Текст книги "Установление и Империя"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Трантор? – прошептал он. – Теперь я вспомнил. Я сейчас готовлю план возвращения туда с армадой кораблей. Вы отправитесь со мной. Вместе мы уничтожим мятежника Гилмера. Вместе восстановим империю!

Его согнутая спина распрямилась. Его голос окреп. На миг взгляд его приобрел твердость.

Затем он моргнул и тихо произнес:

– Но Гилмер мертв. Я, кажется, припоминаю… Да. Да! Гилмер мертв! Трантор мертв… На миг показалось… Откуда, говорите, вы прибыли?..

Маньифико шепнул Бейте:

– Это в самом деле император? Почему-то я думал, что императоры величественней и мудрее, чем обычные люди.

Бейта жестом успокоила его. Она сказала:

– Если бы ваше императорское величество только подписали указ, дозволяющий нам отправиться на Трантор, это чрезвычайно помогло бы нашему общему делу.

– На Трантор? – император выглядел смущенно и, казалось, не уловил смысла сказанного.

– Государь, вице-король Анакреона, от имени которого мы говорим, доносит, что Гилмер еще жив…

– Жив! Жив! – загремел Дагоберт. – Где? Будет война!

– Ваше императорское величество, это еще не подлежит разглашению. Его местонахождение точно не известно. Вице-король послал нас, чтобы ознакомить вас с этим обстоятельством, и только на Транторе мы сможем выяснить, где Гилмер. Как только его укрытие будет обнаружено…

– Да, да… Он должен быть найден…

Старый император трясущейся походкой подошел к стене и дрожащим пальцем прикоснулся к маленькому фотореле. После бесплодной паузы он пробормотал:

– Мои слуги не приходят. Я не могу их дождаться.

Стило императора забегало по чистому листу. Закончив цветистым «Д», он сказал:

– Гилмер еще испытает на себе могущество императора. Откуда, говорите, вы прибыли? Анакреон? Как там обстоят дела? Славится ли там имя императора?

Бейта взяла бумагу из его слабых пальцев.

– Ваше императорское величество, вы обожаемы всем народом. Ваша любовь к простым людям известна повсюду.

– Надо бы посетить мой добрый народ на Анакреоне, но мой доктор говорит… Я не помню, что он говорит, но… – он поднял голову, его старые серые глаза сверкнули. – Вы что-то говорили о Гилмере?

– Нет, ваше императорское величество.

– Он не продвинется дальше. Возвращайтесь и сообщите это вашему народу. Трантор устоит!

Мой отец лично возглавляет флот, и подлая тварь, мятежный Гилмер, замерзнет в космосе со своей шайкой цареубийц!

Пошатываясь, он опустился на стул, и глаза его снова сделались пустыми.

– Что я говорил?

Торан встал и низко поклонился.

– Ваше императорское величество были добры к нам, но время, отведенное для аудиенции, истекло.

Дагоберт IX выглядел настоящим императором, когда он поднялся и принял величественную позу, провожая гостей, которые один за другим пятились к двери…

…за которой их тут же окружили двадцать вооруженных людей.

В руках вспыхнуло оружие…

…Сознание возвращалось к Бейте медленно, но ощущение потерянности и разрыва времени не возникало. Она хорошо помнила странного старика, называвшего себя императором, и других людей, поджидавших снаружи. Покалывание в суставах указывало на действие парализующего пистолета.

Не открывая глаз, она с повышенным вниманием прислушивалась к голосам.

Говорили двое. Речь одного была нетороплива и осторожна, с оттенком лукавства, скрытым под внешней угодливостью. Другой голос звучал грубо, с клокочущими интонациями, словно выплевывая слова липкими струями. Бейте не понравился ни один из них.

Грубый голос явно принадлежал более важному лицу.

Бейта уловила последние слова:

– Он будет жить вечно, этот старый безумец. Это мне надоело. Это меня раздражает.

Коммасон, я должен этого добиться. Я тоже старею.

– Ваше высочество, давайте сперва посмотрим, на что сгодятся эти люди. Возможно, мы приобретем иные источники могущества, помимо тех, которыми все еще обладает ваш отец.

Грубый голос расплылся в булькающем шепоте. Бейта уловила только слово «девушка», но второй, вкрадчивый голос издал противный, тихий, ускользающий смешок, дружески добавив почти покровительственным тоном:

– Дагоберт, вы не стареете. Тот, кто заявит, будто вы не двадцатилетний юноша – гнусный лжец.

Оба расхохотались, и кровь Бейты застыла в ледяные капли. Дагоберт… ваше высочество…

Старый император говорил об упрямом сыне, и трудноуловимый шепот теперь тупо оглушил ее. Но нет, такие вещи не случаются с людьми в действительной жизни…

Голос Торана донесся до нее в виде грубого потока ругательств.

Она открыла глаза, и во взгляде смотревшего на нее в упор Торана выразилось неприкрытое облегчение. Он гневно воскликнул:

– За этот бандитизм вам придется отвечать перед императором. Освободите нас.

Бейта наконец сообразила, что ее запястья и лодыжки прикованы к стене и полу притягивающим полем.

Обладатель грубого голоса приблизился к Торану. Он оказался толстяком, с опухшими нижними веками и с редеющими волосами. Его остроконечная шляпа была украшена щегольским пером, а оторочка камзола – расшита серебряным пенометаллом.

Он фыркнул в глубоком удивлении:

– Император? Бедный, безумный император?

– У меня есть выписанный им пропуск. Никто из его подданных не имеет права ограничивать нашу свободу.

– Но я не подданный, слышишь, ты, космический ублюдок. Я регент и кронпринц, и ко мне следует обращаться именно так. Что же до моего бедного глупого отца, то ему доставляет развлечение иногда принимать гостей. И мы веселим его. Это щекочет его императорское самолюбие, и никакого другого смысла в себе не несет.

Он подошел к Бейте и удостоился ее презрительного взгляда. Он наклонился поближе. От него невыносимо разило мятой. Он сказал:

– Ее глаза недурны, Коммасон. Когда они открыты, она делается еще более хорошенькой. Я думаю, она подойдет. Это будет экзотическое блюдо для пресыщенного вкуса, не так ли?

Со стороны Торана последовал тщетный рывок, оставленный кронпринцем без внимания.

Бейта ощутила, как кожа ее заледенела. Эблинг Мис все еще не пришел в себя. Голова его бессильно свесилась на грудь. Но глаза Маньифико, к удивлению Бейты, оказались открыты, широко открыты – словно он пробудился уже достаточно давно. Эти большие карие глаза на подвижном лице клоуна скосились на Бейту и уставились на нее.

Он захныкал, мотнув головой в сторону кронпринца:

– У него мой Визи-Сонор.

Кронпринц резко повернулся на новый голос.

– Это твой, чудище?

Он снял инструмент с плеча, где тот висел на своем зеленом ремне, скрытый от взгляда Бейты.

Принц неуклюже повертел его, попытался взять аккорд, но все его старания ни к чему не привели.

– Ты умеешь играть на нем, чудище?

Маньифико тут же кивнул.

Торан вдруг заявил:

– Вы ограбили корабль Установления. Если за нас не отомстит император, то отомстит Установление.

Ему медленно ответил второй, Коммасон:

– Какое Установление? Или Мул больше не Мул?

Последовало молчание. Ухмылка принца обнажила его большие неровные зубы. Поле, стягивающее клоуна, отключили, и его грубо водрузили на ноги. Визи-Сонор сунули Маньифико в руки.

– Сыграй нам, чудище, – сказал принц. – Сыграй нам песнь о любви и красоте для нашей чужеземной госпожи. Расскажи ей, что деревенская тюрьма моего отца – отнюдь не дворец, но что я могу взять ее туда, где она сможет плавать в розовой воде – и узнать, что такое любовь принца. Спой о любви принца, чудище.

Лениво покачивая ногой, он закинул толстую ляжку на мраморный стол. Его бестолковый, улыбающийся взор поверг Бейту в безмолвную ярость. Торан боролся с полем, напрягая мышцы до боли. Эблинг Мис шевельнулся и застонал.

Маньифико вздохнул:

– Мои пальцы застыли в непригодности…

– Играй, чудище! – взревел принц.

Он махнул Коммасону рукой, после чего свет померк. Принц скрестил руки в полумраке, выжидая.

Пальцы Маньифико быстро и ритмично запрыгали от одного края многоклавишного инструмента до другого – и резкая, скользящая световая радуга пронеслась по комнате. Донесся низкий, мягкий звук, в нем слышались всхлипы и трепет. Он вырос до печального смеха, за которым зазвучали медлительные колокольные удары.

Тьма как будто сгустилась. Музыка доходила до Бейты, словно приглушенная складками невидимых одеял. Сияние достигало ее взора из глубин, точно одинокая свеча, горящая на дне колодца.

Ее глаза машинально напряглись. Свет стал ярче, но размытость контуров не исчезла.

Движение продолжалось в расплывчатых, смешанных цветах – а музыка вдруг стала бесстыдно-злой, расходясь резким крещендо. Свет торопливо замерцал в стремительном движении больного ритма.

Что-то корчилось внутри свечения. Что-то с ядовитой металлической чешуей корчилось и разевало пасть. И музыка корчилась и скалилась вместе с ним.

Бейта боролась с непонятным ощущением и вдруг, мысленно содрогнувшись, поймала себя на том, что это напомнило ей события в Своде Времени и последние дни на Хэйвене. Это была та же ужасная, давящая, липкая паутина страха и отчаяния. Бейта, подавленная, съежилась.

Музыка оглушила ее отвратительным смехом. Когда Бейта лихорадочно отвернулась, извивающийся ужас в маленьком кружке света, словно в перевернутом бинокле, исчез. Лоб ее был влажным и холодным.

Музыка стихла. Она длилась, наверное, минут пятнадцать, и безмерная радость, вызванная ее исчезновением, затопила Бейту. Блеснул свет, и к ней склонилось лицо Маньифико: потное, печальное, с диким взглядом.

– Госпожа моя, – выдохнул он, – как вы себя чувствуете?

– Терпимо, – прошептала она. – Но что это ты играл… такое?…

Она вспомнила о других людях, находившихся в комнате. Торан и Мис вяло, беспомощно привалились к стене, но ее взгляд проскользнул дальше. Принц в странной позе неподвижно лежал у ножек стола. Коммасон дико стонал, раскрыв мокрый от слюны рот. Когда Маньифико шагнул к нему, Коммасон попятился и безумно завизжал.

Маньифико повернулся и в несколько прыжков освободил всех.

Торан рванулся вперед и, с наслаждением заехав кулаком землевладельцу по шее, сгреб его.

– Ты отправишься с нами. Ты нам нужен – чтобы мы были уверены, что доберемся до нашего корабля.

Двумя часами позже, в корабельной кухне, Бейта поставила на стол здоровенный пирог собственного изготовления, и Маньифико отпраздновал возвращение в космос, набросившись на пирог с великолепным пренебрежением к столовым манерам.

– Тебе нравится, Маньифико?

– Ум-м-м-м-м!

– Маньифико!

– Да, госпожа моя?

– Что это ты играл?

Клоун скорчил гримасу.

– Я… Я лучше не буду говорить об этом. Я это как-то выучил, а воздействие Визи-Сонора на нервную систему очень глубокое. То была злая штука, не для вашей нежной невинной души, госпожа моя.

– Полно, Маньифико. Я не настолько невинна. Не выкручивайся. Видела ли я что-нибудь похожее на то, что видели они?

– Надеюсь, что нет. Я играл это только для них. Если вы что-то и видели, то самый краешек – издалека.

– Даже этого было достаточно. Ты знаешь, ведь ты оглушил принца!

Маньифико мрачно выговорил, борясь с большим куском пирога:

– Я убил его, госпожа моя.

– Что? – у Бейты больно перехватило горло.

– Когда я остановился, он был мертв, иначе я бы продолжал. Меня не заботил Коммасон. Он угрожал, самое большее, смертью или пытками. Но, госпожа моя, этот принц смотрел на вас безнравственно, и… – он задохнулся, смешавшись в негодовании и смущении.

Бейта ощутила наплыв каких-то странных мыслей и решительно подавила их.

– Маньифико, у тебя рыцарская душа.

– О, госпожа моя, – он уткнул свой красный нос в пирог, но есть почему-то перестал.

Эблинг Мис смотрел в иллюминатор. Трантор близился, и его металлический блеск был пугающе ярок. Торан стоял рядом. Он сказал с унылой горечью:

– Все впустую, Эблинг. Посланец Мула опередил нас.

Эблинг Мис потер лоб рукой, которая начала терять прежнюю пухлость. Его голос пробормотал что-то беспредметное. Торан забеспокоился.

– Я говорю, что эти люди уже знают о падении Установления. Говорю, что…

– А? – Мис недоуменно поднял голову.

Он слегка коснулся запястья Торана, совершенно забыв о предыдущем разговоре.

– Торан, я… Я смотрел на Трантор. Ты знаешь, у меня появилось странное ощущение… как только мы прибыли на Неотрантор. Во мне проснулось некое побуждение, движущая сила, ищущая выхода. Торан, я могу это сделать; я знаю, что могу это сделать. Вещи проясняются в моем сознании – оно никогда не было столь ясным.

Торан пристально посмотрел на него и пожал плечами. Слова эти не добавили ему уверенности. Он для пробы сказал:

– Мис!

– Да?

– Вы не заметили корабль, опускавшийся на Неотрантор как раз в тот момент, когда мы стартовали?

Раздумье было кратким.

– Нет.

– А я заметил. Может быть, это лишь моя фантазия, но это мог быть тот филианский корабль.

– Тот, на котором был капитан Хэн Притчер?

– Тот, на котором был космос знает кто. Со слов Маньифико… Они последовали за нами сюда, Мис.

Эблинг Мис ничего не сказал.

Торан выговорил с подчеркнутым нажимом:

– С вами что-то не так? Вы хорошо себя чувствуете?

Глаза Миса были задумчивы, светлы и непонятны. Он не ответил.

23. Руины Трантора

Найти необходимую точку на огромной планете Трантор – особая проблема в масштабах всей Галактики. Там нет ни континентов, ни океанов, чтобы ориентироваться, глядя с тысячемильной высоты. Нет рек, озер и островов, чтобы заметить их в разрывах облаков.

Весь покрытый металлом, Трантор был – некогда был – одним колоссальным городом, и только старый императорский дворец мог быть легко опознан чужеземцем при взгляде из космоса.

«Бейта» в утомительных поисках многократно облетела планету почти на высоте аэромобиля.

От полярных областей, где лед, покрывавший металлические шпили, служил мрачным свидетельством разрушения систем управления погодой или пренебрежительным отношением к ним, они продвинулись южнее. Время от времени путешественники имели возможность поэкспериментировать, пытаясь сопоставить то, что они видели, с тем, что показывала ненадежная карта, полученная на Неотранторе.

Но когда «это» появилось, ошибиться было невозможно. Пробел в металлическом покрытии планеты составлял пятьдесят миль, и почти все это пространство покрывала несвойственная Трантору зелень вокруг величественной и изящной древней императорской резиденции.

«Бейта» зависла и неторопливо сориентировалась. Для этой цели можно было пользоваться только огромными супершоссе. Длинные прямые стрелы на карте; гладкие, сверкающие ленты внизу.

Место, обозначенное на карте как район Университета, было найдено наугад, и корабль начал опускаться на плоское поле, некогда являвшее собой оживленную посадочную площадку.

С высоты их взору предстал ровный, красивый пейзаж, но когда они погрузились в металлический хаос, эта красота раскололась на сломанные, скрученные руины, оставленные Великим Грабежом. Шпили были сбиты, гладкие стены смяты; на миг мелькнул участок расчищенной земли, темной и вспаханной – вероятно, площадью в несколько сот акров.

…Ли Сентер выжидал, глядя, как осторожно опускается звездолет. Это не был обычный корабль с Неотрантора, и Сентер вздохнул с сожалением. Необычные корабли и запутанные дела людей из внешнего космоса могли означать конец коротких дней мира, возврат к старым временам грандиозных битв и смерти. Сентер был лидером группы; древние книги находились в его ведении, и он читал об этих старых временах. Он не хотел их повторения.

Возможно, десять минут, проведенных в ожидании, пока странный корабль опускался на равнину, были истрачены им зря, но за это время перед его внутренним взором прошла долгая череда воспоминаний. Сперва огромная ферма его детства – сохранившаяся в памяти просто как образ занятых делом людей. Затем исход молодых семей на новые земли. Он тогда был всего лишь десятилетним ребенком, смущенным и испуганным.

Потом новые дела: огромные металлические блоки, которые надлежало выкорчевать и убрать; открывшаяся земля, которую надо было вспахать, освежить и удобрить; близлежащие здания, одни из которых следовало разобрать и сравнять с землей, а другие – превратить в жилые помещения.

Надо было взрастить и убрать урожай; наладить мирные связи с соседними фермами…

Рост, развитие, спокойная эффективность самоуправления. Приход нового поколения – крепкой, малорослой молодежи, рожденной на земле. Великий день, когда он был избран лидером группы и впервые, начиная со своего восемнадцатого дня рождения, не побрился, чтобы увидеть, как проступает первая щетина его лидерской бороды.

А теперь может вторгнуться Галактика, положив конец краткой идиллии жизни в изоляции…

Корабль сел. Сентер безмолвно следил, как открывается люк. Появились четверо – осторожно, присматриваясь. Трое мужчин разного вида: старый; молодой; тощий и носатый. И женщина, шагавшая рядом с ними как равная. Его рука перестала теребить черные, блестящие завитки бороды, и Сентер двинулся навстречу.

Он сделал общепонятный жест миролюбия, протянув перед собой обе руки натруженными, мозолистыми ладонями вверх.

Молодой мужчина приблизился на два шага и повторил тот же жест.

– Я пришел с миром.

Говор был странным, но слова – понятны и желанны. Сентер проникновенно ответил:

– Мир да пребудет. Добро пожаловать, группа рада вам. Вы голодны? Вы утолите свой голод.

Вы жаждете? Вы утолите свою жажду.

С некоторым промедлением последовал ответ:

– Мы благодарим вас за вашу благожелательность и унесем добрые вести о вашей группе, когда вернемся в наш мир.

Странный, но хороший ответ. Стоявшие позади Сентера мужчины группы заулыбались, из-за близлежащих строений показались женщины.

В своем доме Сентер достал из укромного места запертый ящичек с зеркальными гранями и предложил каждому из гостей длинные, толстые сигары, хранившиеся для торжественных случаев.

Дойдя до женщины, он заколебался. Она села среди мужчин. Чужеземцы, очевидно, дозволяли подобное бесстыдство и не видели в нем ничего особенного. Превозмогая внутреннее сопротивление, Сентер протянул ящичек и ей.

Женщина с улыбкой взяла сигару и с видимым наслаждением вдохнула ее ароматный дым. Ли Сентер был шокирован, но сдержался.

В ожидании обеда собеседники вежливо и несколько натянуто обсуждали вопросы фермерства на Транторе.

Пожилой спросил:

– Как насчет гидропоники? Без сомнения, для такого мира, как Трантор, гидропоника явилась бы удачным решением.

Сентер медленно покачал головой. Он чувствовал неуверенность. Его знания опирались на вещи, знакомые только по прочитанным книгам.

– Искусственное выращивание на химикатах, если я правильно понял? Нет, это не для Трантора. Гидропоника предполагает высокую степень индустриализации планеты – например, развитую химическую промышленность. А в случае войны или катастрофы, когда промышленность рушится, люди голодают. К тому же не всякую пищу можно вырастить искусственно. Кое-что потеряет пищевую ценность. В любом случае земля дешевле, лучше – и надежнее.

– А достаточны ли ваши запасы продовольствия?

– Достаточны, хотя, возможно, однообразны по ассортименту. У нас есть птицеферма, дающая яйца, и молочный скот – но поставки мяса зависят от внешней торговли.

– Торговли? – в молодом человеке пробудился внезапный интерес. – Так значит, вы торгуете.

Но что же вы экспортируете?

– Металл, – последовал краткий ответ. – Оглядитесь вокруг. Мы имеем безграничные запасы, готовые к обработке. С Неотрантора прибывают на кораблях, очищают указанный нами участок – заодно увеличивая при этом площадь наших пахотных земель – и оставляют нам взамен мясо, консервированные фрукты, пищевые концентраты, сельскохозяйственные машины и так далее. Они забирают металл, и обе стороны получают свою выгоду.

Меню состояло из хлеба, сыра и восхитительного овощного рагу. Лишь за десертом из замороженных фруктов, единственной привозной частью обеда, чужеземцы впервые перестали быть просто гостями. Молодой человек достал карту Трантора.

Ли Сентер неспешно изучил ее. Выслушав пришельцев, он веско произнес:

– Университетская зона – место заповедное. Мы, фермеры, ничего там не выращиваем. Мы даже предпочитаем туда не заходить. Это одна из немногих реликвий прежних времен, которые мы храним в неприкосновенности.

– Мы ищем знаний. Мы ничего не тронем. В залог останется наш корабль, – предложил пожилой страстным, задыхающимся тоном.

– Тогда я могу отвести вас туда, – сказал Сентер.

В эту ночь незнакомцы спокойно спали, и в эту же ночь Ли Сентер отправил сообщение на Неотрантор.

24. Обращенный

Вялая жизнь Трантора окончательно сошла на нет, когда они оказались среди широко разбросанных зданий Университета. Там царила торжественная тишина запустения.

Чужеземцы с Установления ничего не знали о бурных днях и ночах кровавого Грабежа, оставившего Университет в неприкосновенности. Они ничего не знали о событиях, происходивших после распада имперской власти, когда вооруженные чем попало студенты с неопытной отвагой образовали армию добровольцев, чтобы защитить главное святилище галактической науки.

Пришельцы не ведали о Семидневном Сражении и перемирии, оставившем Университет свободным, – в то время, когда даже по императорскому дворцу грохотали сапоги Гилмера и его солдатни на протяжении их недолгого владычества.

Приблизившись к этим местам, люди Установления осознали лишь, что в мире, переходящем от разграбленного прошлого к динамичному будущему, район этот оставался тихим, полным изящества музейным образцом древнего величия.

В некотором смысле они тоже были чужаками. Нависшая пустота отвергала их.

Академическая атмосфера, казалось, еще жила здесь и сердито встрепенулась в ответ на вторжение.

Снаружи здание библиотеки казалась небольшим, но под землей оно расширялось и занимало огромное пространство, по-прежнему полное духом науки. Перед изумительными фресками на стенах приемной Эблинг Мис остановился.

Он прошептал – ибо здесь следовало говорить шепотом:

– Я думаю, что мы миновали помещения с каталогами. Я вернусь туда.

Его лоб горел, руки подрагивали.

– Меня нельзя будет беспокоить, Торан. Вы принесете мне еду?

– Все, что вы скажете. Мы поможем всем, чем можем. Если хотите, мы будем работать под вашим руководством…

– Нет. Я должен быть один.

– Вы полагаете, что найдете то, что нам нужно?

И Эблинг Мис ответил со спокойной уверенностью:

– Я знаю, что найду!

Устройство «домашнего очага» здесь стало для Торана и Бейты насущной необходимостью, более чем когда-либо за год их супружеской жизни. Это был странный «домашний очаг». Они жили в простоте, странно контрастировавшей с былым величием планеты. Пищу они брали в основном на ферме Ли Сентера, оплачивая ее маленькими атомными вещицами, которые легко было найти на любом торговом корабле.

Маньифико освоился с проекторами в читальном зале библиотеки и просиживал там за приключенческими романами и любовными историями столько, что стал забывать о еде и сне почти так же, как Эблинг Мис.

Эблинг же самозабвенно погрузился в занятия. Он настоял, чтобы для него повесили гамак в Зале психологических справочников. Его лицо заострилось и побледнело. Живость его речи пропала, любимые ругательства скончались тихой смертью. Бейту и Торана временами он узнавал не без труда.

Легче он чувствовал себя с Маньифико, который приносил ему еду и потом нередко садился рядом и часами зачарованно наблюдал за Мисом, пока пожилой психолог переписывал бесконечные формулы, справлялся с бесчисленными книгофильмами, метался в яростных умственных усилиях, пробиваясь к одному ему известному концу.

– Бейта! – резко сказал Торан, натолкнувшись на нее в полутемной комнате.

Бейта вскочила с виноватым видом.

– Да? Я тебе нужна, Тори?

– Конечно, ты мне нужна. Космоса ради, зачем ты тут сидишь? С тех пор, как мы добрались до Трантора, ты все делаешь не так. Что с тобою происходит?

– Ох, Тори, прекрати, – устало произнесла она.

– «Прекрати, прекрати!» – нетерпеливо передразнил он ее и вдруг сказал с неожиданной мягкостью: – Ты не скажешь мне, Бей, что случилось? Что беспокоит тебя?

– Нет! Ничего не беспокоит, Тори. Если ты будешь без конца придираться ко мне, ты сведешь меня с ума. Я просто задумалась.

– Задумалась? О чем?

– Ни о чем. Ну, хорошо, о Муле, и о Хэйвене, и об Установлении, и обо всем прочем в том же роде. О Эблинге Мисе, сможет ли он выяснить что-нибудь насчет Второго Установления, и что это нам даст – и о бесчисленном множестве других вещей. Ты удовлетворен? – голос ее звучал раздраженно.

– Если ты просто сидишь и тоскуешь, то с этим надо кончать. Это малоприятно и делу не поможет.

Бейта поднялась на ноги и слабо улыбнулась.

– Хорошо. Я счастлива. Видишь, я улыбаюсь и радуюсь.

Снаружи раздался взволнованный крик Маньифико.

– Госпожа моя!..

– В чем дело? Входи…

Когда в открывшейся двери обрисовалась крупная фигура с жестким лицом, Бейта поперхнулась.

– Притчер! – вскричал Торан.

Бейта ахнула:

– Капитан! Как вы нас нашли?

Хэн Притчер шагнул внутрь. Голос его был ясным, звучным и совершенно лишенным эмоций.

– Теперь я в звании полковника – у Мула.

– У Мула?.. – голос Торана осекся.

Наступила немая сцена для трех персонажей. Маньифико, дико озираясь, спрятался за Тораном. На него никто не обратил внимания.

Стиснув дрожащие руки, Бейта произнесла:

– Вы нас арестовываете? Вы действительно перешли к ним?

Полковник быстро ответил:

– Я прибыл не для того, чтобы арестовать вас. В моих инструкциях вы не упоминаетесь. По отношению к вам я свободен, и я решил воспользоваться нашей старой дружбой, – если только вы позволите.

Лицо Торана исказилось едва скрытым гневом.

– Как вы нас нашли? Значит, вы в самом деле были на филианском корабле? Вы следили за нами?

Невыразительное лицо Притчера как бы дрогнуло в беспокойстве.

– Да, я был на филианском корабле! Вас же я встретил… ну… случайно.

– Подобная случайность математически невозможна.

– Нет. Я бы сказал, просто маловероятна. Во всяком случае, вы признались филианцам – такого государства, как Филия, в действительности, конечно, не существует, – что направляетесь к Транторианскому сектору, а так как Мул уже вступил в контакт с Неотрантором, задержать вас там не стоило большого труда. К несчастью, вы отбыли незадолго до моего появления. У меня оставалось время, чтобы приказать фермам на Транторе сообщить о вашем прибытии. Это было исполнено, и вот я здесь. Могу ли я сесть? Я пришел к вам как друг, поверьте.

Он сел. Торан тщетно размышлял, понурив голову. Подавленная, оцепеневшая Бейта занялась приготовлением чая.

Торан поднял взгляд и грубо бросил:

– Ну, и чего же вы ждете, полковник? В чем выражается ваша дружба? Если это не арест, то что тогда? Превентивное задержание? Позовите своих людей и отдавайте приказы.

Притчер терпеливо покачал головой.

– Нет, Торан. Я пришел по собственной воле, чтобы поговорить с вами, чтобы убедить вас в бесполезности того, что вы делаете. Если мне это не удастся, я удалюсь. Это все.

– Это все? Тогда валяйте, произносите свою проповедь и убирайтесь. Я не хочу никакого чая, Бейта.

Притчер, церемонно поблагодарив Бейту, взял чашку. Слегка прихлебывая чай, он ясным и выразительным взглядом рассматривал Торана. Затем он сказал:

– Мул – в самом деле мутант. Он не может быть побежден в силу самой природы своей мутации…

– Почему? Что за мутация такая? – спросил Торан с горьким юмором. – Полагаю, теперь-то вы нам расскажете? А?

– Да, расскажу. Ваше знание о ней ему не повредит. Видите ли, он в состоянии изменять эмоциональный баланс людей. Это звучит немного забавно, но это абсолютно неодолимо.

Вмешалась Бейта:

– Эмоциональный баланс? – она нахмурилась. – Поясните, что вы имеете в виду. Я не вполне понимаю.

– Я хочу сказать, что Мул без труда может внушить, скажем, способному генералу чувство полной лояльности по отношению к себе и совершенную уверенность в победе Мула. Его генералы эмоционально управляемы. Они не могут предать его; они не могут сомневаться; и контроль этот постоянен. Его наиболее способные враги становятся его самыми верными подчиненными. Военный диктатор Калгана сдал свою планету и сделался его вице-королем на Установлении.

– А вы, – с горечью добавила Бейта, – предали свое дело и стали посланником Мула на Транторе. Так я понимаю?

– Я не кончил. Дар Мула с еще большей эффективностью действует и в обратном направлении.

Отчаяние – ведь это тоже эмоция! В решающий момент ключевые фигуры Установления – так же как и Хэйвена – отчаиваются, и их миры падают без особой борьбы.

– Вы хотите сказать, – напряженно выговорила Бейта, – что то чувство, которое я испытала в Своде Времени, было обусловлено воздействием Мула на мой эмоциональный контроль?

– Не только ваш, но и мой, и всех остальных. Как было к концу на Хэйвене?

Бейта отвернулась.

Полковник Притчер искренне продолжал:

– Это срабатывает как для целых миров, так и для отдельных личностей. Можете ли вы отвести силу, которая в состоянии заставить вас охотно капитулировать; которая в состоянии сделать вас преданным слугой?

Торан медленно произнес:

– Откуда мне известно, что все это – правда?

– А можете ли вы иначе объяснить падение Установления и Хэйвена? Можете ли вы иначе объяснить мою… трансформацию? Подумайте! Чего смогли за все это время добиться в борьбе против Мула вы – или я – или вся Галактика? Никаких успехов, даже самых ничтожных!

Торан почувствовал вызов, содержавшийся в этих словах.

– Клянусь Галактикой, результаты есть! – со внезапным приливом ярости воскликнул он. – Ваш распрекрасный Мул, как вы сами говорите, вступил в контакт с Неотрантором, чтобы нас там задержали, ведь так? Эти его «контакты» мертвы – или еще хуже. Мы убили кронпринца и превратили его друга в хнычущего идиота. Мул не смог остановить нас, то есть по крайней мере в этом он не преуспел.

– Нет, нет, вовсе нет. То были не наши люди. Кронпринц был проспиртованной посредственностью. Второй же, Коммасон – феноменально туп. В своем мире он представлял всю власть, что, однако, не мешало ему быть злобным, недоброжелательным и абсолютно некомпетентным. С ними нам в самом деле нечего было делать. Они были в некотором смысле просто подставными фигурами…

– Но ведь они задержали нас – или пытались это сделать.

– И вновь я вынужден возразить вам. Коммасон имеет личного раба – человека по имени Инчни. Ваше задержание было делом его рук. Он стар, но пригоден для наших текущих целей. Его-то как раз вы не смогли бы убить.

Бейта, не притронувшись к своему чаю, напустилась на Притчера.

– Если верить вашему же утверждению, ваши собственные эмоции подправлены. Вы приобрели веру в Мула, неестественную, болезненную веру в Мула. Какую ценность представляют ваши суждения? Вы потеряли всякую возможность мыслить объективно.

– Вы ошибаетесь, – полковник медленно покачал головой. – Зафиксированы только мои чувства. Мой рассудок ничуть не изменился. Мои регулируемые эмоции, пожалуй, могут влиять на него в определенном направлении – но не в принудительном порядке. И теперь, будучи освобожден от прежних эмоций, я кое-что представляю более ясно.