Текст книги "Благословенный Камень"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

К Абраму, сжимая в руках мотыги, бежали трое мужчин. Он с трудом их узнал. Братья запомнились ему мальчиками, он не мог представить их взрослыми. Теперь они стали мужчинами, здоровыми и красивыми. К удивлению Абрама, Калеб упал перед ним на колени и обнял ноги Абрама:

– О, счастливый день, вернувший нам брата! Мы думали, что ты умер!

– Поднимись, брат, – сказал Абрам, поднимая Калеба под руки. – Это я должен быть у твоих ног.

Они обнялись и заплакали, а потом и младшие братья приветствовали Абрама и, не таясь, плакали от радости.

– Я знаю тебя, парень? – спросил Молок и, щуря глаза, затянутые катарактой, пристально разглядывал Абрама. – Мне знакомо твое лицо.

– Авва Молок, – сказал он почтительно, – я Абрам, сын Чанах из дома Талиты.

– Абрам? А говорили, что ты умер! Для призрака, однако, ты слишком мясист! – Молок с важностью воздел руки и объявил, что остаток дня они посвятят веселью, хотя мог и не говорить этого, потому что люди уже выкатывали бочонки с пивом, несли на спинах только что зарезанных коз и овец, непонятно откуда появились ячменные лепешки, кувшины с медом, блюда с соленой рыбой и обилие фруктов. И не успели они поставить шатры, как воздух наполнился звуком флейт и трещоток вперемешку с веселыми голосами и смехом людей, узнававших и приветствовавшими друг друга.

Все было как в прежние времена.

К закату, казалось, собралось все поселение – вместе с пришедшими они разводили костры и пировали, обменивались сплетнями и новостями. Но два человека, которых Абрам высматривал в толпе, так и не пришли. Он боялся спросить своих братьев, что стало с Марит и жрицей Рейной.

И хотя здесь была его родина, Абрам остановился в караване – он еще не знал, что думают о нем в народе. Да, он не виновен в смерти Юбаля, но груз бесчестья все еще лежит на нем. Глядя, как братья весело жарят уток, приносят корзины с хлебом и мехи с вином, он не замечал ничего необычного. Они делились новостями, расспрашивали Абрама о его приключениях, шумно обсуждали его татуировку.

Наблюдая, как веселятся его старые друзья и соседи, позабыв на короткое время о своих тревогах, Абрам понял то, чего не понимал все эти годы: поселяне не знали о том, что это он украл каменное сердце Богини. Они также не знали, что он убежал из трусости и осознанно нарушил договор, который заключили Юбаль и сборщики морских ушек. Бесчестье и позор Абрама существовали лишь в его воображении, потому что, как говорил Хададезер, никто и понятия не имел, что с ним произошло. «Они думали, что меня убили или похитили или что я убежал с горя и где-то умер. Как я могу просить у них прощения, если они не знают, за что меня прощать?»

И еще он прочел в их глазах, обращенных к нему с надеждой: что они не хотят знать правду. У него сжалось сердце, когда он понял, что за время его отсутствия они пережили столько бед и несчастий, что признаться им сейчас в своих позорных поступках было бы с его стороны просто жестоко. Поэтому он рассказал им увлекательную историю, как, объятый горем, он заблудился, потерял память, потом его схватили и он пытался сбежать, – эпическое повествование, в котором были боги, чудовища, пылкие женщины и героические подвиги. Все нашли его рассказ не слишком правдоподобным, но весьма интересным, и, опустошая одни мехи за другими, никто и не подумал обвинить Абрама в событиях десятилетней давности. Что было, то прошло. Сейчас им хотелось просто выпить и повеселиться.

А потом братья рассказали ему свою грустную историю.

Пока его не было, их постигло много бед: мало того, что их грабили кочевники, на их долю несколько раз выпадало засушливое лето, а в один год налетела саранча и сожрала все посевы, так что многие семьи снялись с места и снова стали кочевать. В селении, некогда большом и процветающем, осталось всего несколько семей.

– Какой смысл сажать и выращивать урожай, если его все равно разворуют?

Он спросил о летнем урожае винограда, так как приближался день зимнего солнцестояния и время посещения священной пещеры. Но Калеб, с грустью покачав головой, сказал, что этим летом они собрали совсем мало винограда, – ровно столько, чтобы сделать изюм и продать его заходящим к ним путникам.

– Сюда приходят кочевники, разбивают лагерь и пожирают наш виноград. А что мы можем сделать втроем? Мы же не можем стеречь его день и ночь.

– А что же сыновья Серофии?

– После смерти Юбаля Марит вернулась в свою семью, – с горечью сказал Калеб, – и мы лишились поддержки ее братьев. Когда набежали кочевники, сыновья Серофии смогли защитить свои ячменные посевы, а вот наш виноградник был обобран дочиста. У нас два года ушло на то, чтобы снова вырастить хороший урожай, а потом налетела саранча и снова его сгубила. С тех пор мы едва можем сделать вино для себя, ну и совсем чуть-чуть остается на продажу.

Это были плохие новости, потому что на торговле вином и держалось все поселение, вино приносило людям благополучие, ведь из-за него люди перестали кочевать и обосновались здесь.

– Теперь все будет по-другому, – заверил Абрам братьев. – Мы сделаем так, что наш виноградник снова расцветет, а когда кочевники нападут в следующий раз, мы будем подготовлены. – Он уже мысленно разрабатывал план: он дает здешним мужчинам мех вина в обмен на то, что они будут сторожить по ночам виноградник.

– А где же жрица Рейна? – наконец осторожно спросил он, боясь услышать ответ.

Рейна присматривает за храмом, ответили ему. Богиня больше не выходит к людям, ее перестали носить по улицам города десять лет назад. Но она все еще там, как и ее верная прислужница.

Простившись с братьями, оставив их пировать у своего костра, Абрам поднялся и, покачиваясь, пошел через шумный лагерь. Сначала он пошел туда, где был когда-то виноградник Талиты, и был поражен, увидев в угасающем свете пасмурного дня, как он зачах и запустел. Его братья, как могли, огородили небольшой участок виноградника, остальная земля, бывшая некогда обширной цветущей плантацией, заросла сорняками. От деревянной сторожевой башни, стоявшей здесь когда-то, не осталось и следа, а на месте их прекрасного глиняного дома теперь расположился большой шатер из козьих шкур.

С нарастающим чувством тревоги Абрам пошел дальше по селению, в котором стояла тишина, потому что почти все его жители веселились в караване. Здесь он испытал еще большее потрясение. Они жили еще хуже, чем он думал. Дома изготовителя лампад Гури, шатер шести братьев, выделывающих лен, жилищ Луковых Сестер, зубодера Энока и повитухи Ли, каменных домов Намира и сборщика меда Ясапа – их больше не было. Поселение превратилось в кочевой стан времен их предков, по его виду никак нельзя было сказать, что люди живут здесь оседло.

Абрам чуть не упал, когда увидел Парталана, ловца ушек. Старик был один, он почти ослеп и влачил жалкое существование в травяном шатре, умудряясь как-то вырезать те жалкие ракушки, которые ему перепадали. Он заплакал, узнав Абрама, и не стал обвинять юношу в своих несчастьях.

– Жизнь – это страдание, – сказал Парталан. – А смерть – избавление. – Абрам вспомнил о подарке, который он привез Парталану: красивые раковины, предназначенные для резьбы, которые слепой старик только изуродует своими трясущимися руками.

Абрам покидал жилище старого резчика раковин, ощущая во рту привкус желчи. Он знал, что ничто не происходит просто так, на все есть свои причины. Озирая обнищавшее поселение и замечая печать беды на всем, что попадалось ему на глаза, Абрам знал, в чем причина. Во всем виноват Юбаль. Если бы не двуличие Юбаля, заключившего этот злосчастный союз, чтобы заполучить Марит, он мог остаться жив, и виноградник до сих пор был бы ухоженным, а селение – процветающим.

Сердце Абрама переполняла горечь. Ему нужно было посетить еще одно место: жилище Серофии. Марит.

Их дом из глины тоже исчез, по краям возведенного на его месте шатра виднелись обломки фундамента. Она стояла у входа, подбрасывая траву в печку, на раскаленных камнях поджаривались ячменные лепешки. Она не оглянулась, но Абрам почувствовал, что она знает, что он здесь.

За время его отсутствия формы Марит красиво округлились. Она уже не была худенькой, ее формы стали женственными, изгибы ее тела, казалось, были созданы для мужских ласк. Но не для него, решительно подумал он, потому что, хоть его сердце до сих пор болезненно сжималось от любви к ней, а тело жаждало ее прикосновений, воспоминание о той ночи, когда он увидел ее в объятиях Юбаля, было больнее тысячи ножевых ран. Он знал, что при каждом взгляде на нее он будет вспоминать о предательстве Юбаля, и каждый раз, ложась ней в постель и прикасаясь к ее телу, он будет видеть их в объятиях друг друга.

– Зачем ты пришел? – спросила она бесцветным голосом.

Абрам не знал, что сказать. Он думал, она обрадуется ему. Или хотя бы будет рада узнать, что он жив.

Она повернулась и окинула его тяжелым застывшим взглядом. Ее лицо, все еще округлое и красивое, было покрыто морщинками, а уголки губ опустились под бременем невзгод и разочарований.

– Я знала, что ты не умер, Абрам. Все говорили, что ты умер, но я-то знала, что случилось. Ты видел нас той ночью, меня и Юбаля. Проснулся и увидел нас, а потом убежал. Я ждала, что ты вернешься, а когда ты так и не вернулся ни через несколько дней, ни через несколько недель, я поняла, что ты убежал навсегда, и поняла почему.

– А что я должен был сделать? – воскликнул он с горечью.

– Ты приревновал меня к Юбалю, даже не узнав, что произошло на самом деле. Ты поспешил, осудив нас обоих. Ты решил, что мы с Юбалем наслаждались друг другом.

– Я видел это своими глазами!

– Абрам, тебе померещилось! Если бы ты посмотрел на нас еще мгновенье, ты бы увидел, что я вырываюсь из рук Юбаля, и услышал бы, как он называет меня именем твоей матери. Ты бы увидел, что он смутился и стал просить у меня прощения, а потом пошел к себе, а потом – он схватился руками за голову и упал на пол. Как можно было так не доверять нам? Своему авве и своей возлюбленной?

Он стоял, беспомощно моргая:

– Я думал…

– Думал, да не о том! – Она смахнула со щеки слезу.

Потрясенный услышанным, он смотрел на нее молча.

– Ни один мужчина не подошел ко мне после этого. Я стала отверженной, потому что они думали, что на мне проклятье и мужчины умирают, едва дотронувшись до меня. За все эти годы я не познала радостей плоти ни с одним мужчиной.

– Почему же ты не рассказала им правду? – прокричал он.

– А как можно заставить замолчать сплетников, Абрам? Люди верят тому, чему они хотят верить, правда это или нет. Ведь ты тоже поверил, – с горечью добавила она.

– Все эти годы, – хрипло прошептал он, – как же ты должна была меня ненавидеть!

– Сначала так и было. Но потом моя ненависть переросла в презрение. Пока другие думали, что ты умер, и молились за тебя, я помалкивала! Да и кто бы стал меня слушать? Женщину, на которой лежит проклятье! – Упершись в бока руками, она выставила вперед подбородок и с вызовом сказала: – Ты – единственный мужчина, с котором я была близка. А ты можешь сказать то же самое о себе, Абрам? Скольких женщин ты познал за эти годы?

Он лишь молча смотрел на нее, чувствуя себя глупцом, пытаясь припомнить всех своих женщин: торговок перьями, кочевниц, охотниц на бизонов, Фриду, племянниц Хададезера.

Она отвернулась от него и подкинула в печку еще травы.

– Десять потерянных лет! Мы с тобой прожили уже полжизни, Абрам. Твоя бабушка дожила до шестидесяти двух, но на ней было благословение богов. Никто так долго не живет. И все, на что мы можем теперь надеяться, так только на то, что проживем еще несколько лет сильными и здоровыми, пока не станем обузой для своих семей. А я буду обузой, потому что Богиня не дала мне детей. Я бесплодна, Абрам, а бесплодная женщина меньше, чем кто-либо другой, заслуживает пищу и кров. А теперь уходи. Жалей себя где-нибудь в другом месте. Здесь ты не найдешь жалости.

Он побрел назад, спотыкаясь, в темноте, потрясенный и смятенный. «Великая Богиня! – кричал он про себя. – Что я наделал?»

Его ноги привели его в то последнее место, которое он хотел посетить. Храм Богини стал меньше и скромнее того каменного дома, который он помнил, теперь он был сделан из дерева и травы и сообщался с хижиной, в которой жила жрица. Братья рассказали ему, что Рейна живет в большой бедности, хотя она все еще жрица Ал-Иари. Они рассказали ему, что ее изнасиловали кочевники, и она это очень переживала. Но самое главное – почти все отвернулись от Богини из-за того, что пропал синий камень, особенно после того, как на них напали кочевники, а потом налетела саранча, а потом выдалось засушливое лето, когда погибли все посевы. Люди обвиняли жрицу в том, что она неверно истолковала знаки, поэтому Рейне больше не приносили даров, как раньше, и она влачила жалкое существование.

Когда он вошел, она помешивала стоявшее на огне варево, добавляя в него травы. Волосы у нее поседели, но были аккуратно причесаны и заплетены в косы. Она больше не носила одежды из тонкого полотна, теперь ее худое тело прикрывала грязная юбка из ослиной шкуры. Она выглядела уставшей и разбитой. Абрам неожиданно растерялся. Он пришел к ней за утешением и советом, чтобы она вернула спокойствие в его жизнь. Однако жрица, видимо, нуждалась в помощи еще больше, чем он сам. Он не знал, что ей сказать, поэтому шаркнул ногой, чтобы она его заметила.

Она подняла голову, и у нее округлились глаза:

– Юбаль!

– Успокойся, госпожа жрица, – быстро сказал он. – Я не Юбаль и не его призрак. Я – Абрам.

– Абрам! – Взяв лампаду, она поднесла ее к его лицу. Он увидел темные круги вокруг ее глаз – печать возраста, которую наложили на нее прошедшие десять лет, – и впавшие щеки. Это его огорчило. Беды, постигшие это место, не пощадили даже жрицу.

Со слезами на глазах она всматривалась в каждую черточку его лица, внимательно разглядывала его длинные, заплетенные в косы волосы, его мужскую бороду, уже пробивающуюся на висках седину (хотя ему не было еще и тридцати). Она пожирала его глазами, рассматривая его широкие плечи и мощную грудь, потом снова подняла взгляд на его лицо, на мгновение задержалась на необычной татуировке и улыбнулась.

– Да, это Абрам. Теперь я вижу. Но как же ты похож на Юбаля! Я слышала про караван, но никто не сказал мне, что ты пришел вместе с ним. Заходи, мы выпьем, вспомним прошлое и возблагодарим Богиню за твое счастливое возвращение.

Она не спросила его, ни почему он ушел, ни где он был, ни почему вернулся. Казалось, она потеряла интерес ко всему. А может, думал он, за десять лет невзгод она научилась принимать все как есть и не задавать лишних вопросов. У нее не было вина, а пиво было разбавленным и пресным, но он принял его с благодарностью и сел подле нее у дымящей жаровни, потому что летняя ночь становилась все холоднее.

Рейна выпила, и его поразило то, что перед этим она не сделала возлияние Богине.

– Как приятно снова тебя видеть, Абрам, – произнесла она с теплотой в голосе. – Такое ощущение, как будто это Юбаль вернулся. Я ведь была влюблена в него.

Он был в замешательстве.

– Я не знал.

– Это было моей тайной. И хотя мы никогда не были близки, желание всегда жило внутри меня, поэтому, наверное, Богиня и наказала меня за то, что я нарушила свой обет целомудрия. После того как меня осквернили кочевники, физическое влечение и к Юбалю, и к другим мужчинам умерло во мне, и я поняла, что наслаждение, которое дарят друг другу мужчина и женщина, совсем не наслаждение, а боль.

Он смотрел в свой деревянный кубок, в котором осталось чуть-чуть пива с плавающими на поверхности соринками, и чувствовал, как сердце замерло у него в груди.

– Мне так жаль, – прошептал он, ощущая себя одиноким, как те пустоши, в которых обитал народ Бодолфа. – Как же так вышло, что наш народ постигло столько бедствий?

Она покачала головой.

– Я не знаю, я не могу даже сказать, когда это началось. Может быть, это началось с какой-то мелочи – кто-то наступил на чью-то тень или чья-то служанка разбила горшок, или кто-то оскорбил память предков.

– Я убежал, – сказал он.

Она кивнула, не отрывая взгляда от небольшого огонька масляной лампады.

– Я увидел нечто, что неправильно истолковал, и как последний трус…

Рейна подняла покрытую мозолями руку.

– Что было, то прошло. А завтра может вообще не настать. Так что надо жить сегодняшним днем, Абрам.

– Я пришел просить прощения.

– Мне не за что тебя прощать.

– Не у тебя, а у Богини.

Она удивленно посмотрела на него.

– Разве ты не знаешь? Богиня покинула нас. – Она сказала это просто, без малейшего Признака гнева, как будто он давно оставил ее. Это напугало его сильнее, чем если бы она обрушила на него свою ярость, как это сделала Марит.

Внезапно он осознал всю глубину своего преступления. Не разбитый горшок и не оскорбленный предок навлек беды на это место. Во всем виноват он, Абрам, сын Чанах, из рода Талиты. Это из-за него здешних людей постигли все эти бедствия.

– Великая Богиня, – побормотал он, и на глазах у него развернулась ужасная картина: как он несправедливо осудил Юбаля и Марит, как украл кристалл, а потом трусливо сбежал на север.

Вынув из-под туники филактерию, он развязал ее и вытряхнул камень на ладонь. Он протянул его Рейне, свет от лампы отразился в кристалле, и он засверкал, подобно звезде.

Она ахнула:

– Ты вернул Богиню домой!

– Нет, – сказал он. – Это она вернула меня домой. Покажи камень людям, чтобы они знали, что Богиня вернулась к ним.

Она заплакала, упав лицом в ладони, ее худенькие плечи тряслись. Потом собралась и осторожно, как бы боясь разбить, взяла у него камень.

– Я пока не буду им ничего говорить. Потому что найдутся те, кто вспомнит, что камень исчез в ту же ночь, когда исчез и ты, и подсчитают, что вернулся он одновременно с тобой. Я выжду нужный момент, а потом расскажу им про это чудо так, чтобы это не бросило на тебя никаких подозрений. Я построю для нее большой новый храм, лучше прежнего. Я устрою пиршество и объявлю всем, что Богиня вернулась к нам.

Абрам сказал:

– Я думал, что научился чему-то за годы своих скитаний, потому что повидал мир и других людей. Но теперь я понимаю, что я ничему не научился, что я так же жалок, как в тот день, когда торговки перьями взяли меня с собой на север. Все эти бедствия постигли вас из-за меня. Что я должен сделать, чтобы искупить свою вину и вновь вернуть нашему народу удачу?

Она положила свою ладонь на его руку:

– Ты уже успел почтить Юбаля? Ты должен это сделать, Абрам. Сейчас же иди к нему и помолись ему. Юбаль был мудр. Он подскажет тебе, что нужно делать. И, – добавила она дрожащим голосом, – благословит тебя за то, что ты вернул дух Богини, потому что теперь он принесет своим детям процветание.

Он уже хотел было идти, но остановился и спросил:

– У Марит нет детей. Ты можешь ей как-нибудь помочь?

– Она приходила ко мне, и мы пытались из года в год. Я давала ей амулеты и снадобья, подсказывала молитвы и заклинания, она ела плаценту и вдыхала дым. Но месячные приходят у нее каждый месяц. – Рейна прижала кристалл к груди, и на ее лице засияла улыбка, совсем как в прежние времена. – Но, может быть, теперь можно надеяться на лучшее, ведь Марит еще молода и пока может иметь детей.

Абрам вернулся в шатер своих братьев и нашел там фамильную нишу, на которой стояли маленькие статуэтки предков. Статуэтка Юбаля была сделана в виде волка, и Абрам вспомнил о подаренном ему Юбалем волчьем клыке. И он сказал своему любимому авве: «Все те дни и ночи, что я убегал все дальше на запад, проходя через чужие враждебные места, я думал, что меня охраняет дух волка. Но теперь-то я знаю, что это ты, авва, был рядом со мной, направлял меня, оберегал меня. – Он взял в руки крошечного каменного волка и поцеловал его. – Я клянусь тебе, авва, пред твоей душой и пред душами наших предков, что я исправлю все то зло, которое навлек на наш народ».

Ему приснился сон, в котором с ним говорил Юбаль. Юбаль держал в руках синий камень Богини и говорил: «Ты должен построить укрепления вокруг поселения. Стену и башню». «Тогда я должен нарубить деревьев», – во сне ответил ему Абрам. – «Не деревянные. Укрепления нельзя строить из дерева, потому что дерево горит». – «Тогда из глины. Я немедленно примусь за работу». Но Юбаль только покачал головой: «Глина растворится под дождем». Он отдал синий камень Абраму: «Вот из чего ты должен их построить. Стены должны быть такими же прочными, как сердце Богини».

Проснувшись, Абрам знал, что он должен делать.

Позавтракав хлебом с пивом, он надел меховые штаны и ботинки, оставшись голым по пояс. Затем, не дожидаясь, когда солнце поднимется над восточными утесами, он взял с собой ослов Хададезера и поднялся на ближний холм. Небо заволакивало тучами, и дул холодный ветер. Абрам работал весь день. Он голыми руками разрывал землю и, пыхтя от натуги, вытаскивал тяжелые камни и валуны. Час за часом он усердно вырывал камни и грузил их в корзины, висевшие на боках у его ослов; вернувшись же в поселение, он сразу же направился к источнику, где высыпал содержимое корзин на землю. Затем, не сказав ни слова изумленным зевакам, развернулся и пошел обратно в горы.

Он приходил и уходил, до изнеможения работая под пасмурным небом, молча, ничего не объясняя, приносил валуны и камни к источнику, где на это уже собрались поглазеть поселяне. Так он проработал до ночи, не обменявшись ни с кем ни единым словом – уводил ослов из селения, а потом возвращался с камнями и валунами. Его сопровождала лишь Собака, преданно трусившая рядом.

Ночью Абрам в изнеможении упал в свою постель, поспал совсем немного, поднялся до рассвета, чтобы накормить животных, погладил их, пошептал им на ухо и снова повел их в горы.

На этот раз за его странными действиями наблюдало еще больше людей. Кто-то приволок к этому место бочонок с пивом и продавал соломинки. Мужчины начали биться об заклад на то, зачем Абрам совершает эти безумные действия. Натаскал к бурлящему источнику груду камней. Он что, с ума сошел?

Когда они наконец стали спрашивать его, что это он делает, Абрам ничего не ответил. Его лицо выражало мрачную решимость. Он отрывался от работы лишь затем, чтобы окунуть руки в источник, но ободранные ладони все равно кровоточили. Когда пришли Калеб и остальные братья, Абрам не стал с ними разговаривать. Только после того, как он построит стену и башню, он получит прощение своих грехов.

Он работал до изнеможения, без отдыха и почти без пищи, пока наконец не свалился возле источника, рядом с грудой камней.

Зеваки побоялись подойти к нему, потому что думали, что он одержимый. Когда прибежала Марит и увидела, что он лежит в грязи без сознания, она плюнула в их сторону и сказала:

– У вас что, совсем не осталось ни совести, ни чести? Вы не хотите помочь своему другу?

Вышел Калеб и помог ей отнести Абрама в ее шатер, где они уложили его на ее постель, на женской половине шатра. Ее братья, пришедшие с ячменного поля на обед, презрительно посмотрели на своего старого соперника, но затихли при виде гневного выражения на лице своей сестры.

– Забирайте свой хлеб и отправляйтесь работать, – сказала она, и они послушно ушли, потому что с тех пор, как умерла их мать и Молок слегка тронулся умом, главой семьи стала Марит.

Марит отмыла руки Абрама и, приложив к ним целебную мазь, обвязала их льняными лентами. Она отерла его лицо, вымыла руки и ноги, и слезы лились у нее из глаз на его обнаженное тело. Она осыпала его проклятьями и говорила, что он слишком часто смотрел на луну, но он был изможден, кожа у него приобрела сероватый оттенок, и она понимала, что это демоны заставили его откапывать в горах валуны. Собака улеглась у него в ногах, и Марит никак не могла ее выгнать.

Когда Абрам проснулся, Марит гладила его по голове со словами:

– Абрам, я никак не могу понять, что со всеми нами произошло, почему Богиня послала нам такую судьбу. Я всего лишь простая женщина. Но в одном я уверена – в том, что люблю тебя. – Она легла рядом, и еще слабый Абрам притянул ее к себе. Он уже чувствовал, что удача возвращается к ним.

На следующее утро его разбудили радостные возгласы.

– Что происходит?

Марит причесывала и заплетала волосы. Она улыбалась ему, ее лицо снова помолодело.

– Рейна сказала, что сердце Богини вернулось. – И она радостно нырнула в его объятия.

Когда Абрам достаточно окреп, он снова стал собирать камни для постройки стены и башни, и Марит сопровождала его – она несла две корзины. К полудню к ним присоединились Калеб и два других брата. И на них все так же глазели поселяне.

На третий день пришел с корзиной Намир, а с ним – четверо его племянников. К ночи каменная гора выросла до весьма внушительных размеров.

Когда Абрам проснулся на следующий день, мужчины и юноши уже вовсю работали – уходили и приходили в селение, сваливая камни и вновь возвращаясь в горы. Вид синего камня в груди Богини придал бодрости жителям Места у Неиссякаемого Источника и заново их обнадежил.

Абрам приказал вырыть ров, чтобы заложить фундамент для стены. Женщины, подоткнув юбки, тоже помогали, разрыхляя землю палками-копалками и вычерпывая ее корзинами. Вырыв длинный ров вдоль источника, они тут же решили, что должны жить внутри стен, поэтому стали делать кирпичи, и вскоре уже все поселяне стали заново отстраиваться, вновь почувствовав покровительство Богини. Они усердно трудились всю зиму и весну, а на сооруженных из дерева временных сторожевых башнях стояли мальчики, высматривая кочевников. Они уже начали закладывать первый ряд камней.

Абрам нанимал людей, чтобы сторожить виноградники, и расплачивался с ними вином. Его братья вернули виноградник к жизни, он снова зацвел и давал плоды. Другие жители также помогали им ухаживать за виноградником – выпалывали сорняки и подрезали лозы, удобряли его и поливали – потому что все любили вино, а воров разгоняли палками и дубинками.

А затем произошло два чудесных, неожиданных для Абрама события.

Первое случилось после того, как исчезла Собака. Абрам переживал несколько дней, пока однажды утром она не появилась на пороге, с застрявшими в шерсти колючками, которые собрала в ближних горах, и не рухнула в изнеможении у его ног. Через некоторое время Абрам заметил, что у нее начал расти живот, а еще немного погодя она ощенилась.

Потом произошло второе чудо.

– Я беременна, – сказала Марит с таким изумлением в голосе, будто узрела лик самой Богини.

Это и в самом деле было чудом, это был знак, что Богиня вновь покровительствует своему народу. Но в ту ночь, когда Абрам с Марит обменивались нежными ласками, в голову ему закралась какая-то неясная мысль, похожая на прозрачную бабочку, беспокоящую и дразнящую, которую он никак не мог поймать.

В то лето, когда они закладывали вдоль источника ряды камней и возводили внутри этого круга дома из глины, а под руками каменщиков уже начала подниматься крепкая башня, виноградник Абрама дал обильный урожай, и все на какое-то время оторвались от строительства, чтобы давить виноград.

Процессию в священную пещеру возглавили Рейна вместе с Богиней, и, когда они приблизились к ней, подул ветер, влекущий и нежный, наполненный свежестью и ароматом. Абрам остановился, окинул взором простиравшуюся до берегов Мертвого моря равнину, и у него возникло странное ощущение, что до него доносится чье-то душистое дыхание. Его волосы и бороду трепал летний ветерок, и солнце отражалось от поверхности Мертвого моря снопом золотых лучей. Все вокруг казалось нереальным. Внезапно он услышал громкое гудение насекомых, и мир расцвел необыкновенно яркими красками, как будто окружающая его природа о чем-то хотела рассказать.

Он дал знак процессии остановиться у основания утесов и посмотрел, прищурившись, на затененный вход в пещеру. И снова поразился, как поражались до него несколько поколений его предков, как она похожа на чрево женщины. И в чрево Матери Земли они занесут виноградный сок и расставят его на выдолбленных полках, где он будет храниться в безопасности в темноте, пока Богиня начнет совершать с ним волшебное превращение, наделяя сок жизнью, превращая его в вино.

И пока Абрам рассматривал пещеру, где-то в глубине его сознания вновь запорхала неуловимая бабочка, сводившая его с ума: это была не до конца оформившаяся мысль, которую он должен был вот-вот ухватить. Но как он ни старался, она все время ускользала от него.

После того как мехи с вином отнесли в пещеру, люди вернулись в поселение, чтобы продолжать строительство стен и домов из глины. Но Абрам никак не мог сосредоточиться. Он помогал смешивать глину с соломой для кирпичей, следил за тем, как идет строительство каменной стены, и вместе с другими возводил внутреннюю лестницу башни, и все это время какая-то часть его сознания пыталась поймать нечто неуловимое, не дававшее ему покоя.

А потом как-то вечером, когда он сидел в беседке, а Марит мяла на ужин турецкий горох с луком, он уронил взгляд на Собаку, кормившую своих щенят. И его поразил факт, на который он прежде не обращал внимания: четверо щенков были белыми, как и она сама, а остальные двое – серого окраса, как у диких волков с соседних холмов.

И Абрам впервые задумался над тем, как ей удалось забеременеть. Собака пришла с ним из земли, которая находилась далеко от того места, на которое распространяется власть луны. Она пришла с ним из земли бога Северного Оленя. Неужели сила плодородия бога Северного Оленя простирается так далеко? И потом, как дух волка проник в чрево Собаки?

И, глядя на Марит, которая была уже на большом сроке беременности, Абрам погрузился в размышления, пытаясь найти ответ на вопрос, а как вообще зарождается новая жизнь? Бодолф и его народ считали, что это дух Северного Оленя. Хададезер верил в то, что это делает дух быка. А народ, живущий в Месте у Неиссякаемого Источника, знает, что жизнь порождает луна. Но, может быть, существует иная, более могущественная и всеобъемлющая сила, чем сила северных оленей, быков и освещающей твою землю луны? Он снова вспомнил о винной пещере и о виноградном соке, хранящемся в ее плодородном мраке, который превращается из сока в вино и оживает с помощью Богини. И снова чуть не поймал эту неуловимую мысль, эту назойливую бабочку.

В течение следующих недель Абрам уходил в дальние луга и пустынные каньоны, где предавался уединенным размышлениям. Он метался и ворочался по ночам, его мучили странные сны – он видел Бодолфа и Эскиля, Юбаля и себя самого, Хададезера и сыновей той женщины, с которой он жил много лет. Просыпаясь, Абрам не мог истолковать свои сны. Но однажды осенью, удалившись, как обычно, от людей, Абрам вместе с Собакой, преданно бежавшей за ним по пятам, пошел к пруду. Присев на корточки, он заглянул в пруд и увидел, что из воды на него смотрит Юбаль. И тут он понял смысл своих снов: молодые мужчины внешне похожи на старших.