Текст книги "Любовь на Бродвее"
Автор книги: Беверли Марти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
– Мы сотворили чудо, – сказал Джек, когда они прочитали каждую рецензию по меньшей мере раза три. – Потрясающее чудо, и ты, моя дорогая Джаффи, самое большое чудо из всех чудес.
– Но без тебя, Джек, ничего бы не было.
– Я хочу сказать, что ты не только великая актриса, это мне было давно известно, но и великая личность. Я долго вел себя как порядочная дрянь, и от тебя потребовалось настоящее мужество, чтобы заставить меня прочитать эту пьесу. Я никогда не забуду того, что ты сделала.
В конце концов, ты подарила мне, может быть, самый чудесный вечер в моей жизни.
Это был один из самых замечательных моментов. Еще один наступил около пяти утра, когда все уже дошли до изнеможения и были готовы покинуть ресторан «Сарди». К столику, где сидела Джаффи, подошел Мэтт с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Он протянул ей один из них и наполнил искрящимся вином.
– Предлагаю тост за первую леди Бродвея, – сказал он. Затем очень тихо, так что могла слышать только она, добавил:
– Мой тост из одного слова: «Привет».
Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись, потому что за этим словом скрывались счастливые воспоминания.
Когда Джаффи и Пол пришли домой, она обнаружила на своей подушке еще один серебристый пакетик.
В нем были изумрудные серьги.
– Мы вернулись к тому, что было, – сказал Пол, когда она надела их. Теперь можно двигаться дальше.
Пьеса «Когда наступает утро» завоевала в 1956 году приз Общества нью-йоркских критиков драматических постановок как лучшая пьеса сезона. Спектакль был отмечен также четырьмя призами «Тони»: лучшая пьеса, лучший драматический режиссер, лучшее сценическое оформление и лучшая драматическая актриса. Для Джаффи это был третий и последний приз «Тони».
На этот раз она присутствовала на церемонии награждения в зале отеля «Плаза», как обещала Джеку еще тогда, когда постановка спектакля казалась несбыточной мечтой. Динамики донесли весть об этом событии до широкой публики: На этот раз в зале были установлены и телевизионные камеры. В этому году впервые церемония награждения «Тони» транслировалась по пятому каналу.
Сотни тысяч людей видели, как Джаффи легкой походкой направилась к подиуму. Яркие лучи софитов следовали за ней, освещая зеленое платье от Диора и сверкающие изумрудные серьги. Она произнесла несколько заранее заготовленных слов и с благодарностью приняла овацию зала, который стоя приветствовал ее, как не раз уже бывало за ее неполные двадцать девять лет.
На этот раз это были, пожалуй, самые приятные аплодисменты, они служили доказательством того, что она вернулась из небытия, куда многие в этом зале пытались изгнать ее. «Я победила», – хотела сказать она. Но не сделала этого. Она улыбалась и посылала воздушные поцелуи с такой неподражаемой сердечной теплотой и очарованием, которые были присущи только Джаффи Кейн.
* * *
– У тебя кончились деньги? – спросил Фрэнк однажды февральским вечером.
– Да, – призналась Карен.
– Тогда сегодня останешься дома.
Она знала, что просить дополнительную сумму бесполезно.
В те вечера, когда она не ездила с ним в отель, он отправлялся на работу немного позже, тогда как с нею он приезжал в казино в два часа дня. Карен неподвижно лежала в кровати, пока не услышала, как «шевроле» отъехал с обочины. Тогда она встала и надела голубую юбку и розовую блузку. Затем белый жакет и синюю ветровку, которые Фрэнк недавно купил ей, потому что на улице становилось холодно.
Она решила пойти к автобусной остановке. В этот час здесь самое подходящее место, где можно клянчить мелочь. Повсюду дежурили полицейские, но она пряталась в дамской комнате, куда они не могли войти. Там можно было попрошайничать, пока ей самой не становилось противно, или кто-то, кому она слишком досаждала, терял терпение и сообщал о ней. Карен подошла к входной двери, затем остановилась.
Если ей случайно повезет сегодня вечером и она добудет деньги для игры, она может поддаться искушению и забыть про то, что должна находиться дома. Если Фрэнк узнает, он ужасно разозлится и, возможно, даже выгонит ее. Нет, он не должен. Но может.
Зачем она делает это, подвергая себя душевным мукам? Что, черт побери, стало с ней? Неужели главное в жизни – это игра с автоматом? Она сузила свой мир настолько, что в нем остались только вращающиеся картинки вишен, лимонов, семерок и гномов.
Карен стояла, взявшись за ручку двери, но так и не открыла ее. Через некоторое время она вернулась домой, вошла в гостиную и села на стул, не зажигая света.
Карен дрожала, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны, ее одолевало желание играть, с другой – желание угодить Фрэнку Карлуччи. Частично то, что происходило у нее в голове, являлось психологическим анализом побуждений и действий, но она не могла сосредоточиться. Не могла удерживать в голове происходящие события, чтобы взглянуть на них со стороны.
Иногда то, что пряталось в глубине ее сознания, просыпалось от долгой спячки, но она не могла ни задержать, ни контролировать этот процесс.
«Надо что-то делать, – сказала она себе наконец. – Нечего сидеть здесь, делай что-нибудь. Приберись в доме.
Зачем? Потому что это необходимо. Какая разница?
Никакой, но надо действовать. Господи, так действуй!
Не важно зачем».
Она включила все освещение в доме, сняла жакет и начала убираться. Сначала в ванной, затем на кухне.
Вымыла окна и полы, вычистила раковину и начала размораживать холодильник. Затем нашла тряпку и банку с полиролью для мебели, взяла пылесос и направилась в гостиную. Убравшись там, перешла в спальню. К семи часам Карен закончила уборку во всех трех комнатах, к которым имела доступ. Она разгорячилась и вспотела и потому приняла душ, еще раз все вычистив после того, как кончила мыться. Она вышла из ванной в красном махровом халате и направилась на чистую кухню, где приготовила себе чашку кофе. Не растворимый, а молотый. Она нашла в шкафу старый кофейник с ситечком и нераспечатанную банку «Максвелл-Хаус». Карен заварила кофе и немного постояла, прислушиваясь к звукам и вдыхая приятный аромат. Она вспомнила о Лии. Нет, ни к чему думать о матери. Надо прогнать эти мысли, чтобы не испытывать жгучей боли. Когда она наливала кофе, руки ее снова дрожали.
Выпив, Карен вымыла и высушила все, чем пользовалась, и поставила на место. Затем взглянула на часы.
Было начало девятого. Еще есть время. Она может собрать немного денег на улице и поиграть час или два. В аптеке рядом с автобусной станцией стояла пара автоматов – в Лас-Вегасе они были повсюду. Она сможет вернуться до прихода Фрэнка.
«Не делай этого, ты уже долго держалась. Продержись еще немного. Ложись спать. Нет, не могу. Тогда снова что-нибудь делай. Что? Уберись еще в доме. Все уже вычищено. Не все, ты не убралась в комнате Фрэнка. Но он сказал… Ну и что?»
На дне ящика письменного стола, который она открыла просто ради любопытства, Карен обнаружила какие-то бумаги. Когда она выдвигала ящик, где-то в уголке ее сознания мелькнула мысль, что бог знает как давно она ни к чему не проявляла любопытства.
В ящике лежала стопка отпечатанных страниц. На верхней был заголовок «ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА, Исследование маниакального влечения к игре, Фрэнсис Т. Карлуччи». Карен вытащила стопку, перевернула титульный лист и начала читать.
Она не слышала, как подъехал автомобиль Фрэнка.
Когда он вошел, Карен сидела на полу в его спальне и продолжала читать, не поднимая головы. Фрэнк прислонился к косяку двери и наблюдал за ней некоторое время.
– Привет, – сказал он наконец.
Она подняла голову и увидела его.
– Что это такое? – спросила она. – Кто ты, черт побери?
– Это рукопись. Незаконченная, первый набросок, я не работал над ней уже несколько месяцев. А сам я Фрэнк Карлуччи, как и говорил и как там написано.
– Это не ответ.
– Да, пожалуй. – Он опустился на колени рядом с Карен и начал собирать отложенные ею страницы, складывая их в аккуратную пачку. – Ты можешь почитать остальное позже, если хочешь. А сейчас пойдем на кухню и поедим что-нибудь, я проголодался.
Карен забыла включить холодильник после разморозки, и продукты стали теплыми, но Фрэнк сказал, что они еще не испортились.
– Здесь стало чище, – заметил он.
– Да, я убралась.
– Этим ты занималась и в моей комнате?
– Поначалу.
Он пожарил яичницу с ветчиной и сделал тосты, в то время как она сидела за столом и наблюдала за ним.
– Хочешь? – спросил он, когда еда была готова. – Я приготовил много.
– Нет.
– Поешь немного, хотя бы несколько кусочков. – Он положил немного яичницы и пару кусочков ветчины на тарелку и поставил перед ней.
– Это то, о чем ты пишешь в своей книге. Люди, подверженные маниакальному влечению к игре, подобно алкоголикам и наркоманам, теряют интерес к своему физическому состоянию. Их надо принуждать нормально питаться, чтобы они могли остаться живыми.
– Да. Ты ведь психолог, как по-твоему?
– Я не уверена, является ли это клиническим случаем, и у тебя в исследованиях ничего не сказано по этому поводу. – Она слушала себя и не верила. Карен в Лас-Вегасе произносит слова, которые присущи доктору Райс!
Он сел и начал есть.
– Такие случаи бывают. Например, ты.
– Я ем достаточно, чтобы не умереть с голоду. – В доказательство она взяла вилку и подцепила небольшой кусочек яичницы.
– А моя мать не смогла.
– Твоя мать?
– Да. Она умерла, когда мне было тринадцать. Постоянное недоедание дало осложнение на легкие и почки. Она была увлечена игрой, как и ты, а может быть, и хуже. Играла в рулетку.
Карен посмотрела на него так, как будто видела в первый раз. У него была смуглая кожа, нос имел необычно высокую горбинку, а челюсти – почти прямоугольную форму. Такое сочетание придавало его внешности довольно приятный вид. Карен встала:
– Я сварю немного кофе. – Она взяла кофейник и поставила его на плиту.
– Где ты нашла его?
– В буфете. На самой верхней полке. Я обнаружила его, когда убиралась. – Карен стояла к нему спиной. – Фрэнк, где играла твоя мать? Здесь, в Лас-Вегасе?
– Нет. В Монте-Карло. Я вырос в Монако, хотя считаюсь американским гражданином. Мой отец был крупье, как и дед. Карлуччи являются выходцами из Генуи. Этот город находится недалеко от княжества Монако, и вскоре они стали монегасками.[1]1
Жители или уроженцы Монако.
[Закрыть] Моя мать родом из Калифорнии. Она встретила отца в Европе, но после женитьбы привезла его в Америку, где он начал работать на своего тестя в газетном бизнесе в Лос-Анджелесе. Он ненавидел свою работу, потому что, как я узнал, мой дед ненавидел его. Поэтому после моего рождения отец привез нас назад в Монако и вернулся к своей первоначальной профессии.
Кухню наполнил запах кофе, Фрэнк встал и выключил газ под кофейником, затем налил две чашки. Когда он протянул ей одну из них, Карен спросила:
– Почему ты приехал сюда, а не в Монако?
– Когда мне было двадцать, умер мой отец, и мой американский дед вызвал меня к себе. Я приехал в Калифорнию, где он помог мне поступить в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, окончив который я получил ученую степень в области журналистики. Я полагал, что мне предстоит наследовать его дело, но этого не произошло.
– Почему?
Он улыбнулся:
– Сегодня ты задаешь много вопросов. Это не похоже на ту Карен, которую я знаю.
– Я не уверена, что сегодня я та самая Карен. Я расскажу тебе кое-что, хотя думаю, ты специально сделал так, чтобы я нашла рукопись. Она не была спрятана, и ящик не был закрыт.
– Возможно, – согласился он. – Но ведь я предупреждал, чтобы ты никогда не входила в мою комнату.
– Простого запрета недостаточно. Это только возбуждает любопытство. Карен поправила свою прическу, откинув короткие пряди со лба. – Послушай. Ты должен знать: я хочу заняться частной практикой.
– Разве это дело психологов?
– Иногда, хотя у меня нет опыта.
– Скажи, а в чем ты приобрела опыт?
Она покачала головой:
– Нет, не скажу. Мне не хочется говорить об этом.
Давай лучше о тебе.
– Хорошо. Какие еще будут вопросы?
– Когда твоя мать начала играть и почему?
– Я точно не знаю когда. Насколько я помню, она ходила в казино с отцом каждый вечер. Он работал, она играла в рулетку. А почему, вероятно, тебе это лучше известно, чем мне.
Карен задумалась и через несколько секунд сказала:
– Чтобы заглушить боль.
Фрэнк посмотрел на нее долгим взглядом.
– Возможно, – сказал он наконец. – Но почему некоторые люди выбирают для этого такой самоубийственный способ? Другие находят способ справиться со своей болью так, чтобы не подвергать свою жизнь опасности и в конечном счете не губить себя.
– Верно, – тихо сказала она. – Когда-то давно я прочитала все, что касается маниакального влечения к игре.
По этому вопросу не так уж много литературы, и никто не дает ответа.
– Знаю, я читал те же самые книги. Они меня не удовлетворили.
– И поэтому ты решил написать собственную книгу и дать ответ на вопрос.
– Не совсем так. Я не считаю себя большим специалистом в области психологии, но я независимый журналист и умею писать. То, что ты прочитала, это только начало полнообъемной книги.
– Если ты журналист, то почему работаешь здесь крупье?
– Ради исследований. По крайней мере я с этого начал. Я приехал в Лас-Вегас, чтобы понаблюдать. Затем обмолвился в баре с одним парнем, что могу профессионально работать крупье. Занимался этим до университета в течение трех лет в Монте-Карло, когда думал продолжить семейную традицию. Затем через несколько дней я снова случайно столкнулся с этим парнем, и тот сказал, что открывается одно место в отеле «Пустынный двор». Я приложил все усилия, но до сих пор не знаю, как мне удалось получить работу, обычно для этого надо кое-кого хорошо подмазать. Я просто подошел к администратору и сказал, что могу сдавать карты в блэкджеке. Может быть, они взяли меня, потому что меня зовут Карлуччи, и они решили, что я связан с мафией, контролирующей этот город. Или потому что Монте-Карло звучит для них весьма убедительно. Не знаю.
– Ты действительно торчишь здесь ради исследований?
– Иногда мне так кажется. А иногда я думаю, что из-за денег. За несколько лет можно неплохо заработать, если быть осторожным. Но ужасно надоедает, по крайней мере мне. У меня нет страсти к игре и никогда не было. Игра не возбуждает меня так, как тебя или мою мать. Я был готов завязать, когда встретил тебя.
– Но я стала частью исследований.
– Не совсем так. – Он наклонился и коснулся тыльной стороны ее ладони, легко, одним пальцем. – Я познакомился с тобой вовсе не для того, чтобы включить тебя в свою книгу, Карен. Ты показалась мне хорошей женщиной, которая каким-то образом очутилась на краю пропасти. И я захотел помочь.
– Ты мне здорово помог, – сказала она. – Благодарю. Я впервые говорю это, не так ли? Благодарю.
– Не знаю, есть ли за что меня благодарить. Разве ты готова покончить со своей страстью? Разве хочешь покинуть Лас-Вегас? Мы могли бы уехать отсюда сегодня же. Ты распрощалась бы с игральными автоматами и не стала играть в другие игры в других штатах?
– Нет, – сказала она. – Не стала бы. Меня не интересуют другие виды игр. Я никогда не стремилась к ним, не знаю почему.
– О'кей, так что ты решила? Начнем собираться?
Карен задумалась в нерешительности, затем покачала головой:
– Нет, я не могу.
– Хорошо. Значит, не за что благодарить меня, верно?
– Да. – Затем добавила очень тихо:
– Не считай меня безнадежной, Фрэнк, Может быть, когда-нибудь я смогу.
* * *
Она стала постепенно сокращать время игры. Сначала, может быть, не так заметно, но Фрэнку уже не приходилось оттаскивать ее от автомата, когда наступало время уходить из казино. Иногда Карен заканчивала игру за полчаса до конца его смены и прогуливалась по залу, разглядывая танцовщиц, проституток, леди из Канзас-Сити с подкрашенными голубыми волосами, а также всевозможных кутил. К маю она обнаружила, что не так уж ужасно оставаться дома в те вечера, когда у нее кончались деньги и Фрэнк не брал ее с собой в казино.
Она читала книгу и в конце концов засыпала. Казалось, уже несколько лет она ничего не читала.
– Ты должна настроиться на то, чтобы бросить игру, – сказал ей Фрэнк однажды в воскресенье. У него был свободный день, и они поехали на озеро Мид, оставили машину и гуляли по берегу. – Само собой ничего не произойдет, ты должна принять решение и действовать.
– Я не могу. Еще не готова.
– Когда же ты будешь готова?
– Не знаю.
На этом разговор закончился. Они ехали назад в Лас-Вегас молча.
В четверг, в конце июня, Карен сидела за автоматом в одиннадцать утра, зная, что смена Фрэнка закончится через час и надо прекращать игру. Однако ей не хотелось останавливаться. Сегодня гудение автомата при дерганье рычага было особенно интенсивным. Ей хотелось играть и играть, и она достаточно часто выигрывала и имела деньги для продолжения игры.
Над вращающимися картинками находился указатель, сообщавший, что «Пустынный двор» выплачивает самый большой выигрыш в Лас-Вегасе. Над ним другой, высвечивавший разноцветными огоньками слово «победитель» в сопровождении звукового сигнала, когда кто-то выигрывал то, что называлось премиальным выигрышем.
В течение почти целого года Карен довольно часто слышала звук сирены, но не на своем автомате. В это утро ей повезло. Она вложила десятицентовую монету, дернула за рычаг, и черная буква «Р», обведенная красным кружком, появилась в первом и во втором окошке, затем еще в двух и, наконец, в пятом. Завыла сирена, замигали цветные огоньки, и целый поток гривенников с грохотом высыпался на металлический поднос у основания автомата.
Карен пронзительно вскрикнула от наслаждения и впервые повернулась к Фрэнку, стоящему сзади за своим покрытым фетром карточным столом в белой рубашке, черных брюках и с зеленым козырьком. Он посмотрел на нее, и она показала ему пальцами «V» – знак победы. Фрэнк никак не среагировал и продолжил свое занятие.
Подошел служащий с поясом для мелочи и в красном фартуке с тремя карманами для банкнот.
– Здесь должно быть пятьсот долларов, мисс, – сказал он, помогая ей собрать монеты в пластиковый мешок. – Я дам вам расписку, и вы можете получить свои деньги прямо сейчас вон там. – Он кивнул в сторону расчетной кассы в центре казино.
– Я знаю, – сказала Карен. Парень был, наверное, новичком, потому что не признал в Карен постоянную клиентку, знакомую с порядками казино.
Он написал расписку в том, что проверил пять выигрышных символов в ее автомате и что ей положена премия:
– Поздравляю. Надеюсь, вам понравилась игра и вы снова придете в «Пустынный двор».
Она взяла свой тяжелый мешок и расписку и подошла к столу Фрэнка.
– Крупье останавливается на восемнадцати, – произнес Фрэнк, и Карен увидела, как он подвинул разноцветные фишки двум из трех игроков. Движения его были ловкими и аккуратными, когда он сгребал лопаточкой деньги и сдавал карты. Он не занимался перетасовкой, хотя она знала, что делал он это просто феноменально.
В казино были установлены автоматические тасовщики карт, и крупье только вставлял колоду в автомат, а затем вынимал ее.
Карен была загипнотизирована его движениями. Она наблюдала, как он одной рукой раздавал карты и снова складывал их. Двое из игроков набрали больше двадцати одного очка, но третий открыл двух королей и туза.
Фрэнк подвинул к нему кучу фишек. Игрок сгреб их к себе, затем взял одну красную, стоимостью в пятьдесят долларов, и отдал ее Фрэнку, по-видимому, за то, что тот удачно сдал для него карты.
– Благодарю вас, сэр, – пробормотал Фрэнк. Он бросил взгляд на Карен и кивком головы указал ей на кассу.
Она подошла к ней и подождала, пока мужчина, игравший с Фрэнком в блэкджек, не обменяет фишки на наличные деньги. Так как было еще утро, работал только один кассир, и в этот час жизнь в казино текла немного медленнее, чем вечером. Игрок в блэкджек взял пачку банкнот, сложил их, сунул в карман и отошел.
Карен положила на стойку расписку.
– Поздравляю, – сказал кассир, увидев то, что предъявила Карен. Он повернулся и посмотрел на цифры, вывешенные позади него:
– Сегодня утром премия составляет три тысячи семьсот двадцать шесть долларов. Вы получили пятьсот долларов десятицентовыми монетами, – он кивнул на пластиковый мешок, который она держала в руках, – значит, вам причитается три тысячи двести двадцать шесть долларов. Хотите сотнями?
Карен кивнула. Величина премии менялась каждые несколько часов. Она определялась по сложной формуле процентов, которую Карен не понимала и никогда не думала о ней. Сумма премии вывешивалась по всему казино, но раньше Карен не обращала на нее внимания.
Так что до этого момента не представляла, сколько выиграла. Когда она брала в руки банкноты, пальцы дрожали. Почти четыре тысячи долларов, это близко к той первоначальной сумме, с которой она приехала в Лас-Вегас.
Она стояла, слегка озадаченная происшедшим. Подошел Фрэнк:
– Пошли.
– Еще не полдень, – запротестовала Карен.
– Меня уже сменили, и я могу уйти на несколько минут раньше. Пошли.
Он вывел ее из казино и посадил в автомобиль.
– Почему ты увел меня раньше времени? – спросила Карен, когда они выехали со стоянки. – Я могла бы поиграть еще несколько минут. Мне чертовски везло, и можно было бы выиграть еще одну премию.
– Да, конечно. – Он ничего больше не говорил, пока они не оказались дома. – Давай что-нибудь поедим. – Фрэнк отправился на кухню.
– Я не хочу есть, – сказала Карен.
– А я хочу. Пошли, посидишь со мной.
Она отказалась от всего, кроме кофе. Фрэнк налил ей чашку, добавил молока и положил три кусочка сахара. Карен положила весь свой выигрыш на стойку: оттопыривающийся пластиковый мешок с монетами и толстый пакет со стодолларовыми банкнотами. Она все время смотрела на деньги, пока пила кофе.
– Ты знаешь, что это? – спросила она наконец. – Когда я приехала сюда в июле прошлого года, у меня было пять тысяч долларов. Сегодня утром я выиграла почти такую же сумму.
– Да, – согласился Фрэнк. – Почти столько же, если не считать деньги, которые ты получила, работая официанткой и в химчистке, да еще бог знает сколько получила от меня.
Карен испуганно подняла глаза:
– Об этом я забыла. Я все верну тебе. Прямо сейчас.
Сколько я должна?
– Нисколько. Я не давал взаймы. Просто мне хотелось понять тебя.
– Я хочу расплатиться с тобой, – сказала она, но в ее голосе уже не было прежнего энтузиазма.
– Не надо, – тихо сказал Фрэнк. – Лучше подумай, Карен, что ты будешь делать почти с четырьмя тысячами долларов? Как насчет того, чтобы купить что-нибудь? Ты можешь приобрести автомобиль. Хочешь автомобиль?
Она покачала головой:
– Нет, я не умею водить.
– Хорошо, долой автомобиль. Тогда, может быть, катер? Быстроходный катер, который мы видели на озере Мид и он тебе очень понравился. Я думаю, можно приобрести такой же за три с половиной тысячи.
– Нет.
– Леди говорит, не надо катера. Тогда меховую шубу.
Вероятно, ты могла бы купить норковую за ту сумму, что лежит на этой стойке. Мы можем пойти прямо сейчас в магазины модных товаров, расположенные в отелях. Ты будешь хорошо выглядеть в норковой шубе. Разве это не мечта любой девушки?
– Я уже не девушка, а взрослая женщина, и я не хочу норку.
– Тогда, может быть, кучу новой одежды? Дюжину платьев, несколько костюмов. То, что особенно трогает твое воображение. Как это звучит?
– Ужасно.
Фрэнк сидел на кухонном столе. Теперь он встал и подошел к ней:
– Ужасно. Все, что я предлагаю, звучит ужасно. Держу пари, что сохранить деньги – тоже ужасное предложение. Так, что ли, Карен? Ну давай, скажи. Ты хочешь открыть банковский счет и сохранить деньги на крайний случай или под старость? Ответь мне, хочешь?
– Перестань кричать на меня! Что ты волнуешься?
Я выиграла много денег, разве это так ужасно?
– Нет, ничего ужасного в этом нет. Я только хочу знать, что ты собираешься делать с деньгами. – Он взял стодолларовые банкноты и поднес их к ней. – Это же только бумага, Карен. Сама по себе она не имеет никакой цены. Она лишь отражает ценность того, что можно приобрести с ее помощью. Вещи, безопасность и все, что пожелаешь. – Он подбросил банкноты в воздух, и они опустились на пол. Она хотела броситься за ними, но не смогла. Он удержал ее за плечи и встряхнул. – Скажи. Ну давай, скажи мне. Что ты собираешься делать с деньгами?
– Я хочу играть! – Она пронзительно выкрикивала слова. – Я хочу использовать деньги для игры! Может быть, я выиграю еще больше. Ты это хотел услышать?
– Нет, черт побери! Это совсем не то, что я хотел услышать. Мне хотелось знать, о чем ты думаешь, хотелось, чтобы ты призналась в этом мне, как самой себе.
Все это безумство, весь этот ад, в который ты погрузилась, не из-за денег. Ты слышишь меня, Карен? Не из-за денег! Так ради чего? Вот что я хочу услышать. Я хочу, чтобы ты разобралась в том, что творится у тебя в душе, и рассказала мне.
Фрэнк тряс ее, и Карен начала всхлипывать, широко раскрыв рот, как это было в тот день в автомобиле, когда он заставил ее признаться, что ее зовут не Глория.
Это имя она выкрикнула и сейчас.
– Глория! Это из-за Глории и Бернарда. Восемь лет я думала, что он любил меня, и ради него выворачивалась наизнанку, а он вовсе не любил! – Она начала колотить кулаками по груди Фрэнка, как будто это он был неверным любовником, был Бернардом. – Он не любил меня, не любил, не любил…
Наконец она заговорила. Фрэнк отнес ее в гостиную, посадил в кресло и сам сел напротив нее.
– Расскажи мне, – сказал он теперь более спокойно и мягко. – Расскажи обо всем, что случилось. С самого начала.
Карен начала рассказывать, и это были не только факты, но и ее отношение к событиям, которые привели к тому, что она все бросила, села в автобус и приехала в Лас-Вегас в поисках утешения у игрального автомата. Теперь говорила не столько обычная Карен, сколько доктор Райс.
Она всегда понимала рассудком истинное значение всего, что произошло, однако до сегодняшнего дня не хотела думать об этом и предаваться самоанализу.
– Вот в чем причина, – повторяла она время от времени в течение четырехчасового словесного излияния. – С этим я ничего не могла поделать и вернулась к игре, чтобы уйти от прежней жизни. Я полностью подпала под влияние Бернарда, и мое представление о самой себе сошло на нет. Я всегда стремилась выбраться из трущоб и рассчитывала стать психологом, чтобы помогать людям, оставшимся там. Но все это было только планами.
На самом деле я не верила, что смогу покинуть Вест-Энд. Не верила, что когда-нибудь буду кем-то, кроме дочери женщины, делавшей аборты, и мужчины, разделывавшего на заводе рыбу.
Когда Бернард заинтересовался мной, это показалось мне чудом. Он был всем, а я ничем, и потому какое имело значение то, что он был старше меня на тридцать лет? Он был для меня одновременно и отцом, и братом, и любовником, и учителем. Только я не была по-настоящему счастлива с ним. В первый раз мы приехали сюда, потому что меня привлекали определенные аспекты Лас-Вегаса. До этого я почти ничего не знала об игре. Но, сам знаешь, я быстро схватываю. С первой же монеты, опущенной в автомат, я оказалась на крючке. И знаешь, почему? Потому что я была несчастна, хотя упрямо думала, что должна быть счастливой. Игральный автомат давал мне удовлетворение, которого я раньше никогда не испытывала. – Она сделала паузу. – У меня пересохло в горле. Можешь дать мне воды?
Фрэнк пошел на кухню и принес воду.
– Не прерывайся, – сказал он, протягивая ей стакан. – Продолжай. Расскажи, что было дальше. Что произошло, когда ты поняла, что увлечена игрой? Ты призналась самой себе, что это, по существу, из-за чувства неудовлетворенности своей неудачной жизнью?
– Нет. Я рассматривала этот симптом как самостоятельный факт, глупый и противоречащий моему образованию, и это ужаснуло меня. Я пыталась выработать условно-рефлекторную реакцию отвращения. Знаешь, что это такое? – Фрэнк кивнул, и она продолжила:
– Это почти сработало. Затем отклонили мою докторскую диссертацию. Первую работу. Я вынуждена была сделать другую, чтобы получить докторскую степень. Как-нибудь расскажу об этом поподробней, но не сейчас. Во всяком случае, первая работа оказалась неудачной, и я была ужасно подавлена. Вот тогда я и обнаружила фотографии умершей жены Бернарда.
Карен рассказала, как выглядела Бесс и как она сделала из себя копию умершей женщины.
– Но это было не то, чего хотел Бернард. Очевидно, его больше привлекала школьница, какой я раньше была.
Он стал испытывать ко мне отвращение и в итоге женился на восемнадцатилетней безмозглой блондинке с большими сиськами, которой никогда не пришло бы в голову становиться похожей на Бесс. Тогда я уехала, потому что знала все это, а мне не хотелось знать. Это конец истории.
– Нет, – сказал Фрэнк. – Это не конец. Это только начало.
* * *
Воскресным днем раннего сентября в Нью-Йорке было так жарко, что кондиционеры в пентхаусе не могли поддерживать нормальную температуру.
– Я просто таю, – сказала Джаффи. – Может быть, еще раз принять душ?
– У меня есть грандиозная идея. – Пол положил на стол пачку журналов «Тайме». – Давай прокатимся на автомобиле. – Недавно он приобрел большой черный «бьюик седан», и ему хотелось под любым предлогом ездить на нем. В Манхэттене было не так уж много таких моделей.
– Думаешь, будет прохладней?
– В машине? Конечно. Поедем с ветерком. Давай одевайся и пошли.
Джаффи сидела почти голая, лишь в кружевных трусиках. Она встала и начала бродить среди многочисленных шкафов, пытаясь отыскать что-нибудь из одежды, в чем она могла бы чувствовать себя по-прежнему обнаженной. Она остановилась на рыжеватом муслиновом платье с открытым верхом и золотистых сандалиях. Когда она вышла из спальни. Пол ждал ее в холле, вертя на пальце ключи от «бьюика».
Он держал машину в новом подземном гараже в соседнем квартале на Первой авеню. Джаффи ждала его в вестибюле Ист-Ривер-Тауэра, пока он не подъехал к двери, но даже выйти из здания и дойти до обочины было ужасно тяжело. Жара стояла такая, что от асфальта поднимался пар.
– Нью-Йорк, Нью-Йорк, замечательный город, – пробормотала она. Побывали бы здесь сегодня Синатра и Келли.
– «Замечательный город» – прекрасный фильм, – сказал Пол, когда они влились в поток уличного движения. – Но «Спустить якоря» еще лучше.
– Пожалуй, – согласилась Джаффи. – Я помню, как стояла два часа в очереди на Вашингтон-стрит в Бостоне, чтобы посмотреть его. Кажется, это было в сорок пятом или сорок шестом году.
– В сорок пятом, когда я был освобожден.
Джаффи взглянула на него. Пол смотрел прямо перед собой, не отрывая взгляда от дороги. Боже, этот профиль! Прекрасный, действительно прекрасный.
– Где ты видел его? Ведь тебя здесь не было. Ты приехал в сорок шестом, не так ли?
