Текст книги "Установление и Империя"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Блокада была прорвана успешно. Даже все когда-либо существовавшие флоты, вместе взятые, не смогли бы достаточно надежно контролировать весь объем космического пространства. Только один корабль с опытным пилотом и при умеренном везении мог найти свободные дыры, чтобы ускользнуть.
С хладнокровным спокойствием Торан гнал протестующее против подобных нагрузок судно от одной звезды к другой. Если соседство огромных масс затрудняло межзвездный прыжок, то оно одновременно делало практически бесполезными поисковые приборы противника.
А как только был пройден пояс кораблей, позади оказалась и внутренняя сфера мертвого пространства, через которую не могли прорваться блокированные субэфирные сообщения. Впервые за три месяца Торан почувствовал себя в большом мире.
Прошла неделя, прежде чем вражеские программы новостей занялись чем-то, помимо скучного смакования подробностей победы над Установлением. Всю эту неделю бронированный торговый корабль Торана беспрерывными прыжками покидал Периферию.
Эблинг Мис связался с пилотской рубкой, и Торан, потирая глаза, оторвался от карт.
– В чем дело? – Торан ступил в небольшое центральное помещение, которое хозяйственная Бейта превратила в жилую комнату.
Мис покачал головой.
– Провалиться мне, если я знаю. Муловские дикторы объявили о специальном выпуске новостей. Подумал, что он может тебя заинтересовать.
– Вполне возможно. А где Бейта?
– Накрывает стол к обеду и подбирает меню – или занимается какой-нибудь чепухой в том же роде.
Торан присел на кушетку, служившую ложем для Маньифико, и стал ждать.
Пропагандистское однообразие «специальных выпусков» Мула было удручающе утомительным.
Сперва военная музыка, затем масляно-гладкая болтовня диктора. Одна за другой незначительные новости – терпеливо, размеренно. Потом пауза. Потом фанфары, всеобщее возбуждение и апофеоз.
Торан переносил это, но с трудом. Мис ворчал себе под нос.
Диктор, пользуясь общепринятой фразеологией военных корреспондентов, выплевывал елейные слова, которые переводились в образы расплавленного металла и разорванной плоти космического сражения.
«Эскадрилья скоростных крейсеров под командованием генерал-лейтенанта Саммина отбила сегодня в тяжелых боях отряд, наносивший удар с Исса…» Невыразительное лицо диктора на экране исчезло в космическом мраке, рассеченном быстрыми полосами кораблей, вертящихся в пустоте в смертельной схватке. Пока они наносили друг другу беззвучные удары, голос продолжал вещать…
«Наиболее впечатляющим эпизодом сражения явился не имевший решающего значения поединок тяжелого крейсера „Скопление“ с тремя вражескими кораблями класса „Нова“…»
Картина на экране переместилась и приблизилась. Огромный корабль заискрился, и один из отчаянно нападавших звездолетов гневно вспыхнул, вывернулся из фокуса лучей и с разгона пошел на таран. «Скопление» выдержало скользящий удар, резко вильнув и отбросив в сторону нападавший корабль…
Гладкое, бесстрастное изложение комментатора продолжалось вплоть до того, как аналогичная судьба постигла остальные нападавшие звездолеты.
Последовала пауза, и похожий голос, сопровождаемый аналогичным изобразительным рядом, поведал о сражениях за Мнемон; для разнообразия было добавлено подробное описание кратковременного налета: взорванный город, сбившиеся в кучу, усталые пленные – и отход нападавших.
Мнемону недолго оставалось жить.
Снова пауза, которая на этот раз сменилась, как обычно, резким ревом медных труб. На экране показался длинный, окаймленный шеренгами солдат коридор, по которому быстро шагал представитель правительства в мундире советника.
Молчание подавляло.
Раздавшийся наконец голос был торжественным, размеренным и жестким: «По приказу нашего властелина извещается, что планета Хэйвен, доныне находившаяся в военном противостоянии его воле, сдалась, признав свое поражение. В данный момент силы нашего властелина оккупируют планету. Оппозиция раздроблена и быстро подавляется.»
Сцена исчезла, и появился прежний комментатор, объявив с важным видом, что информация о прочих событиях будет сообщаться по мере их развития.
Затем последовала танцевальная музыка, и Эблинг Мис отключил питание.
Торан поднялся и неуверенной походкой вышел, не сказав ни слова. Психолог не пытался его остановить.
Когда вошла Бейта, Мис жестом показал ей, чтобы она молчала, и добавил:
– Они взяли Хэйвен.
– Уже? – сказала Бейта, и ее глаза сделались круглыми и усталыми.
– Без борьбы. без ублю… – Мис остановился, проглотив слово. – Лучше бы ты пока оставила Торана одного. Это для него не очень-то приятно. Давай сегодня пообедаем без него.
Бейта глянула было в сторону пилотской рубки, потом с отчаяньем отвернулась.
– Очень хорошо!
Маньифико тихо присел к столу. Он молчал, не притрагиваясь к еде, только невидяще уставился перед собой, охваченный безмолвным ужасом, который, казалось, истощил все жизненные силы в его тщедушном теле.
Эблинг Мис с отсутствующим видом оттолкнул свой десерт из замороженных фруктов и хрипло произнес:
– Два Купеческих Мира сражаются. Они сражаются, истекают кровью, умирают и не сдаются.
Только Хэйвен – так же, как и Установление…
– Но почему? Почему?
Психолог покачал головой.
– Это увязывается со всей проблемой в целом. Каждая необычная грань событий – намек на природу Мула. Прежде всего: как он смог победить Установление малой кровью и, по сути дела, одним ударом, пока Независимые Купеческие Миры еще держались. Подавитель атомных реакций оказался слабым оружием – мы обсуждали это вдоль и поперек до головной боли, – и он не сработал нигде, кроме Установления. Ранду предположил, – седые брови Эблинга сошлись вместе, – что у Мула мог быть излучатель для подавления воли. Вот что могло сработать на Хэйвене. Но почему тогда они не используют его против Мнемона и Исса, которые и сейчас дерутся как дьяволы? Для того, чтобы взять над ними верх, понадобилась, помимо сил Мула, половина флота Установления. Да, да, я узнал в атаке корабли Установления.
Бейта прошептала:
– Установление, а вслед за ним Хэйвен. Бедствия словно преследуют нас, а мы, кажется, всегда ускользаем в самый последний момент. Неужели это будет длиться вечно?
Эблинг Мис не слушал. Он делал выводы сам для себя.
– Но есть еще одна проблема, Бейта. Ты помнишь сообщение в новостях, что клоун Мула не был найден на Терминусе; что, как подозревают, он бежал на Хэйвен или был доставлен туда своими прежними похитителями. С ним связано нечто важное, Бейта, нечто не подлежащее забвению, но что именно – мы еще не знаем. Маньифико должен знать что-то фатальное для Мула. Я в этом уверен.
Побледневший Маньифико слабо запротестовал:
– Государь мой… благородный господин… в самом деле, клянусь, это выше моих бедных суждений – проникать в ваши желания. Я рассказал вам все, что знал, до последнего предела, и с помощью вашего зонда вы вытянули из моего скудного разума и то, что я знал, но не знал, что знаю.
– Я понимаю… понимаю… это что-то необычное. Намек столь незначительный, что ни ты, ни я не признаем его за то, чем он является. И все же я должен его найти – поскольку Мнемон и Исс скоро падут, и тогда мы станем последними остатками, последними капельками независимого Установления.
…С приближением к сердцевине Галактики звезды начинают тесниться. Гравитационные поля перекрываются при интенсивностях, достаточных внесения в межзвездный прыжок возмущений, которыми уже нельзя пренебрегать.
Торан осознал это, когда прыжок доставил их корабль прямо в сияние злобно вцепившегося в них красного гиганта, чья хватка была сперва ослаблена, а затем отброшена лишь после двенадцати бессонных, изнурительных часов.
Имея под рукой только карты ограниченного масштаба и отнюдь не располагая большим опытом в математике и пилотировании, Торан перед каждым прыжком посвящал дни тщательному прокладыванию курса. Это стало своего рода всеобщим занятием. Эблинг Мис контролировал математические расчеты Торана, а Бейта проверяла возможные маршруты на присутствие действительных решений различными обобщенными методами. Даже Маньифико был приставлен к работе на компьютере, делая простые вычисления – работа, которая после объяснений стала для него источником развлечения, и которую он выполнял на удивление искусно.
Так что к концу месяца или около того Бейта смогла наметить красную линию, пробивавшуюся на объемной корабельной модели Галактической Линзы до половины пути к ее центру, и сказать с оттенком ехидства:
– Знаешь, на что это похоже? На десятифутового земляного червя с ужасным несварением желудка. Ты в конце концов посадишь нас обратно на Хэйвен.
– Посажу, – проворчал Торан, разъяренно шурша картами, – если ты не заткнешься.
– И притом, – продолжала Бейта, – есть, вероятно, прямой путь, гладкий как линия меридиана.
– Ага! Но, во-первых, тупица ты моя, чтобы найти этот путь, тыкаясь вслепую, понадобилось бы пятьсот лет и пятьсот кораблей, а мои паршивые карты сомнительной надежности его не показывают. Кроме того, очень может быть, что от этих прямых путей стоит держаться подальше.
Они, скорее всего, забиты кораблями. И, кроме того…
– Ох, ради Галактики, перестань нести чепуху и сопеть в праведном негодовании, – она запустила руки в его шевелюру.
Он взвыл:
– Ух! Вот я тебе задам!
Схватив жену за запястья, он дернул ее вниз, после чего Торан, Бейта и кресло образовали на полу сумбурную триединую композицию: картину соревнования по борьбе, состоявшего в основном из сдавленных смешков и разнообразных притворных ударов.
Торан вырвался в тот самый момент, когда в комнату тихо вошел Маньифико.
– Что там?
Морщины беспокойства избороздили лицо клоуна и растянули до побеления кожу на его огромной переносице.
– Приборы ведут себя странно, сударь. Я, сознавая свое невежество, ни к чему не прикасался…
В две секунды Торан оказался в пилотской рубке. Он спокойно сказал Маньифико:
– Разбуди Эблинга Миса. Приведи его сюда.
Бейте, которая старалась пальцами кое-как уложить свои волосы, он сказал:
– Мы обнаружены, Бей.
– Обнаружены? – руки Бейты упали. – Кем?
– Галактика знает, – пробормотал Торан, – но, думается, кем-то с уже наведенными и пристрелянными бластерами.
Сообщив тихим голосом по субэфиру опознавательный код корабля, он присел. Когда вошел Эблинг Мис, закутанный в халат, со слипающимися глазами, Торан сказал, с трудом сохраняя спокойствие:
– Кажется, мы находимся в границах некоего Внутреннего Королевства, именуемого Автархией Филии.
– Никогда не слышал о таком государстве, – бросил Мис.
– Я тоже, – произнес Торан, – но мы, тем не менее, остановлены филианским кораблем, и я не представляю, что из этого выйдет.
Капитан-инспектор филианского корабля ввалился на борт в сопровождении шести вооруженных людей. Он был короткого роста, с редкими волосами, тонкими губами и сухой кожей.
Садясь, он резко закашлялся и рывком открыл папку, которую держал подмышкой, на чистой странице.
– Ваши паспорта и корабельное свидетельство, пожалуйста.
– У нас их нет, – сказал Торан.
– Нет, кхэ-кхэ? – он выхватил микрофон, подвешенный к поясу, и быстро проговорил в него:
– Трое мужчин, одна женщина. Бумаги не в порядке, – он сделал соответствующую пометку в папке.
Потом он спросил:
– Откуда вы?
– Сивенна, – осторожно сказал Торан.
– Где это?
– Сто тысяч парсеков, восемьдесят градусов к западу от Трантора, сорок градусов…
– Неважно, неважно!
Торан заметил, что его инквизитор записал: «Место отбытия – Периферия».
Филианец продолжил:
– Куда вы направляетесь?
– Сектор Трантора, – сказал Торан.
– С какой целью?
– Увеселительная прогулка.
– Везете какой-нибудь груз?
– Нет.
– Хм-м-м. Мы это проверим.
Он кивнул, и двое его людей принялись за дело. Торан не пытался им помешать.
– Что привело вас на нашу территорию? – глаза филианца недружелюбно сверкнули.
– Мы не знали, где мы находимся. У меня отсутствуют подходящие карты.
– За это вам придется заплатить сто кредитов – а также, конечно, обычную плату, требуемую таможенной службой, и так далее.
Он снова заговорил в микрофон, выслушал какое-то сообщение, а затем обратился к Торану.
– Понимаете что-нибудь в атомной технологии?
– Немного, – осмотрительно ответил Торан.
– Да? – филианец закрыл папку, добавив: – Люди с Периферии имеют в этих делах широко известную репутацию. Наденьте скафандр и идите со мной.
Бейта ступила вперед:
– Куда вы его забираете?
Торан нежно отстранил ее и холодно спросил:
– Куда вы хотите меня отвести?
– Наш реактор требует небольшой подстройки. Он тоже отправится с нами, – его указательный палец уперся прямо в Маньифико, чьи карие, заплаканные глаза широко открылись, выражая бесконечное отчаяние.
– А причем тут он? – едва сдерживал ярость Торан.
Чиновник холодно посмотрел на него.
– Меня информировали о том, что в здешних краях действуют пираты. Описание одного из головорезов в общих чертах подходит к нему. Это обычная процедура опознания.
Торан поколебался, но шесть человек и шесть бластеров выглядели более чем красноречиво.
Он потянулся к шкафу со скафандрами.
Часом позже, находясь в чреве филианского корабля, он выпрямился в негодовании.
– В моторах я не вижу ни малейшего дефекта. Кабели в порядке, питание L-трубок нормальное, анализ реакции сходится. Кто здесь ответственный?
Главный инженер спокойно сказал:
– Я.
– Тогда вытащите меня отсюда…
Его провели на офицерскую палубу, в небольшую приемную, где сидел только безучастный мичман.
– Где человек, который прибыл со мной?
– Пожалуйста, обождите, – сказал мичман.
Пятнадцатью минутами позже привели Маньифико.
– Что они с тобой делали? – быстро спросил Торан.
– Ничего. Вовсе ничего! – голова Маньифико медленно качнулась в жесте отрицании.
Потребовалось двести пятьдесят кредитов, чтобы удовлетворить запросы Филии, в том числе пятьдесят за немедленное освобождение, – и они снова оказались в открытом космосе.
Бейта вымученно усмехнулась:
– Мы не заслужили эскорта? Мы не получим обычного фигурального пинка у границы?
И Торан возразил ей с мрачным видом:
– Это был не филианский корабль – и мы пока не отбываем. Идите-ка все сюда.
Они собрались вокруг него.
Он сказал безразличным тоном:
– Это был корабль Установления, и эти типы на борту – люди Мула.
Эблинг нагнулся, чтобы подобрать оброненную сигару. Он сказал:
– Здесь? Но ведь до Установления тридцать тысяч парсеков.
– Да, но мы-то здесь? Что могло помешать им предпринять аналогичное путешествие? Клянусь Галактикой, Эблинг, неужели вы думаете, что я не умею распознавать корабли? Я увидел их двигатели, и этого оказалось достаточно. Я вам говорю: я видел двигатель Установления на корабле Установления.
– А как они сюда попали? – резонно поинтересовалась Бейта. – Каковы шансы на случайную встречу в космосе двух данных кораблей?
– Какое это имеет отношение к делу? – с горячностью возразил Торан. – Ясно только, что за нами следили.
– Следили? – взвилась Бейта. – Сквозь гиперпространство?
Эблинг Мис устало вмешался:
– Это вполне возможно – имея хороший корабль и выдающегося пилота. Но вероятность подобного хода событий меня не очень-то убеждает.
– Я не старался запутать следы, – настаивал Торан. – Я набирал скорость отрыва по прямой.
Наш путь рассчитал бы и слепой.
– Ни черта бы не вышло, – воскликнула Бейта. – С твоими косыми и кривыми прыжками знание нашего начального направления ничего не могло бы дать. Мы не раз выходили из прыжка задом наперед.
– Мы теряем время, – вскричал Торан, заскрежетав зубами. – Это корабль Установления, подчиняющийся Мулу. Он остановил нас. Они нас обыскивали. Они захватили Маньифико – одного – со мной в качестве заложника, чтобы вы сидели тихо, даже если что-нибудь заподозрите. И мы прямо сейчас поджарим их.
– Да постой ты, – Эблинг Мис вцепился в него. – Неужели ты собираешься уничтожить всех нас ради одного корабля, который ты счел вражеским? Подумай-ка, разве стали бы эти охламоны гоняться за нами по совершенно невероятному пути длиной в половину вонючей Галактики, чтобы поглазеть на нас и отпустить?
– Им все еще интересно знать, куда мы направляемся.
– Тогда зачем было нас останавливать и пробуждать в нас подозрения? Одно с другим не вяжется, сам понимаешь.
– Я понимаю так, как хочу. Оставьте меня, Эблинг, не то окажетесь на полу.
Маньифико подался вперед со своего насеста на спинке любимого кресла. Его длинные ноздри раздулись в возбуждении.
– Я жаждал бы получить прощение за вмешательство, но мой скудный разум внезапно был охвачен странной мыслью…
Бейта, заранее предвидя раздраженный жест Торана, схватила мужа за руку; Эблинг повторил ее движение.
– Давай, Маньифико, говори. Мы все будем внимательно слушать тебя.
Маньифико сказал:
– За время моего пребывания на их корабле какие только путаные и туманные мысли не посетили меня, охваченного страхом и смущением. Истинно, из моей памяти исчезла большая часть происшедшего. Многие разглядывали меня, говоря слова, которых я не понимал. Но к концу – словно то был луч солнечного света, вырвавшийся из-за края облаков – появилось лицо человека, которого я знал. Краткий взгляд, одно лишь мгновение – и все же лицо это все сильнее и ярче сияет в моей памяти.
– Кто же это был? – спросил Торан.
– Тот капитан, который пришел к нам давным-давно, когда вы впервые спасли меня от рабства.
Маньифико явно намеревался ошеломить всех, и восторженная улыбка, широко расплывшаяся под его хоботоподобным носом, подтвердила, что он очень хорошо осознал успех своего намерения.
– Капитан… Хэн… Притчер?.. – сурово поинтересовался Мис. – Ты в этом уверен? И сейчас твердо уверен?
– Сударь, я клянусь, – и он приложил костлявую руку к впалой груди. – Я бы защищал эту истину перед самим Мулом и бросил бы ему ее в пасть, даже если бы вся его мощь вслед за ним самим отрицала это.
Бейта произнесла в полном изумлении:
– Тогда что все это означает?
Клоун с надеждой обратился к ней:
– Госпожа моя, у меня есть теория. Она явилась ко мне, поистине, так, как будто сам Галактический Дух осторожно поместил ее в мое сознание, – он даже повысил голос, перекрывая протесты Торана.
– Госпожа моя, – он адресовался исключительно к Бейте, – а что если этот капитан, как и мы, бежал на корабле; если он, подобно нам, находится в пути согласно своим собственным замыслам; если он нечаянно натолкнулся на нас? В этом случае он мог бы заподозрить, что мы преследуем и выслеживаем его, как и мы заподозрили его в том же. Разве что-то мешает нам предположить, что он разыграл эту комедию, чтобы проникнуть на наш корабль?
– А зачем же он хотел видеть нас на своем корабле? – резко спросил Торан. – Это не укладывается в твою теорию.
– О нет, и это тоже укладывается, – шумно запротестовал клоун в порыве вдохновения. – Он прислал подчиненного, который не знал нас, но описал нас по микрофону. Слушавший его капитан был поражен сходством описания с моим несчастным обликом – ибо, по правде говоря, в этой великой Галактике немногие могут сравниться со мной в уродстве. Я явился доказательством подлинности всех остальных.
– И поэтому он нас опять оставил?
– Но что мы знаем о его миссии и его секретах? Он выяснил, что мы не враги, а после этого он мог подумать: мудро ли рисковать своим планом, увеличив число знающих о нем?
Бейта медленно выговорила:
– Не будь упрямцем, Тори. Это действительно объясняет ход дела.
– Может быть, – согласился Мис.
Торан не мог противостоять объединенному сопротивлению. Что-то в многословных объяснениях клоуна беспокоило его. Что-то было не так. И все же он был сбит с толку, и гнев его постепенно утих сам собой.
– А я-то надеялся, – прошептал он, – что мы изничтожим хотя бы один из кораблей Мула.
Глаза его были темны от боли, вызванной потерей Хэйвена.
Остальные поняли его.
22. Смерть на Неотранторе[6]6Неотрантор – Небольшая планета Деликасс, переименованная после Великого Грабежа, в течение почти ста лет была местопребыванием последней династии Первой Империи. То была тень мира и тень Империи, и ее существование имеет значение исключительно с точки зрения законности. При первом монархе неотранторианской династии…
[Закрыть]
Название: Неотрантор! Новый Трантор! Кроме названия у нового Трантора, по правде говоря, не было ничего общего с великим оригиналом. В двух парсеках отсюда все еще сияло солнце Старого Трантора, и имперская столица Галактики прошлого века все еще мчалась сквозь космос по своей орбите в безмолвной и вечной круговерти.
На Старом Транторе все еще жили люди: миллионов около ста против сорока миллиардов, кишевших там еще сравнительно недавно, лет пятьдесят назад. Огромный металлический мир рассыпался на зазубренные осколки. Вздымавшиеся над единым, опоясавшим планету основанием громады неисчислимых башен были ободраны и зияли пустотой, все еще неся на себе следы пожара и взрывов – остатки Великого Грабежа сорокалетней давности.
Казалось странным, что мир, на протяжении двух тысяч лет являвшийся центром Галактики, который контролировал безграничные пространства и был обителью для законодателей и властителей, прихоти которых давали о себе знать на расстоянии многих парсеков, мог погибнуть в течение месяца. Казалось странным, что мир, не затронутый тысячелетними завоевательными приливами и отливами, равно как и гражданскими войнами и дворцовыми переворотами еще одного тысячелетия, вдруг погрузился в мертвенный покой. Казалось странным, что Слава Галактики сделалась гниющим трупом.
Происшедшее потрясало сознание!
Должны были пройти века, чтобы могучие деяния пятидесяти поколений разрушились окончательно. Но силы людей угасли, и поэтому все их творения лежали бесполезным хламом.
Миллионы, оставшиеся после гибели миллиардов, сорвали блестящий металлический фундамент планеты и обнажили почву, тысячи лет не знавшую прикосновения солнечных лучей.
Окруженные техническим совершенством созданий человеческого гения, индустриальными чудесами освобожденного от тирании окружающей среды человечества, они вернулись к земле. На огромных дорогах росла пшеница. В тени башен паслись овцы.
Но существовал Неотрантор – некогда незаметное селение на планете, утонувшей в тени могучего Трантора; именно она послужила последним убежищем для царствующей семьи, которая нашла там спасение от огня и пламени Великого Грабежа – и с трудом удержалась, пока не схлынула рокочущая волна мятежа. Отсюда, в призрачном величии, она управляла мертвенными останками Империи.
Каких-нибудь двадцать аграрных миров составляли ныне Галактическую Империю!
Дагоберт IX, правитель двадцати миров, населенных твердолобыми сквайрами-землевладельцами и молчаливыми крестьянами, был Императором Галактики, Повелителем Вселенной.
В тот кровавый день, когда Дагоберт IX со своим отцом прибыл на Неотрантор, ему было двадцать пять лет. В его глазах и сознании все еще стояло величие и могущество былой Империи. Но его сын, который мог когда-нибудь стать Дагобертом X, родился уже на Неотранторе.
И все его познания ограничивались этими двадцатью мирами.
…Открытый аэромобиль Джорда Коммасона был самым роскошным экипажем подобного рода на всем Неотранторе – что, в конце концов, соответствовало его положению. Коммасон был не просто крупнейшим землевладельцем Неотрантора; в свое время он являлся сотоварищем и злым гением молодого кронпринца, который всячески стремился вырваться из-под властной длани императора – тогда еще бывшего в расцвете сил. Коммасон продолжал оставаться сотоварищем и злым гением кронпринца, – но теперь уже сам кронпринц был в расцвете сил и ненавидел дряхлеющего императора.
Итак, Джорд Коммасон, в своем аэромобиле с перламутровой отделкой и инкрустацией из золота и люметрона – поистине хозяина такого экипажа можно было распознать без всякого герба, – обозревал свое достояние: земли, моря колышущейся пшеницы, огромные молотилки и жатки, арендаторов и механизаторов – и неспешно обдумывал свои дела.
Подле него сидел сгорбленный, постаревший шофер; мягко лавируя среди ветров, он чему-то улыбался.
Джорд Коммасон обратился к ветру, воздуху и небу:
– Ты помнишь, что я говорил тебе, Инчни?
Редкие седые волосы Инчни слегка колыхались на ветру. Его щербатая, тонкогубая улыбка стала шире, а продольные морщины на щеках углубились, словно он сам от себя скрывал некий вечный секрет. Свистящим полушепотом он произнес сквозь зубы:
– Я помню, господин, и я раздумывал над этим.
– И что же ты придумал, Инчни? – в вопросе слышалось раздражение.
Инчни вспомнил, что на Старом Транторе он был молод, красив и имел титул Лорда. Инчни вспомнил, что на Неотранторе он сделался уродливым старцем, обязанным своей жизнью милости Сквайра Джорда Коммасона и платившим за эту милость услугами своего изощренного ума. Он очень тихо вздохнул и прошептал снова:
– Гости с Установления, господин – это дело неплохое. Особенно, господин, если они явились только на одном корабле и имеют только одного мужчину, способного сражаться. Могут ли они нам пригодиться?
– Пригодиться? – угрюмо сказал Коммасон. – Может быть. Но эти люди – волшебники, и они могут быть могущественны.
– Фью, – прошелестел Инчни, – туман расстояния скрывает истину. Установление – обычный мир. Его граждане – обычные люди. Если в них выстрелить из бластера, они умрут.
Инчни вел аппарат по маршруту. Река внизу казалась искрящейся извилистой лентой. Он произнес:
– И разве не появился человек, о котором сейчас говорят все, который взволновал всю Периферию?
Коммасон проявил внезапную подозрительность:
– А ты что знаешь об этом человеке?
Лицо шофера больше не улыбалось.
– Ничего, господин. Это был лишь пустой вопрос.
Сквайр колебался недолго. Он сказал с грубой прямотой:
– Ты ничего не спрашиваешь впустую, и твой метод приобретения знаний еще доведет твою костлявую шею до тисков. На, получай! Этот человек зовется Мулом, и его подданный был здесь несколько месяцев назад… по делу. Теперь я жду другого… для завершения дела.
– А эти новоприбывшие? Не их ли вы ждете?
– Они не имеют необходимых признаков, по которым их можно было бы распознать.
– Сообщалось, что Установление захвачено…
– Я тебе этого не говорил.
– Так сообщалось, – хладнокровно продолжал Инчни, – и если это правда, то люди, о которых идет речь, могут оказаться беженцами, и их следовало бы задержать до прибытия человека от Мула – как знак искренней дружбы.
– Да? – Коммасон колебался.
– И, господин, поскольку хорошо известно, что друг завоевателя является лишь последней его жертвой, наши действия были бы лишь честной самообороной. Существуют же такие вещи, как психозонды, а здесь у нас четыре мозга Установления. Как об Установлении, так и о Муле полезно было бы накопить кое-какие знания. И тогда дружелюбие Мула стало бы чуть менее обременительным.
В тиши воздушных высей Коммасон, вздрогнув, вернулся к своим прежним мыслям.
– Но что если Установление не пало? Подумай! Если оно не пало… Мул надавал мне обещаний, это так… – он понял, что зашел слишком далеко и прикусил язык. – То есть он хвастался.
Но хвастовство – это ветер; прочны лишь дела.
Инчни бесшумно рассмеялся.
– Дела поистине прочны, пока не начаты. Едва ли можно найти более отдаленный повод для опасений, чем Установление на краю Галактики.
– Но есть еще принц, – пробормотал Коммасон почти про себя.
– Значит, он тоже вступил в контакты с Мулом, господин?
Коммасон не смог полностью подавить недовольство, исказившее его черты.
– Не вполне. Не так близко, как я. Но принц становится все более диким, все более неуправляемым. Им овладел демон. Если я схвачу этих людей, он может забрать их для собственных целей… ибо он не лишен определенной проницательности… я пока еще не готов ссориться с ним, – он нахмурился, и его тяжелые щеки отвисли в негодовании.
– Вчера на несколько секунд я успел увидеть этих чужеземцев, – безразлично сказал седой шофер. – Эта брюнетка – женщина необычная. У нее свободная, почти мужская походка, и она наделена бледностью, впечатляющей на фоне темного блеска волос, – в хриплом шепоте увядшего голоса слышались почти сердечные интонации, и Коммасон со внезапным удивлением взглянул на шофера.
Инчни продолжал:
– Я думаю, проницательность принца не защитит его от необходимости прибегнуть к компромиссу. Вы могли бы получить остальных, если отдадите ему девушку…
На Коммасона снизошло озарение.
– Вот это мысль! Настоящая мысль! Инчни, разворачивай! И если все обернется хорошо, Инчни, мы еще обсудим вопрос о твоем освобождении.
По возвращении Коммасона ждало почти сверхъестественное предзнаменование: он обнаружил в своем личном кабинете Персональную Капсулу, прибывшую незадолго до того на длине волны, известной лишь немногим. Коммасон плотоядно улыбнулся. Человек Мула должен был прибыть очень скоро, а Установление в самом деле пало.
…Бейту иногда посещали туманные видения императорского дворца, но с представшей ее глазам реальностью они не очень-то сопрягались, и в ней росло смутное чувство разочарования.
Помещение было небольшим, без особых изысков, почти ординарным. Дворец не мог сравниться даже с резиденцией мэра на Установлении, – а Дагоберт IX…
Бейта имела вполне определенные представления о том, каким должен быть император. Он не должен казаться добрым дедушкой. Он не может быть тощим, седым и угасшим, и собственноручно подавать чашки чая, заботясь о комфорте гостей.
Но действительность оказалась именно такой.
Дагоберт IX подливал чай в чашку, которую Бейта держала своими застывшими пальцами и ворковал:
– Это огромное удовольствие для меня, моя дорогая. Ни церемоний, ни придворных. У меня уже давно не было случая принимать гостей из моих внешних провинций. С тех пор, как я постарел, об этих мелочах заботится мой сын. Вы не знакомы с моим сыном? Чудный мальчик. Возможно, несколько упрям. Но ведь он молод. Не желаете ли капсулу для аромата? Нет?
Торан попытался вмешаться:
– Ваше императорское величество…
– Да?
– Ваше императорское величество, в наши намерения не входило вторгаться к вам…
– Глупости, никакого вторжения. Нынче вечером состоится официальный прием, но до тех пор мы свободны. Повторите, откуда вы прибыли? Долгое время, как мне кажется, у нас не было официальных приемов. Вы сказали, что вы из провинции Анакреона?
– С Установления, ваше императорское величество!
– Да, с Установления. Я вспомнил. Я отыскал его. Это в провинции Анакреона. Я там никогда не бывал. Мой доктор запрещает продолжительные путешествия. В последнее время у меня не было известий от моего вице-короля на Анакреоне. Как там обстоят дела? – заключил он беспокойно.
– Государь, – пробормотал Торан, – я не могу пожаловаться.
– Это радует. Я должен буду поощрить моего вице-короля.
Торан беспомощно глянул на Эблинга Миса, возвысившего свой грубоватый голос:
– Государь, нам было сказано, что для посещения Библиотеки Имперского Университета на Транторе нужно ваше разрешение.
– Трантор? – мягко спросил император. – Трантор?
Гримаса странной боли прошла по его узкому лицу.
