Текст книги "Вышел хеджер из тумана"

Автор книги: Бартон Биггс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Другой мир Кейнса находился в границах аристократического Кембриджа, британского Казначейства и международных финансовых рынков. Кейнс был не просто человеком, принадлежавшим к английскому истеблишменту; от рождения он был частью любого элитного общества, членом которого он являлся, включая Итон, Королевский колледж и престижное тайное общество Апостолов. Он был аристократом с великолепным интеллектом и острым, как бритва, мышлением. Для одного из премьер-министров он был близким другом, для многих других – духовным наставником. Как председатель Национального общества взаимного совершенствования он находился в центре финансовой олигархии Англии. Он был человеком больших ожиданий. Когда ему было пять лет, его прабабушка написала ему: «Тебе суждено быть очень умным человеком...»

Ближе к сорока годам он без памяти влюбился в русскую балерину, женился на ней, еще более разбогател и стал именоваться лордом Кейнсом Тилтоном. Балерина, Лидия Лопухова, имела точеную фигурку, но была довольно простовата. Она не отличалась ни культурой, ни интеллектом и часто корежила английский язык. К тревоге и гневу товарищей по Блумсбари, Кейнс, очарованный светом ее улыбки, оставался с ней до конца своей жизни и постепенно вышел из круга своих старых друзей.

Книги Скидельски затрагивают и вопросы инвестиций. Кейнс был макроинвестором, менеджером хеджевого фонда и относился к тому поколению, которое предшествовало появлению Альфреда Джонса. Он заработал свои капиталы между 1920 и 1940 годами, инвестируя в самые трудные и волатильные за всю историю рынки. Его инвестиционные успехи и неудачи, развитие рыночных принципов, которым он следовал в своей работе, а также его понимание рынка покоряют. Удивительно, но этот блестящий аналитик, обладавший необыкновенными способностями к концентрации и мысленному проникновению в любой процесс, в ходе развития своей очень успешной инвестиционной карьеры трижды был близок к полному финансовому краху. Однако если вы будете читать книги Скидельски, не перегружайте себя имеющимися в некоторых разделах неудобоваримыми интеллектуальными экономическими пассажами. Рассудительно пропускайте их. Цените свое время.

Основной биограф Кейнса, Роберт Скидельски, потратил 20 лет на написание трех томов, которые публиковались издательством Penguin Books, начиная с 1983 года. Это мастерски написанная биография, и Скидельски, сам превосходный экономист, одновременно и описал, и проанализировал взгляды Кейнса и его экономические теории. В своих книгах Скидельски ничего не утаивает. Он обсуждает гомосексуализм Кейнса, свойственные ему критические перепады настроения, а также его инвестиционные триумфы и поражения. Он цитирует адресованные Кейнсу любовные письма членов клуба Блумсбари и описывает трудный путь Кейнса и Лидии к физическому и социальному счастью. Описания Скидельски не содержат пошлости, напротив, эта биография – невероятное представление души очень сложного, чувствительного и чувственного человека. Это одновременно и экономический трактат, и история большой любви.

Блестящий юношеский интеллект

В юности Кейнс был высоким, застенчивым и не особенно спортивным мальчиком. Сверстники над ним измывались и за пухлые губы дали ему прозвище Морда. Он утвердился во мнении, что не обладает физической привлекательностью, кроме этого, он страдал заиканием. Скидельски приходит к выводу, что эти детские проблемы способствовали возникновению у Кейнса склонности к интенсивным размышлениям и появлению доминировавшей над всей его жизнью психологической потребности отдавать и получать ласку. Он с детства много читал. К двенадцати годам проявился его интеллектуальный блеск, и сверстники перестали его задирать. В Итоне он удивлял своей эрудицией и преподавателей, и студентов, а ближе к концу его пребывания в этом учебном заведении он пристрастился к старинным играм, особенно к сквошу. Вероятно, это было единственное занятие, которое заставило его попотеть.

В конце 1890-х годов британские публичные школы подверглись некоторым преобразованиям, они стали более структурированы, лучше контролировались и отошли от тех варварских порядков, которыми они славились в предыдущем столетии. Однако мальчики жили в феодальном обществе Повелителя мух. Например, очки в Итоне были запрещены, так что близорукий мальчик не мог играть в игры с мячом. Итон был закрытым, однополым сообществом, и мальчики не имели возможности иметь какие-либо отношения с девочками. В этой обстановке царил необузданный гомосексуализм, и Кейнс имел несколько таких связей, продолжавшихся достаточно длительное время. Наиболее бурно развивались его отношения с сыном епископа, который был главным конкурентом Кейнса в отношении академических почестей. Таким образом, ко времени поступления в Кембридж, Кейнс уже питал глубокую склонность к социальным и физическим отношениям с лицами своего пола.

Кейнс окончил Итон с блестящим аттестатом и продолжил обучение в Королевском колледже в Кембридже. Это учебное заведение не слишком отличалось от Итона. Здесь интеллектуальные способности Кейнса тоже получили признание. Его эрудиция и острый ум производили впечатление на каждого. С первого же курса, что являлось редким случаем, он был принят в тайное общество Апостолов. Членство в этом обществе открыло ему двери в высший свет Кембриджа, и его жизнь разделилась на две параллельно существующие части. Одна была полна философией, эстетикой, интеллектуальным общением и гомосексуальной любовью, другая сопровождалась учебой и получением политических и практических знаний. Первая часть определенно преобладала. Традиции и тайны Апостолов культивировали позиции элитного превосходства, и члены этого общества часто вступали в интимные отношения друг с другом. Критериями для членства в этом клубе избранных были «отличительный ум и отличное от общепринятого поведение».

Общество Апостолов всегда было пронизано гомосексуализмом. Лучшим другом Кейнса и его возлюбленным в последние годы обучения в Кембридже был Лейтон Страчи, но их отношения были испорчены свирепым соревнованием за симпатии молодого новичка Артура Ли Хобхауза, в которого они оба были влюблены. Скидельски указывает, что Кейнс и Страчи были убеждены, что женщины уступают мужчинам и умом, и телом. «Любовь к молодым людям была, по их убеждению, этически более высокой и обогащенной, чем любовь к женщинам». Они называли это Высшей содомией и полагали, что будущие поколения будут воспринимать их как пионеров, а не как преступников. Интересно отметить, что на стыке столетий (в период золотого юбилея королевы Виктории) когда началось увядание Британской империи, она так походила на многие другие древние династии, включая распространение гомосексуализма.

Апостолы были обществом, основанным в Кембридже в 1820 году. В 1904 году было создано его лондонское ответвление– группа Блумсбари. Этот клуб единомышленников был сформирован и оплодотворен свежими силами, к которым не обязательно относились выпускники Кембриджа. В его состав входило даже несколько женщин. Блумсбари был даже более просвещенным обществом, нежели Апостолы, и его члены презирали рациональность, отдавая предпочтение чувствительности и чувственности. Блумсбари поддерживал новое отношение к художественному искусству, дизайну и литературе. Они отвергли организованную религию и отказались воспринимать ее серьезно. Они шутили над викторианским образом жизни, обычными гетеросексуальными отношениями и были закоренелыми пацифистами. Они были преданными культурными и сексуальными революционерами и придерживались того мнения, что цивилизация не должна иметь никакого отношения к морали, демократии, патриотизму, технологиям, социальной справедливости или богослужению. Последнее, как они говорили, есть болезнь неспособных к страстной любви. Сам Кейнс снисходительно относился к занятиям политикой и воспринимал ее как «адекватную замену для преодоления препятствий».

Со временем образ жизни членов Блумсбари стал характеризоваться широким распространением гомосексуализма, бисексуальности и, как описывает это Скидельски, напоминал «сексуальную карусель, в которой друзья становились любовниками, а затем возвращались к тому, чтобы снова быть просто друзьями». Люди приходили и уходили, находились и использовались привлекательные молодые люди. Никто, казалось, не работал, но подразумевалось, что члены клуба занимаются творчеством. Дискуссии разгорались и через некоторое время забывались. Игры и шарады, переполненные двойным смыслом, сатирой и политическими значениями, организовывались ежевечерне. Никогда не возможно было разобраться, кто и с кем занял какую спальню. Члены Блумсбари утверждали, что они презирают ревность, как плебейскую эмоцию, но когда любовник Кейнса время от времени изменял ему с другим мужчиной, Джона терзали глубокие переживания. Скидельски пишет, что в конце концов любовник Кейнса вернулся в Кембридж к Хобхаузу. В последующие два десятилетия Кейнс имел несколько серьезных любовных интриг и множество случайных сексуальных связей. Наиболее ярким из таких эпизодов стали отношения с соблазнительным художником Дунканом Грантом. Их любовь продолжалась с 1908 по 1915 год и была полна трагизма, разрывов и страсти. Скидельски считает, что Кейнса всегда привлекали «творческие личности, обладающие внутренней целостностью, но с ярко выраженной потребностью в защите». Когда их роман подошел к концу, сердце Кейнса было разбито. И хотя после этого он имел множество новых связей, он никогда не находил в них истинной эмоциональной замены Гранту, пока не встретил Лидию.

Превращение в политического мыслителя

Апостолы и Блумсбари были центрами личной жизни Кейнса до тех пор, пока он не встретил Лидию. Он любил тех молодых людей, потому что они были одаренными, творческими юношами, играющими в очаровательном саду, который символизировал для него цивилизацию. Со временем он принимал на себя управление их инвестициями. В свою очередь они любили его за невероятный интеллект, беспокойный ум и воображение. Однако они непрерывно попрекали его тем, что он не отдается полностью истинно творческой, эстетической жизни. Он был деловым человеком, практиком, и это фактически противоречило идеалам Блумсбари. Его друзья особенно возражали против его роли в Казначействе и на мирных переговорах после Первой мировой войны. Они говорили, что он поддается мирским стремлениям к обладанию властью. И они критиковали его за то, что он был грубым, едким, капризным и толстым.

Пока все эти события происходили в его эмоциональном мире, в его параллельной жизни, в мире Уайтхолла и Кембриджа, Кейнс – интеллектуал, политический деятель, экономист – все больше усиливал свое влияние. Все, и поклонники, и критики, были одинаково напуганы его карьерным ростом. В 1908 году он сдавал экзамены для поступления на государственную службу, и его результаты были вторыми в стране. «Я хочу встретиться с первым номером», – сказал он в разговоре с Вирджинией Вольф. Казначейство предложило ему должность, ив 1910 году он взял в Кембридже академический отпуск, чтобы посвятить себя работе в Казначействе. Здесь он наслаждался открытием статистических взаимосвязей. «Подобное удовольствие я получал только от секса», – писал он Дункану Гранту в 1912 году.

В конце Первой мировой войны его послали на Версальскую мирную конференцию в качестве представителя министерства финансов. Он получил право выступить там и с трибуны яростно доказывал, что суровое наказание Германии вызовет экономическую катастрофу и приведет к усилению радикальных элементов.

Однако его статус в английской делегации был слишком невысок, поэтому ему оставалось лишь бессильно наблюдать, как Жорж Клемансо переигрывает в дипломатической борьбе Вудро Вильсона, и традиции гуманизма уступают требованиям политиков, жаждущих мести.

Чувствуя отвращение к результатам конференции и разочаровавшись в политической деятельности, в 1919 году Кейнс ушел в отставку. В том же году он издал книгу «Экономические последствия мира», написанную в гневном стиле и содержащую тонкие предчувствия, которая стала международным бестселлером и снискала Кейнсу мировую известность. Шумпетер охарактеризовал Кейнса и его книгу, как «прорыв к международной известности, пока другие личности, обладавшие подобным мышлением, но меньшей храбростью, а также те, кто мог похвастать не меньшей храбростью, но не столь же глубоким пониманием ситуации, хранили молчание». «Размер контрибуции, которую потребовали союзники, – писал он, – настолько огромен, что в случае ее выплаты Германия будет постоянно пребывать в нищете». Он оказался прав, и мир получил Гитлера.

Кейнс и его хеджевый фонд

Со временем его интеллектуальное влияние росло, он становился более зрелым и более светским человеком. Грубые грани его характера сглаживались. Его манеры улучшились, и он стал лучше одеваться, хотя так никогда и не умерил свое высокомерное отношение к менее острым умам. Его культурные интересы также расширились. В 1918 году, под аккомпанемент немецких пушек, на паническом аукционе в Париже он купил для Британского музея по предельно низким ценам пять картин Каро, Моне, Гогена, Делакруа и Ингреса. Он также приобрел превосходные работы Сезанна, Делакруа и Ингреса для себя. Это приобретение стало началом его очень прибыльной карьеры коллекционера.

Примерно в 1915 году Кейнс начал размышлять об акциях и валютах. В спекулятивном буме после Первой мировой войны он сделал большие деньги, продавая фунт стерлингов «в короткую» по отношению к доллару США, но одновременно открывая «длинные» позиции по фунту против марки, франка и лиры. Поощренный полученными результатами, в конце 1919 года он совместно со своим другом и брокером Лисье Фолком создал то, что по существу было хеджевым фондом. Фолк был опытным спекулянтом и, в отличие от Кейнса, широкоплечим, красивым, очаровательным мужчиной и прекрасным игроком в гольф. Они собрали весьма существенную сумму денег, при этом среди клиентов фонда были отец Кейнса, шурин, Дункан Грант, а также другие Апостолы и члены Блумсбари. Фонд начал свои операции 1 января 1920 года и уже к концу февраля заработал более 20 % прибыли. В марте и апреле доходность, достигнутая в других инвестициях, была потеряна в результате убытка, который принесла «короткая» позиция по фунту против доллара, когда Банк Англии неожиданно поднял ставку.

Той весной Кейнс, вероятно, был заражен вирусом легкой гордости, поскольку решил организовать для группы своих инвесторов, включая возлюбленного Дункана Гранта, шестинедельный экскурсионный тур по Италии. Кульминационным моментом этой экскурсии был большой званый обед, данный богатым американским художественным коллекционером с целью представить известного английского экономиста Кейнса флорентийскому обществу. Кейнс и Грант посчитали, что будет очень забавно, если Грант выступит перед публикой в роди Кейнса и будет нести всякую экономическую ерунду, в то время как Кейнс притворится Грантом и будет оценивать коллекцию произведений искусства хозяина дома. Когда впоследствии шутка была раскрыта, ни хозяин, ни его гости не были слишком удивлены.

В то время пока Кейнс резвился в Италии, мир начал разваливаться. Послевоенный оптимистичный бум внезапно обернулся банкротством. Уровень безработицы в Англии за следующие шесть месяцев повысился с 4,5 % до более чем 20 % от численности работоспособного населения; оптовые цены начали 45 %-ное снижение, вскоре за ними последовали розничные цены и заработная плата. Спустя неделю после возвращения Кейнса в Лондон его фонд испытал серьезные неприятности. Европейские валюты росли против фунта стерлингов без всякой видимой причины, и хотя этот рост был не слишком сильным, он продолжался достаточно долго, чтобы нанести серьезный удар по фонду, который пользовался значительным кредитным рычагом. Личные потери Кейнса более чем в три раза превысили ранее полученную прибыль, и он остался должен своему брокеру существенную сумму денег. Теперь чистая стоимость активов фонда выражалась отрицательными числами. Удивительно, но инвесторы из Блумсбари не упрекали Кейнса. Они никогда не теряли веру в его финансовый гений, и в следующем году он сформировал новый фонд, который в конечном счете возместил потери клиентов и восстановил богатство Кейнса.

В 1920-х годах Кейнс преподавал в Кембридже, был советником Казначейства, читал лекции и писал книги и статьи. В 1921 году он издал «Трактат о денежной реформе», в котором приводил доводы в пользу регулируемости валюты и мер для поддержания ее стоимости. Центральный банк должен понижать процентные ставки, когда цены имели тенденцию повышаться, и поднимать их, когда цены имели тенденцию к снижению. «Инфляция, – говорил он, – наносит большинство ран, перераспределяя капиталы. Ущерб от дефляции связан с замедлением воспроизводства капитала». «Таким образом, инфляция несправедлива, а дефляция нецелесообразна. Из двух этих зол дефляция, возможно, является худшим, если не брать во внимание гиперинфляцию типа той, что имела место в послевоенной Германии, потому что в беднеющем мире лучше вызвать безработицу, чем разочаровать рантье» Позже, когда в период Депрессии уровень безработицы взлетел до критического, он передумал. Именно в этой книге он описал золотой стандарт как «варварский пережиток прошлого» и привел свой известный комментарий о том, что «рассуждения с точки зрения долгосрочной перспективы плохо подходят для решения текущих проблем, поскольку в долгосрочной перспективе мы все умрем».

Изменения в личной жизни: становление серьезного экономиста

В 1920-е годы драматические преобразования коснулись и личной жизни Кейнса. Лидия Лопухова, которой он был впервые очарован в 1918 году, была много гастролировавшей российской балериной (почти хористкой). Она была на восемь лет моложе Кейнса и по большому счету довольно простовата, имела «миниатюрную, ладную фигурку» и выдающийся нос. Она также имела мужа, любовника и пестрое прошлое. Кейнс был покорен ее «крестьянским обаянием», но их роман то вспыхивал, то угасал в последующие четыре года. Так, однажды Лидия неожиданно уехала в Россию к своим мужу любовнику и прочим дорогим дяя нее людям. В середине 1922 года она и Кейнс вновь пылали взаимной любовью, хотя, как ни странно, при этом Кейнс встречался еще и со своим последним любовником, Себастьяном. Но уже через несколько месяцев его физические отношения с Лидией стали бурно развиваться, и в 1924 году они наконец поженились. Биография Кейнса содержит интимную переписку между супругами, которая свидетельствуют об их непосредственных и трогательных отношениях. «Ты действительно не выходишь у меня из головы, Мэйнарочка, – писала она ему, – и я так рада тому, что живу с тобой и чувствую близость твоей души, твоего дыхания и поцелуев». Лидия нежно приобщила Кейнса к гетеросексуальному сексу, и, попробовав однажды, он уже никогда не возвращался к своему прошлому. Ни он, ни она, казалось, не были в какой-либо мере обеспокоены разнородным прошлым своей второй половины.

Скидельски считает, что брак Кейнса и Лидии изменил его жизнь, и я соглашусь с этим. Клуб Блумсбари был слишком экзотической (и эротической) стартовой площадкой для кейнсианской революции в экономической государственной деятельности. Мог бы человек, который был известен как развратный гомосексуалист, который иногда гулял под окнами кембриджского кампуса вдребезги пьяным, независимо от того, насколько выдающимися были его способности, возглавить всемирную экономическую революцию? В конце концов Оскар Уайльд за подобные прегрешения был брошен в тюрьму, а домовладелица Кейнса в Лондоне намекала на шантаж. Кроме того, Кейнс мог быть очень груб, надменен и саркастичен. Его коллега сетовал, что он пользовался своим блеском «слишком неэкономно... он никогда не гасил свой огонь». Он часто был нетактичен к чувствам простых смертных. Споря с одним экономистом, Кейнс довел того до слез своими «залпами остроумия, раздражительности, грубости и недобросовестностью аргументов». До женитьбы друзья по Блумсбари звали его Pozzo¹, потому что, как говорили, его мозг был подобен колодцу.

Чтобы быть воспринятым в роли экономического спасителя цивилизации, Кейнс должен был предстать перед мировой общественностью в более приемлемом образе. Кроме того, ему также требовался более безопасный духовный и физический базис, который обеспечивала ему Лидия. Всю свою жизнь он провел в поисках привязанности и близости, но его прошлые связи никогда не давали ему уверенности в том, что нашел именно то, что ему было нужно. С Лидией он был в безопасности и духовно, и физически. Брак смягчил Кейнса и сделал его более человечным, более обычным и менее причудливым. Его талант засиял с новой силой. Было ли это следствием влияния среды или заслугой Лидии, но брак разблокировал его творческий потенциал, и вслед за этим последовали самые плодотворные годы его жизни.

Инвестиции Кейнса во время Великой депрессии

Кейнс, как и остальные инвесторы, не ожидал биржевого краха на Уолл-стрит в 1929 году, и он недооценил тот эффект, который это событие окажет на американскую и мировую экономику. Его опыт эффективного использования кредитных денежных средств, полученных под низкий процент в период депрессии 1920-1922 годов, заставлял его надеяться на то, что этот фокус может сработать снова. В конце 1929 года он предсказал, что сокращение процентных ставок восстановит бизнес во всем мире, и что цены на сырьевые товары вскоре должны оправиться. Но оказалось, что серьезный крах общего уровня цен в 1930 году полностью сокрушил любой эффект «дешевых денег», поскольку реальные процентные ставки даже повысились, в то время как номинальные ставки упали. Эти события поколебали веру Кейнса в способность монетарной политики ликвидировать серьезные резкие спады экономики, сопро-вождаюхциеся дефляцией. Одного только понижения процентных ставок было недостаточно. Должна была быть активизирована еще и налоговая политика. Потребителям необходимо было сделать пере-ливание крови. Банку Японии и министерству финансов следовало бы вспомнить этот урок в 1990-х годах.

Богатство Кейнса, накопленное за 1920-е годы, активно уничтожалось последствиями биржевого краха, но вовсе не потому, что он инвестировал средства в американские акции. К концу 1920-х годов он уже в течение многих лет весьма успешно занимался торговлей сырьевыми товарами и стал достаточно богатым человеком. В начале 1929 года, когда цены на сырьевом рынке внезапно рухнули, он был в «длинных» позициях по каучуку, зерну, хлопку и олову. Потери в товарных позициях вынудили его начать продавать акции по падающим ценам, чтобы выполнить требования об увеличении залога. Затем цены на товарных рынках упали еще ниже, нанеся по благосостоянию Кейнса серьезный удар. К концу 1929 года он не имел ничего, кроме некоторых остатков и массивной позиции в акциях Austin Motor Company, цена которых с начала года обрушилась с 21 до 5 шиллингов. Чистая стоимость активов Кейнса снизилась на 75 % от своего максимума и сократилась даже еще больше в 1930 году.

Несколько лучше обстояли дела в хеджевом фонде, которым управлял Кейнс. Они все еще были партнерами с Фолком, но разделили капитал фонда на две части, решив, что это пойдет на пользу эффективности управления. В 1929 году доля активов, которой управлял Кейнс, подешевела на 15 %, но Фолк потерял все 63 %. К сожалению, Фолк, державший «медвежьи» позиции в 1928 году, пренебрег советами Кейнса и возвратился в американские акции летом 1929 года.

В конце концов Кейнс вынужден был выставить на продажу свой загородный дом. Годом позже Кейнс настолько нуждался в наличных средствах, что попытался продать лучшие картины из своей коллекции, но в итоге отказался от этой затеи, потому что предложенные за них цены выглядели жалко. Все эти неприятности демонстрируют, что в период сильных долгосрочных «медвежьих» трендов, охватывающих как финансовые, так и сырьевые рынки, у инвесторов не остается никакой спасительной гавани. Личные отношения в трудные времена тоже подвергаются испытаниям. Долгая дружба и сотрудничество Фолка и Кейнса дали трещину. Их отношения ухудшались с развитием Великой депрессии. То же самое происходит в мире хеджевых фондов и сегодня. Неправильные решения, разногласия и потери разрушают связи, которые в более благоприятные рыночные периоды казались несокрушимыми.

В сентябре 1931 года, незадолго до того, как долгосрочный «медвежий» рынок достиг своего «дна», Кейнс написал заметку, посвященную обсуждению будущей инвестиционной политики Национальной взаимной страховой компании, председателем которой он в тот момент являлся. Некоторые члены правления придерживались идеи устроить распродажу акций, но Кейнс считал, что «решительная чистка инвестиционных портфелей будет ошибкой». Его меморандум заключает в себе четко сформулированные мысли, касающиеся некоторых классических дилемм институционального портфельного управления. Вот его основные тезисы:

•    дефляционная тенденция рано или поздно приведет к появлению очень «дешевых денег»;

•    некоторые события, которые я неопределенно предчувствую, например конец света, относятся к нестрахуемым рискам, и волноваться о них бесполезно;

•    если мы убедим себя в том, что нам уже никогда не удастся достичь прежних высот, мы, несомненно, опоздаем к тому моменту, когда рынки начнут восстанавливаться. Если же восстановление действительно никогда не наступит, то ничто уже не будет иметь значения;

•    с точки зрения нашего кредита и т. и. вещей, оставаться вне рынка во время его восстановления – это худшее, что можно себе представить;

•    я сомневаюсь в правильности доктрины о том, что инвестиционные компании, спеша опередить друг друга, должны распродавать свои активы, усиливая тем самым падение рынка, поскольку всеобщая распродажа невозможна по своей природе... и привела бы к краху всей системы. Я полагаю, что бывают периоды, когда каждый волен оставаться пассивным наблюдателем процесса и не пытаться выскочить на ходу.

Неудачи в период биржевого краха изменили инвестиционные принципы Кейнса. В 1920-х годах он считал себя биржевым игроком, который, используя научный подход, спекулирует валютами и сырьевыми товарами. Он знал, что использование кредитного рычага может быть опасным, но считал себя достаточно ловким для того, чтобы обойти любое бедствие. Однажды, в период падающих цен, он даже должен был принять поставку пшеницы из Аргентины. Он начал строить планы, как разместить этот груз в часовне Королевского колледжа, но в конце концов, придравшись к качеству товара, смог отказаться от приема этого неудобного груза, зная, что его очистка займет примерно месяц. К счастью, к тому времени цена поднялась, и он закрыл позицию. Однако после 1930 года он разочаровался в торговле на сырьевых рынках, называя ее «игрой для дураков», потому что рациональный анализ там мог быть побежден «радикальной неопределенностью» случайных событий. После биржевого краха он сконцентрировался на акциях, ценность которых могла быть идентифицирована, и здесь он вел себя как долгосрочный фундаментальный инвестор. Тем не менее он всегда использовал кредитный рычаг, чтобы получить большую прибыль.

Поскольку в 1930-е годы фондовые рынки то повышались, то понижались, Кейнс решил следовать инвестиционной стратегии покупки, а не продажи в те периоды, когда инвесторы паниковали и цены упали. Следует идти против психологии толпы и покупать акции хороших недооцененных компаний с сильным руководством, которые не пользовались на рынке серьезным спросом. Он также решил концентрировать свои активы в немногих, тщательно исследованных акциях, которых он называл своими любимыми домашними животными, и продолжал держать выбранные позиции при любых обстоятельствах, предпочитая совершать сделки как можно реже. В 1932 году он покупал американские акции, в особенности привилегированные акции крупных коммунальных компаний, которые, как показывал его анализ, были сильно недооценены. Когда Южная Африка отказалась от золотого стандарта, он приобрел акции южноафриканского золотого рудника, которым управлял его старый знакомый. В 1930-е годы он также сделал немало очень успешных инвестиций по принципу «покупай и держи» в произведения искусства, манускрипты и редкие книги, поскольку цены на них сильно упали.

Однако, несмотря на свои благие намерения, Кейнс никогда не отказывался окончательно от своих рыночных предпочтений. На финансовых рынках он всегда был активным спекулянтом. Казалось, он не понимал, что использование кредитного рычага и его психические атаки, которые он обычно применял, когда цены падали, противоречили его новому инвестиционному принципу «покупай и держи». Кроме того, ему плохо удавалось распознавать наличие иррационального изобилия и развороты рынка после достижения ими своих пиков. Все это не могло не привести к тому, что он хорошо «попал» при наступлении очередного «медвежьего» рынка 1937-1938 годов.

Крупные ставки и инстинкт игрока

Вкладывал ли Кейнс свой капитал с таким азартом потому, что он нуждался в получении дохода? Судя по всему, его неинвестиционные доходы позволяли ему жить в достатке, но, возможно, не так роскошно, как он хотел бы. Кроме того, он любил азарт игры по-крупному. В своей самой важной работе «Общая теория занятости, доходности и денег» он применил следующую обличающую сентенцию. «Профессиональная биржевая игра невыносимо скучна и сверхтребовательна к любому, кто полностью лишен инстинкта азартного игрока; в то время как тот, кто обладает таким инстинктом, должен заплатить за свою увлеченность соответствующую цену». Кейнс любил биржевую игру, потому что она заставляла его мобилизовывать свой интеллект и интуицию в борьбе против рынков. Он был прав в том, что игра всегда невыносимо скучна и требовательна к тем, кто ее не любит. Я знал множество инвестиционных профессионалов, которые действительно не любили игру, и все без исключения они были в лучшем случае подмастерьями. Что касается использования неоправданно огромных кредитов, Кейнс отдавал себе отчет в том, что он делает, поскольку ему пришлось не менее трех раз: в 1920-1921, 1928-1929 и 1937-1938 годах– заплатить за свои пристрастия к высоким ставкам высокую цену.

Брак Кейнса оказался счастливым, и в 1930-е годы он стал вести еще более спокойный образ жизни. Но в то же самое время его работы становились все более креативными и важными. В 1936 году была издана «Общая теория занятости, доходности и денег». Книга должна была произвести огромный эффект. Он призвал экономистов стать практиками вместо того, чтобы быть сухими теоретиками. Мир в 1930-е годы характеризовался ужасным беспорядком, периодически разорялся депрессиями, дефляциями и необузданными инфляциями. Экономические катаклизмы стали первопричиной масштабных социальных беспорядков, которые расшатывали устои Европы и даже Соединенных Штатов. Кейнс предупреждал об этом в своих «Экономических последствиях мира», и теперь мир пожинал бурю, возникшую в результате политических ошибок. Проблема, к которой Кейнс обратился в своей новой книге, заключалась в вопросе, подходят ли унаследованные от прошлых поколений методы для лечения современных экономических болезней.