Текст книги "Как стать девушкой вампира. Самоучитель для новичков."

Автор книги: Бет Фантаски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 41

– Джессика!

Я открыла глаза – в своей постели, в своей спальне. Рядом в темноте кто-то был. Я резко села и потянулась к выключателю.

Неожиданно вспыхнул свет. Я чуть не вскрикнула, но чья-то рука закрыла мне рот, и меня мягко опустили на подушку. Я попыталась вырваться.

– Пожалуйста, не кричи, – прошептал Люциус. Я замерла, и он убрал руку – Прошу прощения, что так грубо прервал твой сон и напугал тебя. Нам нужно поговорить.

На какое-то мгновение я обрадовалась, обнаружив его в комнате . Он пришел ко мне…Потом в памяти всплыли события предыдущего вечера.

Я снова села и закуталась в одеяло:

– Что тебе нужно? Сейчас три часа ночи!

– Я не мог заснуть, все думал о том, что произошло. – Он без приглашения сел на край кровати. Пиджак и галстук он снял, а рубашка была расстегнута на верхние пуговицы – Я не успокоюсь, пока мы не поговорим.

Я попыталась вспомнить, что надела перед сном. Прилично ли я выгляжу?

– Все прикрыто, – уверил меня Люциус со слабой улыбкой на губах. – Твоя футболка не скрывает только твоей любви к арабским скакунам.

– Ты еще пытаешься шутить?! Невероятно!

– И в самом деле, – огорченно заметил Люциус. – Я хотел сделать вид, что после этого вечера в наших отношениях ничего не изменилось.

– Люциус, ты чуть не укусил меня, а потом ушел с Фейт. Я бы не сказала, что между нами ничего не изменилось.

– То, что я сделал – или почти сделал – непростительно, – согласился он с несчастным видом. – Достойно осуждения. Моя вина не только в том, что я чуть тебя не укусил, но и в том, что я сделал это прилюдно. Нас видела Фейт. Не знаю, что на меня нашло. Я даже не знаю, как вымолить у тебя прощение.

От его извинений стало только больней. Близость со мной – это непростительно? Достойно осуждения? Он не мог понять, что на него нашло и привлекло к такому отвратительному созданию, как я? И конечно же он думал о раненых чувствах своей пассии, Фейт Кросс.

Люциус вздохнул, правильно истолковав мое молчание:

– Ты презираешь меня даже больше, чем обычно?

– Да.

– Ты ушла. Джейк, наверное, обиделся.

– Ничего, переживем.

Мой холодный тон застал Люциуса врасплох.

– Да. Переживем. – Он помолчал. – Я думал, тебе будет что сказать.

– Что ты хочешь от меня услышать? – Я собиралась отгородиться от него стеной молчания, но не смогла сдержать поток слов. – Ты появляешься в моей жизни, месяцами добиваешься меня, убеждаешь в том, что я особенная, а как только я начинаю испытывать к тебе какие-то чувства, ты отворачиваешься от меня и переключаешься на смазливую блондинку, мечту любого парня. Ты такой же, как все…

– Правда? Ты ко мне что-то испытываешь? – В его голосе смешались горечь и радость. Больше горечи, чем радости.

– Испытывала, – поправила я. Мой гнев сменился печалью. – Теперь мне все кажется дурным сном. Ошибкой, как сказал бы ты. Ужасной ошибкой.

Люциус потер уставшие глаза.

– Джессика… не думай, что ты знаешь всю правду о том, что я говорю или делаю, – загадочно сказал он. – Иногда… иногда я сам всего не понимаю.

Если я кажусь тебе непоследовательным, знай – я борюсь сам с собой. – Он заломил руки. – Я сам все испортил!

– Совершенно верно.

Люциус грустно посмотрел на меня:

– Тебе никогда не понять, каково это – пройти испытание нормальной жизнью.

Я фыркнула:

– Нормальной жизнью?

– Да.

–  Нормальная жизнь тебя никогда не интересовала.

– Нет, Джессика. Не совсем так. Все изменилось. – Люциус встал и начал расхаживать по моей спальне, говоря тихо, будто сам с собою. – Ты понятия не имеешь, каково это – вырасти в одиночестве. Вырасти с осознанием своей миссии. Джессика, твои родители не готовили тебя для великой цели.Ты – не их орудие.Ты просто существуешь, наслаждаясь их любовью.

Я изумленно уставилась на него, но перебивать не решалась.

Он печально улыбнулся:

– Я приехал сюда и встретился с новым для себя миром. Наши одноклассники… Им позволено вести себя легкомысленно.

– Ты ненавидишь легкомыслие.

– Да, но быть легкомысленным легко и приятно. Раньше я думал, что американские подростки до смешного поглощены собой. Это затягивает – лучшего слова не подобрать. Мне нравится твой мир, хоть мне и недолго осталось в нем находиться. Это словно каникулы – первые каникулы в моей жизни. Если не считать необходимости выполнить пакт, здесь никто от меня ничего не ожидает, кроме удачного трехочкового броска перед самым концом игры.

– Люциус, ты о чем? Он снова сел на кровать:

– Я понял, что мне пока не хочется отказываться от всего этого.

– От чего?

– От танцев. От джинсов. От баскетбола. От того, чтобы находиться рядом с женщиной, не ощущая на себе тяжести взгляда нескольких поколений…

– Фейт!.. Ты не хочешь расставаться с Фейт…

– Для девушки, которая отвергла мои ухаживания, ты ведешь себя довольно непоследовательно, – рассерженно возразил он.

– Ты сам все время настаивал, что мы должны пожениться.

– Если бы я тебя укусил, для нас не было бы пути назад. Неужели ты не понимаешь? Вечность. Такова ставка – вечность вместе. Ты к этому готова? Джессика, быть рядом со мной… это не то, чего бы ты пожелала.

– Не понимаю.

Он взял мою руку:

– Джессика Пэквуд, именно поэтому я тебя освободил.

– Отчего?

– Я отказался от пакта.

– Ради Фейт, – повторила я и выдернула руку. Ревность терзала меня физически. – Ты хочешь укусить Фейт – вот в чем дело!

Люциус покачал головой:

– Нет, я ее не укушу. Правда, я не знаю почему – потому ли, что не хочу обрекать Фейт на мир вампиров, или потому, что хочу спасти мир вампиров от нее.

Я ему не поверила. Я знала, что ему нужна Фейт.

– Люциус, согласно пакту, ты должен укусить меня. Мы предназначены друг для друга. Если ты нарушишь договор, начнется война…

– Джессика, я пытаюсь тебе объяснить, что пакт больше не действителен.

Его голос прозвучал с такой решимостью, что я испугалась, и ревность в моей душе сменилась сосущей тревогой.

– Люциус, что произошло?

– Я написал Старейшим и уведомил их, что больше не намерен участвовать в их нелепой игре.

– Что?! – воскликнула я. – Что?

– Я написал дяде Василе и все отменил.

– Ты с ума сошел?!

– Возможно.

От ужаса у меня похолодела шея – я поняла, что Люциус в беде. Я никак не ожидала увидеть на его лице даже намек на страх.

– Что тебя ждет?

– Не знаю, – признался он. – Не волнуйся, ты в безопасности. Решение принял я. Тебе не причинят вреда. – Люциус взял мою руку, и наши пальцы переплелись. – Ты будешь в безопасности, Антаназия, даже если это будет стоить мне вечности. Я обязан сделать это по причинам, которых тебе не понять.

Меня сковал настоящий ужас.

– Люциус, и что теперь?

Я подумала о страшном шраме на его руке. Вспомнила слова Люциуса: «Конечно, меня били. Меня воспитывали как воина».

– Тебя накажут?

– Антаназия, наказание – не совсем подходящее слово для того, чему подвергнут меня Старейшие, – хрипло рассмеялся он.

– А если им все объяснить? – Я знала, что цепляюсь за соломинку.

– У тебя доброе сердце, – нежно улыбнулся Люциус. – Природа одарила тебя опасной наивностью. Однако в мире много существ, подобных моей несчастной Чертовке… Подобных мне. Тех, которые, пережив чудовищные события, сами превратились в чудовищ. Тех, кому, возможно, лучше не жить.

– Люциус, прекрати, – потребовала я.

– Такова правда, Антаназия. Тебе не дано постичь, какие мысли роятся в моей голове, какие сны мне снятся.

У меня перехватило дыхание.

– Так ты об этом говорил на Хеллоуин? О том, что можешь показать мне что-то совсем не милое?

Пальцы Люциуса сжали мои.

– О нет, Антаназия, я никогда не причиню тебе вреда. Не важно, во что ты в конце концов поверишь, не важно, как будешь вспоминать обо мне; помни одно – я никогда не смогу сделать тебе больно. Возможно, было время, когда я ещё не знал тебя… если бы ты стояла на моей дороге к власти… но не теперь. – Он отвернулся и еле слышно прошептал: – Надеюсь, что нет.

– Люциус, все в порядке. Я знаю, что ты не причинишь мне зла, – успокоила я его, хотя его признание меня встревожило . Какие ужасные поступки он мог совершить, прежде чем мы с ним познакомились? И что значат его последние слова?

Люциус смотрел на стены моей спальни ненавистного ему розового цвета.

– Для моей семьи – моих детей – жизнь могла бы сложиться по-другому. Теперь я это понимаю, хотя и высмеиваю Америку и ее обычаи.

– Может, здесь тебе и остаться? Жил бы как обычный человек… – сказала я с внезапной надеждой, однако сразу осеклась, сообразив, что мои слова звучат глупо.

Как ни странно, Люциус ответил:

– Если повезёт, я останусь еще на несколько недель.

– Или дольше?

– Нет, не могу. Я обязан вернуться на родину. Антаназия, запомни, ты свободна от пакта. Это очень важно! Ты вправе… – В голосе Люциуса прозвучала легкая насмешка. – Делай со своей жизнью всё что угодно: поступи в колледж, заведи ферму, рожай светловолосых детишек-вегетарианцев. Твоя судьба в твоих руках. Это я тебе обещаю.

– Но мне больше не нужно все это!

– Поверь, Антаназия… Джессика… Когда-нибудь ты вспомнишь о произошедшем как о дурном сне. О кошмаре. И будешь счастлива, что этот кошмар не стал твоей жизнью.

Люциус поцеловал меня в макушку, и я поняла, что тяжесть нашего общего долга всегда будет давить на его плечи. Он изображает из себя обычного подростка, но эта передышка – лишь временная отсрочка. Судьба Люциуса Владеску записана на скрижалях, высечена в его сердце, и он встретит ее во всеоружии. Мне стало страшно.

В темноте он подошел к двери и остановился.

– Сегодня ты была самой прекрасной женщиной в мире, – тихо сказал он. – Когда ты со мной танцевала… Когда уходила от меня с гордо поднятой головой, не оглядываясь, а перед тобой расступилась толпа… Не важно, какую жизнь и какого мужа ты выберешь, Антаназия, ты навсегда останешься принцессой! И я буду вспоминать и этот вечер, и ту ночь, когда ты плакала над моим искалеченным телом. Эти два дара останутся со мной навечно.

Люциус закрыл за собой дверь, и, несмотря на теплоту и нежность его слов, я содрогнулась в темноте.

Глава 42

Целую неделю после того, как Люциус отправил письмо в Румынию, он наслаждался жизнью обычного американского подростка: часами играл в баскетбол, прогуливал школу и даже закатил в гараже вечеринку, которая закончилась приездом полиции. Рядом с Люциусом, будто приклеенная, торчала Фейт.

А потом началось…

Люциуса, маму, папу и меня призвали на совет Старейших, которые сочли нужным, ввиду критической ситуации, собраться в Лебаноне. Выбора у нас не было – пришлось идти.

– Какая наглость – назначить встречу в стейк-хаусе, – пожаловалась мама, в назначенное время неохотно входя в ресторан. – Знают ведь, что мы вегетарианцы.

– Нам демонстрируют, кто здесь главный, – согласился отец.

– Пожалуйста, не делайте из этого трагедию, – попросила я. У меня было предчувствие, что все сложится достаточно плохо и без жалоб родителей на меню. – Тут есть салат-бар.

– Сплошные сульфиты и консерванты, – фыркнул отец.

Иногда он упускал, что важно, а что нет.

– Мы пришли на встречу, – сказала мама официантке.

– Нас ждут… пожилые люди, – добавила я. – Нам зарезервирован отдельный кабинет.

Хотя на лице официантки отразился животный страх, она сумела улыбнуться:

– Сюда, пожалуйста.

– Обалдеть! – вырвалось у меня, когда мы вошли в комнату.

Мама взяла меня за руку:

– Джессика, не волнуйся.

Легко сказать!

В середине комнаты, украшенной фигурками Санта Клауса, эльфов и северных оленей с блестящими рогами, стоял стол, за которым собралось тринадцать жутких старцев, которым самое место было на кладбище. Они брали с блюда куски сырого, сочащегося кровью мяса и не ели, а сосали их, вытягивая соки. В ресторане хорошо топили, однако от вида этих стариков пробирал озноб. Я всеми порами чувствовала запах крови, он щекотал мне ноздри, возбуждал голод.

Родители схватились за животы, папу чуть не стошнило.

Самый старый и пугающий вампир неохотно оторвался от пиршества и указал на три пустых стула:

– Прошу, садитесь. Простите, что начали без вас. С дороги мы проголодались.

Судя по всему, это был дядя Люциуса , Василе.Властными манерами он походил на своего племянника, но старшему Владеску недоставало изящества, обаяния и лукавого огонька в глазах. Василе казался извращенной копией Люциуса. Люциус притягивал, а от Василе исходили отталкивающие волны. Меня замутило от мысли, что чудесный, очаровательный Люциус находится во власти этого человека, боится удара его кулака.

– Сядьте, – снова приказал Василе.

Мы повиновались. Официантка протянула нам меню и с жалостью посмотрела на нас, словно мы были заложниками.

– Вы будете это? – Она показала на блюдо с мясом, не зная, как его назвать. – Или возьмете что-то еще?

– Три салат-бара. – Мама заказала за нас всех и вернула меню официантке, пытаясь сохранить самообладание.

За столом оставался один пустой стул.

Дверь открылась, и в зал вошел Люциус. Я ожидала, что он, как прежде, наденет бархатный плащ и черные бриджи, но он выбрал футболку и джинсы. В его внешнем виде чувствовался вызов. Люциус медленно обошел вокруг стола, вежливо пожимая всем руки:

– Дядя Василе. Дядя Теодор…

Вампиры неохотно отрывались от кровавого пиршества и отвечали на рукопожатие. Люциус сел и подмигнул нам. Было заметно, что он нервничает.

– Он напуган, – прошептала мама мне на ухо.

– Я тоже, – сказала я. – Ты с кем-нибудь из них в Румынии встречалась?

Мама еле заметно кивнула:

– Мне знакомы два-три лица… но это было так давно…

– Ешьте, – приказал Василе, указав на нас вилкой. – Потом поговорим.

Мои родители направились за салатами, и я последовала за ними. Хотя я не смотрела на мясо, стейки манили меня. Запах крови… его нельзя было не почувствовать. Несмотря на страх за Люциуса и за всех нас, запах крови манил. Меня охватило раскаяние – слишком уж неподходящим был момент.

Когда мы вернулись, стало понятно, что наш приход прервал жаркий, хотя и приглушенный спор. На блюде оставалась гора мяса, однако тарелки унесли. Все смотрели на Люциуса, который словно окаменел.

– Обязательно ли Пэквудам присутствовать?

Мы стояли, крепко сжав тарелки с салатом, ожидая вынесения приговора. Я не знаю, что бы мы сделали, прикажи нам Василе уйти.

– Да. Они должны остаться, – произнес он.

Мы сели и поставили на стол тарелки, которые громко стукнули о столешницу во внезапно наступившей тишине.

– Ешьте, – снова приказал Василе.

Я проглотила лист салата и отодвинула тарелку – кусок застревал у меня в горле.

Вампир по правую руку от меня наклонился ко мне. Если бы не окровавленный стейк, его можно было принять за бизнесмена. Впрочем, в нем чувствовалось что-то особенное – казалось, от него исходила угроза . Так вот какие они, Старейшие…

– Ты не голодна? – спросил он с сильным акцентом.

– Нет, – ответила я, храбро встретив его взгляд.

Я не вздрогну и не покажу страх.

Неужели это мой народ? Моя родня?

Мои родители тоже отодвинули тарелки, и встали.

– Они закончили, – объявил Василе. – Позвольте представить вас друг другу.

Он обошел вокруг стола, называя каждого из присутствующих; впрочем, имена сразу же вылетели у меня из головы. Люциус напоминал приговоренного, который в компании своих палачей ожидал казни на электрическом стуле.

Опустив свое длинное тело в кресло, Василе сложил тонкие узловатые пальцы:

– Так что же нам делать с этими молодыми людьми?

– Не с молодыми людьми, – перебил Люциус. – Только со мной. Во всем виноват я.

– Молчать! – прошипел Василе, резко обернувшись к племяннику.

– Слушаюсь, сэр, – уступил Люциус.

Василе посмотрел на моих родителей:

– Знаете, Люциус, опьяненный воздухом свободы, заявил нам, что больше не намерен следовать пакту.

Мы кивнули.

– Он сообщил нам о своем решении, – сказал отец. – И мы поддерживаем его выбор. Люциус может остаться с нами, если захочет.

–  Вы поддерживаете ею выбор?! – с недоверием переспросил Василе. – Вы поддерживаете его бунт?

– Послушай, Василе… – Папин голос дрожал, но я гордилась своим приемным отцом. – Они всего лишь дети.

– Не знаю такого слова!

– Дети. Молодые люди. Подростки. Оставьте их в покое!

Василе стукнул кулаком по столу, и стейки подпрыгнули на блюде.

– Оставить их в покое?!

Мама сжала мне руку.

– Да, – храбро сказала она. – Если Люциус решил, что не хочет следовать договору… Ваш пакт составляли давно, Люциус был совсем ребенком. Глупо надеяться, что двое подростков влюбятся и заключат брак в угоду пакту.

Люциус не отрывал взгляда от дяди.

– Любовь? – рявкнул Василе. – При чем здесь любовь? Мы говорим о власти.

– Мы говорим о наших детях, – возразил отец. – Люциус встречается с девушкой, а Джесс готовится к поступлению в колледж.

Отец нечаянно выдал страшную тайну. При словах «встречается с девушкой» Василе вскочил и занес руку над Люциусом, будто хотел ударить его невидимым хлыстом. Люциус вздрогнул, как от пощечины.

– Встречается с девушкой? – прорычал Василе. – В нарушение пакта?!

– По собственному выбору, – сказал Люциус, используя слово, которое так полюбил. – Джессика была согласна следовать договору, но я решил по-другому.

Хотя я и знала, что он пытается меня защитить, от его слов мне стало больно. Люциус даже не взглянул на меня.

Повинуясь знаку, которого я не заметила, четыре старших вампира встали с мест, схватили Люциуса и куда-то поволокли. Один из вампиров приобнял Люциуса за плечи, но я догадывалась, что племянника ожидают не просто добродушные упреки доброго дядюшки.

– Куда вы его ведете? – требовательно спросила мама.

– Не волнуйтесь, доктор Пэквуд, все в порядке, – уверил Люциус. Он высвободился из-под руки Старейшего, как будто бы хотел идти навстречу судьбе, сохраняя достоинство. – Пожалуйста, не вмешивайтесь в семейные дела.

– Люциус, постой! – Я вскочила со стула.

Он на секунду повернулся ко мне:

– Джессика, не смей…

Его снова схватили и потащили к двери. У меня сжалось сердце: четверо на одного… Подлецы!

Я хотела броситься за ними, но меня удержала мама:

– Джессика, успокойся!

– Пожалуйста, сядьте, – произнес Василе вкрадчивым голосом. – Даже если бы вы захотели пойти за ним… вы бы его не нашли. Со своей семьей он в безопасности.

– Что ж, нам пора, – сказал отец, поднимаясь.

Мы с мамой пошли за ним.

– Это еще не конец, – заявил Василе, указав на нас тонким, как у скелета, пальцем. – Люциус вернется в другом настроении. И вы не откажетесь выполнить договор.

– Моя дочь не станет ничего делать против своей воли, – возразила мама.

– В ее воле – выйти замуж за того, кому она предназначена. Она это знает. Выражаясь вашим языком, она его любит.

Папа взглянул на меня:

– Джессика, о чем он?

– Понятия не имею, – заикаясь, ответила я.

– Я наблюдал за ней, когда уводили Люциуса, – засмеялся Василе. – Она воспитана среди людей и совсем не умеет скрывать своих чувств.

Отец схватил меня за руку:

– Мы уходим.

– Доброй ночи, – сказал Василе и отвесил мне легкий поклон.

Когда мы проходили мимо стола, за которым собрался клан вампиров, я почувствовала, как мне в руку что-то сунули – быстро, словно показали фокус. Мне хватило ума не вскрикнуть от неожиданности. Обернувшись, я увидела вампира, потолще и пониже остальных, с более розоватой кожей. Прежде я его не замечала. В глазах вампира играли искорки веселья. Наши взгляды встретились, он прижал палец к губам, будто намекая что теперь у нас есть общий секрет, и подмигнул мне. Я не стала подмигивать в ответ.

Сгорая от нетерпения, я добралась до своей спальни и дрожащими руками развернула записку.

«Не пугайся, еще не все потеряно. Ты показалась мне хорошей девочкой. Василе слишком авторитарен и полон чувства собственного величия. Встретимся завтра в вашем чудесном парке, у реки, около десяти. Буду ждать в беседке. Держи все в тайне.

Дорин».

Глава 43

Около полуночи ко мне в спальню пришла мама:

– В комнате Люциуса все еще темно.

– Ты тоже его из окна выглядываешь?

– Конечно.

– С ним все будет в порядке?

– Если честно, не знаю.

– Мам, они его били!

Мама отодвинула штору и села рядом со мной:

– Я, в общем-то, догадывалась…

– Люциус рассказывал, что били его часто, – заметила я, с трудом сдерживая панику.

Мама села на кровать и поцеловала меня в лоб, как маленькую:

– Помнишь, я говорила, что у Владеску репутация безжалостных вампиров? Люциуса воспитывали как наследника престола, и его детство нельзя назвать безоблачным. Однако Люциус очень сильный, – напомнила она. – Не поддавайся страхам.

Я понимала, что мама тоже боится.

– А если он не вернется?

– Вернется. – Она замялась. – Джесс… ты и вправду его любишь?

От необходимости отвечать меня избавил свет, загоревшийся в гараже. Я резко выдохнула, словно до этого не дышала. Я не стала ждать маму, выскочила из комнаты и босиком помчалась по двору – плевать, что холодно.

Люциус, скинув рубашку, стоял возле умывальника. Он услышал, как я вошла, но не обернулся:

– Уходи.

– Что случилось?

Он продолжал стоять, склонившись над раковиной:

– Оставь меня в покое.

Я подошла поближе:

– Обернись.

– Не буду.

Послышались шаги. В комнату вошла мама, похлопала меня по руке и двинулась к Люциусу, осторожно, как я подходила к Чертовке в тот ужасный день.

– Люциус… – ласково начала она, положив руку ему на спину. Она всегда так делала, когда я была маленькой и меня тошнило.

Люциуса затрясло.

Только сейчас я сообразила, что он изо всех сил сдерживает слезы.

Мама склонилась над Люциусом и убрала с его лба черную прядь:

– Джесс, сходи за аптечкой. Она в кухне, под раковиной.

– Мам, что с ним?

– Джесс, иди.

Я хотела остаться с Люциусом.

– Немедленно, – повторила она уже жестче.

– Иду, – ответила я и направилась к выходу.

Мама обняла Люциуса. Его плечи мелко вздрагивали. Она гладила его по голове и что-то тихо говорила. Так вот почему она меня отослала! Люциус не захотел бы, чтобы я видела, как он расплачется, не выдержав первой в своей жизни материнской ласки.

Я тихо закрыла дверь и побежала на кухню.

Я вернулась с аптечкой. За мной на дрожащих ногах шел отец, на ходу завязывая пояс халата.

Люциус лежал на кровати, мама сидела рядом с ним. Я протянула ей аптечку, она включила ночник, и Люциус отвернулся к стене. Я успела заметить, что его жестоко избили: губы распухли, под глазами и на скулах наливались багрянцем синяки, нос был сломан.

– Я принесу мокрое полотенце, – предложил отец. Ему хотелось быть хоть чем-то полезным.

– Ничего страшного, – прошептал Люциус.

Мама смочила его разбитые губы спиртом, и Люциус скривился от боли.

– Не спорь со мной, – пожурила мама.

– Не самый лучший выдался год, – горько пошутил Люциус. – Чертовка, по крайней мере, не знала, что творит.

Папа сел в изножье кровати и растерянно сжал в руках полотенце:

– Что случилось?

Люциус не ответил.

– Расскажи нам, – настаивал отец.

– Пусть Джессика идет спать, – устало произнес Люциус, все еще лежа лицом к стене. – Уже поздно.

– Я хочу остаться.

– Ты еще ребенок, – непререкаемым тоном заявил Люциус. – Тебе не стоит этого знать.

Мои родители переглянулись. Я поняла, что они решают, ребенок я или нет.

– Пусть Джессика остается, – сказал отец. – Ее это тоже касается.

– Утром я уеду, – пообещал Люциус. – Не буду больше обременять вас своими проблемами.

– Никуда ты не поедешь!

Мама забрала у отца полотенце и вытерла кровь со щеки Люциуса. Она осторожно развернула Люциуса к себе, и я впервые смогла оценить тяжесть его увечий. Даже в темной комнате было заметно, что Чертовка сильно проигрывала в сравнении с родственниками Люциуса. Меня охватил гнев.

– То, что происходит, касается меня и моей семьи, – сказал Люциус. Он немного приподнялся, не глядя на меня: – Я поеду домой и со всем разберусь.

Мы знали, что это означает: еще больше боли, еще больше шрамов.

– Теперь это и твой дом, – отчеканил отец. – Ты останешься здесь.

Я посмотрела на родителей и впервые по– настоящему увидела тех, кто с риском для жизни вывез обреченного ребенка из Румынии. Как эгоистично с моей стороны, что я никогда раньше не понимала, какую жертву они принесли. Конечно же они всегда недоговаривали, скрывали, какой опасности подвергались.

– Дом, – с презрением произнес Люциус.

– Да, дом, – ответила мама.

– Знаешь, ты слишком загостился в гараже, – сказал папа, коснувшись руки Люциуса. – Завтра же ты переедешь к нам. Мы подготовим комнату.

– Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, – ответил Люциус. – Не волнуйтесь за меня. Старейшие здесь не останутся. Они считают, что я урок усвоил, и ждут повиновения.

– Нет, ты переедешь к нам, – настойчиво продолжил отец. – Встать можешь?

У Люциуса не осталось сил возражать. Он медленно свесил с кровати ноги и сел, потирая ребра:

– Старейшие помнят все мои переломы и наносят удары по тем же местам.

Мама обняла Люциуса за плечи. Как мне хотелось оказаться на ее месте!.. Люциус припал к ней, как беззащитное дитя. Мама печально взглянула на нас с отцом.

– Попытайся встать, – сказал отец, взяв Люциуса за руку.

– Спасибо, – ответил Люциус. Даже искалеченный, он сохранял величественный вид. – Я благодарен вам за все. Простите, что доставил столько неудобств.

– Сынок, не за что, – ответил папа, помогая ему устоять на ногах.

Мама поддерживала Люциуса за талию, и они втроем медленно двинулись к двери. Через несколько шагов Люциус остановился:

– Доктор Пэквуд… Мистер Пэквуд… В прошлом я не всегда хорошо о вас отзывался. Боюсь, что я считал вас… слабыми. Вы слишком непохожи на мою семью.

– Люциус, все в порядке, – сказала мама, потянув его за собой. – Не нужно больше ничего говорить.

– Нет, нужно, – возразил он. – Я был неправ, когда оскорблял вас. И не только потому, что вы проявили ко мне гостеприимство. Я счел вашу доброту слабостью. Примите мои искренние извинения. С вашей помощью я осознал свою ошибку.

– Извинения приняты. – Папа похлопал Люциуса по спине. – Теперь давай доберемся до твоей кровати.

Наша печальная процессия проследовала по глубокому снегу через двор. Мама постелила Люциусу в кабинете, маленькой уютной комнатке между нашими спальнями, и сделала вид, что сама тоже идет спать. Я знала, что родители будут начеку всю ночь. Они не верили, что жестокие родственники Люциуса разъехались по домам. Мама с папой боялись, что Люциус исчезнет во тьме. Я тоже этого боялась.

Наконец я услышала его глубокое ровное дыхание: должно быть, он заснул. Завернувшись в одеяло, я вспомнила, что сегодня – новогодний вечер. Новый год уже начался. Скоро мне исполнится восемнадцать. Значит, я буду иметь право выйти замуж.

В соседней комнате стонал от боли мужчина, с которым я обручена с самого рождения. Сколько раз его избивали и он кричал, страдая даже во сне? Что за боль терзала его изнутри? Может, эта боль была хуже переломов, порезов и синяков?