Текст книги "Установление и Империя"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Атмосфера, царившая в Своде Времени, во многих отношениях трудно поддавалась определению. Едва ли следовало говорить о запустении, поскольку Свод был хорошо освещен и кондиционирован. Стены были украшены теплыми цветными узорами, ряды закрепленных кресел отличались комфортабельностью и, казалось, были задуманы для вечного пользования. Свод хорошо сохранился: три века не оставили после себя заметного следа. Несомненно, здесь не предпринималось никаких усилий по созданию благоговейного страха или почтения, поскольку вся обстановка была простой и повседневной – в сущности, почти незаметной.
И все же, несмотря на все эти положительные черты, что-то здесь было не то – и это что-то сосредотачивалось вокруг стеклянного куба, прозрачная пустота которого господствовала над половиной помещения. Четырежды на протяжении трех веков живой призрак Хари Селдона восседал внутри куба и держал речь. Дважды он обращался в пустоту.
Старец, видевший великие дни вселенской Империи, спроецировал себя в будущее на протяжении трех веков и девяти поколений – при том он по-прежнему лучше понимал Галактику своих пра-пра-пра-правнуков, чем они сами.
Пустой куб терпеливо ждал.
Первым прибыл Мэр Индбур III, проехав на своем церемониальном мобиле по притихшим в ожидании улицам. Вместе с ним прибыло и его личное кресло, которое было выше и шире здешних кресел. Оно было водружено впереди всех прочих, и Индбур возвысился над всем, кроме стеклянной пустоты впереди.
Важный чиновник по его левую руку почтительно наклонил голову.
– Превосходительство, закончены приготовления к максимально обширному субэфирному вещанию сегодня ночью, для официального заявления вашего превосходительства.
– Хорошо. Пока что пусть продолжаются специальные межпланетные программы, касающиеся Свода Времени. Разумеется, не должно быть никаких предсказаний или рассуждений на эту тему.
Продолжает ли реакция общественности оставаться удовлетворительной?
– Превосходительство, она именно такова. Злонамеренные слухи, ранее преобладавшие, ослабли еще более. Широко распространяется уверенность.
– Хорошо!
Он жестом отослал чиновника и поправил свой пышный воротник.
Без двадцати минут полдень!
Руководители крупнейших торговых организаций, служившие надежнейшей опорой мэрии, появились поодиночке или маленькими группами, с той степенью пышности, которая приличествовала их финансовому положению и благосклонности мэра. Каждый представлялся мэру, получал взамен пару благодарных слов и занимал назначенное ему место.
Откуда-то, не очень соответствуя всей этой напыщенной церемонии, появился Ранду с Хэйвена и, не дожидаясь своего представления, пробрался к креслу мэра.
– Превосходительство! – выговорил он и поклонился.
Индбур насупился.
– Вам не было пожаловано аудиенции.
– Превосходительство, я просил о ней неделю.
– Сожалею, но государственные дела, связанные с появлением Селдона…
– Превосходительство, я тоже сожалею, но я должен просить вас отменить свой приказ о том, чтобы корабли Независимых Купцов были распределены по флотам Установления.
Лицо не привыкшего к тому, чтобы его прерывали, Индбура вспыхнуло.
– Сейчас не время для дискуссий.
– Превосходительство, это единственное время, – настойчиво шептал Ранду. – Как представитель Независимых Купеческих Миров, я говорю вам, что такому приказу нельзя подчиниться. Он должен быть отменен еще до того, как Селдон разрешит за нас наши проблемы. Как только пройдет необходимость обороны, станет слишком поздно для примирения, и наш союз распадется.
Индбур холодно уставился на Ранду.
– Вы соображаете, что я – глава вооруженных сил Установления? Имею я право определять военную политику или нет?
– Превосходительство, вы, конечно, правы, но некоторых вещей делать не стоит.
– Не вижу тут никакой неуместности. В этот грозный час мы не можем допустить, чтобы ваш народ располагал отдельным флотом. Раздельные действия играют на руку врагам. Посол, мы должны объединиться – в военном, равно как и в политическом смысле.
Ранду почувствовал, как у него перехватило горло. Он отбросил учтивость и заговорил без вступительного титула.
– Вы сейчас чувствуете себя в безопасности, потому что будет говорить Селдон, и поэтому обратились против нас. Месяц назад, когда наши корабли разгромили Мула у Терела, вы были куда податливей. Я мог бы напомнить вам, сударь, что именно Флот Установления пять раз был разбит в открытом бою, и что ваши победы одержаны для вас кораблями Независимых Торговых Миров.
Индбур грозно нахмурился.
– Вы, посол, более не являетесь желанным гостем на Терминусе. Нынче вечером будет затребовано ваше отбытие. Более того, будет проведено расследование ваших связей с деструктивными демократическими силами на Терминусе; впрочем, это расследование по сути уже ведется.
Ранду ответил:
– Когда я удалюсь, со мной уйдут наши корабли. Я ничего не знаю о ваших демократах. Я знаю только, что корабли вашего Установления сдались Мулу благодаря измене старших офицеров, а не простых членов экипажа, независимо от того, были ли те демократами или нет. Я заявляю вам, что двадцать кораблей Установления сдались при Хорлеггоре по приказу контр-адмирала, будучи неповрежденными и неатакованными. Контр-адмирал был вашим близким соратником: он председательствовал на суде над моим племянником, когда тот только прибыл с Калгана. Это не единственный известный нам случай, и мы не будем рисковать нашими кораблями и людьми – ввиду возможного предательства.
Индбур сказал:
– Вы будете взяты под стражу до вашего отбытия отсюда.
Ранду отошел – под молчаливыми и презрительными взорами камарильи правителей Терминуса.
Без десяти минут двенадцать!
Бейта и Торан уже прибыли. Они поднялись со своих кресел в заднем ряду и помахали проходившему мимо Ранду.
Ранду мягко улыбнулся.
– В конце концов, вы здесь. Как вы этого добились?
– Нашим парламентером стал Маньифико, – ухмыльнулся Торан. – Индбур настаивал, чтобы тот создал визи-сонорную композицию, вдохновленную Сводом Времени, и, без сомнения, с мэром в качестве главного героя. Маньифико отказался явиться сюда без нас, и его невозможно было переубедить. С нами и Эблинг Мис – был, во всяком случае. Он бродит где-то поблизости.
Затем он внезапно спросил настойчивым тоном:
– Но, дядя, что случилось? Ты выглядишь не блестяще.
Ранду кивнул.
– Думаю, что ты прав. Нас ждут плохие времена, Торан. Когда будет покончено с Мулом, настанет, боюсь, наша очередь.
Торжественно приблизился стройный человек в белом, приветствовав их чопорным поклоном.
Темные глаза Бейты улыбнулись, когда она протянула ему руку.
– Капитан Притчер! Вы снова на космической службе?
Капитан принял ее руку и поклонился еще ниже.
– Ничего подобного. Насколько я понимаю, я здесь благодаря доктору Мису. Но это лишь временно. Завтра обратно под домашний арест. Который час?
Без трех минут двенадцать!
Маньифико являл собой картину несчастья и душераздирающей подавленности. Его тело свернулось в вечном стремлении исчезнуть. Его длинный нос изогнулся у ноздрей, а большие, косящие глаза неуверенно озирались по сторонам. Он вцепился в руку Бейты и, когда она склонилась к нему, прошептал:
– Как вы считаете, госпожа моя, возможно ли, чтобы все эти великие люди были моими слушателями, когда я… когда я играл на Визи-Соноре?
– Все до одного, я полагаю, – заверила Бейта и нежно потрепала его. – И я уверена: все они думают, что ты – самый замечательный исполнитель в Галактике, и что твой концерт был величайшим из всех когда-либо данных концертов, так что ты выпрямись и сиди как следует. Мы должны выглядеть достойно.
В ответ на ее притворную хмурость Маньифико еле улыбнулся и медленно выпрямил свои нескладные конечности.
Полдень!..
…и стеклянный куб больше не был пустым.
Сомнительно, чтобы кто-нибудь успел уловить момент появления. Происшедшее было подобно взрыву: в первый миг никого нет, а в следующий – уже есть.
Внутри куба появился человек в кресле-коляске, старый и поникший. На морщинистом лице его сияли светлые глаза, а голос, как выяснилось, был самой живой его частью. На коленях заглавием вниз лежала книга. Мягко разнесся по залу голос:
– Я Хари Селдон!
Стояла тишина, по степени напряженности подобная грому.
– Я Хари Селдон! Я не могу узнать доступными мне чувствами, есть ли здесь вообще кто-нибудь, но это неважно. У меня мало опасений относительно провала Плана. Для первых трех веков вероятность следования Плану равна девяноста четырем и двум десятым процента.
Он помедлил, улыбнулся и добродушно сказал:
– Кстати, если кто-нибудь из вас стоит, можете сесть. Если кто хочет курить – пожалуйста. Я здесь не во плоти. Я не требую церемоний. Но давайте рассмотрим текущую проблему. Впервые Установление столкнулось или, возможно, находится на последних подступах к гражданской войне.
До сих пор внешние атаки адекватно отбивались – с неизбежностью, вытекающей из строгих законов психоистории. Нынешняя атака является выступлением слишком недисциплинированной внешней группы Установления против слишком авторитарного центрального правительства. Ход действий был необходим, результат – очевиден.
Достоинство высокой аудитории начало ломаться. Индбур полупривстал в кресле.
Бейта подалась вперед с обеспокоенным взглядом. О чем это говорит великий Селдон? Она упустила несколько слов.
– …достигнутый компромисс необходим по двум причинам. Восстание Независимых Торговцев вносит элемент новой неопределенности для ставшего, возможно, слишком самоуверенным правительства. Восстанавливается элемент борьбы. Здоровый подъем демократии, хотя и разбитой…
Послышались голоса. Шепот поднимался по шкале громкости, и в нем было что-то паническое.
Бейта сказала на ухо Торану:
– Почему он не говорит о Муле? Купцы никогда не восставали.
Торан пожал плечами.
Сидящая фигура ободряюще вещала среди растущего беспорядка:
– …новое и более прочное коалиционное правительство логично явилось необходимым и полезным результатом последовавшей гражданской войны, навязанной Установлению. И теперь лишь остатки старой Империи стоят на пути дальнейшей экспансии, а они, во всяком случае, в течение следующих нескольких лет, не представляют проблемы. Конечно, я не могу раскрыть природу следующей пробле…
Губы Селдона беззвучно шевелились в общем реве.
Эблинг Мис с красным лицом подскочил к Ранду. Он кричал:
– Селдон слетел с катушек. Он предсказал неверный кризис. Ваши Купцы когда-нибудь планировали гражданскую войну?
Ранду еле слышно проговорил:
– Да, мы планировали. Мы отложили ее перед лицом угрозы Мула.
– Тогда Мул является дополнительным фактором, к которому психоистория Селдона не готова. Но что это?
В тишине, внезапно восстановившейся в зале, Бейта обнаружила, что куб снова пуст. Атомное сияние стен погасло, мягкий поток кондиционированного воздуха иссяк.
Где-то то набирал силу, то снова стихал пронзительный звук сирен, и Ранду едва смог выговорить одними губами:
– Космический налет!
Эблинг Мис поднес наручные часы к уху и внезапно закричал:
– Встали, клянусь Га-лак-ти-кой! Есть ли здесь в комнате часы, которые идут? – его голос поднялся до рева.
Двадцать часов были поднесены к двадцати ушам. И за время, по своей продолжительности сильно уступавшее двадцати секундам, сделалось вполне ясно, что таковых нет.
– Тогда, – сказал Мис с мрачной и наводящей ужас категоричностью, – что-то отключило всю атомную энергию в Своде Времени. Мул атакует.
В общем шуме разнесся вопль Индбура:
– Займите свои места! Мул в пятидесяти парсеках.
– Он был там, – заорал в ответ Мис, – неделю назад. Терминус сейчас подвергается бомбардировке.
Бейта ощутила, как на нее мягко наползла глубокая подавленность. Складки горя, казалось, тесно, туго обволокли Бейту; ее дыхание с трудом, с болью пробивалось через сжавшееся горло.
Ясно доносился шум собирающейся снаружи толпы. Двери открылись настежь; торопливо вбежал какой-то человек и быстро заговорил с бросившимся к нему навстречу Индбуром.
– Превосходительство, – прошептал он, – в городе не работает ни одно транспортное средство, не действует ни одна линия связи. Сообщают, что Десятый Флот разгромлен, и корабли Мула уже над атмосферой. Генеральный штаб…
Индбур обмяк и съежившейся, бессильной фигурой рухнул на пол. Во всем зале теперь не было слышно ни единого звука. Даже разрастающаяся толпа снаружи испуганно молчала. Грозно навис холодный, панический ужас.
Индбура подняли, поднесли ко рту вина. Его губы зашевелились еще до того, как открылись глаза, выговорив всего одно слово:
– Сдавайтесь!
Бейта почувствовала, что вот-вот заплачет – не от горя или унижения, а просто от безмерного испуга и отчаяния. Эблинг Мис дернул ее за рукав.
– Пошли, барышня…
Ее резким движением вытащили из кресла.
– Мы сматываемся, – сказал Мис, – берите с собой вашего музыканта.
Толстые губы ученого побелели и дрожали.
– Маньифико, – слабо выговорила Бейта.
Клоун в ужасе сжался. Глаза его остекленели.
– Мул! – взвизгнул он. – Мул идет за мной!
При ее прикосновении он стал дико отбиваться. Торан наклонился и резко опустил кулак.
Маньифико грохнулся без сознания, и Торан потащил его как мешок с картошкой.
…На следующий день уродливые, почерневшие в боях корабли Мула посыпались на посадочные площадки планеты Терминус. Возглавлявший атаку генерал промчался по опустевшему главному проспекту города Терминуса на мобиле чужеземной конструкции, который мог двигаться, в то время как вся столица была заполнена бесполезно стоявшими атомными машинами.
Извещение об оккупации прозвучало ровно через двадцать четыре часа после той минуты, когда Селдон появился перед бывшими властителями Установления.
Из всех планет Установления только Независимые Купцы еще держались, и против них теперь обратилась мощь Мула – завоевателя Установления.
19. Начало поискаОдинокая планета Хэйвен – единственная планета единственного в этом районе Галактики солнца, постепенно сползающего в межгалактический вакуум – была осаждена.
В строго военном смысле она несомненно была осаждена, поскольку любой участок галактического пространства за пределами двадцати парсеков находился в зоне досягаемости передовых баз Мула. Спустя четыре месяца после потрясающего падения Установления коммуникации Хэйвена распались, точно паутина под лезвием бритвы. Корабли Хэйвена стянулись к родному дому, и их единственной боевой базой остался сам Хэйвен.
А в других отношениях осада была еще теснее: ибо пелена беспомощности и обреченности уже подступила…
Преодолев неуверенными шагами зигзагообразный боковой проход между столами, покрытыми пластиком молочного цвета, Бейта почти вслепую нашла свое место. Она откинулась на высокую спинку стула, механически ответив на едва услышанные ею приветствия, потерла обратной стороной ладони усталые глаза и потянулась за меню.
У нее хватило времени отметить в своем сознании реакцию неистового отвращения на обилие в меню различных блюд из грибковых культур, которые на Хэйвене почитались за большой деликатес и которые на ее вкус жительницы Установления были почти несъедобными; затем она услышала всхлипывания рядом с собой и подняла голову.
До сих пор она почти не обращала внимания на Джудди – простоватую, курносую, безразличную блондинку, которая сидела в столовой наискосок от нее. А теперь Джудди плакала, горестно закусив мокрый платок и сдавленно всхлипывая; ее личико распухло и покраснело.
Бесформенный костюм радиационной защиты сползал с ее плеч, а прозрачный лицевой щиток опрокинулся в десерт, и там и остался.
Бейта присоединилась к трем девушкам, которые по очереди пытались использовать принятые испокон веков, но так и не доказавшие свою эффективность средства: похлопывание по плечу, поглаживание волос и неразборчивое воркование.
– В чем дело? – прошептала она.
Одна из девушек повернулась к ней, пожимая плечами в сдержанном «не знаю». Затем, ощутив неуместность этого жеста, она увлекла Бейту в сторону.
– У нее, видимо, был тяжелый день. И она беспокоится за своего мужа.
– Он в космическом патруле?
– Да.
Бейта дружелюбно протянула руку Джудди.
– Почему ты не идешь домой, Джудди?
Ее голос звучал ободряюще, по-деловому вторгшись в мягкую, вялую бессмыслицу утешений.
Джудди приподняла голову; в ее голосе чувствовалась обида.
– Я уже отсутствовала один раз на этой неделе…
– Значит, будешь отсутствовать еще раз. Если ты попытаешься остаться, то сама же знаешь, что на следующей неделе пропустишь три дня – так что патриотичнее будет пойти сейчас домой.
Девочки, кто из вас работает в ее отделе? Тогда, может быть, вы позаботитесь о ее карточке? Но лучше ты пойди сперва в ванную, Джудди, и верни персики и сливки на подходящее место. Давай! Кыш!
Бейта вернулась к своему месту и снова, с гнетущим чувством и одновременно с облегчением, взялась за меню. Эти настроения были заразительны. Одна девушка с расстроенными нервами могла бы довести в эти тягостные дни весь свой отдел до истерики.
Она сделала выбор, показавшийся ей относительно менее неприятным, нажала нужные кнопки у локтя и положила меню обратно в нишу.
Высокая, темноволосая девушка напротив нее говорила:
– Никому из нас не остается делать ничего, кроме как плакать, не так ли?
Ее поразительно полные губы едва двигались, и Бейта заметила, что их кончики были слегка подрисованы, чтобы выразить ту искусственную, утвердительную полуулыбку, которая являлась последним словом нынешней утонченности.
Бейта, опустив ресницы, изучала содержавшийся в этих словах оскорбительный выпад. Она была рада отвлечься по случаю прибытия обеда. Крышка ее столика ушла вглубь, и появилась еда.
Бейта аккуратно содрала обертку с ножей и вилок и, осторожно держа их, пока они остывали, спросила:
– Ты не можешь предложить какого-нибудь другого занятия, Хелла?
– О да, – сказала Хелла. – Могу!
Она небрежным и умелым движением пальца отбросила свою сигарету в маленькую нишу; крохотная атомная вспышка настигла сигарету еще до того, как она успела достичь неглубокого дна.
– К примеру, – Хелла опустила подбородок на стройные, хорошо ухоженные свои руки, – я думаю, что мы прекрасно могли бы договориться с Мулом и прекратить всю эту глупость. Но, по правде, у меня нет… э… возможностей быстро сматываться, когда Мул берет верх.
Лицо Бейты осталось ясным. Ее голос был легок и безразличен:
– У тебя, видно, нет брата или мужа на боевых кораблях, не так ли?
– Нет. Тем более я не вижу причины жертвовать чужими братьями и мужьями.
– При капитуляции жертвы будут куда более вероятными.
– Установление сдалось, и там все спокойно. А наши мужчины далеко, и вся Галактика против нас.
Бейта пожала плечами и сказала нежным голоском:
– Я боюсь, что тебя беспокоит только первое из этих двух обстоятельств.
Она вернулась к своей тарелке с овощами и доела их. Вокруг стояла липкая тишина. Никто в пределах слышимости никогда не осмеливался отвечать на цинические выпады Хеллы.
Бейта быстро ушла, ткнув пальцем кнопку, которая очистила ее обеденное место для следующей смены.
Девушка из новеньких, сидевшая неподалеку, театральным шепотом осведомилась у Хеллы:
– Кто это?
Подвижные губы Хеллы безразлично скривились.
– Племянница нашего координатора. Ты с нею не знакома?
– Да? – девушка бросили последний взгляд на исчезающую спину Бейты. – А что она здесь делает?
– Просто работает – сборщицей. Разве ты не знаешь, что патриотизм нынче в моде? Честное слово, от этакой демократии меня тошнит.
– Ну, Хелла, – сказала пухлая девушка по правую руку. – Она пока ни разу не натравляла на нас своего дядьку. Зачем ты лезешь в бутылку?
Хелла, метнув тусклый взгляд на соседку, проигнорировала ее и зажгла следующую сигарету.
Новенькая слушала болтовню светлоглазой учетчицы, сидевшей напротив. Слова так и лились:
– …и она, вроде, была в Своде – прямо в Своде, представляете – когда выступал Селдон – и, говорят, мэр бесновался, была суматоха и все такое, представляете. Она выбралась прежде, чем высадился Мул, и, говорят, она ускользнула таким жутким образом – прорываясь через блокаду, и все такое – и я удивляюсь, что она не пишет об этом книгу, эти книги про войну сейчас так популярны, вы же знаете. И она, говорят, была и на той планете, где Мул, тоже – на Калгане, знаете – и…
Пронзительно взвизгнул звонок таймера, и столовая медленно опустела. Голос учетчицы продолжал жужжать, а новая работница, широко открыв глаза изредка вставляла в подходящих местах:
– В самом деле-е-е-е-е?..
…Когда Бейта вернулась домой, огни огромной пещеры снижали яркость, постепенно обращаясь в мрак, означавший время сна для праведных и хорошо потрудившихся.
Торан встретил ее у дверей, держа в руке бутерброд.
– Где ты была? – спросил он, жуя.
Потом он выговорил более отчетливо:
– Я состряпал обед на скорую руку. Если этого мало, я не виноват.
Но Бейта, удивленно открыв глаза, обежала его вокруг:
– Тори! Где твоя форма? Что ты делаешь в штатском?
– Приказ, Бей. Ранду заперся наверху с Эблингом Мисом, и я не знаю, что все это значит. У них ты все и выяснишь.
– А я отправляюсь? – она импульсивно придвинулась к нему.
Он поцеловал ее, прежде чем ответить:
– Я на это надеюсь. Но это, вероятно, будет опасно.
– А что не опасно?
– Вот именно. О да, я уже послал за Маньифико, так что он, вероятно, тоже отправляется.
– Ты хочешь сказать, что его концерт на моторостроительном заводе придется отменить?
– Судя по всему, да.
Бейта перешла в соседнюю комнату и села за еду, которая явно была приготовлена на скорую руку. Она быстро и умело разрезала бутерброды пополам и сказала:
– Очень жаль, что концерта не будет. Девочки на заводе очень ждали его. И Маньифико, кстати, тоже. Черт его дери, он такой странный.
– Он пробуждает в тебе материнский инстинкт, Бей, вот и все. Когда-нибудь у нас будет ребенок, и тогда ты забудешь Маньифико.
Бейта отвечала, наполовину углубившись в свой бутерброд:
– Меня сейчас осенило, что ты и есть предел того смятения, которое мой инстинкт материнства в состоянии вынести.
Затем она отложила бутерброд и вмиг сделалась серьезно-мрачной.
– Тори.
– М-м?
– Тори, я сегодня была в мэрии – в Бюро Производства. Вот почему я так опоздала.
– Что ты там делала?
– Ну… – она заколебалась. – Это постепенно накопилось. На фабрике я уже не могу этого выдерживать. Присутствия духа просто не существует. Девочки принимаются душераздирающе рыдать без какой-либо причины. Те, что не заболевают, ходят угрюмыми. Даже мышки-машинисточки надули губки. В моем секторе производство не составляет и четверти того объема, который был к моменту моего прихода, и на рабочих местах постоянно хоть кто-нибудь да отсутствует.
– Хорошо, – сказал Торан, – договаривай. Что же ты там делала?
– Задала несколько вопросов. И, Тори, такая ситуация царит на всем Хэйвене. Производство падает, а мятежность и недоброжелательность растут. Шеф бюро только пожал плечами – после того, как я просидела час в приемной, чтобы увидеть его, и сумела попасть к нему только потому, что я племянница координатора – и сказал, что это выше его сил. Откровенно говоря, я и не думаю, что это его беспокоит.
– Слушай, Бей, не теряй головы.
– Я думаю, что ему все равно, – в ней запылал гнев. – Я тебе говорю, тут что-то не так. Это то же ужасное отчаяние, которое поразило меня в Своде Времени – когда Селдон оставил нас. Ты и сам его почувствовал.
– Да, почувствовал.
– Ну вот, оно возвратилось, – продолжала она яростно. – И мы никогда не сможем противостоять Мулу. Даже имея материальные силы. Нам недостает духа, воли, сердца… Тори, нет нужды сражаться…
На памяти Торана Бейта никогда не плакала; она не заплакала и сейчас. Торан легко погладил ее плечо и прошептал:
– Давай забудем это, крошка. Я знаю, что ты имеешь в виду. Но мы…
– Да, мы бессильны что-либо сделать! Все так говорят, – и мы просто сидим и ждем, пока нож опустится…
Она вернулась к тому, что оставалось от ее бутербродов и чая. Торан тихо стелил кровать.
Снаружи было совсем уже темно.
…Ранду, став координатором конфедерации городов Хэйвена, – что являлось должностью военного времени – потребовал и получил верхнюю комнату, из окна которой он часто, насупившись, взирал на крыши и зелень города. Сейчас, в тускнеющем свете, город уходил в неразборчивое переплетение теней. Ранду не особенно задумывался над символикой этого зрелища.
Он сказал Эблингу Мису, чьи ясные, небольшие глаза интересовались, казалось, лишь алым содержимым кубка, который он держал в руке:
– На Хэйвене есть поговорка, что когда огни в пещере гаснут, настает время сна для праведных и хорошо потрудившихся.
– А ты ложишься спать намного позже?
– Нет! И сожалею, что вызвал тебя так поздно, Мис. В последнее время ночи мне нравятся почему-то больше, чем дни. Не странно ли? Население Хэйвена очень строго приучило себя к тому, что отсутствие света означает сон. И я тоже. Но теперь все по-другому.
– Ты прячешься, – прямо сказал Мис. – В период бодрствования ты окружен людьми, и ты ощущаешь на себе их взгляды и их надежды. Ты не в состоянии этого выдерживать. А в период сна ты свободен.
– Значит, и ты тоже ощущаешь это жалкое чувство поражения?
Эблинг Мис медленно кивнул.
– Ощущаю. Это массовый психоз, ублюдочная паника толпы. Клянусь Га-лак-ти-кой, Ранду, а чего ты ожидал? Вот перед тобой целая культура, воспитанная в слепой, раздутой вере, будто народный герой прошлого все запланировал заранее и позаботился о каждой частице их ублюдочной жизни. Подобный образ мыслей имеет все особенности религии, а ты понимаешь, что это означает.
– Нисколько.
Необходимость давать пояснения никогда не вдохновляла Миса; не вдохновила и на этот раз.
Он заворчал, поглядел на длинную сигару, которую задумчиво перекатывал в пальцах, и сказал:
– Речь идет о фанатичной вере. Вера же не может быть поколеблена иначе, как сильным шоком, а в этом случае неизбежен весьма резкий разрыв сознания. Легкие случаи – истерия, болезненное чувство незащищенности. В более серьезных случаях – безумие и самоубийство.
Ранду покусывал ноготь.
– Другими словами, когда Селдон подвел нас, исчезли наши подпорки, а мы так привыкли к ним, что наши мускулы атрофировались, и мы уже не можем без них стоять, – заключил он.
– Ты прав. Несколько неуклюжая метафора, но ты прав.
– А ты, Эблинг? Как насчет твоих собственных мускулов?
Психолог глубоко затянулся сигарой и выдохнул ленивую струю дыма.
– Заржавели, но не атрофировались. Моя профессия привела меня к независимому мышлению – хотя бы в некоторой степени.
– И ты видишь выход?
– Нет, но он должен существовать. Может быть, Селдон в самом деле не принимал мер насчет Мула. Может быть, он не гарантировал нашей победы. Но тогда он не гарантировал и поражения. Он просто вышел из игры, и мы оказались предоставлены сами себе. Мула можно расколошматить.
– Как?
– Единственным способом, которым можно расколошматить кого угодно: силой против слабости. Посуди сам, Ранду, Мул же не сверхчеловек. Если он в конце концов будет разбит, все в этом убедятся сами. Он просто представляет собой неизвестность, быстро обрастающую легендами.
Думают, что он – мутант. Ну и что из того? Мутант означает «сверхчеловек» лишь для невежественных представителей человечества. Ничего такого нет и в помине. По подсчетам знатоков, каждый день в Галактике рождаются несколько миллионов мутантов. Из этих нескольких миллионов все, кроме одного-двух процентов, могут быть распознаны лишь с помощью микроскопа и химии. А из одного-двух процентов макромутантов, то есть тех, чьи мутации заметны невооруженному глазу или невооруженному сознанию, все, кроме одного-двух процентов – уродцы, годящиеся для увеселительных заведений, лабораторий и смерти. Из немногих макромутантов, отличающихся от нормы в положительную сторону, почти все являются безобидными курьезами, необычными в каком-то одном отношении и нормальными – а часто и ниже нормы – в большинстве других. Ты понял это, Ранду?
– Понял. Но как насчет Мула?
– Предположив, что Мул – мутант, мы можем принять, что он обладает неким качеством – без сомнения, ментальным – которое может быть использовано для завоевания миров. В других отношениях он, несомненно, имеет недостатки, которые мы должны обнаружить. Он не был бы столь скрытен, не избегал бы чужих взоров, если б эти недостатки не были столь заметны и фатальны. Если только он на самом деле мутант.
– А есть ли альтернатива?
– Может и быть. Свидетельство о том, что Мул – мутант, исходит от капитана Хэна Притчера, бывшего разведчика Установления. Он пришел к своим заключениям на основе смутных воспоминаний каких-то людей, которые утверждали, что знали Мула – или кого-то, кто мог быть Мулом – в младенчестве и детстве. Притчер руководствовался очень краткими обрывками, и найденные им свидетельства легко могли быть подтасованы Мулом в своих личных целях, ибо очевидно, что Мулу чрезвычайно помогла его репутация мутанта-сверхчеловека.
– Это интересно. Как давно ты до этого додумался?
– Я никогда об этом не думал. В том смысле, чтобы в это поверить. Это просто альтернатива, которую следует рассмотреть. К примеру, Ранду, представим, что Мул открыл вид излучения, способный подавлять умственную энергию – подобно тому, как он обладает излучением, которое подавляет атомные реакции. Что тогда? Не здесь ли кроется объяснение того, что обрушилось на Хэйвен – и что поразило Установление?
Ранду, казалось, был погружен в уныние. Он сказал:
– А что дали твои опыты над клоуном Мула?
И тут Эблинг Мис заколебался.
– Пока ничего. Перед коллапсом Установления я храбро говорил с мэром, в основном, чтобы поддержать его мужество – а частично и свое собственное. Но, Ранду, будь мой математический аппарат на должном уровне, я бы с одним этим клоуном смог полностью проанализировать Мула.
Тогда бы мы его достали. Тогда мы смогли бы найти объяснение странным аномалиям, которые уже произвели на меня впечатление.
– Каким же?
– Подумай сам, дружище. Мул громил флоты Установления как хотел, но ни разу он не смог вынудить к отступлению в открытой схватке куда более слабый флот Независимых Купцов.
Установление рухнуло от одного толчка; Независимые Купцы держатся против всей его мощи.
Впервые он использовал свое Отключающее Поле против атомных вооружений Независимых Купцов на Мнемоне. Элемент неожиданности заставил их проиграть сражение, но они нашли способ противостоять этому Полю. Он никогда больше не смог использовать его против Независимых. Но против сил Установления оно срабатывало снова и снова. Оно сработало и против самого Установления. Почему? При имеющихся у нас сведениях это выглядит абсолютно нелогичным.
