие-то движения. И просто из интереса, что это за движения и почему они происходят, он позволил им случиться. Но в нем не было больших напряжений. Он был простым человеком, – и в особенности подобные люди всегда просты, – он был лесорубом.

Лесоруб никогда не накапливает в себе никакого насилия. Он совершает столько насилия каждый день, рубя деревья, что нет никакой возможности того, чтобы его руки накапливали энергию, чтобы кого-то ударить. Лесорубы, рыбаки, фермеры – для них латихан может быть совершенно подходящим, потому что их тело уже делает так много. В нем ничего не остается. Тогда десять или пятнадцать минут латихана кончаются, и они чувствуют себя хорошо. И у них такая работа, что даже если это случается на ферме, на озере или в лесу... нет никаких проблем, если это начинает происходить само собой.

Но в мире, если это начинает происходить у тебя в конторе... если внезапно ты запрыгнешь на стол, и начнется латихан, люди вызовут полицию. Из-за латихана ты окажешься в тюрьме и никому не сможешь объяснить, что это нечто духовное. Никто не поймет твоей духовности – это было сущим безумием, ты был способен на все. Ты – опасный человек.

И подавленной энергии так много, потому что в современной цивилизации люди целый день сидят на стуле. Тела не созданы для этого. Человек в своей основе – охотник. Его тело создано для того, чтобы преследовать убегающего оленя. Ты видел бегущего оленя? Они летят, как стрела, и охотники могли их догонять. Тело создано для того, чтобы тяжело работать – восемь часов, двенадцать часов, – и тогда о проблеме напряжений в теле не было и речи. Латихан хорошо подходил бы этим людям. Может быть, несколько минут, и они почувствовали бы себя очень свежими, будто бы приняв душ, – но не современный человек.

Вы столько накапливаете, что могли бы продолжать латихан многие часы... и тебя ничто не контролирует, потому что ты полностью отбросил себя. Ты не должен останавливаться, ты ничего не должен делать, поэтому ты почти придешь в состояние судороги. И ты будешь продолжать часами и, в конце концов, упадешь, может быть, в коме, без сознания. Может быть, ты проснешься сумасшедшим, или с действительно хорошим самочувствием, это зависит от случайности, и я не хочу, чтобы кто-то испытывал судьбу в таких случайностях.

Гораздо лучше поддерживать свидетеля, который всегда может тебя остановить, который позволит тебе всегда владеть собой, с которым ты будешь хозяином, чтобы это не начинало происходить где угодно. Это принесет больше пользы твоему телу – столько же, что и латихан, – и для тебя самого сорок минут свидетельствования будут безмерным благословением.

Латихан вскоре будет забыт, но свидетельствование останется с тобой навечно и навсегда. Это – твоя природа.

Любимый Ошо,

Когда ты говорил о последней категории будд, о тех, кто на пути, ты сказал: «Кто примет его как мастера? Кто примет его как будду?» Любимый Ошо, мы.

Это я знаю, даже если бы ты ничего и не говорил. Но я хотел бы, чтобы весь мир признал это, потому что в самом этом признании произойдет трансформация всего человечества.

Вы будете трансформированы, но мир велик. Миллионы людей цепляются за свое невежество, за свои суеверия, глупости, и цепляются так крепко, что, кажется, трудно их от них отсоединить, заставить осознать свою ситуацию: что они – источник собственного несчастья, собственной тьмы – что они создали ад на земле, той самой земле, которая могла бы быть раем. Она все еще может быть раем.

Вы любите меня, и вы можете меня понять, но мир в большом масштабе закрыл для меня двери. Это точно то же, что эти люди делали всю историю. Для каждого, кто был способен принести им перемены, создать в них нечто новое, они закрывали двери. Это стало почти автоматической привычкой.

Поэтому, когда я спросил, кто признает такого человека пробужденным, освобожденным, просветленным и даже вышедшим за пределы всех этих категорий, мой вопрос был адресован этому миру, который закрывал свои двери для всех будд всех веков, во всех странах. Так трудно открыть их двери.

Вы видите, как это происходит. Этого никогда не случалось в таком масштабе, потому что никто никогда не работал с таким размахом. Каждый день мне приносят новости, что еще две или три страны тоже приняли решение отказать мне во въезде в них.

Вчера вечером Хасья плакала, потому что у нас кончаются страны. Я сказал:

– Не волнуйся. Это хороший признак; это признание. Они признали с определенностью одно: что если мы впустим этого человека в страну, вся ее структура развалится.

Но как долго они могут удерживать меня? Я готовлю вас всех. Они могут удержать меня, но не могут удержать вас. Вскоре я начну посылать людей, которые способны делать мою работу. Я найду способы.

Сегодня Вивек заплакала и сказала: «Ты говорить, что существование заботится, но на самом деле оно не заботится». Это нужно понять, потому что этот вопрос может возникнуть в умах многих других. Когда мы думаем такие вещи, у нас всегда есть требование, и если оно удовлетворено, значит, существование заботится. Вивек приводит примеры, в которых существование не позаботилось: «Сократ, Иисус, Аль-Хилладж Мансур... они были распяты и убиты, и существование не позаботилось. Вскоре и ты будешь распят. Как мы можем верить, что существование заботится?»

Эта проблема очень значительна. Я хотел бы сказать вам всем: именно так существование заботится. У Сократа не было требования. И, может быть, для Сократа это было лучшим способом умереть – потому что если бы он умер по-другому, с ним умерло бы и его учение. Его учение гораздо важнее его физического тела. И это физическое тело все равно однажды, умерло бы; оно не сохранилось бы навсегда. Может быть, он умер бы в тот самый день и без всякого отравления. Но отравление прояснило одно всему миру – что его учение сохранится, что его учение было признано опасным для старой сгнившей лжи. И он до сих пор современен.

Множество великих мыслителей случилось после Сократа, но они больше не современны. Существование позаботилось – но позаботилось по-своему, не согласно вашим желаниям, потому что если у вас есть желания, требования, вы не доверяете существованию. Доверие просто означает: что бы ни происходило сейчас и что бы ни произошло потом, это совершенно правильно.

Существование мудрее любой индивидуальности, потому что у индивидуальности есть лишь маленькое сознание. Даже если этот человек просветленный, он остается лишь каплей в безграничном океане существования. И то, что чувствует существование, правильно. Если оно чувствует, что Аль-Хилладж Мансур должен быть убит, это правильно. Если оно чувствует, что Иисус должен быть распят, это правильно.

Доверие просто означает: что бы ни случилось, ты – за, радостно, не неохотно, не против воли – иначе ты упустишь всю суть, – но в танце, в песне, смеясь, любя.

Что бы ни случилось, это к лучшему.

Существование не может ошибаться.

Если оно не осуществляет наших желаний, это просто означает, что наши желания были неправильными.

Глава 4. Реальность всегда хрупка

Любимый Ошо,

В последнее время я часто испытываю чувство, что земля уходит у меня из-под ног. Мне кажется, что все, что я люблю или любил в прошлом, разрушается.

Недавнее бедствие на советской атомной электростанции болезненно подчеркивает, как хрупко и смертно все, что есть. Мои родители, мой сын, мои брат и сестра, мои друзья и любимые – все в опасности.

Мне так трудно постичь, что нет ничего, кроме этого мгновения. В страхе я спрашиваю себя: «Что же дальше?» Но кто спрашивает кого? Все кажется таким абсурдным и пустым. Иногда я чувствую, что схожу с ума.

Любимый Ошо, часть ли это роста или просто болезнь?

Времена бедствия заставляют тебя осознавать реальность такой, как она есть. Она всегда хрупка; каждый всегда в опасности. В обычные времена ты крепко спишь и поэтому не видишь этого: ты постоянно видишь сны, воображаешь прекрасные вещи, которые скоро наступят, в будущем. Но в мгновения, когда опасность непосредственна, внезапно ты осознаешь, что будущего, завтра, может не быть, и что это – единственное мгновение, которое у тебя есть.

Времена бедствия всегда несут откровение. Они не привносят в мир ничего нового; они просто заставляют вас осознать мир таким, как он есть, – они будят вас. Если ты этого не понимаешь, то сходишь с ума; если ты это понимаешь, то просыпаешься.

Это напоминает мне одну историю. У одного великого воина, одного из лучших фехтовальщиков страны, был очень преданный слуга. Он любил этого слугу и доверял ему. Когда он был далеко, слуга совершил ошибку... что было очень по-человечески. Вернувшись, этот воин пришел в такой гнев, что вызвал слугу на поединок, на дуэль на мечах – потому что не хотел его убивать. Совершенная им ошибка была достаточно велика, хотя он и не понимал этого. Он испортил одну из великих картин, чистя ее.

Воин сказал:

– Я тебя так любил, что не могу убить. Я дам тебе шанс: ты будешь драться со мной. Возьми этот меч и идем на место поединка.

Слуга сказал:

– Ты знаешь, господин, что я даже не умею держать меч. Лучше убей меня сразу; все равно ты меня убьешь – ты известный фехтовальщик. Мне никогда не выйти победителем из этой схватки.

Но хозяин был упрям. Он сказал:

– Тебе придется со мной драться.

Тогда слуга сказал:

– Тогда дай мне хотя бы один час. Мне придется пойти к мастеру, у которого я учился медитации, – просто чтобы отдать дань уважения, последнюю дань, потому что я не думаю, что выживу в схватке с тобой.

Ему было дано это время. Он пришел к мастеру. Мастер рассмеялся. Он сказал:

– Не волнуйся. Для тебя это хорошая возможность, потому что абсолютно определенно, что он, великий воин, убьет тебя. Ты ничего не знаешь о фехтовании, поэтому ты будешь убит. У тебя нет никакого будущего, у тебя нет никакой возможности победы, есть лишь это мгновение. Почему бы тебе не быть тотальным хотя бы однажды в жизни?

Я знаю этого человека, воина: он не оставит тебя в покое, если уже сказал, что это сделает. Но он дал тебе шанс, и я думаю, что это великая возможность.

Слуга не мог понять. Он сказал:

– Какая же это возможность? Он просто убьет меня! Я даже не умею держать меч, а он – один из великих чемпионов. Для него это будет просто игрой.

– В этом вся суть, – сказал мастер. – Он думает, что ты просто слуга; что ты можешь сделать? Он не будет бояться смерти; он не будет думать, что у него нет будущего. У него по-прежнему будет завтра и будущее. Он будет в обычном сонном состоянии.

Ты же – не будешь. У тебя нет никакого завтра, у тебя нет будущего: только это мгновение. Тебе нечего терять. Ты умрешь; так почему бы не быть тотальным и не дать ему хороший бой? И не беспокойся о том, что ты не знаешь фехтования. Используй это мгновение с тотальной интенсивностью.

Тем временем собралась вся округа. Пришел слуга. Конечно, воин оставался на обычном уровне сонности – для него убить этого человека казалось шуткой.

Но для слуги это не было шуткой; это был вопрос жизни и смерти. Он дрался так отчаянно, так тотально, что его хозяин начал отступать. Он никогда не видел... он дрался всю жизнь, но никогда не видел такого борца! Все воины, с которыми он сталкивался, жили в обычной реальности, в таком же сне, что и он; не было никакого страха, что с будущим покончено, или что завтра не наступит.

Но для слуги все подошло к концу, так почему бы не сделать все возможное? Он совершенно не знал этого искусства – но когда приходит конец, какая разница, правильно или неправильно ты атакуешь? И это испугало воина еще больше. Он умел сражаться с людьми, которые знали это искусство, – но этот человек ничего не знал. Он просто наносил удары со всех сторон, не понимая, что делает! Он был тотален и интенсивен, потому что это мгновение было последним, и он не хотел ни за что держаться. Зачем? – потому что в следующее мгновение наступит смерть.

И он был полностью пробужден – все его существо было тотально и интегрировано, – и он победил своего хозяина. Он не убил его, но хозяин упал. И слуга приложил меч к его груди и сказал:

– Что ты теперь хочешь? Я всегда любил тебя, я не могу тебя убить. Но признаешь ли ты поражение?

И впервые в своей жизни этот воин признал поражение.

Тысячи людей были свидетелями этой сцены. Они не могли поверить, что это удалось обычному слуге. И мало того, что он победил... в то же мгновение он бросил меч и сказал своему хозяину:

– Теперь я больше не твой слуга. Я нашел свой путь. Я тебе благодарен и всегда буду благодарен; именно благодаря тебе я проснулся.

Он стал просветленным человеком. В это мгновение он испытал тотальность своего существа, саму вершину своего существа.

Как ты используешь это мгновение, зависит от тебя: ты можешь впасть в панику, сойти с ума, испугаться, упасть и заплакать. Но это не поможет твоей семье, друзьям и любимым. Не поможет это и тебе.

Бедствие в России просто создало ситуацию, в которой те, у кого есть немного разума, начнут посвящать больше и больше времени медитации, потому что завтра действительно не неопределенно. Оно всегда было неопределенным, но теперь – больше чем когда-либо. Это бедствие, может быть, – только начало цепи бедствий, потому что этим атомным заводам не свойственна безопасность. Если что-то выйдет из-под контроля – а мы знаем, что на одном заводе это уже случилось, – никто ничего не может сделать, все просто беспомощны. Эти люди не могут контролировать энергию, которую создают.

То же самое бедствие может случиться в Америке, может случиться в Германии. Рядом с тем заводом, который сгорел, находятся еще два завода такого же возраста; они построены одним и тем же архитектором. Наверное, у них одни и те же недостатки. Очень вероятно, что вскоре взорвется и второй завод, а там недалеко и до третьего. Все эти бедствия могут вызвать панику у людей, работающих на других заводах; они могут потерять так называемый контроль за своим поведением. Они могут начать совершать ошибки, которых не совершали раньше, просто в лихорадочном, нервном состоянии. Дело только за тем, чтобы нажать на неправильную кнопку. Но ты можешь использовать это мгновение как великую возможность.

Ты знаешь старую пословицу: «Никогда не посылай спрашивать, по ком звонит колокол, – он всегда звонит по тебе». Когда кто-то умирает, церковный колокол сообщает об этом всей деревне. Но никогда никого не посылай узнать, по ком звонит колокол; он всегда звонит по тебе. Кто бы ни умер сейчас... каждая смерть – это твоя смерть, потому что каждая смерть – это напоминание, что ты не останешься навсегда. Каждая смерть – это возможность проснуться. Прежде чем придет смерть, используй возможность жизни достичь чего-то такого, что за пределами смерти.

Бесполезно беспокоиться, потому что ты только упустишь это мгновение и никому не поможешь. В опасности не только твои родители, друзья и любимые: в опасности весь мир. Дело только за тем... Кто-то в опасности сегодня, кто-то другой будет в опасности завтра – но опасность есть. Научись секрету, как трансцендировать опасность.

И вот в чем секрет: начни жить более полно, более тотально. Будь бдительнее, чтобы ты мог найти у себя внутри нечто такое, что недостижимо для смерти. Это единственный приют, единственная безопасность, единственная защищенность. И если ты хочешь помочь своим друзьям и семье, позволь им узнать этот секрет.

То, что случилось, случится снова и снова, потому что есть так много атомных станций, даже в неразвитых странах, у которых нет развитых технологий, которые технически до сих пор находятся в эпохе воловьих упряжек, отставая почти на две или три тысячи лет. Они не современны, поэтому эти последние технические достижения им незнакомы. Но они должны их строить, потому что другие строят, из соревнования и страха...

И это случилось в Советском Союзе, технологически современном. Что будет, если это случится в Пакистане или в Индии? У них нет никакого технического здравого смысла. Между ними и атомной технологией такое непреодолимое расстояние. Американские или советские технологи могут прийти, построить завод и передать им, но справляться с заводом будет трудно.

Я знаю, что в Индии есть люди, которые никогда не видели поезда, – и мне кажется, наверное, в Индии больше поездов, чем в какой-либо другой стране. Но о далеких местах они только слышали. Они видели самолеты, потому что они пролетают над ними по небу. Они никогда не видели тысяч технологических средств, которые мы используем, не осознавая того, что они были у человека не всегда. Это очень новые приспособления, но у нас нет связующего звена. У них нет никакого связующего звена с их прошлым, с их умом, с их привычками.

Вся технология в Индии была представлена англичанами в эти последние триста лет; иначе технологии не было бы вообще. В ней не было необходимости.

Я слышал... строили железную дорогу, первую железную дорогу – из Калькутты в Бомбей, чтобы соединить два самых больших города, – и один человек отдыхал под деревом, смотрел, как продолжается работа... индус. К нему подошел британский офицер и сказал:

– Ты можешь хорошо заработать, если присоединишься к работе. Я долго наблюдаю за тобой: ты приходишь, наслаждаешься, наблюдая, что происходит, но просто лежишь в тени под деревом.

– Но что я выиграю, заработав денег? – спросил этот человек.

– Заработав денег, – сказал британский офицер, – ты можешь расслабиться и отдохнуть.

– Странно, – сказал этот человек, – я уже расслабляюсь и отдыхаю. Поэтому, зачем делать себе труд и зарабатывать деньги? Что добавят деньги к моему расслаблению и отдыху?

И ответить на это нечего.

Такой была ситуация в Индии, прежде чем начался Британский Радж.

В семье работали не все; работали лишь немногие, кто хотел, любил работать. Остальные просто наслаждались: играли на флейте, ходили купаться, отдыхали под деревьями, лазали по деревьям, ели фрукты – потому что земля была так плодородна, а население – так малочисленно, что не было необходимости в том, чтобы работали все; это было не нужно. Одного работающего было достаточно на семью из пяти человек; остальные могли просто наслаждаться.

Индийский подход до сих пор остался прежним. Они все еще живут в прошлом... и вы дали им технологии, которые опасны, а в их руках – очень опасны. Это все равно, что дать мощную машину человеку, который только и умеет, что управлять воловьей упряжкой: неизбежно случится какой-то несчастный случай.

Я слышал об одном индийском радже. Он был богат, и поскольку у британских генерал-губернаторов и губернаторов были прекрасные машины, он тоже купил прекрасную машину. Он поехал кататься, но забыл, как тормозить, и в конце концов не нашел ничего лучшего, чем врезаться в дерево, чтобы остановить машину. Как иначе ее остановить? Машина остановилась, и он был очень доволен. Он приехал домой и врезался в дом! Люди собрались и стали спрашивать:

– Что ты делаешь?

– Это прекрасная машина, – отвечал он, – но только ее немного трудно останавливать. Для этого нужно дерево или дом – что-то, чтобы ее остановить; иначе она продолжает ехать. Но ничего страшного... у нас здесь достаточно деревьев и домов.

Бедствия будут. Это только начало. Используй эту возможность, чтобы проснуться, – вот все, что ты можешь сделать. Больше ты ничего не можешь сделать.

И скажи своим друзьям, чтобы и они использовали данную опасность как повод для медитации, потому что бедствие, случившееся на станции в Чернобыле под Киевом, – не что-то такое, что случилось и кончилось. Его последствия будут продолжаться десятилетиями, по крайней мере, тридцать лет. Дело не только в том, что какой-то дом сгорел, и все кончилось...

Вокруг Киева, особенно по всей Украине, где находится Киев... Украина – самая продуктивная часть Советского Союза, производящая зерно и другие продукты продовольствия. Но теперь в течение тридцати лет в Украине ничего нельзя будет выращивать.

Тридцать лет радиация будет влиять на фрукты, овощи, пшеницу, молоко... потому что коровы едят траву. И все живое: трава, пшеница, фрукты – немедленно накапливает радиоактивность; она становится ее частью. И когда ты ешь, она входит в твою систему.

Тысячи женщин беременны. Если в них вошла радиация, их дети родятся искаженными, слепыми, калеками, без мозга – все возможно. Лучше всего было бы, если бы они родились мертвыми; все остальное будет пожизненной трагедией. И это опасно не только для живых, но и для тех, кому еще предстоит родиться. И то же самое верно в отношении животных. Если они беременны, их детеныши будут калеками.

А правительства продолжают лгать. Вы можете увидеть, до какой степени могут лгать политики. Две тысячи человек погибло в чернобыльском бедствии, а Советский Союз объявил, что погибло только два человека. Можете представить себе масштаб?.. Две тысячи человек погибло – были свидетели, видевшие своими глазами две тысячи трупов, вынесенных из горящего завода, – а Советский Союз объявляет по радио, что только два человека погибли, и все под контролем. Ничто не было под контролем.

На следующий день это стало очевидно: радиоактивное облако стало двигаться в другие страны, и уровень радиации возрос.

Человек может выдержать только определенный уровень – он возрос в двадцать раз, в сто раз, в двести раз в некоторых местах. В Вене он в двести раз превышал норму, в Лондоне – в сто раз, и во всех этих местах беременные женщины были в опасности – и не только они, но и их будущие дети. И это будет продолжаться: если этим детям будет позволено выжить, они создадут новых детей, и радиация будет постоянно воздействовать на них...

Это не небольшая трагедия; ее масштаб огромен. И многие вещи, сейчас неизвестные, выяснятся, когда пройдет время. Рыба в океане получит радиацию: ты ешь рыбу и получаешь радиацию. Вода станет непригодной для питья, потому что радиоактивный пепел легко оседает в воде. Атомная бомба, взорванная в Хиросиме и Нагасаки во второй мировой войне, была лишь небольшой игрушкой в сравнении с этими атомными реакторами и ядерными ракетами. Но даже сейчас последствия продолжаются, потому что они передаются от поколения к поколению. Вы не можете контролировать рыбу; она перемещается с места на место, и никто не знает, куда она переместится.

Советский Союз объявил, что на Украине не будут собирать урожай тридцать лет, но это значит, что на тридцать лет Советский Союз, одна из величайших стран, будет самой голодной страной. Ей придется зависеть от бедных стран. А для бедных стран, которые производят только продукты питания, все так сложно, что их продукты можно купить в обмен на вооружение. Они хотят оружия.

Они готовы отдать свою пшеницу и еду в обмен на оружие, потому что они постоянно боятся, потому что их ближайшие соседи накапливают оружие. Поэтому Советский Союз будет продавать старые вооружения, которые будут бесполезны, если случится новая война, чтобы обеспечить себя продовольствием.

Еще одно такое бедствие… и все зависит от ветра. Вы не можете его контролировать; ветер может отнести облака, дым, радиацию в любом направлении, в любую страну, куда угодно. Поэтому бедствие повлияет не только на место, где оно случилось, и его окрестности. Оно может случиться где угодно, а вы можете находиться за тысячи миль от этого места, но все равно подвергнуться его влиянию, потому что радиацию может перенести ветер. И вы будете более уязвимы, потому что вы не будете так бдительны и не предпримете никаких мер предосторожности.

Есть одно лекарство – и его используют впервые, – которое, по мнению людей, может предотвратить действие радиации, но его запасы кончились во всех странах. Люди умирают, чтобы добыть это лекарство, особенно в Европе, но его запасов не осталось, потому что никто не думал, что на него возникнет такой спрос. И никакая другая страна не хочет им делиться, потому что – кто знает? – может быть, облако начнет двигаться к ним, и они окажутся в таком же положении.

Опасности большая, но так как жизнь постоянно в хватке смерти, это хорошая возможность для осознанности. Иначе смерть приходит без предупреждения: внезапно она наступает, и у тебя нет ни единого мгновения. И даже в случаях, когда смерть определенна: при раке и СПИДе, – врачи, семья, друзья, все пытаются скрыть тот факт, что она так близка… с хорошими намерениями, но хорошие намерения не помогут. Они только вредят человеку.

Человеку нужно позволить осознать:

– Твоя смерть наступит через месяц. У тебя больше нет никакой жизни, поэтому в этот месяц делай, что только возможно, чтобы получить некоторый вкус бессмертия.

Тогда, когда ты умрешь, не будет ни грусти, ни страдания – ты просто переместишься из одного тела в другое, или если ты станешь просветленным... Внезапное осознание смерти может сделать тебя просветленным.

Я расскажу вам историю. Экнатх, очень красивый мастер и поэт, жил в храме Шивы. Он был очень независимой индивидуальностью. А король был атеистом, и он был очень рационален и убедителен. Все его ученые и мудрецы пытались убедить его в том, что Бог существует. Казалось, не было никакого способа... и в конце концов они сказали:

– Пойди к Экнатху. Это единственный человек... может быть, у него получится.

Король отправился к нему инкогнито. Он пришел к нему утром; было девять часов, и Экнатх крепко спал. Король подумал: боже мой! И этот человек будет моим учителем? – потому что теисты и особенно святые просыпались до рассвета, а он крепко спал в девять часов! И мало того, его ноги лежали на Шивалинге, фаллической статуе Шивы. Король подумал про себя: «Даже я не могу коснуться Шивалинги ногами. Хотя рационально я думаю, что Бога нет, глубоко внутри я боюсь: кто знает? – может быть, он и есть. Кажется, этот человек зашел еще дальше, а эти придворные идиоты отправили меня к нему!»

Он стал ждать. Экнатх проснулся. Он спросил:

– Так зачем ты сюда пришел?

– Я пришел понять, есть ли Бог, – сказал король, – потому что по всем моим аргументам выходит, что его не существует. Но мой народ, друзья, семья – все они верят в Бога, и они захотели, чтобы я посетил тебя.

– Просто покажи мне твою руку, – сказал Экнатх.

Король подумал: кажется, этот человек действительно сумасшедший! – потому как, что общего с Богом имеет моя рука?

Экнатх посмотрел на руку и сказал:

– О Боге мы можем поговорить потом... но через семь дней ты умрешь. Я должен сказать тебе это прежде всего, потому что у меня не очень хорошая память, я могу забыть. Твоя линия жизни кончилась – осталось лишь семь дней. Теперь мы можем начать беседу.

Но теперь король не хотел беседовать; он испугался смерти. Он уже спускался по ступеням храма. Экнатх спросил:

– Куда ты?

– Теперь не нужно никаких бесед; у меня нет времени. Только семь дней! Я не могу терять время впустую в беседах.

Всего несколько мгновений назад он выглядел таким сильным, а теперь он дрожал и спускался по ступеням – всего семь дней?

Он добрался до дома и сказал:

– Я не знаю, что это за человек, но он великий хиромант, в этом нет сомнений. Он объявил, что через семь дней я умру. Он показал мне, что моя линия жизни заканчивается – остался лишь небольшой участок.

И зная, что он скоро умрет, он стал готовиться к смерти. Он перестал работать. Он лег в постель и стал слабым и бледным. Собрались все его родственники. Многие королевские семьи были в родстве, поэтому собрание было большим. Он слабел и слабел с каждым днем: его голос становился тише, глаза гасли. Экнатх сказал:

– На седьмой день, когда солнце сядет, – кончено. Пришла твоя смерть.

И перед закатом вся семья заплакала, родственники заплакали.

Пришел Экнатх. Он спросил:

– В чем дело? Почему такой плач?

– Наш король умирает, – ответили они.

– Я хотел бы его увидеть, – сказал Экнатх. Он пришел к королю, потряс его и сказал:

– Проснись и посмотри на меня. Это была только шутка – я ничего не знаю о хиромантии! Даже та линия, которую я тебе показал, не была линией жизни. Я спросил других хиромантов, и они сказали: «По крайней мере, ты должен знать, где какие линии!» Ты не умрешь. А теперь проснись, посиди со мной, и мы можем побеседовать о том, о чем ты приходил со мной поговорить.

Король сказал:

– Теперь нет необходимости беседовать. Бог не имеет значения. За эти семь дней я понял, что имеет значение, – смерть была так близко, что я не мог продолжать спать, – мне пришлось проснуться. Я не мог тратить время впустую на ненужные мысли. Мне пришлось наблюдать свои мысли, пока они не исчезнут, и они исчезли.

Ты был прав: с заходом солнца – солнце садилось – человек, который пришел задавать тебе вопросы, действительно умер; я совершенно другой человек. Есть Бог или нет... меня это больше не заботит. Теперь в моем существе есть совершенно другое измерение. Я знаю свое бессмертие, я знаю свою божественность; что мне теперь до какого-то Бога? Все существование божественно.

Твоя шутка действительно сработала, но у тебя странные методы работы. Ты мог действительно меня убить. Если бы я не был достаточно бдителен, на закате я бы точно умер. Это было для меня так определенно, что просто не могло быть по-другому. Но в метафорическом смысле это правда: старый человек умер, и я – новый человек. И меня совершенно ни в каком смысле не интересует Бог.

Экнатх сказал:

– Это правильно, это правильная религиозность.

И король сказал:

– Теперь я понимаю, почему такой человек, как ты, может спать допоздна, до девяти, положив ноги на голову Шиве. Теперь нет никаких проблем; я могу понять. Если ты чувствуешь собственную божественность, тогда статуя – это только камень. Тогда нет речи о том, чтобы вставать до рассвета. Когда бы ты ни проснулся, тогда и рассвет. Человек становится спонтанным.

Поэтому дело только в том, как это использовать – что бы то ни было. Используй это правильно. Бедствие велико, опасность велика, но велика и возможность.

Любимый Ошо,

Есть ли нечто подобное смеси гипноза и медитации? – потому что в твоем присутствии я чувствую себя, словно зачарованный, и все же осознаю все вокруг себя.