Текст книги "Путь мистика"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 47 страниц)

Организованные религии убивали настоящих религиозных людей, и организованные религии использовались для того, чтобы эксплуатировать массы. Они притворяются настоящими религиозными людьми. Реальность состоит в том, что настоящие были убиты этими самыми людьми. Это – преступники.

Когда Викрамадитья убил двадцать тысяч человек... Они никому не причинили вреда – какое тебе дело до того, что им нравится быть обнаженными под одним платьем? Каждый обнажен под платьем. И если они выбирают жить вместе под одним платьем... Это было методом тантры: если женщина и мужчина просто остаются в одной одежде, их энергии постоянно создают органическое целое, и это органическое целое можно использовать для высшего развития.

Они никому не причиняли вреда – это было просто то же самое преступление: развращение молодежи. Видя их в таком положении, молодой человек начнет делать то же самое, и это разрушит все достоинство общества, всю респектабельность общества. Я не вижу, как это может разрушить мораль общества. Но вы не позволяете людям быть самими собой, поэтому каждый, кто пытается быть индивидуальностью, должен быть разрушен. Из-за этого тантрики стали работать тихо, шепотом.

Любимый Ошо,

В существовании только представители животного царства способны употреблять в пищу самих себя. Капуста не может съесть на завтрак морковку, но человек известен даже тем, что когда-то ел на обед другого человека. Человек дзэн растворился в безграничном существовании, и он выбирает, не есть мясо. Пожалуйста, объясни.

Во-первых, ты не знаешь, что даже животные не едят животных своего вида. Лев не станет есть другого льва, змея не укусит другую змею. Да, животные могут есть животных другого вида. Овощи обычно не могут этого делать, но есть деревья, редкие деревья в Африке, – они все еще существуют, – которые едят животных, птиц и даже людей. Они используют свои большие листья и прекрасный аромат, чтобы привлекать птиц. Привлеченная ароматом, птица подлетает к дереву, думая, что это обычное дерево, а когда она садится на дерево, лист закрывается и высасывает из птицы кровь.

Некоторые деревья способны ловить животных ветвями и есть их, а некоторые деревья могут даже двигаться. Они перемещаются с одного места на другое. Им нужна очень мягкая земля, в которой они могут пользоваться корнями, как ногами. И они подходят к спящему человеку или спящему животному и съедают его.

Человек ел все, что только возможно. Он – великий пожиратель. Вещи, которых даже представить себе нельзя в качестве еды, ест тот или другой человек в том или другом месте. Есть каннибалы, которые едят людей. В начале этого века в Африке было три тысячи каннибалов, племя каннибалов; теперь их осталось только триста. Никто больше туда не ходит. Очень трудно стало найти нового человека, поэтому они едят друг друга... стариков, детей. И мало-помалу, вместо того чтобы три тысячи превратились в тридцать тысяч, их население снизилось до трехсот. Они исчезают.

Но они такие же человеческие существа, как и мы. И те, кто попробовал человеческое мясо, говорят, что это самое вкусное блюдо в мире. Вы на самом деле упускаете самое вкусное блюдо в мире! Но вы едите животных, которые так же живы, как и человек.

Человеку свойственны некая животность, насилие, которое он приносит с собой от рождения. Даже маленькие дети находят каких-то муравьев или тараканов и убивают без всякой причины; это приносит им радость. И то же самое... Есть столько охотников, которые охотятся на оленей, львов и тигров, и они называют это «игрой». Но это странно: когда лев съедает охотника, это не называется игрой. Это абсолютно нелогично. В игре всегда есть две стороны. Если ты убиваешь льва, это «игра», но если лев убивает тебя, это «трагедия». Странно! Лев убивает тебя своими силами; ты же убиваешь его издалека, из ружья, из лука, с применением всевозможных средств. Ты – трус.

Я жил во дворце махараджи в Бхавнагаре, и весь этот дворец был полон львиных, оленьих, тигриных голов, развешанных по стенам. Это был такой большой дворец... тысячи животных. И он с большой гордостью показывал людям... рассказывая, кто убил какое животное, – вот это убил его отец, вот это – его дед, вот это убил он сам, вот это убил его брат, его сын. Таким же образом он показывал все эти вещи и мне, когда я приехал в первый раз.

Я сказал:

– Неужели в вашей семье никогда не рождалось ни одного человеческого существа?

– Что ты имеешь в виду? – сказал он.

– Все, что вы делали, это убивали животных. С какой целью? У вас достаточно еды, вам не нужно их убивать.

– Это игра, – сказал он.

– Но у игры есть какие-то правила. Обе стороны должны быть обеспечены соответствующими инструментами. Обе стороны должны встретиться друг с другом при полном свете. Если ты прячешься за деревом с автоматом и убиваешь невинного оленя, неужели ты думаешь, что играешь в игру? И какая роль в этой игре отводится оленю? Согласен ли он играть в эту игру? И это очень несправедливо: почему ты сидишь на верхушке дерева?

Ты просто трус, даже со своим автоматом. И это не игра, это просто свойственное тебе насилие, которое ищет какого-то способа разрушения. И если у тебя есть хоть искра человечности, убери всю эту чепуху из этого дворца! Это показывает твое настоящее лицо. Это не головы животных, это твои головы.

Он не мог понять. Он сказал:

– Никто не говорил мне таких вещей. Премьер-министр здесь бывает, президент здесь бывает, и они восхищаются этим. «Как велика твоя семья, в которой каждый охотник!»

– Я не могу тебе лгать, – сказал я. – Вот то, что я вижу.

Ты спрашиваешь, почему человек дзэн прекращает есть мясо. Для этого не нужно быть человеком дзэн, не нужно никакого просветления, нужно лишь немного чувствительности, уважения к жизни. Точно так же, как хочешь жить ты, хотят жить и все остальные, и этот мир – не твоя монополия.

Ты здесь гость, и тигр – точно такой же гость, что и ты. Если ты убиваешь тигра, это просто доказывает твою тупость. Меня беспокоит не тигр, потому что тигр в любом случае однажды умрет – и неважно, случится это в понедельник или во вторник; это всего лишь семь дней недели. Меня беспокоишь ты, потому что если ты убиваешь человека, животное или любое другое живое существо, это более и более превращает твое сердце в камень. А если твое сердце становится камнем, скалой, духовный рост становится невозможным. Эта скала не позволит тебе достичь своего внутреннего существа. Она преградит тебе путь – и прежде чем ты создал ее сам, ее не было.

Для меня основной вопрос в том, что все, что останавливает твою эволюцию в сознании, есть зло – и грех, – а все, что помогает тебе двигаться к большему сознанию, есть добродетель. Это единственное определение, которое я могу тебе дать. И тогда ты можешь легко его применять. Будь более эстетичным, более чувствительным, более уважительным к жизни – потому что ты ее часть. Кого бы ты ни убивал, ты убиваешь самого себя. Твоя разрушительность сродни самоубийству.

Естественно, когда человек становится просветленным, есть мясо становится невозможно. На Востоке это было основным критерием. Именно поэтому буддисты, джайны, брамины не признают просветленным Иисуса или Мухаммеда – по той простой причине, что они продолжают есть живых существ. Они отуплены. Их сердца не полны любви и сострадания. Они недостаточно чувствительны, что абсолютно необходимо человеку, который просветлен. Он может быть только вегетарианцем, он не может быть не вегетарианцем.

Это не вопрос религии, это просто вопрос разума. Поэтому не откладывай – думая, что перестанешь есть мясо, когда станешь просветленным или человеком дзэн. Нет необходимости так долго откладывать. Тебе нужно только быть немного чувствительнее. Ты не станешь просветленным, перестав есть мясо, но это поможет. Это сделает тебя мягче, это сделает тебя более любящим, это сделает тебя более сострадательным. Это сделает тебя более, частью живой атмосферы, которая тебя окружает. Мы ее части. И если ты что-то можешь сделать сейчас, зачем откладывать?

Жизнь человека, который стал просветленным, несомненно, претерпит большие перемены. Но даже не становясь просветленным, ты можешь произвести великие перемены в жизни – из сущего понимания. И эти перемены помогут тебе стать просветленным. Это работает в обоих направлениях: ты становишься просветленным, и в твоей жизни происходят перемены; ты меняешь бессознательные образцы жизни, и это помогает тебе стать просветленным.

Глава 37. Молчаливое равновесие

Любимый Ошо,

С тех пор как я стал саньясином, я думал, что мне нужно в меньшей степени использовать ум и быть ближе к сердцу. В то же время я слышал, что ты говоришь, что мы должны тренировать наши умы, чтобы удерживать разум живым и помогать ему, становиться острее и острее. Не будешь ли ты так добр, объяснить это?

Жизнь не так проста, как ты думаешь, она очень запутанна. Это правда, если ты хочешь быть связанным со мной, ты будешь более и более в сердце, не в уме, потому что у ума нет подходящих качеств для внутреннего роста. У него есть величайшая мощь для внешних исследований, для объективного, для научной работы. Но для религиозного роста он абсолютно бесполезен.

И если ты слушаешь меня из ума, тогда то, что я тебе говорю, окажется потерянным в пустыне. Мои слова никогда не достигнут твоего сердца. Именно поэтому я всегда настаивал: отложи ум в сторону и будь со мной со всем своим сердцем, с любовью, с доверием.

Но это только часть истории. Когда я говорю, что хотел бы сделать твой ум, как только возможно более острым, это совершенно другое измерение, потому что если только твой ум не достаточно остр, ты будешь порабощен обществом. Ты уже порабощен обществом, потому что твой ум с ним не боролся; он был ему послушен.

Оба эти утверждения относятся к разным контекстам, поэтому не смешивай их. Когда я говорю быть со мной сердцем, отложить ум в сторону, – это одно, один контекст, контекст ученичества. И если ты можешь действительно сделать это тотально, то сможешь достичь высочайших вершин, вершин преданного.

Есть три стадии. Студент слушает только из ума; он собирает знания, но не становится познающим. Ученик пытается отложить ум в сторону и слушать из сердца. Он совершает усилие. Ум будет снова и снова вмешиваться; усилие не будет тотальным, но все же если что-то достигает сердца, хотя бы несколько семян, вскоре это изменит весь цвет твоего существа. Недалеко время года, когда сердце начнет расцветать. В этой точке ты достигаешь границы становления преданным.

Теперь ты способен отложить ум полностью и тотально в сторону, без всякого его вмешательства... как будто ты вообще не ум. Ты – только сердце и сердце. Каждый твой фибр начинает пульсировать любовью, открытостью, уязвимостью. Преданный и мастер начинают сливаться друг с другом.

Ученик изредка получает проблеск, но преданный становится тотально единым с мастером. Ученик может упасть, снова оказаться втянутым в ум. Преданный разрушил мост, ведущий к уму. Он не может вернуться обратно, с прошлым покончено. Он стал неотъемлемой частью энергии мастера.

Это один контекст. Ты путаешь его с другим контекстом. Что касается общества, внешнего мира, религий, правительств, ты должен быть очень остро разумным, иначе они поработят тебя. Они будут тебя эксплуатировать. Они делали это веками. Они не позволили миллионам людей выйти за пределы тринадцатилетнего возраста в том, что касается ума. Человеку может быть семьдесят лет, но ум его остается умом тринадцатилетнего ребенка. Именно это я подразумеваю под умственной отсталостью.

Общество не хочет, чтобы ты взрослел, оно хочет, чтобы ты просто старел. Оно хочет, чтобы ты функционировал как машина, робот – абсолютно послушный, без всяких возражений, без всяких вопросов. Ему нужно, чтобы ты был эффективным. Для общества ты не индивидуальность, которую следует уважать, но только механизм, который следует использовать, и нет другого оскорбления, нет другого унижения уродливее, чем использовать людей как машины, как вещи.

Против общества используй ум. Ум – это совершенное приспособление, чтобы сделать тебя независимым, чтобы удерживать тебя бдительным. Это хороший борец, но это не влюбленный. Поэтому когда есть необходимость бороться, когда есть необходимость встать на защиту своей свободы, используй ум; сердце никак не поможет. Сердце не знает способов бороться.

Но этот контекст совершенно другой, и я называю сознательным человека, который способен использовать эти возможности в правильном контексте и который их не путает. Глаза для видения – ты не можешь ими слышать. А уши для слушания – ты не можешь ими видеть. Используй их, когда есть необходимость, и не позволяй им становиться друг у друга на пути.

Ум – это прекрасный инструмент. Он должен быть обострен, но помни его ограничения. Он должен оставаться слугой сердца. В то мгновение, когда он становится хозяином, сердце просто умирает. В рабстве сердце не может жить.

Поэтому нет никакого противоречия в том, что я сказал, – просто два разных контекста. А твое сознание отлично от них обоих, поэтому сознательный человек может использовать сердце, когда нужно, использовать ум, когда нужно, может заставить обоих умолкнуть, когда он хочет быть абсолютно в состоянии нирваны, где не нужно ни ума, ни сердца. Когда он хочет просто быть самим собой, не нужно ни того, ни другого.

Если ты хозяин своих инструментов, нет никаких проблем. Если у тебя есть флейта, и я прошу тебя: «Не перестанешь ли ты играть на несколько минут – я хочу поговорить с тобой», а ты говоришь: «Я не могу этого сделать, флейта не хочет перестать», что о тебе подумают? Ты ненормальный. Флейта не хочет перестать? Значит, не ты играешь на флейте, это флейта играет на тебе. Когда ты хочешь остановить ум, просто скажи: «Остановись», – и он должен остановиться. Если он движется хотя бы немного, это значит, что что-то нужно срочно предпринять. Это опасно: слуга пытается быть хозяином. Слуга должен быть слугой, а хозяин должен быть хозяином. А за пределами их обоих – твое существо, которое ни хозяин, ни слуга... которое просто есть. Эта «есть-ность» (Is-ness) является целью всех медитаций.

Любимый Ошо,

В эту прошлую неделю я прочитала три тома «Дисциплины трансценденции» – твоих лекций о сутрах Будды. Я осознала в себе странный синтез – что я «романтичный ученый». Завтра полнолуние Будды. Ты – господин полной луны – для меня очень романтичен. Является ли это также и научным?

Кавиша, это работа всей моей жизни – приблизить обыденное к священному, приблизить науку к поэзии, приблизить обыкновенное к романтичному. Разделение между ними – это разделение в каждом человеке, и тогда возникает конфликт: вместо того чтобы быть в гармонии, наука борется с вашей религией, математика борется с вашей поэзией.

Жена Альберта Эйнштейна была поэтом. Они действительно выбрали ночь полнолуния для своего медового месяца – это было ее идеей. Эйнштейн неохотно согласился, но не мог понять, что общего имеет полнолуние (Full moon) с медовым месяцем (Honeymoon), кроме слова «луна» (Moon).

Более того, когда она показала ему стихотворение, специально написанное в честь их медового месяца, где она описывает возлюбленного как Луну, Эйнштейн рассмеялся и сказал:

– Прекрати эту чепуху. И лучше прекратить во время этого медового месяца. Никогда больше не делай со мной ничего подобного, потому что Луна так велика: ты не можешь сравнивать меня с Луной. И в Луне нет ничего красивого.

Если ты стоишь на Луне, Земля покажется освещенной, а Луна будет в точности похожа на Землю – без всякого света. Это только иллюзия: какие-то отраженные лучи создают красоту Луны, у нее нет никакого собственного света. Свет Луны заимствован, он просто отражается. Он отражается и от Земли; чтобы это увидеть, тебе просто нужно быть достаточно далеко.

Астронавты не могли поверить своим глазам, глядя на красоту Земли с Луны. Луна была ничем не замечательна. Там не растет даже трава, нет никакой воды, никаких прекрасных гор, никаких деревьев, никаких птиц, никакой жизни – просто голая земля, совершенно бесплодная. Но если оттуда смотреть на Землю, Земля выглядит такой великолепной, такой красивой, и, естественно, она гораздо больше. Луна – это маленькая часть этой Земли. Она во много раз больше Луны, и, естественно, ее свет ярче. Они не могли поверить, что Земля может быть такой красивой.

Альберт Эйнштейн сказал своей жене:

– Все это поэтическая чушь.

Она была потрясена, но поняла: он математик, физик, и бесполезно говорить с ним о путях сердца. Он понимает только один язык – язык ума. Он понимает только один способ смотреть на вещи – способ логики, не любви. Но ее сердце было разбито тем, что она должна будет жить с этим человеком всю жизнь, и не сможет разделить свое творение с человеком, которого любит, потому что он просто посмеется и заставит ее чувствовать себя глупой.

Естественно, если ты привносишь математику, физику и химию, тем самым ты разрушаешь поэзию. Поэзия не имеет ничего общего со всеми этими вещами.

Мои усилия направлены на то, чтобы человек был способен быть великим математиком, в то же время не теряя способности быть поэтом. Это два отдельных центра в его существе, и нет никакой необходимости создавать между ними конфликт.

Когда ты работаешь над какой-либо математической проблемой, работай над ней умом. Но когда ты с возлюбленным, отложи ум в сторону, иначе ты не можешь быть с возлюбленным. Этот синтез состоит не в том, чтобы подняться над ними обоими, чтобы ты могла пользоваться любым из них в соответствующей ситуации, не встречая препятствия со стороны другого.

Твой синтез будет твоим сознанием, которое за пределами и ума, и сердца. А когда человек чувствует себя синтезированным, когда это разделение исчезает, возникает огромная радость, потому что впервые он чувствует свою целостность и священность.

Любимый Ошо,

За многие годы я слышал от разных саньясинов, что они пережили сатори. Что такое в точности сатори, и как оно приходит?

Сатори – это проблеск предельного... как будто ты видишь гималайские вершины. Но ты далеко, ты не на вершинах, ты не стал этими вершинами. Это прекрасный опыт, очень чарующий, волнующий, бросающий вызов. Может быть, он сможет привести тебя к самадхи. Сатори – это проблеск самадхи.

Самадхи – это осуществление сатори. То, что было проблеском, теперь стало для тебя вечной реальностью. Сатори подобно раскрытию окна – входит немного ветра, немного света. Ты можешь увидеть участок неба, но он обрамлен оконной рамой. Твое окно становится обрамлением неба, которое ничем не обрамлено. Но если ты всегда жил в комнате и никогда из нее не выходил, естественным заключением будет, что небо обрамлено окном.

Только в этом десятилетии некоторые из современных художников стали писать картины без рам. Это было шоком для всех любителей искусства, которые не могли этого постичь: какой смысл в картине без рамы? Но эти современные художники говорят:

– В существовании ничто не обрамлено, поэтому если создать красивый естественный пейзаж в раме, это будет ложью. Обрамление создает ложь – оно прибавлено тобой. Его нет снаружи, поэтому мы отбросили рамы.

Сатори – это лишь проблеск, виднеющееся в окне прекрасное небо, полное звезд. Если это сможет пригласить тебя выйти наружу и увидеть ничем не обрамленный простор всего неба, полного миллионов звезд, – это самадхи.

Слово самадхи красиво. Сам значит равновесие; адхи, другая часть самадхи, значит, что все напряжения, вся суматоха, все беспокойства исчезли. Есть только молчаливое равновесие... как будто время остановилось, все движение замерло. Даже почувствовать это на одно мгновение достаточно: ты не можешь больше этого потерять.

Сатори может быть потеряно, потому что это был только проблеск. Самадхи потерять нельзя, потому что это осознание. Сатори случается на подступах к самадхи, но оно может стать либо помощью, либо преградой – помощью, если ты понимаешь, что это только начало чего-то более великого, преградой, если ты думаешь, что подошел к концу.

В медитации ты сначала придешь к сатори – там и сям несколько проблесков света, блаженства, экстаза. Они придут и уйдут. Но помни, как бы они ни были красивы, поскольку они приходят и уходят, ты еще не пришел домой – куда ты приходишь, чтобы не уходить больше никогда.

Любимый Ошо,

Я прочитал статью о саньясинах в Германии. Некоторые вещи поразили меня. В статье говорилось, что для многих саньясинов саньяса, кажется, превратилась в просто модное движение. Меры предосторожности против СПИДа, которые ты рекомендовал, многие саньясины больше не применяют, и на вопрос почему, они отвечают, что эти меры были одним из путешествий власти Шилы. Некоторые саньясины сняли свои малы и красную одежду, и они предлагают другим саньясинам «продолжать их носить, если это для них все еще что-то значит». Некоторые саньясины, кажется, используют твои слова, чтобы рационализировать свое эгоистическое поведение.

Мне кажется, что не только твои терапевты, но также и многие другие саньясины идут по так называемому «пути свободы», о котором ты говорил в связи с некоторыми саньясинскими терапевтами. Ошо, что происходит с саньясинами?

В этом вопросе много вопросов. Во-первых, меры предосторожности против СПИДа не имели ничего общего ни с чьими путешествиями власти. Фактически меры предосторожности, принимаемые в нашей коммуне, сейчас признаются многими правительствами мира – точно те же меры предосторожности. Даже Америка во многих штатах принимает те же меры предосторожности... конечно, не упоминая моего имени. Никто нигде не отдает дань вежливости. Мы были первыми, кто предпринял эти меры предосторожности, и они будут использоваться во всем мире, потому что СПИД продолжает распространяться.

На днях Анандо сообщила мне, что нашли новый вирус. Старый вирус СПИДа сохранился, но родился еще и новый вирус, который, кажется, гораздо опаснее, потому что его нельзя засечь в крови. Первый можно найти; второй усовершенствовал себя – его нельзя найти, поэтому ты подумаешь, что его нет. Он убьет тебя и других, с кем ты контактируешь.

Но поскольку я рассеял организованную форму религии, которая имела место, потому что я был в молчании, теперь каждая индивидуальность ответственна за себя. Нет никакой организованной, централизованной системы, которая заботилась бы о вас. И это в действительности и есть то, что значит свобода: свобода значит ответственность. Но только для идиотов свобода значит распущенность.

Мои усилия направлены на то, чтобы дать вам больше ответственности, больше свободы. Я разрешил саньясинам... Я предоставил на их усмотрение, носить ли малу и красное. Те, кто действительно понял, ничего не изменили; те, кто неохотно носил малу, кто принуждал себя носить красное, отбросили это. Это не потеря. Я освобожден от великого бремени идиотов, которые пришли в движение саньясы, сами не понимая, зачем они это делают. И, наверное, они говорят другим тоже отбросить малы, отбросить красное, «потому что так сказал Ошо».

Я не сказал их отбросить, я просто дал вам выбор. Теперь вам выбирать, носить их или отбрасывать. Но почему они говорят что-то другим? Наверное, они испытывают чувство вины за то, что они их отбросили, а другие нет; может быть, они делают что-то неправильное. Если другие тоже отбросят, это позволит им почувствовать определенное облегчение: они не единственные, кто отбросил. И самое странное в том, что я им сказал: «Можете отбросить малу и красную одежду, вы останетесь по-прежнему саньясинами».

Но очень трудно предсказать, что сделает глупый ум и как он поймет. Они не просто отбросили красную одежду, они говорят, что отбросили и саньясу, «потому что так сказал Ошо». Что я на самом деле сказал, это то, что буду принимать саньясинов даже без красной одежды и малы. Но они думают, что они больше не саньясины, и пытаются сделать так, чтобы другие сделали то же самое – и делают это вопросом свободы.

Другие должны им отвечать:

– Это наша свобода, носить красное или нет, и нам это решать. Ты решил не носить – это твое дело. Кто ты такой, чтобы что-то нам предлагать или навязывать какие-то идеи? Это против свободы – пытаться кого-то обратить.

Все миссионеры против свободы.

Но что касается меня, я счастлив, что большой груз снят с моих плеч, потому что я чувствую себя ответственными за вас, я хочу, чтобы вы росли. Я не хочу, чтобы ваша жизнь была потрачена впустую. Если вы не можете расти, даже когда я здесь, когда же вы сможете вырасти?

Поэтому что бы ни происходило, это очень хорошо. Останутся только те, кто достоин остаться. Те, кто уйдет, напрасно тратили мое и свое время, они должны были уйти давно. Теперь саньяса будет совершенно другим движением: она будет для более подлинных искателей. Она будет не просто для каждого, кто хочет сменить общество, потому что это общество ему надоело. Он хочет найти альтернативное общество, и он присоединяется к саньясинской коммуне в качестве альтернативного общества – но в нем нет ни стремления, ни жажды истины.

Только потому, что в этом обществе люди носят красное – а он не хочет выглядеть неловко, странно, чужеродно – он начинает носить красное, становится саньясином. Но его реальность в том, что он просто бежит из большого мира, где все ему совершенно надоело, и ему некуда больше было пойти. Эта коммуна стала приютом для всех возможных людей.

Теперь саньяса будет школой, мистической школой. К ней будут присоединяться лишь те, кто хочет вырасти и измениться. И есть миллионы людей, которые хотят больше сознания в своих существах, которые чувствуют себя сонными и бессознательными. Поэтому не беспокойся о том, что некоторые старые саньясины исчезнут; придут новые, со свежей кровью.

И теперь это будет совершенно другим явлением. Я постепенно изменю цвет во всем мире, и это будет значить не просто жить вместе, но вместе расти.

Любимый Ошо,

В то время как саньясины очищают себя от обусловленности общества, возможно ли, что они могут принять как очередной вид обусловленности некоторые стороны твоего учения – такие как необходимость быть тотальным, сомневаться, если только мы не знаем нечто по собственному опыту, не быть ревнивыми, и так далее? Не будешь ли ты так добр, объяснить, в чем твой способ работы с нами отличается от простой перемены одного набора ценностей – а значит и обусловленностей – на другой?

Прежде всего, то, чему я учу, не является новыми ценностями, новым набором ценностей взамен старых.

Например, есть люди, которые верят в Бога, – это один набор. Есть люди, которые не верят в Бога, – это другой набор. Я говорю людям, что дело не в веровании. Перемена одной обусловленности на другую изменяет обусловленность, но ты остаешься обусловленным. Я же говорю тебе оставаться без всякой системы верования и самому исследовать реальность – и что бы ты ни нашел, это твоя истина.

Нет необходимости в нее верить, потому что как только ты что-то узнаешь, о вере не может быть никакой речи. Ты веришь только в те вещи, которых не знаешь. Если ты их знаешь, ты знаешь: верование неуместно.

Таким образом, я не даю тебе никакого другого набора верований, другой системы ценностей, я даю тебе определенную технику, чтобы ты мог разрушить всю свою обусловленность. Сама по себе эта техника не является обусловленностью. Она не может быть обусловленностью, потому что от тебя не требуется, чтобы ты в нее верил; от тебя требуется, чтобы ты переживал опыт, и пока твой опыт что-то не поддерживает, нет никакой необходимости верить в его достоверность.

Суть не в том, что ты должен верить в то, чтобы жить тотально, потому что я это говорю. Я говорю, что я живу тотально, и нахожу это единственным способом жить. Ты можешь тоже попытаться. Я не говорю тебе верить в то, что нужно жить тотально; нет необходимости ни в каком веровании. Либо живи тотально, либо не живи. Но если ты решишь попробовать, начнешь исследование с чистым умом, без всякого верования, просто чтобы посмотреть, что это такое, и если случится так, что это окажется радостью, счастьем, празднованием, ты свободен выбрать, продолжать это или нет.

Все обусловленности основаны на веровании.

А все мои усилия в том, чтобы единственным критерием стал опыт, не верование.

Все верования – ложь.

Даже моя истина – не твоя истина.

Твоей истиной может быть только твоя истина.

Поэтому не может быть речи, ни о какой обусловленности. Но тот, кто задал этот вопрос, просто мыслит интеллектуально, не пробует. И логически он может убедить себя: это новый набор ценностей, это снова обусловленность. Так что ты собираешься делать? – что бы ты ни сделал, это будет новым набором ценностей; если ты ничего не делаешь, новым набором ценностей будет и это, поэтому ты не можешь выбраться из обусловленности.

В твоем вопросе больше утверждения, чем вопроса. Ты говоришь, что нет способа выбраться из обусловленности, так зачем об этом беспокоиться? Оставайся в старом, потому что новое тоже будет обусловленностью. Старое, по крайней мере, хорошо известно, хорошо проторенный путь – наследие наших отцов, древние истины. В это верили миллионы – зачем это менять? Ты просто пытаешься найти убежище в логическом жаргоне.

Посмотри снова на свой вопрос, и ты сможешь увидеть, что медитация – это не обусловливание. Это разобусловливание, потому что она не даст тебе никакого мышления, никаких мыслей, никакой идеологии. Она просто вычищает все и оставляет тебя совершенно пустым. Как она может быть обусловливанием?

Осознанность не может быть обусловливанием. Она – твоя собственная. Ты принес ее с собой с рождением. Никто не может тебе ее дать; тебе просто нужно выбросить весь мусор, который к ней прилип.

Мое усилие в том, чтобы дать тебе твою собственную индивидуальность. Я не хочу, чтобы к тебе что-то было прибавлено. Ты родился совершенным, общество сделало тебя несовершенным. Я просто хочу, чтобы ты осознавал свое совершенство, свою красоту, свою радость, все те благословения, которые возможны для тебя и которым мешает общество, обусловливая твой ум.

Я не даю тебе никакой обусловленности. Если бы возможно было сделать людей осознанными обусловливанием, все было бы очень просто. Если бы возможно было сделать людей блаженными простым обусловливанием, все было бы так просто. Тебя заставили верить в сущую ложь – в Бога, пророков, спасителей, инкарнации, – но никто не смог обусловить тебя быть блаженным, спонтанным, тотальным, потому что это качества, которые в тебе уже есть, их нужно только заново открыть.