Текст книги "Небит-Даг"
Автор книги: Берды Кербабаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)
Глава тридцать первая
«Хороший парень – к обеду»
Ханык не ошибся: Мамыш встретила приветливо. По правде сказать, он немало постарался, чтобы заслужить этот радушный прием. Войдя в дом, назвал Мамыш матерью, оставил у порога свои кирзовые сапоги, повесил на вешалку старую стеганку и новую кепку, поклонился по-старинному, как нынче кланяются только старики, и присел около хозяйки, поджав под себя ноги. Еще больше понравилась старухе важная степенность, с какой парень расспрашивал о здоровье Нурджана, Амана и самого Атабая-ага. Покоренная этой учтивостью, Мамыш постеснялась спросить у гостя имя, хотя и видела его в первый раз. Дурдыев и тут проявил знание обычаев, не заставил хозяйку долго мучиться. Неторопливо и плавно, будто сказку сказывал, объяснил, откуда родом, как зовут, кто были родители, где работает, и назвался близким другом Нурджана.
Мамыш, очищавшая рис для плова, в лад его словам качала головой, не замечая, что глаза Ханыка воровато бегают, разглядывая все углы.
– Тетушка Мамыш, – спросил он наконец, – скоро ли Нурджан придет с работы?
– Говорил, дорогой мой, что нигде не задержится и вернется прямо к обеду с товарищем.
– Не меня ли имел в виду?
– Наверно, тебя, дорогой…
Нурджан давно приглашал в гости. «Познакомишься, говорит, с моей матерью, посидишь с ней и про свою мать позабудешь». Вот как говорил про тебя. Может, и сейчас Нурджан ищет меня? Правда, я его не видел со вчерашнего дня…
– Ханык-джан, а с кем еще он может прийти? Ты знаешь его друзей?
Этот вопрос порадовал Дурдыева. Старуха сама торопилась в расставленные сети. Изобразив притворное смущение, помолчав для пущей важности, Ханык со вздохом сказал:
– Тетушка Мамыш, очень хочется рассказать тебе кое-что. Чувствую, что для пользы Нурджана должен поделиться своими мыслями. Но боюсь, что тебе будет слишком больно, и потому прикусываю себе язык…
Никто не смог бы лучше сыграть на самой слабой струнке старухи. Мамыш вечно страдала от мнимой скрытности сыновей, изнемогала от любопытства, выпытывала у Нурджана какие-то несуществующие тайны. Сейчас она быстро придвинулась к Ханыку, не замечая, что рис просыпался на ковер.
Дорогой мой, если вправду хочешь стать моим сыном, никогда ничего не скрывай. Ты не испугаешь меня. Я старуха, видавшая и холод и жару, привыкшая равно благодарить жизнь и за цветы и за траву. Если беспокоишься за Нурджана, не робей, говори мне все! Я не испугаюсь, а только буду настороже. И мы вместе оградим его от беды.
Круглое лицо Ханыка, как всегда в минуты волнения, дергалось, глаза бегали. Но Мамыш принимала это за признаки стеснительности.
– Ну, говори же, не бойся, – подбодрила она Ханыка.
– Прости меня, мамочка, за горькие слова, какие я заставляю выслушать, – сказал он плачущим голосом. – Так болит сердце за Нурджана… Трудно удержать слезы…
И он всхлипнул.
– Не томи меня! Говори правду! – воскликнула перепуганная Мамыш.
– Что делать, мамочка, Нурджан потерял голову. Околдовали его, и он забыл друзей, и меня забыл…
– Околдовали? – шепотом переспросила Мамыш, уставившись на Ханыка круглыми от ужаса глазами.
– Совсем околдовали, мамочка.
У старухи даже голова затряслась. Она крепко схватила за локоть Ханыка.
– Кто же это сделал?
– В том-то и дело, мамочка, что никудышная вертихвостка, не стоящая даже следа Нурджана!
Мамыш дергала руку Ханыка, как голодная собака рвет еще не обглоданную кость.
– Что за вертихвостка? Русская? Туркменка?
Ханык, конечно, не постеснялся бы приписать все пороки Ольги тому, что она русская, но ему захотелось выглядеть в глазах старухи поблагороднее.
– Мамочка, дело не в национальности, а в душе!
– Дорогой, сердце рвется на части, скажи скорее – кто она?
– Она промысловый оператор, вроде Нурджана, и тут еще нет ничего худого. Но страшно другое: она не видит разницы между днем и ночью, между хорошим и плохим.
– Что ты сказал? Не отличает плохое от хорошего?
Почувствовав, что Мамыш полностью доверилась, Ханык нанес решительный удар.
– Прямо скажу, мамочка, Ольга – девушка легкого поведения.
– Что такое? Олге?
– Ольга Николаевна Сафронова.
– До чего же злая моя судьба. Айгюль превратилась в Ольгу, а Човдур в Сапара!
– Верно, верно говоришь, мама! Если бы мне посчастливилось сосватать такую пери, как Айгюль, я бы в одно мгновение семь раз склонился перед ней и семь раз выпрямился. Как жаль, что околдованные, пеленой задернутые глаза Нурджана не замечают ее.
– Лучше бы эта пелена пала на мои глаза!
– Что там говорить, мамочка, если человек околдован, он и в слепую и в горбатую может влюбиться.
– Только этого не хватало! Мало мне, что Аман стал калекой, так теперь и чужая, со стороны пришедшая к моей скатерти, оказалась кривой и горбатой!! Как же я переживу все это!
Концом платка Мамыш вытерла слезы, Ханык испугался. Что, если она заголосит и на крик сбегутся соседи?
– Не тревожься так, мамочка! Еще неизвестно, чем кончится дело, может, образумишь сынка, да и я полезу хоть в огонь, чтобы поссорить их друг с другом.
В голове Нурджана не отыщешь и капли разума! Все мои слова для него – пустой звук. Может, ты сумеешь сладить с ним? Дорогой мой, постарайся, ради дружбы постарайся уберечь его от неверного шага. А я твоей доброты никогда не забуду.
Ханык чувствовал, что заврался, и Мамыш легко сможет убедиться, что Ольга не кривая и не горбатая.
– Не стану скрывать, мамочка, Ольга красивая, привлекательная девушка.
– Какая польза от луны, если я не достаю до нее? Я же не пойму языка этой Олге! Пусть хоть алмаз в кольце, а что делать, если не лезет на палец?
– Не в этом дело, мамочка. Ольга и по-туркменски говорит. Но не страшно, если бы и не говорила. Когда сердца слиты воедино, можно понять друг друга и без языка: глаза объяснят желания чистых сердец. Но если сердца не сольются, как мед с маслом, тогда всему конец! Как бы тебе пояснить?.. Ольга не такая уж плохая девушка. Но выросла без матери, без воспитания… Ее капризная рука куда хочет, туда и тянется. Не стану скрывать от тебя, ее белые руки обнимали и шею Тойджана Атаджанова. Весь город говорит, что они ночевали вместе, когда ездили на праздник в колхоз. Тянулись эти руки и к моей шее, но ты знаешь мой характер. Я сбросил их, как веревку с шеи верблюда. Жаль, что эти руки капканом вцепились в Нурджана…
Мамыш вскочила с места.
– Ах, дорогой, что же делать?
Ханык тоже поднялся с ковра.
– Мамочка, я излил свое сердце, исполнил свой долг. Если позволишь, я теперь уйду.
Но Мамыш не слышала. Голова ее тряслась, в полном отчаянии старуха твердила:
– Ах, дорогой, что же мне делать?
Боясь, что Мамыш упадет, Ханык поддержал ее, поцеловал в висок.
– Не убивайся, мамочка. Я все улажу. Не сыном Дурдыева буду, если вместо Ольги не приведу тебе в дом Айгюль!
Обратив на Ханыка благодарный взгляд, Мамыш мокрой от слез рукой погладила его по голове.
– Пусть ждет тебя удача на каждом шагу.
– Будь спокойна! Только разреши мне поскорее уйти.
– Ни за что, дорогой! Сварю плов, покушаешь, тогда и уйдешь. Верно говорится: «Хороший парень – к обеду».
У Ханыка давно разыгрался аппетит, но он понимал, что дольше задерживаться опасно.
– Если Нурджан застанет меня здесь, все мои планы рассыплются, как бисер, нанизанный на гнилую нить.
– Как же я отпущу тебя без обеда?
– Ах, мамочка, я сам был бы счастлив просидеть с тобой весь день, да не приходится…
– Не везет тебе, бедный мой… Ну, я оставлю тебе, придешь попозже.
– Если правду сказать, я, конечно, не невидимка. Но, кроме ветра, никто не знает, где я хожу, где бываю, куда иду и когда я приду. Не обещаю, что скоро появлюсь. Но пусть никто, особенно Нурджан, не знает, что я был здесь. Понятно?
Мамыш поглядела с сомнением. То ли не понравились ей эти слова, то ли не верила в собственную выдержку.
– Дорогой, как же я могу дать такое обещание?
– Разве так трудно исполнить его?
– Сколько ни старался Атабай обуздать мой язык, ничего не мог поделать с этим маленьким кусочком мяса в два пальца длиной. Если я попробую прикрыть свой рот, язык, наверно, начнет щекотать мне нёбо.
Дурдыев вынужден был заговорить построже:
– Хорошо, мамочка, если думаешь, что это пойдет тебе на пользу, выйди во двор и во все горло кричи о нашем разговоре.
– Нет, дорогой, нет! Я шучу. Понимаю, что для меня стараешься. Будь уверен, как ни слаб мой язык, он станет дверью на семи замках. Не будь я матерью Нурджана, если когда-нибудь проговорюсь!
Успокоенный тем, что повесил замок на старухин рот, Ханык решил взять и ключи с собой.
– Мамочка, мне совесть не позволит поступить, как другие: мол, пусть все идет как бог даст. Я для друга пойду на все! Но если ты не понимаешь этого, пеняй на себя.
Мамыш обеими руками ухватилась за Ханыка.
– Понимаю, дорогой, понимаю.
– Если понимаешь, то хорошо. А теперь – до свидания!
По тому, как покачивал плечами Ханык, надевая сапоги, как переступал с ноги на ногу, влезая в ватник, было видно, что настроение у него хорошее, но Мамыш, погруженная в свои мысли, ничего не замечала. Вдруг спохватилась.
– Ой, дорогой, подожди-ка! – Она раскрыла скатерть, достала круглую жирную лепешку, сложила вдвое, быстро завернула в газету и протянула Дурдыеву. – Ханык-джан, нельзя уходить из дома, ничего не отведав. Положи эту соленую лепешку себе за пазуху, дорогой.
Дурдыев отогнул край газеты и уставился на вкусно пахнущий чурек, как петух на зерно, вдруг с жадностью откусил кусок и, мотнув головой, выбежал из дома.
В глазах старухи словно туман рассеялся. Кто такой Дурдыев? Друг ли Нурджана? Почему Нурджан никогда ни слова не сказал о нем? Почему он появился, когда Нурджана не было дома? Может, сам любит девушку, которую зовут Олге? Может, и Мамыш решил втянуть в это дело, чтобы поссорить Нурджана с девушкой? Природный здравый смысл натолкнул ее на эти размышления, но удовольствие обладать тайной Нурджана, вмешаться в его дела оказалось самым сильным соблазном, и она отбросила свои догадки. Не может такой обходительный человек, как Ханык, быть обманщиком!
Глава тридцать вторая
Дети и взрослые
Этот вечер Нурджан условился с Ольгой провести вдвоем. Давно ему хотелось пригласить девушку к себе, но боялся, что мать безудержной болтливостью все испортит, начнет жаловаться, что не удается сына женить, или, еще хуже, допытываться у Ольги, не собирается ли она за него замуж.
Ольге некого было бояться. Старший брат, которому она рассказала о дружбе с оператором, посоветовал звать его запросто в дом.
– Есть у туркмен поговорка: «Однажды увидел – знакомый, дважды увидел – родственник», – сказал Андрей Николаевич, – тут, знаешь, вся доверчивость народа, его уважение к людям. Но я предпочитаю русскую: «Человека не узнаешь, пока три пуда соли вместе не съешь».
Народная мудрость пришлась кстати, и при первой же встрече Ольга без раздумья сказала:
– Нурджан, идем!
– Куда? – удивился юноша.
– Как куда? К нам домой!
– Может, лучше пойдем к нам?
– Нет, к вам в другой раз.
– Я ведь не знаком с Андреем Николаевичем, с Валентиной Сергеевной!
– Вот и познакомишься.
– Я стесняюсь…
– И не стыдно тебе? – сказала Ольга, заглянув в глаза Нурджану.
– Очень стыдно. Так стыдно, что, кажется, упаду у ваших дверей.
– Не бойся, у наших дверей не скользко.
– Может, все-таки пойдем в другой раз?
– Нет, Валентина Сергеевна нас ждет сегодня.
– Сегодня?
– Ну что ты, как эхо, все повторяешь за мной?
– Значит, ты уже?..
– Да, я говорила, что собираюсь позвать тебя. Разве это стыдно?
– А вдруг Валентина Сергеевна скажет: «Молодой человек, что вам тут нужно?»
– И ты не сможешь ответить?
– Я еще не бывал в таком трудном положении, откуда же мне знать?
– Ну, ответишь, что тебе я нужна!
– Думаешь, у меня повернется язык?
Ольга весело рассмеялась и положила руку на плечо Нурджана.
– Ты пойми, мы ведь русские люди! У нас так принято. Парень может зайти к девушке, и никто не подумает ничего плохого. Не смущайся, пожалуйста.
– Тогда пойдем сперва к нам, я переоденусь.
– Вот хорошо сообразил! Ты будешь переодеваться, а я в этой робе должна показываться вашим?
Они условились встретиться на автобусной остановке.
Уже темнело, когда молодые люди подошли к дому Сафроновых. Нурджан чувствовал себя, словно вор, которого ведут в отделение милиции. Ему казалось, что голос ослаб, ноги заплетаются. За несколько шагов от дома он остановился. А Ольга, не замечая его смущения, решительно открыла двери и крикнула:
– Гелнедже, я не одна, мы с Нурджаном пришли, встречай!
За дверью послышался приветливый голос Валентины Сергеевны:
– Очень хорошо. Рады видеть.
Это радушие еще больше смутило Нурджана. Он притаился за углом дома в полной растерянности.
Ольга вернулась назад и крикнула:
– Нурджан, Нурджан!
– Где же он? – удивилась и Валентина Сергеевна.
Нурджан не мог откликнуться, голос не слушался его. Он и сбежать не решался – ноги не шли. Вспомнились веселые рассказы родителей о старине, когда парни, приходя за невестами, так робели, что и в дом войти не могли и удрать не успевали. На таких трусах товарищи, оседлав их, катались верхом. Сам Атабай однажды пошел к Мамыш и упал, испуганный неожиданно вскочившим на ноги верблюжонком.
Нурджан знал, что его некому пугать и преследовать, но, неизвестно почему, чувствовал себя глубоко виноватым перед Ольгой и, понимая, что это стыдно, не находил сил, чтобы решиться войти в дом.
Ольга направилась к калитке и увидела его стоящим под деревом.
– Ты что тут делаешь?
– Я… – Нурджан запнулся. – Я… рассматриваю ваш сад…
Тут он вспомнил историю, случившуюся с одним парнем, который тайком явился навестить свою девушку и застрял под кошмой кибитки. Люди спрашивали его: «Эй, братец, что ты лежишь тут?» – «Курю…»
Ольга удивилась.
– Рассматриваешь сад?
Нурджан немного ободрился.
– У вас удивительный порядок в саду! Даже без листвы деревья кажутся красивыми…
В сад вышла и Валентина Сергеевна и, протягивая юноше руку, сказала:
– Здравствуйте, Нурджан!
Вид этой ласковой женщины сразу успокоил Нурджана.
– Здравствуйте! Как поживаете? – вежливо ответил он.
– Очень хорошо.
– Знаешь, Нурджан, гелнедже за этим садом ухаживает уже несколько лет, – сказала Ольга.
Валентина Сергеевна возразила:
– Нет, нет! В выходные дни сам Андрей Николаевич до ночи возится тут с лопатой в руках, расчищает канавки, окапывает розы. Он одним из первых посадил финики, виноград в Небит-Даге и считает каждый кустик членом семьи. Постоянно упрекает: «Валя, почему до этого куста не дошла вода? Почему акация плохо выглядит?» Когда засыхает дерево – в прошлом году у нас засохли два урюка, – он страдает так, будто буровая вместо нефти дала воду.
Вбежавшая в калитку пухленькая девочка лет четырех-пяти бросилась к Нурджану и повисла у него на шее. Юноша взял ее на руки, прижал к груди.
– Дядя, вы каждый день будете приходить? – спросила девочка.
– Приду, Верочка.
– И сакгыч мне принесете?
– Самый лучший принесу.
– Всегда с Олей будете приходить?
Нурджан молча погладил ее по щеке, а Ольга поспешила на помощь:
– Иногда Нурджан будет нас навещать, иногда мы будем ходить к нему в гости…
– И меня возьмете с собой?
– Обязательно!
Верочка сползла с рук Нурджана и сказала:
– Я вам свой велосипед покажу!
Слушая беспечный лепет Верочки, Нурджан почувствовал себя вступившим в новую радостную жизнь. Валентина Сергеевна повела его в дом. Ольга ушла в ванную, чтобы помыться и переодеться.
Сердечность и доброта Валентины Сергеевны, заметившей застенчивость Нурджана, тронули его. Очень приятно было смотреть на эту полную женщину с двойным подбородком, улыбающимися пухлыми губами, сияющими серыми глазами. Даже родимое пятно на щеке, казалось, красило ее. Занятая хозяйственными хлопотами, она как будто и не замечала Нурджана, но краешком глаза все время разглядывала его. Ей понравился скромный и аккуратный вид юноши, зачесанные назад блестящие черные волосы. «Если ум и характер соответствуют внешности, Ольга нашла хорошего друга», – думала она. Около Нурджана вертелась Верочка, показывала свои игрушки, расспрашивала, мешала разговаривать с Валентиной Сергеевной. Сама хозяйка то и дело уходила на кухню и, кажется, была довольна, что дочь занимает гостя. Ее хлопоты и то, что обеденный стол был раздвинут во всю длину, встревожили Нурджана. «Не праздник ли они отмечают какой-нибудь сегодня?» – подумал он. Но, как говорится, в доме, где дети, воровства не скроешь. Верочка, истощив все темы для разговора, сообщила:
– Дядя, а сегодня к нам гости придут!
Нурджан не понял.
– Верочка, я уже пришел.
– Нет, дядя, вы не гость.
– А кто же должен прийти?
– Кто? Один, потом еще один…
– А как их зовут?
– Я не знаю. Мама говорила, что папа сегодня придет с гостями. Подожди-ка, я сейчас спрошу!
Девочка хотела побежать на кухню, Нурджан удержал ее:
– Нет, Верочка, не нужно.
Не слушая, Верочка кинулась к матери, вошедшей в комнату:
– Мам, а мам, какие гости сегодня будут?
Валентина Сергеевна улыбнулась.
– А, ты, значит, уже все рассказала дяде?
Верочка стала оправдываться:
– Нет, не все. Я ведь не знаю, кто придет. Это ты расскажи все.
Валентина Сергеевна знала, каких гостей пригласил муж, но, не желая, чтобы Нурджан чувствовал себя стесненно, уклонилась от прямого ответа:
– Я тоже, Верочка, не знаю. Папа только сказал, что сегодня, под выходной день, могут прийти гости, и просил кое-что приготовить.
Но Верочку нелегко было унять.
– Ты все знаешь. Подожди-ка… Аман… Потом… Су… Су… Ну-ка, скажи, как его назвал папа?
– Успокойся, пожалуйста! Увидим, когда придут. Ты лучше поужинай пораньше и ложись в постельку.
– Это как же?
– Лялечка моя, ты еще маленькая. Нехорошо маленьким вмешиваться в разговоры старших.
– А дядя Нурджан?
– Дядя Нурджан с тобой – маленький, а среди больших людей – он тоже большой.
– Я тогда…
– Да, миленькая, ты ляжешь спать. Вот будет у тебя день рождения, соберутся твои подружки, никто из взрослых не будет мешать, будете играть одни.
– А дядя Нурджан?
– Я же сказала: дядя Нурджан с тобой – тоже как маленький. Его обязательно позовем.
Нурджана забавляло, что малютка Верочка удивительно походила на свою немолодую мать. Все – и движения, и походка, и родинка на щеке, и сияющий взгляд, – все было общее.
Взяв дочку на руки, Валентина Сергеевна понесла ее в спальню. Оставшись в одиночестве, Нурджан задумался: «Какая прекрасная жизнь! Какой простой народ! Еще и не знают меня, а держат себя просто, как с родственником. Даже девочка приветливая… Но, может. Андрей Николаевич будет недоволен, подумает: «Что это за парень? Откуда взялся этот незваный гость?» Сегодня тут соберется много народу. Верочка не смогла вспомнить, но, кажется, и Сулейманов придет. А что подумает Аман? Не лучше ли, пока есть время, сбежать отсюда?»
Встревоженный размышлениями, Нурджан подошел к дверям, схватил шляпу и выбежал в сад. Но вдруг, опомнившись, остановился. «Ну и болван же я! – подумал Нурджан. – Что скажет Валентина Сергеевна, если я так удеру? Будет смеяться над Ольгой, велит, чтоб этот меджун и на глаза больше не показывался. И Ольга не постесняется: «Не нужен мне человек с заячьим сердцем, который своей тени боится…» Теперь уже он не знал, как вернуться назад, но и совесть не позволяла сбежать.
Когда Нурджан вошел в комнату, Ольга, одетая в темно-красное бархатное платье, стояла перед зеркалом, поправляя золотые косы, короной уложенные на голове. На щеках играл румянец, глаза сияли, кожа сделалась еще белее от темного платья; казалось удивительным, что девушка, пришедшая полчаса назад в замасленной спецовке, могла так неузнаваемо измениться. Нурджану очень хотелось дотронуться до Ольги, просто за руку взять, но он не решился.
– Куда это ты вдруг исчез? – насмешливо спросила Ольга.
Сгорая от восторга и стеснительности, Нурджан чуть было не признался, что хотел позорно сбежать, но, сообразив, что Ольга посмеется, да еще при Валентине Сергеевне, храбро соврал:
– Я выходил в сад подышать свежим воздухом…
– Разве у нас душно?
– У меня голова заболела…
– Ой ли?
Припертого к стене Нурджана спасла Валентина Сергеевна, притащившая из кухни огромное блюдо с холодцом.
– Что вы стоите на ногах, как в автобусе? – спросила она.
Ольга, лукаво смотревшая на Нурджана, озадачила его неожиданным ответом:
– Я хотела надеть фартук, а он тоже поднялся, говорит, что хочет нам помочь.
Валентина Сергеевна, уверенная, что Нурджан будет больше мешать, чем помогать, вежливо ответила:
– Нет, Нурджан, сидите спокойно. Кухня – дело женское.
В дверях появился Андрей Николаевич. Нурджан снова оробел, опустил голову и еще больше смутился оттого, что Сафронов узнал его.
– Если не ошибаюсь, Нурджан Атабаев? – спросил он.
Добродушная хозяйка ответила за Нурджана:
– Он самый.
– Приветствую, товарищ Атабаев.
– Здравствуйте, Андрей Николаевич.
Не выпуская ладони Нурджана из своей крепкой руки, Андрей Николаевич оглядел всех.
– Поднялись встретить меня?
– Андрюша, а ты, вижу, не прочь, чтобы тебя встречали стоя? – пошутила Валентина Сергеевна и объяснила, что все собрались идти на кухню.
Андрей Николаевич погрозил пальцем Ольге.
– Нурджан, – сказал он, – Ольга у нас неплохая. Я хвалю не потому, что она моя сестра, а потому, что она скромная и решительная девушка. Только будь начеку, если подружишься с ней. Она тебя из кухни не выпустит. Даст ведро и тряпку и скажет: «Мой полы!»
Заметив, что Нурджан покраснел, Валентина Сергеевна толкнула мужа локтем:
– Ну, хватит, нечего смущать молодежь своей болтовней! Разве тебя заставляли мыть полы?
– Эх, Валя, у Ольги характер не такой, как у тебя!
Ольга подмигнула брату и лукаво покосилась на невестку.
– Гелнедже, разве для мужчины позор почистить картошку, вымыть пол? И Нурджан, и Андрей не меньше нас с тобой едят и топчут полы…
Сафронов расхохотался:
– Что теперь скажешь, Валя? Разве я не говорил…
– Хватит, хватит болтать! Лучше иди смени свою шкуру…
Женщины ушли в кухню, Андрей Николаевич усадил Нурджана на диван, а сам отправился «менять шкуру». Все в этом доме удивляло Нурджана. «Какие добрые, открытые люди! – думал он. – Когда туркмен выдает замуж дочь, разве позовет он зятя в дом? Даже и после свадьбы откровенно не поговорит. При встрече тесть и зять глядят как виноватые, начнут говорить – отворачиваются! Удивительно, до чего разные обычаи у людей! Здесь с такой добротой относятся ко мне, хотя и не знают, как сложатся наши отношения с Ольгой…»
В простоте душевной Нурджан не допускал мысли, что родные Ольги могут и не считать его женихом.
Из кухни прибежала Ольга в пестром фартучке, пряча что-то за спиной.
– Нурджан, закрой глаза и открой рот.
– Зачем?
– Затем, что надо слушаться!
– Хочешь оправдать характеристику, которую дал брат?
– Обязательно! Закрой глаза и открой рот. Открой, говорю, открой!
Нурджан подчинился, и в ту же минуту большая медовая коврижка оказалась у него во рту.
А Ольга убежала из комнаты.
