Текст книги "Установление и Империя"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Занятие, известное как «чистая наука», являлось наисвободнейшей формой жизни на Установлении, и этому имелись свои причины. В Галактике, где господство и даже само существование Установления все еще опиралось на превосходство в технологии, несмотря на изрядный рост его мощи за последние полтора века, Ученому даровалась определенная неприкосновенность. В нем нуждались, и он знал это.
Таким образом, имелись свои причины и для того, чтобы жизнь Эблинга Миса – только лица, не знавшие его, добавляли звания к его имени – являла собой наисвободнейшую форму в фундаментальных науках Установления. В мире, где наука пользовалась уважением, он был Ученым – с большой буквы и без тени иронии. В нем нуждались, и он знал это.
И так уж получалось, что когда другие преклоняли колена, он отказывался и громко добавлял, что его предки в свое время не кланялись перед каждым вонючим мэром. И что во времена его предков мэров, во всяком случае, избирали, и могли вышвырнуть, и что единственные люди, наследующие по праву рождения, являются наследственными идиотами.
И еще так уж получилось, что когда Эблинг Мис решил позволить Индбуру оказать ему честь аудиенцией, то он не стал дожидаться, пока обычная строгая цепь начальников передаст его запрос наверх и благосклонный ответ вниз, а, накинув на плечи менее неказистый из двух своих официальных пиджаков, водрузив набекрень странную шляпу непонятной формы и закурив в довершение всего запрещенную сигару, он пробился между двух стражников, не обращая внимания на их растерянное блеяние, прямо во дворец мэра.
Первым признаком вторжения, обнаруженным его превосходительством, который пребывал в своем саду, явился постепенно приближающийся шум протестов и ответный рев, состоявший из нечленораздельных ругательств.
Индбур медленно отложил свою тяпку, медленно выпрямился и медленно нахмурился. Ибо Индбур позволял себе раз в сутки передышку в работе и в течение двух часов во второй половине дня, если только позволяла погода, он занимался своим садом. Там, в его саду, цветы росли квадратами и треугольниками, красный и желтый цвета сменяли друг друга в строгом порядке, с маленькими вторжениями фиолетового у вершин и зеленью, окаймлявшей целое прямыми линиями. Там, в его саду, никто не беспокоил Индбура – никто!
Индбур снял измазанные землей перчатки и подошел к небольшой калитке, служившей входом в сад.
Заданный им вопрос напрашивался сам собой:
– Что все это означает?
Именно такой вопрос и именно в такой формулировке испокон веков звучал в устах бесчисленного множества людей всякий раз, когда складывалась сходная ситуация. Впрочем, неизвестно, как часто в этот вопрос вкладывалось нечто большее, чем одно только желание подчеркнуть собственную значимость.
Но в настоящий момент ответ последовал вполне определенный, ибо за ограду вломилась туша Миса, с ревом потрясавшего кулаком в сторону тех, кто еще держал обрывки его плаща.
Индбур торжественной, но недовольной гримасой удалил охрану, а Мис нагнулся, чтобы подобрать обрывки своей шляпы, вытряс набравшуюся в нее землю, сунул шляпу подмышку и сказал:
– Слушай, Индбур, этих твоих ублюдочных служителей следует оштрафовать на один хороший плащ. В этом плаще оставалась куча неплохой материи, – он затянулся сигарой и чуть театрально отер свой лоб.
Мэр продолжал стоять, напрягшись от недовольства, и тоном величественного презрения с высоты своих пяти футов двух дюймов сказал:
– До моего внимания не доводилось, Мис, что ты затребовал аудиенцию. И она явно тебе не назначалась.
Эблинг Мис поглядел на своего мэра сверху вниз с видом потрясенного неверия.
– Га-лак-ти-ка! Индбур, разве ты не получил вчера моей записки? Я отдал ее какому-то лакею в пурпурной ливрее еще днем раньше. Я бы отдал ее прямо тебе, но я же знаю, как ты любишь формальности.
– Формальности! – Индбур в отчаянии поднял глаза кверху и затем с нажимом добавил: – Да слышал ли ты вообще о настоящей организации дела? В будущем ты должен будешь вручать свой запрос об аудиенции, выполненный надлежащим образом в трех экземплярах, в предназначенное для этой цели правительственное учреждение. Затем ты должен подождать, пока обычным порядком тебя не известят о времени дарованной аудиенции. Затем ты должен появиться соответственно одетым – соответственно одетым, ты понимаешь? – и к тому же с соответствующим почтением. Можешь идти.
– Что плохого в моей одежде? – с жаром поинтересовался Мис. – Лучший плащ, который был у меня, пока эти ублюдочные мерзавцы не вцепились в него своими лапами. Я уйду не раньше, чем изложу то, что я пришел изложить. Га-лак-ти-ка! Если бы речь не шла о Селдоновском Кризисе, я ушел бы прямо сейчас.
– Селдоновский кризис! – Индбур впервые проявил интерес.
Мис был великим психологом – да, демократом, мужланом, мятежником – но и психологом. В своей растерянности мэр даже не сумел облечь в слова болезненный внутренний укол, испытанный им, когда Мис сорвал подвернувшийся цветок, поднес к своим ноздрям и щелчком отбросил, наморщив нос. Индбур холодно произнес:
– Не проследуешь ли ты за мной? Этот сад не предназначен для серьезного разговора.
Он почувствовал себя куда лучше в своем надстроенном кресле за большим столом, откуда он мог взирать сверху вниз на остатки волос, служившие весьма относительным прикрытием для розового скальпа Миса. Еще лучше он почувствовал себя, когда Мис стал автоматически озираться в поисках несуществующего кресла для себя, и в результате остался стоять в неудобной скособоченной позе. Его самочувствие улучшилось окончательно, когда в ответ на аккуратное нажатие нужной кнопки вошел, семеня ногами, подчиненный в ливрее, кланяясь на всем пути до стола, и водрузил на оный объемистый том в металлическом переплете.
– Ну а теперь по порядку, – сказал Индбур, снова овладев ситуацией. – Чтобы сделать этот несанкционированный разговор возможно более кратким, выскажи свое заявление с использованием минимума слов.
Эблинг Мис не спеша заявил:
– Знаешь ли ты, чем я занимаюсь в эти дни?
– У меня здесь имеются твои отчеты, – ответил мэр с удовлетворением, – вместе с их официально утвержденными резюме. Насколько я понимаю, твоими исследованиями в математической психоистории ты намереваешься повторить работу Хари Селдона и, в конце концов, проследить запланированный путь будущей истории на благо Установления.
– Именно, – сухо сказал Мис. – Когда Селдон основал Установление, он был достаточно мудр, чтобы не включить психологов в число присланных сюда ученых – с тем, чтобы Установление все время само вслепую пробивалось по пути исторической необходимости. В ходе моих исследований я в немалой мере опирался на намеки, найденные в Своде Времени.
– Мне это известно, Мис. Не трать времени на повторения.
– Я не повторяю, – рявкнул Мис, – потому что собираюсь сказать тебе то, чего нет ни в одном из отчетов.
– Как это так – нет в отчетах? – тупо спросил Индбур. – Как может…
– Га-лак-ти-ка! Дай-ка мне досказать по-своему, ты, несносное маленькое существо. Перестань затыкать мне рот и сомневаться в каждом моем утверждении, иначе я смотаю удочки и оставлю все вокруг тебя рушащимся. Припомни, ты, недоносок, Установление выкарабкается, потому что обязано, но если я сейчас уйду отсюда, сам-то ты выкарабкаешься едва ли.
Хлопнув своей шляпой о пол так, что комья земли разлетелись во все стороны, он вспрыгнул на ступеньки помоста, на котором покоился широкий стол, и, неистово раскидав бумаги, уселся прямо на угол.
Индбур в отчаянии подумал было о том, чтобы вызвать стражу или воспользоваться бластерами, встроенными в стол. Но лицо Миса грозно маячило перед ним, и оставалось только делать вид, что ничего особенного не происходит.
– Доктор Мис, – начал было он, пытаясь сохранить официальный тон, – вы должны…
– Заткнись, – сказал Мис яростно, – и слушай. Если эта штука, – и его ладонь с силой опустилась на металл скоросшивателя, – является кашей из моих отчетов – выкинь ее. Любой написанный мною отчет проходит через руки двадцати непонятливых чиновников, добирается до тебя и возвращается обратно еще через посредство двадцати других. Это прекрасно, если у тебя нет ничего такого, что ты хочешь держать в секрете. Ну так вот, у меня есть кое-что конфиденциальное. Это настолько конфиденциально, что даже ребята, которые на меня работают, ничего не усекли. Они, конечно, делали свою работу, но каждый – лишь свой отдельный кусок, – а собрал их вместе я. Ты знаешь, что такое Свод Времени?
Индбур кивнул головой, но Мис громко продолжал, наслаждаясь создавшимся положением:
– Нет, я все-таки тебе скажу, потому что я представлял себе эту ублюдочную ситуацию Га-лак-ти-ка знает как долго! И я читаю в твоих мыслях, ты, ничтожный жулик. Твоя рука тянется к маленькой кнопочке, с помощью которой ты можешь вызвать сюда полтысячи вооруженных людей, чтобы покончить со мной, но ты боишься того, что мне известно – ты боишься Селдоновского Кризиса. И еще, если ты тронешь хоть что-нибудь на столе, я сшибу твою подлую голову, прежде чем кто-нибудь успеет тебе помочь. Ты, и твой бандитский папаша, и твой пиратский дедуля достаточно долго сосали кровь из Установления.
– Это измена, – промямлил Индбур.
– Конечно, это она и есть, – торжествовал Мис, – но что ты сможешь с ней поделать? Лучше я расскажу тебе о Своде Времени. Этот Свод Времени есть то, что Хари Селдон соорудил здесь в самом начале, чтобы помочь нам пройти через крутые места. Для каждого кризиса Селдон подготовил свое личное подобие, чтобы помочь и объяснить. Пока было четыре кризиса – и четыре появления. Вначале он появился накануне первого кризиса. Затем он появился как раз после успешного завершения второго кризиса. Оба раза наши предки были там, чтобы выслушать его. При третьем и четвертом кризисе им пренебрегли – вероятно, потому, что в нем уже не было нужды, – но последние исследования, не включенные в те отчеты, что есть у тебя, указывают, что он, тем не менее, появлялся в должное время. Понял?
Он не стал дожидаться ответа. Его сигара – точнее, ее изжеванные, мертвые останки – были, наконец, выброшены; вслед за первой сигарой была извлечена и зажжена новая. Дым так и клубился.
Мис сказал:
– Официально я старался воссоздать науку о психоистории. Так вот, в одиночку этого не сделать, и, тем более, не за один человеческий век. Но я добился успеха в более простых деталях, и я смог использовать их как обоснование, чтобы покопаться в Своде Времени. То, что я сделал, помимо прочего, позволяет определить – с очень большой долей вероятности – точную дату следующего появления Хари Селдона. Другими словами, я могу сообщить тебе точный день, когда наступающий пятый Селдоновский Кризис достигнет своего пика.
– И когда же это будет? – напряженно поинтересовался Индбур.
И Мис взорвал свою бомбу с радостным безразличием.
– Через четыре месяца, – сказал он. – Четыре ублюдочных месяца минус два дня.
– Четыре месяца, – повторил Индбур с горячностью, нехарактерной для него. – Невозможно.
– Невозможно? Как бы не так, балбес ты мой ненаглядный.
– Четыре месяца? Да ты понимаешь, что это значит? Чтобы через четыре месяца кризис дошел до точки, он должен был готовиться годами.
– А почему бы нет? Разве есть закон природы, требующий, чтобы процесс вызревал при полном дневном свете?
– Но ведь никаких угроз нет! Ничто не нависает над нами, – Индбур почти заламывал руки от беспокойства и вдруг завопил в нахлынувшем рецидиве лютого гнева: – Да уберись ты с моего стола и дай мне навести на нем порядок! Как, по-твоему, я могу размышлять в подобной обстановке?
Ошарашенный Мис грузно соскочил и отошел в сторону.
Индбур лихорадочными движениями расставил предметы по предназначенным для них местам. Он торопливо приговаривал:
– Ты не имеешь права так сюда вваливаться. Если бы ты представил свою теорию…
– Это не теория.
– А я говорю, что теория. Если бы ты представил ее вместе с доказательствами и аргументами, по форме, она бы поступила в Бюро Исторических Наук. Там бы ее должным образом рассмотрели, итоговые анализы переслали бы мне, а затем, конечно, были бы приняты соответствующие меры. А так ты по-пустому досаждаешь мне. Вот она, вот она!
Он взял в руку листок прозрачной, серебристой бумаги, и потряс им перед толстым психологом.
– Это краткая сводка о текущем положении в иностранных делах, которую я сам подготовил.
Недельная. Вот, слушай: мы закончили переговоры о торговом соглашении с Моресом, продолжаем переговоры о том же с Лайонессой, послали делегацию на какие-то там торжества на Бонду, получили какие-то там жалобы с Калгана и обещали с ними разобраться, выразили протест против слишком крутых методов торговли на Асперте, и тамошние люди обещали с этим разобраться – и так далее, и так далее.
Глаза мэра пробежали весь список закодированных пометок, и он тщательно положил лист на нужное место в нужную папку в нужной ячейке.
– Я же говорю тебе, Мис, все дышит миром и порядком…
Дверь в дальнем конце комнаты открылась, и вошел одетый в штатское сановник, знаменуя собой слишком уж драматическое совпадение, из числа тех, которые случаются лишь в реальной жизни.
Индбур полупривстал. Его охватило странное ощущение иллюзорности происходящего, которое пробуждается в дни, слишком насыщенные событиями. После вторжения Миса и дикого обкуривания с его стороны последовало столь же не соответствующее приличиям – и, следовательно, тревожащее – вторжение секретаря мэра, который, по крайней мере, знал правила.
Секретарь низко поклонился.
Индбур бросил:
– Ну!
Секретарь уставился в пол.
– Превосходительство, капитан Хэн Притчер из Информации, вернувшись с Калгана в нарушение ваших приказов, согласно предыдущим инструкциям – а именно вашему распоряжению Х20-513 – взят под стражу и ожидает расстрела. Лица, сопровождавшие его, задержаны для допроса.
Составлен полный отчет.
Индбур, терзаясь, сказал:
– Полный отчет уже получен. Ну!
– Превосходительство, капитан Притчер сообщил в расплывчатой форме об опасных планах со стороны нового военного диктатора Калгана. В соответствии с предыдущими инструкциями – вашим распоряжением Х20-651 – он официально не заслушивался, но его комментарии были записаны, и составлен полный отчет.
Индбур завопил:
– Полный отчет был получен. Ну!
– Превосходительство, четверть часа назад принято донесение с салинианской границы.
Корабли, опознанные как калганские, вошли без разрешения на территорию Установления. Корабли были вооружены. Произошло сражение.
Секретарь согнулся почти вдвое. Индбур оставался стоять. Эблинг Мис встрепенулся, протопал к секретарю и резко похлопал того по плечу.
– Слушай-ка, ты бы лучше сказал там, чтобы этого капитана Притчера выпустили и прислали сюда. Пошел вон.
Секретарь исчез, и Мис повернулся к мэру.
– Запустил бы ты государственную машинерию в ход, а, Индбур? Четыре месяца, знаешь ли.
Индбур продолжал стоять с остекленевшим взглядом. Только один палец его, казалось, сохранял жизнь, быстро и судорожно выписывая треугольники на гладкой крышке стола.
16. КонференцияКогда двадцать семь Независимых Купеческих Миров, объединенных единственно чувством недоверия к материнской планете Установления, договариваются провести свою ассамблею, при том, что каждый из этих миров гордился своими малыми размерами, закоренел в собственных предрассудках и иссушен страхом перед вечной опасностью, то даже предварительные переговоры по процедурным вопросам оказываются достаточно тяжкими, чтобы и самых упорных лишить присутствия духа.
Недостаточно заранее договориться о таких подробностях, как методы голосования, способ представительства – по планетам или по населению, – то есть по вопросам политического значения.
Недостаточно договориться и о приоритетах размещения за столом – как за столом для переговоров, так и за обеденным – то есть о вопросах социального значения.
Главное заключалось в том, чтобы выбрать место для проведения съезда – поскольку то был вопрос провинциального престижа. Наконец, блуждающие пути дипломатии привели к планете Радоль, которую кое-кто из комментаторов предлагал с самого начала, резонно указывая на ее центральное положение.
Радоль был небольшим миром – а по военному потенциалу, возможно, слабейшим из двадцати семи. Это, кстати, дополнительно повлияло на выбор места.
Радоль был ленточным миром – обилием которых Галактика может похвастаться, но среди которых обитаемые очень редки. Другими словами, то был мир, две половинки которого противостояли неподвижным границам стужи и зноя, и лишь узкая ленточка сумеречной области служила зоной возможной жизни.
Подобный мир неизменно выглядит негостеприимным для тех, кто не посещал его, но там имелись места, выгодно расположенные – и в одном из таких мест как раз и находился город Радоль.
Он раскинулся по пологим склонам холмов, составлявших передовую цепь у подножья гор, которые защищали его по краю холодной полусферы, сдерживая угрозу ледников. Теплый, сухой воздух солнечной половины разливался вокруг; с гор текли ручьи – и лежавший посредине город Радоль сделался сплошным садом, плывущим в вечном утре вечного июня.
Каждый дом нежился посреди собственного цветочного сада, открытого беззубым стихиям. А каждый сад являлся целой цветочной оранжереей, где роскошные растения составляли самые фантастические композиции: ради иностранных товаров, которые можно было получить за цветы, Радоль сделался почти что планетой-производителем, в противоположность типичным Купеческим мирам.
Так что в своем роде город Радоль был маленькой точкой покоя и роскоши на мрачной планете, крошечным осколком рая – и это тоже было определенным фактором при его выборе.
Чужеземцы прибыли с каждого из двадцати шести прочих Купеческих миров: делегаты, их жены, секретари, репортеры, корабли и экипажи – и население Радоля почти удвоилось, а ресурсы планеты напряглись до предела. Все гости ели и пили, сколько влезет, и, кажется, вообще не спали.
И все же среди гуляк очень немногие не сознавали, что во всем данном объеме Галактики медленно разгорается тихая, тлеющая война. А те, кто был в курсе, делились на три категории.
Во-первых, было очень много таких, которые знали мало и были очень уверены…
…Таких, как молодой космический пилот, который носил на своей фуражке кокарду Хэйвена, и который ухитрился, держа перед своими глазами бокал, поймать взгляд сидевшей напротив и слегка улыбающейся девушки Радоля. Он говорил:
– Мы прибыли сюда прямо сквозь зону военных действий – и сделали это специально. Около световой минуты мы летели на нейтрали прямо мимо Хорлеггора…
– Хорлеггор? – вмешалась длинноногая туземка, игравшая в этой компании роль хозяйки. – Это там, где на прошлой неделе из Мула выпустили кишки, не так ли?
– А где это вы слышали, что из Мула выпустили кишки? – надменно поинтересовался пилот.
– По радио Установления.
– Хэ! Так вот, Мул захватил Хорлеггор. Мы почти налетели на строй его кораблей; и они шли именно оттуда. Это не очень-то похоже на выпускание кишок – когда ты остаешься на месте сражения, а те, кто выпускает кишки, поспешно удирают.
Кто-то еще произнес громко и не очень разборчиво:
– Не говорите так. Установление всегда сначала получает по морде. Вот увидите; просто сидите крепко и смотрите. Старенькое Установление знает, когда вернуться. А тогда – бух! – заключил владелец хриплого голоса и расплылся в туманной ухмылке.
– Во всяком случае, – сказал пилот с Хэйвена после короткой паузы, – как я уже сказал, мы видели корабли Мула, и они выглядели здорово, просто здорово. И вот что я вам еще скажу – они выглядели как новые.
– Новые? – задумчиво произнес один из местных жителей. – Они строят их сами?
Он сорвал лист с нависающей ветви, осторожно принюхался к нему, затем разжевал. Смятые жилки источали зеленый сок и аромат мяты. Он сказал:
– Вы хотите уверить меня, что они разбили эскадру Установления своими самоделками? Не морочьте голову!
– Мы их видели, док. А я, кстати, могу отличить корабль от кометы, знаете ли.
Радолец наклонился поближе.
– Послушайте, не обманывайте себя. Войны так просто не начинаются, сами собой; у нас имеется кучка проницательных мозгов, которые всем и заправляют. Они знают, что делают.
Некто, хорошо утоливший жажду, вдруг громко заявил:
– Вы последите за стареньким Установлением. Они ждут до последнего, потом – бух!
С тупо раскрытым ртом он ухмыльнулся девушке; та отстранилась.
Радолец продолжал говорить:
– К примеру, старина, ты, может, думаешь, что делами командует этот парень, Мул. Не-е-ет, – и он покачал пальцем. – Я слышал, от очень важных шишек там, наверху, так вот, понимаешь, он – наш человек. Мы ему платим и, наверное, мы и строим эти корабли. Будем реалистами – скорее всего это мы. Естественно, он не сможет разбить Установление в длительной борьбе, но он может его ослабить, а когда он это сделает, в дело вступим мы.
Девушка сказала:
– Это все, о чем ты можешь говорить, Клев? О войне? Ты меня утомляешь.
Пилот с Хэйвена заявил в приступе галантности:
– Сменим тему. Не будем утомлять девушек.
Тот, что был в подпитии, подхватил припев какой-то песенки, ритмично постукивая кружкой о стол. Образовавшиеся парочки, хихикая, удалились; из солярия, стоявшего позади, вышло еще несколько таких же парочек.
Разговоры стали более общими, более разнообразными, более бессмысленными…
…Но были и такие, кто знал чуть больше и не выказывал особой уверенности.
Такие, как однорукий Фран, чья внушительная фигура представляла Хэйвен в качестве официального делегата, и который в соответствии со своим положением жил широко, заводя новые знакомства: с женщинами – по возможности, с мужчинами – по необходимости.
На солнечной площадке дома на вершине холма, принадлежавшего одному из его новых друзей, он впервые смог расслабиться: как оказалось впоследствии, на Радоле его ждала еще только одна такая возможность. Новым другом был Иво Лайон, человек, всей душой сросшийся с Радолем.
Дом Иво стоял в стороне от общего скопления и казался затерянным в море цветочного аромата и стрекотания насекомых. «Солнечная площадка» являлась полосой травянистой лужайки, размещенной под углом в сорок пять градусов. Фран растянулся на ней и впитывал в себя солнце. Он сказал:
– На Хэйвене ничего подобного нет.
Иво сонно ответил:
– Ты бы поглядел на холодную сторону. В двадцати милях отсюда есть место, где кислород течет как вода.
– Заливай дальше.
– Факт.
– Ну, я скажу тебе, Иво… В давние времена, когда мне еще не изжевало руку, я болтался по всему белу свету и – ты не поверишь, но…
История, последовавшая за этим, тянулась долго, и Иво, не поверив ей, сказал, зевая:
– Они уже не таковы, как в прежние времена. Это правда.
– Да, я уверен, что не таковы. Но, между прочим, – Фран вдруг загорелся, – не скажи. Я тебе рассказывал про моего сына, не так ли? Вот он – человек старой школы, если угодно. Он станет великим Купцом, черт подери. Он весь в своего старика. Весь, не считая того, что он женат.
– Ты имеешь в виду – законно? На девушке?
– Вот именно. Сам не нахожу смысла. Они отправились в медовый месяц на Калган.
– Калган… Калган? Когда, ради Галактики, это случилось?
Фран широко улыбнулся и сказал медленно, значительно:
– Как раз перед тем, как Мул объявил войну Установлению.
– Вот как?
Фран кивнул и жестом поманил Иво поближе. Он хрипло произнес:
– В сущности, я могу тебе кое-что рассказать, если ты не передашь это дальше. Мой мальчик был послан на Калган с определенной целью. Ну, мне не хотелось бы выдавать, сам понимаешь, с какой именно целью, что вполне естественно, но ты посмотри, какова ситуация, и, думаю, ты догадаешься сам. Во всяком случае, мой парень отлично подошел для такого дела. Мы, Купцы, нуждались в некотором тарараме, – он хитро улыбнулся. – И пожалуйста. Я не буду говорить, как мы это сделали, но: мой парень отправился на Калган – и Мул послал свои корабли. Мой сынок!
На Иво это произвело должное впечатление. Он, в свою очередь, тоже заговорил доверительным тоном.
– Это хорошо. Ты знаешь, говорят, что у нас уже пятьсот кораблей стоят наготове, чтобы вмешаться в нужный момент.
Фран авторитетно сказал:
– А может и больше. Это подлинная стратегия. Вот это мне по душе, – он шумно почесал живот. – Но не забывай, что Мул тоже парень себе на уме. История с Хорлеггором меня беспокоит.
– Я слышал, что он потерял около десяти кораблей.
– Конечно, но у него их еще сотня, а Установление было вынуждено отступить. Это хорошо, когда тиранов колотят, но ведь не так быстро, – он покачал головой.
– Я часто задаю себе вопрос – откуда Мул берет свои корабли? Широко распространился слух, что их для него делаем мы.
– Мы? Купцы? Из всех независимых миров Хэйвен имеет самые большие корабельные верфи, но мы не построили ни одного корабля для кого бы то ни было, кроме самих себя. Ты думаешь, что какой-нибудь мир строит флот для Мула сам по себе, не согласовывая своих действий? Да это… это сказка.
– Да, но откуда же он их берет?
И Фран пожал плечами.
– Делает их сам, я думаю. И это тоже беспокоит меня.
Фран прищурился, глянув на солнце, и прижал подошвы ног к гладкому дереву полированной подставки. Затем он тихо заснул, и его мягкое похрапывание смешалось с шуршанием насекомых.
…И, наконец, были очень немногие, кто знал немало и ни в чем не был уверен.
Такие, как Ранду, который, войдя на пятый день всекупеческого собрания в Центральный Зал, обнаружил там уже ожидающих его двух мужчин. Он сам заранее попросил их быть там. Пятьсот кресел пока пустовали – так и должно было быть.
Ранду заговорил торопливо, едва успев усесться:
– Мы трое представляем около половины военного потенциала Независимых Купеческих Миров.
– Да, – сказал Манджин с Исса, – мой коллега и я уже отметили данный факт.
– Я готов, – сказал Ранду, – говорить без лишних слов и откровенно. Я не заинтересован торговаться по всяким мелочам. Наше положение радикально ухудшилось.
– Как результат… – намекнул Овалл Гри со Мнемона.
– Происшествий последнего часа. Прошу вас! Начну с самого начала. Во-первых, текущее положение создалось не благодаря нашим усилиям, и сомнительно, чтобы оно находилось под нашим контролем. Первоначально дела велись не с Мулом, а с другими людьми; в частности, с военным экс-диктатором Калгана, которого Мул разгромил в самое неподходящее для нас время.
– Да, но этот Мул является достойной заменой, – сказал Манджин. – Я не придираюсь к деталям.
– Станете, когда узнаете все детали, – Ранду подался вперед и общепонятным жестом положил руки на стол, ладонями вверх. Он сказал:
– Месяц назад я послал моего племянника и его жену на Калган…
– Вашего племянника! – в удивлении вскричал Овалл Гри. – Я и не знал, что он был вашим племянником.
– А с какой целью? – сухо спросил Манджин. – С этой?
И его большой палец описал в воздухе круг над его головой.
– Нет. Если вы имеете в виду войну Мула с Установлением, то нет. Как я мог целиться так высоко? Молодой человек ничего не знал – ни о нашей организации, ни о наших целях. Ему было сказано, что я – простой член внутрихэйвенского патриотического общества. В его функции на Калгане входило не более чем любительское наблюдение. Мотивы мои, должен признаться, были весьма тщательно замаскированы. В основном меня интересовал Мул. Он – странный феномен, но это уже многократно пережеванная тема, не буду вдаваться в нее еще раз. Во-вторых, это было интересное и поучительное задание для человека, который, имея опыт жизни на Установлении и связи с тамошним подпольем, обещал быть полезным нам в будущем. Видите ли…
Овалл Гри, улыбаясь, показал свои большие зубы, и его длинное лицо покрылось вертикальными складками.
– Следовательно, результат миссии должен был вас удивить, поскольку едва ли есть хоть одна купеческая планета, где не знали бы, что этот ваш племянник именем Установления похитил одного из подчиненных Мула и тем самым дал Мулу повод для войны. Да клянусь Галактикой, Ранду, вы тут чего-то не договариваете. Мне трудно поверить, что ваша рука не замешана в этом деле. Полно, это была умелая работа.
Ранду покачал своей белой головой.
– Это не моих рук дело. Да и не моего племянника – по крайней мере, он не сделал это осознанно. Теперь он попал на Установлении в плен и может не дожить до завершения этой столь умелой работы. Я только что получил от него весточку. Как-то удалось вынести Персональную капсулу, провезти ее через зону военных действий до Хэйвена и переслать оттуда мне. Она путешествовала целый месяц.
– И что же?..
Ранду тяжело бросил руку на тыльную сторону ладони другой руки и печально сказал:
– Я боюсь, что мы предназначены для той же роли, которую сыграл бывший военный диктатор Калгана. Мул – мутант!
Все на миг содрогнулись. Сердца как будто забились чаще. Ранду легко понял это.
Но когда Манджин заговорил, ровный характер его голоса не изменился.
– Откуда вы знаете?
– Только из сообщения моего племянника – но он был на Калгане.
– Что за мутант? Они же бывают всякие, сами понимаете.
Ранду сбил растущее нетерпение.
– Бывают всякие виды мутантов. Да, Манджин. Всякие виды! Но Мул – единственный. Какой еще мутант мог бы начать путь наверх с полной неизвестности, собрать армию, основать, как говорят, первичную базу на астероиде размером не больше пяти миль, захватить планету, потом систему, потом область – а потом атаковать Установление и разбить его при Хорлеггоре. И все это – за два-три года!
Овалл Гри пожал плечами.
– Значит, вы думаете, что он разобьет Установление?
– Я не знаю. А если разобьет?
– Сожалею, но я так далеко не заглядываю. Установление нельзя разбить. Послушайте, нет ни одного нового факта, на основании которого мы могли бы действовать, исключая утверждения… э… неопытного мальчишки. Допустим, мы пока отложим этот вопрос. До сих пор нас не беспокоили все победы Мула, и я не вижу причин менять линию поведения, если только он не зайдет слишком далеко. Не так ли?
Ранду нахмурился, отчаявшись в собственной аргументации. Он обратился к обоим:
– Мы уже вступали в какие-либо контакты с Мулом?
– Нет, – ответили оба.
– Но ведь мы пытались, правда? Так или иначе, от нашей конференции не много пользы, если мы не дотянемся до Мула. Так или иначе, мы здесь пока больше пьянствуем и ухажерствуем, чем делаем дело – цитирую передовицу из сегодняшней радольской «Трибуны» – и все потому, что мы не можем связаться с Мулом. Господа, мы располагаем почти тысячей кораблей, ожидающих подходящего момента, чтобы захватить контроль над Установлением. Я говорю: мы должны изменить этот план. Я говорю: бросьте эту тысячу сейчас – против Мула.
