Текст книги "Установление и Империя"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

26. Конец поиска

Никто не успел произнести ни единого слова. Отзвук взрыва прогромыхал по наружным комнатам, постепенно превращаясь в умирающее эхо. Но прежде он сделал неслышным резкий стук падающего бластера Бейты, заглушил пронзительный вопль Маньифико, перекрыл неразборчивый рев Торана.

Наступила трагическая тишина.

Голова Бейты склонилась, и в луче света вспыхнула падающая капелька. До этого Бейта никогда не плакала.

Мускулы Торана почти трещали, сведенные судорогой, но он не мог расслабиться, не мог разомкнуть словно навечно стиснутые зубы. Лицо Маньифико казалось тусклой, безжизненной маской.

Наконец Торан прохрипел сквозь еще сжатые зубы неузнаваемым голосом:

– Так значит, ты – человек Мула. Он добрался до тебя!

Бейта вскинула голову, и ее рот исказился болезненной гримасой.

– Я – человек Мула? Ты издеваешься надо мной.

Она сделала тщетное усилие улыбнуться и откинула волосы назад. Ее голос постепенно приобретал нормальное звучание:

– Все кончено, Торан; я теперь могу говорить. Не знаю, как долго я проживу. Но я могу начать говорить…

Напряжение Торана сломалось под своей собственной тяжестью и угасло до безвольной тоски.

– О чем, Бей? О чем теперь можно говорить?

– О безмятежности, которая следовала за нами. Мы уже замечали это раньше, Тори. Не помнишь? Погибель все время хватала нас за пятки, но ни разу не смогла вцепиться в нас по-настоящему. Мы были на Установлении, и оно рухнуло, пока Независимые Купцы еще сражались, – но мы вовремя ускользнули на Хэйвен. Мы были на Хэйвене, и он пал, пока другие еще сражались – и снова мы ускользнули вовремя. Мы отправились на Неотрантор, и теперь он, без сомнения, присоединился к Мулу.

Торан выслушал и замотал головой.

– Я не понимаю!..

– Тори, такие вещи в реальной жизни не случаются. Ты и я – люди незначительные. Мы не можем на протяжении целого года непрерывно попадать из одного политического водоворота в другой – если только мы не несем этот вихрь с собой. Если только мы не несем источник заразы с собой! Теперь ты понимаешь?

Губы Торана сжались. Его взгляд с ужасом застыл на кровавых останках того, что некогда было человеком, и в глазах его появилась боль.

– Уйдем отсюда, Бей. Давай выйдем наружу.

Снаружи было пасмурно. Ветер стремительно налетел на них, разметав волосы Бейты.

Маньифико плелся за ними чуть поодаль, едва слыша их разговор.

Торан сказал сдавленно:

– Ты убила Эблинга Миса потому, что именно его считала источником зла?

Что-то во взгляде Бейты поразило его. Он прошептал:

– Он был Мулом?

Он не верил – не мог поверить в то, что подразумевали его собственные слова.

Бейта резко расхохоталась.

– Бедный Эблинг – Мул? Нет, о Галактика! Будь он Мулом, я не смогла бы убить его. Он бы уловил чувство, сопровождающее этот порыв, и преобразовал бы его в любовь, преданность, обожание, ужас, во что угодно – согласно его собственному желанию. Нет, я убила Эблинга не потому, что он был Мулом. Я убила его потому, что он знал, где находится Второе Установление, и через две секунды выдал бы секрет Мулу.

– Выдал бы секрет Мулу, – тупо повторил Торан. – Выдал бы Мулу…

И тут он испустил отчаянный крик и, обернувшись, в ужасе уставился на клоуна, который индифферентно сидел в стороне, но, видимо, понял все услышанное.

– Не Маньифико?.. – вопросительно шепнул Торан.

– Послушай, – сказала Бейта. – Ты помнишь, что случилось на Неотранторе? О, ну подумай, Тори.

Но он только мотал головой и что-то бормотал.

Она устало продолжала:

– На Неотранторе умер человек. Человек умер, хотя его никто не коснулся. Не правда ли?

Маньифико играл на своем Визи-Соноре, и когда он закончил, кронпринц был мертв. Не странно ли?

Не удивительно ли, что существо, преисполненное бессильного ужаса перед всем на свете, обладает способностью убивать по своей воле?

– Музыка и световые эффекты, – сказал Торан, – имеют глубокое эмоциональное воздействие…

– Да, эмоциональное воздействие. И очень сильное. Эмоциональные эффекты – это вроде бы специальность Мула. Возможно, речь идет о совпадении. И притом существо, которое может убивать внушением, полно такого страха. Что ж, Мул, предположительно, ковырялся в его сознании, так что это объяснимо. Но, Торан, я уловила немногое из той Визи-Сонорной пьесы, что убила кронпринца.

Лишь немногое – но и этого хватило, чтобы вселить в меня то же чувство отчаяния, которое я испытала в Своде Времени и на Хэйвене. Торан, я не могу обмануться в этом особенном ощущении.

Лицо Торана помрачнело.

– Я… я тоже его почувствовал. Я позабыл. Я никогда не думал…

– Вот тогда это впервые дошло до меня. Это было лишь смутным ощущением, интуицией, если хочешь. Мне не на что было опереться. А потом Притчер рассказал нам о Муле и его мутации, и все вмиг стало ясно. Всеобщее отчаяние в Своде Времени было сотворено Мулом; а отчаяние на Неотранторе было делом рук Маньифико. Эмоция была та же. Следовательно, Мул и Маньифико являются одной и той же личностью. Разве не красиво, Тори? Разве это не выглядит прямо как геометрическая аксиома: две вещи, равные третьей, равны и между собой?

Бейта была близка к истерике, но огромным усилием воли овладела собой. Она продолжала:

– Открытие напугало меня до смерти. Если Маньифико и есть Мул, он может узнать мои чувства – и подправить их для своих собственных целей. Я не осмеливалась позволить ему ощутить их. Я избегала его. К счастью, он тоже избегал меня; он был слишком заинтересован Эблингом Мисом. Я задумала убить Миса до того, как он сможет заговорить. Я задумала это втайне – настолько, насколько могла – настолько, что не осмеливалась признаться в этом самой себе. Если бы я могла убить самого Мула… Но я не могла рисковать. Он бы заметил, и все было бы потеряно.

Все чувства, казалось, иссякли в ней.

Торан сказал жестко, убежденно:

– Это невозможно. Взгляни на это несчастное существо. Он – Мул? Он даже не соображает, о чем мы говорим.

Но когда он посмотрел в направлении, указанном собой же, Маньифико уже стоял прямо, решительно, с пристальным, мрачно блестящим взором. В его голосе исчезли всякие следы акцента.

– Я слышу ее, мой друг. Я просто сидел тут и размышлял над тем обстоятельством, что при всем моем уме и расчетливости я ухитрился допустить ошибку и потерять столь многое.

Торан попятился, словно опасаясь, что клоун может коснуться его или загрязнить его своим дыханием.

Маньифико кивнул и ответил на непроизнесенный вопрос:

– Я – Мул.

Он более не казался нелепым: его стеблевидные конечности, его клювообразный нос утратили былую комичность. Его страх исчез; он держался твердо.

Овладев ситуацией с простотой, порожденной привычкой, он сказал терпеливо:

– Усаживайтесь. Пожалуйста, если хотите, можете прилечь для удобства. Игра окончена, и я хотел бы рассказать вам кое о чем. Это моя слабость – я люблю, чтобы люди меня понимали.

Его глаза, которыми он смотрел на Бейту, были прежними – мягкими, печальными, карими глазами Маньифико, клоуна.

– В моем детстве, – начал он, сразу же сбившись на быструю, торопливую речь, – в сущности, не было ничего, что я хотел бы запомнить. Возможно, вы могли бы меня понять. Моя худоба обусловлена особенностями обмена веществ; нос мне был дан от рождения. Обычное детство было мне недоступным. Моя мать умерла прежде, чем успела увидеть меня. Я не знаю своего отца. Я вырос случайно, с раненым и измученным сознанием, полным жалости к себе и ненависти ко всем прочим.

Меня знали как странного ребенка. Все избегали меня – большинство из неприязни, некоторые из страха. Происходили странные инциденты… Ладно, это неважно! У капитана Притчера, изучавшего мое детство, было достаточно оснований для вывода о том, что я – мутант. Сам я сумел осознать это, лишь перешагнув двадцатилетний возраст.

Торан и Бейта отрешенно слушали. Его голос волнами обрушивался на них. Они сидели прямо на земле, а клоун – или Мул – расхаживал перед ними мелкими шажками, почти не замечая их и обращаясь к своим скрещенным рукам.

– Полное представление о моих необычайных возможностях формировалось во мне так медленно, такими ленивыми шагами! Я долго не мог в них поверить. Сознания отдельных людей представляются мне циферблатами, стрелки которых указывают на преобладающее чувство. Это звучит невразумительно, но какое объяснение я еще могу дать? Не скоро я постиг, что я могу дотянуться до этих сознаний и поворачивать стрелки к нужной мне точке, что я могу фиксировать их там навечно. И еще большее время ушло на понимание того, что другие этого не могут. Но вот пришло сознание силы, а с ним – желание изменить свою прежнюю жизнь изгоя. Может быть, вы это поймете. Может быть, вы хотя бы попытаетесь это понять. Это нелегко – быть уродом: иметь разум, интеллект – и быть уродом. Смех и жестокость! Быть иным! Быть чужаком! Вы никогда через это не проходили!

Маньифико взглянул на небо, покачался на пятках ног и с каменным выражением на лице продолжал вспоминать:

– Но в конце концов я овладел своими силами и пришел к выводу, что мы с Галактикой можем поменяться местами. Ведь это они сделали первый ход, и я терпел его двадцать два года. Но теперь мой черед! И вам всем надо будет смириться с этим! И шансы для Галактики будут достаточно равными. Я один! Их – триллионы!

Он помедлил, бросив быстрый взгляд на Бейту.

– Но у меня была одна слабость. Сам по себе я был ничем. Я мог набирать силу только с помощью других. Успех приходил ко мне через посредников. Всегда! Дело обстояло именно так, как рассказал Притчер. С помощью пирата я получил на астероиде свою первую базу для операций. С помощью промышленника я получил первую опорную планету. С помощью других людей – вплоть до военного диктатора Калгана – я овладел самим Калганом и получил флот. После этого наступила очередь Установления – и тут в ход событий вмешались вы.

– Установление, – продолжал он более мягким тоном, – являлось самой трудной из встречавшихся мне задач. Чтобы одолеть Установление, я должен был завоевать, расколоть или сделать бесполезной весьма значительную долю его правящего класса. Я мог бы приступить к этому наудачу – но был возможен короткий путь, и я искал его. В конце концов, если сильный человек может поднять пятьсот фунтов, это не означает, что он жаждет повторять это постоянно. Мой эмоциональный контроль – проблема не из простых. Я предпочитаю не использовать его без необходимости. Поэтому для первой атаки на Установление я хотел приобрести союзников. Под видом собственного клоуна я искал агентов Установления, которые обязательно должны были находиться на Калгане, чтобы изучить вашего покорного слугу. Теперь я знаю, что тем, кого я искал, был Хэн Притчер. Но волею судьбы вместо него я нашел вас. Я действительно телепат, но не абсолютный, а вы, госпожа моя, вы в самом деле были с Установления. Это сбило меня с пути.

Поначалу ничего непоправимого не произошло, поскольку Притчер впоследствии присоединился к нам, но именно здесь крылся источник той ошибки, которая действительно оказалась фатальной.

Торан впервые пошевелился. Он заговорил оскорбленным тоном:

– Погодите-ка. Вы хотите сказать, что когда я, вооруженный жалким парализующим пистолетиком, выступил против того лейтенанта с Калгана и спас вас, это произошло только благодаря вашему умению управлять эмоциями? – он захлебывался от обиды. – Вы хотите сказать, что все это время я был под вашим воздействием?

Тонкая усмешка заиграла на лице Маньифико.

– А почему бы и нет? Вы думаете, что это маловероятно? Тогда спросите себя… Неужели вы пошли бы на смертельный риск ради нелепого незнакомца, которого никогда прежде не видели, будь вы в здравом уме? Мне представляется, что, поостыв, вы сами подивились происшедшему.

– Да, – отчужденно произнесла Бейта, – он находился под контролем. Это совершенно ясно.

– При всем при том, – продолжал Мул, – Торан был вне опасности. Лейтенант имел свои строжайшие инструкции, согласно которым вам предоставлялась возможность ускользнуть. Так что мы втроем и Притчер отправились на Установление – и моя кампания немедленно обрела определенность, прямо у вас на глазах. Когда Притчер предстал перед трибуналом, мы тоже там присутствовали, и я был занят. Военные судьи этого трибунала позднее командовали эскадрильями на войне. Они с легкостью капитулировали, и мой флот выиграл битву при Хорлеггоре и другие, менее серьезные стычки. С помощью Притчера я повстречался с доктором Мисом, который принес мне Визи-Сонор – кстати, по своей собственной инициативе, – и тем самым колоссально упростил мою задачу. Но дальнейшее развитие событий уже не зависело от его инициативы.

Бейта прервала его:

– Эти концерты! Я все старалась понять, зачем они были нужны. Теперь я вижу.

– Да, – подтвердил Маньифико. – Визи-Сонор действует как фокусирующее устройство. В некотором смысле он и сам является примитивным устройством эмоционального контроля. С его помощью я могу воздействовать либо сразу на большие массы людей, либо на одного человека, но с большей интенсивностью. Концерты, которые я давал на Терминусе и на Хэйвене перед тем, как эти планеты пали, внесли свой вклад в развитие пораженческих настроений. На Неотранторе без Визи-Сонора я мог бы здорово навредить кронпринцу, но убить его я бы не смог. Понимаете?

– Но моей самой важной находкой был Эблинг Мис. Мог бы быть… – Маньифико произнес эти слова с досадой и снова заторопился. – В эмоциональном контроле имеется особая грань, вам неведомая. Интуиция, озарение, предвидение – называйте как угодно – тоже может рассматриваться как эмоция. По крайней мере я могу ее так рассматривать. Вам это недоступно, не так ли?

Он выждал, но никто ему не ответил.

– Человеческий разум работает с низкой эффективностью. Обычно называют цифру двадцать процентов. Когда же происходит вспышка мгновенной активности, ее именуют предвидением, озарением или интуицией. Я давно обнаружил, что в моих силах – воздействовать на мозг так, чтобы он постоянно работал с высокой интенсивностью. Процесс этот способен убить человека, но он полезен… Подавитель атомного поля, использованный мною в войне с Установлением, явился результатом воздействия на калганского техника. Я снова действовал через других. Эблинг Мис был лакомым кусочком. Его возможности были велики, и я в них нуждался. Еще до того, как разразилась моя война с Установлением, я уже отправил делегатов для переговоров с Империей. В то время я уже начал свои поиски Второго Установления. Естественно, я его не нашел. Естественно, я знал, что я должен найти его – и вся проблема упиралась в Эблинга Миса. С его интеллектом, переведенным в режим высокой эффективности, он сумел бы, возможно, воспроизвести работу Хари Селдона.

Частично он сделал это. Я довел его до полного предела. Процесс был беспощаден, но так или иначе он должен был быть завершен. К концу Мис бы умер, но он жил… – не сумев совладать с чувствами, он снова сделал паузу. – Он прожил бы достаточно долго. Мы втроем, вместе, могли бы отправиться прямо на Второе Установление. Это стало бы последней битвой – если бы не моя ошибка.

Голос Торана окреп.

– Зачем вы так тянете? В чем была ваша ошибка и… и кончайте с вашей речью.

– Ну как же… Причиной ошибки была ваша жена. Это необычная личность. Я не встречал подобных ей за всю свою прежнюю жизнь. Я… Я…

Голос Маньифико неожиданно дрогнул. Он с трудом взял себя в руки. Когда он продолжил, облик его приобрел угрюмость.

– Я понравился ей без того, чтобы корректировать ее чувства. Я не казался ей ни отталкивающим, ни забавным. Она жалела меня. Она полюбила меня! Разве вы не понимаете? Разве вы не видите, что это для меня значило? Никто никогда… Что ж, я… дорожил этим. Меня подвели мои собственные чувства, хоть я и властвовал над чувствами всех остальных. Я держался подальше от ее сознания, понимаете; я не воздействовал на него. Я слишком нежил естественное чувство. Это было моей ошибкой – первой ошибкой. Вы, Торан, вы-то были под контролем. Вы никогда не подозревали меня; никогда не расспрашивали меня; никогда не замечали во мне ничего странного или необычного.

Как, к примеру, в истории с остановившим нас «филианским» кораблем. Они, кстати, знали наше местонахождение, поскольку я поддерживал с ними связь; точно так же я постоянно оставался на связи с моими генералами. Когда они остановили нас, меня взяли на борт, чтобы обработать Хэна Притчера, который был там на положении пленного. Когда я отбыл, он стал полковником, человеком Мула и командиром. Вся процедура была слишком явной даже для вас, Торан. И все же вы приняли мое объяснение, полное нелепостей. Понимаете, что я имею в виду?

Торан скорчил гримасу и вызывающе спросил:

– А как вы поддерживали связь со своими генералами?

– В этом не было ничего сложного. Ультраволновые передатчики просты в обращении и впечатляют своими малыми размерами. И, по сути, я не мог быть уличен! Любой, заставший меня за моим занятием, покинул бы мое общество с вырезанным кусочком памяти. Подобное случалось. На Неотранторе мои глупые чувства подвели меня опять. Бейта не находилась под моим контролем, но несмотря на это, она никогда не заподозрила бы меня, если бы я не потерял голову из-за кронпринца.

Его намерения насчет Бейты разъярили меня. Я убил его. Это был глупый жест. Ненавязчивой схватки было бы вполне достаточно. И все же ваши подозрения не стали бы уверенностью, если бы я остановил Притчера, который разболтался с самыми лучшими намерениями, или обращал бы меньше внимания на Миса и больше на вас… – он пожал плечами.

– Это все? – спросила Бейта.

– Это все.

– Ну и что же?

– Я буду продолжать свою программу. В том, что в нынешнюю эпоху вырождения я найду другого человека, столь же одаренного и подготовленного, как Эблинг Мис, я сомневаюсь. Я должен буду искать Второе Установление по-иному. В некотором смысле вы победили меня.

И тут торжествующая Бейта вскочила на ноги.

– В некотором смысле? Только в некотором смысле? Мы победили вас полностью! Все ваши победы вне Установления ничего не будут стоить, потому что Галактика теперь – варварский вакуум.

Само Установление – это лишь второстепенная победа, поскольку оно и не предназначалось для того, чтобы остановить вашу разновидность кризиса. По-настоящему вам надо было одолеть Второе Установление – Второе Установление! – и это Второе Установление разгромит вас. Единственный ваш шанс состоял в том, чтобы отыскать его и поразить прежде, чем оно успеет подготовиться. Теперь это вам не удастся. С каждой минутой, начиная с данного момента, их готовность к встрече с вами будет возрастать. В этот момент, в этот самый момент механизм, быть может, уже запущен. И вы убедитесь в этом – когда оно поразит вас, и ваша кратковременная власть кончится, и вы останетесь лишь очередным напыщенным завоевателем, быстро и зловеще мелькнувшим на кровавом лице истории.

Ее неистовая речь стала сбивчивой, она почти задыхалась.

– И победили вас мы, Торан и я. Я довольна. Я готова умереть.

Но глаза Мула не изменились; это были все те же печальные, карие, любящие глаза Маньифико.

– Я не буду никого тут убивать. В конце концов, у вас нет возможности дальше вредить мне; и к тому же ваша смерть не вернет Эблинга Миса. За свои ошибки несу ответственность я сам. Ваш муж и вы можете уйти! Идите с миром ради того, что я именую… дружбой.

И он добавил с неожиданным оттенком гордости:

– И, тем не менее, я все еще Мул, самый могущественный человек в Галактике. Я еще одолею Второе Установление.

Свою последнюю стрелу Бейта выпустила с твердой, спокойной уверенностью:

– Не одолеете! Я верю в мудрость Селдона. Вы будете первым и последним правителем своей династии.

Что-то задело Маньифико.

– Моей династии? Да, я часто думал об этом. Что я мог бы основать династию. Что я мог бы иметь подходящую супругу.

Бейта внезапно уловила смысл выражения его глаз и застыла в ужасе.

Маньифико покачал головой.

– Я чувствую ваше отвращение, но это глупо. Это был бы искусственный экстаз, но между ним и врожденным чувством не было бы разницы. Но дело обстоит иначе. Я назвал себя Мулом… но не из-за своей силы… разумеется…

Он покинул их, ни разу не обернувшись.

Конец второй книги