Текст книги "Установление и Империя"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Я вижу, что программа Мула – разумна и достойна. С тех пор, как я был… обращен, я проследил его карьеру за семь лет, начиная с самого ее начала. Впервые он использовал свою мутировавшую ментальную мощь, чтобы одолеть какого-то кондотьера и его шайку. Потом он завоевал планету. Потом он распространял свою хватку, пока не справился с военным диктатором Калгана. Каждый шаг логически вытекал из предыдущего. Имея в кармане Калган, он приобрел первоклассный флот, и с ним – в дополнение к своей мощи – он атаковал Установление.
Установление – ключ ко всему. Это крупнейший регион индустриальной концентрации в Галактике, и теперь, когда атомная техника Установления находится в его руках, он сделался истинным владыкой Галактики. С этой техникой и со своей мощью он может вынудить остатки Империи признать его власть и, наконец, после смерти старого императора, который безумен и долго не протянет на этом свете – короноваться в качестве нового императора. Тогда он приобретет имя, соответствующее реальности. Обладая таким могуществом, найдет ли он в Галактике мир, который смог бы ему противостоять?
За последние семь лет он основал новую Империю. Другими словами, через семь лет он добьется того, чего вся психоистория Селдона не смогла бы сделать и через семьсот. Галактика наконец обретет мир и порядок.
И вы не сможете остановить этот процесс – подобно тому, как своими плечами вы не остановите бег планеты.
…За речью Притчера последовало долгое молчание. Остаток его чая остыл. Он его вылил, наполнил свою чашку снова и медленно осушил. Торан злобно грыз ноготь. Лицо Бейты было холодным, отчужденным, бледным.
Наконец Бейта произнесла звенящим голосом:
– Вы нас не убедили. Если Мул хочет, пусть он придет сюда и сам нас обработает. Вы, как я полагаю, боролись с ним до самого момента своей трансформации, не правда ли?
– Да, боролся, – торжественно сказал полковник Притчер.
– Тогда предоставьте нам ту же привилегию.
Полковник Притчер поднялся. С четким оттенком завершенности он сказал:
– Тогда я удаляюсь. Как я уже говорил, в настоящее время моя миссия не имеет к вам никакого отношения. Следовательно, я не считаю, что мне необходимо доложить о вашем присутствии здесь.
Это не слишком большая любезность с моей стороны. Если Мул пожелает остановить вас, то он, без сомнения, найдет для этого других людей, и вы будете остановлены. Но, хотите – верьте мне, хотите – нет, – я в любом случае не буду заходить дальше, чем от меня требуется.
– Спасибо, – слабо проговорила Бейта.
– Что же до Маньифико… Где он? Выходи, Маньифико, я не трону тебя…
– Что такое? – поинтересовалась Бейта, внезапно оживившись.
– Ничего. В моих инструкциях он также не упоминается. Я слышал, что его разыскивают, и Мул найдет его, когда время для этого наступит. Я ничего не скажу. Пожмем друг другу руки?
Бейта мотнула головой. Торан пристально глядел на него в бессильном презрении.
Железные плечи полковника чуть-чуть поникли. Он шагнул к двери, обернулся и сказал:
– И последнее. Не думайте, что я не знаю причину вашего упрямства. Известно, что вы разыскиваете Второе Установление. Мул примет свои меры в должное время. Вам ничто не поможет… Но я знал вас в иные времена; возможно, в моей совести есть нечто, подвигнувшее меня на этот поступок. Во всяком случае, я пытался помочь вам и избавить от последней опасности прежде, чем станет слишком поздно. До свидания.
Он резко отсалютовал им и скрылся.
Бейта повернулась к безмолвному Торану и прошептала:
– Они знают даже о Втором Установлении.
В закоулках библиотеки, не ведая ни о чем, Эблинг Мис сгорбился над слабой искоркой света, блеснувшей во мраке, и торжествующе пробормотал что-то сам про себя.
25. Смерть психологаЖить Эблингу Мису оставалось только две недели.
За эти две недели Бейта виделась с ним трижды. В первый раз – в ночь после встречи с полковником Притчером, второй раз – неделей позже. А в третий раз – еще через неделю, непосредственно перед смертью Миса.
Когда после визита полковника Притчера наступила ночь, потрясенная пара провела немало времени в тоскливых, невеселых размышлениях.
– Тори, давай расскажем Эблингу, – сказала Бейта.
Торан уныло произнес:
– Думаешь, он поможет?
– Нас только двое. Мы должны снять с себя часть бремени. Может быть, он в состоянии помочь.
Торан сказал:
– Он изменился. Он отощал. Он становится рассеянным, невнимательным, – пальцы Торана, как бы иллюстрируя сказанное, ощупали воздух. – Порой я думаю, что он вообще вряд ли нам поможет. Порой я думаю, что нам вообще невозможно помочь.
– Перестань! – голос Бейты на миг прервался. – Тори, перестань! Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что Мул добрался и до нас. Давай расскажем Эблингу, Тори – прямо сейчас!
При их приближении Эблинг Мис поднял голову, склоненную над длинным столом, и невидяще уставился на них. Его редеющие волосы были всклокочены, губы сонно чмокали.
– Что такое? – произнес он. – Я кому-то нужен?
Бейта опустилась на колени.
– Мы вас разбудили? Нам уйти?
– Уйти? Кто это? Бейта? Нет, нет, оставайтесь. Тут где-то были стулья. Я их видел… – пальцем он сделал неопределенный жест.
Торан придвинул два стула. Бейта села и взяла вялую ладонь психолога в свои руки.
– Можем ли мы поговорить с вами, доктор?
Она редко употребляла это звание.
– Разве что-то не так? – в его отсутствующем взгляде появились искорки, впалые щеки чуть порозовели. – Что-то случилось?
Бейта сказала:
– Здесь был капитан Притчер. Разреши, Тори, говорить буду я. Вы помните капитана Притчера, доктор?
– Да… Да… – он защемил губы пальцами и отпустил их. – Высокий мужчина. Демократ.
– Да, он. Он выяснил природу мутации Мула. Он был здесь, доктор, и рассказал нам.
– Но в этом нет ничего нового. Характер мутации Мула выявляется без труда, – и с искренним изумлением Мис добавил: – Разве я вам не говорил? Разве я забыл вам сказать?
– Забыли нам сказать? Что именно? – быстро вмешался Торан.
– Насчет мутации Мула, конечно. Он может искажать эмоции. Эмоциональный контроль! Я вам не говорил? Но почему же я забыл?
Он задумчиво закусил нижнюю губу. Постепенно голос его ожил, веки полностью раскрылись, словно его медлительный разум соскользнул на проторенную колею. Он заговорил в самозабвении, глядя не на слушателей, а между ними:
– Это, в сущности, так просто и совсем не требует специальных познаний. Конечно, в математической психоистории это выводится быстро, из уравнения третьей степени с не более чем…
Впрочем, неважно. Это может быть облечено в обычные слова – хотя бы грубо… – и при этом сохранит смысл, что для психоисторических феноменов дело не такое уж обычное. Спросите себя сами… Что могло опрокинуть тщательный исторический план Хари Селдона? А?
С мягким, вопрошающим беспокойством он переводил взгляд то на мужа, то на жену.
– Каковы были изначальные предпосылки Селдона? Во-первых: за последующие тысячу лет в человеческом обществе не наступит фундаментальных изменений. К примеру, допустим, что произошло крупное изменение в галактической технологии, вроде открытия нового принципа использования энергии или совершенствования электронной нейробиологии. Социальные изменения сделали бы начальные уравнения Селдона устаревшими. Но ведь такого не случилось, не так ли? Или допустим, что силами вне Установления было бы изобретено новое оружие, способное противостоять всем вооружениям Установления. Подобное могло бы привести к разрушительному отклонению, хотя и с меньшей вероятностью. Но даже и этого не случилось. Подавитель атомных полей Мула был оружием достаточно неэффективным, и ему можно было противостоять. И никаких других, более совершенных новшеств он не ввел. Но было и второе предположение, причем более тонкое! Селдон принял, что человеческие реакции на различные стимулы не подвержены изменениям. Полагая, что первое предположение остается истинным, следует считать, что нарушилось второе. Некий фактор должен менять и искажать эмоциональные реакции человеческих существ, иначе Селдон не мог бы подвести, и Установление не могло бы пасть. И какой же фактор, если не Мул? Разве я не прав? Есть ли ошибка в рассуждениях?
Бейта нежно похлопала его по плечу своей мягкой рукой.
– Никаких ошибок, Эблинг.
Мис веселился как ребенок.
– Все эти разгадки приходят так легко! Говорю вам, я иногда поражаюсь, что делается внутри меня. Я припоминаю время, когда столь многое было для меня загадкой, а теперь эти вещи так понятны. Трудности отсутствуют. Я набредаю на какую-либо задачу – и каким-то образом, внутри себя, я вижу решение. И мои догадки, мои теории все время словно рождаются сами собой. Во мне есть некий порыв… вперед, вперед… так что я не могу остановиться… и я не хочу ни есть, ни спать… но постоянно дальше… и дальше… и дальше…
Он перешел на шепот; его изможденная рука с синими венами, приложенная ко лбу, дрожала.
Неистовость в его взгляде постепенно ослабла и исчезла. Он произнес более спокойно:
– Значит, я ни разу не говорил вам о мутационных возможностях Мула? В самом деле? Но тогда… вы же сказали, что уже знаете о них.
– Это был капитан Притчер, Эблинг, – сказала Бейта. – Помните?
– Он рассказал вам? – в тоне Миса был оттенок обиды. – Но как же он обнаружил?
– Он был обработан Мулом. Он теперь полковник, человек Мула. Он явился, чтобы посоветовать нам сдаться Мулу, и он рассказал нам то же, что и вы.
– Значит, Мул знает, что мы здесь? Я должен спешить… Где Маньифико? Он не с вами?
– Маньифико спит, – нетерпеливо произнес Торан. – Уже за полночь, знаете ли.
– В самом деле? Тогда… Разве я спал, когда вы вошли?
– Спали, – решительно сказала Бейта, – и вы все равно не вернетесь к работе. Вы отправитесь в постель. Давай, Тори, помоги мне. А вы перестаньте отпихивать меня, Эблинг, поскольку вам еще повезло, что я сперва не сунула вас под душ. Сдерни с него туфли, Тори, а завтра ты спустишься сюда и вытащишь его на свежий воздух, пока он не совсем сошел на нет. Поглядите на себя, Эблинг, вы же обрастаете паутиной. Вы голодны?
Эблинг Мис затряс головой и посмотрел с кушетки в сердитом смущении.
– Я хочу, чтобы вы завтра прислали сюда Маньифико, – пробормотал он.
– Завтра я явлюсь сюда сама, с выстиранной одеждой. Вы примете хорошую ванну, а затем выйдете наружу, посетите ферму и немного погреетесь на солнце.
– Я этого не сделаю, – слабо сказал Мис. – Вы слышите меня? Я слишком занят.
Его редкие волосы раскинулись по подушке вокруг головы, точно серебряный венчик. Голос звучал доверительным шепотом:
– Вам же нужно это Второе Установление, не правда ли?
Торан быстро повернулся и присел на корточки подле кушетки.
– Что вы хотите этим сказать, Эблинг?
Психолог высвободил руку из-под одеяла, и его усталые пальцы вцепились в рукав Торана.
– Установления были основаны на крупнейшем Психологическом Конгрессе под председательством самого Хари Селдона. Торан, я отыскал опубликованные протоколы этого Конгресса. Двадцать пять толстых роликов пленки. Я уже просмотрел многочисленные резюме.
– Ну и?
– Видите ли, из них очень легко выяснить точное местоположение Первого Установления, если вы хоть что-нибудь смыслите в психоистории. Оно часто упоминается в уравнениях, если вы способны их понять. Но, Торан, никто не упоминает о Втором Установлении. На него нет ссылок – нигде.
Брови Торана хмуро сдвинулись.
– Оно не существует?
– Конечно, оно существует, – гневно вскричал Мис, – кто говорит, что его нет? Но о нем говорят мало. Его значение – и вообще вся информация о нем – скрыты лучше, спрятаны более тщательно. Именно оно имеет решающее значение, именно оно идет в расчет! И у меня есть протоколы Селдоновского Конгресса. Мул еще не победил.
Бейта тихо выключила свет.
– Спите!
Торан и Бейта безмолвно вернулись наверх, к своей комнате.
На следующий день Эблинг Мис искупался, переоделся, в последний раз увидел солнце Трантора и ощутил ветер Трантора. К концу дня он снова погрузился в гигантский лабиринт библиотеки и больше никогда оттуда не вышел.
В последующую неделю жизнь вернулась на круги своя. Солнце Неотрантора сияло на ночном небосводе Трантора нежной, яркой звездой. Ферма была занята весенним севом. Заброшенные университетские здания хранили молчание. Галактика выглядела пустой. Казалось, Мул никогда не существовал.
Бейта думала над этим, одновременно наблюдая, как Торан аккуратно разжег свою сигару и окинул взором те участки голубого неба, которые виднелись между сгрудившимися металлическими шпилями, замыкавшими горизонт.
– Хороший день, – сказал он.
– Да, хороший. Ты ничего не забыл внести в список, Тори?
– Конечно, нет. Полфунта масла, дюжина яиц, зеленая фасоль… Я все записал здесь, Бей. Все правильно.
– Отлично. И убедись, чтобы овощи были из последнего урожая, а не музейными реликвиями.
Ты, кстати, видел где-нибудь Маньифико?
– После завтрака – нет. Догадываюсь, что он внизу, с Эблингом, смотрит книгофильм.
– Ладно. Не теряй времени, потому что яйца мне нужны к обеду.
Торан ушел, улыбнувшись и помахав рукой на прощание.
Бейта глядела ему вслед, пока Торан не пропал из виду в металлическом лабиринте. Подойдя к кухонной двери, она призадумалась, медленно повернулась и вступила под колоннаду, ведущую ко входу в тайные глубины.
Эблинг Мис сидел там, склонив голову над окулярами проектора – неподвижная, застывшая, ищущая фигура. Рядом с ним, углубившись в кресло, сидел Маньифико: связка угловатых конечностей и нос, подчеркивавший его тощее лицо, с внимательным, сосредоточенным взглядом горящих глаз.
Бейта мягко произнесла:
– Маньифико…
Маньифико вскочил на ноги. Его голос прозвучал страстным шепотом:
– Госпожа моя!
– Маньифико, – сказала Бейта, – Торан отправился на ферму, и какое-то время будет отсутствовать. Будь хорошим мальчиком и отнеси ему письмо, которое я сейчас дам тебе.
– Охотно, госпожа моя. Мои незначительные услуги с радостью предоставляются вам для тех скромных нужд, к которым вы сможете их приложить.
Она осталась наедине с Эблингом Мисом, который не шелохнулся. Бейта твердо положила руку ему на плечо.
– Эблинг…
Психолог дернулся и сварливо закричал:
– Что такое? – он поднял глаза. – Это ты, Бейта? Где Маньифико?
– Я отослала его. Я хочу немного побыть с вами наедине, – она выговаривала слова с предельной четкостью. – Я хочу поговорить с вами, Эблинг.
Психолог сделал движение, чтобы вернуться к своему проектору, но Бейта решительно удержала его. Кости под его одеждой прощупывались с легкостью. Плоть Миса, казалось, растаяла после их прибытия на Трантор. Лицо было узким, пожелтевшим и заросло многодневной щетиной.
Плечи поникли, что было видно даже при сидячем положении.
Бейта сказала:
– Не беспокоит ли вас Маньифико, Эблинг? Он, кажется, сидит тут круглые сутки.
– Нет, нет, нет! Вовсе нет. Я даже не замечаю его. Он молчит и никогда не тревожит меня.
Иногда он носит для меня ленты: как будто без слов понимает, что мне нужно. Позвольте ему остаться.
– Очень хорошо. Но, Эблинг, не удивляет ли он вас? Вы слышите меня, Эблинг? Не удивляет ли он вас?
Она подтолкнула стул поближе и поглядела на психолога в упор, словно стараясь вытянуть ответ из его глаз.
Эблинг Мис покачал головой.
– Нет. Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что и вы, и полковник Притчер говорите, будто Мул умеет управлять эмоциями человеческих существ. Но уверены ли вы в этом? Разве Маньифико не есть сам по себе изъян в теории?
Молчание.
Бейта подавила сильное желание встряхнуть психолога.
– С вами-то что происходит, Эблинг? – она чуть помедлила, а затем продолжила: – Маньифико был клоуном Мула. Почему он не был обработан так, чтобы проникнуться любовью и верой? Почему он, единственный из всех людей, вступавших в контакт с Мулом, так его ненавидит?
– Но… но он был обработан. Без сомнения, Бей! – начав говорить, Мис, казалось, обретал уверенность. – Или ты думаешь, что Мул относится к своему клоуну так же, как к своим генералам? В последних ему нужны вера и лояльность, но от клоуна требуется только страх. Не замечала ли ты, что постоянно свойственное Маньифико паническое состояние патологично по природе? Ты думаешь, что для человеческого существа нормально – быть все время таким перепуганным? Страх в подобных размерах способен вызвать смех. И этот страх, вероятно, казался комичным Мулу – а также и способным принести пользу, поскольку в результате мы так ничего и не смогли извлечь из Маньифико.
– Вы хотите сказать, что информация о Муле, сообщенная Маньифико, была ложной? – спросила Бейта.
– Она вводила в заблуждение. Она была окрашена патологическим страхом. Мул не является физическим гигантом, как думает о нем Маньифико. Более вероятно, что он – обыкновенный человек, хотя и наделенный особой ментальной силой. Но ему нравилось выглядеть сверхчеловеком в глазах бедного Маньифико, – психолог пожал плечами. – Во всяком случае, информация Маньифико более не имеет значения.
– Что же тогда имеет значение?
Но Мис стряхнул с себя ее руку и вернулся к своему проектору.
– Так что же имеет значение? – повторила Бейта. – Второе Установление?
Психолог метнул взгляд в ее сторону.
– А разве я тебе что-нибудь об этом уже говорил? Не припоминаю. Я еще не готов. Что именно я тебе говорил?
– Ничего, – с силой сказала Бейта. – Ох, ради Галактики, вы мне ничего не говорили, но я хочу, чтобы сказали, потому что я смертельно устала. Когда это кончится?
Эблинг вглядывался в нее с печальным выражением на лице.
– Ну полно, моя… моя дорогая, я не хотел задеть тебя. Я иногда забываю… кто мои действительные друзья. Иногда кажется, что я вообще не должен об этом говорить. Необходима секретность – но от Мула, разумеется, не от тебя, дорогая Бейта, – он дружелюбно похлопал ее по плечу слабеющей рукой.
Она спросила:
– Что вы хотели сказать насчет Второго Установления?
Его голос машинально превратился в шепот, тихий и свистящий.
– Знаешь ли ты, с какой тщательностью Селдон скрыл все его следы? Труды Селдоновского Конгресса еще месяц назад, до того, как пришло это странное озарение, не имели бы для меня никакой ценности. И даже сейчас они кажутся… туманными, что ли. Статьи, представленные на Конгресс, часто оставляют впечатление слабо связанных друг с другом, и всегда непонятны. Не раз я задумывался, знали ли сами участники Конгресса все, что было на уме у Селдона. Иногда я думаю, что он использовал Конгресс только как гигантскую декорацию, и собственноручно воздвиг структуру…
– Установлений? – настаивала Бейта.
– Второго Установления! Наше Установление было простым. Но Второе Установление – это только название. Упоминания о нем попадались, но любые подробности тщательно маскировались математикой. Есть еще много такого, что так и осталось для меня непонятным, но за эти семь дней кусочки слепились в некую расплывчатую картину. Установление Номер Один было миром ученых-естественников. Оно представляло собой концентрацию умирающей галактической науки в условиях, необходимых для ее выживания. В него не входил ни один психолог. Это являлось необычным искажением и должно было иметь свою цель. Объяснение, как правило, сводилось к тому, что селдоновская психоистория работает лучше всего, когда отдельные единицы – человеческие существа – не знают, что их ждет и, следовательно, могут естественно реагировать при любых ситуациях.
Дорогая, ты следишь за мной?..
– Да, доктор.
– Тогда слушай внимательно. Установление Номер Два было миром исследователей сознания, зеркальным отражением нашего мира. Не физика, а психология была там королевой, – и Мис триумфально добавил: – Понимаешь?
– Не очень.
– Но подумай, Бейта, пошевели мозгами. Хари Селдон знал, что его психоистория может предсказывать только вероятность, а не достоверность. Всегда присутствовали граничные ошибки, и с ходом времени размер этих ошибок рос в геометрической прогрессии. Естественно, что Селдон защищался от этого как мог. Наше Установление было сильно наукой. Оно могло громить армии и вооружения. Оно могло выставить силу против силы. Но на что оно было способно в случае ментальной атаки мутанта, подобного Мулу?
– Это – для психологов Второго Установления! – Бейта чувствовала, как в ней растет возбуждение.
– Да, да, да! Конечно!
– Но они пока ничего не сделали.
– А ты уверена, что они действительно ничего не сделали?
Бейта подумала, прежде чем ответить.
– Нет, не уверены. А у вас есть какие-нибудь серьезные доводы?
– Нет. Существует много факторов, о которых мне ничего не известно. Второе Установление в момент своего основания было не более зрелым, чем наше. Мы развивались медленно и набирали силу постепенно; то же должно было происходить и с ними. Одни звезды знают, на каком уровне они находятся сейчас. Достаточно ли они сильны, чтобы сразиться с Мулом? И – что особенно важно – знают ли они об опасности? Есть ли у них достойные руководители?
– Но если они следуют плану Селдона, то Мул должен быть побежден Вторым Установлением.
– Ах, – и узкое лицо Эблинга Миса задумчиво сморщилось, – ты опять за свое? Но Второе Установление было более трудной задачей, чем Первое. Его сложность неизмеримо выше; следовательно, выше и вероятность ошибки. А если Второе Установление не сможет одолеть Мула, это будет плохо – предельно плохо. Это, может быть, станет концом человеческой расы – в том виде, в каком мы ее знаем.
– Нет.
– Да. Если потомки Мула унаследуют его ментальную силу… Ты понимаешь? Homo sapiens не сможет с ними конкурировать. Появится новая доминирующая раса – новая аристократия, а Homo sapiens будет низведен до рабского труда, как низшая раса. Разве не так?
– Да, это так.
– А если даже по какой-то случайности Мулу не удастся основать династию, он все же сможет основать новую, вырожденную Империю, опирающуюся лишь на его личную мощь. С его смертью умрет и она; Галактика останется такой же, какой была до его прихода, но Установлений, вокруг которых могла бы сплотиться настоящая, здоровая Вторая Империя, больше не будет. Начнутся тысячелетия варварства, и будущее станет туманным и непредсказуемым.
– Что же мы можем сделать? Можем ли мы предупредить Второе Установление?
– Мы просто обязаны это сделать, иначе есть риск, что они останутся в неведении, а это опасность смертельная. Но предостеречь их невозможно.
– Невозможно?
– Я не знаю, где они находятся. Я знаю только, что они – «на другом конце Галактики»; можно выбирать среди миллионов планет.
– Но, Эблинг, разве здесь нет более точных сведений? – Бейта рассеянно указала на ленты, покрывавшие стол.
– Нет. Я пока ничего не нашел. Секретность должна что-то означать. Должна быть причина… – его глаза снова обрели недоумевающее выражение. – Но я хотел бы, чтобы ты ушла. Я потерял уже немало времени, а оно истекает… истекает…
Он резко отвернулся – хмурый и раздраженный.
Приблизились мягкие шаги Маньифико.
– Ваш муж уже дома, госпожа моя.
Эблинг Мис даже не поздоровался с клоуном. Он опять углубился в свой проектор.
В тот же вечер, выслушав рассказ Бейты, Торан спросил:
– Ты думаешь, он в самом деле прав, Бей? Тебе не кажется, что он не… – он не договорил.
– Он прав, Тори. Да, он болен, я знаю. Он так переменился, отощал, и то, как он разговаривает… – он болен. Но как только речь заходит о Муле, о Втором Установлении, – о том, что его по-настоящему занимает – можно заслушаться! Он становится прозрачен и ясен, как небо внешнего космоса. Он знает, о чем говорит. Я верю ему.
– Тогда есть надежда… – это прозвучало почти как вопрос.
– Я… я этого не додумала до конца. Может быть! Может быть и нет! Отныне я ношу при себе бластер, – пока Бейта говорила, в ее руке появился сверкающий ствол оружия. – Просто на всякий случай, Тори, на всякий случай.
– Что значит – на всякий случай?
Бейта нервно, почти истерично расхохоталась.
– Неважно. Может быть, я тоже слегка чокнулась – наподобие Эблинга Миса.
Эблингу Мису оставалось семь дней жизни. Семь дней пробежали один за другим в полном спокойствии.
Для Торана они несли в себе некое оцепенение. Тепло и тишина сковывали его. Жизнь в целом, казалось, утратила динамизм; все окружающее превратилось в беспредельное сонное болото.
Мис окончательно затаился и не подавал о себе вестей. Его поиски по-прежнему не давали результатов. Он забаррикадировался в подземелье. Ни Торан, ни Бейта не могли его увидеть. Только Маньифико, ходивший взад и вперед, оставался свидетелем его существования. Относя на цыпочках подносы с едой и тихо, терпеливо наблюдая в сумраке, Маньифико тоже стал молчаливым и задумчивым.
Бейта все прочнее замыкалась в себе. Ее жизнерадостность увяла, уверенность в себе пошатнулась. Она тоже стремилась лишь к полному тревог и размышлений одиночеству, и как-то Торан натолкнулся на Бейту, вертевшую в руках бластер. Она торопливо отложила оружие и принужденно улыбнулась.
– Что ты с ним делаешь, Бей?
– Держу его в руках. Это преступление?
– Ты снесешь свою глупую голову.
– Ну и пусть. Невелика потеря!
Супружеская жизнь научила Торана не вступать в спор с женщиной, когда та в плохом настроении. Он пожал плечами и оставил ее в покое.
В последний день Маньифико, задыхаясь, примчался к супругам и испуганно вцепился в них.
– Высокоученый доктор зовет вас. Ему нехорошо.
Ему действительно было нехорошо. Он лежал в постели, с неестественно расширенными, неестественно блестящими глазами. Он был грязен и неузнаваем.
– Эблинг! – вскричала Бейта.
– Дайте мне сказать, – прохрипел психолог, с усилием приподнявшись на исхудалом локте. – Дайте мне сказать. Мне конец… работу я передаю вам. Я не вел записей; черновики я уничтожил.
Больше никто не должен знать. Все должно остаться у вас в головах.
– Маньифико, – сказала Бейта с грубой прямотой. – Пойди наверх!
Клоун нехотя поднялся и шагнул назад. Его печальные глаза смотрели на Миса. Тот сделал слабый жест:
– Он не помешает; пустите его остаться. Останься, Маньифико.
Клоун быстро уселся. Бейта уперлась взглядом в пол. Она прикусила зубами нижнюю губу, сжимая их все сильнее и сильнее.
Мис сказал хриплым шепотом:
– Я убежден: Второе Установление может победить, если оно не будет преждевременно застигнуто Мулом. Оно окружило себя секретностью; секретность эта должна быть соблюдена и впредь; она необходима… Вы должны отправиться к ним; ваша информация жизненно важна… может содержать в себе все недостающее… Вы слышите меня?
Торан в отчаянии закричал:
– Да, да! Скажите нам, как добраться туда, Эблинг! Где оно?
– Теперь я могу сказать вам… – произнес его слабый голос.
Но продолжения не последовало.
Бейта с застывшим, белым лицом подняла свой бластер, и хлопнувший выстрел эхом прокатился по подземелью. Верхняя половина тела Миса исчезла, и в стене позади появилась рваная дыра. Бластер выпал из онемевших пальцев Бейты.