Текст книги "Убийство в кибуце"

Автор книги: Батья Гур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Моше постучал в дверь и вошел. Через пару минут он вновь показался и пригласил всех внутрь.

Несмотря на свой возраст, сидевшая в комнате женщина произвела на Михаэля сильное впечатление. Она ему кого-то напоминала. Темно-синие глаза, казалось, видели Михаэля насквозь, а крупный рот с тонкими губами сложился в подобие улыбки. Абсолютно седые волосы собраны в пучок. На ней были серые брюки и белая мужская сорочка. У сидевшей рядом на диване девочки, которую представили как дочь Оснат, был такой же большой рот, но глаза – зеленые и узкие. Такие же глаза были у юноши в военной форме, ее брата, который стоял тут же. Казалось, что они собрались уже несколько часов назад и все это время ждали Михаэля.

– А где маленькие? – спросил Моше.

– Их забрала Хагит, – ответила Шломит. Дворка лишь качнула головой, не сказав ни слова.

– Они из полиции, – объяснил Моше. – Это… Простите, запамятовал ваше имя?

– Михаэль Охайон.

– Он следователь по особо важным делам. А это инспектор Леви, которого вы уже видели, – представил полицейских Моше, и три фигуры застыли в ожидании. На лице Шломит читался некоторый страх, а лицо Дворки оставалось непроницаемым, как гипсовая маска.

– У вас есть уже заключение экспертизы? – спросила Шломит.

– Она умерла от паратиона, – вмешался Моше, – представьте себе – от паратиона! – При этом Махлуф Леви с укоризной посмотрел на Михаэля.

– Что ты имеешь в виду под паратионом? – недоуменно спросила Шломит, и все трое вновь уставились на Михаэля, которому пришлось повторить то, что он уже рассказывал Моше. Он старался не встречаться с пристальным взглядом Дворки и стал разглядывать молодежь. Только после этого он посмотрел на хозяйку дома, которая сидела с плотно сжатыми губами и как будто не слышала, о чем тут говорили.

– Не знаю даже, как она пережила это горе. Иногда мне кажется, что я слышал, как надрывно билось ее сердце, – сказал Моше, когда они уже покинули дом Дворки.

Михаэль, шедший позади Моше по дороге к хранилищу ядов, был поглощен своими мыслями и не замечал открывавшихся по сторонам картин.

В его ушах все еще звучал голос Дворки, когда она на прощание произнесла: «Тот, кто никогда не жил в кибуце, не поймет его самой главной сущности. Чужаку этого не дано, поэтому все ваше расследование – это полная бессмыслица. Вы только зря потратите время».

Глава 8

Нахари не поднимал голоса. Он просто произносил каждое слово очень четко и выделял конец каждой фразы.

– Мы работаем командой, – он повторил это несколько раз, не вставая из-за стола, за которым восседал. Таким же холодным, начальственным тоном, но еще более четко он добавил: – Ты другим даже не даешь возможности обсудить целесообразность совершаемых тобой действий. Здесь – не районное управление Иерусалима. У нас работают умные, талантливые люди. – Михаэль смотрел на него и молчал. – Я не пойму, почему ты посчитал необходимым подменять собой патологоанатомов и саботировать их работу. Мы могли бы координировать с ними все наши действия… – Голос постепенно затихал. – Хочешь чего-нибудь сказать? – После нескольких минут молчания его голос снова загремел: – Значит, ты ничего не хочешь сказать о причинах своего вмешательства в расследование? О том, что ты рассказал о паратионе, когда мы к этому были еще не готовы?

– Я уже четверть часа твержу об этом, – напомнил ему Михаэль, – и мы уже пришли к выводу, что в такой ситуации я еще не оказывался. Я решил, что только так смогу до них достучаться. Им нужна была шоковая терапия.

– А что теперь с ними делать при проверке на детекторе лжи, если они уже знают самое главное? Ты когда-нибудь слышал, что при расследовании могут быть и секретные данные? – Михаэль услышал, как скрипнула ручка двери. – Ну вот, они уже пришли, – без энтузиазма произнес Нахари. – Будем начинать, но ошибка уже сделана, и тебе за нее, в конце концов, придется расплачиваться.

После этих слов он стал рассматривать входящих в кабинет.

За квадратным столом в большом конференц-зале здания в Петах-Тикве Махлуф Леви сел в противоположном от Нахари углу, а Сарит, координатор специальной следственной группы, заняла место напротив Нахари. Бенни, сотрудник отдела Михаэля, введенный в группу только сегодня утром и не успевший, как он выразился, «досконально изучить дело», сел рядом с Михаэлем. Михаэль же выбрал стул по левую сторону от Нахари, а Авигайль – по правую. Несмотря на адскую жару на улице, в кондиционированном помещении управления она была одета в мужскую рубашку с застегнутыми на запястьях манжетами. Все принялись рассматривать фотографии, которые раздавала Сарит.

– Вы ничего не заметили интересного на похоронах? – спросил Нахари, посмотрев сначала на Авигайль, а затем на Михаэля. – Иногда это помогает нащупать кое-какие связи.

Он продолжил молча просматривать дело. Остальные тоже листали папки, которые заблаговременно разложила Сарит.

Михаэль посмотрел на Авигайль, но она ничего не сказала. На всех совещаниях Авигайль почти всегда молчала.

– Была одна женщина, которая начала что-то говорить, но ее быстро одернули, – вспомнил Махлуф Леви. – Зато потом она дала себе волю. Моше сказал, что то же самое она устроила на похоронах его отца. Вот она, – сказал он, показывая одну из фотографий, на которой была изображена невысокая женщина, стоявшая рядом с вырытой могилой. – Ее зовут Фаня, она то ли руководит пошивочной мастерской, то ли руководила ей раньше.

Нахари взял эту фотографию, посмотрел на нее и положил рядом с делом.

– Хорошо, – сказал он. – Что у нас еще?

– Дело в том, что многим событиям имеется совершенно рациональное объяснение, – заявил Михаэль. – Но, я думаю, Авигайль должна сама рассказать, что нам удалось узнать вчера вечером. – Все повернули головы в сторону Авигайль, которая в это время вытирала лоб. Михаэль взглянул на нее с любопытством: для него она пока остается закрытой книгой. На вечеринке в честь его назначения начальником отдела, представляя ему Авигайль и передавая ей бумажный стаканчик с вином, Нахари сказал: «Остерегайся ее – в тихом омуте…» Услышав это, Авигайль сощурила глаза и слегка ухмыльнулась.

– О санитарке, – напомнил Михаэль.

Авигайль подняла прядь волос со лба, прикусила верхнюю губу и сказала:

– Санитарка отсутствовала в лазарете. Ее не было примерно двадцать минут.

Нахари напрягся:

– Когда?

– Во время обеда, примерно в полвторого. Кроме этого факта все было так, как она рассказывала.

– Не могла бы ты об этом рассказать поподробней? – попросил Бенни.

– Я сказала самое главное, а остальное – не важно, – сказала Авигайль.

Михаэль положил сигарету в стеклянную пепельницу и пояснил:

– Я думаю, слушать ленту не стоит, поскольку расшифровка записи имеется в деле на странице четыре. Это допрос Симхи Малул, проведенный Авигайль и заверенный подписью свидетельницы. Все подробности там. Может быть, имеет смысл, чтобы Авигайль дополнила эти сведения тем, что не попало в протокол.

Тонкие пальцы Авигайль крепче сдавили пустой пластмассовый стакан:

– А, собственно, что рассказывать? Все записано в деле. Она живет в Кирьят-Малахи и уже некоторое время работает санитаркой в лазарете кибуца. Очень довольна работой. Ей нравится присматривать за престарелыми. Во время допроса она призналась, что после того, как Оснат сделали укол, примерно в полвторого, она пошла в секретариат кибуца, чтобы решить какой-то вопрос. Она не знала, что Оснат являлась секретарем кибуца, отвечавшим за внутренние дела. – И тут Михаэль понял, что Авигайль хочет защитить санитарку от какой-то нависшей над ней опасностью.

– Почему она ходила в секретариат? – спросил он. – И по какой причине ты в отчете не указала, зачем она туда ходила?

– Решить какой-то вопрос, – рассеянно ответила Авигайль, но Михаэля не обманула ее уловка.

– Решить какой вопрос? – уже с нетерпением повторил свой вопрос Михаэль, сожалея, что не поговорил с Авигайль до совещания.

Авигайль ничего не ответила, а лишь поменяла позу в кресле.

– За какой надобностью санитарка ходила в секретариат? – теперь уже этот вопрос задавал Нахари.

Авигайль сначала помолчала, закусив верхнюю губу, а потом отчеканила:

– У нее шестеро детей, а с самым младшим начались проблемы, и она хотела, чтобы кибуц взял его к себе.

– Какие проблемы? – спросил Михаэль. – Мы не имеем права вырывать факты из контекста. У нас должна сложиться полная картинка прежде, чем мы решим, что важно, а что нет.

Нахари подозрительно посмотрел на Авигайль и потом сказал:

– Давай, выкладывай, что ты там хотела от нас утаить? Кого защищаешь?

Авигайль, не теряя спокойствия, произнесла:

– Она мне с таким трудом доверилась, и я обещала ей никому не говорить.

Снимая целлофановую обертку с толстой сигары, Нахари сказал:

– Ты же знаешь, что здесь обещания не действуют!

– Дело в том, что ее младший сын, которому всего двенадцать, кажется, начал баловаться наркотиками, поэтому она хочет поместить его в кибуц, чтобы избавить от влияния улицы. Ничего удивительного, – Авигайль говорила, уставившись в потолок, – теснота, муж, который целыми днями ничего не делает, ее старания навести уют и порядок… Она простая женщина, но волевая. От нее мало что осталось, но самоуважением она дорожит.

Нахари вздохнул.

– Другими словами, – заговорил Михаэль, – ее не было в лазарете, потому что она отправилась в секретариат, правильно? – Авигайль кивнула. – И она точно не знает, сколько времени отсутствовала?

– Из ее слов я поняла, что ее не было минут пятнадцать – двадцать. Она подождала немного у секретариата и отправилась назад. Секретариат расположен на другом конце кибуца. Да вы, наверное, лучше меня знаете, потому что я там не была. Она говорит, что всю дорогу бежала. Правда, она давно не девочка и бежать вприпрыжку не может.

– Если без натяжки, – сказал Бенни, – то за полчаса она могла бы управиться.

– Может, и она могла найти паратион? – спросил Нахари.

– Нет. Я спрашивала ее об этом, – уверенно произнесла Авигайль, – но она сказала, что в лазарете оставался поднос со сливовым компотом, которого не оказалось, когда она вернулась. Она мне призналась в этом после нескольких часов беседы.

– Компота? Он в тот день входил в обед? – спросил Нахари, вытягиваясь в кресле. – Или его кто-то специально…

– Я спрашивала ее об этом, – заверила его Авигайль, – но она не знает. По ее словам, обычно старики и больные в лазарете получают специальное питание, такое же, как и люди в столовой, для которых определена особая диета. В принципе это особого значения не имеет. Разве были в кибуце другие случаи отравления?

– Насколько мы знаем, не было, – сказал Михаэль, – но следует проверить.

– Если бы были, то мы об этом уже узнали бы, – ответила Авигайль. – Думаю, эту возможность нужно отбросить. Если и был яд, то в этом компоте, который исчез.

– Что еще, – продолжал Михаэль, – что еще было не так, когда она вернулась?

– Двери оказались закрыты. Но это отражено в отчете.

– Какие двери? – переспросил Нахари.

– Раздвижные между палатами, – объяснила Авигайль. – Я точно не знаю, потому что не была в лазарете.

Михаэль взял салфетку, на которой лежал не съеденный им бутерброд, и желтым карандашом стал рисовать примерный план кибуца.

– А Симха Малул поклялась жизнью своих детей, что оставляла их открытыми.

– И куда мог деться поднос с компотом? – спросил Бенни.

Авигайль пожала плечами:

– Она не нашла его, но она его особо и не искала, поскольку все ее внимание было сосредоточено на Оснат, которую рвало. А потом ей нужно было привести палату в порядок.

– И конечно, она не видела, чтобы кто-нибудь выходил из лазарета, – произнес Нахари.

Авигайль ответила:

– Ну, имейте же совесть! Неужели бы я промолчала о чем-нибудь подобном?

– Но ведь кое-что ты нам не хотела рассказывать, – напомнил Нахари, катая толстую сигару между пальцев.

Сарит спросила:

– Значит, все было убрано, и ни компота, ни паратиона, и она никого не видела?

– Ни души, – подтвердила Авигайль. – Я об этом с ней толковала дольше всего. В лазарете были только люди, о которых мы знаем.

По поведению Нахари Михаэль понял, что тот, скорее всего, готовит ему ловушку. Шорер не зря предупреждал, что Михаэля ожидает взбучка.

Начиная работу по новому делу, Михаэль не ощутил тех особенностей, которые были характерны для следовательской работы в его прежнем подразделении. Там все было естественно, работа была полна опасностей и приятно возбуждала. Здесь он чувствовал себя так, словно попал в чужую страну. Стиль Нахари резко отличался от того, как себя вел его начальник в Иерусалиме. В новой конторе не было явных трений и нельзя было спрятаться за шуточками типа «У него сегодня месячные», но и на близкие отношения, которые у него возникли на старом месте работы, здесь тоже рассчитывать было нельзя.

Ему было обидно доказывать, кто он и чего он стоит, но вместе с тем сложившаяся ситуация заставляла его следить за своими словами. Вне стен конторы Михаэль встречался со своими подчиненными только по служебной надобности, а вечером забредал в ресторанчик Меира, где мог просто посидеть напротив Эммануэля Шорера, не ожидая от него разноса, который позволял себе его прежний начальник.

В новой конторе на него никто не злился, но и особого уважения тоже не выказывал никто. «Привыкай, – говаривал в первые дни Шорер, – я надеюсь, что ты станешь первым полицейским комиссаром с магистерской степенью. Хорошо, что ты не ашкенази. В противном случае тебе не видать такого продвижения и уж точно не работать в следственном органе. Ты получил то, что получил, и отнимать это у тебя никто не собирается. Может, Нахари и не самый лучший начальник, но у тебя помимо него всегда найдутся люди, с которыми можно поговорить. Здесь все профессионалы, и у каждого свой стиль». Шорер, как всегда, четко формулировал то, что только формировалось в подсознании Михаэля. Да, он боялся «оказаться не в своей стихии», чувствовать отчуждение, которое не покидало его в течение всего дня, непонятной тревоги, от которой появлялась бессонница, ранее возникавшая только при расследовании особо трудного дела.

– У тебя ведь, наверное, завелась уже пятая колонна? Разве у Нахари нет секретарши? – спросил Шорер, и Михаэль засмеялся. Но тут же его смех прервался, и он заговорил с несвойственным ему темпераментом:

– Вся контора провоняла Тель-Авивом, это совершенно иная территория. Я их не понимаю, они по-другому устроены. Да, у него есть секретарша, и она выглядит как будто только что из парикмахерской – волосок к волоску. Про нее можно сказать все, что угодно, но никогда не скажешь, что она работает в полиции. На меня все эти изыски действуют крайне отрицательно, – со вздохом произнес он, – это не секретарша из моей прежней конторы, которая на рабочем месте могла грызть рогалики и красить ногти.

– Не говори чушь, – сказал тогда Шорер. – Я за тебя не беспокоюсь. Ты быстро ко всему привыкнешь. Меня беспокоит другое.

Шорера беспокоили вещи, о которых они не говорили. Например, что Михаэлю было сорок четыре, а он все еще жил один. С момента развода прошло уже четырнадцать лет, и в течение семи из них Майя, которую он скрывал от всех, удовлетворяла все его романтические порывы. Он никогда не заговаривал о ней с Шорером, но тот и так догадался, что у его подопечного связь с замужней женщиной. Однажды он даже спросил Михаэля об этом, но тот отказался отвечать. С тех пор как он порвал с Майей, в его жизни так и не появилась женщина. Как-то Шорер оглядел его критически и сказал:

– Мужчине нужна жена. Ты думаешь, что ты – Шерлок Холмс? Да у тебя даже скрипки нет. Я знаю, что детективы не умеют влюбляться, но оставаться в жизни перфекционистом тоже глупо. Последний раз я видел тебя с девушкой много месяцев назад.

Михаэль в ответ только смущенно улыбнулся.

Впервые в жизни новое дело пробудило в нем инстинкты ищейки. Он сам удивлялся тому, с какой энергией взялся за него. Нахари заговорил с ним о смерти Оснат Харель, и он увидел в этом возможность что-то доказать самому себе и другим. Но если бы его спросили, что он хочет доказать и кому, то вряд ли бы он нашелся, что ответить. Михаэля постоянно что-то настораживало. Настораживало то, что Нахари, разговаривая с ним, никогда не покидал своего кресла. Это был мужчина невысокого роста, но не толстый, а плотный. К тому времени Михаэль умел читать язык тела невысоких мужчин. Он знал, что свою неловкость они скрывают, когда разговаривают сидя в кресле и приглашают собеседника сесть, как только он входил в кабинет. В Нахари все говорило о том, что он не чужд нарциссизма. Ярко-зеленые футболки подчеркивали его бицепсы – отчаянная попытка казаться молодым. Но Михаэль воспринимал это как излишнюю патетику, тем более что лицо и седые волосы с избытком подтверждали, что Нахари уже пятьдесят три.

Михаэль смотрел на квадратный подбородок, на жесты мачо, на то, как Нахари лизал сигару, прежде чем ее закурить, и ждал, когда его прозрачные глаза остановятся на нем. Но они выбрали Махлуфа Леви. Тот сидел в самом углу и делал вид, будто он уже все доказал в этой жизни и его больше ничего не волнует.

– Ну, что – нашли поднос с компотом? – спросил Нахари.

Леви ответил с легким вызовом:

– Нет, я его и не искал. Откуда мне было знать, что он вообще существует?

– Я думал, – медленно произнес Нахари, попыхивая сигарой, – что вы уже успели поговорить с… как ее… Симхой Малул.

Леви посмотрел на него испуганно:

– Но мне не удалось выудить из нее, что она отлучалась из лазарета. – Тут он враждебно взглянул на Авигайль, которая поспешила опустить глаза, и добавил: – Иногда для того, чтобы от женщины узнать хоть что-то, нужна другая женщина.

Михаэль, которого не нужно было просить, чтобы он выступил на защиту подчиненного, и на этот раз решил выправить ситуацию.

– В любом случае, – сказал он, – сейчас уже можно отмести версию о самоубийстве. Согласитесь, что самоубийце вряд ли хватило бы сил взять бутылку паратиона, потом спрятать ее куда-то, а потом еще и отнести поднос с компотом.

Нахари стал задавать вопросы, связанные с обыском. За несколько минут Михаэль описал, что удалось обнаружить в хранилище для ядов. Пока он сухо излагал основные факты, перед его глазами опять возник образ Моше, когда тот в отчаянии мотал головой и говорил, что яд пропал. Оба стояли перед хранилищем, на котором красовался нарисованный череп с надписью «Осторожно! Яд!». Под надписью висел допотопный замок.

Джоджо пустил их внутрь, говоря:

– Меня зовут Эльханан, но для всех я просто Джоджо. – И добавил: – Здесь стояла всего одна бутылочка. Я точно знаю, потому что Срулке, – тут он с испугом посмотрел на Моше, – брал ее, чтобы опылять розы. Он хотел заказать еще, потому что был уверен, что для защиты роз лучшего препарата нет.

– Когда это было? – спросил Михаэль.

– Точно не помню, – сказал Джоджо. – За несколько дней до смерти. За два-три дня до смерти мы зачем-то зашли сюда, и он взял бутылку.

– Он успел вернуть ее? – спросил Михаэль.

– Обычно он все приносил назад сам, но в связи со всей этой праздничной суматохой, наверное, забыл.

Все трое – Михаэль, Моше и Джоджо – какое-то время стояли молча. Михаэль исследовал замок, на котором не оказалось следов взлома, положил его, скорее автоматически, чем по каким-то другим причинам, в пакетик, зная, что его открывал тот, у кого был ключ. Потом все трое пошли в хранилище семян хлопчатника. Моше опять схватился за желудок и сказал: «Язва меня доконает!» Михаэль вспомнил слова Моше о том, что там любили играть дети кибуца, которые прыгали сверху на гору семян, словно это был морской песок.

– Это место необходимо тщательно обыскать, но пока непонятно, как это сделать, не привлекая внимания.

– Вы хотите что-нибудь сохранить в тайне в кибуце? – удивился Нахари.

Михаэль позволил себе скептический взгляд.

– Я несколькими словами перекинулся с депутатом Аароном Мерозом во время похорон, и понял, что он не раз бывал в кибуце так, что никто об этом не знал.

– Это он так думает, – возразил Нахари с улыбкой, – но я уверен, что кто-нибудь в кибуце наверняка знал, к кому он наведывается, например… – И он указал на одну из женщин на фотографии, сделанной во время похорон.

Михаэль сказал:

– Ее зовут Матильда. Она руководит столовой.

– У тебя хорошая память на детали или вы с ней успели поговорить? – поинтересовался Нахари.

– Я с ней не говорил, – ответил Михаэль и стал рассказывать, что показал обыск у Срулке. Его домик был похож на жилище Дворки, но стоял в другом ряду. Если бы не толстый слой пыли, могло показаться, что хозяин просто вышел куда-нибудь. И опять Михаэль вспомнил, как исказилось лицо Моше, когда тот сказал, что ему давно пора бы прийти сюда и навести порядок, но пока не хватает смелости. – Короче говоря, мы осмотрели все, что можно было в той ситуации, но абсолютно ничего не нашли, – заключил Михаэль.

– В кибуце есть три начальника, – обращаясь сразу ко всем, произнес Нахари. – Оснат Харель была секретарем. Знаешь, чем занимается секретарь в кибуце? – спросил он Михаэля и, не дожидаясь ответа, сказал: – В некоторых кибуцах это самая важная должность, но есть кибуцы, где вся власть принадлежит генеральному директору. Секретарь занимается повседневной работой, социальной стороной жизни кибуца. У него никогда не остается свободной минуты на себя. Существует много комитетов, но когда комитеты не могут прийти к единому мнению, то кого они зовут? Секретаря! Генеральный директор больше занимается общими вопросами – экономикой и так далее. Но при более подробном анализе видно, что распределение власти в кибуце зависит от конкретных людей на определенных должностях.

Нахари какое-то время помолчал, а потом стал быстро говорить, словно теряя терпение:

– Третьим главным человеком является казначей. Кто у них там казначей? Как его зовут? – Он повернулся к Михаэлю, который молча указал на мужскую фигуру на фотографии. – Это тот самый Джоджо? – Нахари с раздражением повернулся к Сарит: – Что это у вас такие нерезкие фотографии? Нужно было камеру лучше выбирать!

– Камера не виновата, – проговорила Сарит, тряхнув кудряшками. – Это у меня руки дрожали. Я была так расстроена, что такое могло произойти в кибуце. А тут еще все на меня смотрели, как будто спрашивали, что она тут делает, эта незнакомка.

– Он работает казначеем последние шесть лет, – пояснил Михаэль.

Леви спросил:

– И какое это имеет значение?

– Сейчас объясню, – пообещал Нахари. – Но, пока я не забыл, кто у них там диспетчер?

– Женщина по имени Шула, – ответил Михаэль.

– Хорошо, – сказал Нахари. – Пусть все четверо, включая нового секретаря, прибудут вечером ко мне. Мы им покажем фотографии, а они проведут для нас розыск.

Михаэль откашлялся и сказал:

– Прошу прощения, но мне это не кажется целесообразным.

Нахари выпрямился в кресле:

– Почему?

– Думаю, что все поиски лучше поручить людям, которые в курсе дела, но не станут разносить слухи по всему кибуцу.

– Вы уже хорошо потрудились, чтобы это произошло. – Нахари водил сигарой в воздухе. – Забудьте об этом: в кибуце секретов не бывает.

– Но кто-то же смог все проделать в тайне, – ответил Михаэль.

– Когда вы с ним встречаетесь? – спросил Нахари.

– С кем? – переспросил Бенни.

– С Мерозом, – подсказала Сарит.

– Сегодня вечером, в «Хилтоне», – сказал Михаэль. – Он там останавливается, когда приезжает в Иерусалим.

– Мог бы с ним встретиться и в Тель-Авиве, – проворчал Нахари. – Что говорил патологоанатом относительно времени между отравлением и смертью?

– Максимум полчаса, – ответил Михаэль, разыскивая в деле отчет патологоанатома.

Авигайль подняла голову от фотографий, которые она изучала, не вмешиваясь в дискуссию и, казалось, не слыша того, что говорилось, и безапелляционным тоном произнесла:

– Не более пятнадцати минут.

– Откуда это известно? – с удивлением спросил Нахари.

– Знаю.

– И все-таки откуда? – не унимался Нахари.

– Я проработала медсестрой целых десять лет, причем полгода в кибуце. Я видела несчастные случаи, которые происходили при обработке растений паратионом. Проходит не более пятнадцати минут.

– Медсестрой? Значит, ты – дипломированная медсестра? – спросил Михаэль. Она кивнула и снова погрузилась в изучение фотографий. Он посмотрел на часы.

– Скоро они будут здесь.

– Кто? – поинтересовался Нахари.

– Родственники, Моше, Джоджо и медсестра из кибуца, а также врач и все, кто хоть как-то причастны. Мы можем попросить их организовать поиск так, чтобы остальная часть кибуца не знала, что речь идет о паратионе.

– Не кажется ли вам, что сначала нужно установить их алиби? – сказал Нахари, и глаза его были холодны как никогда.

– У них оно уже есть, – вмешался Махлуф Леви. – Посмотрите второй лист дела, перед фотографиями. – Он показал на папку с делом, лежащую перед ним.

– Сын был в армии, – сказал Бенни, – дочь находилась в Тель-Авиве – она там учится, Дворка, ее свекровь, была в столовой, а потом отправилась домой отдохнуть. Эта старая женщина до сих пор работает учительницей.

– Преподает Библию, – уважительно произнес Махлуф Леви, – а также руководит кружками любителей Библии.

– Упаси меня Господь от этих кружков в кибуцах! – воскликнул Нахари. – В общем, в лазарете ее не было?

– Именно, – подтвердил Леви. – Мы с ней специально разговаривали на эту тему. Она сказала, что днем было очень жарко и она собиралась заглянуть к ней вечерком. Именно так она и сказала.

– А что казначей Джоджо – у него ведь был доступ к яду?

– Он был в секретариате, на хлопковых полях, на фабрике, в других местах, и всегда в компании кого-нибудь. Мы это уже проверили, – уверенно сказал Леви.

– Он мог все подготовить заранее. Не думаю, что мы можем списывать его со счетов, – возразил Нахари.

– Все равно нужно с кого-то начинать. Если этот человек среди них, то мы его найдем.

– Тебя в кибуце видел кто-нибудь? – спросил Михаэль у Авигайль.

Она какое-то время подумала, а потом отрицательно покачала головой:

– Когда они могли меня видеть? Я не была в кибуце, а беседовала с Симхой у нее дома.

– Хорошо, – сказал Михаэль, – очень хорошо. Я хочу, чтобы ты пока оставалась в тени.

Все стали смотреть на него, но он молчал. На мгновение в глазах Нахари появился ледяной свет:

– И не думай об этом!

– О чем это вы? – спросил Бенни, а Авигайль еще ниже опустила голову.

– Он хочет внедрить ее в кибуц, – пояснил Нахари.

Прошла почти минута, пока Авигайль нарушила молчание:

– Может, сначала меня стоило бы спросить?

– Неужели ты откажешься? – спросил Михаэль.

– По-твоему, я не захотела работать медсестрой и пришла сюда, чтобы снова стать медсестрой? – сказала Авигайль, двигая пальцем по столу невидимую соринку.

– И обсуждать нечего, – произнес Нахари, подкрепив свою фразу красноречивым жестом руки. – Не важно, согласишься ты или нет, а нам еще один «Уотергейт» не нужен. Полицейский под прикрытием в кибуце! Кто решится утвердить такое? – Наступила пауза, после которой он продолжил: – Точно, не я. Я своей шеей рисковать не буду. И не думайте, что я поддержу вас. Я уже свое «нет» сказал. А комиссар… – Он оставил фразу незаконченной и улыбнулся.

– Но каким образом? Каким? – спросил Махлуф Леви.

– Вместо медсестры Рики, которая увольняется, – объяснил Бенни. – Помнишь, она говорила, что хочет уйти.

– Значит, ты все-таки хочешь ее внедрить? – спросил Нахари.

– Еще пока не решил, – ответил Михаэль. – Посмотрим, как будут развиваться события. Но две вещи для меня совершенно ясны: мы никогда ничего не найдем, если у нас в кибуце не будет своего человека, и нам нужно во что бы то ни стало найти эту бутылочку, как можно дольше сохраняя спокойствие в кибуце.

– Как насчет прослушивания телефонных разговоров? – спросил Нахари.

– Невозможно, – тихо ответил Михаэль, – у них автоматический коммутатор, поэтому придется подслушивать все разговоры в кибуце, а у них в каждом доме телефон.

Нахари откинулся в кресле, сложил руки и сказал:

– Я не даю разрешения. Но ты можешь обратиться непосредственно к более высокому начальству. Если оно возьмут на себя ответственность за возможные последствия, то я чинить препятствия не буду. Хочу, чтобы в протоколе отразили мое мнение, а я считаю, что это ничем хорошим для нас не кончится.

Михаэль хорошо понимал всю сложность ситуации – соревнование между ними приобрело публичный характер.

Зазвонил телефон, стоявший на полу подле Нахари, тот поднял трубку и, прежде чем что-нибудь ответить звонившему, рукой указал на Михаэля и произнес:

– В письменном виде. Разрешение должно быть в письменном виде, чтобы потом не было разговоров о том, кто это разрешил. – После этого он проговорил в трубку: – Пусть подождут. Мы будем готовы через минуту. – Повернувшись к Михаэлю, он спросил: – Как ты планировал беседовать – по одному или со всеми вместе? Они здесь, все, кого ты пригласил. Сколько у тебя времени, чтобы ты не опоздал на встречу с Мерозом в Иерусалиме?

Михаэль посмотрел на часы:

– Они приехали раньше назначенного времени. Это хорошо. – Затем, уже начальственным голосом, произнес: – Пусть идут в мой кабинет. Если хочешь, я буду только рад твоему присутствию.

– Спасибо, – ответил Нахари, – но у меня на это время назначены другие дела. Это убийство – не самое главное дело моей жизни. Вы с этим и сами можете справиться.

Уже взявшись за ручку двери, Михаэль сказал:

– Авигайль, оставайтесь здесь, пока они будут в моем кабинете. Сарит и Бенни идут со мной. – Обращаясь к Нахари, он добавил: – Не беспокойся, без разрешения я ничего не сделаю.

– Увидим! – грозно произнес он, встал и потянулся.

– А мне что делать? – подал голос Махлуф Леви. – Где я не буду лишним?

Нахари проигнорировал его вопрос. Михаэль взглянул в замешательстве на часы и сказал:

– Можешь пойти с нами, а если нужно, возвращайся в Ашкелон.

– Пойду с вами, – твердо произнес Махлуф Леви. – Заранее никогда не скажешь, как могут повернуться события.