Текст книги "Один-единственный"
Автор книги: Барбара Бреттон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
– Ну, не заставляй нашу милую девочку огорчаться, Эрик. – Тихий голос Джулианы звучал сладко и мелодично, словно весенний дождик. – Ты же знаешь, она совершенно не в состоянии долго хранить секреты.
Эрик встретился глазами с Джулианой, и Изабель нахмурилась, заметив взгляд, которым они обменялись.
– Что-нибудь не так? – спросила она.
Серьезное выражение лица Эрика тут же растворилось в милой улыбке, которую Изабель так хорошо знала и так любила.
– Дорогая девочка, – обратился он к ней, заключая принцессу в кольцо своих рук, – тебе не о чем волноваться.
Смех Джулианы слился с его смехом.
– О, она всегда была чересчур любопытна. Боюсь, нам даже не удастся подготовить сюрприз к дню ее рождения, ведь она на каждом шагу будет задавать нам вопросы!
Изабель тут же расслабилась, зарывшись лицом в мягкую шерсть свитера Эрика. «Ну и гусыня, – подумала она. – Успокойся, все совершенно замечательно!»
Мэксин никак не могла точно понять, что именно ее тревожит, но каким-то шестым чувством предвидела надвигающуюся беду. В прошлую ночь она почти совсем не спала. Каждый раз, едва сомкнув глаза, пожилая женщина снова и снова просыпалась и садилась в постели. Какой-то непонятный страх заставлял ее сердце бешено колотиться, и оно едва не выпрыгивало из груди. Она не знала точно того часа, когда гончие псы из преисподней примчатся из-за гор, но уже слышала топот их лап так же явственно, как слышала завывания дьявола в ту памятную ночь, когда погибла принцесса Соня.
О, как отчетливо она запомнила тот страшный вечер! То было шестнадцать лет назад, в первое полнолуние после осеннего равноденствия. На улице бесновался ветер, и дождь злобно хлестал землю.
– Вам не надо бы выходить из дому, мадам, – умоляла она Соню, одновременно помогая принцессе одеваться. – Сегодня ночью темные духи так и рыскают по земле.
Соня лишь рассмеялась своему отражению в треугольном трюмо и закрепила бриллиантовый гребень на высоко зачесанных волосах.
– Все-таки ты истинная ирландка, Мэксин. Но не беспокойся, этот маленький дождик мне не повредит.
Резкая вспышка драгоценных камней в полумраке комнаты заставила гувернантку вздрогнуть.
– Но меня беспокоит вовсе не дождь, – сказала она, поправляя локон, выбившийся из эффектной прически принцессы, – а нехорошие ощущения.
Соня снова рассмеялась, на сей раз немного хриплым смехом.
– Ах, избавь меня от своих ощущений. Мне о них все известно. – Она поднялась с низенького стульчика перед трюмо. Гибкая, грациозная, элегантная. Соня имела в жизни все, чего не дано было Мэксин: красоту, богатство и всеобщее обожание. – Кто бы обратил внимание на мои ощущения, – добавила она, – хотя бы для разнообразия.
Мэксин всегда казалось, что все вокруг как раз слишком много носятся с переживаниями бессердечной принцессы Сони, но, разумеется, гувернантка прикусила язык. Живя в королевской семье, быстро привыкаешь держать свое мнение при себе, по крайней мере до тех пор, пока не окажешься в комнате для прислуги, среди равных. Будучи неисправимой ирландской бунтаркой, Мэксин никогда не склонялась к монархизму, и даже тесное общение с такой ничтожной королевской фамилией, как правящий дом Перро, не перевернуло ее мировоззрения. Принадлежность к королевской крови – это всего лишь случай рождения, считала она. Один вытащил счастливый билет, родившись во дворце, другому не так повезло – он появился на свет в квартире без горячей воды. Но Мэксин знала, почему она здесь работает. Ей неплохо платили за услуги, к тому же она любила малышек принцесс. Ах, если бы их родная мать способна была на такие же эмоции!
А дождь отчаянно молотил в окно парижской гостиницы, и жестокий ветер трепал изящные деревца на тротуаре. В своем облегающем черном платье Соня встала у окна и, приподняв голову, залюбовалась ураганом.
– Как это прекрасно, – прошептала она дрогнувшим голосом. – Бесподобно.
В ту минуту Мэксин и предположить не могла, отчего так волнуется ее госпожа.
– Мадам, – не удержавшись, начала она, – я умоляю вас изменить свои намерения...
Глухое рычание мощного мотора у обочины дороги поглотило слова гувернантки, и в ту же минуту принцесса вышла из комнаты.
Даже сегодня, после стольких лет, Мэксин без труда воскрешала в памяти образ Сони. Ах, как восхитительна она была в своем черном платье! В тот вечер она в последний раз пробежала по залитому потоками воды тротуару и села в спортивный автомобиль, спрятав за гладкой дверцей свои прекрасные ноги. Такая молодая. Такая глупая. И такая ужасно, невыносимо эгоистичная. Мэксин замечала долю эгоизма и в обеих дочерях Сони. Последние пятнадцать лет она неустанно боролась с этой их фамильной чертой. И хотя именно Изабель была внешне точь-в-точь похожа на мать, именно Джулиана, красивая, как коробочка из-под конфет, светловолосая и миловидная, унаследовала основной порок принцессы Сони. Проницательный глаз Мэксин различал под нежной внешностью Джулианы некое жесткое хладнокровие и алчность, и гувернантка сильно беспокоилась. Ведь именно эти черты характера гораздо живее напоминали ей покойную принцессу, чем жгучая красота, унаследованная младшей девочкой.
Прошлой ночью Мэксин впервые подумала о некоем проклятии, возможно, поразившем эту семью. Она стояла в дверях бального зала, наблюдая, как Изабель танцует с Оноре Малро. Глядя на свою любимую девочку, кружившуюся возле этого престарелого мужчины, она отчего-то сильно заволновалась. И сама не могла толком объяснить причину. В памяти вдруг ожили те времена, когда всюду только и разговоров было что о проклятии рода Перро. Все газеты и развлекательные журналы наперебой писали о цепи трагедий, поразивших королевское семейство, отводя этим материалам множество своих полос.
Гибель жены Бертрана и трагедия с женихом его сестры вновь подлили масла в огонь местных сплетен. Мэксин, к своему стыду, вспомнила, как жадно тогда прислушивалась ко всем пересудам вокруг несчастья, постигшего принцессу Элис, повеса-жених которой утонул в лодке. Несколько лет спустя, столкнувшись с Элис в замке, Мэксин ужаснулась, что еще не так давно развлечения ради читала в газетах и слушала сплетни о горе этой женщины.
«Ну вот, то молодишься из последних сил, а то вдруг углубляешься в дебри воспоминаний, точно древняя старуха», – пожурила она себя. Нет, в самом деле, лучше уж выбросить из головы все дурные мысли. Сегодня предстояло еще немало сделать, ведь в замке было полно гостей, съехавшихся на празднества.
Мэксин поспешила вниз, чтобы забрать пачку поздравительных писем, на которые она должна была ответить за принца Бертрана. Проходя мимо библиотеки и ее огромных окон, обращенных в сад, она вдруг остановилась и замерла у одного из них, внимательно вглядываясь вдаль.
На смотровой площадке виднелись фигурки двух принцесс и этого смазливого мальчишки, сынка Оноре Малро. Ангельски светящаяся в своей светлой шубке Джулиана что-то оживленно рассказывала, а Изабель в это время не сводила своих темных горящих глаз с Эрика. Даже с такого расстояния Мэксин смутно почувствовала некую напряженность атмосферы. Слепящие лучи солнца мешали ей разглядеть выражения лиц этой троицы, но было в их позах что-то такое... Мурашки настоящего ужаса поползли по спине Мэксин.
– А ну-ка возьми себя в руки, старушка, – вслух произнесла ирландка. – Взгляни на них спокойно и убедись наконец, что все в порядке.
Она достала очки из вместительного кармана своего синего шерстяного жакета. Ну конечно, в другой ситуации можно было обойтись и без них, ведь ей всего-то пошел шестой десяток, и до глубокой старости еще далеко. Однако сейчас ее слепило солнце, его прямые лучи оставляли ореол на тонированных стеклах окна. Надев очки и прищурившись, Мэксин снова обратила свой взор в сад. Ага! Вот теперь она отчетливо видит всех троих. Эрик обнимал Изабель за плечи. Изабель смотрела на него снизу вверх так, словно он был центром Вселенной, олицетворяя для нее и солнце, и луну, и все звезды на небесном своде. Это он-то, довольно заурядный, если сказать по правде, юноша.
Мэксин вздохнула. Трудно было ошибиться, увидев взгляд ее любимицы. Так и есть, этому красавчику Изабель отдала свою самую главную драгоценность. Правда, теперь все говорят, что девственность уже не столь важна и что только дурочки продолжают беречь крохотный кусочек тонкой пленки, но Мэксин считала иначе. Для мужчин, полагала она, очень важно быть именно первым. Пусть дамы что угодно говорят о своем равенстве и свободе, но когда дверь спальни закрывается за молодоженами, мужчина предпочитает думать, что именно он обучит свою невесту таинствам брака.
Поначалу Мэксин показалось, что Джулиана смотрит на сестру и ее молодого поклонника с ласковой благожелательностью старшей и более умудренной. Но, присмотревшись внимательнее, она увидела, что улыбка Джулианы вдруг стала злой, готовой полоснуть точно лезвие, а движения – нервными и резкими. Боже правый! Кажется, она тоже смотрит только на Эрика!
Мэксин сняла очки и выпустила дужку из пальцев. Очки беспомощно повисли на длинном шнурке. Нет, этого не может быть! Ну конечно, она ошиблась, как ошибается цыганка, гадающая на кофейной гуще, если выпьет перед этим слишком много горячительного. Не нужно им это противостояние. Не выйдет из него ничего хорошего. Ой, не выйдет!
Глава 4
Изабель с наслаждением провела бы весь день здесь, на смотровой площадке, обнимаясь с Эриком, но вдруг, сама не заметив как, очутилась на высокой террасе позади дворца. С этого наблюдательного поста она следила за группой гостей, соревновавшихся в стрельбе по глиняным фигуркам.
Ободряющие крики болельщиков, треск ружей и взрывы веселого смеха нарушали альпийскую тишину. Любимый отцовский пес Корджис, подарок королевы Елизаветы, вторил людскому веселью шумным лаем. Изабель вздохнула и прижала коленки плотнее к груди. Сама она была безнадежной неумехой во всем, что касалось пистолетов и ружей. Ей ненавистно было ощущение, когда холодная смертоносная сталь давит на плечо и прислоняется к щеке, а глядя в прицел, она и вовсе чувствовала себя преступницей. Одна только мысль о необходимости нажать на спусковой крючок заставляла принцессу вздрагивать и съеживаться. Джулиана же, напротив, была мастером в стрельбе. Да и не мудрено. Ведь пока Изабель торчала в своем закрытом пансионе, ее старшая сестра оставалась подле отца, обучаясь всяким необходимым для жизни в Перро вещам.
– А здорово у нее получается, да? – произнес низкий мужской голос после того, как Джулиана сшибла очередную глиняную птичку.
Изабель нахмурилась. Никак, снова Бронсон.
– Здорово, – выдавила она из себя. Интересно, почему все так интересуются успехами ее сестрицы в ружейной стрельбе? – Очень здорово.
– Ну а вы-то почему не со всеми? Разве вам не должно исполнять монархический ритуал?
Принцесса не ответила.
– Стрелять, небось, не умеете? – продолжал допытываться навязчивый американец.
– Умею, конечно, – хмыкнула Изабель. – Ничего сложного в этой штуке нет. – Она бросила презрительно: – А вы-то сами любите стрелять?
– Только если надо убить, – ответил он. – Не люблю зря переводить патроны.
«Уж если кто и кровожаден, так это Бронсон, – подумала она. – Это факт».
– Так почему же вы тогда не внизу, не рядом со своим дружком? – бестактно поинтересовался он.
Принцесса указала глазами на Грету Ван Арсдален, скучавшую подле какого-то бизнесмена из Киото:
– Я могла бы спросить вас о том же.
Улыбка даже не дрогнула на его губах. На лице были написаны полное спокойствие и железная уверенность в своей непогрешимости.
– Ошиблись. Между мной и Гретой ничего серьезного нет.
– Полноте, мистер Бронсон. За завтраком она ясно дала понять, что вы близко знакомы.
– Я же не утверждаю, что прошлой ночью мы не занимались с ней сексом. Я сказал только, что между нами ничего нет.
К превеликой досаде Изабель, щеки ее вспыхнули.
– Но вы же... Я хочу сказать, вы сказали...
Бронсон измерил ее взглядом с головы до пят, но не похотливо, а как старший, как учитель неразумную ученицу.
– Я все время забываю, что вы еще ребенок, принцесса. Что ж, я объясню, если вам не ясно. Видите ли, секс и любовь – это разные вещи. – Он сделал паузу, и его живые зеленые глаза заискрились улыбкой. – Во всяком случае, так должно быть, если вы правильно делаете и то и другое.
– Неслыханно!
– Зато правда. Очевидно, принцессы плохо представляют себе, как и чем живет этот мир, но чем раньше вы получите несколько самых необходимых для реальной жизни уроков, тем лучше для вас.
– Жаль мне вас, мистер Бронсон, – сказала Изабель, отворачиваясь от своего собеседника. – Должно быть, вы жутко одиноки.
Некоторое время они в молчании наблюдали за соревнованием Джулианы и принца Бертрана. Светлые волосы сестры были стянуты сзади в толстую блестящую французскую косу, свободно свисавшую между лопаток. Ее личико в форме аккуратного сердечка выражало милое усердие прилежной ученицы, когда она слушала советы отца. Потом Джулиана легко подняла ружье и прицелилась. Глиняная птичка покачнулась и упала на землю.
– Вы такой же отменный стрелок, как и ваша сестра?
Изабель молча покачала головой. Смех Джулианы донесся до их террасы, красивое лицо отца осветила широкая улыбка, и ревность, давняя неотвязная спутница Изабель, вновь зашевелилась в ее груди. А когда Эрик, выйдя из-под тенистых деревьев, встал рядом с Джулианой; у нее едва не перехватило дыхание. Бертран в это время отошел в сторону, словно играя по сценарию. Во всей этой сцене было что-то буднично неизбежное, и принцессе стоило больших усилий сохранить спокойствие.
– Ах, какая пара! – отметил Бронсон.
Изабель не соизволила даже поглядеть в его сторону. Ну и тактичен же этот американец, черт бы его побрал! Эрик и Джулиана действительно составили ошеломительно прекрасный дуэт. Надо было быть абсолютно слепым, чтобы не восхититься, глядя, как две золотоволосые головы близко склонились друг к другу, – Эрик помогал принцессе перезарядить ружье. Какие нежности – ее сестра вполне в состоянии самостоятельно переломить ствол и вставить новый патрон, зло отметила про себя Изабель.
– Я знаю, сейчас вы мне не верите, – продолжал Бронсон неожиданно ласковым голосом, – но однажды вы поразитесь, узнав о нем правду.
– Я люблю его, – ответила Изабель, – и буду любить до самой смерти.
– Ну как же, конечно, – съехидничал Бронсон.
– Вы-то ничего не знаете, – вспыхнула принцесса, – вам просто не дано испытать настоящую любовь.
– Полно, вы сами не верите своим словам.
– Почему же, верю.
– Ну да и, небось, почитаете месье Малро своим рыцарем в сверкающих доспехах?
Девушка замялась. Она действительно думала об Эрике именно так, как сказал Бронсон, но колкая ирония его слов не прошла мимо ее ушей.
– Вы как-то странно об этом говорите. Но почему же вам так трудно поверить, что два человека могут полюбить друг друга?
– Продолжайте, принцесса, – в раздражении потребовал Бронсон. – Скажите еще, что будете жить с ним долго и счастливо.
– Будем! – яростно выпалила она. – И запомните мои слова, мистер Бронсон, пройдет не так уж много времени, как вы будете танцевать на моей свадьбе.
– Отлично, – парировал американец, – если повезет, то, может быть, даже с вами.
– Мерзавец! – Изабель захлебнулась от ярости. Ей вдруг захотелось поскорее стереть эту самодовольную ухмылку с его лица. Она уже подняла руку, чтобы дать ему пощечину, но вдруг ахнула – Бронсон ловко схватил ее за запястья и завел обе руки за спину. Еще не хватало, чтобы этот наглец бросил ее через высокие перила вниз!
Она уже подумывала, не ударить ли его ногой по голени, но угрожающе выдвинутая вперед нижняя челюсть разъяренного американца заставила ее передумать.
– Мне больно.
– Знать бы, что это поможет, я бы перебросил вас через колено да всыпал бы вам хорошенько.
– Боже мой, какой вы грубиян! – воскликнула Изабель, надеясь, что голос не выдал ее страха. – Не мудрено, что ваши любовницы предпочитают держаться от вас подальше.
– Он обыкновенный повеса, – не обращая внимания на слова Изабель, продолжал Бронсон. – Таких, как он, тысячи за игорными столами в Монте-Карло!
– А таких, как вы, миллионы на каждом углу Манхэттена, – Черт бы побрал эту дрожь в голосе! – Почему вы так грубы? Что в конце концов я вам сделала, что вы со мной так обращаетесь?
– Ничего. Просто я ненавижу стоять и смотреть, как люди делают глупости.
– Любить Эрика – не глупость!
– Но это не любовь, принцесса, вам только так кажется.
– Вы не можете ничего знать о том, что мне кажется, а что нет. И вообще я...
Быстрым движением Бронсон вдруг склонился к ней и жадно припал губами к ее губам. В этом поцелуе не было ни капельки нежности, ничего сладкого и романтичного, но пламя его неожиданно оказалось невообразимо жгучим. Изабель не успела даже подумать о том, есть ли у него право на такой поступок. Внутри у нее, отзываясь на жар его губ, всколыхнулось что-то теплое и заставило на миг позабыть обо всем на свете.
Губы Бронсона были жесткими и властными. Он требовал всего, ничего не предлагая взамен, и Изабель, к ее величайшему удивлению, не могла сопротивляться ему.
Если бы не неожиданность этого нападения, гордая принцесса ни за что не позволила бы таких вольностей.
И если бы руки ее не были так надежно упрятаны за спину, она непременно оттолкнула бы его.
И если бы он...
– Это ваш голос я слышу, мистер Бронсон? Нам надо поговорить.
Ощущения от жаркого поцелуя уступили место настоящей панике, как только Изабель услышала отцовские шаги на каменных ступеньках, всего в каких-нибудь тридцати футах от балкона, на которой они стояли с Бронсоном.
– Ну вот, вы поняли, что я имел в виду? – Бронсон отпустил ее так же неожиданно, как и обнял. Изабель поспешно приводила себя в порядок. – Простая похоть, – добавил он с какой-то всезнающей улыбкой. – Вы и сами с трудом отличаете эти ощущения – одно от другого, не правда ли?
– Заткнитесь вы, – прошипела в ответ девушка. – Вот расскажу сейчас отцу, что вы тут вытворяете. Он просто вышвырнет вас с этого балкона.
– Что? Чувствуете себя виноватой, принцесса? А разве Малро...
– Ага, значит, я не ошибся, мистер Бронсон. – Величественная фигура Бертрана появилась на террасе. В своих темно-зеленых плисовых брюках и кофейной замшевой куртке он выглядел скорее каким-то деревенским барином, нежели правителем Перро. Изящная ирландская шапочка, сувенир из последней его поездки в Дублин, красовалась поверх седой шевелюры. – А-а, и Изабель тут. – Он подарил дочери одну из своих самых обаятельных улыбок. – Джулиана не говорила мне, что ты тоже наверху. – С этими словами Бертран приблизился к принцессе, прямо-таки излучая отеческое тепло и заботу. – У тебя щеки горят, дорогая. Тебе не холодно?
– Н-нет. – Изабель с трудом перевела дух, старательно избегая смотреть в глаза Бронсону. – Мы, то есть я, просто... – Голос ее, не дозвучав, рассеялся по ветру, впрочем, как и внимание ее родителя. Изабель впервые в жизни порадовалась, что не может долго вызывать у него интерес к своей персоне.
– Принцесса объясняла мне некоторые новые способы охоты с капканом, – пришел на помощь невозмутимый Бронсон. – Надо сказать, что она самоотверженный учитель.
Отец милостиво улыбнулся:
– Моя дочь все делает с большим энтузиазмом.
– Я заметил.
Нет, Изабель не могла вынести этого! Она подняла глаза на Бронсона, но выражение его лица было так же спокойно, как и голос. Не приходится удивляться его успехам в бизнесе, если он так лихо врет!
– ...Точно как моя покойная супруга, – продолжал между тем Бертран. – Настоящий огонь, целая лавина чувств...
Темные брови Бронсона высоко взметнулись, и Изабель затаила дыхание. «Только ничего не говори, – молча молила она американца. – Один вопрос о моей матери, и отца уже не остановить».
Но принц Бертран тряхнул головой раз, потом другой, словно для того, чтобы вернуться к реальности, и наконец обратил все внимание на заокеанского гостя.
– До начала охоты у нас еще есть немного времени, – сказал он, своим неповторимым обаянием вызывая Бронсона на ответную улыбку. – Вы, кажется, хотели поговорить со мной о чем-то важном?
Американец быстро переключился на деловую волну – точно «мазерати» ловко вписался в крутой поворот.
– Да, об очень важном деле, – отозвался он, не выказав при этом ни малейшего подобострастия, с которым большинство мужчин обращалось к владетельному принцу. – Дайте мне час, и я изложу вам суть.
Бертран поморгал и изумленно поглядел на Изабель.
– Прямота и решительность американцев способны смести любые преграды, не так ли?
Изабель сильно прикусила внутреннюю сторону щеки.
– Вполне, – ответила она через секунду.
– Тогда встретимся в библиотеке, – сказал принц своему гостю.
– Только захвачу свой портфель, – отозвался Бронсон, – и присоединюсь к вам через пять минут.
– Если не возражаете, моя дочь тоже поприсутствует при разговоре.
Изумрудные глаза Бронсона сверкнули озорством, когда он посмотрел в сторону Изабель.
– Что вы! Вовсе не возражаю.
«Эх, мистер Бронсон, мистер Бронсон, вы еще так плохо знаете местные обычаи, – подумала принцесса. – Младшая дочь никогда не присутствует на переговорах с бизнесменами из Америки, какими бы значительными персонами те себя ни мнили».
Бертран снова обратился к Изабель:
– Скажи Джулиане, пусть извинится перед всеми и приходит в библиотеку. Гости как-нибудь и сами развлекут себя в течение часа.
Принцесса с удовольствием отметила разочарование, вспыхнувшее на лице Бронсона.
– Было... очень интересно, – молвила она, проходя мимо него своей самой горделивой и величественной походкой.
– Значит, мы еще вернемся к этому, – бросил только им понятное американец.
– Сомневаюсь, – проворковала Изабель, останавливаясь на верхней ступеньке лестницы, ведущей в сад. Взглянув на Бронсона через плечо, она заметила пятнышко розовой губной помады у левого уголка его рта. Принцесса улыбнулась и, отвернувшись, побежала вниз по каменным ступеням. Интересно, сколько времени он затратит на то, чтобы объяснить происхождение этого маленького пятнышка Грете Ван Арсдален?
Следуя за горничной, женщиной средних лет, по боковой лестнице к своим апартаментам на втором этаже, Дэниел отметил, сколь немилосердно обнажает солнце все изъяны старого замка. Как неумолим яркий дневной свет к каждой самой незаметной морщинке на прекрасном лице женщины, так же беспощадно он подчеркивает трещины на стенах или осыпавшуюся штукатурку зданий. Пока он шел по саду, ему то тут, то там бросались в глаза зияющие в стенах бреши. Освещение в саду осталось неизменным, должно быть, еще со времен Дон Кихота. Приходилось то и дело перепрыгивать через застоявшиеся на садовых дорожках лужи дождевой воды. В помещениях было холодно и сыро; вряд ли эти перекошенные от времени окошки на лестничных площадках в состоянии удержать даже самый ласковый альпийский ветерок, не говоря об осеннем пронизывающем ветре. Дэниел отнюдь не имел склонности к романтическому полету фантазии, но сейчас готов был поклясться, что слышит, как где-то в отдалении позвякивают на сквозняке старинные доспехи.
– Ваша комната, месье. – Горничная распахнула тяжелую дубовую дверь и отступила на шаг.
Бронсон уже полез было в карман, но, слава Богу, успел вовремя остановиться. В этом замке то и дело возникало ощущение, будто находишься в старой, видавшей виды гостинице. Вот почему он чуть было не подал горничной чаевые.
– Благодарю, – опустив руку, с улыбкой произнес он. Женщина кивнула:
– Я подожду, чтобы проводить вас в библиотеку.
– Это вовсе не обязательно. Уж туда-то я и сам доберусь.
Горничная все еще колебалась:
– Замок огромный, месье. Тут так легко потеряться.
Пришлось затратить некоторые усилия, но все же ему удалось убедить ее в своей способности самостоятельно, без провожатых найти дорогу в библиотеку. По правде говоря, он вообще не нуждался в поводырях, но вся здешняя прислуга, похоже, полагала, что человек не в состоянии даже до ванной комнаты добраться без карты и компаса. Нет, может, он и туп как последний болван, но уж что-что, а ориентируется на местности он запросто. Куда сложнее общаться с противоположным полом. Вот если б кто-нибудь дал ему в руки план женской души со всеми ее темными закоулками, он был бы безмерно благодарен этому человеку.
«Ну признайся же, – говорил он себе, – эта маленькая принцесса уже заимела определенную власть над тобой». Вот олух, вот тупица! Черт побери, надо быть настоящим ослом, чтобы дать себя так одурачить. И кому?! Ребенку! Ведь она сущее дитя. Сопливая девчонка. Ну да, фигура уже вполне сформировалась, но ведь ясно же, что у нее еще молоко на губах не обсохло! Во всяком случае, если дело касалось отношений с противоположным полом. Она все еще верила в сказки, и в «долго и счастливо», и в то, что любовь в конце концов всегда торжествует. Да и чего можно ожидать от девушки, выросшей в этом средневековом замке, в окружении романтических интерьеров, достойных самого Уолта Диснея?
И все же... Она сказала такие слова, которые пробрали его до самых печенок, пролезли в какую-то непонятную не то часть тела, не то души: «Я буду любить его до самой смерти...» Бронсон моргнул. Просто удивительно, до чего явственно прозвучал в тишине этот голос – сладостный, грудной его звук. Надо же! В сущности, что она такое? Наполовину – воспитанница закрытого английского пансиона, наполовину – выпускница парижского лицея. Эта маленькая принцесса с мерцающими полуночной тайной глазами наивно полагает, что влюблена в мальчишку, который на самом деле ей и в подметки не годится.
Интересно, кто-нибудь хоть однажды говорил ему, Дэниелу, что будет любить его вечно? Нет, Бронсон не мог такого припомнить. Он был так занят зарабатыванием денег, что на такие вещи, как любовь, вообще не обращал внимания. Однако, слушая Изабель, видя, как она смотрит на этого молодого месье Малро, увивающегося подле ее старшей сестрицы, он вдруг ощутил какое-то волнение, ни капли не похожее на похоть. По крайней мере уж похоть-то была ему понятна. Уж с этим-то чувством он был хорошо знаком.
То, во что втянула его Изабель, оказалось куда сложнее. Он жалел ее. Он понимал ее. Он прекрасно видел, что тут происходит, тогда как сама она, похоже, этого не осознавала. И если еще остался хоть какой-то шанс спасти ее от неминуемой беды, то он готов сделать это. У Бронсона было странное ощущение, будто они с Изабель – родственные души, и это чувство беспокоило его гораздо сильнее, чем успех переговоров с ее отцом.
– Теряем время, Дэнни, – сказал он сам себе вслух, схватил портфель и помчался к выходу. Пускай маленькая принцесса охотится на своего любимчика. В конце концов нет на земле ни одного человека, который сумел бы прожить без любовных драм и которому хоть раз не разбивали бы сердце. Видно, так уж устроен мир.
Будь что будет. В конце концов всякий жизненный опыт пойдет ей на пользу.
Глава 5
– Добро пожаловать домой, – сказал таможенный инспектор в аэропорту Кеннеди, возвращая Дэниелу его паспорт, – Стоит вам уехать, как «Джетс» проигрывают. Вы, случайно, не увозите с собой их наступательную мощь?
Дэниел рассмеялся и сунул паспорт в нагрудный карман плаща.
– Защита, – ответил он, нагибаясь за чемоданом. – Вот что главное в любой игре.
– Да будет так, – заключил инспектор, глубокомысленно качнув головой. – Вы ведь не чужой в этом городе, мистер Би. Почему бы вам не притащить в Нью-Йорк какой-нибудь новый талант?
– Талантов у нас много, – ответил Дэниел, уже шагая к выходу. – Загвоздка в том, что мы сами не знаем, как их применять.
Порывистый ветер с Ямайского пролива то и дело закручивал маленькие смерчи, подхватывая по обочинам дороги окурки и обертки от жевательной резинки. У ног мамаши, жарко спорящей с полицейским, отчаянно визжал трехлетний ребенок. Громкий звук «боинга», как раз в эту минуту взмывшего в воздух над терминалом, заглушил их голоса. Влажный воздух пах морской солью и реактивным топливом, и к этим ароматам примешивалась вонючая гарь от самолетных двигателей.
«Ну вот, Дэниел, снова ты в Нью-Йорке. Дом! Грязный, шумный дом, который так трудно полюбить, но еще труднее забыть.» Дэнни Бронсон радовался возвращению на родину.
Черный «линкольн» с номерным знаком «Брон-Ко» отдыхал на обочине возле выхода с международных рейсов. Рядом стоял седовласый мужчина, поглощенный спором с русским эмигрантом-таксистом, который, по-видимому, так же как и его собеседник, позабыл захлопнуть левую переднюю дверцу.
Дэниел мимоходом кивнул таксисту, потом повернулся к водителю «линкольна»:
– Проблемы?
– Этому парню глаза надо проверить! – ответил седой. – От таких одни катастрофы на дорогах!
Дэниел уставился на «линкольн».
– Но я не вижу никаких повреждений.
– За это вовсе не его надо благодарить. Не обладай я реакцией восемнадцатилетнего юноши, он бы меня в лепешку расшиб.
Дэниел подошел к таксисту, смотревшему на них с яростью вояки-казака, готового ринуться в атаку.
– Ты в порядке? – спросил Бронсон.
Тот кивнул, бросив полный ненависти взгляд через плечо Дэниела.
– Этот тип выскочил передо мной, как какой-нибудь... – Парень замялся, отыскивая подходящее к слу-чаю английское слово, но в конце концов разразился таким трехэтажным русским матом, который не требует перевода.
Дэниел прекрасно знал о том, как водит его отец. На дороге это был настоящий камикадзе. Поэтому, запустив руку в карман, он извлек оттуда пеструю пачку франков, английских фунтов и американских зеленых. Выдернув из пестрого веера двадцатидолларовую бумажку, Дэнни вручил ее таксисту. Бормоча слова благодарности, парень забрался в свою машину и уехал.
– Хватит тебе лихачить, папа, – сказал Дэниел, возвращаясь к «линкольну» и забрасывая багаж на заднее сиденье. – Особенно на этой чертовой колымаге.
Отец кинул ему ключи и перебрался на пассажирское сиденье.
– Ну вот, сплошная критика. Между прочим, я не слышу слов благодарности за то, что вывожу отсюда.твои бренные телеса.
– Спасибо, – отреагировал Дэниел, заводя двигатель и приспосабливая зеркала к своему росту. Порой он удивлялся, для какой надобности старик Мэтти держит на службе Теда. Ведь в итоге сам водит свою машину. Отец нажал кнопку и откинул спинку сиденья.
– Ну, и как наши дела?
– Да никак, – отозвался Дэниел, вливаясь в поток машин. – Бертран не верит ни в какие новшества. Наверное, я зря выложил ему все соображения по проекту. Ему бы только попивать бренди да толковать о старых добрых временах.
– Я же говорил тебе, что он и палец о палец не ударит. – Мэтти действительно многое знал о принце из
Перро. Дело в том, что его интересы и осведомленность простирались гораздо дальше границ одного города и даже целой страны. – Бертран из тех людей, которым надо было бы жить лет эдак сотню назад.