Текст книги "Вышел хеджер из тумана"

Автор книги: Бартон Биггс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

«Это похоже на игру на деньги, в которую вступают более крупные и более грубые парни. В результате со временем игра становится все более жесткой и опасной, – хмуро заметил один из менеджеров хедж-фонда. – Все сейчас сидят на стероидах. Уровень насилия возрастает. Это уже больше похоже на американский футбол».

«Поскольку все больше фондов неспособно заработать достаточную прибыль, чтобы покрыть затраты на выплату своих зарплат, – вставил другой парень, – любовная интрига с хеджевыми фондами подходит к концу. Размер прибыльного пирога не увеличивается, в то время как на него нацеливается все больше едоков. Не спрашивайте, по ком звонит колокол; он звонит по вам».

«Я бы не сказал, что размер пирога не растет, – возразил я. – Когда в наш бизнес влезают все эти новые наивные идиоты с большими амбициями и планами, но не имеющие ни малейшего опыта, многие из них получают хорошую взбучку. Их потери становятся нашей добычей». Я заметил, что в этот момент один из ветеранов посмотрел на меня так, как будто бы он думал: «Кто ты такой, чтобы рассуждать о наивных талантах?»

«Леверидж, леверидж, леверидж² – вот что в конечном счете погубит вас, ребята, – сказал один из долгосрочных инвестиционных менеджеров. – Фактически с тех пор как LTCM³ с его огромным балансом и различными формами хвостовых производных (что бы это ни значило) потерпел крушение, хеджевые фонды утратили свое влияние. Их место заняли инвесторы как индивидуальные, так и в виде фонда фондов, постоянно увеличивающие леверидж. Клиентов этих фондов не устраивает низкая прибыль, поэтому управляющим приходится обращаться в банк и брать кредит.

И банки, особенно европейские, с удовольствием идут навстречу своим богатым клиентам, предлагая им кредиты и подкрепляя свои хеджевые холдинги. Теоретически это имеет смысл. Ведь диверсифицированная «корзина» хеджевых фондов обладает гораздо более низким показателем волатильности⁴, нежели отдельно взятый фонд, так почему бы им не увеличить леверидж ради увеличения своих доходов?»

«Да, – заметил кто-то еще, – это имеет смысл, но только до тоге момента, пока в результате возникновения определенных событий с двойным или даже с тройным среднеквадратическим отклонением не грянет гром среди ясного неба и не поднимется волна цунами Тогда корзина хеджевых фондов проседает на 10 % не за год, а в течение месяца, а фонд фондов с увеличенным левериджем мгновение теряет 15 %. Что в таком случае произойдет с хеджевыми фондами дальше? Я вам отвечу. Напуганные клиенты инвестиционных фондов начнут забирать свои деньги, те, в свою очередь, станут выводить деньги из своих хеджевых фондов, и на рынке ценных бумаг произойдет катастрофическое падение. При этом не существует ни одной спасительной ниши. Фонды, поддерживавшие как длинные_: так и короткие позиции, обеспечивая тем самым свое нейтральное рыночное положение, тоже уничтожаются, поскольку в процессе вывода денег их “лонги” сокращаются, а “шорты” увеличиваются».

«Снижение доходности угрожает не только хедж-фондам, – подытожил один из долгосрочных инвестиционных менеджеров, – не и всем остальным, и даже мне». На этом вечер был закончен.

ГЛАВА 2 Новые «ежи», возможно, и являются «золотыми мальчиками», но в их жилах все же течет кровь

Как я уже упоминал ранее, на каждую хеджевую историю превращения «из грязи в князи», приходится не менее двух-трех рассказов о путешествиях «из грязи в грязь», или «из грязи в князи и снова в грязь». По оценкам, в 2004 году приблизительно около 1000 фондов вышли из бизнеса. Несмотря на стремление средств массовой информации к сенсационности, было очень немного сообщений о случаях захватывающих взрывов, когда фонды лопались бы столь же оглушительно, как LTCM или Bayou. Большинство из них скончалось тихо и незаметно. Несколько парней организуют хеджевый фонд и собирают 10, 50 или 100 млн долл. Их вознаграждение устанавливается равным 1,5 % от размера активов и 20 % от прибыли, но они не могут выжить на таких условиях. У них велики затраты на офис, учет, компьютеры, операционные, банковские и технологические расходы. Кроме того, они содержат трех аналитиков и трейдера, которым нужно платить зарплату, плюс необходимо выплачивать комиссионное вознаграждение брокеру, раскошеливаться на Bloomberg-терминалы и исследовательские услуги. Установленная плата не покрывает даже накладные расходы, так что о прибыли не может быть и речи. Если организаторы фонда не *шеют достаточного финансового резерва, то скоро им становится не на что жить.

Их будущее полностью зависит от успешности работы фонда за первые несколько лет. Если фонд работает хорошо, учредители, забирая свои 20 % от прибыли фонда, получают больше денег и могут спать спокойно. Если они продуваются на первом году своего существования, их клиенты тут же приходят забирать свои деньги. А если они существуют в течение нескольких лет с посредственными результатами своей работы, то притока новых денег не происходит, что сказывается весьма отрицательно как на бизнесе, так и на личном благосостоянии: 20 % от ничего есть ничто. По оценкам нью-йоркской исследовательской компании Bernstein, 200 самых крупных хеджевых фондов сосредоточили в своих руках 80 % всех активов этой сферы инвестиционного бизнеса. Все остальные лишь мечтают о наступлении времени, когда они станут жизнеспособными.

Я лично знаю дюжину фондов, которые были организованы за последние несколько лет очень успешными аналитиками или здравомыслящими трейдерами. Они смогли «сесть на хвост» сильного «бычьего» рынка и заработать много денег на своих комиссионных в конце 1990-х годов. Они тратили эти деньги с большим размахом. Привлекательные парни и девушки (впрочем, девушек среди них было немного) путали преимущества, которые давал им «бычий» рынок, с собственными умственными инвестиционными способностями. Опьяненные успехом, они вели разгульный образ жизни, который включал все: от винных подвалов до собственных реактивных самолетов. Казалось, все они обзавелись сногсшибательными белокурыми женами, множеством детей, замками с восьмью спальнями и гаражами на четыре автомобиля, лыжными домиками на Западе и штатом шотландских нянек. Добавьте к этому частное обучение детей по цене 20 тыс. долл., начиная с детского сада, ежегодные взносы в четыре или пять известных клубов любителей гольфа, и вы получите некоторое поверхностное представление об их расходах.

Три парня из Goldman Sachs

Можно рассказать об успехе трех парней из подразделения по управлению частными капиталами компании Goldman Sachs, которые несколько лет назад сформировали рыночно-нейтральный фонд обыкновенных акций, работающий как с «длинными», так и с «короткими» позициями.

В свое время они были лучшими в Goldman. Один из них имел отличное чутье на технологические акции, другой был особенно хорош при торговле на рынке первичного размещения акций. Но им казалось недостаточным оставаться успешными брокерами, которые на самом деле управляют частными капиталами. Быть брокерами не столь престижно. Их жены без особого восторга рассказывают своим подругам о профессии мужа. Поэтому эти парни стремились создать собственный рыночно-нейтральный хеджевый фонд и самостоятельно выбирать акции. Работая в Goldman Sachs, они были инвесторами или накопителями? Я подозреваю, что вторая характеристика является более точной. Рыночная нейтральность означает, что суммарная позиция фонда колеблется в чистом итоге примерно от 30 % «лонгов» до 10 % «шортов», в зависимости от волатильности. Рыночная нейтральность считается комфортной, поскольку обычно при низком уровне риска она приносит от 7 до 12 % годового дохода.

Простите, но я думаю, что рыночно-нейтральная торговля представляет собой жесткий рэкет, особенно если она построена на количественной модели. Многие пытались этим заниматься. В 1980-е годы Morgan Stanley имела ряд рыночно-нейтральных фондов, которые были построены на основе различных фундаментальных и количественных моделей. Все эти фонды имели в штате мальчиков-гениев, которые изобретали модели, показывающие фантастическую доходность, когда их проверяли на большом объеме исторических данных, т. е. задним числом. В реальных же условиях ни одна из этих моделей не смогла повторить свой виртуальный успех. Один из этих «гениев» использовал компьютерную программу, которая рассчитывала для выборки акций третью производную и показывала результаты в пяти цветовых градациях. Цвета выглядели красиво. Но цвет итогового показателя отношения прибыли к убыткам отражался в этой модели глубоким оттенком красного.

Так или иначе, это привлекательное трио из Goldman начало свою работу 1 января 2001 года, имея 100 млн долл., и потеряло за следующие два года 10 % на рынке, который нельзя было назвать снижающимся. Затем, в 2003 году они стали намного осторожнее и играли от продажи. В результате их фонду удалось заработать всего 5 %. Таким образом, в течение первых трех лет они не заработали никакой прибыли, с которой можно было бы получить свои 20 % вознаграждения, чтобы продолжить безбедное проживание своей семьи в дорогом пригороде Нью-Йорка.

В итоге один из трех партнеров, тот, что имел огромный дом и кучу гувернанток, покинул фонд и вернулся на прежнее место работы в Goldman. При этом ему пришлось начинать все заново, практически с нуля. Два других учредителя затянули пояса. Они уволили двух работавших у них аналитиков и перевели своих детей в Гринвичскую публичную школу. Но инвесторы, прослышав о неприятностях фонда, начали забирать из него свои деньги, и активы стали медленно, но верно истощаться. В результате, несмотря на то, что портфель этой компании был вовсе не плох, фонд постепенно канул в Лету.

Суперзвезда Ян спит со своим инвестиционным портфелем и скрипит зубами во сне

Похожий случай произошел и с Яном. Я написал эту главу шесть месяцев назад, поэтому учитывайте это, когда будете ее читать. В течение двух лет работы в Morgan Stanley я и еще двое моих коллег сидели с Яном в одном офисе. Это худой, аскетически выглядящий мужчина с бритой головой. Ему около 40 лет и у него яркий аналитический ум. Кроме того, он отличается быстрой и неистовой речью. Мы все четверо в течение долгого времени были хорошими друзьями. Я думаю, что я успел узнать Яна достаточно хорошо. Он серьезный и истинный сторонник инвестиционной науки. Его можно назвать хеджевой версией Говарда Рурка, героя романа Эйна Рэнда «Источник». Человек, пытающийся любой ценой познать суть своей профессии.

Ян учился в Беркли, а затем, так же как и мой партнер Сирил, работал аналитиком в банковском трасте. Он отработал там пять лет, пока мой другой партнер Мэдхав не соблазнил его присоединиться к группе, занимающейся в Morgan Stanley инвестициями на развивающихся рынках. В этой сфере Ян добился выдающихся результатов. К концу 1990 х годов он был уже исполнительным директором й руководил в Morgan Stanley существенно расширившимся и прибыльным направлением инвестиций на новых рынках. Мы оценивали его как молодую суперзвезду, и поскольку 2000-й год подходил к концу, я сделал все возможное, чтобы ему заплатили большие деньги, потому что он имел огромный потенциал и был очень нужен для нашего бизнеса. В конце 2000 года Ян получил огромную премию.

На следующий день после получения зарплаты за январь 2001 года он пришел ко мне и застенчивым, но очень сладким голосом поведал, что решил уволиться, чтобы основать свой собственный глобальный хеджевый фонд. Я был разочарован, немного обижен и очень удивлен. Я почувствовал, что меня использовали, но с другой стороны, именно в этом и заключается игра с выплатами компенсаций ценным специалистам. Активно пытаясь отговорить его от этой затеи, я указал ему на все, что он теряет. Что заставляет его уйти? Я знал, что у Яна была жена и трое маленьких детей, что он купил небольшой дом в Хамптоне и квартиру в Нью-Йорке, и что у него нет никакого реального капитала для создания собственного хеджевого фонда. Я убеждал его, что он не обладает достаточным кредитом доверия для привлечения инвесторов. Почему бы ему не остаться в Morgan Stanley еще на несколько лет, заработать и поднакопить побольше денег и знаний о глобальных рынках с тем, чтобы сколотить более солидный капитал, если уж мечта о своем хеджевом фонде крепко засела в его сердце? Конечно, я надеялся, что через какое-то время, он придет в себя и останется на месте.

Но все было напрасно. Он был непреклонен и не желал принимать во внимание никакие доводы о том, во что ему обойдется стать настоящим глобальным инвестором. А потери оказались очень высоки. В связи с увольнением он не получил более миллиона долларов бонусных выплат. Уже через месяц он понял, что зарабатывать деньги, не имея активов, почти невозможно, и даже при их наличии за прибыль приходится бороться. Чтобы получить некоторый начальный капитал, этот маньяк продал свою квартиру и дом в Хамптоне и перевез все свое семейство на съемную квартиру. Один Бог ведает, в какой строгости он их держал. Он открыл свой фонд в марте 2002 года с грошовым капиталом в 8 млн долл.

Инвестиционный стиль Яна заключался в комбинации вложений в акции и другие активы. Он покупал и продавал облигации, валюты, товары, индексы и отдельные акции. Первое время его работа приносила как положительные, так и отрицательные результаты. Через несколько лет он немного вырвался вперед и даже превзошел индекс S&P 500 после того, как ему удалось заработать на индексе MSCI. Однако показатель эффективности его работы был нестабилен. В один месяц он мог получить 10 % прибыли, а затем в течение трех или четырех месяцев, наоборот, терять по 3 или 4 %. В ноябре 2004 года он сделал 17%. Его капитал теперь составлял около 25 млн долл., но ему не удалось привлечь сколько-нибудь существенных денег, насколько я понимаю, из-за своей зависимости от рыночной конъюнктуры. Кроме того, как истинный пурист, он не желал иметь дело с инвесторами, которые в обмен на вложение средств требовали от него поделиться монопольным правом управления его фондом.

Мне нравится одержимость Яна. Он спит со своим инвестиционным портфелем, и его жена говорит, что бывают ночи, когда он во сне скрипит зубами. Его хеджевый фонд единственный, кому я доверил деньги своей семьи. Я вложил в него деньги, потому что на меня производят сильное впечатление не только его умственные способности, но и его убежденность, его дисциплина и интеллектуальная чистота. В итоге Ян пришел к выводу, что в Morgan Stanley он позволял другим эксплуатировать свое время вместо того, чтобы распоряжаться им самостоятельно.

«Работая в Morgan Stanley, – говорил он, – мне приходилось отвечать на телефонные звонки, слушать болтовню аналитиков, посещать завтраки и обеды, встречаться со стратегами, которые тоже хотели со мной поговорить. Все они задавали мой распорядок дня. Я достаточно хорошо воспитанный парень и мне не свойственно грубо перебивать собеседников. Но мне нужны факты, а не мнения. Я пришел к выводу, что потратил бы свое время с гораздо большей пользой, не встречаясь с кем-либо, а читая газеты, специализированные журналы, изучая факты и проводя исследование рынков. Чтобы сосредоточиться, мне необходимо уединение и свобода действий для того, чтобы немедленно отказаться от всего, что является ненадежным или несоответствующим моим инвестиционным тезисам».

И именно этим он стал заниматься. Он читает и анализирует целый день. Ян никогда не принимает решений, не подкрепленных соответствующим исследованием. Он похож на монаха отшельника, сидящего в своей келье и докапывающегося до истины. Означает ли это, что он собирается стать чемпионом среди менеджеров хедж-фондов? Не обязательно, но он избрал для себя правильный путь к победе, и я готов поставить на него собственные деньги.

Постскриптум: апрель 2005 года. Сегодня Ян пришел ко мне и сообщил, что после мучительных раздумий, в которых он пребывал в течение последнего времени, он решил вернуть деньги своим инвесторам; иными словами, он собрался закрыть свой фонд. Я был потрясен. Я знал, что ему пришлось нелегко в последние несколько месяцев. В начале марта он подумал, что на фондовых рынках начался сильный рост, и закрыл свои короткие позиции за день до того, как рынок перевернулся и падал 11 дней подряд. Я знал, что за первые четыре месяца 2005 года он потерял 16,5 %, но прежде ему приходилось отыгрывать и более значительные неудачи. В конце концов в 2004 году ему удалось подняться на 22 %, потеряв более 10 % в том же году. С момента создания фонда с учетом всех выплат его инвесторы все еще имели прибыль около 10 %, в то время как индекс S&P 500 за тот же самый период прибавил 12,65 %. Не блестящая работа, но ведь и не самая плохая.

Яна лишает уверенности в себе зависимость доходности его фонда от рыночной конъюнктуры. Это фактически лишает его возможности привлечь активы. Но он говорит, что причина, по которой он решил закрыть свой бизнес, заключается не в этом. Дело в том, что постоянное давление и стресс, связанные с работой на рынке, стали для него невыносимыми. Каждое угрожающее его позициям движение рынка разрывает его изнутри. Он работает один, в изо ляции, но в данный момент он не чувствует в себе достаточной эмоциональной и финансовой стабильности, чтобы пережить накопившееся напряжение. Возможно, если бы он имел инвестиционного партнера, с которым можно было бы разделить навалившееся бремя, все было бы иначе.

Уинстон Черчилль, испытавший и серьезные карьерные падения, и неоднократные приступы депрессии, рассказывал об этом ощущении невероятного уныния, приходящего незванно и тяжело наваливающегося на грудь. Существует инвестиционное уныние, которое поселяется в вашей груди и начинает терзать вас и среди ночи, и в субботу утром, и солнечными весенними днями. От него практически невозможно избавиться. Оно отравляет вашу жизнь. Все мы время от времени испытываем подобные чувства, но Ян за последние три года сталкивался с ними слишком часто. В своем последнем обращении к инвесторам он написал: «С психологической точки зрения совершенно очевидно, что я так и не смог оправиться от последствий того, с чем мой фонд столкнулся в первые семь месяцев своего существования. Самый тяжелый за последние 30 лет истории фондового рынка семимесячный период не мог стать подходящим временем для начала жизни хеджевого фонда. Даже тогда, когда нам удалось встать на ноги, я все еще оставался травмирован неудачами начального периода и, пугаясь собственной тени, был постоянно готов немедленно закрыть все свои позиции... Находясь под воздействием этого негатива, я должен был вести бизнес, нацеленный на улучшения в средне– и долгосрочной перспективе. Но эта внутренняя неуверенность может часто просачиваться в психологию инвестиций и заставлять действовать с постоянной оглядкой на прошлое, что едва ли послужит тем твердым фундаментом, который необходим для принятия правильных среднесрочных инвестиционных решений.

Я убежден, что Ян – победитель. В данный момент он полностью опустошен. За последние три года у него был всего один выходной день, но теперь он планирует заняться осмыслением того, чему он хотел бы посвятить оставшуюся часть своей жизни. На протяжении нескольких лет он проводил все свое время, уставившись в экран и читая фондовые новости. Неприятность состоит в том, что есть еще 1000 других одержимых людей, которые продолжают заниматься тем же самым. Это занятие стало постоянным для очень многих проигрывающих трейдеров, но Ян больше не хочет идти этим путем. У него все будет хорошо. Он собирается победить свою депрессию. Ян счастлив в браке и любит своих троих маленьких сыновей, но он рассказал мне, что в прошлом его семейные отношения сильно страдали из-за работы. Постоянное давление, предпочтение работы в одиночку, плюс жестокая рыночная среда изматывали его полностью. Что же касается меня, почувствовал ли я, что Ян предал меня уже во второй раз? Да, это так».

Улыбка сползает с лица Гилберта

Конечно, как и следовало ожидать, последствия взрыва фондового «пузыря» технологических акций не обошли стороной и хеджевые фонды. Некоторые из них вышли из бизнеса, громко хлопнув дверью, другие исчезли с хныканьем. Все это сопровождалось крупными потерями для инвесторов и слезами управляющих фондами. Иногда их слезы были горькими. Я знал одного парня, который был известен как Улыбающийся Гилберт, потому что он всегда улыбался во время разговора с вами. Он мог рассказывать о том, что от него ушел его лучший аналитик, или что его огромная «длинная» позиция не приносит дохода, но он все равно говорил это с сияющей улыбкой. Его улыбка была дружелюбной и искренней. Гилберт вообще был очень общительным парнем. Его все любили.

В 1996 году, когда Улыбающемуся Гилберту было, возможно, чуть больше сорока, и он работал портфельным управляющим в компании Lorde Abbett, он решил организовать собственный хеджевый фонд. У него не было капитала кроме той незначительной суммы, что ему удалось собрать для начала, но он нанял трех молодых аналитиков и все-таки открыл собственное дело. Улыбающийся Гилберт был сторонником технического анализа, и сам принимал все инвестиционные решения. В период «горячего» рынка конца 1990-х годов он все более и более концентрировался на акциях технологических компаний. Результаты его работы зависели от рыночной ситуации, но 1997 год был очень урожайным, да и в 1998 году все было ОК, поэтому его фонд рос. К 1999 году Улыбающийся Гилберт управлял активами примерно в 500 млн долл. и зарабатывал серьезные деньги, которые он капитализировал в свой фонд.

Тем летом он перебрался в Гринвич и заплатил что-то около 10 млн долл. за большой и старый каменный особняк, расположенный по впечатляющему своим названием адресу на Раунд Хилл Роуд. Это приобретение можно было назвать по меньшей мере агрессивным, поскольку 10 млн долл. в то время, вероятно, составляли половину чистой стоимости его фонда.

С этого момента Шэрон, жена Улыбающегося Гилберта, стала активной и честолюбивой местной знаменитостью. Она заняла видное место в Гринвичском социальном пуле, что не так-то просто, с тех пор как там обосновались многочисленные богатые семейства. Шэрон немедленно занялась благотворительной деятельностью и инстинктивно вписалась в местный стиль жизни. Она настаивала на настоящей шотландской гувернантке и личном тренере, а также на покупке доли в Net Jets. Но большая часть денег уходила у нее на обустройство их нового жилища. Внутренности дома бьши распотрошены, и вновь восстановлены, и укомплектованы всеми новомодными архитектурными фишками, включая салон высотой в два этажа и семейный зал с массивным камином и кафедральным потолком. Ее архитектор разработал проект винного погреба, который мог вместить 5 тыс. бутылок, и украсил столовую антикварным столом на 12 персон. Электронный лифт связывал столовую с кухней. Почему Шэрон решила, что здесь будут проходить званые обеды, я не знаю, но так уж ей хотелось. Все это строительство и переоборудование продолжалось целый год и проделало еще одну существенную дыру во все еще недостаточно зрелом бюджете Улыбающегося Гилберта.

Приближалось 1 июля 2000 года. Гилберт был немного озабочен всеми этими новыми приобретениями, но пока фонд крепко держался на плаву, он полагал, что все будет хорошо. Рынок продолжал приносить прибыль, и Гилберт был настроен оптимистично. «Что поделать, – сказал он мне как-то, пожимая плечами и улыбаясь, – моя жена хочет чувствовать себя состоятельной леди». Затем его старший сын собрался поступать в модную школу. Его шансы выглядели слабовато до тех пор, пока опекун не шепнул на ухо Улыбающемуся Гилберту о том, что залог с семью нулями может творить чудеса. Тем временем его фирма тоже разрасталась. Теперь в ней работали уже пять аналитиков, главный операционист, менеджер по работе с клиентами, офис-менеджер и четыре секретаря.

Между тем тучи начали сгущаться. В течение 2000 года фонд Улыбающегося Гилберта потерял 15 %. Как я уже упоминал выше, 20 % вознаграждения от нулевой прибыли тоже дают ноль. Гилберт предложил Шэрон повременить с намеченным еще весной строительством новой террасы и искусственного ландшафта, на что его жена сердито заметила, что это приведет к тому, что незавершенный дизайн убедит всех в том, что у них закончились деньги.

К лету 2001 года коррекция в акциях интернет-компаний превратилась в полномасштабное бегство. Инвестиционный портфель

Глава 2. Новые «ежи», возможно, являются «золотыми мальчиками»

1    ttP    1 Д."    -НИ    1–^=

Улыбающегося Гилберта была полон бумаг, цены на которые постепенно снижались. К сентябрю они упали еще на 30 %. Его инвесторы, большинство из которых вложились в фонд сравнительно недавно и поэтому пропустили годы славы, начали забирать свои деньги. Некоторые из них даже намекали на возможность судебных процессов, обвиняя управляющих фонда в небрежности. Однажды утром во вторник, в начале октября, увидев, что его «лонги» вновь снизились, а «шорты» поднялись в цене, и, поругавшись со своими партнерами по бизнесу, Гилберт с неизменной улыбкой сообщил секретарю, что он идет домой завтракать и вернется к двум часам. Это был один из украшенных «золотом» дней ранней осени, когда листья еще только собираются опадать, и Гринвич, должно быть, выглядел очень красиво, когда Улыбающийся Гилберт ехал домой по Раунд Хилл Роуд между великолепными особняками, богато и лениво нежащимися в мягком солнечном свете.

Добравшись домой, он не застал Шэрон, которая отправилась на какую-то светскую встречу. Повар подал завтрак, которым Гилберт наслаждался под аккомпанемент новостей CNBC. Очевидно, в тот день на территории старого дома продолжала кипеть работа. Семь мужчин с помощью экскаватора прививали вдоль ведущей к дому дороги зрелые ели по цене 20 тыс. долл. за штуку. На задней лужайке десять мексиканцев работали над новой террасой. Грузчики разгружали бельгийские блоки для новой дороги, а электрик устанавливал правильное освещение в винном погребе. Откуда-то доносился детский смех. Расходы на содержание дома, офиса, неоплаченные кредиты и падающий в цене инвестиционный портфель. Все это тяжким грузом лежало на плечах Улыбающегося Гилберта.

После завтрака он пошел в свою спальню, задернул занавески и лег спать. Он вставил в уши затычки и с головой укрылся под одеялом. Когда около четырех часов дня в темную спальню вошла Шэрон, он сказал ей, что очень устал, и не встал к обеду. Ему звонил секретарь, а затем и один из аналитиков, но он не брал трубку. Улыбающийся Гилберт продолжал оставаться за задернутыми занавесками на своем ложе, которое не покидал всю оставшуюся часть недели и все выходные, питаясь бутербродами и супом. Он отказывался разговаривать с кем-либо из своих сотрудников, не просматривал ни новости CNBC, ни газеты и, казалось, не проявлял никаких эмоций, когда дети приходили к нему в комнату. В пятницу двое из его самых крупных инвесторов пожелали узнать, почему он не был в офисе.

Кто знает, что действительно произошло в темной спальне между Улыбающимся Гилбертом и Шэрон в тот уикенд. Говорил ли он с ней о своих убытках и непомерных расходах? Факт тот, что во вторник днем Шэрон пришла в офис и передала сотрудникам Гилберта его распоряжение закрыть все его позиции, зафиксировав 30 %-ное снижение. Она сообщила двенадцати служащим, что фонд ликвидируется, и что им будут платить до конца ноября. Шэрон поговорила с юристами и бухгалтерами и вообще взяла на себя все заботы по управлению фондом. Инвесторы были уведомлены на следующей неделе. Улыбающийся Гилберт больше ни разу не появился в офисе.

Я не был близко знаком с Гилбертом, но узнал о том, что с ним произошло, от одного из его аналитиков, с которым я играл в теннис. Тот рассказал, что с момента закрытия фонда он ни разу не получал от Улыбающегося Гилберта никаких известий. Я пару раз звонил Гилберту домой, но каждый раз трубку брала Шэрон (с которой я был едва знаком). Я не знал, что ей сказать. Она отвечала, что мужа нет дома, и что он перезвонит мне, как только появится. Но он не перезванивал. От других парней, которые были более близко знакомы с Гилбертом, я слышал, что им тоже не удалось с ним связаться. А ведь он был очень общительным парнем.

Улыбающийся Гилберт и Шэрон выставили свой дом на продажу несколько недель спустя. Той осенью Гринвичский рынок недвижимости был вялым, но через шесть месяцев они все же продали свой особняк за 7 млн долларов, но кто знает, сколько они в него вложили? Кроме того, они брали кредит, чтобы расплатиться за дом. Впоследствии все их семейство перебралось в Сан-Диего. Я не думаю, что Улыбающийся Гилберт когда-нибудь вернется.

Что случилось с молодым гением рынка технологических акций

Вот еще одна история о молодом «технаре», с которым я познакомился в одной крупной фирме. Он весьма успешно работал на рынке во времена зарождения фондового «пузыря» технологических акций.

Он был (и, насколько я знаю, все еще остается) обычным привлекательным парнем, готовым без устали болтать о высоких технологиях. В момент своего наивысшего взлета он приходил на Гринвичские приемы в синих джинсах и сандалиях и носил своего маленького ребенка в рюкзаке. Его офис был завален исследовательскими отчетами и проспектами, которые, я уверен, он никогда не читал, потому что целый день лихорадочно работал на телефоне: собирал слухи, сплетничал и пытался ухватить свой ломоть прибыли, основываясь на информации из финансовых отчетов и рыночных прогнозов на предстоящий день.

Он обладал способностью быстро переключаться, и в годы бума его результаты были впечатляющими. Используя все уловки конца 1990-х, чтобы достичь своих целей, он торговал очень активно, позволяя брокерам зарабатывать значительные комиссионные. Те, в свою очередь, не оставались в долгу и давали ему преимущества при выгодных первичных размещениях акций (IPO). Эти первичные выпуски он помещал в один общественный фонд (в котором, кстати, держал большую часть своих собственных денег), и, когда ГРО начинали торговать со значительной премией, он продавал их, получая в результате огромную прибыль. Он использовал этот фонд как свой представительский счет. Когда кто-нибудь интересовался его операциями, он объяснял, что IPO, переданные им в посторонний фонд, не подходили для институционального портфеля. В то время это не считалось незаконным, хотя и не отвечало принципам маркиза Куинсберри.

Он несколько раз был гостем нашего инвестиционного Triangle клуба. Поскольку он был знаменит, седые ветераны слушали его выступления с уважением и удивленно качали головами.