Текст книги "Дьявольское святилище"
Автор книги: Беар Гриллс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Он даже пальцем не пошевелит ради их спасения.
Да, идея его босса умна. Очень умна. В теории. На практике все получилось совсем не так, и большей частью потому, что он, профессор Канджон, напортачил с расчетами. Во всяком случае, ему казалось, что напортачил.
Он предположил, что для того, чтобы вызвать расплавление активной зоны реактора атомной электростанции в странах первого мира[43], нужно преодолеть те же меры защиты, что и на обычном северокорейском ядерном объекте.
Неверно. В реальности оказалось, что высокообогащенного урана потребуется в два раза больше. Чтобы пробить более мощную защиту, нужно устройство, обладающее гораздо большей разрушительной силой. Значит, двадцати килограммов на бомбу не хватит. Нет. Только сорок килограммов. Теперь профессор Канджон понимал, что для расплавления активной зоны реактора британской, французской или американской атомной электростанции потребуется сорокакилограммовый заряд.
Объяснить проблему боссу чрезвычайно сложно. Это невероятно тяжело для его понимания. Нужно посвятить всю жизнь ядерной физике, чтобы начать ориентироваться в столь запутанных вопросах. А его босс мистер Хэнк Каммлер – хотя он и представлялся мистером Гельмутом Крафтом, профессор Канджон был достаточно умен, чтобы понять, кто этот человек на самом деле, – придет в лабораторию с минуты на минуту и потребует ответа.
Профессор был, мягко говоря, не рад его визиту. Он снова щелкнул в воздухе палочками для еды. Опять промах.
За его спиной жужжали гигантские принтеры для трехмерной печати. Их размеренный шум немного успокаивал. Принтеры воплощали в жизнь планы Каммлера, переведенные профессором Канджоном в цифровой формат; они изготавливали компоненты, которые требовались для того, чтобы столкнуть десятикилограммовые куски высокообогащенного урана друг с другом.
Учитывая новые расчеты, для создания устройства, несущего в себе сорокакилограммовый заряд, нужно задать принтерам параметры деталей соответствующих размеров. Ничего, это всего пара небольших поправок.
Профессора волновала не столько необходимость внесения изменений в конструкцию компонентов, сколько то, как объяснить изменение концепции Каммлеру. В конце концов, три двадцатикилограммовых устройства уже в пути и отозвать их, он полагает, практически невозможно.
Во время недавнего телефонного разговора профессор успел в полной мере ощутить на себе ярость работодателя. Узнав об ошибке, тот был взбешен.
Профессор боялся даже подумать, что ждет его при личной встрече.
Дверь у него за спиной открылась. Профессор Канджон отложил палочки для еды. Ему так и не удалось поймать свою муху.
По звуку шагов он понял, что это Каммлер.
Развернувшись в кресле, профессор поднялся. Он стоял на ногах не совсем твердо.
– Не нужно вставать, – улыбнулся Каммлер своей крокодильей улыбкой. Он прикладывал сверхчеловеческие усилия, чтобы скрыть ярость. И все ради дела. Любой ценой. – Не огорчайтесь так, профессор, прошу вас, – продолжил он, едва не скрипя зубами от злости. – Мне нужно, чтобы ваш разум был спокоен и ясен. Только так вы сможете продолжить работу. Лишь одно уточнение: для каждого устройства требуется в два раза больше урана? Я правильно понял?
– Именно так, мистер… Крафт. Мне жаль, но новые подсчеты не лгут…
Каммлер нетерпеливо махнул рукой:
– При научных прорывах такое иногда случается. Что ж, если речь о сорока килограммах для каждого устройства, то нам придется использовать больше запасов высокообогащенного урана со складов. Их по-прежнему должно хватить для священной восьмерки. – Он пристально взглянул на профессора. – Но, разумеется, мне потребуется, чтобы вы удвоили усилия.
Профессор Канджон коротко поклонился:
– Естественно, мистер Крафт. Я всегда выполняю свою работу не меньше чем на сто один процент. Возможно, мне следует перенести спальные принадлежности в лабораторию?
Каммлер сдержанно кивнул:
– Это однозначно помогло бы делу. Время, как всегда, поджимает. – Он взглянул на часы. – Пятое апреля. Осталось всего двадцать пять дней. Мы должны уложиться точно в срок. Вам понятно?
Теперь поклон профессора Канджона был более глубоким:
– Торжественно клянусь, что ничто нас не задержит, мистер Крафт. Я сотру свои пальцы до кости, машины будут работать день и ночь – но мы достигнем великой и славной…
Однако Каммлер его уже не слушал. Развернувшись, он зашагал к двери. В его голове вертелись цифры. Вместе с высокообогащенным ураном, летевшим из Колумбии, запасов должно хватить, хотя и впритык. А северокорейский профессор все равно за все заплатит. Его ошибка непростительна, и ублюдок должен пострадать. Вероятно, подходящее дельце для Стива Джонса. Да, Джонс отлично для этого подойдет. Но сперва Канджон должен стереть свои пальцы до кости: страх заставит его трудиться вдвое усерднее.
Одно из главных преимуществ работы в подобных регионах – куча недовольных физиков-ядерщиков. Большинство из них отчаянно желали убраться куда подальше и были готовы работать за сущие гроши. И многие, подобно профессору Канджону, были крайне озлоблены на сильных мира сего.
И Каммлер только рад использовать их озлобленность в своих целях.
39
Каммлер вышел из главного входа лаборатории и стал свидетелем завораживающей сцены. С одной стороны здания к столбу была привязана крошечная фигурка. Вокруг столба кружил избивавший ее гигант.
Даже с такого расстояния Каммлер услышал треск кости, ломающейся от мощного удара; жертва попыталась закричать, однако ее рот был крепко заткнут кляпом, не позволявшим издать ни звука. Каммлер одобряюще усмехнулся. Он не хотел, чтобы крики ужаса и боли взволновали профессора и его команду или помешали выполнять работу, от которой зависело все. В то же время, необходимо, чтобы избиения проходили публично, в качестве предупреждения тем, кто попробует перейти черту.
Комплекс, по сути, представлял из себя тюрьму. Никто не имел права выйти за его пределы без разрешения Каммлера. И местные рабочие – хоть корейцы, хоть китайцы – при попытке побега неизбежно сталкивались с последствиями, которые служили сдерживающим фактором для остальных.
А лучшего сдерживающего фактора, чем Стив Джонс, нельзя и придумать.
Каммлер наблюдал, как татуированный амбал, словно танцуя, наносил удар за ударом. Для Джонса насилие являлось особой формой искусства, а жестокость – религией. Ни одно избиение не было похоже на предыдущие. Во всяком случае, так казалось Каммлеру. Джонс использовал каждый представившийся ему шанс, чтобы опробовать технику, нацеленную на причинение максимальной боли и травм.
Джонс тяжело дышал, с него ручьями лился пот. Однако больше всего Каммлера поразило то, с каким удовольствием этот тип делает свою работу. Джонс, несомненно, – настоящее животное и идеальный исполнитель. Казалось, он никогда не испытывал большей радости, чем сейчас, – избивая женщину до полусмерти.
Среди захваченных в рабство китайцев было несколько десятков женщин, которых держали в качестве кухарок и уборщиц. Одна из них явно перешла черту. И группу местных рабочих заставили наблюдать за варварским наказанием. Каммлер мог быть уверен, что весть о произошедшем быстро распространится.
Джонс сделал паузу и вытер пот со лба. Привязанная фигурка – скорее мертвая, чем живая – съехала вниз по столбу. Каммлер одобрительно кивнул.
Методы Стива Джонса, несомненно, грубы, однако их эффективность очевидна.
Каммлер прошел мимо. Ни жертва, ни зрители не вызывали у него ни малейшего сострадания. По его мнению, неарийцы являются недочеловеками. Они ниже его и расово, и интеллектуально и годятся лишь на роль рабочих или рабов. Его приводила в бешенство одна только мысль, что кто-то из них имел наглость возражать или сопротивляться.
– Хорошая работа, – заметил он, когда Джонс отошел на шаг от своей окровавленной жертвы. – Лучше и быть не может. Por décourager les autres.
– Чего? – нахмурился Джонс. – Французский? Я не кумекаю по-французски. Обычно. Кучка трусливых любителей сыра, как по мне.
– Чтобы другим неповадно было, – перевел Каммлер. – Я говорю, ты преподал им хороший урок. – Он кивнул в направлении рабочих, одетых в грязные комбинезоны, и скривил губу. – Им. Отбросам. Расходному материалу.
Джонс пожал плечами:
– Там, откуда они приехали, таких полно, просто тучи. Целый миллиард уебков, как я слышал.
Каммлер улыбнулся одними губами. Он был всем сердцем согласен с Джонсом, однако манерам Стива явно не хватало изысканности. Впрочем, чего можно ожидать от англичанина?
– Когда мы закончим, будет на несколько миллиардов меньше, – не смог сдержать иронии Каммлер. – А у этих как-никак есть будущее, хоть они и рискуют попасть под твой тяжелый кулак. Кстати, что-то мне подсказывает, что довольно скоро наступит очередь Канджона…
Джонс мрачно кивнул:
– Жду с нетерпением.
Каммлер зашагал прочь, направляясь в свое жилище, где его ждала личность, совсем не похожая на Стива Джонса. Личность высочайшего интеллекта, образованности и культуры. К тому же она полностью разделяла его убеждения, понимала, что мир можно спасти, лишь уничтожив бóльшую часть человечества.
Он вошел в кабинет.
– Моя дорогая, у меня есть хорошая и плохая новости. Какую ты предпочла бы услышать первой?
– Плохую, – послышался из соседней комнаты женский голос.
– Для разрушения электростанций понадобятся сорокакилограммовые устройства.
– А хорошая?
– Думаю, у нас достаточно сырья. По правде говоря, я уверен в этом.
– Так на каком мы свете?
– Если коротко – все нормально. Нам понадобится немного удачи, но разве фортуна когда-нибудь поворачивалась спиной к тем, кто верен своему делу, настойчив и смел?
– Значит, сократим население планеты до более приемлемой численности?
– Разумеется. Мы избавим Землю от чумы. И чем быстрее – тем лучше, я считаю.
– А моя семья? Точнее, люди, которые до сих пор мне небезразличны? Как насчет них?
– Тебя предупредят заранее, как и всех нас. Мы заберем своих любимых – избранных – в безопасное место.
– Даешь слово?
– Даю, – с легкостью пообещал Каммлер. – Теперь – Фалькенхаген. Расскажи мне еще раз то, что тебе известно о его охранных системах.
40
У полковника Ивандру от добровольцев просто отбоя не было. Никому не хотелось пропустить работу под прикрытием. Ничего удивительного, ведь, услышав предложение Йегера, полковник и сам немедленно воспылал энтузиазмом.
Внешний вид Станции 15 немного изменили. Спустили бразильский флаг, замазали краской несколько явно военных обозначений и отогнали несколько «Супер-пум» в дальний ангар. Полковник также установил дополнительные прожекторы, которые должны были освещать приземлившийся самолет, когда тот остановится на взлетно-посадочной полосе. Это позволит частично ослепить пилота, снизив вероятность того, что он заметит какие-нибудь нестыковки.
Впрочем, сам полковник Ивандру нестыковок не нашел.
Он даже приказал инженерам ББСО приварить грубые железные корзины к столбикам и расставить их по обе стороны от грунтовой полосы – для пущей убедительности.
Убедить Питера Майлза оказалось несколько сложнее, но, покопавшись в исторических записях об операции под прикрытием, проведенной бывшими бойцами САС в Ливане, он тоже дал согласие. А после нескольких звонков Дэниелу Бруксу и оценки научно-технологической стороны операции Майлз и вовсе по-настоящему проникся идеей Йегера.
Стало ясно, что Нарова была права. Слитки очищенного вольфрама практически неотличимы от высокообогащенного урана – безумно тяжелого серебристо-серого металла. Заметить подмену смог бы лишь металлург с навороченным оборудованием, да и то ему для этого пришлось бы снять свинцовый саркофаг, игравший роль противорадиационного щита. А представить, что на такое способны в Додже, просто невозможно.
Окончательно убедили Майлза в правильности принятого решения файлы УБН, касавшиеся операции «Ангельская пыль». Операция оказалась несколько сложнее и технически изощреннее, чем представил Йегер, однако суть он передал совершенно верно. Изучив файлы, Майлз больше не колебался.
Брукс взял на себя изготовление поддельного груза, которым люди полковника Ивандру должны будут подменить партию урана. Группе специалистов, работавшей на одном из секретных объектов ЦРУ – в маленьком ангаре посреди леса в глухом районе штата Вирджиния, которого не найти на картах, – было приказано бросить все и сконцентрироваться на новой задаче.
Бруксовский эксперт по взрывчатке Тео Уоллис – настоящий волшебник, когда дело доходит до чего-нибудь взрывчатого, – сразу понял: ему придется искать компромисс между максимальной разрушительной силой и небольшими размерами устройства.
Именно в этом и заключалась главная сложность. Вольфрамовые слитки занимали очень мало места. Его любимая взрывчатка, гексоген, обладает плотностью 1,82 грамма на кубический сантиметр, в то время как плотность вольфрама составляет 19,25 грамма. При одинаковом объеме взрывчатка будет весить меньше одной десятой массы вольфрамовых слитков, среди которых понадобится спрятать заряд.
Гексоген был разработан еще во время Второй мировой войны, однако он по-прежнему оставался одним из самых мощных доступных видов взрывчатки. У этого вещества интересная история – в процессе его разработки британский Исследовательский департамент 11 сам разнес себя в щепки. Отсюда и принятая в английском языке аббревиатура RDX для обозначения гексогена, под которой подразумевается «Исследовательский департамент Икс».
«Икс» как символ зачеркивания. На департаменте был поставлен крест, и он перестал существовать. Йегер находил такую иронию весьма забавной.
Уоллису предстояло обложить брусок гексогена с шести сторон металлическими слитками, причем сделать это так, чтобы взрывчатку вообще не было видно, в противном случае даже поверхностный осмотр мог привести к провалу. К тому же надо еще установить компактное самозаряжающееся следящее устройство «Ретривор» – куда-нибудь, где его не найдут.
Одним из главных преимуществ комбинации гексогена и вольфрама являлась ее поистине огромная разрушительная сила. Вольфрам был распространенным материалом при производстве противобункерных бомб; именно из него изготавливалась ударная часть. Огромные вес и плотность этого металла, помноженные на тугоплавкость, позволяли ему пробивать сталь, бетон, землю и кирпичную кладку.
Поражающий эффект был практически неограничен – особенно если запустить его в цель со скоростью детонации гексогена, составляющей около 8750 метров в секунду. Главным недостатком было то, что в данном конкретном случае вольфрама оказалось неожиданно мало: сложенные штабелем слитки занимали немногим больше места, чем обыкновенный компьютерный принтер.
Уоллис счел допустимым сделать вольфрамово-гексогеновую обманку чуть большего веса, чем уран, который ей следовало подменить, а разницу компенсировать за счет уменьшения толщины свинцовой защиты. Его вольфрамовая бомба не была радиоактивной, так что он мог позволить себе сделать свинцовый саркофаг тоньше, а освободившееся место использовать для размещения дополнительного объема гексогена.
Решение было найдено.
Команда работала круглые сутки, так что уже очень скоро взрывоопасная обманка была запечатана в саркофаг, упакована в деревянный ящик и транспортирована на ближайшую базу ВВС, откуда Брукс отправил ее прямым рейсом в Бразилию. Сразу по прибытии на аэродром «Кашимбу» она была переправлена на Станцию 15 и спрятана в ангаре, в котором, если все пойдет по плану, должна состояться подмена.
Теперь оставалось лишь дождаться ночи.
Йегер, Нарова, Повеса и Алонсо присоединились к полковнику Ивандру в наспех оборудованном оперативном штабе, расположенном на приличном отдалении от взлетно-посадочной полосы.
Ответственным за операцию был назначен капитан Эрнесто Гонсалес, приземистый, коренастый парень слегка за тридцать, манерами напоминавший скорее фермера, чем бойца спецподразделения. Впрочем, до вступления в ряды ББСО он действительно работал на ферме.
Отмеченное шрамом и побитое оспой лицо, несколько длинноватые жирные волосы придавали ему вид человека, потрепанного жизнью, – и это тоже было правдой. В потертых ковбойских сапогах, поношенном разношерстном камуфляже и широкополом стетсоне[44] он выглядел как самый что ни на есть наркоторговец.
К тому же Гонсалес неплохо говорил на английском, который в мире контрабандистов тоже является языком международного общения. Не менее важно и то, что по его совершенно бесстрастному лицу никогда невозможно прочесть, о чем он думает на самом деле. Гонсалес был настоящим мастером блефа, из-за чего полковник уже много раз задействовал его для проведения операций под прикрытием.
Говоря коротко, Гонсалес идеально подходил на роль главного героя в опасном спектакле, который предстояло сыграть будущей ночью.
41
Груз должен был доставить Ан-12. Благодаря дополнительным внутренним топливным бакам, дальность полета составляла более шести тысяч километров, а в плане характеристик УВП – укороченного взлета и посадки – он просто не имел себе равных. Он мог сесть и на шестисотметровой грунтовой полосе, и на авиабазе, расположенной в нескольких тысячах метров над уровнем моря.
Говоря коротко, он идеально подходил для полета над неровной гористой территорией и приземления на взлетно-посадочной полосе, расположенной на вырубленном участке джунглей. Вдобавок самолет был высокоманевренным и отлично годился для полетов на малой высоте, что позволяло ему не попадать в поле зрения радаров.
Использовать для перевозки столь небольшого груза Ан-12, оснащенный четырьмя мощными турбовинтовыми двигателями и огромным грузовым отсеком, было не очень рационально, однако это один из немногих самолетов, способных совершить сложный межконтинентальный перелет.
На протяжении последних сорока минут пилота вели с помощью системы РМА/РМД – комбинации ультракоротковолнового всенаправленного азимутального и всенаправленного дальномерного радиомаяков. Говоря простым языком, его вели по маяку, автоматически наводящемуся на сигнал. Такие есть во всех аэропортах. По правде говоря, Ан-12 триангулировал[45] свое местоположение, используя сигнал сразу с трех маяков, находившихся в ближайших к Доджу коммерческих аэропортах.
Самозваный авиадиспетчер Доджа говорил с пилотом по радиосвязи, используя векторы РМА/РМД для сопоставления дистанции и положения. Звучит сложнее, чем происходит на самом деле, поскольку речь идет о вполне стандартной процедуре, которая задействуется при посадке самолета-призрака с нелегальным грузом на борту на неотмеченную грунтовую взлетно-посадочную полосу.
Обычно босс наркоторговцев не предоставлял пилоту данных о точном местоположении своей базы, опасаясь, что информация может попасть к УБН. Поэтому самолет приходилось направлять с помощью РМА/РМД-триангуляции. И именно поэтому авиадиспетчер Эль-Падре продолжал говорить с пилотом Ан-12 на заранее установленной частоте, подводя его все ближе к Доджу.
Обычно с этой процедурой никаких сложностей не возникало. Обычно.
Но нынешней ночью все было немного по-другому. Случились непредвиденные осложнения.
Началось все с того, что исходивший из Доджа сигнал оказался зашифрован. Радиооператор Эль-Падре потерял контакт с приближающимся самолетом. Он перепробовал все, что только можно, но Ан-12 был вне досягаемости: вместо голоса русского пилота слышалось странное, гулкое, утробное завывание.
Гроза, не иначе. Впрочем, оператор прекрасно знал, что грозы не влияют на ультракороткие частоты, поэтому потеря связи с самолетом вызвала у него тревогу и замешательство.
– Попробуй другую частоту, – рявкнул дородный коренастый детина, стоявший рядом.
Было необычно – очень необычно, – что Эль-Падре хотел лично принять поставку. Побледнев, радиооператор забарабанил по кнопкам, перескакивая с частоты на частоту, однако безуспешно.
Для сидевшего в кабине Ан-12 пилота ситуация тоже представлялась не слишком радужной. Он получал сигнал пеленгации с РМА/РМД-маяков, однако без указаний с земли этот сигнал был бесполезен. Пилот тоже решил проверить другие волны. Возможно, наркоторговцы сменили радиочастоту, забыв его предупредить. И действительно, на одной из частот он услышал вызывавший его голос:
– Медведь-12, прием. Медведь-12, прием. Мы потеряли ваш сигнал. Повторяю, мы потеряли ваш сигнал. Прием, Медведь-12, прием.
Пилот схватил свой прибор связи.
– Это Медведь-12. Куда вы, черт возьми, пропали? – проворчал он. – Я потерял вас на пятнадцать минут. Зачем вы сменили частоту?
Радиооператор полковника Ивандру улыбнулся.
– Вы хотите, чтобы я вас посадил, или будете продолжать жаловаться?
– Хочу, чтобы вы меня посадили.
– Ладно, вот ваш пеленг и векторы для посадки. – Оператор передал пилоту серию пеленгов с РМА/РМД-маяков, которые должны были привести его прямо на Станцию 15. – Вы в двадцати минутах от нас.
– В двадцати, – подтвердил пилот. – Убедитесь, что у вас горят посадочные огни. Внизу сплошные джунгли.
– Принято. Отбой.
Оператор еще раз улыбнулся полковнику Ивандру. Теперь самолет был у них в руках. Они знали его позывной, Медведь-12, поскольку отслеживали его радиокоммуникации с момента приближения к воздушному пространству Бразилии. Казалось, все идет по плану, однако двадцать минут в таких операциях – целая вечность. За это время может случиться что угодно.
Например, радиосигнал Доджа прорвет блокировку, что позволит наркоторговцам предупредить пилота об опасности. Или же штурман самого самолета, если он хоть немного разбирается в своем деле, поймет, что их заманивают на ВПП, расположенную по другую сторону границы. Или капитан Гонсалес наломает дров на земле.
Йегер не находил себе места. Он посмотрел на часы, вышел из оперативного штаба и уставился в небеса. Оставалось пятнадцать минут, а на приближение самолета по-прежнему не было даже намека. Ни отблеска лунного света на металле, ни малейшего гула двигателей.
На карту поставлено очень многое. Охота на Каммлера. Возможность разрушить его планы. Поиски страдавшей от психологической травмы жены Йегера, которая снова исчезла. Не говоря уже о том, что вся эта операция под прикрытием была его идеей.
Нельзя, чтобы все пошло прахом именно сейчас.
Он почувствовал, что к нему присоединились остальные. Нарова. Алонсо. Повеса. Все они, запрокинув голову, смотрели в небо. Йегер в который раз взглянул на часы. Десять минут. Разве не пора уже хоть что-нибудь увидеть или услышать?
Тишина. Стук крови в висках. Йегер кожей чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Его пробирала холодная дрожь. Самолет не прилетит, он начал это осознавать.
Их раскусили.
42
– Восемь минут, – послышался чей-то голос.
Тишина. Все продолжали всматриваться в темные небеса.
Йегер мрачно покачал головой:
– Они не прилетят.
– Заткнись, – отозвался полковник Ивандру, для которого подобная грубость была совершенно нетипична. – Я что-то слышу.
Йегер напряг слух. Действительно, над верхушками деревьев раздавался едва слышный гул. Самолет летел так низко, что его невозможно было разглядеть с западной стороны, а шум двигателей приглушала густая растительность.
Через несколько мгновений из темноты с ревом возник Ан-12, летевший со скоростью, немногим превышающую скорость сваливания[46], равную 70 узлам. На крыльях, достигавших в размахе 125 футов, не горел ни один огонек, отчего самолет напоминал гигантский летающий корабль-призрак. Он пронесся над авиабазой и, виртуозно развернувшись, мягко приземлился на грунтовую полосу.
«Невероятно, – сказал себе Йегер, у которого адреналин просто зашкаливал. – Этот парень – настоящий мастер своего дела».
За несколько секунд стофутовый самолет замедлился почти до полной остановки. Он прошел примерно треть полосы, как вдруг сразу из четырех турбовинтовых двигателей Ивченко повалил густой черный дым, что означало переход на максимальную мощность. «Антонов» резко набрал скорость и с громоподобным ревом устремился во тьму.
Йегер со всех ног бросился в радиорубку. Должно быть, пилота что-то насторожило. Но что? Где они допустили ошибку, готовя взлетно-посадочную полосу к операции? Йегер ворвался внутрь и увидел, что радиооператор полковника Ивандру тоже пытается это понять.
– Медведь-12, вы отменили посадку. В чем причина отмены?
Тишина. Слышались лишь радиопомехи. Пилот «Антонова» не отвечал. Йегер опасался, что они его как-то спугнули. Возможно, авиадиспетчер «Лос-Ниньос» сумел выйти на связь и предупредить его.
– Медведь-12, Медведь-12, в чем причина отмены? – повторял оператор.
Мгновение тишины сменилось хриплым смехом.
– Никакой отмены. Просто старый советский трюк. Я проверял, насколько хороша ваша полоса. Касаешься ее колесами и смотришь, выдержит ли она. Не волнуйтесь. Выдержит. Медведь-12 заходит на окончательную посадку.
Пульс Йегера пришел в норму, лишь когда Ан-12 приземлился посреди грунтовой полосы.
Все взгляды устремились на экран лежащего на столе ноутбука, на который передавалось изображение с камеры капитана Эрнесто Гонсалеса. Йегер почувствовал, что его сердечный ритм вновь ускоряется. Это был весьма разумный ход – надеть на капитана ББСО крошечное следящее устройство, позволявшее наблюдать за ходом операции.
В кадре появилась фигура, одетая в грязный комбинезон. Подавая сигналы двумя люминесцентными лампами, человек стал указывать самолету путь к ангару – тому самому, в котором был спрятан поддельный груз.
Ан-12 остановился. Капитан Гонсалес выступил вперед, придерживая одной рукой ковбойскую шляпу, чтобы ее не сдуло потоком воздуха, создаваемым мощными пропеллерами самолета.
Пилот выключил двигатели. Когда оглушительный рев стих, он открыл боковой иллюминатор кабины и высунул голову. За сорок, с двойным подбородком; судя по коротко стриженным седеющим волосам, бывший советский военный.
– Вы опоздали! – крикнул ему Гонсалес.
Пилот пристально посмотрел на него:
– А вы сменили частоту. Зачем вы это сделали?
Лицо Гонсалеса осталось непроницаемым.
– Вы никогда не слышали о грозах? Они здесь частенько случаются.
– Грозы не влияют на ультракороткие волны.
– Ну, что-то повлияло. – Пауза. – Будете жаловаться или разгружаться?
Русский пожал плечами:
– Раз прилетели, то будем разгружаться, товарищ.
– Чудесно. Приступим.
Раздался глухой металлический звук, и задняя рампа Ан-12 со скрежетом опустилась. Капитан Гонсалес выкрикнул несколько приказов, и в кадре появилась кучка липовых наркоторговцев, подъехавшая на пикапе с гидравлическим задним бортом.
Через несколько мгновений пикап задним ходом подъехал к рампе Ан-12 и исчез внутри. Время шло. Гонсалес обошел Ан-12 и вновь стал выкрикивать приказы, дико жестикулируя и внося в разыгравшуюся сцену ощущение еще большего хаоса. Полковник сделал прекрасный выбор: Гонсалес выглядел совершенно натурально.
Пикап съехал по рампе; в кузове был закреплен ремнями деревянный ящик, размерами напоминавший небольшой холодильник. Он направился в расположенный неподалеку ангар, а капитан Гонсалес вернулся к кабине самолета.
– Ждите здесь, пока не проверим груз, – сказал он пилоту.
Летчик пожал плечами:
– С грузом все в порядке. Нет нужды проверять.
Гонсалес крепче сжал висевший на плече АК-47.
– Ждите, пока мы не закончим проверку. Товарищ.
Пилот ничего не ответил. Все равно он никуда не улетит, пока бандит-наркоторговец не сделает то, что считает нужным.
Из ангара донесся крик на португальском:
– Команданчи![47] Вы должны на это взглянуть!
Гонсалес посмотрел на пилота:
– Мне нужно кое-что проверить. Ждите здесь.
Он зашагал к ангару.
– В ящике куча какого-то чертового металла, – пожаловался один из его людей, указывая на ящик. – Зачем нам куча гребаного бесполезного металла? Сами посмотрите, – добавил он, изображая возмущение.
Гонсалес и его люди решили быть убедительными до конца на случай, если кто-то из русского экипажа говорит по-португальски. Заглянув в ящик, Гонсалес нахмурился:
– Какого хуя? Что это за дерьмо?
Он развернулся и зашагал обратно к самолету. Теперь в его походке явственно читалась угроза.
Гонсалес вперил взгляд в пилота:
– Ты привез нам ящик какого-то металла. Мы не об этом договаривались. Где кокаиновая паста, товарищ?
Пилот был ошеломлен:
– Что?
– Кока. Переработанная в пасту. Из Эквадора. Как в прошлый раз. – Тон Гонсалеса был ровным, спокойным и угрожающим ровно настолько, насколько необходимо. – Вместо нее мы должны погрузить очищенный продукт. Как обычно.
Лицо пилота потемнело.
– Что за бред?
Гонсалес положил руки на оружие.
– Мы делали это сто раз, товарищ, и без всяких проблем. Сто раз. И вдруг сегодня ночью мы получаем ящик ебаного бесполезного металлолома. Так что никакого бреда, товарищ. Объяснитесь.
На мгновение Йегеру показалось, что Гонсалес перегибает палку. Это был решающий момент – вот-вот станет ясно, заглотнули плохие парни наживку или операция провалилась.
Пилот огляделся, однако прожекторы слепили его, так что он снова уставился на Гонсалеса.
– Смотри, брат. Я беру груз на борт в Молдове. Доставляю этот груз сюда, как и было оговорено. Сажусь. – Пилот замолчал. – Поэтому я спрошу снова: что за бред?
Гонсалес взял оружие наизготовку.
– Мистер, сейчас я задаю вопросы, а вы даете ответы.
Пилот был стреляным воробьем, однако поведение Гонсалеса казалось весьма недвусмысленным.
– Слушай, я никогда не был в твоем Эквадоре. И я никогда не вожу наркотики. Я доставляю оружие. И сегодня ночью я действовал в точности как было оговорено.
Гонсалес пристально посмотрел на него:
– Товарищ, на кого конкретно ты работаешь? Кому может понадобиться куча бесполезного металлолома?
Пилот напрягся. На этот вопрос ему явно отвечать не хотелось.
Гонсалес передернул затвор АК-47.
– Мистер, позвольте мне кое-что прояснить: либо вы начинаете говорить и объясняете, что все это, к ебеням, значит, либо очень скоро у вас начнутся большие неприятности.
Пилот побледнел.
– Эль-Падре, – прорычал он. – «Лос-Ниньос». Я работаю на Эль-Падре.
Гонсалес почесал голову. Его лицо выражало недоумение. Внезапно он расхохотался и вновь взглянул на пилота:
– Ты приземлился не на той полосе, товарищ. Я жду партию кокаиновой пасты из Эквадора. Вот и все.
Пилот открыл рот. Он потерял дар речи.
Гонсалес пожал плечами:
– Слушай, мы не связываемся с Эль-Падре. Никто не связывается. Во всяком случае, если хочет жить. Поэтому лучше забирай свой ящик и улетай. Да побыстрее.
Пилот сидел неподвижно. Его лицо было белее снега.
– Товарищ, ты можешь улетать. Но я тебе кое-что скажу. Ты не просто ошибся, ты ошибся страной. Это Бразилия. А тебе нужно на другую сторону границы. В Колумбию.
– Но кто тогда… – Пилот запнулся. – Кто вы такие, ребята?
