Текст книги "Назад к Мафусаилу"

Автор книги: Бернард Джордж Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Древняя. Скажи, Акис, ты никогда не задумывался о том, что проживешь, может быть, тысячи лет?

Акис. Ах, не надо про это! Я отлично знаю: на то, что разумный человек может назвать жизнью, мне отпущено всего четыре года и три с половиной из них уже прошли.

Экрасия. Не сердитесь, древние, но, честное слово, ваше существование трудно назвать жизнью.

Новорожденная (чуть не плача). Ох, как ужасно, что она у нас такая короткая! Нет, я этого не вынесу.

Стрефон. А вот у меня все уже решено. Как только мне исполнится три года пятьдесят недель, со мной произойдет несчастный случай. Только произойдет он не случайно.

Древний. Мы очень устали от разговоров. Мне нужно идти.

Новорожденная. Что значит «уставать»?

Древняя. Это значит расплачиваться за то, что присматриваешь за детьми. Прощайте!

Древниеуходят в разные стороны: она – в рощу, он – на холм позади храма.

Все (с глубоким вздохом облегчения). Уф!

Экрасия. Ужасные люди!

Стрефон. Вот надоеды!

Марцелл. А все-таки до чего хочется пойти за ними, заглянуть в их жизнь, проникнуть в их мысли, понять вселенную, как они ее понимают!

Архелай. Стареешь, Марцелл?

Марцелл. Что ж, я действительно покончил с куклами и больше не завидую тебе. Похоже, это конец. Мне уже достаточно двух часов сна. И боюсь, что начинаю считать вас довольно глупыми.

Стрефон. Мне это знакомо. Сегодня утром моя возлюбленная покинула меня. Последние недели она совсем не спала. И нашла, что математика интересней, чем я.

Марцелл. До нас дошло доисторическое изречение, принадлежащее одной из знаменитых наставниц. Оно гласит: «Брось женщин и займись математикой». Это единственный уцелевший фрагмент утерянного сочинения, которое называлось «Исповедь блаженного Августина, англичанина-опиомана». Эта первобытная дикарка была, видимо, великим человеком, коль скоро сумела сказать слова, пережившие триста веков. ^{233} Я тоже брошу женщин и займусь математикой, которою слишком долго пренебрегал. Прощайте, дети, сотоварищи мои по играм. Расставаясь с вами, мне следовало бы расчувствоваться, но правда всегда холодна и состоит она в том, что вы мне надоели. Не сердитесь: ваш черед тоже не за горами. (Торжественной поступью удаляется в рощу.)

Архелай. От нас уходит человек великого духа. Каким он был ваятелем! А теперь станет ничем. Это все равно как если бы он отрубил себе руки.

Новорожденная. Неужели вы все покинете меня так же, как он – вас?

Экрасия. Никогда! Мы же дали клятву.

Стрефон. А что толку? Она поклялась. Он поклялся. Мы поклялись. Они поклялись.

Экрасия. У тебя получается, как в грамматике.

Стрефон. А разве не так положено говорить? Все мы будем клятвопреступниками.

Новорожденная. Не надо так. Ты огорчаешь нас и прогоняешь свет. Смотри, как стало темно.

Акис. Это спускается ночь. Завтра опять будет светло.

Новорожденная. Что такое «завтра»?

Акис. День, который никогда не наступает. (Поворачивается и направляется в храм.)

Все стягиваются к храму.

Новорожденная (удерживая Акиса). Это не ответ. Что…

Архелай. Замолчи. Не годится, чтоб ребенка слышали, – его должны только видеть.

Новорожденная показывает ему язык.

Экрасия. Это некрасиво. Никогда так не делай.

Новорожденная. Я буду делать, что захочу… Но со мной что-то происходит. Мне хочется прилечь. У меня слипаются глаза.

Экрасия. Ты засыпаешь. А потом проснешься.

Новорожденная (сонно). Что значит «засыпать»?

Акис. Не спрашивай – и тебе не будут лгать в ответ. (Берет ее за ухо и ведет к храму.)

Новорожденная. Ай-яй-яй! Не надо. Я хочу, чтобы меня несли. (Падает на руки Акису, и тот уносит ее в храм.)

Экрасия. Довольно дуться, Архелай. Ты, по крайней мере, остался художником. Я обожаю тебя.

Архелай. Вот как? К сожалению, я больше не ребенок. Я слишком стар для нежностей. Могу только любоваться твоей фигурой. Этого с тебя довольно?

Экрасия. Любоваться? На каком расстоянии?

Архелай. Не ближе вытянутой руки.

Экрасия. Благодарю. Это не для меня. (Отворачивается.)

Архелай. Ха-ха-ха! (Входит в храм.)

Экрасия (Стрефону, стоящему уже на пороге храма). Стрефон!

Стрефон. Нет. Мое сердце разбито. (Входит в храм.)

Экрасия. Неужели мне предстоит провести ночь одной? (Озирается, ища глазами другого партнера, но все уже ушли.)Что ж! В конце концов, я всегда могу помечтать о любовнике поблагородней вас. (Входит в храм.)

Окончательно стемнело. Возле храма возникает бледное сияние, превращающееся в призрак Адама.

Женский голос (в роще). Кто здесь?

Адам. Призрак Адама, праотца человечества. А ты кто?

Голос. Призрак Евы, праматери человечества.

Адам. Подойди, жена, и покажись мне.

Ева (выходя из рощи). Вот и я, супруг. Какой же ты старый!

Голос (с холмов). Ха-ха-ха!

Адам. Кто это? Кто дерзает смеяться над Адамом?

Ева. Кто отважился смеяться над Евой?

Каин. Призрак Каина, первого ребенка и первого убийцы. (Появляется между ними.)

Одновременно с этим раздается протяжное шипение.

Кто смеет шипеть на Каина, властелина смерти?

Голос. Призрак змеи, которая жила еще до Адама и Евы и научила их, как произвести на свет Каина.

Змея, обвившаяся вокруг дерева, становится видимой.

Новый голос. Но кое-кто пришел в мир раньше, чем змея.

Змея. Это голос Лилит, той, что была и отцом и матерью сразу. Привет тебе, Лилит!

Между Каином и Адамом возникает Лилит.

Лилит. Я невыразимо страдала, разрывалась на части, утратила жизнь, но создала из своей плоти два эти существа – мужчину и женщину. И вот что из этого вышло. Как ты понимаешь это, сын мой Адам?

Адам. Я обрабатывал землю и заставил ее плодоносить; я любил женщину, и она родила. И вот что из этого вышло. Как ты понимаешь это, жена моя Ева?

Ева. Я вскормила яйцо в своем теле и напитала его своей кровью. А теперь женщины кладут яйца, как птицы, и не ведают страданий. Как ты понимаешь это, первенец мой Каин?

Каин. Я изобрел убийство, победу, торжество и господство сильного над слабым. Ныне же сильные истребили друг друга, а слабые живут вечно, и от дел их никому нет пользы. Как ты понимаешь это, змея?

Змея. Я доказала свою правоту, ибо избрала мудрость и познание добра и зла. Ныне же зла нет, а мудрость и добро нераздельны. Этого с меня довольно. (Исчезает.)

Каин. Для меня на земле не осталось места. Я прожил свое, и никто не скажет, что я прожил плохо. Но теперь!.. Угасни, слабый огонек! (Исчезает.)

Ева. Умники всегда были моими любимцами. Землекопы и воины зарыли себя в землю, к червям. А мир достался умникам. Все хорошо. (Исчезает.)

Адам. Ничего не понимаю, ну вовсе ничего. К чему все это? Отчего? Откуда? Куда идет? Нам было совсем неплохо в саду. А эти дураки перебили всех животных и недовольны, потому что им надоедает возиться с собственным телом. Вот уж глупость-то! (Исчезает.)

Лилит. Люди приняли на себя бремя вечной жизни. Они научились рождать без мук, и жизнь не прекращается для них даже в миг распада плоти. В груди у них нет молока, чрево их пусто, а тело стало просто красивой оболочкой, которою любуются и которую ласкают их дети в неразумии своем. Довольно ли этого? Или мне опять приняться за труд и произвести на свет нечто такое, что истребит и уничтожит людей, как истребили они зверей в своем саду, уничтожили и тех, кто ползал, и тех, кто летал, – всех, кто отверг вечную жизнь? Я терпела много веков, и люди жестоко испытывали мое терпение. Они творили страшное – бросались в объятия смерти и объявляли вечную жизнь выдумкой. Я смотрела на порождения свои и удивлялась, как много в них злобы и страсти к разрушению. Марс – и тот покраснел, глядя на позор своей сестры – их планеты. Жестокость и лицемерие стали настолько гнусными, что лицо земли усеялось детскими могилами, меж которых ползали живые скелеты в поисках мерзостной пищи. Я уже чуяла приближение новых родовых мук, когда один человек раскаялся и прожил триста лет. Тогда я решила подождать и посмотреть, что из всего этого выйдет. А вышло так много, что ужасы былых времен кажутся теперь дурным сном. Люди искупили свои беззакония и отвернулись от своих прегрешений. Лучше же всего то, что они все еще не знают удовлетворения. Толчок, который я дала им в день, когда, разорвавшись надвое, создала на земле мужчину и женщину, движет ими и поныне. Пройдя миллионы рубежей, они идут к новому – к освобождению от плоти, к превращению в нематериальный вихрь, к водовороту чистого разума, который в начале времен был водоворотом чистой энергии. И хотя все сделанное ими – лишь первое усилие в бесконечном труде творения, я не уничтожу их, пока они не преодолеют последнюю преграду, отделяющую плоть от духа, и не сорвут с жизни путы всегда насмехавшейся над ней материи. Я могу ждать – что такое терпеливое ожидание в сравнении с вечностью? Я дала женщине величайший дар – любопытство. Этот дар спас ее потомство от моего гнева, ибо я сама любопытна и потому выжидала, желая посмотреть, что же люди будут делать завтра. Пусть они и впредь питают во мне это чувство. Я хочу сказать: пусть они больше всего страшатся остановиться, ибо как только я, Лилит, утрачу надежду на них и веру в них, они будут осуждены. Движимая этой надеждой и верой, я на миг сохраняла жизнь, и такие миги повторялись много-много раз. Были существа, более могучие, чем они; но эти существа убили во мне надежду и веру и исчезли с лица земли. Людей я тоже не могу щадить вечно. Я – Лилит, я привнесла жизнь в водоворот энергии, я заставила врага моего, материю, покориться живой душе. Но, превратив врага жизни в ее раба, я сделала его господином жизни, потому что этим кончается всякое рабство, и теперь я увижу, как раб получит свободу, враг примирится, водоворот станет жизнью и материя исчезнет. А так как младенцы, именующие себя древними, уже подходят к этому рубежу, я потерплю их еще, хотя знаю, что, достигнув его, они станут наравне со мной и вместо меня, и Лилит превратится лишь в легенду, в предание, утратившее всякий смысл. Бесконечна только жизнь, и хотя мириады ее звездных дворцов покамест необитаемы, а другие мириады и вовсе не построены, хотя необозримые ее владения все еще безотрадно пустынны, будет день, и семя мое утвердится в них, подчинив себе материю до последнего предела. А что за этим пределом – этого не различает даже взор Лилит. Довольно и того, что за ним что-то есть. (Исчезает.)