Текст книги "Убийство в кибуце"

Автор книги: Батья Гур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Откуда этот секретарь кибуца узнал о происшествии? – спросил Михаэль.

Моше издал звук, одновременно похожий на смех и храп:

– Как только об этом узнали у нас, узнали и все, кто рядом с нами. Наши дети ходят в одну и ту же школу, у нас есть общие проекты, да и контактов всевозможных много… Кроме того, люди по телефону говорят. Уверен, что нет ни одного кибуца, где бы не знали про наш случай. Я удивляюсь, почему еще репортеры не наехали.

Михаэль вспомнил слова Шорера, произнесенные не без издевки: «Как долго, ты думаешь, все удастся сохранять в тайне? Неужели ты надеешься, что в городе у кого-нибудь не найдется тетушки, чей сынок промышляет публикациями в разделе криминальной хроники? Как долго ты сможешь держать журналистов на расстоянии, распуская дымовую завесу из слов?»

Голос Моше вновь стал доноситься сквозь головную боль, от которой ломило виски:

– Слишком наивно надеяться на то, что все останется в тайне. Я воспринимаю как чудо каждую минуту, которая отделяет меня от звонка из какой-нибудь газеты.

Михаэль наконец нарушил повисшее молчание:

– Вам известны какие-нибудь подобные случаи?

– Подобные чему?

– Растраты, воровство, продажа собственности кибуца – ну, что-нибудь из перечисленного в статье Оснат?

Моше надолго задумался, потом сказал:

– Пожалуй, не известны. Было время, когда кто-то грабил дома членов кибуца, но мы даже не звали полицию – сами нашли виновника и разделались с ним сами. Оснат к этому никакого отношения не имела. Это был один из волонтеров, который подсел на наркотики, если не вдаваться в подробности. Были еще случаи воровства, которые раскрыл наш офицер безопасности. – Михаэль в удивлении вскинул брови, и Моше с недоумением посмотрел на него. – Это было много лет назад, когда за безопасность отвечал Алекс. Такие вещи происходят периодически во всех кибуцах. Вдруг кто-нибудь из кибуцников сходит с ума. Как это происходит, я не знаю. Ведь красть в кибуце – это все равно что красть у своих родителей: зачем красть, когда и так можно взять все, что тебе нужно? Однако это произошло, и Алекс попросил у полицейских собак-ищеек. Собаки привели к дверям одного из ветеранов кибуца. Зачем ему это понадобилось? Но кто это был, я до сих пор не знаю, а всю историю услышал от пограничников.

– А полицейские могли проговориться?

– Есть определенная негласная договоренность о том, что в кибуце все дела решает сам кибуц, – сказал Моше. – Никаких финансовых злоупотреблений у нас не бывает. Правда, я знаю один кибуц, в котором женщину, ответственную за швейное производство, обвиняли в том, что она бесплатно отсылала одежду своим родственникам в городе. Есть еще кибуц на севере, где столкнулись с растратой: один сотрудник пересылал деньги со счета кибуца на частный счет в городе, но и там никто не вызывал полицию. Кибуц сам справился с этой проблемой.

– Каким образом? – спросил Михаэль.

– Существуют разные способы, – с трудом выдавил из себя Моше. – Что касается этого случая, то парня заставили уехать из кибуца, и он вернул деньги, до последнего гроша. Но все кончилось трагедией, потому что в кибуце остались его жена и дети, с которыми просто перестали общаться. Случилось это два года назад, но до сих пор с ними общаются с большой неохотой. Они уже жить не хотят.

– А как дела обстоят в вашем кибуце?

– Я же рассказывал вам. У нас есть несколько маленьких проблем, но мы их сами решаем. Но такого у нас никогда не было, и я не знаю, что Оснат имела в виду, когда писала о продаже собственности кибуца. Правда, у нее всегда была склонность все преувеличивать.

– Например? – спросил Михаэль.

– Ну, может быть, не преувеличивать. Просто она принимала все слишком близко к сердцу. Почитайте другие ее статьи.

– Я их уже читал, – сказал Михаэль, – и ничего подобного в других статьях не встречал.

– Во всех других номерах она поднимает довольно острые вопросы, но везде оговаривается, что это лишь гипотетически, и ничего конкретного она не имеет в виду.

– Хорошо, давайте подойдем к этому вопросу гипотетически. Что могло ее заставить так написать?

– Не знаю, – после некоторого раздумья произнес Моше. – Я вообще не понимаю, что она имела в виду, когда писала о «продаже общественной собственности».

В этот момент в дверь кто-то постучал, и в комнату вошел мужчина средних лет. Отерев рукой пот со лба, он произнес:

– А вот и я! Что случилось?

– Кофе? – спросил Моше вошедшего, уже успевшего плюхнуться в кресло, которое он вытащил из угла комнаты.

– Не откажусь – во мне всегда найдется немного места для чашечки кофе, – сказал Миша, улыбаясь щербатым ртом. – Черный, без сахара. – Моше встал и подошел к старенькой кофеварке с обмотанным изоляцией, слегка обгоревшим шнуром. – Эта изоляция плохая, лучше купи новый шнур, – заметил Миша. – С такой изоляцией когда-нибудь током дернет. Не понимаю тебя: такая телефонная автоматика, у всех радиотелефоны, а поставить кофеварку-автомат ты не можешь?

– Была одна, да сломалась, – сказал Моше. – Ее уже починили, да я все забываю привезти сюда.

Неуверенно и смущенно, Моше представил Михаэля Охайона Мише, который всем своим видом говорил, что будет только рад услышать какую-нибудь сенсацию. Однако глаза его при этом оставались совершенно серьезными. После быстро произнесенных слов о том, что это «трагедия для всех нас и для всего движения», он спросил, что интересует Михаэля касательно февральского семинара. Михаэль уже знал, что Оснат была единственной представительницей от кибуца на семинаре. Поэтому он сказал:

– Меня волнует вот эта статья, – и показал Мише номер местной газеты.

Миша водрузил на нос очки, которые свисали у него с шеи на черном шнурочке, и углубился в чтение. Закончив, он аккуратно положил газету на стол, ближе к Моше, чем к Михаэлю, и снял очки. После этого наступило молчание.

– Ну и что ты скажешь? – спросил Моше.

– Даже не знаю, что сказать. Пытаюсь вспомнить… Разговоров на семинаре было так много.

– Как можно не помнить вещи такого рода, когда они всплывают в разговоре? – удивился Михаэль.

– Да, мы говорили о преступлениях, которые случаются в кибуцах, о том, что мы слишком оберегаем своих членов, помню, что Оснат что-то очень взволновало, но что именно… – тут он произнес длинную фразу на идише, которую Михаэль не понял, но уловил слова альте коп – «старая голова», которые Миша повторил несколько раз. Потом, покачав головой, он окончательно произнес: – Нет, я вам ничем помочь не могу.

Затем, уже обращаясь к Моше, он участливым тоном спросил:

– Ну, как вы тут? Справляетесь? – Добавив еще несколько дежурных фраз, он сказал, что выпьет кофе в другой раз и что ему нужно ехать, потому что грузовик, на котором он приехал, нужен какому-то Ури. В этот момент кофеварка ожила, громко забулькала, и Моше выдернул шнур из розетки.

– Уверен, что в следующий раз?

– Да, – твердо ответил Миша.

– Я провожу тебя! – сказал Моше, выходя на улицу и закрывая за собой дверь. Михаэль еще несколько секунд слышал удалявшиеся голоса. Вскоре Моше вернулся и сказал: – Такие вот дела. Я не могу ничего вам сказать. Поговорите с Дворкой.

Его разговор с Дворкой в читальном зале рядом с библиотекой тоже не дал результатов. Она долго изучала газетную страницу, затем, посмотрев из-за стопок книг на Михаэля, она, несмотря на то что они были одни, произнесла шепотом:

– Я понятия не имею. Помню только, что она вернулась погруженной в свои планы и сказала, что для нее семинар оказался очень полезным. Но даже тогда, прочитав ее отчет, я не обнаружила в нем ничего необычного. Теперь, когда вы мне на него специально указали, я тоже вижу, что он не совсем обычен. Но сейчас я не могу вспомнить, на что конкретно она намекала.

На вопрос о том, с кем Оснат могла делиться своими мыслями о семинаре, Дворка обиженно сказала, что не знает, и решительно положила ладонь на стопку книг. Михаэль вновь почувствовал, что эта женщина в который раз заставляет его странным образом напрягаться. Он посмотрел на ее руки, на которых не было ни одного колечка и которые были больше похожи на мужские, и почувствовал, будто что-то притягивает его взгляд к глазам Дворки. Была ли она красива в молодости? Как одолевала постигшие ее утраты и одиночество? Ему хотелось понять, что скрывает от него эта женщина – ведь она все время была с ним начеку. Но эти мысли пришли к нему позже, когда он шел к парковке после обеда в столовой, во время которого все сторонились его, как чумы.

Аарона Мероза перевели из реанимационной палаты в терапевтическое отделение. В его палате лежал еще один больной. Аарон печально улыбнулся Михаэлю, отодвинул от себя поднос, на котором стояла тарелочка с картофельным пюре, и попросил Михаэля подождать немного в коридоре, пока он оденется и выйдет.

В коридоре Михаэль думал о своей так неожиданно возникшей симпатии к этому человеку. Несмотря на то что после сердечного приступа он еще не восстановил силы и у него были все основания избегать встреч, Аарон Мероз помогал, чем мог, и с интересом относился ко всему, что ему говорил Михаэль. Может быть, даже со слишком большим интересом, размышлял Михаэль, сидя в холле для посетителей, в мраморную стену которого была вделана пепельница. Окно выходило на зеленый дворик больницы. Мероз появился в полосатом халате, надетом на голубую пижаму, подошел к Михаэлю и указал ему на два стула, стоявшие в углу.

– Неужели здесь нет отдельной палаты для члена кнессета? – спросил Михаэль, и Мероз ответил, что, как правило, такие палаты выделяются, но вчера его спросили, не хочет ли он полежать с соседом, поскольку все палаты переполнены.

– Что мне было делать? Поднимать шум? – И со своей отрепетированной улыбкой он добавил: – Вы же знаете, положение обязывает, хотя в данном случае все совсем наоборот. В конце концов, я ведь не кто иной, как слуга народа.

Аарон Мероз улыбнулся еще раз, когда в его руках оказалась газета из кибуца:

– Когда-то я выпускал эту газетку. Столько лет прошло, и ничего не изменилось: повестка дня общего собрания, прием новых членов, решение жилищных проблем, предоставление отпуска за свой счет. Все как раньше.

– Не совсем, – возразил Михаэль.

– Согласен, что не совсем – и наш случай тому подтверждение. Но я уже сказал вашему офицеру, что через неделю меня выпишут и я смогу пройти проверку на детекторе лжи.

– Я бы не очень полагался на его легкое согласие провериться на детекторе лжи, – предупредил Михаэля Нахари. – Он может легко отказаться от такого теста. Тем более что у него есть на это право.

– Может быть, вы знаете, какой у него есть мотив? – спросил в свою очередь Михаэль.

– Смотри, – наставительно заговорил Нахари, – когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной, никто, кроме них самих, не знает, как эти отношения развиваются на самом деле. И когда они говорят о них другим людям, и особенно когда они их скрывают. Что мы конкретно знаем о нем?

– У меня здесь было много времени порассуждать, – заговорил Мероз, – и о жизни вообще, и об Оснат, и о том, что случилось. Но чем больше я думаю, тем труднее мне объяснить все происшедшее. Все настолько странно. Я даже не могу представить, как к этому отнеслись в кибуце. Как они там? – спросил он у Михаэля голосом, в котором слышалась целая гамма чувств. – Впрочем, вы же не об этом хотите со мной поговорить. Вы хотите обсудить со мной газету. Что вам в ней показалось странным? – Мероз вопросительно посмотрел на Михаэля. – Неужели заключительный этап сбора хлопка? Оказывается, они до сих пор делают деньги на хлопке. – Теперь в его голосе звучала грусть, как тогда, когда он говорил об Оснат. Он просматривал газету и остановился на абзаце, отмеченном черным фломастером. Эти строки он прочел с особым вниманием, потом свернул газету и вздохнул. – И что вы здесь нашли? – спросил он у Михаэля. – Вы ведь даже отметили нужное место. Ради этого вы проделали весь путь? – Мероз поплотнее закутался в халат. – Что вам кажется в этом сообщении особенно важным?

– Собственно, я не знаю, – ответил Михаэль, – важно ли это, но то, что это странно, я не сомневаюсь. Вот эта фраза в скобках. – Мероз прочитал еще раз. – Я думал, что она с вами обсуждала эту статью. Может быть, что-то ее тревожило?

Мероз вздохнул:

– У нее были свои причуды, многое для нее было делом принципа. Я думаю, что в других номерах газеты вы тоже что-нибудь сможете найти.

– Да, я их читал. Но такого там не нашел. Это нечто особое. Как вы думаете, на какую общественную собственность она намекает?

– Я не знаю. Разве в кибуце есть что-нибудь такое, что можно продать без ведома остальных?

– Скажем, что-нибудь нематериальное – знания, информация? – произнес Михаэль, сам удивляясь тому, что говорит. – Она с вами говорила когда-нибудь о производстве косметики? – неожиданно спросил он.

– Нет, – ответил Мероз, – она почти ни разу не упоминала об этом, да и то только в связи с наемным трудом и многосменной работой. Но какое отношение эта статья имеет к косметическому производству?

– Подумайте, – сказал Михаэль, вставая, чтобы из кармана брюк достать пачку сигарет, – что можно продать в кибуце, чтобы никто об этом не знал? В вашем кибуце.

Мероз потер заросший щетиной подбородок.

– Однажды, – задумчиво начал он, – Феликс придумал систему орошения, которую украл один предприниматель и стал выпускать. Но это было очень давно. Феликс изготовил всего один экземпляр, который мы испытали. Тогда никто не говорил о техническом потенциале кибуца, и он сделал этот дождеватель, чтобы решить конкретную проблему. – Постепенно голос его стих, и он подозрительно посмотрел на Михаэля. – Куда вы клоните?

– Куда? К производству косметики. В вашем кибуце. Вы знаете, сколько может стоить рецепт дорогого крема для лица?

– Нет, – ответил Мероз, – я не знаю. Но это слишком по-американски, чтобы об этом можно было говорить здесь. Даже если существует промышленный шпионаж, то никто из кибуца… – Тут он сам засомневался в том, что хотел сказать. – Конечно, после того, что случилось, заявлять, что в кибуце чего-то не может быть, уже неуместно. Но я к этому пока не привык.

– Вы когда-нибудь читали, сколько прибыли приносит производство косметики? – спросил Михаэль, и Мероз ответил отрицательно, поскольку никогда не интересовался этим вопросом. – А я интересовался, – продолжал Михаэль. – Раньше я думал, что такие цифры возможны только для крупных компаний. В прошлом году, когда вся промышленность в стране переживала кризис, это предприятие процветало и давало огромную прибыль, благодаря патентам, принадлежащим кибуцу. Речь идет о креме Дейва на основе кактусов и о им же изобретенной упаковочной машине.

– Хорошо. Производство – прибыльное… – И тут на лице Мероза появилась гримаса боли.

– С вами все в порядке? – спросил Михаэль с неожиданным участием в голосе.

– Да, – ответил Мероз, – все нормально. Просто периодически накатывается слабость, особенно когда долго сижу.

– Она никогда не говорила с вами о производстве? О промышленном шпионаже?

– Никогда, – заверил его Мероз.

– Как вы думаете, кого она имела в виду, когда писала «отдельные руководители»?

– Чтобы догадаться, не нужно быть гением, – сказал Мероз. – Сколько начальников в кибуце? Секретарь, казначей, генеральный директор, а также члены нескольких комитетов. И если следовать вашей логике, то вас должен интересовать человек, имеющий отношение к экономическим вопросам.

В тот же вечер, после длительной беседы с Дейвом, Михаэль постучал в дверь дома Джоджо и попросил его выйти на улицу. Джоджо нерешительно поглядел через плечо в комнату, где работал телевизор, и сказал кому-то, что вернется через минуту. Уже на улице он спросил у Михаэля:

– Вы точно не хотите войти в дом?

– Будет лучше, если мы пройдем ко мне, – сказал Михаэль, глядя на тонкие ноги Джоджо и широкие шорты. Даже в тусклом свете фонаря Михаэль видел, как по лбу его собеседника сбегали крупные капли пота.

– Я только что пришел с собрания, – сказал Джоджо, – и очень устал.

Но Михаэль, не обращая внимания на его слова, пошел в направлении старого секретариата.

Джоджо не смог унять дрожь в руках, даже когда положил их на колени. Он прочел газетный лист, который Михаэль расстелил перед ним на кровати. Сам Михаэль сел в кресло, предварительно поправив кирпич, служивший ножкой.

Джоджо молчал.

– Итак, что вы хотите сказать? – спросил Михаэль, стараясь говорить как можно спокойнее.

Джоджо пожал плечами. Когда он попытался что-то сказать, вместо слов раздался невнятный хрип. Он уставился в пол, и Михаэлю пришлось сдержать желание основательно его потрясти. «Может, и вправду зря я затеял с ним разговор в конце дня», – подумалось ему, однако в его голове снова стал отстукивать метроном, и он понял, что лишнего времени у него нет.

– Смотрите, – сказал Михаэль, наклоняясь над кроватью, на которой сидел Джоджо, разглядывая кончики своих пальцев, – лучше без обиняков скажите все, что вы должны сказать. Поверьте, это для вас лучший вариант.

– Что я должен сказать? – спросил Джоджо. В свете голой лампочки, висевшей под потолком, Михаэль увидел, как его веснушки стали бледнеть.

– Вы прекрасно знаете, что должны сказать, и отпираться бессмысленно, особенно после того, как я поговорил с Ронни, менеджером производства косметики.

– И о чем же, по-вашему, я должен говорить? – упорствовал Джоджо.

Михаэль повысил голос:

– Не о погоде, конечно. Расскажите лучше о ваших разногласиях с Оснат по поводу производства. – Джоджо молчал. Михаэль закурил и посмотрел на часы. – Будем сидеть здесь до тех пор, пока вы не заговорите. Вы должны были рассказать мне об этом уже давно, по крайней мере три дня назад. – Джоджо продолжал молчать. – Ладно, – сказал Михаэль так, как будто его терпение на этом закончилось, – я знаю даже название крема для лица, который вы передали швейцарской фирме, и знаю, как выжил кибуц, когда накрылись акции банка. Я знаю почти все, но меня интересует, как Оснат об этом догадалась?

– Случайно. Так же, как и вы, – наконец произнес Джоджо. – Она не знала всех подробностей, и мне удалось убедить ее в том, что я был прав, поэтому она лишь сердилась – ведь это противоречило ее принципам.

– Когда вы говорили с ней об этом? – спросил Михаэль.

– После того как появилась эта статья. Не я начал разговор, я даже не видел этой статьи. Мы должны были вместе ехать на этот семинар, но я не поехал, потому что… – чувствовалось, что ему не удается унять дрожь в теле.

– Почему вы не поехали?

– Потому что в этот день мне нужно было сдать анализы в больнице Барзилай. Это касается моих глаз, – с трудом выдавил из себя Джоджо. – Они предполагали, что за глазным яблоком у меня опухоль, если уж вам так хочется знать, – вдруг выпалил он. – Но опасения оказались напрасными. – Михаэль решил не прерывать Джоджо. Тот, казалось, подбирал слова, а потом неуверенно произнес: – Я не знаю, что вам наговорил Ронни, но это не то, что вы думаете.

Михаэль продолжал молчать. Этому молчанию его учил Шорер, сказав: «Ты должен уметь молчать. Причем умело молчать. Молчать можно по-разному, но ты должен сам чувствовать, как тебе лучше молчать в каждом конкретном случае».

– После того как появилась эта статья, – продолжал Джоджо, – мы сидели с ней в ее кабинете и разбирались со счетами. К тому времени я уже видел статью, но не хотел затевать с ней разговор об этом. Я лишь сказал что-то про семинар, и она ответила, что давно ждала, когда я приду и поговорю с ней. Ведь эта фраза в статье адресовалась именно мне. У вас нет воды?

Михаэль заколебался. Ему не хотелось нарушать ритм этого разговора, а за водой нужно идти в другую комнату. Но с другой стороны, он чувствовал, что горло Джоджо пересохло, он уже давно облизывал сухим языком губы.

– Подождите, – сказал Михаэль, – сейчас я вам принесу воды.

– Детали этого разговора не представляют интереса…

– Я сам решу, представляют они интерес или нет.

– В итоге я понял, что она говорила с Ронни и он рассказал ей о конкурентах-швейцарцах. О них мы уже знали, ведь Ронни докладывал об этом на общем собрании примерно полтора года назад. – Джоджо снова просительно посмотрел на Михаэля и облизал губы. Михаэль молчал. – Короче, она быстро сложила все в одну картинку и пришла к выводу, что я узнал формулу крема и продал ее швейцарцам, чтобы кибуц смог пережить обесценивание акций банка.

– Значит, ей не приходило в голову, что вы можете извлечь из этого личную выгоду? – удивленно спросил Михаэль.

– Какую личную выгоду? – переспросил Джоджо. Он негодующе махнул рукой: – О чем вы? Какие деньги?

– Я не знаю. Мне сказали, что членам кибуца теперь разрешили иметь собственные счета в банках.

– Но у меня нет такого счета, – сердито возразил Джоджо, – как нет наследства, подарков, денежных компенсаций из Германии – и Оснат знала об этом.

– О какой сумме тогда шла речь?

– Почти о полутора миллионах долларов, – прошептал Джоджо, – но у меня выбора не было. Если бы я на это не решился, все бы сразу рухнуло, а так мы даже остались с прибылью, несмотря на обесценивание акций банка, из-за которого другие кибуцы остались без штанов.

– Значит, она даже не упоминала о вашем личном счете?

– Не упоминала. Ведь она знала, что у меня его нет.

– Часто люди думают, что они знают других людей, а на поверку оказывается совершенно обратное. – Теперь молчал Джоджо. – А что было потом? – спросил Михаэль.

– Когда – потом?

– Ну, когда она рассказала вам, что все знает.

– У нас состоялся долгий разговор, – с усилием произнес Джоджо, – который мне, естественно, не понравился.

– Когда это произошло?

– Несколько месяцев назад. Не помню точно – три или четыре.

– И как закончился ваш разговор? В каком духе? – Джоджо молчал. – Вам нечего сказать? – спросил Михаэль.

– Ну, теперь-то мне можно попить? – взмолился Джоджо.

Михаэль пошел в туалет и вернулся со стаканом воды. Теперь пауза была возможна и даже необходима.

– Итак, чем закончился этот разговор? – спросил Михаэль после того, как Джоджо поставил стакан на пол около кровати.

– Мы разошлись во мнениях.

– Другими словами?

– Она посчитала, что делать такие вещи, ни с кем не советуясь, – это преступление.

– И как она решила поступить? – Джоджо молчал. – Послушайте, дружище, – нетерпеливо произнес Михаэль, – в конце концов, мы все узнаем, а у вас, кроме всего прочего, имеется лицензия на использование паратиона. Сколько мне еще из вас все выдавливать – уже и так полночь.

– Она хотела вынести этот вопрос на общее собрание, – произнес казначей, вытирая рукой пот со лба.

В наступившей тишине Михаэль слышал, как за окном трещали цикады и квакали лягушки. Он впервые заметил, что один из углов – как раз над его кроватью – на потолке задернут паутиной.

– Итак? – Михаэль закурил очередную сигарету.

– Я не убивал ее! – сказал Джоджо. Михаэль молчал. – Даже если бы она вынесла этот вопрос на общее собрание, то что бы случилось?

– Не знаю, – ответил Михаэль, – вам это лучше известно.

– Да что могло случиться? Ну, покричали бы немного, немного поскандалили, но со мной бы ничего не случилось. Кибуц – это одна семья, и меня бы никто из нее не выгнал.

– Однако? – Джоджо молчал. – Что бы они сделали? Назначили бы другого казначея? – не унимался Михаэль.

– Да я только мечтаю об этом. Неужели вы думаете, что работать казначеем доставляет удовольствие?

– Я не знаю, – ответил Михаэль.

– Зато я знаю. Ни малейшего удовольствия. Если бы я вернулся в хлопководство, то зарабатывал бы значительно больше, – глухим голосом произнес Джоджо.

– А позор? – спросил Михаэль. – Это тоже серьезный фактор. Так почему же она не захотела вынести это на собрание?

– Она ждала, пока я с ней не соглашусь.

– Что? – удивленно спросил Михаэль. – Она ждала три или четыре месяца, пока вы не согласитесь?

– Да, – ответил Джоджо, впервые подняв глаза и посмотрев на полицейского. – Я просил ее, и она сказала, что будет ждать до тех пор, пока я сам не пойму, насколько это важно.

– Вам это трудно далось, – согласился Михаэль, и Джоджо вдруг расплакался, закрыв лицо руками. Руки тоже были веснушчатыми, заметил Михаэль, чье сердце вдруг стало холодным, как лед, и он снова стал прислушиваться к метроному в своей голове. – Кто еще в кибуце знал об этом?

– Никто, – ответил Джоджо, вытирая нос тыльной стороной ладони, как маленький ребенок.

– Даже Ронни? – спросил Михаэль.

– Нет, Ронни подозревал Дейва, он мне сам об этом говорил. Но я еще до того, как об этом узнала Оснат, сказал ему, что это не Дейв. Я не не хотел, чтобы…

В три часа ночи, дав жене какое-то туманное объяснение, Джоджо сел в «форд» рядом с Михаэлем. Ехали молча до самого пригорода Петах-Тиквы. Наконец Джоджо сказал:

– Вы водите машину, как сумасшедший. Всю дорогу я надеялся, что мы не доедем.