Текст книги "Назад к Мафусаилу"

Автор книги: Бернард Джордж Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Часть IV
Трагедия пожилого джентльмена

Действие первое

Берринский причал на южном берегу залива Голуэй в Ирландии. Край увенчанных камнями холмов и усеянных валунами полей. Год 3000-й н. э., погожий летний день. На старинной каменной тумбе в три фута толщиной и столько же высотой, служившей некогда для швартовки судов, сидит, лицом к суше, пожилой джентльмен. Он склонил голову на грудь, закрыл лицо руками и рыдает. У него седые бакенбарды и брови, резко контрастирующие с загорелым лицом. Одет он в черный сюртук, белый жилет, сиреневые брюки, серую фетровую шляпу и лакированные ботинки с белыми пуговками; его блестящий шелковый галстук заколот булавкой с драгоценным камнем. Из рукавов сюртука выглядывают крахмальные манжеты, белый воротничок à la Гладстон тоже накрахмален. На каменных плитах, справа от джентльмена, лежит несколько набитых мешков, которые наводят на мысль, что этот причал, в отличие от других захолустных ирландских пристаней, не только живописен, но подчас и полезен. Слева и позади джентльмена видны верхние ступени каменной лестницы, спускающейся к воде.

По лестнице, со стороны моря, поднимается женщинав одной шелковой тунике, сандалиях и шапочке с золотой цифрой 2. Возраст ее не поддается определению: лицо у нее свежее, черты его юношески четки, но выражение такое строгое и решительное, какого не бывает у молодых. Она с изумлением смотрит на плачущего мужчину.

Женщина. Что с вами?

Пожилой джентльмен поднимает голову, разом берет себя в руки, вытаскивает шелковый платок и, смахнув слезы, мужественно пытается улыбнуться. Затем галантно пробует встать, но вновь опускается на тумбу.

Вам помочь?

Пожилой джентльмен. Нет. Весьма благодарен. Нет. Пустяки. Это все жара виновата. (Речь его перемежается всхлипываниями, он утирает платком глаза и нос.)Сенная лихорадка.

Женщина. Вы, по-видимому, иностранец?

Пожилой джентльмен. Нет. Не считайте меня иностранцем. Я британец.

Женщина. Из какой-нибудь дальней части Британского содружества?

Пожилой джентльмен (учтиво, но не без напыщенности). Из его столицы, сударыня.

Женщина. Из Багдада?

Пожилой джентльмен. Да. Вы, вероятно, не знаете, сударыня, что в эпоху, именуемую теперь Исходом, ваши острова были центром Британского содружества. Тысячелетие тому назад здесь размещался его штаб. Сейчас мало кто осведомлен об этой любопытной подробности, но, уверяю вас, это правда. Я приехал сюда, чтобы совершить паломничество в одну из многих стран моих отцов. Мы с вами – родственники, у нас одна кровь, а кровь – не вода.

Женщина. Не понимаю. Вы сказали «паломничество». Что это такое? Новое средство передвижения?

Пожилой джентльмен (снова впадая в уныние). Я вижу, что меня действительно плохо здесь понимают. Я имел в виду не машину, а… э-э… поездку из эмоциональных побуждений.

Женщина. Боюсь, что опять ничего не поняла. Вы добавили также, что кровь – не вода. Это бесспорно, но к чему это сказано?

Пожилой джентльмен. Разве не ясно?

Женщина. Совершенно ясно. Но уверяю вас, я и так никогда не сомневалась, что кровь – не вода.

Пожилой джентльмен (всхлипнув и опять чуть не плача). Оставим это, сударыня.

Женщина (подходя ближе и участливо всматриваясь в него). Боюсь, что вы нездоровы. Разве вас не предупреждали, что эти края противопоказаны недолгожителям? Здесь они могут заразиться смертельной болезнью, которая называется депрессией и которой им следует всячески остерегаться. Общение с нами требует от них чрезмерного напряжения.

Пожилой джентльмен (овладев собой, угрюмо). Ко мне это не относится, сударыня. Боюсь только, что я для вас неинтересный собеседник. Если это так, лекарство – в ваших руках.

Женщина (недоуменно смотрит на свои руки, потом на него). Где?

Пожилой джентльмен (пав духом). Нет, это ужасно! Ни ума, ни понимания, ни сочувствия… (Задыхается от слез.)

Женщина. Ну, что я говорила? Вы же больны.

Пожилой джентльмен (потеряв терпение). Я не болен. И никогда ничем не болел.

Женщина. Позволите дать вам совет?

Пожилой джентльмен. Благодарю, сударыня, врач мне не нужен: я не слабоумный и не бражник.

Женщина (качая головой). Боюсь, что ничего не понимаю. Я не говорила о бабочках.

Пожилой джентльмен. Так ведь и я о них не говорил!

Женщина. Но вы употребили слово «бражник», а так здесь называют только бабочек.

Пожилой джентльмен (неистово). Сдаюсь! Я этого больше не выдержу! Лучше уж сразу сойти с ума! (Вскакивает и, приплясывая, поет.)

 
Как бабочка, хочу порхать я от цветка к цветку
И яблочные пышки печь, не тратясь на муку.
 

Женщина (сдержанно улыбаясь). Я не смеялась по меньшей мере лет полтораста, но, если вы не перестанете, я расхохочусь, как шестидесятилетняя девчонка. К тому же у вас такой смешной костюм!

Пожилой джентльмен (мгновенно перестав паясничать). Смешной костюм? У меня? Допускаю, что я одет не совсем так, как чиновник министерства иностранных дел, но костюм мне сшили по последней моде на моей родине, в столице. А вот ваш наряд, простите за откровенность, показался бы там весьма странным и едва ли приличным.

Женщина. Приличным? В нашем языке нет такого слова. Что оно означает?

Пожилой джентльмен. Мне было бы неприлично объяснять вам это. Рассуждать о приличиях – всегда неприлично.

Женщина. Теперь я совсем вас не понимаю. Мне кажется, вы нарушаете правила, установленные для приезжающих к нам недолгожителей.

Пожилой джентльмен. Вряд ли они, сударыня, распространяются на людей моих лет и положения. Я не мальчик и не сельскохозяйственный рабочий.

Женщина (строго). Они полностью распространяются и на вас. Вам положено общаться лишь с детьми не старше шестидесяти лет. Вам, при любых обстоятельствах, категорически возбраняется входить в контакт со взрослым населением. Вам нельзя долго разговаривать с людьми моих лет, иначе у вас начнется тяжелый приступ депрессии. Разве вы сами не видите, что у вас уже появились серьезные симптомы этого прискорбного и, как правило, смертельного недуга?

Пожилой джентльмен. Конечно не вижу, сударыня. Я, к счастью, не подвержен ему. Я издавна привык подолгу и доверительно разговаривать с самыми почтенными людьми. Если же вы не умеете отличить сенную лихорадку от умственной неполноценности, мне остается лишь заметить вам, что ваш преклонный возраст повлек за собой неизбежное его следствие – впадение в детство.

Женщина. Я, как одна из попечительниц здешнего округа, несу за вас ответственность и…

Пожилой джентльмен. Попечительница? Уж не принимаете ли вы меня за нищего?

Женщина. Я не знаю, что такое нищий. Потрудитесь ответить, кто вы такой, если, конечно, вы способны выражаться ясно…

Пожилой джентльмен возмущенно фыркает.

…и почему вы разгуливаете один, без няни.

Пожилой джентльмен (возмущенно). Без няни?

Женщина. Недолговечным посетителям запрещено передвигаться без присмотра. Разве вам не известно, что правила полагается соблюдать?

Пожилой джентльмен. Это, безусловно, справедливо для низших классов. Но лица моего положения пользуются некоторыми привилегиями, и воспитанные люди никогда нам в них не отказывают. Я…

Женщина. Здесь люди делятся только на два класса – на недолгожителей и нормальных. Правила для недолгожителей установлены в целях их же собственной безопасности. А теперь отвечайте, кто вы такой.

Пожилой джентльмен (с достоинством). Сейчас я на пенсии, сударыня. Раньше возглавлял в Багдаде всебританский трест синтетических яйцепродуктов и растительных сыров, а ныне состою президентом британского историко-археологического общества и вице-президентом клуба путешественников.

Женщина. Все это не имеет никакого значения.

Пожилой джентльмен (снова фыркает). Гм! Неужели?

Женщина. Вас направили сюда для развития умственных способностей?

Пожилой джентльмен. Что за нелепый вопрос! Уж не считаете ли вы меня тупоумным?

Женщина. Вам, видимо, неизвестно, что вы находитесь на западном побережье Ирландии и что жители Восточного острова ^{201} имеют обыкновение проводить здесь несколько лет, чтобы сделать свой ум более гибким. Здешний климат благоприятствует этому.

Пожилой джентльмен (высокомерно). Я, слава богу, родился не на Восточном острове, а в добром старом британском Багдаде и не нуждаюсь в курортах, где лечат от слабоумия.

Женщина. Тогда зачем вы здесь?

Пожилой джентльмен. Разве я нарушил границы частного владения? Извините, не знал.

Женщина. Границы частного владения? Не понимаю.

Пожилой джентльмен. Эта земля – чья-нибудь собственность? Если так, признаю свою вину, готов уплатить шиллинг в возмещение убытков, если причинил таковые, и уйду отсюда, коль скоро вы будете добры показать мне дорогу. (Протягивает ей шиллинг.)

Женщина (берет монету и равнодушно разглядывает ее). Я не поняла ни слова из того, что вы сказали.

Пожилой джентльмен. Но я говорю на чистейшем английском языке. Вы – владелица поместья?

Женщина (качая головой). В здешних краях еще сохранилось предание о животных, носивших это имя. В варварские времена на них охотились с ружьями. Сейчас эта порода вымерла.

Пожилой джентльмен (снова пав духом). Как ужасно очутиться в стране, где не имеют представления об основных институтах цивилизации! (Опускается на тумбу, борясь с подступающими к горлу рыданиями.)Извините. Сенная лихорадка.

Женщина (вытаскивает из-за пояса камертон, подносит к уху и говорит в пространство, монотонно, как певчий, затянувший псалом). Берринский причал, залив Голуэй; прошу прислать человека для присмотра за недолгожителем в состоянии депрессии; убежал от няни; иностранец мужского пола, истеричный, речь невнятная, бывают минутные просветления; очень смешной костюм, на лице любопытная бахрома из белых водорослей.

Пожилой джентльмен. Это дерзость! Это грубое оскорбление!

Женщина (засовывая камертон за пояс). Ваши слова лишены для меня всякого смысла. В качестве кого вы здесь находитесь? Как получили разрешение на въезд?

Пожилой джентльмен (внушительно). Наш премьер-министр мистер Бэджер Блубин ^{202} прибыл сюда просить совета у оракула. Он мой зять. Нас сопровождают его супруга и дочь – мои дочь и внучка. Могу добавить, что генерал Ауфштайг, также приехавший с нами, – это на самом деле император Турании, путешествующий инкогнито. Предполагаю, что он намерен задать оракулу вопрос в неофициальном порядке. Я же отправился сюда с единственной целью – посетить эти края.

Женщина. Зачем вы отправились туда, где у вас нет никаких дел?

Пожилой джентльмен. Боже милостивый, да это же совершенно естественно! В клубе путешественников я буду единственным, кто посетил здешнее побережье. Подумайте, в каком исключительном положении я окажусь!

Женщина. Разве это преимущество? У нас тут есть человек, потерявший обе ноги в катастрофе. Он тоже в исключительном положении, но предпочел бы, конечно, быть как все.

Пожилой джентльмен. Нет, так и с ума сойти недолго! Между ним и мной нет никакого сравнения.

Женщина. Но ведь положение в обоих случаях исключительное.

Пожилой джентльмен. Очевидно, разговор в вашей стране сводится к глупой игре словами. Я сыт ею по горло.

Женщина. Я прихожу к выводу, что ваш клуб путешественников состоит из людей, которым нравится утверждать, что они побывали там, где не бывал никто.

Пожилой джентльмен. Разумеется, если вам угодно зубоскалить на наш счет…

Женщина. Что такое зубоскалить?

Пожилой джентльмен (с диким воплем). Утоплюсь!

В отчаянии бросается к краю причала, но его встречает и перехватывает поднимающийся по лестнице мужчинас цифрой 1 на шапке. Одет он так же, как женщина, и пол его выдают только усики.

Мужчина (пожилому джентльмену). А, вот вы где! Если улизнете еще раз, я надену на вас ошейник и буду водить на сворке.

Женщина. Вы няня этого иностранца?

Мужчина. Да. Он просто замучил меня. Чуть отвернешься, убегает и заговаривает с кем попало.

Женщина (вынимает камертон и, качнув его, затягивает, как в прошлый раз). Берринский причал. Вызов отменен. (Прячет камертон и говорит мужчине.)Я просила прислать кого-нибудь для присмотра за ним. Пробовала с ним объясняться, но очень плохо его понимаю. Не оставляйте его ни на минуту: он уже в опасной стадии депрессии. Если понадоблюсь, Фузима и Горт найдут меня. (Уходит.)

Пожилой джентльмен. Если понадоблюсь!.. Нет уж, мне она не понадобится. Это, должно быть, особа легкого поведения: она заговорила со мной, хоть я ей не представлен. И к тому же удрала с моим шиллингом.

Мужчина. Пожалуйста, помедленней: я не улавливаю вашу мысль. Что такое «шиллинг»? Что такое «представлен»? А уж «особа легкого поведения» – вообще бессмыслица.

Пожилой джентльмен. Здесь все выглядит бессмыслицей. Могу сказать одно: впервые в жизни встречаю такую непроходимо глупую женщину.

Мужчина. Этого не может быть. Она не могла показаться вам глупой: она – вторичная, а скоро перейдет в третичные.

Пожилой джентльмен. Что значит «третичная»? Я на каждом шагу слышу тут: первичная, вторичная, третичная, – словно это не люди, а геологические эпохи.

Мужчина. Первичные – это те, кто живут первое столетие. Вторичные – второе. Я еще числюсь в первичных (указывает на свой номер), но почти вправе считаться вторичным: в январе мне будет девяносто пять. Разве вы не заметили цифру два у ней на шапочке? Она из вторичных и притом не первой молодости.

Пожилой джентльмен. Оно и видно: у нее начинается второе детство.

Мужчина. Второе? Да она давным-давно прошла через пятое.

Пожилой джентльмен (вновь опускаясь на тумбу). Ох, не могу больше! До чего здесь все противоестественно!

Мужчина (нетерпеливо и беспомощно). Незачем было приезжать сюда. Вам тут не место.

Пожилой джентльмен (негодование придает ему смелости). Это еще почему? Я вице-президент клуба путешественников. Я объездил весь мир и держу в клубе рекорд по цивилизованным странам.

Мужчина. Что такое цивилизованные страны?

Пожилой джентльмен. Это… Это… Ну, словом, цивилизованные страны. (С отчаянием.)Не знаю. Я… Я с ума сойду, если вы не перестанете спрашивать о том, что известно каждому. Цивилизованной называют страну, где можно путешествовать с удобствами. Где есть хорошие отели. Извините, но вы со своими расспросами надоедливей пятилетнего ребенка, хоть и уверяете, что вам девяносто пять. Тогда уж называйте меня папочкой.

Мужчина. Я не знал, что вас зовут Папочка.

Пожилой джентльмен. Меня зовут Джозеф Попем Болдж Блубин Барлоу, О. М.

Мужчина. Имен у вас хватит на целых пять человек. Папочка – короче. А О. М. здесь не годится: это прозвище некоторых местных дикарей – они потомки аборигенов здешнего побережья, называвших себя О'Маллигенами ^{203} . Пусть будет Папочка.

Пожилой джентльмен. Но люди подумают, что я ваш отец.

Мужчина (скандализованный). Тсс! У нас не принято намекать на подобное родство. Это неделикатно. Да и какая разница, отец вы мне или нет?

Пожилой джентльмен. Мой достойный девяностолетний друг, ваши умственные способности пришли в полный упадок. Неужели мне нельзя было подобрать провожатого моих лет?

Мужчина. То есть юную особу?

Пожилой джентльмен. Ни в коем случае. Я не собираюсь показываться на людях в обществе юной особы.

Мужчина. Почему?

Пожилой джентльмен. Почему? Как почему? Неужели вы начисто лишены нравственного чувства?

Мужчина. Мне придется отказаться от вас: я совершенно вас не понимаю.

Пожилой джентльмен. Но вы же имели в виду молодую женщину, не так ли?

Мужчина. Я имел в виду человека ваших лет. А мужчина это или женщина – не все ли равно?

Пожилой джентльмен. Я отказываюсь верить в такое возмутительное равнодушие к элементарнейшим приличиям в человеческих отношениях.

Мужчина. Что такое «приличия»?

Пожилой джентльмен (вскакивает). Опять тот же вопрос! Сговорились вы, что ли?

Мужчина (достав камертон и манипулируя им так же, как раньше женщина). Берринский причал, Зозим вызывает Зу из Эннистимона; недолгожитель, больной депрессией, разыскан; он говорил с одной из вторичных, и ему стало хуже; уверяет, что я для него слишком стар; требует человека своих лет или моложе; придите, если можете. (Прячет камертон и поворачивается к пожилому джентльмену.)Зу – девушка лет пятидесяти, поэтому еще очень ребячлива. Может быть, с нею вы почувствуете себя счастливым.

Пожилой джентльмен. Счастливым? С пятидесятилетним синим чулком? Благодарю покорно!

Мужчина. Синий чулок? До чего утомительно все время угадывать смысл ваших слов! К тому же вы слишком со мной разговорчивы, что может усилить вашу депрессию: я для этого достаточно стар. Лучше помолчим, пока не придет Зу. (Поворачивается к пожилому джентльмену спиною, садится на край причала над водой и болтает ногами.)

Пожилой джентльмен. С удовольствием. Я не испытываю желания навязываться в собеседники кому бы то ни было. Кстати, не хотите ли вздремнуть? Если да, не церемоньтесь.

Мужчина. Что значит «вздремнуть»?

Пожилой джентльмен (подходит к нему и с крайним раздражением чеканит). Вздремнуть, друг мой, значит на короткое время предаться сну, который смаривает пожилых людей, когда они пытаются занять нежелательного гостя или слушают лекцию на научную тему. Спите, спите. (Орет ему в ухо.)Спите!

Мужчина. Я уже сказал, что я почти вторичный. Я никогда не сплю.

Пожилой джентльмен (столбенея от ужаса). Боже правый!

Со стороны суши появляется молодая женщинас цифрой 1 на шапочке. На вид она не старше, а пожалуй, и моложе, чем за тысячу лет до этого была Сэвви Барнабас, которую новоприбывшая отдаленно напоминает.

Молодая женщина. Это больной?

Мужчина (вскакивая). Это Зу. (К Зу.)Зовите его Папочкой.

Пожилой джентльмен (взрываясь). Нет!

Мужчина (оставив протест без внимания). Спасибо, что выручили. Я больше не выдержу – так он мне надоел. (Спускается по лестнице и исчезает.)

Пожилой джентльмен (снимает шляпу и, стоя на краю причала, лицом к Атлантическому океану, иронически отвешивает низкий поклон). До свиданья, сэр! Чрезвычайно обязан вам за исключительную вежливость, изысканную деликатность и светское обхождение. Благодарю от всего сердца. (Нахлобучивая шляпу на голову.)Свинья! Осел!

Зу весело смеется.

(Круто оборачивается к ней.)Добрый день, сударыня! Весьма сожалею, что мне пришлось поставить вашего знакомого на место, но, по-моему, здесь, как и всюду, человек должен уметь добиваться, чтобы к нему относились с подобающим уважением. Я надеялся, что в качестве гостя буду огражден от оскорблений.

Зу. Поставить моего знакомого на место? Это, видимо, какое-то поэтическое выражение. Что оно означает?

Пожилой джентльмен. Скажите, у вас на островах кто-нибудь понимает обыкновенный английский язык?

Зу. Честно говоря, одни оракулы. Им приходится специально изучать то, что у нас называют мертвой мыслью.

Пожилой джентльмен. Мертвой мыслью? О мертвых языках я слыхал, о мертвой мысли – никогда.

Зу. Видите ли, мысль умирает быстрей, чем язык. Ваш язык мне понятен, мысли – не всегда. Оракулы же отлично поймут вас. Вы уже обращались к ним?

Пожилой джентльмен. Я здесь, сударыня, не для того, чтобы просить совета у оракула. Я приехал просто как человек, путешествующий для собственного удовольствия. Со мной моя дочь, ее супруг, британский премьер-министр, и генерал Ауфштайг, который, сообщу вам по секрету, на самом деле является императором Турании и величайшим военным гением эпохи.

Зу. А зачем вы путешествуете для собственного удовольствия? Разве вам нечем развлечься дома?

Пожилой джентльмен. Я хочу увидеть мир.

Зу. Мир слишком велик. А частицу его можно увидеть где угодно.

Пожилой джентльмен (теряя терпение). Черт побери, сударыня, неужели вам хочется всю жизнь глазеть на одну и ту же его частицу? (Спохватываясь.)Прошу прощения. Я, кажется, выругался при вас.

Зу. А, вот что такое ругаться! Я читала об этом. Очень звучно. Чертебрисдарыня, чертебрисдарыня! Повторяйте это сколько хотите – мне нравится.

Пожилой джентльмен (облегченно вздыхая). Благослови вас бог за эти кощунственные, но знакомые слова! Благодарю, еще раз благодарю! В первый раз с самого приезда в эту кошмарную страну я чувствую себя как дома. Напряжение, сводившее меня с ума, наконец разрядилось: мне кажется, что я у себя в клубе. Извините, что занимаю единственное наличное сиденье: годы не те. (Садится на тумбу.)Обещайте, что не отдадите меня никому из этих ужасных третичных, вторичных или как там они у вас называются.

Зу. Не бойтесь. И зачем только вас поручили Зозиму? Понимаете, он вот-вот станет вторичным, а юнцы в этом возрасте вечно задаются, словно они уже третичные. Вам, естественно, гораздо легче в обществе девчушки, вроде меня. (Удобно устраивается на мешках.)

Пожилой джентльмен. Девчушка? Что это такое?

Зу. Это древнее слово, которым мы до сих пор обозначаем существо женского пола, которое уже не ребенок, но еще и не взрослая девушка.

Пожилой джентльмен. По-моему, общение с особами этого возраста – истинное удовольствие. Я с каждой минутой все больше прихожу в себя. У меня такое ощущение, словно я распускаюсь, как цветок. Разрешите узнать, как вас зовут?

Зу. Зу.

Пожилой джентльмен. Мисс Зу…

Зу. Не Миссзу, а Зу.

Пожилой джентльмен. Понятно. Зу… э-э… как дальше?

Зу. Опять не так. Не Зукакдальше, а Зу. Просто Зу.

Пожилой джентльмен (озадаченный). Может быть, миссис Зу?

Зу. Нет, Зу. Неужели не понятно? Зу.

Пожилой джентльмен. Разумеется, разумеется. Поверьте, я отнюдь не предполагал, что вы замужем: вы слишком молоды, это сразу видно. Но здесь все так запутанно, и…

Зу (окончательно сбитая с толку). Что?

Пожилой джентльмен. Видите ли, замужество многое меняет. С замужней женщиной можно говорить о вещах, рассуждать о которых с неопытной девушкой несколько предосудительно.

Зу. Смысл ваших слов ускользает от меня. Я ничего не понимаю. «Замужняя» и «предосудительно» – это для меня пустые звуки. Впрочем, постойте. «Замужняя» – это, наверно, старинная форма слова «рожавшая»?

Пожилой джентльмен. Весьма возможно, но лучше переменим тему. Мне не следовало касаться ее. Извините, что привел вас в смущение.

Зу. Что значит «смущение»?

Пожилой джентльмен. Ну, ладно! Мне кажется, что, пока существует род людской, столь естественное чувство будет понятно любому. Привести в смущение – это все равно что вогнать в краску.

Зу. А что такое вогнать в краску?

Пожилой джентльмен (ошеломленно). Разве вам не приходилось краснеть?

Зу. Я даже не слышала ни о чем подобном. Правда, мы пользуемся словом «краснеть», но лишь там, где речь идет о приливе крови к коже. Я наблюдала это у своих малышей, но к двум годам оно прекращается.

Пожилой джентльмен. У ваших малышей? Боюсь, что затронул чересчур деликатный вопрос, но вы казались такой юной… И сколько же, смею спросить, у вас детей?

Зу. Пока что всего четверо. У нас это долгое дело. Малыши – моя специальность. Первый получился у меня настолько удачным, что мне велели продолжать. Я…

Пожилой джентльмен (чуть не свалившись с тумбы). О, боже!

Зу. В чем дело? Вам нехорошо?

Пожилой джентльмен. Ради всего святого, сударыня, сколько вам лет?

Зу. Пятьдесят шесть.

Пожилой джентльмен. У меня что-то подгибаются ноги. Я, наверно, в самом деле болен. Годы не те!

Зу. Я тоже заметила, что вы нетвердо стоите на ногах. Вы еще во многом беспомощный ребенок. Вероятно, поэтому мне и хочется вас понянчить. Вы же такой глупенький маленький Папочка!

Пожилой джентльмен (подстегнутый негодованием). Повторяю, меня зовут Джозеф Попем Болдж Блубин Барлоу, О. М.

Зу. Как смешно! Немыслимо длинное имя! Так я вас звать не могу. Как звала вас ваша мать?

Пожилой джентльмен. Вы воскрешаете во мне самые тяжелые переживания детства. Я был очень восприимчив к этому. Дети вообще нередко страдают из-за нелепых кличек. Моя матушка необдуманно прозвала меня Толстячком. Так меня именовали, пока я не пошел в школу и не встал на защиту своих детских прав, потребовав, чтобы меня, на худой конец, называли хотя бы Джо. С пятнадцати лет я не откликался, если меня называли короче, чем Джозеф. В восемнадцать я узнал, что имя Джозеф ассоциируется с неподобающей мужчине стыдливостью, так как напоминает о старинном предании про некоего Иосифа, отвергшего домогательства супруги своего работодателя ^{204}  – на мой взгляд, весьма похвальный поступок. С тех пор для родных и близких знакомых я Попем, для всех остальных – мистер Барлоу. Когда моей бедной матушке стал изменять рассудок, она вновь вернулась к прозвищу Толстячок, но я уже не сердился на нее. Возраст!

Зу. Неужели ваша мать нянчилась с вами и после того, как вам исполнилось десять?

Пожилой джентльмен. Разумеется, сударыня. Она же была моя мать. Чем ей еще заниматься?

Зу. Как чем? Очередным ребенком. Лет с восьми-девяти дети совершенно не интересны никому, кроме самих себя. Повстречайся мне двое моих старших, я их просто не узнаю.

Пожилой джентльмен (вновь поникая). Умираю! Дайте мне умереть! Я хочу умереть!

Зу (подбегая и поддерживая его). Не падайте. Сидите прямо. Что с вами?

Пожилой джентльмен (слабо). По-моему, позвоночник. Шок. Сотрясение мозга.

Зу (материнским тоном). Ну-ну, маленький! С чего бы это? (Тормошит его.)Полно, полно! Сядьте прямо и будьте паинькой.

Пожилой джентльмен (все еще чуть слышно). Благодарю. Мне лучше.

Зу (опять устраиваясь на мешках). А для чего вам остальные имена? У вас ведь их целая куча. Блопс Буби ^{205} и как там еще?

Пожилой джентльмен (внушительно). Болдж Блубин, сударыня. Это историческое имя. Позволю себе уведомить вас, что я могу проследить свою родословную на протяжении более чем тысячелетнего существования Восточной империи вплоть до ее зарождения еще на этих островах, когда два моих предка, Джойс Болдж и Хенгист Хорза Блубин ^{206} , оспаривали друг у друга пост премьер-министра Британской империи и поочередно отправляли эту должность с такой славой, о которой мы, в наш жалкий век, имеем лишь смутное представление. При мысли об этих исполинах, львах на войне и мудрецах в дни мира, столь непохожих на болтливых шарлатанов и пигмеев, которые сидят ныне на их местах в Багдаде, об этих сильных, молчаливых людях, правивших империей, где никогда не заходило солнце, слезы увлажняют мои глаза, сердце неистово бьется и я чувствую, что быть их современником и в расцвете лет умереть за них – удел несравненно более высокий и счастливый, чем постыдное благополучие моей старости.

Зу. Старость? Вы стары? (Смеется.)

Пожилой джентльмен. Да, сударыня, относительно стар. Но, как бы то ни было, я рад и горд, что происхожу от двух таких героев.

Зу. Вы происходите от всех британцев, живших в те времена. Разве вам это не известно?

Пожилой джентльмен. Шутки здесь неуместны, сударыня. Я ношу их имена – Болдж, Блубин – и надеюсь, что унаследовал частицу их могучего духа. Так вот, они родились на здешних островах. Повторяю, здешние острова, как это ни кажется теперь невероятным, были некогда центром Британской империи. Когда он переместился в Багдад и англичане вернулись в Месопотамию, исконную колыбель человечества, западные острова были заброшены, как раньше, во времена Римской империи. Но именно на этих островах, населенных британцами, и свершилось величайшее в истории чудо.

Зу. Чудо?

Пожилой джентльмен. Да. Первый человек, проживший триста лет, был англичанин. Первый со времен Мафусаила.

Зу. Ах, вот вы о чем!

Пожилой джентльмен. Да, именно об этом, хоть вы и толкуете о подобном событии столь легкомысленно. Известно ли вам, сударыня, что еще до этого момента непреходящей исторической важности англичане настолько утратили свой интеллектуальный престиж, что называли друг друга не иначе как болванами. А теперь Англия – священная сень, куда со всей земли стекаются государственные мужи, чтобы испросить совета у английских мудрецов, обогащенных двух с половиной вековым жизненным опытом. Страна, вывозившая когда-то ситцевые рубашки и скобяной товар, ныне экспортирует мудрость. Сударыня, перед вами человек, который по горло сыт уик-эндами в евфратских отелях, клоунами и менестрелями на песках Персидского залива, тобогганом и фуникулерами Гиндукуша. Удивительно ли, что, истосковавшись по тайнам и красотам этих сказочных островов, населенных призраками легендарного прошлого и освященных стопами мудрецов Запада, я и направился сюда? Подумайте об острове, где мы сейчас находимся, об этом последнем приюте человека на востоке Атлантики, об этой Ирландии, которую древние барды называли изумрудом в серебряной оправе моря! Могу ли я, отпрыск прославленной британской нации, забыть, что, когда империя переместилась на Восток и объявила издавна угнетаемым ею, но вечно непокорным мятежникам-ирландцам: «Мы наконец предоставляем вас себе, и да пойдет вам это на благо», ирландцы, как один, ответили историческим кличем: «Черта с два!» – и переселились в Индию, Персию, Корею, Марокко, Тунис и Триполи, в страны, где все еще остро стоял национальный вопрос. В этих странах они неизменно становились отважнейшими борцами за национальную независимость, и весь мир был оглашен рассказами об их жертвах и муках. Но какой поэт сумел бы достойно воспеть конец, увенчавший их борьбу? Не прошло и двухсот лет, как права наций получили столь широкое и полное признание, что на земле не осталось страны, где имели бы место национальная рознь и национальное движение. Подумайте, в какое положение попали ирландцы, нация, которая, не находя в прошлом применения своим политическим способностям, сохранила только одну из них – талант националистической агитации и которая привлекала к себе самые горячие симпатии всего мира лишь благодаря своим страданиям! Те самые народы, которым они помогли освободиться, бойкотировали их теперь, как невыносимо надоедливых смутьянов. Там, где прежде их боготворили как олицетворение живого ума и пылкого сердца, теперь бежали от них, как от чумы. Чтобы вернуть себе былой престиж, ирландцы потребовали передачи им Иерусалима, ссылаясь на то, что они – одно из рассеянных колен израильских. Но при их появлении евреи покинули город и вновь расселились по всей Европе. И вот тогда эти фанатичные ирландцы, ни один из которых в глаза не видел своей родины, получили от некоего английского архиепископа, родоначальника оракулов, совет возвратиться в страну отцов. Такое им и в голову не приходило: этому ведь никто не препятствовал и этого никто не запрещал. Они ухватились за предложение и высадились здесь, на берегах залива Голуэй. Выйдя на сушу, те, кто были постарше, пали ниц и, страстно целуя землю предков, призвали молодежь последовать их примеру. Но молодежь осмотрелась и мрачно ответила: «Тут не земля, а одни камни». Оглянитесь вокруг, сударыня, и вы поймете, почему они так сказали: поля здесь усеяны валунами, холмы увенчаны гранитом. На другой же день все прибывшие отплыли в Англию. С тех пор ни один ирландец никому, даже собственным детям, не признавался в том, что он ирландец, и, когда это поколение вымерло, мир начисто забыл об ирландской нации. Точно такая же история произошла с рассеявшимися по всему свету евреями, которые боялись, как бы их не отправили назад в Палестину, и на земле, лишившейся ирландцев и евреев, стало спокойно, но скучно. Разве эта повесть не волнует вас? Неужели вам и теперь не понятно, зачем я посетил арену, с которой так трагически сошли герои и поэты?