Текст книги "Любовь на Бродвее"
Автор книги: Беверли Марти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Позднее Джаффи говорила себе, что не могла отказаться. Не потому что Пол оживил ее надежду на приличную роль, а потому что она была его женой «в радости и в несчастье», хотя судья в ресторане Джозефа в Бэк-Бее не произносил этих слов. Джаффи была ему настоящей женой, как Рози Майеру. Она не могла стоять рядом и наблюдать, как гибнет Пол.
Поэтому в конце концов Джаффи согласилась поехать в Мексику и привезти посылки для Финки Аронсона.
* * *
Клиника доктора Хуана Сантьяго де Родригеса находилась в двухстах милях восточнее Мехико, на побережье залива, в крошечной деревушке Тичипол неподалеку от Веракруса. Комплекс зданий клиники был намного больше, чем сама деревушка. Среди тропических садов искусно разместились многочисленные отдельные домики. Джаффи выделили домик под номером тридцать четыре с маленькой гостиной, спальней и ванной. Он был точно таким, как остальные, и представлял собой низкое, окрашенное в белый цвет строение с красной черепичной крышей и голубыми наличниками, отдельной террасой и небольшим бассейном.
В последний день, перед самым отъездом Джаффи, девушка с косами и смеющимися глазами принесла ей подарок:
– Это сувенир, сеньора, на память о нас.
В первый приезд, в июле, это был цветочный горшок, и Джаффи подумала, что же будет во второй раз, в августе.
Она снова прибыла во владения доктора Сантьяго ранним утром во вторник. Стояла ужасная жара. Джаффи знала, что за пышными бугенвиллиями, гибискусами, пальмами и высокими стенами плещется ласковое море, но ветерок не проникал через эти искусственные тропические джунгли. В восемь часов служанка принесла ей нарезанные ломтиками плоды манго, зеленый чай и поджаренный кусочек трудножующегося маисового хлеба, посыпанного какими-то зернышками. Вскоре после девяти в домик пришел доктор. Он был очень тучным мужчиной с румяным лицом, толстой шеей и плечами, широкими, как железнодорожные шпалы.
– А, сеньора Дьюмонт, добро пожаловать. Как ваши нервы? – Его английский был превосходным, он рассказывал, что его мать была англичанкой и что он несколько лет учился в школе-интернате в Англии.
– Мои нервы восстанавливаются, доктор Сантьяго. – Джаффи взглянула на него и подумала то же самое, что и в прошлый месяц. Зачем он связался с гангстерами? Ради денег. Но его великолепный комплекс, этот рай для ультрабогатых изнеженных леди с мнимыми болезнями, наверняка обеспечил ему большое состояние. Сколько же ему нужно? – А как ваши нервы? – спросила его Джаффи. Усталость после длительного путешествия и сильная жара сделали ее безрассудной. – У вас крепкие нервы, доктор Сантьяго?
– Я научился контролировать свои нервы, – тихо сказал он. – Вы тоже научитесь делать это. Вода в бассейне, настой из трав укрепят вас.
Джаффи пристально посмотрела на доктора. Он не отвел глаз.
– Да, надеюсь. – Она перевела взгляд на цветы гибискуса и ждала, когда он уйдет.
Сантьяго направился к двери, затем обернулся:
– Сеньора Дьюмонт, я провожу здесь важную работу. Можно сказать, основополагающую работу. Исследования стоят чрезвычайно дорого.
– Не сомневаюсь.
Он пожал плечами и вышел. Джаффи поспешила за ним;
– Подождите минуту. Послушайте, если я захочу выйти отсюда, как мне это сделать?
– А куда вы хотите пойти? Вы пробудете здесь всего три дня, и мы сделаем все для вашего удобства.
– Не в этом дело. Я чувствую себя затворницей в этом крохотном домике. Мы ведь на побережье. Далеко отсюда океан? Есть здесь пляж?
Доктор покачал головой:
– Нет, это неосмотрительно и против правил. После десяти, если хотите, можете погулять по саду. Все остальные пациенты будут в своих домиках. – Он немного подумал. – Но вы должны рано ложиться спать, сеньора. Это часть моего предписания для лечения ваших нервов.
Густая растительность вокруг маленькой террасы обеспечивала полную уединенность. После того как Сантьяго ушел, Джаффи сняла одежду и голышом нырнула в бассейн. Вода была тепловатой, и ее было слишком мало для настоящего плавания. Она могла только плескаться или лежать на воде. Выйдя из бассейна, Джаффи повязала хлопчатобумажный саронг, вошла в домик, включила вентилятор, села и решила почитать журналы, которые привезла с собой.
После завтрака она поспала часок. Затем снова пошла в бассейн. Вскоре подошло обеденное время. Скука была невыносимой, еще хуже, чем в первый раз. Когда время подошло к десяти часам вечера, Джаффи распахнула дверь с чувством узника, услышавшего щелканье открываемого замка.
Стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых и наполненная густыми ароматами. На небе светила оранжевая луна. Она бродила по извилистым тропинкам и очень радовалась, что оказалась за пределами своего домика.
– Джаффи? Это ты?
Она застыла.
– Мэтт?
– Да.
– Как ты нашел меня? Зачем?
– Я и не искал. Я вышел из своего домика погулять по саду.
– И что ты здесь делаешь?
– Ш-ш-ш. Уже начался комендантский час, и мы не должны здесь находиться. Джаффи, ты больна? Почему ты мне не сказала?
Он задавал вопросы так мягко, что она поняла: он ждет от нее откровений об ужасной болезни.
– Я здорова. Просто… нуждаюсь в отдыхе.
Он изучал ее лицо, стараясь понять, не лжет ли она ему.
– Ты уверена?
– Конечно. Нервы, вот и все. У меня была депрессия, как ты знаешь. Кто-то сказал мне, что здесь самое подходящее место для восстановления нервной системы. Минеральные воды, настойки из трав и тому подобное.
– Да, я слышал, что Сантьяго занимается и этим.
– Вот почему я здесь. А ты?
Вместо ответа он повел ее дальше по дорожке.
– Я нахожусь здесь уже десять дней и обнаружил щель в ограждении.
– Десять дней. С тех пор, как ты закрыл офис и отправился в отпуск?
– Да, – сказал он, но больше ничего не стал объяснять.
Они достигли стены. Как и все прочие, она была построена из самана, покрытого белой штукатуркой, но за переплетениями лозы виднелась небольшая брешь, закрытая кованой железной калиткой.
– Она заперта? – спросила Джаффи.
– Была заперта. Я взломал ее несколько дней назад. – Мэтт слегка приподнял калитку, вытащил ее из петель и открыл. – Давай сюда.
Они вышли на пыльную дорожку, по бокам которой рос низкий хилый кустарник, выделявшийся на фоне скудной растительности.
– Джунгли только внутри, – заметил Мэтт. – Эта дорожка ведет к пляжу. Будь осторожной, кажется, здесь не так уж часто ходят. Слишком много камней и ям. – Он взял ее за руку и повел вперед.
Они не разговаривали, пока не дошли до пляжа. Здесь царила блаженная прохлада. Слышен был только плеск волн, набегавших на берег. Они подошли к краю дюн и сели на песок.
– Думаю, настало время объясниться, – сказал Мэтт.
– Да, мне тоже так кажется.
– Я здесь с моей женой. Я женат уже с 1941 года.
Этого практически никто не знает.
– Но почему ты сделал из этого такой большой секрет? Почему в течение шести лет не мог рассказать мне?
– Если уж рассказывать, то надо начинать с самого начала. Ты знаешь, где я вырос, Джаффи?
– Могу предположить. В Филадельфии, где-нибудь у Чесапикского залива, примерно в таком же месте, как это. Летние каникулы проводил на каком-нибудь озере, посещал Гротон или Чоэйт, затем Йельский или Принстонский университет. Но не Гарвард. Я из Бостона и хорошо отличаю тех, кто окончил Гарвардский университет. Ты учился в одном из старейших университетов Новой Англии, но уж точно не в Гарварде.
Мэтт тихо засмеялся:
– Значит, такую характеристику ты мне даешь?
– Да. Я составила ее, когда впервые пришла в твой офис.
– Ты ошиблась. Обвинитель терпит поражение, а обвиняемый выигрывает. Это всего лишь роль, Джаффи. Мне кажется, я сыграл ее достаточно хорошо. Я родился на Западной Сорок девятой улице, неподалеку от доков, которые больше известны как «Дьявольская кухня». Мой отец и моя мать не знали ничего, кроме бутылки. У меня есть брат, он гомосексуалист. Никто никогда не знал о нем и не узнает.
– Ты часто встречаешься со своим братом?
– Нет. Но когда это случается, мы ругаемся. Меня не волнуют его сексуальные пристрастия, но меня беспокоит образ его жизни. Это… жизнь на краю пропасти.
Не знаю, как еще ее назвать.
– Понимаю. А твоя мать?
– Она умерла. Смерть оказалась благодеянием для нее, меня и моего брата. Затем на сцене появляется главное действующее лицо, учитель средней школы в Колумбусе.
Некий мистер Дюрант. Он думал, что я такой же хулиган, сквернослов и безнравственный тип, как и остальные ребята в классе, но я оказался другим. Я кое-что соображал.
«Для тебя это большое счастье, маленькое дерьмо. Ты собираешься воспользоваться своими способностями или спустить их в унитаз?» Он отличался от других учителей, и я слушал его. Затем второй акт: на юридическом факультете Колумбийского университета.
Джаффи застыла на месте. Она не шевелилась и почти не дышала, пока он говорил. Во время наступившей паузы она не произнесла ни слова и лишь ждала, когда он продолжит.
Мэтт набрал горсть песка и пропускал его струйками сквозь пальцы. Луна уже поднялась высоко и потеряла оранжевую окраску, должно быть, было за полночь.
Он раскрыл ладонь и высыпал оставшийся песок, затем протянул руку и коснулся пальцами ее обнаженного бедра. Джаффи показалось, что ее кожу опалило огнем.
Вероятно, он почувствовал то же самое, так как отдернул руку, словно обжегся.
– Расскажи остальное, – попросила Джаффи. – Когда ты встретился со своей женой?
– В тридцать восьмом году, на первом курсе юридического факультета. Пэтси тоже была студенткой. Ни у кого из нас не было денег. Она тоже вышла из низов.
Я восхищался ею. Для женщины очень трудно выбраться из трущоб, особенно следуя тем путем, который она выбрала. Большинство девушек, мечтающих о лучшей жизни, стараются удачно выйти замуж, а Пэтси решила учиться.
Мы оба работали в ресторане неподалеку от университета. Я мыл посуду, а она обслуживала столики. Когда ресторан закрывался, мы готовили еду из остатков. Хозяин спокойно относился к этому. Мы сидели за рабочим столом на кухне, ели и разговаривали. Через несколько месяцев мы признались друг другу в любви, но она не хотела выходить замуж до получения ученой степени. В любом случае мы не могли позволить себе женитьбу.
Мэтт не пытался больше касаться Джаффи, он скрестил руки за головой, лег на спину и смотрел на звезды.
– Джаффи, я, наверное, надоел тебе со всеми этими разговорами? Я никогда никому не рассказывал о себе от начала до конца. Даже Сантьяго, когда сообщал ему об истории болезни.
Джаффи хотела спросить, о какой истории идет речь?
О чьей болезни? Но решила не забегать вперед. Ей хотелось знать все до мельчайших подробностей.
– Мне вовсе не надоело, Мэтт. Продолжай. Когда ты стал адвокатом?
– В конце сорокового года. Тогда же я получил работу в адмиралтействе на Уолл-стрит, в адвокатской фирме «Фоли и Мартин». Большая часть работы была связана с торговыми баржами на Ист-Ривер. Они постоянно выходили из строя, тонули или таранили друг друга и предъявляли иски. Это было весьма прибыльное дело для компании, но до чертиков надоело мне. Через год я начал сходить с ума. Пэтси была уже на последнем курсе Колумбийского университета, и мы копили деньги на свадьбу. Я жил в меблированной комнате неподалеку от места работы. Это было самое мрачное существование, которое можно себе представить. Дж. А. Мартин жалел меня и несколько раз приглашал к себе домой на обед. Он был очень добрым человеком, впрочем, и хорошим юристом.
Он также был большим любителем оперы и знал многих певцов. Однажды он передал мне контракт своей знакомой, подписанный с «Метрополитен-опера»: «Взгляни на это, Мэтт. Каково твое мнение?» Я просмотрел контракт и дал несколько советов. Леди попросила меня встретиться с администрацией театра и согласовать мою версию контракта. Они приняли мои замечания, и все кончилось благополучно.
Мэтт перевернулся на живот и оперся на локти, глядя на Джаффи при лунном свете. На мгновение глаза их встретились. Она не ожидала этого и отвернулась.
– Ну а дальше? Ты сказал, что женился в сорок первом.
– Да. В июне, на следующий день после того, как Пэтси окончила университет. Мартин сделал нам свадебный подарок в виде нового дома в Инглвуд-Клифс, в Нью-Джерси. Он посоветовал мне специализироваться в области контрактов и предложил сосредоточиться на театре. До этого я никогда не посещал театр.
– Когда я впервые пришла в твой офис, ты сказал, что с юных лет увлекался театром.
– Я солгал. Мое первое представление провалилось, продержавшись всего несколько недель в сорок первом году. Оно называлось «Папа самый дорогой» и шло в «Гилде» на Пятьдесят второй улице. Спектакль был ужасным, но Селеста Холм великолепна. Я попался на крючок. В то первое лето, когда я и Пэтси поженились, мы стояли в очереди за билетами каждый субботний вечер.
Она получила работу преподавателя в Нью-Джерси, но до сентября была свободна. По сути, у нас не было медового месяца, мы не могли позволить себе этого, но все длинное лето казалось нам чем-то подобным. Мы были молоды, только что поженились и любили друг друга. Ели спагетти в дешевых столовых, там, где кьянти разбавляют водой, ходили в театр и выдерживали все три акта. Будущее казалось нам прекрасным.
– А потом?
– Мы попали в железнодорожную аварию по дороге домой в Джерси после спектакля. У меня был перелом руки, а Пэтси не повезло. У нее оказались тяжелые травмы головы. С тех пор Пэтси не говорит. Внешне она выглядит вполне нормально, но не может говорить и ничего не соображает. Ни кто она, ни кто я, зима ли сейчас, или лето, в Нью-Джерси она или на луне. Доктора говорят, это связано с опухолью мозга, вызванной травмой во время катастрофы. Оперировать, к сожалению, нельзя.
Они советовали мне поместить ее в приют, но я отказался. Всю жизнь она страдала и пыталась выбраться из дерьма, и вот когда она наконец обрела свободу, судьба посмеялась над ней. Поэтому я держу ее дома и с ней круглые сутки находится еще кто-нибудь. Вскоре после того как это случилось, Мартин помог мне устроиться.
Затем началась война и призыв в армию. Я был освобожден из-за Пэтси и потому оказался, возможно, единственным адвокатом в городе. Я начал действовать, и вполне успешно. Однако все заработанные деньги до последнего цента уходили на содержание Пэтси. Мы по-прежнему живем в том же маленьком домике в Инглвуд-Клифсе.
Джаффи плакала, не вытирая слез.
– Почему ты оказался здесь, Мэтт? Зачем привез сюда Пэтси? – Она взяла Мэтта за руку.
– Сантьяго ведет большую научную работу и делает необыкновенные вещи. Он не из тех, которые затаив дыхание слушают, что говорит медицинская ассоциация, и боятся попробовать что-либо новое, пока методика не пройдет проверку в течение пятидесяти лет. Я знаю одного парня, который молится на эту клинику, где его жене вылечили рак. Сантьяго делает Пэтси инъекции какого-то нового препарата, который может растворить опухоль.
Джаффи вскочила на ноги и подбежала к кромке воды, задыхаясь от рыданий и слов, которые не могла выговорить. «Сантьяго – мошенник, он связан с синдикатом, он переправляет наркотики, и я знаю это, потому что являюсь его курьером». Но это была не единственная причина, по которой она не могла рассказать ему обо всем. Не потому, что ей пришлось бы признаться, не из-за Пола и не из-за того, что оба они стали зависеть от Финки Аронсона. Она не могла рассказать о Сантьяго, потому что не хотела лишать Мэтта надежды.
– Все в порядке? – Он подошел к ней и слегка коснулся руки. Это легкое прикосновение произвело эффект электрического разряда, точно так же, как когда он провел пальцами по ее бедру. На этот раз препятствия окончательно рухнули, и между ними пробежал ток.
Джаффи кивнула:
– Да, все нормально.
– Я не хотел расстраивать тебя. Джаффи… знаешь, сколько раз я хотел рассказать тебе обо всем?
– Почему же не сделал этого?
– Отчасти все по той же причине: не хотелось посвящать кого-то еще в свои личные дела. Не хотелось, чтобы меня жалели. Пэтси тоже была бы против. Кроме того, я понял, что не имею права делать это.
Он снова коснулся Джаффи, на этот раз приподняв двумя пальцами ее подбородок и подставив лицо лунному свету.
– Еще потому, что я люблю тебя, Джаффи Кейн. Я полюбил тебя с того самого момента, когда ты вошла в мой офис в своей маленькой черной шляпке с красным пером и сказала, что собираешься играть роль Далилы не потому, что красива, а потому, что ты чертовски хорошая актриса. Я заглянул в фиалковые глаза и понял, что люблю тебя и буду любить до самой смерти, но никогда не признаюсь в этом, потому что так же до самой смерти или до смерти Пэтси я буду верен своей жене.
– И ты знаешь, что чувствую я?
– Да. Ты любишь меня. Я давно знаю это, Джаффи.
Ты замечательная актриса, но не со мной, особенно в те моменты, когда ты теряешь бдительность. – Он прикоснулся ладонью к ее щеке. – Я не пойму, почему ты полюбила меня, когда могла бы выбрать любого мужчину Америки, но точно знаю: ты любишь меня.
Джаффи положила пальцы поверх его ладони.
– Я дала согласие Полу выйти за него замуж лишь после того, как узнала, что ты женат.
Мэтт убрал свою руку.
– Понимаю. Я знал, что он давно уговаривал тебя, Пол сам говорил мне об этом. Я удивился, почему ты в конце концов согласилась. – Он отвернулся, потому что не мог смотреть ей в глаза. – Джаффи, все в порядке, не так ли? Все будет хорошо, он ужасно любит тебя.
– Надеюсь, но сейчас не хочу думать об этом. – Она встала перед ним и подняла лицо. – Поцелуй меня, Мэтт.
Он поцеловал ее медленным нежным поцелуем, и они долго не могли оторваться друг от друга.
– Вот и все, – сказал он, когда они прервали поцелуй. – На этом все кончено, Джаффи. Я не могу оставить Пэтси. Никогда. Я не смог бы жить в согласии с самим собой, если бы сделал это. Мне никогда не хотелось заводить обычный роман с тобой, чтобы урывками встречаться в различных местах и прятаться от всех. Не хочу этого и сейчас. Я на десять лет старше тебя и по горло насмотрелся на такие вещи. Не могу допустить, чтобы ты скатилась до этого.
Они молча постояли несколько секунд, не касаясь друг друга, разделенные всего несколькими дюймами и пропастью, которую невозможно было преодолеть.
– Я хочу поплавать, – сказала Джаффи, задыхаясь от внезапно нахлынувшей жары. Она сбросила одежду и, оставив ее на песке, бросилась в море. Через несколько мгновений Мэтт оказался рядом с ней, и они плавали вместе, в едином такте взмахивая руками. Наконец Джаффи устала и перевернулась на спину, неподвижно держась на воде.
– Ты такая красивая, – прошептал Мэтт. – О Боже, Джаффи, ты так дьявольски хороша.
Он снова поцеловал ее. На этот раз не так осторожно, а с затаенной жаждой, которая так долго мучила их обоих. Джаффи прижалась к нему, обхватила ногами его туловище и раскрыла губы, чтобы как можно полнее ощутить его. Внезапно по воде всего в нескольких футах от них скользнул луч света.
Мэтт отпрянул назад:
– Что за черт?
– Не знаю.
Они внимательно посмотрели на горизонт.
– Это катер, – прошептал Мэтт. – Слева. Видишь?
– Да, во всяком случае, очертания. Кто это? Думаешь, рыбаки?
– Нет, не думаю. Рыбаки не ходят так тихо, без огней, и не проверяют берег прожектором.
– О, – тихо произнесла она. – Понимаю.
– Наркотики, оружие или деньги. Они движутся сюда. Не шуми, держись на воде и старайся не плескаться. Если они направят прожектор в нашу сторону, мы нырнем и будем надеяться, что они пройдут мимо, прежде чем у нас кончится дыхание.
– Сантьяго? – Джаффи произнесла это неуверенно и была благодарна темноте и воде, которые так сблизили ее с Мэттом.
– Нет причины так думать. Высадка на пустынном берегу рядом с клиникой, полной людей, может привлечь внимание.
Джаффи не ответила, так как на катере что-то происходило. Они спустили шлюпку, и два человека начали грести к берегу. Мужчины вытащили свое маленькое судно на берег, спрятали его в дюнах и отправились пешком. Если они и несли что-нибудь, то, вероятно, небольшой или хорошо спрятанный предмет, который трудно было заметить. «Больше, чем хлебница, – подумала Джаффи. – Нет, не больше цветочного горшка».
– Что делать с одеждой? Они на берегу.
– На другом конце. И они ничего не ищут. Нам лучше помолчать. Голоса хорошо разносятся по воде.
Прошло несколько минут. Наконец они увидели, что катер начал отходить. Он по-прежнему не зажигал огней, и на горизонте были видны только его очертания.
Он двигался очень тихо, с едва слышным глухим гудением, которое можно было различить только потому, что они прислушивались к нему.
– Они чем-то укутали двигатель, – сказал Мэтт.
– Куда они направляются?
– Бог знает. Они, вероятно, договорились с теми парнями в шлюпке о времени встречи и будут ждать их вдали от берега. – Катер скрылся из виду. Мэтт и Джаффи снова остались одни. – Вперед, – сказал он. – Надо поскорее убраться отсюда.
Они поплыли к берегу, отыскали свою одежду и поспешили по тропинке к калитке в стене из самана. Калитка находилась в том же положении, в каком они оставили ее. Не было никаких признаков того, что люди из шлюпки вошли сюда перед ними.
Мэтт сопровождал Джаффи, пока они шли по дорожкам в саду доктора Сантьяго в поисках ее домика.
Один раз они едва не наткнулись на охранника, но, к счастью, тот не заметил их. К тому времени когда Джаффи увидела номер тридцать четыре на своей двери, уже почти наступило утро. На востоке алела заря.
– Входи, – прошептала она.
– Нет, Джаффи, это нехорошо. Потом будет обоим неприятно. Кроме того, уже пора делать Пэтси укол.
Обычно это бывает до завтрака. Укол довольно болезненный, и я должен быть с нею. – Он наклонился и поцеловал Джаффи в лоб.
– Я буду здесь до вечера четверга. Мы могли бы пойти на пляж завтра ночью. – Она не чувствовала стыда, ей хотелось быть с ним, а все остальное не волновало.
– Нет, – повторил он. – Нет. Увидимся в Нью-Йорке на следующей неделе. Только по делу.
Она взяла его за руку, чтобы задержать его:
– Мэтт, я надеюсь, инъекции помогут Пэтси. Я действительно так думаю.
– Знаю. Спокойной ночи, милая принцесса.
– Милый принц, – повторила она, стараясь улыбнуться. – Не надо смущать меня, Мэтт. После всего, что было сказано.
– Не буду, Джаффи. Никогда.
* * *
Несколько лет спустя – после того как выпустили кишки Валачи, крестным отцом стал Марио Пазо, и вся страна узнала, что такое мафия и «Коза ностра». После того как прошло некоторое время со дня похорон Джаффи Кейн в Швейцарии, один из немногочисленных посетителей бара в Лас-Вегасе рассказывал приятелю об этой давно минувшей ночи.
– Понимаешь, – говорил он, – еще до того как было принято решение отобрать наркобизнес у латиноамериканцов, некоторым парням не терпелось. Тогда Финки Аронсон посылает эту актрису в Мексику и она привозит пару фунтов порошка с собой. Пару фунтов. Сначала в цветочном горшке, затем в подсвечниках, а последний раз – в одном из модных мексиканских зеркал. Знаешь, сколько денег они заработали на этой наркоте? Огромную сумму.
Думаешь, сейчас можно сделать такое? Я хочу сказать, что тогда таможенники и налоговая полиция были ужасными простаками. Ни собак, натасканных на наркотики, ни рентгеновских лучей, в общем, ничего. Одна только эта дамочка с несколькими паршивыми мексиканскими сувенирами принесла по меньшей мере миллион.
