Текст книги "Сборник.Том 7"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 63 страниц)
Долгое путешествие к Немезиде превратило Эугению Инсигну в немолодую женщину. Все эти годы она напоминала себе: я делаю это ради наших детей, ради их будущего.
Однако эта мысль всегда угнетала её. Почему? Ведь она знала, что Ротор должен был покинуть Солнечную систему. Об этом знали все добровольцы, улетавшие на Роторе. А среди тех, у кого не хватило духу на вечную разлуку с родной планетой, был и…
Эугения предпочитала не оканчивать эту мысль, так часто приходившую в голову. Теперь все они здесь, на Роторе, – но был ли Ротор для них домом? Разве что для Марлены: другого дома она не знала. А она, Эугения? её домом была Земля – и Луна, и Солнце, и Марс, и все миры, что знало человечество на протяжении своей истории и предыстории, с тех пор как появилась сама жизнь. Нет, Ротор не дом им – этого нельзя было забывать.
Первые двадцать восемь лет своей жизни Эугения провела в Солнечной системе – и даже училась на Земле с двадцати одного до двадцати трех лет.
Как ни странно, Земля частенько вспоминалась ей. Эугения не любила Землю: эти толпы, шум, суету, абсолютную слабохарактерность, обнаруживаемую тамошними властями в важных вопросах, и их грубый деспотизм в каждой мелочи. Ещё ей не нравилась вечная непогода, её разрушительная сила, уродующая землю и приводящая в ярость океан. И, закончив образование, она с радостью вернулась на Ротор с молодым мужем. Ей хотелось, чтобы он полюбил милый её сердцу вращающийся мирок так же, как и она, родившаяся в нём.
Но мужу Ротор казался тесным. «Тебе осточертеет здесь через полгода», – говорил он.
Жена наскучила ему даже раньше. Ну что ж…
Все уладится, всё будет хорошо, но не для неё. Она, Эугения Инсигна, навеки затерялась между мирами. И всё это ради детей. Эугения родилась на Роторе и прекрасно может обойтись без Земли. Марлена уже и вовсе не видела ничего, кроме Ротора, и сумеет прожить без Солнечной системы, зная лишь о том, что где-то возле Солнца – родина её предков. А её дети забудут и об этом. И Земля, и Солнечная система станут для них мифом, и только Эритро будет цветущим миром.
Эугения надеялась на это. У Марлены вдруг обнаружилась странная привязанность к Эритро: впрочем, она может исчезнуть так же быстро, как и возникла.
И всё-таки жаловаться на судьбу было бы несправедливо. Нельзя было даже мечтать о том, что возле Немезиды обнаружится планета, пригодная для жизни людей. Совпадение условий на ней с земными оказалось воистину удивительным. Однако если прикинуть все вероятности и учесть, что Немезида не так уж и далека от Солнечной системы, то такое совпадение уже не покажется невероятным.
Эугения вернулась к своим ежедневным отчетам – компьютер дожидался её внимания с присущим его племени бесконечным терпением.
Но не успела она приняться за работу, как позвонила секретарша – негромкий голос донесся из крошечного динамика, приколотого к левому плечу.
– Вас хочет видеть Ауринел Пампас. Он не записывался на приём.
Инсигна поморщилась, но тут же вспомнила, что сама посылала его за Марленой.
– Пусть войдёт, – сказала она.
Она бросила беглый взгляд в зеркало и убедилась, что выглядит превосходно. Она казалась себе моложе своих сорока двух. И надеялась, что остальные разделяют её мнение.
Глупо думать о внешности, ожидая семнадцатилетнего мальчишку, но Эугения Инсигна заметила, как глядела на него бедняжка Марлена, и прекрасно понимала, что означал этот взгляд. Инсигна догадывалась, что Ауринел, юноша, внешностью своей весьма довольный, едва ли обратит внимание на Марлену, ещё не избавившуюся от подростковой угловатости. Но если Марлену ожидает разочарование – пусть у девочки не будет повода вообразить, что мать могла в чём-то содействовать её неудаче: придётся очаровать мальчугана.
Всё равно окажусь виноватой, со вздохом подумала Инсигна, когда Ауринел, застенчиво улыбаясь, ступил в её кабинет.
– Ну, Ауринел, – проговорила она, – отыскал Марлену?
– Да, мэм. Именно там, где вы сказали. Я передал ей, что вы хотели, чтобы она ушла оттуда.
– И какой она тебе показалась?
– Не могу вам сказать, доктор Инсигна, депрессия у неё или что-нибудь другое, только в голову ей пробралась забавная идейка. Даже не знаю, понравится ли ей, если я расскажу обо всём вам.
– Не стоило бы, конечно, узнавать об этом от чужого человека, но странные идеи посещают её нередко, и это меня беспокоит. Так что, пожалуйста, лучше скажи.
Ауринел покачал головой:
– Ладно, только не выдавайте меня. Совершенно ненормальная мысль. Она решила, что Земля должна погибнуть.
Ауринел ожидал, что Инсигна рассмеется. Но смеха не последовало. Напротив, она забеспокоилась:
– Что такое? Почему она так решила?
– Не знаю, доктор Инсигна. Марлена – странный ребенок, – вы это знаете, и идеи её посещают… А может быть, она просто дурачила меня?..
– Вполне возможно, даже наверняка, – перебила его Инсигна. – У моей дочери странные представления о чувстве юмора. Послушай, Ауринел, я бы не хотела, чтобы ты болтал об этом. Знаешь, не люблю дурацких разговоров. Ты понимаешь?
– Конечно, мэм.
– Я серьёзно – ни слова.
Ауринел кивнул.
– И спасибо, что рассказал. Это важно. Я переговорю с Марленой, выясню, что её встревожило, но так, чтобы не выдать тебя.
– Спасибо, – поблагодарил Ауринел. – ещё минуточку, мэм.
– Да?
– Значит, Земля и в самом деле погибнет?
Поглядев на юношу, Инсигна делано усмехнулась:
– Нет, конечно! Можешь не волноваться.
Глядя ему вслед, Инсигна думала, что ей, пожалуй, не удалось убедить мальчишку в своей искренности.
3Янус Питт обладал весьма значительной внешностью, что, вероятно, помогло ему подняться к вершинам власти на Роторе. При подборе жителей будущих поселений предпочтение отдавали людям ростом не выше среднего. Тогда ещё собирались экономить – на помещении и ресурсах. Потом выяснилось, что подобные предосторожности излишни, и от них отказались, однако тенденция успела сформироваться, и жители самых первых поселений были ниже, чем в тех, что заселялись позднее.
Питт был высок, по-юношески строен, голубоглаз, и только легкая седина свидетельствовала о том, что он уже немолод – как-никак уже пятьдесят шесть.
Взглянув на вошедшую Инсигну, Питт улыбнулся. В её присутствии он всегда ощущал какую-то неловкость: она раздражала его своей вечной принципиальностью – с такими людьми всегда трудно общаться.
– Спасибо, что сразу принял меня, Янус, – проговорила она.
Питт отодвинулся от компьютера и откинулся на спинку кресла.
– К чему пустые формальности? Ведь мы давно знаем друг друга.
– И столько пережили вместе, – добавила Инсигна.
– Верно, – согласился Питт. – Как твоя дочь?
– О ней-то я и хочу поговорить с тобой. Мы заэкранированы?
Питт удивленно поднял брови:
– Экранировать? Что и от кого?
Ведь Ротор практически один во всей Вселенной. Солнечная система более чем в двух световых годах отсюда, а другие миры словно и вовсе не существуют: до них, может быть, миллионы световых лет.
Конечно, роториане могли чувствовать своё одиночество, могли ощущать неуверенность. Но опасаться чего-то извне…
– Ты знаешь, при решении каких именно вопросов необходимо экранироваться, – сказала Инсигна. – Ты сам настаивал на их секретности.
Включив экран, Питт вздохнул:
– Опять за старое… Ради бога, Эугения, всё давным-давно улажено – ещё четырнадцать лет назад, когда мы улетали. Конечно, я понимаю, что ты не можешь об этом забыть…
– Забыть? Почему я должна забыть? Это моя звезда, – она указала в сторону Немезиды, – и я в известной мере отвечаю за неё.
Питт скрипнул зубами. «Опять…» – подумал он. Но вслух сказал:
– Мы заэкранированы. Итак, Эугения, что тебя встревожило?
– Марлена. Моя дочь. Она всё узнала.
– Что узнала?
– Всё… О Немезиде, о том, что случится с Солнечной системой.
– Как это могло произойти? Или ты проболталась?
Инсигна беспомощно развела руками.
– Само собой, я ничего ей не говорила, но ей и не нужно говорить. Не знаю, как это у неё получается, но Марлена, кажется, замечает абсолютно всё. Она умеет догадываться даже, о чём человек думает. Эту её способность я заметила уже давно, только в последний год она проявляется всё сильнее.
– Догадывается, значит, и время от времени попадает в точку. Объясни Марлене, что на сей раз она ошиблась, и последи, чтобы девочка не болтала.
– Но она уже успела поделиться этим открытием с молодым человеком, а он передал мне их разговор. Так я обо всём и узнала. Юношу зовут Ауринел Пампас. Он сын моих друзей.
– Хорошо. Учтем и это. Скажи ему, чтобы не придавал значения фантазиям маленьких девочек.
– Она уже не маленькая. Ей пятнадцать.
– Уверяю тебя – для него она малышка. Я знаю, что говорю, – ведь я наблюдаю за этим юношей. Он торопится стать взрослым, а насколько я помню себя, у мальчишек его возраста пятнадцатилетние девчонки не вызывают интереса, тем более…
– Тем более что она такая нескладная? – перебила его Инсигна. – Ты это хотел сказать? Но она ведь такая умница.
– Это важно для нас с тобой. Но не для Ауринела. Если хочешь, я сам поговорю с мальчишкой. А ты побеседуй с Марленой. Объясни ей, что её догадка смешна, что гибель Земли невозможна. И не следует распространять выдумки.
– Самое печальное то, что она совершенно права…
– Опять ты за свое. Знаешь, Эугения, мы с тобой столько лет скрывали эту тайну от всех, что будет лучше, если всё так и останется. Едва люди узнают правду, они её тотчас исказят. На нас обрушится целый шквал дурацких сантиментов, абсолютно никому не нужных. Они помешают нам осуществить то, ради чего мы оставили Солнечную систему.
Эугения недоуменно поглядела на Питта.
– Значит, у тебя нет ни капли жалости к Солнечной системе, к Земле, породившей человечество.
– Знаешь, Эугения, чувства мои к делу не относятся, и я не могу позволить тебе отдаться эмоциям. Мы оставили Солнечную систему, когда поняли, что человеку пришла пора осваивать звездные миры. Я уверен, что за нами последуют другие, возможно, это происходит уже сейчас. Мы сделали человечество явлением галактического масштаба, и нам не следует мыслить в рамках одной планетной системы. Наше дело – здесь.
Они посмотрели друг на друга.
– Ты снова затыкаешь мне рот, – тяжело вздохнув, произнесла Эугения. – Ты заставлял меня молчать все эти годы.
– Да, и я буду делать это и в будущем году, и через год. Хватит, Эугения, ты меня утомляешь. Довольно с меня и первого раза.
И он вновь отвернулся к компьютеру.
Глава 2
НЕМЕЗИДА
4В первый раз он заставил её молчать шестнадцать лет назад, в 2220 году, в том самом году, когда перед людьми открылась Галактика.
Тогда шевелюра Януса Питта была тёмно-каштановой, а сам он ещё не занимал должность комиссара Ротора, но уже считался многообещающим и весьма перспективным специалистом. Он возглавлял департамент исследований и коммерции и отвечал за работу Дальнего Зонда, который во многом был его собственным детищем.
Это было время, когда предпринимались первые попытки передачи материи через пространство с помощью гиперпривода.
Насколько было известно, только на Роторе занимались разработкой гиперпривода, и Питт принадлежал к числу энергичнейших сторонников полной секретности этих исследований.
– Солнечная система перенаселена, – говорил он на заседании совета. – Для космических поселений уже не хватает места. Даже пояс астероидов не поможет исправить ситуацию, поскольку и он почти весь заселён. Но что хуже всего – в каждом поселении существует собственное экологическое равновесие. От этого страдает коммерция, потому что все боятся подцепить чужую заразу. Уважаемые коллеги, у нас нет другого выхода: Ротор должен покинуть Солнечную систему – без торжественных проводов, без предупреждений. Покинуть навсегда, найти место во Вселенной, где мы сможем построить собственный дом, вырастить новую ветвь человечества, создать собственное общество и собственный образ жизни. Без гиперпривода это невозможно – но он у нас есть. За нами, разумеется, последуют другие. Солнечная система превратится в созревший одуванчик, семена которого разлетятся по всей Вселенной. Если мы отправимся первыми, то, быть может, сумеем подыскать уютное местечко ещё до того, как начнется массовый Исход. Мы успеем встать на ноги и сможем противостоять любому, кто посягнет на наш дом. Галактика велика, места должно хватить для всех.
Присутствующие яростно заспорили. Одни в качестве аргумента выдвигали страх, боязнь оставить обжитое место, другие – любовь к родной планете. Некоторые идеалисты советовали поделиться знаниями со всеми, чтобы и другие могли воспользоваться ими.
На победу Питт не надеялся. Но она пришла к нему – в лице Эугении Инсигны, давшей ему в руки решающий аргумент. Немыслимая удача – ведь она обратилась прямо к нему.
Ей было тогда всего двадцать шесть лет. Она была замужем, но детей у неё ещё не было.
Взволнованная, раскрасневшаяся, Эугения была нагружена ворохом распечаток.
Питт помнил, что при её появлении он почувствовал раздражение. Он был секретарём департамента, а она – если говорить честно – никто, но с того самого момента считать её таковой уже было нельзя.
Но Питт пока ещё не знал об этом – и уже собирался выразить недовольство подобной бесцеремонностью. Но, заметив возбуждение молодой женщины, воздержался от колкостей. Она явно намеревалась обрушить на него свой утомительный энтузиазм и немедленно ознакомить со всеми подробностями этих многочисленных документов.
Хорошо, пусть всё кратко изложит одному из помощников, решил он.
– Вижу, у вас важные материалы, доктор Инсигна, и вы хотите, чтобы я с ними ознакомился. Прекрасно, я сделаю это при первой же возможности. Почему бы вам не оставить всё это моим сотрудникам? – и он указал на дверь, в надежде, что, сделав «кругом через плечо», она отправится в приёмную. (Позже, на досуге, он пытался представить себе, что было бы, если бы она послушалась его тогда, – и сердце невольно замирало.)
Но она ответила:
– Нет-нет, мистер секретарь. Я должна переговорить лично с вами – и ни с кем другим. – Голос её дрожал от волнения. – Это же величайшее открытие со времен… со времени… – Она смешалась и замолчала. – Словом, величайшее!
Питт с сомнением посмотрел на распечатки, зажатые в её трясущихся руках, – и не ощутил никакого волнения. Этим специалистам всегда мерещится, что каждый их робкий шажок по научной ниве ниспровергает любые основы.
И он отрешенно произнес:
– Хорошо, доктор Инсигна, объясните мне вкратце суть дела.
– Мы экранированы, сэр?
– Зачем?
– Мне не хочется, чтобы кто-нибудь узнал об этом, пока я трижды не проверю и не перепроверю все выводы. Хотя я лично ни в чём не сомневаюсь. Я понятно объясняю?
– Вполне, – холодно ответил Питт и прикоснулся к переключателю. – Я включил экран. Можете говорить.
– У меня всё здесь. Я сейчас покажу вам.
– Нет, сначала изложите суть… в нескольких словах.
Она набрала воздуху в легкие.
– Мистер секретарь, я открыла ближайшую к нам звезду. – Округлив глаза, Эугения часто дышала.
– Самой близкой к нам звездой является альфа Центавра, – ответил Питт. – Об этом известно уже четыре столетия.
– Она считалась ближайшей из всех известных нам звезд, но теперь она таковой не является. Я открыла звезду, которая находится ещё ближе к нам. У Солнца есть соседка. Представляете?
Питт внимательно посмотрел на неё. Обычное дело. Людям молодым, бесхитростным и пылким свойственно воспламеняться по каждому поводу.
– А вы уверены в этом? – спросил он.
– Я? Конечно! Позвольте я ознакомлю вас с данными – подобного астрономия не знала с…
– Если вы не ошиблись. Только не надо заваливать меня цифрами. Я всё посмотрю потом. Рассказывайте. Если существует звезда более близкая к нам, чем альфа Центавра, почему её до сих пор не обнаружили? Почему история приберегла эту честь для вас, доктор Инсигна?
Он понимал, что говорит саркастическим тоном, но его собеседница словно не замечала этого – слишком уж она разволновалась.
– Все очень просто. Между нами и Звездой-Соседкой располагается тёмное облако космической пыли. Если бы не оно, на земном небосводе эта звезда имела бы восьмую звездную величину – и её, конечно, давно заметили бы. Но пыль поглощает свет, и звезда потускнела до девятнадцатой величины. И потому ей нетрудно затеряться среди бесчисленного множества тусклых звезд. Она не имеет никаких особенностей, кроме того, к ней никто и не приглядывался. Она видна только в Южном полушарии Земли, и до постройки поселений телескопы Земли, как правило, смотрели в другую сторону.
– Ну а почему же вы обратили на неё внимание?
– Все дело в Дальнем Зонде. Видите ли, Звезда-Соседка и Солнце постоянно меняют своё положение друг относительно друга. Не исключено, что они с Солнцем медленно обращаются вокруг общего центра тяготения с периодом в миллионы лет. Столетия назад условия могли быть иными, и Звезда-Соседка, возможно, находилась у края облака и ярко светила, но, чтобы её увидеть, нужен телескоп, а телескопы используются на Земле только шестьсот лет, а в тех местах, откуда она видна, и того меньше. Через несколько столетий она вновь станет видимой – выйдет из-за пылевого покрова.
Но нам уже незачем ждать так долго. Дальний Зонд всё сделал за нас.
Питт почувствовал, как в глубине души загорается слабый огонек энтузиазма.
– Итак, вы хотите сказать, что на достаточном удалении от Земли, там, где облако уже не могло помешать, Дальний Зонд сфотографировал участок неба, на котором обнаружилась эта ваша Звезда-Соседка?
– Именно. Я обнаружила звезду восьмой величины там, где не должно быть таких звезд. Спектрально она относится к красным карликам, которые нельзя увидеть издалека.
– А почему вы решили, что эта звезда ближе к нам, чем альфа Центавра?
– Естественно, я изучила этот же участок неба с Ротора – никакой звезды восьмой величины там не оказалось. Однако почти в том же самом месте нашлась звездочка девятнадцатой величины, которой не было на фотоснимке, сделанном Дальним Зондом. Тогда я решила, что это и есть та самая звезда – только ослабленная пылевым облаком, а визуальное несовпадение обусловлено параллактическим смещением.
– Да, я понимаю. Это когда ближние звёзды смещаются на фоне дальних, если глядеть на них из разных точек пространства.
– Правильно, но звёзды в основном находятся так далеко от нас, что, если бы Дальний Зонд прошёл больше половины светового года, их положение не изменилось бы. Иное дело – ближние светила. Смещение Звезды-Соседки оказалось просто чудовищным, конечно же, относительное. Я просмотрела снимки, переданные с Дальнего Зонда по мере его удаления от Солнца. В обычном пространстве он с интервалом сделал три снимка этого участка неба. И на них видно, как Звезда-Соседка становится ярче, смещаясь к краю облака. По параллактическому смещению получается, что она расположена от нас в двух световых годах. Наполовину ближе, чем альфа Центавра.
Питт задумчиво глядел на Эугению, и в наступившем продолжительном молчании она вдруг растерялась.
– Секретарь Питт, – сказала она, – может быть, теперь вы захотите познакомиться с материалами?
– Нет, – ответил он, – меня удовлетворило всё, что я услышал от вас. Ну а теперь я хочу задать вам несколько вопросов. Мне кажется, – если я правильно вас понял, – этой звездой девятнадцатой величины едва ли может заинтересоваться кто-то ещё – настолько, чтобы измерять её параллакс и расстояние до неё.
– Вероятность этого близка к нулю.
– Можно ли каким-нибудь иным способом обнаружить эту тусклую звезду?
– Она будет перемещаться по небу очень быстро – для звезды, конечно. Если постоянно наблюдать за ней, можно заметить, что она перемещается примерно по прямой. Движение звезд трехмерно, а мы видим его в двухмерной проекции. Кропотливая работа.
– Как вы полагаете, может ли это смещение привлечь к себе внимание астрономов, если им вдруг случится его обнаружить?
– Едва ли они его заметят.
– Значит, вполне возможно, что о Звезде-Соседке известно только на Роторе – ведь, кроме нас, никто не посылал автоматических аппаратов в глубокий космос. Здесь вы специалист, доктор Инсигна. Что знают в поселениях и на Земле о Дальнем Зонде?
– Эти работы не засекречены, мистер секретарь. Другие поселения предоставляли нам научные приборы, мы даже информировали обо всём Землю, не слишком интересующуюся астрономией в последние годы.
– Да, они целиком положились на поселения – это разумно. Но что, если другой Дальний Зонд, подобный нашему, был запущен каким-нибудь из поселений, решившим держать это дело в секрете?
– Сомневаюсь, сэр. Им потребовался бы гиперпривод, а сведения о нём в секрете. Если бы они сами сумели создать гипердвигатели, мы бы узнали об этом. Им пришлось бы производить в пространстве кое-какие эксперименты, что выдало бы их.
– В соответствии с соглашением по научным исследованиям, все данные, полученные Зондом, должны быть опубликованы. Значит ли это, что вы уже известили?..
– Нет, конечно, – с негодованием перебила его Инсигна. – До публикации необходимо провести более подробные исследования. А пока я располагаю лишь предварительными результатами, о которых и извещаю вас конфиденциально.
– Но вы же не единственный астроном, работающий с Дальним Зондом. Полагаю, вы уже успели проинформировать остальных?
Покраснев, Инсигна отвернулась. И сказала, словно защищаясь:
– Нет, я не сделала этого. Эти снимки обнаружила я. Я их исследовала и поняла, что они означают. И я хочу, чтобы честь открытия принадлежала мне. Есть только одна ближайшая к Солнцу звезда, и я хочу значиться в анналах науки как открывшая её.
– Ну а если существует ещё более близкая? – В первый раз за весь разговор Питт позволил себе улыбнуться.
– Об этом уже было бы известно. Даже о моей звезде знали бы давно – не окажись там крошечного облачка пыли. Ну а другая звезда, да ещё более близкая, – об этом нечего и говорить.
– Значит, так, доктор Инсигна. О Звезде-Соседке знаем лишь мы с вами. Я не ошибаюсь? И никто более?
– Да, сэр. Пока – вы и я.
– Не только пока. Все ваши сведения должны оставаться в секрете, пока я не решу сообщить о ней кое-кому.
– Но как же соглашение об открытом доступе к научной информации?
– Мы забудем о нём. Всякое правило имеет исключения. Ваше открытие касается безопасности нашего поселения. В данном случае мы вправе не обнародовать его. Молчим же мы о гиперприводе, не так ли?
– Но какое Звезда-Соседка может иметь отношение к безопасности Ротора?
– Самое прямое, доктор Инсигна. Вы, возможно, ещё не поняли этого, но ваше открытие изменит судьбу всего рода человеческого.