Текст книги "Убийство в кибуце"

Автор книги: Батья Гур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Так, так, так! – произнес Михаэль, закуривая очередную сигарету. – Ты только посмотри, что там происходит!

Авигайль молчала.

– А когда мы стали старше и убегали к вам посреди ночи, то вы возвращали нас в дом для детей. Я хорошо помню, как Срулке вскочил с кровати и вернул меня назад. Дважды я спал на улице, у дверей родительского дома, только потому, что не хотел, чтобы меня возвращали назад. – Зив а-Коэн встал, но Моше прикрикнул на него: – Можешь сесть. Я еще не закончил. Теперь мне уже не заткнешь рот. – Зив а-Коэн снова сел с испуганным выражением на лице. – Мне наплевать на ваше равенство, – кричал Моше. – Может, нами гордится Израиль? Я спрашиваю вас: ради чего все это было? Люди говорят, что наши дети слишком прагматичны. И чему тут удивляться? Как еще они могут компенсировать то, чего им недоставало в детстве? У вас хотя бы были идеалы, за которыми вы могли прятаться. А за чем нам прятаться сегодня? За работой? Но неужели работа – это все? Кибуц? Процветание Израиля? Ну да, конечно! – Моше посмотрел в потолок, а затем снова на первый ряд. – Один из наших членов был убит; мы не знаем, кто это сделал и почему. Но то, что Оснат хотела сделать, мы воплотим в жизнь. На земле не может быть причин для того, чтобы наших детей растили чужие люди. – Он оглядел зал и зло произнес: – Нет, Матильда, я не сошел с ума. Наоборот, это до сегодняшнего дня я был сумасшедшим. Почти все кибуцы уже отказались от раздельного проживания детей и родителей, а мы все не торопимся, как будто это пустячная проблема. Моя девочка хочет, чтобы я ее укладывал в постель. Ты слышишь, Дворка? Я, а не воспитательница, не ночной сторож – я и никто другой! Ты можешь думать о нашем первом зубе, а не о наших страхах, которые мы даже не умели выразить словами, потому что были слишком маленькими. Я спрашиваю тебя, Дворка, какие из твоих идеалов стоят страхов и одиночества ребенка, который даже не умеет говорить? Моя сестра воспитывала своих детей в городе. Я не хочу сказать, что у них было все, о чем они мечтали, что они выезжали на пикник с термосумками, в которых было мороженое, или что брали уроки игры на кларнете с трехлетнего возраста, но зато они не испытывали страхов, от которых я страдаю до сих пор. Вот что я хотел сказать сегодня. У нас будет совместное проживание детей и родителей и все, о чем мечтала Оснат. И дом для стариков будет, если вы примете такое решение.

– Только через мой труп! – громко и внятно произнесла Гута, затем раздался неимоверный шум, и экран телевизора погас.

Глава 19

– Он согласен, – сказала Гута, вталкивая Янкеле в комнату. – Но вы должны помнить, о чем мы с вами говорили! – Михаэль кивнул. – Без Фани. Фаню в это дело не впутывайте, – мрачно произнесла она, а затем, смягчившись, закончила: – Только ради ее здоровья, а Янкеле все равно расстроен.

«Она говорит о Янкеле в его присутствии так, словно его вообще нет рядом, – подумалось Михаэлю, – так взрослые говорят о маленьких детях».

– Я хочу с ним поговорить наедине, – сказал он.

– У вас есть секреты от меня? – спросила Гута, заталкивая кулаки в карманы своей спецовки. – Я не оставлю его наедине с полицейским, – твердо сказала она.

– Гута, – умолял Михаэль, – я не полицейский. Я – это я. Мы уже все решили. Если вы хотите, чтобы правда восторжествовала, вы должны мне помочь.

– Я не уйду, – тихо сказала Гута, – и вы меня не заставите, и не смотрите на меня так своими красивыми глазами. Я за него отвечаю и одного его не оставлю.

Михаэль вздохнул.

– Вам же лучше будет, если вы уйдете, – наконец произнес он.

– Обо мне можете не беспокоиться, – не глядя на него, сказала Гута, – я слышала всякое, мне уже хуже не будет.

Янкеле присел на край старенькой кровати. Он до сих пор не произнес ни слова. Все это время он смотрел на свои сандалии и вдруг задрожал.

– Я ничего ей не делал, – сказал он, – ничего не делал.

– Но ты же той ночью видел, как приехал и уехал Аарон Мероз?

– Я присматривал за ней. Я должен был, – сказал Янкеле.

Он говорил тяжело, словно во рту у него были камни. Его тощее тело сильно дрожало. Гута продолжала стоять около двери, закуривая сигарету.

– Создается впечатление, что ты с ними слишком мягок, – недавно выговаривал Михаэлю Нахари. – Зачем церемониться? У нас достаточно оснований, чтобы арестовать всех троих, и дело с концом. Что ты разводишь с ними церемонии? Арестуй их, и они тебе скажут все. Ночь проведут в камере и ответят на все твои вопросы.

– Если они не согласятся мне помогать в течение этих суток, то я их арестую, – сказал тогда Михаэль. – Но я знаю, что с людьми, которым нечего терять, лучше обращаться так, как это делаю я.

– Нечего терять, – хмыкнул Нахари. – Что это должно значить? Откуда ты знаешь, что им нечего терять?

– Я знаю. Я знаю этих двух сестер. Я уже встречал таких людей, как они.

– Что ты имеешь в виду – как они? – не унимался Нахари. – В каком смысле?

– Как они, – не захотел уточнять Михаэль.

Сейчас, глядя на Янкеле, который казался страшно испуганным и потерянным, он размышлял над тем, кто из них двоих был прав. Гута так и застыла у дверей. Краем глаза Михаэль видел торчащую из ее рта сигарету.

– Я не хочу говорить с тобой про те ночи, – сказал Михаэль. – Давай поговорим о твоем дежурстве на кухне.

Янкеле с удивлением посмотрел на него. Вдруг он перестал дрожать. У него были длинные темные ресницы и грустные испуганные глаза.

– О каком дежурстве на кухне? – спросил с недоумением. – Я больше не дежурю на кухне. Последний раз дежурил на праздник.

– Вот об этом и поговорим. Дейв сказал мне, что во время банкета и концерта ты был у черного хода.

Янкеле вздрогнул.

– Дейв вам сказал? – прошептал он. – Он же обещал ничего не говорить, не посоветовавшись со мной.

– Да он только это и сказал, – успокаивающе произнес Михаэль, – и больше ничего. – Гута загасила сигарету в треснувшем цветочном горшке, стоявшем в углу комнаты, и закурила другую. Михаэль не сводил глаз с Янкеле. – Только ты можешь мне сказать, кто во время праздника выходил через черный ход. Понимаешь, только ты.

Янкеле молчал почти минуту. Михаэль затаил дыхание.

– Она выходила, – наконец сказал он. – Через черный ход, тихо и быстро. Никто ее и не видел.

Гута не проронила ни слова.

– А что ты сделал? – спросил Михаэль и положил свою руку на потную руку Янкеле. Тоном, каким он привык говорить с Иувалом, когда тот еще был маленьким, произнес: – Скажи мне точно.

– Я шел за ней полдороги, но она вдруг обернулась, и я побежал назад в столовую. Мне показалось, что она была чем-то расстроена.

– И ты хотел присмотреть за ней, – проговорил Михаэль.

– Ну да, чтобы с ней ничего не случилось, – объяснил Янкеле. – Я хотел… Я не знаю, – он стал заикаться и поднял глаза на Гуту. Та не шелохнулась. Глаза ее горели, она стояла, прислонившись к дверному косяку, и была бледна.

– Шел за ней полдороги? – переспросил Михаэль. – И дальше ты за ней не пошел? – Янкеле отрицательно покачал головой. Гута открыла было рот, но Михаэль, все время следивший за ней, сделал ей предупреждающий знак. – А почему ты все время говорил о бутылочках? – неожиданно спросил он уже другим тоном. – Если бы ты шел за ней только полдороги, то ты не видел бы, как она подошла к Срулке.

Янкеле стал заикаться. Он весь дрожал:

– Я все знаю про Дворку, все знаю.

Гута издала звук, а потом закашлялась.

– Он все время говорил про Дворку! – прошептала она. – Он все это время говорил о Дворке.

Янкеле закрыл лицо руками.

– Ты можешь идти, – ласково сказал Михаэль.

Никто из них не пошевелился. Затем Гута подошла к кровати и села. Подождав минуту, Михаэль вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Он успел стукнуть в дверь всего один раз, как изнутри раздался голос:

– Войдите!

Она не была удивлена его появлением, но и не пригласила его в дом, не меняя вопросительного взгляда.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал Михаэль и вошел в комнату.

Она выключила телевизор и указала ему на кресло. Кондиционер не работал, и в комнате было жарко. Она глядела на него, спокойно ожидая вопроса, но тишина комнаты, казалось, была наэлектризована. Прошло несколько секунд, пока он сказал:

– Вы не сказали мне, что покидали банкет во время праздника, и не сказали, что виделись со Срулке.

– Если я об этом не говорила, – спокойно ответила Дворка, – то, значит, этого и не было.

Михаэль изучал ее лицо. Оно казалось застывшим.

– Но вы все-таки покидали банкет? – спросил он.

– Да, я покидала банкет, – согласилась Дворка. – И что это вам дает? Почему вы думаете, что я виделась со Срулке?

– Я не думаю, – заверил ее Михаэль. – Я знаю.

Дворка посмотрела на него без всякого страха.

– Могу лишь сказать, что вы ошибаетесь, – наконец произнесла она.

– Почему же вы не согласились пройти проверку на детекторе лжи? – быстро спросил он. – Все, кому нечего скрывать, проходят такую проверку.

– Я не привыкла к тому, чтобы правдивость моих слов проверяли, – жестко ответила Дворка. – За всю мою жизнь никто никогда не подвергал сомнению то, что я говорю. Мне уже семьдесят два года, молодой человек, и вы должны об этом помнить.

– Я хочу вас спросить кое о чем еще, – неожиданно для себя произнес Михаэль. – О совершенно ином. – Он заметил интерес в ее глазах. – Мне бы хотелось знать, почему вы подготовили этот отрывок из книги «Наша коммуна» для общего собрания кибуца прошлым вечером.

За несколько секунд, которые ей понадобились, чтобы прийти в себя, Михаэль увидел в ее глазах удивление и тревогу, но потом занавес вновь опустился.

– Я не поняла вашего вопроса, – после некоторого замешательства сказала она.

– Никто ведь не ходит с такой книгой повсюду, это все же не Библия, – заметил Михаэль. – Может, другие этого не заметили, но для меня было совершенно ясно, что вы устроили спектакль.

– Молодой человек, – сказала Дворка, – я не знаю, откуда вы черпаете свою информацию о том, что происходило вчера на нашем собрании, но думаю, что вы используете неправедные методы… – На ее лице появилось выражение отвращения.

– Мы говорим не об этом. Совершенно не об этом, поэтому давайте не будем менять тему.

– Вы слишком дерзкий молодой человек, – сказала Дворка. – Если уж вам так интересно, по дороге на собрание я зашла в читальный зал, чтобы взять книгу, которую часто читаю своим ученикам. – Она с иронией смотрела на него. – Я не знаю, почему я вообще вам отвечаю, может быть, потому, что не привыкла к грубому обращению. Думаю, вашу дерзость можно объяснить тем напряжением, которое наблюдается здесь в последние дни. Никто не может подолгу сдерживаться. Мне даже жаль вас.

– А вот Оснат вы не пожалели, – сказал Михаэль.

Она поразилась:

– Вы в своем уме? Вы о чем вообще говорите?

– Об отравлении, – сухо ответил Михаэль.

– Вы явно ничего не поняли, – сказала Дворка так, будто выговаривала ученику, – вы совершенно упустили из виду, что я воспитала Оснат, что я… – Она замолчала.

– Да, я знаю о вашем положении в кибуце, – сказал Михаэль. – Вы думаете, что вы вне подозрений, и на это надеетесь.

– Молодой человек, – ее голос оставался негромким, – вы говорите о чем-то, что выше моего понимания. Всему есть предел, даже той глупости, которую вы только что высказали. И не забывайте о разнице в возрасте – как вы вообще смеете так со мной разговаривать? – Тут она впервые повысила голос: – Пожалуйста, немедленно покиньте мой дом! – И она указала на дверь, не сводя с него глаз.

Михаэль понял, что угрожать Дворке нет смысла, как нет смысла подбираться к ней с других сторон. В его голове звучал голос Симхи Малул: «Я никого не видела, – беспрестанно повторяла она, – а если бы видела, то скрывать бы не стала». И она начала клясться своими детьми. Она не видела никого ни по дороге в секретариат, ни на обратном пути. «Вы хотите, чтобы я сказала, что видела ее выходящей из лазарета, когда я ее не видела? Но тогда я буду плакать – я всегда плачу, когда вру, а в других случаях я смеюсь». Симха Малул стояла около раковины на кухне лазарета. Она скребла и терла уже давно чистую тарелку. «Ты один из наших, – сказала она ему, – как ты можешь просить меня, чтобы я солгала, да еще о такой женщине?» Михаэль посмотрел на нее изучающе. Наконец она закончила возиться с пластиковой миской и села за маленький кухонный стол. «Слушай, – она заговорила с ним на марокканском арабском, – я бы помогла тебе, если б могла, но не заставляй меня лгать, – а потом продолжила уже на иврите: – Это же дама. Я не могу говорить про нее такие вещи. Ее здесь все уважают. Она ничего плохого мне не сделала, и я не знаю, как можно лгать – даже своему мужу».

Михаэль посмотрел на вытянутую руку Дворки. Она не дрожала, а твердо указывала на дверь. Он поднялся и вышел из дома.

Глава 20

– Вы еще здесь? – спросила Михаэля телефонистка. – Какая-то женщина искала вас, и я ей сказала, что вы уехали.

– И что дальше?

– Она не оставила никакого сообщения. Вы еще побудете здесь? Если кто будет вас спрашивать…

– Я хочу сам сделать несколько звонков, – сказал Михаэль, проходя по коридору. Он даже не слышал ее последних слов. Открыв дверь своего кабинета, он посмотрел на стопку бумаг, лежавших на столе, и водрузил на них картонную папку. За окном виднелся задний дворик без единого деревца, и ему захотелось в свой прежний кабинет на Русском подворье, где вокруг окна вился пыльный плющ. Он подумал, что зря забыл о том, что в кибуце есть секретарши и телефонистки. Его дневная работа не была бы такой пресной. Он сел в мягкое кресло за столом, который стоял в кабинете вдвое большем, чем тот, что у него был в Русском квартале, и стал быстро листать бумаги в картонной папке. Прочитав несколько раз распечатку допросов Джоджо, он позвонил телефонистке, и та, услышав его просьбу, ответила: «Да, прямо сейчас». За то время, что Михаэль ждал звонка, он успел выкурить пару сигарет. Он попытался читать бумаги в папке, но сосредоточиться не мог. Только услышав голос Аарона Мероза на другом конце провода, он понял, как сильно нервничал.

Слышимость была плохая, но Михаэль понял, что Мероз чувствует себя лучше, что ему нужно еще неделю полежать, а потом они встретятся.

– Я говорю с сестринского поста, – проговорил Мероз в ответ на поставленный Михаэлем вопрос. Слышался посторонний шум и крики. – Если вы не можете приехать сюда…

– Попросите их перевести разговор в кабинет врача, – с настойчивостью в голосе сказал Михаэль.

Ему пришлось ждать минуты три. За это время он успел набросать на конверте вопросы, которые хотел задать.

– Откуда вы узнали? – спросил депутат уже из кабинета врача.

Михаэль, сдержав раздражение, сказал:

– Почему вы мне не сказали об этом во время наших бесед?

– Потому что я обещал ей не открывать его в течение примерно двух недель. Оно находится в моей ячейке в банке. Я его еще не открывал. Клянусь вам, я даже не знаю, что в нем написано.

– Причем здесь обещание, если она мертва? – закричал Михаэль.

– Иногда бывает так, что наши обещания значат больше, когда люди мертвы. Она сказала, что письмо ни к кому не имеет отношения и носит личный характер.

– Теперь это уже не важно, – сказал Михаэль. – Я надеюсь, это именно то, что мы ищем. Я встречусь с вами, но сначала пришлю к вам человека, которому вы дадите доверенность на право вскрытия вашей ячейки в банке. – Прослушав ответ, он добавил: – Не волнуйтесь, с ним будет нотариус и все нужные бумаги.

Пока он шел к кабинету Бенни, в нем усиливалось чувство тревоги. Когда он диктовал Бенни свои распоряжения, его внутренний голос почти кричал: «Опасно!», «Будь осторожен!» Наконец Бенни оторвался от листа бумаги и произнес, глядя на часы:

– А не проще будет использовать ваши связи в Иерусалиме…

– Слишком многое от этого зависит, – сказал Михаэль. – Нет времени поднимать связи и искать людей. Мне это нужно уже сегодня.

– Я думал, ты спешишь, – заметил Нахари, взглянув на часы. – Полчаса назад ты мне сказал, что каждая минут промедления грозит опасностью.

Они стояли в широком коридоре около кабинета Нахари. Михаэль сказал:

– Бенни уже в дороге и вернется с письмом к вечеру. Я не знаю, когда сам смогу побеседовать с Джоджо, но, если у вас будет время, вы, может быть, сами проверите с Сарит, как идет допрос?

– У меня не будет времени, – важно сказал Нахари, – потому что через пятнадцать минут у меня встреча с генеральным прокурором.

Михаэль беспомощно махнул рукой и побежал к стоянке машин.

Когда он взглянул на спидометр, то увидел, что стрелка ходит между 130 и 140 километрами в час. Он постарался не так жать на педаль газа и унять внутренний голос, который теперь звучал, как голос Авигайль. Чем ближе он подъезжал к кибуцу, тем сильнее ощущал необъяснимую тревогу. Оставив машину около столовой, он с трудом сдержался, чтобы не побежать в направлении медпункта. «Почему ты думаешь, что с ней что-то может произойти?» – почти вслух спросил он самого себя, быстро проходя мимо секретариата. На дверях была записка: «СКОРО БУДУ», написанная от руки большими буквами и приколотая под латунной табличкой с надписью «СЕКРЕТАРИАТ».

Сидевшая в секретариате женщина, держа у уха телефонную трубку, вопросительно подняла на него глаза. Он спросил, где можно найти Моше. Женщина не знала, но сказала, что он вот-вот будет, поскольку отлучился всего на несколько минут.

Михаэль попросил справочник с номерами внутренних телефонов и позвонил в медпункт. Набирая номер, он повернулся спиной к женщине. Казалось, она была поглощена своими собственными делами. Она не спросила его, кто он такой, но по тому, как она подала ему справочник и указала на телефон, он догадался, что она прекрасно знает, кто обратился к ней за помощью. Всё ее копание в бумагах на столе было лишь притворством. Но даже это не остановило его. Услышав голос Авигайль, нервно произнесший «Алло?», он смог лишь сдавленным голосом сказать «Доброе утро!».

– Уже день давно. – В сухом ответе Авигайль было столько спокойствия, что он плюхнулся в кресло, стоявшее как раз напротив женщины, которая еще усерднее стала шелестеть бумагами, прислушиваясь к каждому его слову. Мышцы расслабились, и он ощутил дрожь в ногах.

– Я просто хотел узнать, нет ли чего нового, – произнес он, взвешивая каждое слово.

– Пожалуй, нет, – осторожно ответила Авигайль. – У меня сейчас один человек, но, я думаю, через полчаса смогу с тобой поговорить.

– Я иду к тебе, – сказал Михаэль, и в его голове уже снова гудели колокола, предвещавшие опасность. На другом конце провода установилось молчание. Он представил ее беззащитное лицо и то, как она отбрасывает прядь волос, упавших на щеку.

– А это разумно? – сдержанно произнесла она.

– В данный момент не могу тебе сказать, – честно признался он, – но в наших обстоятельствах это естественно.

Михаэль взглянул на часы и понял, что доберется до медпункта не раньше чем двадцать минут первого. Когда он положил телефонную трубку, его вновь охватила тревога.

– Значит, Моше скоро вернется? – спросил он.

– С минуты на минуту, – ответила женщина и, пожав плечами, добавила: – По крайней мере, он так сказал. Но тут был еще один человек, с усами. Он тоже его спрашивал, а потом ушел.

Михаэль поблагодарил ее и отправился к старому секретариату. Махлуфа Леви не оказалось в комнате, которую им выделили. Не было и офицера безопасности Лахишского района. Михаэль растерялся. Он пытался успокоиться и собраться с мыслями, но это ему не удалось.

– Все нормально, если не считать того, – сказал появившийся Махлуф Леви, – что он прямо посредине дня отправился говорить сначала с Дейвом, а потом с Дворкой.

– А что он делал с самого утра?

– Ночью он не покидал дом. Его жена устроила сцену, но он ее проигнорировал. После этого ему уже не спалось, я думаю, – рассказал Леви с нотками беспокойства в голосе. – Он вообще чувствует себя плохо – язва дело нешуточное. Я сам не видел, но Ицик, который дежурил в ночную смену, сказал мне, что он ходил по комнате. Жалюзи не были закрыты, поэтому Ицик видел все, что происходит внутри. Утром он отправился в столовую, но почти ничего не ел. Потом ушел на свое рабочее место в секретариат. Я беседовал с ним, но он еле говорил. Я не знаю, что его тревожит, но с тех пор, как ты велел не сводить с него глаз, у меня возникло впечатление, что у него просто крыша едет.

– Во сколько он виделся с Дейвом?

– Он отправился к нему сразу, как только тот появился на фабрике. Он ехал на велосипеде, поэтому у меня были проблемы, пока я сам не нашел велосипед. Но он был так чем-то поглощен, что даже не заметил слежки.

– И что там было?

– Он вошел внутрь, потом они с Дейвом вышли. У нас есть «жучки» в его доме и кабинете, но на улице мы не могли услышать, о чем они говорили. – Леви стал ждать реакции Михаэля, но тот молчал. – Дейв выглядел, как обычно. Моше взял его за плечи, – тут Махлуф показал, как тот взял его за воображаемое плечо, – и они ушли. Потом Дейв вернулся вместе с Янкеле. О чем они говорили, я не слышал. Я стоял за зеленым забором, мне было все видно, но ни одного слова я не слышал.

– А после этого ты с ним не говорил?

– Когда после? Он на своем велосипеде укатил оттуда прямо к Дворке.

– К Дворке? – повторил Михаэль.

– Да, и там он сейчас находится.

– А что ты тогда здесь делаешь? – резко спросил Михаэль.

– Они уже стоят на выходе и собираются идти в столовую, а я не хочу, чтобы они видели, как я слоняюсь повсюду в разгар рабочего дня. Кроме всего прочего, Барух стоит на своем посту недалеко от дома Дворки. Он и сейчас там.

– Надо было больше людей сюда направить, – с сожалением произнес Михаэль.

– Я уже говорил об этом, – сказал Махлуф Леви, переминаясь с ноги на ногу.

– А с тобой что? Я же вижу, что ты нервничаешь. Что случилось?

В глазах Махлуфа Леви росла тревога, когда он стал говорить:

– Во-первых, я нервничаю из-за твоих бесконечных предупреждений – не упускай его из виду здесь, не упускай его из виду там. Я даже не знаю, что конкретно происходит и что у тебя в голове. Я не маленький мальчик, который должен гонять днем по кибуцу на велике. – Михаэль посмотрел на габардиновые брюки Махлуфа Леви и его отглаженную сорочку. – Мне кажется, – продолжал Леви, – что этот Моше находится в ужасном состоянии. Ведь в доме Дворки мы поставили «жучки» – можно послушать, что там говорят?

– Можно? Нужно, и немедленно! – резко ответил Михаэль.

– Хорошо, – сказал Леви. – Я пойду, если хочешь. В любом случае я знаю, что он плакал – плакал, как ребенок. И он сказал: «Как ты могла?»

– А что он еще сказал?

– Я пошел искать тебя, – ответил Леви, – и больше ничего не слышал. Слышал только, как он повторял: «Как ты могла? Почему ты мне не сказала?»

Михаэль посмотрел на часы, большая стрелка подходила к цифре три.

– Мне ненадолго нужно забежать в медпункт. Сделай одолжение, скажи Моше, что я хочу с ним поговорить, скажем, через полчаса после обеда. Скажи, чтобы подождал меня у себя дома. А сам спрячься где-нибудь поблизости и не своди с его дома глаз.

– Лично я? – спросил Леви, вращая перстень на пальце.

– Лично ты, и он тебя не должен видеть. Стой за большим кустом, где прошлой ночью был Ицик.

– Это что – кино? – проворчал Леви. – Детективный романчик для детей? Почему мы не можем просто сидеть в микроавтобусе и слушать все, что они говорят? Зачем мы сюда столько аппаратуры привезли? Какой смысл кусты обивать? Да еще среди бела дня?

– Махлуф, – сказал Михаэль, стараясь не потерять терпения, – сделай одолжение мне лично – пойди и встань там. Делай что хочешь, но не попадайся никому на глаза. Я понимаю, что мы действуем не лучшим образом, но сейчас нет времени, поверь мне. – Он дотронулся до широкого плеча Леви, который был, по крайней мере, на голову ниже него.

Медпункт был пуст, если не считать Авигайль, которая стояла у раковины и мыла пробирку. Он сразу увидел испуг в ее глазах, как только открыл дверь. Она вытерла руки и быстро опустила и застегнула рукава халата.

– Оставь свои пуговицы, Авигайль, – сурово сказал Михаэль.

– Зачем ты пришел? Теперь кто-нибудь узнает. Они все узнают, в конце концов, – произнесла Авигайль.

– Я хочу задать тебе два вопроса, которые не терпят отлагательства, – сказал Михаэль, и неожиданно для себя прикоснулся к ее волосам, спадавшим на шею. В серых глазах Авигайль он прочитал испуг и отчаяние. Легким движением она отвела его руку и отступила назад. – Авигайль, – сказал Михаэль, – слушай внимательно и сделай то, о чем я тебя попрошу. Не отходи от телефона. Набери номер доктора Кестенбаума, спроси его о противоядии, и как быстро…

– В этом нет необходимости, – сказала Авигайль тусклым голосом. – Я все точно знаю, и все уже готово.

– Тогда будь у телефона и жди. Если уйдешь, то иди прямо домой и не выходи никуда, чтобы я мог тебя сразу оповестить.

– Не понимаю, почему ты так уверен, что мы близки к развязке, – сказала Авигайль и достала из большого шкафа одноразовый шприц в пластиковой упаковке. Он следил за ее грациозными движениями и еле сдерживал желание подойти к ней поближе.

– Я полночи провел в разговорах. Думаю, ты понимаешь, о чем я говорил.

– И что в итоге? – спросила Авигайль, пряча шприц и флакончик в карман халата.

– Карман – это безопасное место? – спросил Михаэль. – Не выпадет?

Авигайль покачала головой.

– Я не собираюсь бегать и прыгать, – без улыбки сказала она. И вдруг нерешительно добавила: – Ты думаешь, что все быстро закончится, потому что тебе нужно, чтобы все быстро закончилось. А между прочим, ко мне уже журналистка приставала сегодня.

– Откуда?

– Какая разница? Из «Голоса Негев». Когда снимут запрет на публикацию этого материала, она хочет первой взять у меня интервью, – засмеялась Авигайль.

– Почему у тебя?

– Потому что я – медсестра, а все знают, что от медсестры в кибуце ничего не скроешь.

– И что ты ей сказала?

– Что у меня сегодня утром было много пациентов и что я занята, но если она оставит мне свой телефон, то мы пообщаемся. Я была ласкова с ней, чтобы она не возвращалась и не вынюхивала все подряд.

– Кто был у тебя сегодня утром?

– Никого, если не считать Дейва, который находился в медпункте как раз во время твоего звонка. Он сказал, что у Янкеле вот-вот может быть приступ. А что говорили на совещании группы?

Михаэль поглядел на часы и в двух словах описал все, что произошло на совещании. Авигайль задумалась и, когда он уже был в дверях, сказала:

– Вообще-то я считаю, что есть веские основания подозревать Джоджо.

Михаэль отпустил дверную ручку.

– Почему ты думаешь на Джоджо?

– Он слишком много знает про лекарства, применяемые в психиатрии. Я это поняла, когда мы с ним несколько дней назад заговорили о Янкеле. Вот я и не пойму, почему казначей кибуца так много знает о препаратах против психических расстройств?

– Почему он оказался таким беспечным? – подозрительно спросил Михаэль.

– Когда люди приходят к врачу, они… они вдруг хотят рассказать о себе, – как бы размышляя, ответила Авигайль.

– Итак, ты ни на шаг не отходишь отсюда или от своего дома, – потребовал Михаэль.

– Но сейчас я хочу поесть, – сказала Авигайль. – Потом пойду домой, а к трем должна вернуться в медпункт. Но одно только обстоятельство, что сегодня понедельник, вовсе не означает, что все идет так, как ты думаешь.

Михаэль быстро пошел в секретариат. Воздух был раскаленным, и он шагал как по горячей сковороде. На улице никого не было. Только в четыре появятся дети, идущие в дома своих родителей. В пять народ начнет устраивать лежбище на лужайках, где сейчас работают дождеватели, разбрасывая капельки воды, которые тут же поглощаются сухим воздухом.

Моше сидел за своим столом. Он посмотрел на Михаэля с выражением отчаяния и опустошенности.

– Что случилось? – спросил Михаэль. – Расскажите мне, не таясь. Зачем нам терять время? – Моше посмотрел на него, открыл рот, но не произнес ни слова. – У вас трудное время, – сказал Михаэль, глядя на его руки, закрывавшие половину лица.

– Не знаю, – с трудом произнес Моше.

Михаэль попытался зайти с другой стороны:

– Не время раскисать. Вы знаете, что Джоджо не освободили? Я не думаю, что он от нас скоро выберется. – Моше молчал. – Может быть, мне нужно быть более конкретным, – сказал Михаэль. – Почему вы не рассказываете мне, о чем вы сегодня говорили с Дейвом?

– Дейв тут ни при чем, – ответил Моше.

– А кто при чем? – спросил Михаэль, но Моше промолчал. – Кто? – настаивал Михаэль. – У нас нет времени. Неужели вы не понимаете, что у нас не осталось времени?

– Вам меня уже не напугать, – ответил Моше. – Я больше ничего не знаю.

– Что вам нужно было от Янкеле?

– Он дежурил на кухне, когда умер мой отец.

– Но мы уже допрашивали его несколько раз о том вечере. Он ничего не сказал. Почему вы теперь решили, что он что-то видел?

– Дейв подсказал мне, – ответил Моше, хриплым голосом, отбрасывая седые волосы с бледного лба.

– Что вам сказал Дейв? – спросил Михаэль, закуривая сигарету.

Дрожащей рукой Моше налил воду из графина в голубую пластиковую чашку.

– Мне больно глотать, – сказал он Михаэлю, – и эта аллергия меня скоро доконает. Даже вода стала безвкусной. Хотите? – Он налил в пустую чашку воды и передал ее Михаэлю.

– Что вам сказал Дейв? – снова спросил Михаэль, взяв чашку и поставив ее на стол.

– Это все началось с субботнего общего собрания. Возвращаясь домой, я говорил с Дейвом. Он рассказал мне, что в последнее время Янкеле стал вести себя необычно. Что-то его сильно беспокоило. Он ожидал, что после общего собрания Янкеле может быть еще хуже. Я почти не слушал. Но что-то засело в моей голове. Дейв сказал, что Янкеле постоянно что-то говорил о каких-то бутылочках.

– Бутылочках? Что конкретно он вам сказал? – резко спросил Михаэль.

– В том-то и дело, что Дейв ничего не понял. Но утром я вдруг вспомнил о словах Дейва и пошел на фабрику. Не все умеют разговаривать с Янкеле. Я знал, что ни я, ни вы – мы ничего от него не добьемся. Но я попросил Дейва помочь мне, предварительно объяснив, о чем идет речь. Дейв поговорил с ним и рассказал мне, что Янкеле видел, как во время банкета Дворка выходила из столовой через черный ход.

Михаэль посмотрел на него и спросил:

– А как это связано с бутылочками?

– Янкеле пошел за ней, как он говорит, но прошел только полпути. Всего лишь… Всего лишь… до дома моего отца.

– А потом?

– Вот и всё, – Моше уставился на свои руки.

– Всё? – переспросил Михаэль. – Да ладно – это же не всё.

– Это всё, что я могу сказать вам сейчас.

– Слишком поздно, – сказал Михаэль. – Вы сказали слишком много для того, чтобы теперь пытаться кого-то защитить.

– В субботу вечером у нас было очень скандальное общее собрание, – сказал Моше, – и с тех пор я потерял покой. Неожиданно я понял, что мне нужно все пересмотреть.