Текст книги "Любовь на Бродвее"
Автор книги: Беверли Марти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
– Я купила его вчера. Случайно увидела на витрине.
Фрэнк взял журнал и некоторое время смотрел на очень красивое лицо.
– Какая роль имеется в виду? В новой пьесе?
– Нет. У нее с Полом родился ребенок, мальчик.
Страница тридцать два.
– Ты знаешь ее мужа?
– Конечно. Я же говорила, мы действительно были очень близки. Я была подружкой невесты на их свадьбе.
Листай дальше, посмотри фотографии.
Фрэнк нашел тридцать вторую страницу и начал рассматривать фотографии актрисы и ее мужа в потрясающем доме в Нью-Йорке. На каждом снимке крошечный младенец был на руках то матери, то отца.
– Какая красивая пара, не правда ли? – тихо сказал Фрэнк. – Наверное, ребенок тоже должен быть особенным.
– Конечно, он же родился у Джаффи и Пола. – Карен заплакала. – Мне так плохо. У Джаффи родился ребенок, а меня не было там. Я даже не знала о нем, пока не прочитала в этом журнале. Я почти как тетя этому мальчику и не знала, что он родился.
Фрэнк закрыл журнал и отложил в сторону.
– Так, значит, ты и она действительно были очень близки, да?
– Я же говорила. Она моя самая…
– Да, я уже слышал. Вытри глаза и высморкайся, Карен. Теперь сначала позвони матери, а потом можешь звонить своей знаменитой подруге.
Лия не разразилась слезами, как ожидала Карен.
– Мама, это я, – сказала дочь. Затем последовало длительное молчание.
И наконец послышалось:
– Карен? Это действительно ты, доченька?
– Я, мама. Как ты? – В ответ послышались всхлипывания. – Не плачь, мама. Это я. Я в Барстоу, в Калифорнии. Я долгое время болела, но теперь все в порядке.
Лия вновь обрела способность говорить. Она не впала в истерику, голос ее был тихим и мягким:
– Я никогда не теряла надежды, дорогая. Никогда.
Отца сейчас нет здесь, но когда он придет домой, не поверит мне. Он думает, что я обманывала себя все это время. Ты позвони еще раз и сама поговори с ним, иначе он не поверит.
– Я позвоню, конечно, позвоню. Как он? – Карен выслушала то, что сообщила ей мать о здоровье отца, затем спросила:
– Мама, ты разговаривала с Джаффи?
– Да, конечно. Мы общаемся по меньшей мере раз в неделю. У нее маленький мальчик, дорогая. Красивенький. Джаффи чувствует себя замечательно. Когда она услышит, что ты… Что все хорошо, будет очень счастлива. Джаффи и я, Карен. Только мы вдвоем никогда не теряли надежды.
Они поговорили еще немного, и Карен обещала снова позвонить через пару часов, когда отец будет дома. А также обещала позвонить Джаффи.
– Сразу же, как только мы закончим разговор, дорогая, – настаивала Лия. – Через пять минут я сама наберу ее номер и, если не будет занято, я умру от разочарования.
Она будет очень счастлива, – повторила Лия.
Закончив разговор, Карен посмотрела на Фрэнка, продолжая держать трубку в руке:
– Ты считаешь, что все хорошо?
Он улыбнулся радостной улыбкой;
– Конечно. Твоя мать счастлива, что ты жива. И все по-прежнему любят тебя.
– Да. – Теперь Карен тоже улыбнулась. – Даже Джаффи. Лия говорит, что Джаффи никогда не теряла надежды. Я должна сейчас же позвонить ей.
Она подняла телефон и набрала номер. Странно, но она помнила его. Многое из того, что произошло за последние два года, скрылось в тумане, но не прошлое, имевшее для нее важное значение. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы Джаффи была дома. Мне будет ужасно плохо, если я не смогу сию же минуту поговорить с ней. Джаффи оказалась дома. Она сама подошла к телефону.
– Привет. Это я, Карен.
– Карен? Карен! О Боже, Карен! – Потом громким голосом в сторону:
– Пол, иди скорее сюда! Это Карен.
Она жива! – Затем снова в трубку:
– Это ты? Это не галлюцинация? Это ты во плоти?
– Да, я. О Джаффи! Я люблю тебя, и я так счастлива!
– Где ты? Черт побери, Карен, откуда ты звонишь?
Где ты пропадала почти два года? Почему не сообщила мне?
Карен рассказала, где она находилась все это время.
– Я была больна, – добавила она. – Я не могла позвонить, в самом деле не могла. Я все объясню при встрече. Джаффи, ты не сердишься на меня?
– Сердиться? Да я готова была убить тебя. Но сейчас я не могу злиться. Я ужасно счастлива, что ты жива.
Слушай, у меня большой сюрприз для тебя. Одиннадцать фунтов и восемь унций на сегодняшнее утро.
– Знаю. Я прочитала в журнале «Макколз». Джейсон Дино Бенджамин Дьюмонт.
– Верно. Ему два месяца от роду, и он самый красивый, великолепный и удивительный ребенок, какой когда-либо рождался на белом свете. Пол хотел назвать его своим именем, Пол Дьюмонт II, но я воспротивилась. Еврейская половина во мне не могла согласиться с этим. Мы назвали его Джейсон. Это хорошее имя, и добавили Дино и Бенни, чтобы он знал свое происхождение. Для французских корней достаточно Дьюмонта.
Карен, когда ты приедешь? Ты можешь отправиться самолетом из Лос-Анджелеса и будешь здесь завтра утром.
Этот Барстоу далеко от Лос-Анджелеса?
– Нет, не очень. Но я пока не могу приехать.
– Что ты имеешь в виду? Почему нет? Два года достаточно большой срок, милая. Пора опускать занавес после слишком затянувшегося акта. Садись на самолет или, черт побери, если ты действительно не можешь приехать, я сама приеду к тебе. Правда, я должна захватить с собой Джейсона, поскольку кормлю его грудью, но это не помеха. Есть место, где мы могли бы остановиться в Барстоу?
– Нет, Джаффи. Пока не надо. Я имею в виду…
Подожди минуту. – Карен прижала трубку к груди и торопливо прошептала Фрэнку:
– Она хочет, чтобы я поехала прямо сейчас. Сегодня вечером. Или она сама приедет сюда. Я не могу, Фрэнк. Я еще не готова. Мне нужно еще немного времени, прежде чем я увижу ее… – Голос панически задрожал.
– Не волнуйся так, – мягко сказал он. – Дай мне поговорить с ней. – Он взял трубку у Карен. – Миссис Дьюмонт, говорит Фрэнк Карлуччи. Мы с вами не знакомы, но я друг Карен. Послушайте, она сказала вам, что была больна. Это действительно так, очень больна.
Теперь она выздоравливает, фактически уже здорова, но ей требуется еще немного времени, пока она полностью не восстановится.
– Мистер Карлуччи, вы врач? Психиатр? Вы хотите сказать, что у Карен был нервный срыв?
– Я не врач, но что-то вроде этого.
– Вы что-то недоговариваете, – сказала Джаффи. – Вероятно, сдерживаетесь, потому что рядом Карен?
– Верно.
– Хорошо. Я поняла. Но не могли бы вы позвонить мне, когда будет удобнее говорить? Карен Раис – моя самая давняя и ближайшая подруга, и я искренне беспокоюсь о ней. Пожалуйста, мистер Карлуччи. Звоните в любое время дня и ночи. Мой номер в нью-йоркском телефонном справочнике. Под именем Пол Дьюмонт.
Запомните?
– Да, – сказал Фрэнк. – Запомню.
* * *
– Чего я не могу понять, – сказал Мэтт, – так это роли этого парня Карлуччи. Он сказал, что не врач, так какие у него отношения с Карен?
Джаффи поправила одеяльце, прикрыв обнажившуюся ножку Джейсона. Она не стала надевать пинетки, так как они постоянно сползали, а в Центральном парке дул довольно холодный ветер в это раннее июньское утро. Ребенок спал.
– Не могу точно сказать. Мы долго разговаривали с ним, когда он позвонил. Он представился другом Карен, который пытался помочь ей в самый критический момент. Но он не любовник, это точно. Когда я спросила Карен, она сказала то же самое. Фрэнк – ее друг.
В нескольких ярдах от них остановился продавец с тележкой, торгующий едой.
– Хочешь еще хот-дог? – спросил Мэтт. Когда Джаффи покачала головой, он собрал со скамейки остатки ленча и опустил в мусорный ящик. Затем вернулся и начал возиться с трубкой – на ветру ее трудно было раскурить. Через некоторое время ему это удалось, и он расслабился, подставив лицо солнцу и вытянув длинные ноги перед собой. – Чудесно. Ты, я и Джейсон должны почаще обедать вместе.
– Пока он ходит только в Центральный парк. Не может терпеть «Сарди» и наотрез отказывается от ресторана в «Клубе 21».
– Ничего не поделаешь, джентльмен диктует условия, и мы должны соглашаться с ними. У него довольно твердый характер, и он все делает по-своему. – Мэтт заглянул в импортную английскую детскую коляску. – Сегодня он не очень разговорчив, не правда ли?
Джаффи посмотрела на часы:
– Через полчаса начнет реветь. Скоро пора кормить его. Интересно, одобрит ли он привкус хот-дога, возможно, мне следовало воздержаться от этого удовольствия?
Мэтт мечтательно улыбнулся:
– Ты похожа на мадонну. Знаешь, я не ожидал этого.
Думал, через день или два ты наймешь кормилицу. Будешь тискать и целовать младенца только в течение нескольких минут по утрам и вечерам, а всю остальную кропотливую работу предоставишь кому-нибудь другому.
– Это верно, я тоже так думала. По крайней мере до того как забеременела. Я пыталась представить, на что все это будет похоже. Однако сознание того, что должен появиться ребенок, полностью поглощает тебя. Мэтт, это самое сильное чувство на свете. Материнство меняет взгляды абсолютно на все. Ты видишь мир в другом цвете, через другую призму, под другим углом.
– Верю, – тихо сказал он.
Мэтт отвернулся от нее, и его боль поразила Джаффи с новой силой. Должно быть, он тоже хотел иметь детей много лет назад, когда женился на Пэтси и рассчитывал на нормальную жизнь. Ему сейчас тридцать восемь, еще не поздно. Если, конечно, он найдет кого-нибудь и женится. Она почувствовала на глазах слезы.
Когда Мэтт снова повернулся к ней, его глаза тоже были немного влажными.
– Так что же будет с Карен? – спросил он. Это была более подходящая тема, чем разговор о детях. – Она действительно полностью освободилась от страсти к игре?
– Она так считает. Я тоже так думаю. Это была реакция на пережитую боль. Теперь она больше не страдает. Она поняла суть своих отношений с Бернардом, и теперь это ее не беспокоит. Я разговаривала с ней вчера.
Карен не ответила определенно, но я чувствую: она уже почти готова вернуться домой.
– Это будет хорошо для тебя.
– Да, я очень соскучилась по ней. Мы столько лет были вместе и пережили такое, о чем никто в мире не знает и никогда не поймет.
– Мне кажется, женщины обладают гораздо большим талантом дружить, чем мужчины. Кстати, о таланте, мне приходится раза три или четыре в день отвечать на звонки продюсеров и режиссеров, которые хотели бы знать, не заинтересуется ли Джаффи Кейн тем или иным сценарием.
Джаффи покачала головой:
– Нет пока еще. По крайней мере месяцев шесть. Я не хочу оставлять Джейсона, Мэтт. Ребенок становится независимым сразу, как только ты покидаешь родильную комнату, но на какой-то период я все еще являюсь для него самым важным существом на свете. Я хочу насладиться этим моментом.
– Хорошо. – Мэтт встал и выбил пепел из трубки о спинку скамьи. – А теперь я должен вернуться к работе.
Я бы предложил тебе такси, но не знаю, как быть с этой штукой. – Он указал на детскую коляску.
– Она не поместится. Мы пойдем домой пешком, здесь всего шесть кварталов. Когда я покупала пентхаус, то не могла оценить, что Шестьдесят девятая улица подходит прямо к Центральному парку.
Джейсон начал плакать в тот момент, когда Джаффи переходила Лексингтон-авеню. Последние три квартала она мчалась рысью, думая, что, наверное, все смотрят на нее и удивляются, почему эта ужасная женщина ничего не делает, чтобы успокоить плачущего младенца.
– Джейсон, милый, – говорила она ему, когда они входили в лифт пентхауса, – мир не готов принять тебя.
Он не готов вообще принимать младенцев. Большинство людей считает, что ты явился без приглашения. Это глупость, поскольку дети необходимы для выживания нации.
Ему была безразлична ее философия, его интересовал только набухший сосок, который Джаффи предоставила ему, когда они наконец сели в кресло-качалку в прелестной детской комнате, которую Билли Болдвин создал из ее бывшего будуара. Джаффи держала ребенка, он сосал, и они тихонько покачивались, испытывая необычайное блаженство. «Только я и мой малыш, думала она. – Ничто и никто не имеет большего значения в это мгновение. В том числе и муж, отец ребенка».
Эта мысль испугала ее и внесла диссонанс в приятную гармонию. Как будто почувствовав это, Джейсон выпустил грудь и пронзительно закричал.
* * *
Когда в среду третьего июня Карен вышла из булочной, ее поджидал Фрэнк.
– Привет, – сказала она, беря его за обе руки. – Что ты здесь делаешь? Я думала, на этой неделе у тебя выходной в пятницу.
– Больше не будет выходных, – сказал он, ведя ее туда, где стоял его «шевроле». – По крайней мере в «Пустынном дворе». Я уволился. Пора снова зарабатывать хлеб мозгами, а не пальцами.
Они подъехали к бару «Кэиз Кантри Китчен» на дороге между Барстоу и военно-воздушной базой Джорджии, которая располагалась в нескольких милях южнее города. Пока они ели жареного цыпленка с подливкой и картофельным пюре, Фрэнк посвятил Карен в свои планы:
– Я рассчитываю провести пару месяцев в Лос-Анджелесе, устроюсь и распакую все свои книги и бумаги.
Уезжая в Лас-Вегас, я все сдал на хранение. Теперь надо забрать.
Все это немного расстраивало Карен. Она была еще очень слаба и боялась перемен.
– Я увижу тебя, пока ты будешь заниматься всем этим?
– Конечно, по крайней мере раз в неделю, как всегда. Из Барстоу в Лос-Анджелес ходит автобус. Всего два часа, я проверял. Ты можешь иногда приезжать ко мне для разнообразия. Ты должна немного больше познакомиться с Калифорнией, это довольно большой штат.
Карен почувствовала себя лучше, особенно после того, как он сказал, что проверял расписание автобуса.
«Потому что все еще хочется верить, что он не потерял интереса ко мне, – подумала она. – И в этом нет ничего необычного, когда человек выздоравливает. Я уже могу объективно оценивать события, на основе своих знаний и чувств – несомненно, положительный признак». Она улыбнулась.
– Чему ты радуешься?
Карен объяснила.
– Я тоже рад за тебя, – сказал он. – И мне нравится, как ты уплетаешь это печенье. Возьми еще. Попробуй с медом, очень вкусно.
Карен приподняла голову и посмотрела на него:
– Я сейчас переверну на вас стол, мистер Карлуччи.
Прекрати думать, что пища – единственный показатель состояния моего психического здоровья, только потому что патология твоей матери привела ее к смерти от недоедания. Для того, о ком ты заботишься, главным может быть не еда. Ведь если зациклиться на еде, возникнут уже другие проблемы. Так что не буду благодарить, я больше не хочу печенья. И не потому что больна, а потому что уже съела три штуки и этого достаточно.
Он молчал некоторое время, обгладывая цыплячью ногу, затем разразился хохотом:
– Благодарю вас, доктор Райс. Конечно, ты права.
Чего ты хочешь на десерт?
– Ванильное мороженое, естественно, с шоколадом.
Я никогда не говорила, что хочу быть полностью психически здоровой, это скучно.
Принесли кофе.
– Карен, я считаю, что ты здорова, совсем. А что ты думаешь?
– Достаточно близка к полному выздоровлению, – тихо сказала она. – Я не могу вспомнить, когда последний раздумала об игральном автомате. Пару дней назад я уронила полный поднос с булками, и хозяин накричал на меня, однако у меня не возникло желания убежать и приняться за игру, чтобы снять стресс. Я, конечно, расстроилась из-за своей неловкости и была недовольна тем, что хозяин сделал из мухи слона, но не чувствовала, что могу взорваться, если не начну играть.
Она сделала глоток кофе и посмотрела на него поверх чашки:
– Ты собираешься продолжить книгу о навязчивом желании играть? Если так, я могу предоставить тебе информацию. Ты испытываешь необычайное напряжение, дискомфорт и настолько сильное желание избавиться от него, что готов умереть, если не удастся выпустить пар. Конечно, все зависит от того, как человек реагирует на такое состояние. Это и отличает маньяка от других людей.
– Ты права, и я включу это в книгу, однако не думаю, что она появится в ближайшее время. Все так неопределенно. Надо возобновить контракты с издателями, выбрать пару статей для журналов и газет, которые можно довольно быстро подготовить и опубликовать, чтобы показать свои возможности. – Он попросил счет. – А сейчас я должен подготовиться к дороге, а тебе утром на работу.
В машине он продолжил:
– Карен, когда почувствуешь себя совсем хорошо, не хочешь ли ты подыскать более подходящую работу?
Разве это не цель твоего выздоровления?
– Да, И я сделаю это, Фрэнк. Я чувствую, что могу.
Но дело в том, что в Барстоу нет работы, которая существенно отличалась бы от моей нынешней. Может быть, вернуться на восток. Рано или поздно я должна сделать это. Я хочу повидать свою семью, Джаффи и ее малыша.
И в Бостоне остались незаконченные дела. Надо завершить их, если я намереваюсь возобновить свою карьеру.
Все это по-прежнему угнетает меня, но не в такой степени, как раньше.
– Ты не уедешь в Бостон, не известив меня, не так ли? – спросил Фрэнк.
– Конечно, не уеду. Что за глупая мысль! – Она вытянулась и поцеловала его в щеку. – Удачи тебе в Лос-Анджелесе.
– Я позвоню тебе, как только установлю телефон.
Через несколько дней или через неделю, не более.
Позднее Карен задумалась над его вопросом о Бостоне. Странное замечание, как будто он был привязан к ней. «Его потребность загладить свою вину в том, что он не мог спасти свою мать, когда ему было тринадцать лет, совпала с моей потребностью избавиться от болезни. В этом вся суть, размышляла она. – Обоюдные потребности совпали. В случае со мной и Фрэнком мне чертовски повезло. Хотя, может быть, и для него это не так уж плохо».
Он позвонил ей в конце недели перед Днем независимости.
– Получил квартиру и телефон, – сказал Фрэнк. – Мои вещи доставлены из хранилища. Жизнь налаживается. А как ты?
– Хорошо.
– Карен, я подумал, ведь Четвертого июля твоя годовщина.
– Да, два года, как я потеряла рассудок.
– Это беспокоит тебя?
– Немного, но не настолько, чтобы я не могла справиться с этим.
– Давай справляться вместе, – предложил он. – Садись в автобус, приезжай и проведем пару дней здесь.
Ты можешь взять выходные?
– У меня есть свободное время. Булочная закрывается два раза в год. На Рождество и Четвертого июля. И получилось так, что пятого у меня также выходной день.
– Великолепно! Так ты приедешь?
Она задумалась лишь на мгновение.
– Да, конечно. Мне очень хочется.
Фрэнк встретил ее на автобусной станции около полуночи третьего числа. Его квартира состояла из трех комнат в новом здании на бульваре Уилшир.
– Чудесно, – сказала Карен. – Производит впечатление. Я, кажется, не спрашивала тебя, что ты сделал со своим домиком.
– Он выставлен на продажу. Этим занимается агент по продаже имущества. Это не к спеху, у меня нет проблем с деньгами. – Фрэнк пронес ее небольшой чемодан через дверь, вероятно, ведущую в спальню. – Ты можешь спать здесь. Я использую третью комнату под кабинет, и там есть раздвижной диван, так что все в порядке.
«Нам обоим будет хорошо, – подумала Карен. – Это еще одна немного странная вещь. Мы мужчина и женщина приблизительно одного возраста, никто из нас не выглядит отталкивающе, по крайней мере теперь я не могу сказать такого про себя, а ты никогда не был таким, но в наших отношениях совсем нет секса. Даже намека». Она совершенно не могла понять, почему. Затем, уже засыпая, Карен подумала о Фрэнке и танцовщицах в Лас-Вегасе. Он должен где-то иметь сексуальную отдушину, без всякого сомнения. Для мужчины в Лас-Вегасе было достаточно возможностей. Эта мысль заставила Карен почувствовать некоторую ревность, но она постаралась заглушить ее.
Они провели великолепный уик-энд. Он возил ее повсюду, показывая все достопримечательности, включая Голливуд и киностудии.
– Твоя подруга актриса не снималась в кино?
– Джаффи? Нет, она говорит, что никогда не будет сниматься. Ей нужна живая аудитория.
– Почему? Мне кажется, актерское ремесло везде одинаково.
– Но не для Джаффи. Она, естественно, владеет мастерством, но не оно является неистощимым источником ее очарования. Она должна чувствовать любовь публики и в ответ дарит свою любовь. Она поняла это с самого начала, еще в колледже. Я помню, как она говорила мне об этом. По-видимому, с тех пор ничего не изменилось. Джаффи по-прежнему полна любви и готова дарить ее людям.
– А как насчет ее мужа? Они любят друг друга?
– Полагаю, что да. У меня не было причин думать по-другому. О чем ты говоришь, Фрэнк?
– Поедем назад ко мне, я хочу показать тебе кое-что.
В квартире он вытащил полдюжины толстых папок:
– Я работал над этим почти пять лет. Вот почему я был так поражен, когда ты упомянула, что знакома с Джаффи Кейн.
Карен посмотрела на него, но ничего не сказала. Она открыла первую папку, которую он протянул ей. Она содержала дюжину вырезок, касающихся Джаффи, главным образом о ее связях с различными подонками. Все заметки были на эту тему, включая резкую статью в журнале «Конфиденшиал».
– Я видела большую часть этого мусора раньше, – холодно сказала Карен. – К чему тебе это? Зачем показываешь мне?
– Однажды я собирался написать о ней. О том, как гангстеры распространяют свое влияние повсюду, даже в театре. Я полагал, что она тоже дрянь, но судя по тому, что ты говоришь, она не такая. Значит, все это клевета?
Карен пожала плечами:
– И да, и нет. Оба ее деда были такими, как ты говоришь, это правда. Говорят, и Майер Кейн, адвокат, тоже был замешан. Но при этом он милейший, добрейший и самый отзывчивый человек, какого только можно представить себе. Поэтому, как говорится: «Что есть правда?..»
Фрэнк посмотрел на нее долгим взглядом:
– Что же на самом деле? Карен, ты не ошибаешься в ней? Я имею в виду, даже Эйхман любил собак и детей.
– Джаффи замечательная личность и прекрасная подруга! – Карен так разозлилась, что слова ее звучали гораздо резче, чем она того хотела. Как будто она старалась убедить себя, а не его. – Да, она хороший человек, добавила Карен более мягко. – В самом деле, Фрэнк. Все, что ты знаешь о ней, связано со случайными обстоятельствами. Подожди, пока не встретишься с ней, тогда сам увидишь.
Он улыбнулся и начал укладывать вырезки назад в папку:
– Да, мне хотелось бы встретиться с ней. Как ты думаешь, когда это может произойти? Я имею в виду, когда ты будешь готова вернуться назад?
– Скоро, – сказала Карен. – Еще не сейчас, но скоро.
* * *
Дьюмонты провели праздничный уик-энд на берегу Лонг-Айленда в чудесном домике, принадлежавшем какому-то знакомому Пола. Он вернулся домой почти в середине июня и рассказал Джаффи, что это потрясающее место в Саутгемптоне будет пустовать Четвертого июля и им предложили воспользоваться этим.
– Полный пансион и прочее. Нам надо только привезти ребенка с его вещами и свою одежду.
– А кто владелец? – спросила Джаффи, не глядя ему в глаза.
– Человек, которого я знаю, деловой компаньон.
Не делай такого выражения лица. Он законопослушный гражданин, клянусь, Джаффи. Поехали, дорогая, не будь такой упрямой. Тебе полезно побывать за городом. Я собирался найти какое-нибудь прибежище, но частный дом с полным пансионом в Саутгемптоне, что может быть лучше для тебя и для Джейсона?
Джаффи находилась на кухне, готовя суфле. Она положила нож, который держала в руке, и уперлась в край стола:
– Послушай, Пол. Если ты сделаешь, что-нибудь такое, отчего возникнет хотя бы малейшая опасность для Джейсона, клянусь, я убью тебя.
– Ты полагаешь, я способен на это?
«Ты уже однажды совершил нечто подобное», – хотела сказать она, но промолчала. Это было не совсем справедливо. Тогда он не знал, что она носит Джейсона.
Он подвергал риску только ее.
– Надеюсь, что нет. Хочется верить в это.
– Можешь быть уверена. – В его голосе не было злости, только просьба. Пол обладал способностью сбивать с толку и незаметно переходить в наступление. – Кто из нас так отчаянно хотел ребенка, Джаффи? Кто умолял тебя завести его? Он не только твой, но и мой сын. Я люблю его так же, как и ты.
Джаффи, застывшая от напряжения, немного расслабилась:
– Я знаю, извини, это просто…
– Понимаю, – сказал он, – не надо объяснять. – Он положил руку ей на плечо, погладил пальцем затылок. – Расслабься. Ты вся комок нервов. Вот почему я хочу, чтобы ты поехала за город на несколько дней. Я скажу, что мы согласны, хорошо?
– Хорошо.
– Чудесно. Все будет, как в прежние времена, дорогая, вот увидишь.
Он, очевидно, хотел напомнить, как они занимались любовью. Уже много месяцев между ними ничего не было. Сразу после Браунсвилла она не позволяла ему спать с ней. Потом постепенно успокоилась и решила простить мужа, но в это время акушерка посоветовала воздержание в последние шесть недель беременности и первые шесть недель после рождения ребенка. Сроки давно прошли, Джейсону было уже четыре месяца, а Пол по-прежнему спал в своем кабинете, так как она не хотела пускать его в спальню.
– Как в старые времена, – повторил Пол, подходя к телефону, чтобы позвонить человеку, который предложил им дом.
Когда они прибыли в Саутгемптон, Джаффи подумала, что, наверное, Пол был прав. Место было великолепным. Дворец на берегу моря и персонал, о котором нельзя было и мечтать. Слуг было бесчисленное множество, и они предупреждали все желания еще до того, как их высказывали. Тот, кто владел этим дворцом, наверняка имел огромные деньги. Только сказочное богатство позволяло иметь такую роскошь.
Они спали в огромной спальне с застекленными створчатыми дверями и балконом, выходящим к океану. Детская кроватка Джейсона была установлена в комнате для одевания. Он находился достаточно близко, чтобы Джаффи могла ухаживать за ним, и в то же время достаточно далеко, чтобы они могли побыть наедине.
Когда они легли спать в первую ночь, каждый оставался на своей половине кровати, застыв от напряжения, как будто они были незнакомы и впервые встретились. Затем проснулся Джейсон, требуя обычного питания в два часа ночи, и Джаффи покормила его в постели с рядом лежащим Полом, который сначала погладил крошечные ручонки малыша, а затем ее руки.
Впервые, касаясь Джейсона, он проникся тем пылким чувством, которое питала к малышу Джаффи. По крайней мере так она подумала позже.
Джаффи не испытывала желания к Полу уже очень давно, дольше, чем признавалась себе. Еще до Браунсвилла, возможно, после Лондона и Мэтта. Но в эту ночь, когда он коснулся ее после того, как она положила Джейсона в кроватку и тот крепко уснул, она не оттолкнула его. Сначала Джаффи просто уступила ему, а потом ее вновь охватило необычайное ощущение, и она проявила активность.
Пол, как всегда, был хорош. Он занимался с ней любовью три часа. Когда он зарылся головой между ее ног, она испытала первый бурный оргазм, второй раз, когда он терся своим твердым пенисом о ее ягодицы, одновременно глубоко погрузив в нее свои пальцы. И третий раз, когда он наконец вошел в нее и начал двигаться, а она подчинилась однажды усвоенному и незабываемому ритму.
Они уснули на рассвете, когда сквозь балконные двери уже алела заря. Прежде чем погрузиться в сон, Джаффи подумала, что спать ей придется недолго, так как Джейсон привык требовать внимания к себе в половине седьмого.
Джаффи проснулась от ощущения того, что опоздала с кормлением. Она открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Ветер сквозь открытые балконные двери развевал шторы. Они не задвинули тяжелые драпировки, и она увидела солнце, отражающееся в воде. Да, конечно, это Саутгемптон. Рядом с ней спал Пол, дыхание его было глубоким и ритмичным. Она прислушалась к Джейсону, но из его комнаты не доносилось ни звука.
Должно быть, на него так подействовал морской воздух.
Джаффи взглянула на часы рядом с кроватью. Невероятно, без четверти восемь.
Она осторожно встала, чтобы не разбудить Пола, и накинула халат, который сложила на скамеечке в ногах кровати. Затем неслышными шагами направилась в комнату для одевания. Они оставили дверь открытой, и она увидела детскую кроватку еще до того, как вошла туда.
Маленькая попка Джейсона торчала под желто-белым вязаным одеялом, которым она накрыла его, когда укладывала ночью.
– Доброе утро, милый, – прошептала она. – Надо чаще вывозить тебя на побережье. Ты позволил мамочке проспать на час дольше.
Она не решалась, то ли будить его, то ли дать еще поспать. Что говорил доктор Спок? Что говорил ее педиатр? Она не могла вспомнить. Но запомнила, что оба советовали следовать своему материнскому инстинкту.
Джаффи протянула руку и коснулась его затылка.
Джейсон был холодным. Но в комнате не было холодно. Почему же он холодный? Она сунула руку под одеяло. Его подгузник был влажным, но тоже холодным. Ее пальцы нащупали его пухлое бедрышко. Тоже холодное.
К ее горлу подступил ком. Она вытащила ребенка из кроватки вместе с одеялом и прижала к груди, стараясь согреть своим теплом. Его головка упала ей на грудь, он не открывал глаза.
– Джейсон, проснись, милый, это твоя мамочка. – Она все еще говорила шепотом и действовала так, как будто все было нормально, и она не хотела будить Пола. – Пора просыпаться, – тихо мурлыкала она ребенку. – Пора завтракать, Джейсон.
Джаффи подождала еще минуту. Она стояла, держа младенца и не произнося ни звука, лишь только качая его, как обычно, когда нянчила. Внезапно в открытое окно влетела чайка, задев крыльями шторы, и Джаффи вернулась к реальности. Раздался ее пронзительный крик:
– Джейсон! Джейсон! Джейсон! Он мертв. Мой ребенок умер!
Она еще очень долго продолжала кричать.
