Текст книги "Любовь на Бродвее"
Автор книги: Беверли Марти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
– Я хочу пройти весь путь в этой области и ничего иного не желала с детских лет.
– Зачем? – Он мог бы и не задавать этот вопрос, потому что уже знал, что Карен Райс самая подходящая кандидатура для его кафедры.
Бернард Хенриген не считал себя чувственным человеком и не находил ничего предосудительного в том, что ему доставляло удовольствие находиться на университетском дворе среди цветущих молодых женщин. Ему было сорок девять лет, из них последние восемь он жил вдовцом. После преждевременной кончины жены ему не приходило в голову снова жениться. Но сегодня, глядя на Карен Райс, он обнаружил, что готов изменить свое решение.
– Зачем? – повторил он свой вопрос. – Люди часто выбирают карьеру психолога или психиатра, чтобы решить какие-то личные проблемы. Вы тоже руководствуетесь этим, мисс Райс?
Карен колебалась некоторое мгновение, не желая сразу говорить ожидаемое «нет».
– Возможно, в какой-то степени, – сказала она наконец. – Из-за моей семьи и среды, в которой я выросла и о которой уже говорила. Я всегда стремилась к тому, чтобы выбраться из Вест-Энда, но никогда не думала отвергать людей, живущих там. Есть в этом смысл?
– Конечно, – сказал он и улыбнулся своей тонкой улыбкой. – Мы будем рады принять вас в кандидаты на степень доктора психологии, мисс Райс.
Рассказывая об этом Джаффи, Карен пришла в сильное волнение:
– Знаешь, несколько минут я думала, что он выставит меня. Он все задавал и задавал вопросы. Я пробыла в его кабинете почти час. А как у тебя дела, Джаффи?
Ты действительно собираешься уйти из колледжа и поступить на бродвейскую сцену?
– Пока не знаю, но Лесли скажет, когда придет время.
– Ты называешь его Лесли?
– Иногда, когда мы репетируем вдвоем. Он тоже называет меня просто по имени, когда делает замечания.
Карен фыркнула:
– Он клеится к тебе…
– Карен!
– Извини, но это так.
– Знаю. Так или иначе, но я счастлива. Сегодня Лесли сказал, что в этом году мы организуем нечто вроде летнего театра и сделаем три постановки.
– Во всех спектаклях в главной роли будет, конечно, Джаффи Кейн.
– В главной роли Джаффи Кейн, – Задумчиво повторила Джаффи. Эти слова наполнили ее светлой радостью. – В главной роли Джаффи Кейн, – снова повторила она. – О Боже, Карен, я сделаю все, чтобы это стало реальностью. Абсолютно все.
Глава 5
– Здесь всегда такая ужасная погода? – спросил Энтони Мортон и, пригладив набок по-мальчишески растрепанные светлые волосы, сделал очередной глоток холодного пива.
– В июле – да.
Молчание становилось неловким. Лесли Уинг с трудом смотрел на собеседника. Казалось, он уже привык к отсутствию ног, однако видеть кого-то из прошлой жизни было тяжело. Его не предупредили, и времени на подготовку не было.
– Как долго ту находишься здесь? – наконец спросил Лесли.
– В Бостоне со вчерашнего дня, а вообще в Америке уже неделю. – Тони огляделся. – Приятное местечко, ты превосходно устроился.
Лесли изобразил улыбку. С ума сойти, какой идиотский разговор. Они знали друг друга с пятнадцати лет по Королевскому шекспировскому театру, где вместе работали, а сейчас не могли найти тему для разговора.
Лесли мучительно чувствовал, что собеседник старательно избегает его взгляда.
– Расскажи мне о своем шоу, – попросил он, хотя вовсе не хотел слушать. Однако надо было говорить о чем-то, кроме погоды.
– Оно называется «Маленькое чудо». Дэвид Хоуп написал сценарий еще до войны. Помнишь Дэвида?
Лесли кивнул и слегка подвинул свою коляску.
– У тебя случайно нет роли для безногого, пострадавшего на войне?
– Извини, старик., но…
– Не будь ослом и не смотри на меня так. Я шучу.
– Извини, – повторил Тони.
– Ты тоже, – тихо сказал Лесли.
Тони поднялся, собираясь уходить. Лесли облегченно вздохнул. Ему тяжело было предаваться всем этим воспоминаниям о том мире, к которому он когда-то принадлежал.
– Сообщи, когда начнете, – вежливо сказал он. – Может быть, я смогу приехать посмотреть.
– Я сделаю лучше, – сказал Тони. – Мы дадим представление здесь, в Бостоне. Я пришлю тебе билеты.
В этот момент сзади подошла Джаффи, но Лесли не видел ее приближения. А если бы и видел? Что бы сделал? И почему он должен был что-то делать? Он тотчас представил, что должно последовать за знакомством Тони и Джаффи. Неизбежно, как восход и заход солнца.
– Джаффи Кейн, одна из моих студенток. – Лесли произнес это ровным тоном, ничем не выдавая бессильной ярости от нового удара судьбы. – Джаффи, это Энтони Мортон, давний друг, с которым я работал в Лондоне.
Он наблюдал, как они пожали друг другу руки, и заметил на лице Тони приятное удивление, а в глазах Джаффи уловил необычное внимание к стройному элегантному англичанину с непокорной шевелюрой и серыми глазами, в уголках которых собирались легкие морщинки, когда он улыбался. Тони всегда умел очаровывать дам. Жалобные нотки недовольства погодой сразу исчезли. Его слова лились в горячем воздухе, как прохладный бальзам.
– Счастлив познакомиться с вами, мисс Кейн. Значит, она одна из твоих студенток, Лесли? Актриса?
– Да, – признался Лесли; голос его прозвучал чересчур резко.
– Мне кажется, актриса – это слишком громко сказано, – возразила Джаффи и заливисто засмеялась.
Тони все еще продолжал держать ее ладонь. Когда Джаффи наконец высвободила руку, Лесли заметил, как Тони неохотно отпустил ее. Он видел, как улыбалась Джаффи. Это была одна из тех улыбок, которая предназначалась зрителям. В данном случае – одному зрителю. Она всецело была поглощена англичанином, как будто Лесли находился где-то на луне.
– Я поняла так, что вы создаете театр, мистер Мортон.
– Кажется, так, хотя иногда я думаю, что он создает меня. Я начинал в Королевском шекспировском театре несколько лет назад с вашим профессором, а сейчас руковожу постановкой на Бродвее.
Он произнес магические слова, но у нее была великолепная выдержка. Джаффи ни жестом, ни словом не выдала своего волнения, чтобы Лесли не догадался о ее чувствах. Он не мог не восхищаться ее мастерством, хотя в данном случае ненавидел его. Ему хотелось крикнуть: «Стоп!» Но эта сцена была реальной жизнью, ее нельзя прервать одним словом.
– Это очень интересно. – Улыбка Джаффи была хорошо рассчитана. Следующие слова она произнесла низким голосом с бруклинским акцентом и таким очаровательным безразличием, как будто репетировала целую неделю. – А что, мистер, может быть, вы найдете роль и для меня? Я одна из первых в самодеятельном театре в колледже.
Тони рассмеялся.
– Как знать, Джаффи Кейн, – сказал он. – Как знать.
Лесли попытался вмешаться:
– Тони уже уезжает.
– Еще минуту, – спокойно сказал Тони. – Лесли, ты сказал, что твоя маленькая труппа дает представление сегодня вечером, не так ли?
– О да, – подтвердила Джаффи. – Чехов, «Вишневый сад». Вы придете посмотреть нас?
Тони внимательно посмотрел на нее:
– Постараюсь не пропустить.
Занавес, подумал Лесли. Конец первого акта. О Боже. зачем ты ниспослал такой мучительно предсказуемый сценарий? Но он играл не хуже Джаффи, ничем не выдавая свою боль.
Пять недель спустя они начали играть следующую сцену, которая, как предполагал Лесли, должна была последовать за первой.
– Ты еще не готова, – сказал он Джаффи.
– Тони считает, что готова.
– Для чего? Для роли его любовницы?
Джаффи ожесточилась:
– Никуда не годная ремарка!
– Да, – согласился он. – Но это правда?
– Это не ваше дело!
Лесли яростно крутанул колеса своей коляски, отвернувшись от нее.
– Не совсем так. С кем тебе спать – действительно твое дело, но я думал, что как-то участвую в твоей карьере.
Джаффи тотчас подбежала к нему, опустилась на колени перед коляской и взяла обе его руки:
– Лесли, вы, конечно, правы. Я всем обязана вам, я знаю. Но это такой замечательный случай. Все, к чему вы меня готовили, здесь, у меня в руке.
Она выразительно повернула руку ладонью кверху, подчеркивая свои слова. Не в силах сдержаться, Лесли схватил ее и прижался к ней губами. Аромат и прикосновение к ее коже были прелестной и в то же время горькой насмешкой. Ему хотелось крикнуть: «Я тоже был высоким и стройным, красивым и талантливым! От меня исходил такой же запах власти, и я имел возможность превзойти Тони Мортона. Но…»
– Эта ужасная роль не для тебя, Джаффи.
У него не было другого оружия, он мог использовать только доводы. И Лесли говорил правду:
– Я читал сценарий. По пьесе Ханна Глемп на двадцать лет старше тебя. Это годится для постановок в колледже, но не на Бродвее. Кроме того, она совершенно несимпатична. Послушай меня, ты незаурядная девушка, моя дорогая Джаффи. Ты выглядишь как современная леди, но твоя сила в характерных ролях. Нам надо найти правильное средство самовыражения. Дай мне немного времени, взмолился он. – Тони Мортон не единственный друг по прошлым годам. Я свяжусь…
Она прервала его, приложив палец к губам:
– Пожалуйста, Лесли. Хватит говорить, а то будет только хуже. Я должна попробовать. Просто должна и не могу упустить такой шанс.
* * *
– Как он воспринял это? – спросила Карен.
В это лето девушки мало виделись. Джаффи все время проводила на репетициях или в представлениях, а Карен работала в счетной палате в Вест-Энде и жила дома. Они договорились о ленче у Бригема, чтобы обменяться новостями. Но в основном новости были у Джаффи. Предложение роли на Бродвее, планы немедленно уйти из колледжа, споры с Лесли Уингом. Последний произошел всего лишь два часа назад, и Джаффи задумалась, с болью вспоминая об этом.
– Джаффи, это я, Карен. Ты помнишь меня? Теперь выкладывай, у тебя было с ним что-нибудь? Поэтому ты получила роль в его спектакле?
– Получение роли с этим не связано! – голос Джаффи звучал негодующе. Я почитала ему и получила приглашение на прошлой неделе. – По выражению лица Карен она сразу поняла, что проболталась. – Ну да, – Джаффи была даже рада, что попалась. Она наклонилась вперед и понизила голос:
– Прошлой ночью. В первый раз. Я имею в виду, по-настоящему.
– Ну и? – Карен затаила дыхание.
– Все было изумительно, – торжественно сообщила Джаффи. – Если честно, Карен, это лучше, чем ты можешь себе представить. Тони такой приятный и нежный.
Он заставил меня почувствовать… Не знаю даже, как это выразить словами.
– Ради Бога, постарайся.
– Я ощутила внутри… тепло. Затем как будто произошло одновременно множество маленьких взрывчиков, и от каждого стало еще горячее.
– А что скажешь о большом взрыве?
Джаффи покачала головой:
– Еще нет. Тони говорит, это придет. – Она захихикала. – А мне кажется, уже пришло.
– И пока ты ждешь, он приглашает тебя на Бродвей и делает знаменитой. Не знаю, под какой звездой ты родилась, Джаффи Кейн, но кажется, под счастливой.
– Надеюсь, мои родители согласятся.
Карие глаза Карен раскрылись еще шире.
– Ты хочешь сказать, что еще не сообщила им?
– Нет еще. Скажу сегодня вечером. Я обещала Тони.
Он хочет завтра уехать в Нью-Йорк.
– И увезти тебя с собой из дома туда, где садится солнце и где герой и героиня будут жить счастливо.
Иисус! Что же ты собираешься сказать Майеру и Рози?
Не о роли, конечно, это само собой разумеется, а о Тони.
– Как можно меньше, – сказала Джаффи.
Однако ни Майера, ни Рози не интересовали подробности.
– Хорошо, – подытожил отец Джаффи. – Значит, ты хочешь стать актрисой и получила приглашение на Бродвее. Полагаю, имеет смысл принять его и не дожидаться окончания колледжа.
– А я считаю, что не стоит делать этого, – вмешалась Рози. – Жизнь актрис очень нестабильна. Они никогда не знают, получат ли завтра работу. Если у Джаффи будет диплом об окончании колледжа, она по крайней мере будет иметь кое-что про запас.
Иметь что-нибудь про запас – это был девиз каждой матери в Америке.
– Что про запас? – взорвалась Джаффи. – О какой такой удивительной запасной карьере ты говоришь?
Плечи Рози опустились. Ее дочь предстала перед ней неодолимой силой, ураганом, сметающим все на своем пути.
– Думаю, это не единственная причина, по которой ты уходишь из колледжа, – сказала она нерешительно, бросив на Майера многозначительный взгляд, который он научился прекрасно понимать за двадцать три года супружества. Мне кажется, в твоих отношениях с Мортоном есть нечто большее, чем работа в театре.
Она колебалась всего лишь мгновение:
– Да, есть. Я люблю Тони.
– Как ты можешь любить его? – удивилась Рози. – Ты знакома с ним только месяц.
– Пять недель. Ты и папа поженились, зная друг друга немногим больше.
– Ты собираешься замуж за мистера Мортона? – спросил Майер.
Это был трудный вопрос. Джаффи прикусила губу и приподняла сзади тяжелую копну волос – жест, означавший сосредоточенное раздумье.
– Я не уверена, что хочу замуж.
– Слава Богу, – сказала Рози.
– Как знать, – поправил Майер. – Но если ты не собираешься замуж за него, что же ты будешь делать?
Просто жить с ним?
Джаффи подошла к отцу и опустилась на колени перед креслом, как утром перед Лесли. Тяжкое бремя – любить и быть любимой. Надо всегда что-то объяснять.
– Послушай, папа. Жизнь вообще стала не такой, как во времена твоей и маминой молодости, а мир театра еще более отличается от того, к чему привыкли люди в таких местечках, как Ньютон.
Майер коснулся щеки дочери. Она была такой прекрасной, такой необычной. Люди с подобной внешностью думают, что для них существуют особые правила вместо общих законов. Но они ошибаются. И когда начинают понимать это, бывает ужасно больно.
– Знаешь, что ты говоришь, дорогая? Бабкес. Это еврейское слово употребляется, когда хотят сказать – ничто, хотя оно означает нечто большее. Например, то, что ты говоришь. Пустяки. Вздор. Чушь.
– Бред собачий, – добавила Рози.
Отец и дочь повернулись к ней. Никто из них никогда не слышал, чтобы она употребляла такие выражения.
– Да, бред собачий, – повторила Рози. – Мир изменился. Театр от всего отличается. Все это настоящий бред. Добро есть добро, а зло есть зло. Это остается неизменным, Джаффи. Если ты живешь с этим мужчиной, и не замужем за ним и даже не собираешься выходить, он подумает, что ты просто шлюха. Что бы он ни говорил, подсознательно он будет думать именно так, как и любой другой на его месте.
Джаффи хотела было возразить, но в последнее мгновение избрала другое оружие:
– Я думаю, вы оба лучше других знаете, что не всегда просто отличить добро от зла. Иногда обстоятельства не позволяют сделать это.
На какое-то мгновение наступила тишина. Рози уже готова была заплакать, но она не могла позволить себе такую роскошь.
– Хорошо, если бы ты сказала, что хочешь выйти замуж за Мортона, а мы бы возражали, потому что он англичанин, живущий в мире, который никогда не устроит ни нас, ни тебя… тогда твои доводы можно было бы принять во внимание. Но ведь дело обстоит совсем не так, Джаффи? Речь идет не об этом. Мы против того, чтобы ты страдала всю жизнь, бросив колледж и уехав в Нью-Йорк с человеком, которого знаешь всего несколько недель, но тем не менее собираешься жить с ним.
– Зато я собираюсь иметь роль в спектакле на Бродвее, – добавила Джаффи. – Вы забыли эту самую важную деталь. – Она встала и направилась к двери. – Я иду к себе. Завтра мы с Тони уезжаем, и мне надо упаковаться.
Никто из Кейнов не мог заснуть в эту ночь. Рози плакала, не в силах больше сдерживаться. Майер обнял ее и ничего не говорил, пока она не успокоилась. Часы рядом с кроватью показывали уже четвертый час.
– Ты спишь? – прошептал он.
– Нет, конечно.
– Дорогая, я думаю, будет лучше, если… Не знаю, как сказать… Не благословлять Джаффи, но дать ей понять, что мы не бросаем ее и не отрекаемся.
– Как всегда. Может быть, это наша ошибка. Что бы она ни пожелала или ни сделала, мы идем у нее на поводу. Может быть, если бы мы были построже и более консервативны, она не металась бы туда-сюда всю свою жизнь.
Майер вздохнул:
– Она не отступится, ты знаешь. Может быть, она поступает глупо. И я, как и ты, уверен, что ей придется столкнуться с неприятностями, но в конце концов не может быть все время плохо. Если верить профессору Уингу, она действительно талантлива. Так что вполне вероятно, она может стать на Бродвее великой актрисой.
* * *
Отель «Челси» имел свою историю и некий низкопробный шарм, поэтому не было ничего удивительного в том, что номер Тони Мортона был просторным, но плохо обставленным. В гостиной стояли два кресла с порванной обивкой и диван, сидеть на котором было рискованно, потому что одна ножка давно сломалась.
На столах виднелись пятна от давних попоек.
– От этого места у меня по спине бегут мурашки, – сказал Джек Фаин. – И потом, мисс Кейн так очаровательна, а ты оставил ее в стороне.
В голову Тони пришла мысль, что весь разговор с Джеком превратился в сплошные ребусы.
– Как это оставил в стороне?
– Ей дали роль Ханны Глемп. Это сорокалетняя женщина, немка, любительница выпить. А теперь скажи: неужели наша юная леди похожа на старую нацистку?
– Ханна не нацистка. – Это были первые слова, которые Джаффи произнесла за всю беседу.
Фаин раздраженно покачал головой:
– В двадцать восьмом году на Бродвее было выпущено около двухсот постановок. В этом же году мы сможем увидеть не более семидесяти. Мы живем в жестоком мире, и моя задача сделать такое шоу, которое стало бы хитом, чтобы инвесторы не потеряли последнюю рубашку и я мог бы снова прийти к ним и получить деньги на новую постановку. Если я не добьюсь этого, через несколько лет на Бродвее ничего не останется. Я не хочу быть полнейшим сукиным сыном и стараюсь заглянуть в будущее нашей профессии.
Фаин остановил свой взгляд на Тони:
– Я разговаривал с Дэвидом. Он должен сделать пьесу более жизнерадостной. Кроме того, я хочу обойтись без Шейлы Райт и поставить вместо нее мисс Кейн.
В противном случае я выхожу из игры.
Ультиматум прозвучал, как гром среди ясного неба.
Джаффи сидела неподвижно. Она почти не дышала. Тони крутил в руках чашку с холодным безвкусным чаем, наблюдая, как вращается жидкость.
– Шейла Райт – актриса, чье искусство было высоко оценено в Англии, сказал он наконец, – и у нас с нею подписан контракт.
– Подписан в Лондоне. – Очевидно, Фаин все предусмотрел. – Мой адвокат утверждает: этот контракт не может быть защищен в американском суде. Во всяком случае, я готов предложить ей существенную компенсацию.
– Джаффи не годится для этой роли.
– Наоборот, она выглядит вполне подходящей.
Тони задумался.
– Нет, – сказал он наконец. – Нет. Ты выхолащиваешь мой спектакль, Фаин. Я не соглашусь.
Час спустя они так и не пришли к компромиссу, и Фаин ушел.
И тут Джаффи, молчавшая во время их дискуссии, взорвалась:
– Черт побери, что происходит, Тони? Почему ты так упорствуешь? Ни ты, ни я не виноваты в том, что Шейлу отстраняют. Я не просила ведущей роли, но если так случилось…
– Ты не сможешь. – Тони произнес эти слова холодным, невозмутимым тоном. – Ты еще не способна играть такие роли.
– Нет, способна, черт побери! – Джаффи бросилась к нему и начала молотить кулаками по его груди. – Способна! Способна!
Защищаясь, он схватил ее за запястья:
– Замолчи и не устраивай истерики. Здесь не сцена, Джаффи, и мы не играем. Нельзя игнорировать Шейлу, иначе я больше никогда не смогу работать в Лондоне.
Все знают, что мы с тобой спим. Отстранение Шейлы будет воспринято так, как будто я сделал это только для того, чтобы дать ведущую роль своей подружке. Такие интриги, может быть, допустимы в Нью-Йорке, но в Англии общество отвергнет меня за это на всю жизнь.
– Ах, вот в чем дело! – прошипела Джаффи сквозь стиснутые зубы. Наконец-то ты сказал правду. Тебя беспокоит только собственное будущее.
– И твое тоже. Ради Бога, выслушай меня!
Джаффи, подумав немного, кивнула, и он освободил ее руки.
– Джек Фаин деловой человек, и его интересует денежная сторона дела. Мы же с тобой, Джаффи, хотим добиться успеха в своем искусстве, шумного одобрения в прессе. Я хочу, чтобы каждый критик в Нью-Йорке понял, что ты не просто красивая женщина, но и чрезвычайно одаренная актриса. Могу ли я позволить тебе играть роль, для которой ты совсем не подходишь и профессионально не готова? Провал задержит твое продвижение лет на пять. Ведущие режиссеры, как здесь, так и в Англии, еще не представляют, каким талантом ты обладаешь. В случае неудачи тебя даже не станут прослушивать на роли, которые ты могла бы получить.
Джаффи по-прежнему дрожала, но теперь уже не от ярости. Тони был, конечно, прав, и она изнемогала от любви к нему.
– О, Тони, почему я такая глупая? – Она прижалась к нему, обняв за шею, и приподняла лицо, подставив губы для поцелуя. – Я люблю тебя, – прошептала она, когда он прильнул губами к ее губам.
Тони был нетребовательным любовником, нежным и ласковым, как она говорила Карен, впервые испытав его ласки. Он делал все так, как она ожидала и как это должно было быть в ее представлении. Расстегнув пуговицы на блузке и крючки на бюстгальтере, он начал ласкать ее груди, прижимаясь к ним носом и гладя ладонями.
Затем наконец расстегнул ее брюки и стянул их вместе с трусиками. Через пару минут они оба оказались голыми на шатающемся диване, и Тони вошел в нее.
Его толчки вызвали у нее необычайное наслаждение. По телу разлилось сладостное тепло, кожа покрылась испариной, она задыхалась. Когда все кончилось, Джаффи удовлетворенно вздохнула.
– Тебе хорошо? – спросил он, ласково целуя ее в лоб.
– Очень.
Тони приподнялся и посмотрел на дверь, под которую кто-то подсунул бледно-желтый конверт.
– Телеграмма. Должно быть, посыльный принес ее, когда мы… были заняты.
– Адресовано тебе.
Джаффи никогда раньше не получала телеграмм; она соскочила с дивана и подбежала к Тони. Телеграмма была от Рози. «СЕГОДНЯ ОСВОБОДИЛСЯ ПАТЧК ЧУВСТВУЕТ СЕБЯ ХОРОШО ТЧК ОЧЕНЬ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ ТЕБЯ ТЧК ПРИЕЗЖАЙ КАК ТОЛЬКО СМОЖЕШЬ ТЧК МАМА».
Тони тоже прочитал телеграмму через плечо Джаффи:
– Кто такой па, твой отец? Он был в больнице?
– Нет, мой дед, отец матери. Он находился в больнице. – Она не чувствовала угрызений совести. Рози сформулировала послание весьма двусмысленно. – Тони, давай поедем в Бостон в этот уик-энд. Ты можешь остановиться в доме моих родителей, там полно комнат.
– Я не могу уехать, дорогая, пока не договорюсь с Файном. Поезжай одна. В субботу и в воскресенье репетиций не будет. А в понедельник ты вернешься назад.
* * *
Дино Салиателли было шестьдесят два года, когда он досрочно освободился из тюрьмы при условии, что будет жить с дочерью и зятем и не посещать свои старые излюбленные места в Норт-Энде. Теперь он выглядел лет на десять старше своего возраста. Он отбыл в тюрьме девять лет и очень похудел; его кожа висела на костях, как сморщенный креп. Только темные глаза не изменились – они по-прежнему сверкали и, казалось, видели все насквозь. Когда Джаффи была маленькой, он говорил ей, что видит ее, даже если его нет рядом. И сейчас он сказал нечто подобное:
– Я все это время следил за тобой, красавица. Твоя мама рассказала мне, что ты собираешься стать актрисой на Бродвее. Хорошо ли с тобой обращаются эти Нью-Йоркские прохвосты?
– Да, дед. Они очень хорошо относятся ко мне. Мой спектакль состоится в следующем месяце. Мы думаем, он станет хитом.
Дино кивнул:
– Хорошо. Очень хорошо. Мне нравится, что ты стремишься к победе. Если тебе что-то понадобится, дай мне знать. Я найду способ, как помочь моей маленькой красавице.
Джаффи обняла его, с трудом проглотив застрявший в горле ком:
– Я должна сказать тебе кое-что, дед. Все эти годы была причина, по которой я не навещала тебя… Я хотела запомнить тебя таким, каким ты был раньше.
– Я понял это и говорил более или менее то же самое твоей матери. Она всегда приносила мне твои фотографии. Одна из них, где ты в длинном белом платье вдень окончания школы, нравится мне больше всех.
Ты так красива на ней и чиста, ну прямо как невеста.
Ты собираешься замуж, Джаффи?
– Пока нет. Я хочу сосредоточиться на своей карьере. – Она обняла деда и улыбнулась ему.
– Я думаю, ты сможешь через некоторое время отлучиться на пару дней и приехать вместе со всеми посмотреть на меня.
* * *
Было решено, что «Маленькое чудо» не следует возить из города в город, слишком дорого. Премьера спектакля была намечена в театре Мороско на Западной Сорок пятой улице двадцатого ноября. Десятки раз на неделе казалось, что она никогда не состоится. Джек Фаин отказался от ультиматума, но продолжал изводить Дэвида Хоупа и Тони Мортона своими требованиями.
Даже на генеральной репетиции девятнадцатого числа он, придя в театр, все продолжал качать головой и вносить бесконечные предложения, которые никто не хотел принимать.
– Мистер Мортон, – звал Фаин с заднего ряда, где он всегда сидел. Извините, что вмешиваюсь, мистер Мортон, но полагаю, вы должны знать: я не слышу отсюда вашу ведущую леди. Возможно, у нас, американцев, не такой утонченный слух, как у англичан. Не могла бы она почетче произносить слова?
Тони злился и приходил в бешенство от того, как усложнял его работу Джек Фаин, но эти припадки ярости видела только Джаффи.
– Все это ерунда, дорогой, – успокаивала она его. – Через несколько дней премьера, и тогда Джек Фаин скажет, как все прекрасно получилось и как он с самого начала знал, что так оно и будет.
Но вышло совсем по-другому. Двадцатого числа, в день премьеры, разразилась ужасная гроза, испортившая зрителям настроение перед спектаклем. У Джаффи было три сцены во втором акте и две в третьем. В первом акте она вообще не участвовала и потому стояла за кулисами, наблюдая и слушая.
В течение первых десяти минут казалось, что все идет хорошо. Однако через несколько минут Джаффи почувствовала, что зал не увлечен действием. Зрители не смеялись над шутками, не было их реакции в острые моменты.
Они пришли с чувством обреченности на традиционную встречу у Сарди, чтобы дождаться рецензий. Тони был сильно пьян, как, впрочем, и большинство присутствующих. Джек Фаин не соизволил явиться. Джаффи молча сидела за столом в глубине комнаты. Она рассчитывала на триумф в первом же спектакле, а вместо этого – поминки. Андреа Хоуп, жена драматурга, чья сестра была замужем за Джеком Файном, принесла газеты где-то около четырех часов утра.
«Вчера вечером в театре Мороско состоялась премьера спектакля Дэвида Хоупа „Маленькое чудо“, – писал Брукс Аткинсон в „Тайме“. – Но это вовсе не чудо.
Это милая, искусно написанная история, которая, однако, лишена основной идеи и коллизий, что обычно делает драму волнительной. – Затем шло краткое банальное изложение сюжета. – К вышесказанному, – говорилось далее в рецензии, – следует добавить, что это неплохая постановка. Мистер Хоуп настоящий профессионал, и в его спектакле есть много положительных моментов. Кроме того, вполне оправданно можно выделить замечательную британскую актрису Шейлу Райт.
Между прочим, небольшую роль Ханны Глемп сыграла начинающая актриса по имени Джаффи Кейн. Она очень хороша. В роли, более подходящей для нее, она может быть просто восхитительной. Мисс Кейн заслуживает внимания…»
Говард Барнс из «Геральд трибюн» писал почти то же самое.
– Ну, ничего смертельного, – сказал Дэвид Хоуп.
– Они отзываются не так уж плохо. Почему все такие мрачные?
– Потому что удержать Джека Фаина от того, чтобы не выдернуть из-под нас коврик, могли только абсолютно положительные отзывы. Если бы публика с восторгом приняла нас, а критики в один голос утверждали, что со времен «Антигоны» ничего лучше не было, он был бы счастлив, забыл, что ненавидит нас, и подсчитывал бы свои барыши. А теперь он заберет оставшиеся деньги и смоется.
Предположения Мортона оказались верными. Двадцать третьего числа в отель доставили письмо. Это было официальное уведомление Фаина, что дальнейшее финансирование спектаклей прекращается, поскольку отзывы на премьеру не позволяют «…благоразумному человеку продолжать терпеть убытки».
Тони вытянул руку и отпустил листок бумаги, который плавно опустился на пол, выделяясь белым пятном на фоне потертого ковра в невзрачном номере «Челси».
– Вот и все. Каждый забирает свои игрушки и уходит домой. А ты подумала, прекрасная Джаффи, что делать дальше?
Да, она уже решила.
– Я знаю, что делать. Тони. Я могу обеспечить новое финансирование.
Он уставился на нее:
– О чем ты говоришь?
– О финансировании спектакля. Мы получим деньги, необходимые, чтобы продержаться, пока публика сама не начнет расхваливать нас.
– Я взяла билет на поезд до Бостона и уезжаю сразу после вечернего представления. Вернусь завтра вечером до открытия занавеса. Ты можешь подождать?
Тони некоторое время пристально смотрел на нее, затем кивнул.
* * *
– Ты понимаешь, о чем просишь, красавица? – спросил Дино, сурово сверля глазами внучку. – Ты представляешь, как это будет выглядеть, если я профинансирую ваше дело?
– Думаю, что да. Послушай, дед. Я буду с тобой абсолютно честной. Когда я впервые узнала, какими делами занимались ты и покойный Бенни, я пришла в бешенство. Я ненавидела вас обоих за то, что вы так разочаровали меня. Мне казалось, что вы опозорили нас всех. – Она глубоко вздохнула. – Теперь я так не думаю.
Дино вовсе не был шокирован ее признанием. Он прожевал кусочек поджаренного хлеба, и только тогда заговорил:
– Так что же изменилось?
– У меня появилось большое желание добиться чего-нибудь, как в прошлые времена ты стремился избавиться от бедности.
– И не только это. Я хотел продолжать дело моего отца и деда. Дело нашей семьи. Ты понимаешь, о чем я говорю, Джаффи?
– Понимаю. Вот почему мой отец работал с тобой и в то же время повсюду кричал о спасении мира. Ведь это правда, не так ли?
– Да. Потому что он сын Бенни Кейна, так же как Роза – моя дочь.
– А я твоя внучка. Твоя и Бенни. Я хочу немного большего, чем быть просто заурядным человеком. Я хочу быть актрисой и почти добилась этого. Я на пороге осуществления своей мечты, и она у меня вот здесь. – Джаффи вытянула руку, продемонстрировав один из своих великолепных жестов, столь естественных для нее. – Но человек по имени Джек Фаин хочет все погубить.
Дино протянул свою костлявую руку и похлопал по черному телефону рядом с кроватью:
– Твой отец устроил мне это. Это не отводная, а личная линия. Знаешь, сколько связей ему пришлось пустить в ход, чтобы добиться второй линии в доме, тогда как у телефонной компании список заказов длиной, наверное, до самой Калифорнии?
Джаффи покачала головой. Дино захихикал:
– Много связей. Майер настоящий сын Бенни Кейна. Во всяком случае, я получил телефон и теперь могу общаться с миром одним лишь прикосновением руки. Я проверил этого парня Фаина, когда впервые услышал, что ты задействована в спектакле. Он совершенно пуст, и я не думаю, что мне удастся заставить его сделать то, что вы хотите.
– Я на это не рассчитывала. Но существуют деньги, которые надо так или иначе отмыть. Я знаю, дед. Я читала об этом в газетах и слышала от отца. Я скажу, куда можно вложить их.
