Текст книги "Сборник.Том 7"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 63 страниц)
– Я пока не обрел свою лунную форму, – сказал Готтштейн. – Но знали бы вы, Денисон, чего мне стоило обрести земную форму! А вам, пожалуй, это и вовсе не удастся. Так что лучше оставьте всякую мысль о возвращении.
– Я не думаю об этом, – сказал Денисон.
– Жаль, конечно. Вы были бы там первым человеком. Ну а Хэллем…
– Мне хотелось бы поглядеть на его физиономию, – вздохнул Денисон с некоторой грустью. – Впрочем, это не слишком похвальное желание.
– Львиная доля, конечно, достанется Ламонту. Он ведь там, в самой гуще событий.
– Я рад. Он меньшего и не заслуживает… Так вы считаете, что Невилл действительно придёт?
– Безусловно. Я жду его с минуты на минуту… А знаете что? – произнес Готтштейн заговорщицким шёпотом. – Пока его ещё нет… Хотите шоколадный батончик?
– Что?
– Шоколадный батончик. С миндальной начинкой. Но только один! У меня их мало.
Недоумение на лице Денисона сменилось недоверчивой улыбкой.
– Настоящий шоколад?
– Да.
– Ну коне… – Вдруг его лицо посуровело. – Нет, спасибо.
– Нет?
– Нет! Пока шоколад будет таять у меня во рту, я затоскую по Земле. По всему, что есть на ней. А этого я себе позволить не могу и не хочу… Не угощайте меня шоколадом. Не показывайте мне его. Я даже запаха его боюсь.
Готтштейн смутился.
– Вы правы, – сказал он и неловко переменил тему: – Сенсация вышла колоссальная. Конечно, мы попытались замять скандал с Хэллемом. Он сохранит какой-нибудь из своих почетных постов, однако реального влияния у него не будет.
– Сам он с другими так не деликатничал, – заметил Денисон, но без особого жара.
– Это ведь не ради него. Наука не может не понести значительного ущерба, если вдруг объявить дутым авторитет, который столько времени слыл непререкаемым. А добрая слава науки важнее личной судьбы Хэллема.
– Я принципиально с этим не согласен, – возразил Денисон. – Наука должна честно признавать свои ошибки.
– Всему есть время и место… А, вот и доктор Невилл!
Готтштейн придал своему лицу непроницаемое выражение, а Денисон повернулся к двери.
Бэррон Невилл вошёл тяжелой походкой, лишенной какого то ни было лунного изящества. Он отрывисто поздоровался, сел, заложив ногу на ногу, и выжидательно посмотрел на Готтштейна. Было совершенно ясно, что первым он не заговорит.
Представитель Земли сказал:
– Рад вас видеть, доктор Невилл. Я узнал от доктора Денисона, что вы не захотели поставить своё имя под статьей о космонасосе, которая, как мне кажется, обещает стать классическим основополагающим трудом в этой области.
– А зачем мне это? – сказал Невилл. – То, что происходит на Земле, меня не интересует.
– Вам известны эксперименты с космонасосом? И их значение?
– Да, конечно. Я в курсе всего происходящего, так же как вы или доктор Денисон.
– Тогда я обойдусь без предисловий. Я только что вернулся с Земли с точными планами на будущее. Три большие космостанции будут построены в трех точках лунной поверхности, выбранных с таким расчётом, что хотя бы одна из них в каждый данный момент будет обязательно находиться в ночной тени. А чаще и две. Каждая станция, пока она остаётся в тени, будет вырабатывать энергию, в основном просто излучая её в пространство. Главное назначение этих станций – компенсация нарушений в напряженности поля, вызываемых Электронным Насосом.
– В ближайшие годы, – перебил Денисон, – они должны работать с большой мощностью, чтобы восстановить в нашем секторе вселенной то положение, которое было до появления Насоса.
Невилл кивнул.
– А Лунный город сможет пользоваться этой энергией? – спросил он затем.
– В случае необходимости. По нашему мнению, солнечные аккумуляторы вполне обеспечивают вас энергией. Но если вам понадобится дополнительный источник…
– Очень любезно с вашей стороны, – с подчеркнутой иронией сказал Невилл. – А кто будет строить космостанции и следить за их работой?
– Мы надеемся, что луняне, – сказал Готтштейн.
– Вы знаете, что луняне! – возразил Невилл. – Землянам никогда с такой задачей не справиться.
– Мы это понимаем и надеемся на сотрудничество лунных граждан, – сказал Готтштейн официальным тоном.
– А кто будет решать, сколько надо вырабатывать энергии, какое её количество использовать для местных нужд и сколько излучать в пространство? Кто будет принимать решения?
– Это установка общепланетного значения, – ответил Готтштейн. – И ведать ими будет специальная организация.
– Как видите, работать будут луняне, а руководить земляне, – объявил Невилл.
– Нет, – спокойно ответил Готтштейн. – Речь идёт о простой целесообразности, и только.
– Это всё слова. А суть одна: мы работаем, вы решаете… Нет, господин представитель Земли. Мы отвечаем – нет.
– То есть вы отказываетесь строить космостанцию?
– Мы их построим, господин представитель, но они будут нашими. И мы сами будем решать, сколько энергии получать и как её использовать.
– Всё это не так просто. Вам ведь постоянно придётся поддерживать контакт с Землей, поскольку энергия космонасосов должна точно уравновешивать энергию Электронных Насосов.
– В какой-то мере так оно и будет. Но у нас другие планы. Я могу познакомить вас с ними теперь же. При соприкосновении вселенных неисчерпаемой становится не только энергия.
– Мы отдаем себе отчет в том, что закон сохранения не ограничивается одной энергией, – перебил Денисон.
– Вот и прекрасно! – Невилл смерил его враждебным взглядом. – Такому же закону подчиняется также количество движения и угловой момент. До тех пор пока предмет реагирует с полем тяготения, в котором он находится, и только с ним, он пребывает в состоянии свободного падения и сохраняет массу. Для того чтобы он начал двигаться в другом направлении, ему необходимо приобрести ускорение, а для этого какая-то часть должна претерпеть обратное движение.
– Как ракетный корабль, – перебил Денисон, – который выбрасывает некоторую массу в одном направлении, чтобы двигаться с ускорением в противоположном.
– Я не сомневаюсь, что вам это известно, доктор Денисон, – сухо сказал Невилл. – Я объясняю мистеру Готтштейну. Потеря массы может быть сведена до минимума, если скорость её отбрасывания резко возрастет, поскольку количество движения равно произведению массы на скорость. Тем не менее даже при самой колоссальной скорости какая-то масса должна отбрасываться. Если же необходимо придать ускорение колоссальной массе, то и отбрасывать придётся тоже колоссальную массу. Если, например, Луну…
– Как – Луну?! – воскликнул Готтштейн.
– Именно Луну, – невозмутимо ответил Невилл. – Если Луну потребовалось бы сдвинуть с орбиты и выбросить за пределы Солнечной системы, закон сохранения количества движения оказался бы, по всей вероятности, неодолимым препятствием. Но если бы удалось перенести импульс в другую вселенную, Луне можно было бы придать любое ускорение без какой-либо потери массы. Так на Земле, если судить по картинке в книге, которую я читал в детстве, вы плывете на плоту против течения, отталкиваясь с помощью шеста.
– Но для чего? То есть для чего вам нужно придавать ускорение Луне?
– Неужели это не ясно? К чему нам душное соседство Земли? У нас есть необходимая нам энергия и удобный мир, который мы можем осваивать ещё много столетий. Так почему бы нам и не отправиться куда-нибудь ещё? И мы это сделаем. Я пришёл сообщить вам, что воспрепятствовать нам вы не можете, а потому для всех будет лучше, если вы не станете вмешиваться. Мы передадим импульс в космовселенную и сойдём с орбиты. Как строить космостанции, нам известно. Мы будем производить всю необходимую нам энергию, а также избыток для нейтрализации изменений, которые возникают из-за работы ваших собственных силовых установок.
– Очень любезно с вашей стороны производить ради нас избыточную энергию, – насмешливо сказал Денисон. – Но объясняется это, конечно, отнюдь не вашим альтруизмом. Ведь если этого не сделать, Электронный Насос взорвёт Солнце ещё задолго до того, как вы пересечете хотя бы орбиту Марса, и от вас тоже останется только облачко газа.
– Не спорю, – сказал Невилл. – Но мы будем производить избыточную энергию, так что этого не произойдёт.
– Нет, это невозможно! – с тревогой воскликнул Готтштейн. – Вы не должны покидать свою орбиту. Ведь тогда вы удалитесь на большое расстояние, космостанции уже не будут нейтрализовать действие Электронных Насосов. Так ведь, Денисон?
Денисон пожал плечами.
– Когда они уйдут за орбиту Сатурна, могут начаться неприятности, если я сейчас правильно всё прикинул. Но для этого им понадобится столько лет, что мы вполне успеем построить космостанции и вывести их на бывшую лунную орбиту. Собственно говоря, мы в Луне не нуждаемся. И она может отправляться куда ей заблагорассудится. Но только она останется тут.
– Это почему же? – с легкой улыбкой спросил Бэррон. – Нас остановить невозможно. У землян нет способа навязать нам свою волю.
– Луна останется тут потому, что тащить её куда-нибудь всю целиком бессмысленно. Чтобы придать такой массе сколько-нибудь заметное ускорение, понадобятся годы и годы. Вы будете ползти. Лучше начните строительство космических кораблей. Гигантов в милю длиной с самодостаточной экологией, а энергию им будет обеспечивать собственный космонасос. Снабдите их космодвигателями, и вы будете творить чудеса. Даже если на строительство кораблей понадобится двадцать лет, они меньше чем за год достигнут той точки, в которой оказалась бы к тому времени Луна, начни она своё движение сегодня. И курс такие корабли будут способны менять за ничтожную долю времени, которое потребовалось бы на подобный манёвр Луне.
– А некомпенсированные космостанции? Что они натворят со вселенной?
– Энергия, нужная кораблю или даже целому флоту, будет заметно меньше той, которая потребовалась бы для движения планеты, к тому же она будет распределяться по огромным областям вселенной. Пройдут миллионы лет, прежде чем изменения станут хоть сколько-нибудь значительными. Зато вы приобретете маневренность. Луна же будет двигаться так медленно, что нет смысла сталкивать её с места.
– А мы никуда не торопимся, – презрительно бросил Невилл. – Нам нужно только одно – избавиться от соседства с Землей.
– Но ведь это соседство Луне даёт немало полезного. Приток иммигрантов, культурный обмен. Да и просто сознание, что совсем рядом – живая жизнь, люди, разум. И вы хотите отказаться от всего этого?
– С радостью!
– Все луняне? Или лично вы? Вы ведь нетипичны, Невилл. Вы боитесь выходить на поверхность. А другие луняне выходят – может быть, без особого удовольствия, но и без страха. Для них недра Луны – не единственный возможный мир, как для вас. Для них они не тюрьма, как для вас. Вы страдаете неврозом, от которого другие луняне свободны, – во всяком случае, такой степени он не достигает ни у кого. Но если вы уведёте Луну от Земли, вы сделаете из неё тюрьму для всех. Она превратится в планету-темницу, все обитатели которой – как пока ещё вы один – начнут бояться её поверхности, откуда уже не будет виден другой обитаемый мир. Но возможно, вам как раз это и нужно?
– Мне нужна независимость. Мне нужен мир, который был бы полностью свободен от посторонних влияний.
– Так стройте корабли. В любом количестве. Едва вам удастся передать импульс в космовселенную, как вы без труда достигнете скорости, близкой к скорости света. Вы сможете исследовать нашу Галактику на протяжении жизни одного поколения. Неужели вы не хотите отправиться в путь на таком корабле?
– Нет, – ответил Невилл брезгливо.
– Не хотите или не можете? Или, куда бы вы ни отправлялись, вам необходимо тащить с собой всю Луну? Так почему же вы навязываете свою идиосинкразию всем остальным?
– Потому что так будет, и всё! – отрезал Невилл.
Денисон сказал ровным тоном, хотя его щеки пылали:
– А кто дал вам право говорить так? В Лунном городе есть много людей, которые, возможно, не разделяют вашего мнения.
– Вас это не касается.
– Нет, касается. Я – иммигрант и намерен в ближайшее время получить право гражданства. И я не хочу, чтобы мою судьбу решали, не спрашивая моего мнения, – тем более чтобы её решал человек, который не способен выйти на поверхность и который хочет сделать свою личную тюрьму тюрьмой для всех. Я расстался с Землей, но для того лишь, чтобы поселиться на Луне, в четверти миллиона миль от родной планеты. Я не давал согласия, чтобы меня увлекали от неё навсегда неведомо на какое расстояние.
– Ну так возвращайтесь на Землю, – равнодушно перебил Невилл. – Время ещё есть.
– А граждане Луны? А остальные иммигранты?
– Решение принято.
– Нет, оно ещё не принято… Селена!
В дверях появилась Селена. Её лицо было серьёзно, в глазах прятался вызов. От небрежной позы Невилла не осталось и следа. Обе его подошвы со стуком впечатались в пол. Он спросил:
– И долго ты ждала в соседней комнате, Селена?
– Я пришла раньше тебя, Бэррон, – ответила она.
Невилл посмотрел на неё, потом на Денисона, потом на неё.
– Вы… вы вдвоем… – пробормотал он, тыча в них пальцем.
– Я не совсем понимаю, что ты подразумеваешь под этим «вдвоем», – перебила Селена. – Но Бен уже давно узнал о передаче импульса.
– Селена тут ни при чем, – вмешался Денисон. – Мистер Готтштейн заметил какой-то летящий предмет в тот момент, когда никто не мог знать, что он наблюдает за установкой. Я понял, что Селена экспериментирует с чем-то, о чём я ещё не думал, и сообразил, что это может быть передача импульса. А потом…
– Ну ладно, вы знали, – сказал Невилл. – Но это ровно ничего не меняет.
– Нет, меняет, Бэррон! – воскликнула Селена. – Я обсудила всё это с Беном, и мне стало ясно, что я слишком часто принимала твои слова на веру, и совершенно напрасно. Пусть я не могу поехать на Землю. Пусть я даже не хочу этого. Но я убедилась, что мне нравится видеть её в небе, когда у меня появляется такое желание. Мне не нужно пустого неба! Потом я поговорила с другими членами группы. И оказалось, что далеко не все они хотят отправляться в бесконечные странствия. Большинство считает, что надо строить корабли для тех, кто стремится к звездам, а те, кто хочет остаться, пусть остаются.
– Ты говорила об этом! – задыхаясь, крикнул Невилл. – Кто дал тебе право…
– Оно и так принадлежало мне, Бэррон. Да это и неважно. Большинство против тебя.
– Из-за этого… – Невилл вскочил и угрожающе шагнул к Денисону.
– Пожалуйста, успокойтесь, доктор Невилл, – поспешно сказал Готтштейн. – Вы уроженец Луны, но всё-таки я думаю, что с нами двоими вам не справиться.
– С тремя, – поправила Селена. – И я тоже уроженка Луны. Всё это сделала я, Бэррон, а не они.
– Послушайте, Невилл, – после некоторого молчания заговорил Денисон. – Земле в конечном счёте всё равно – останется Луна на орбите или нет. Земля без труда построит взамен космические станции. Это гражданам Луны не всё равно. Селене. И мне. И всем остальным. Вас никто не лишает права проникнуть в космос, бежать туда, искать там свободы. Самое большее через двадцать лет те, кто захочет покинуть Луну, смогут это сделать. Включая и вас, если у вас хватит мужества расстаться со своей норой. А те, кто захочет остаться, останутся.
Невилл медленно опустился на стул. Он понял, что потерпел поражение.
Глава 19В квартире Селены теперь каждое окно представляло панораму Земли. Селена сказала:
– Большинство проголосовало против него, Бен. Подавляющее большинство.
– Но он вряд ли откажется от своих планов. Если во время строительства станций начнутся трения, общественное мнение Луны может склониться на его сторону.
– Но ведь можно обойтись и без трений.
– Разумеется. Да и вообще в истории не бывает счастливых развязок. Просто на смену одной благополучно решенной проблеме приходят новые. Пока мы удачно справились с очередным затруднением. А о следующих будем думать, когда они возникнут. Ну а с постройкой звездных кораблей всё вообще переменится.
– И я уверена, что мы своими глазами увидим, как это будет.
– Вы-то увидите, Селена.
– И вы, Бен. Не кокетничайте своим возрастом. В конце концов, вам всего сорок восемь лет.
– А вы полетите на звездном корабле, Селена?
– Нет, не полечу. Годы будут уже не те, да и расставаться с Землей в небе мне и тогда вряд ли захочется. Вот мой сын, возможно, полетит… И знаете что, Бен…
Она замолчала, и Денисон осторожно спросил:
– Что, Селена?
– Я получила разрешение на второго ребенка. Хотите быть его отцом?
Денисон посмотрел ей прямо в глаза. Она не отвела взгляда.
– Биологический отбор?
– Ну конечно… Комбинация генов должна получиться очень интересной.
Денисон отвернулся.
– Я польщен, Селена.
– Но что тут такого? – сказала Селена, точно оправдываясь. – Это же разумно. Хорошая наследственность крайне важна. И естественное генетическое конструирование, оно же… ну… естественно.
– Да, конечно.
– И это вовсе не единственная причина… Ведь вы мне нравитесь.
Денисон кивнул, но продолжал молчать.
– И в конце концов, любовь биологией не исчерпывается, – уже сердито сказала Селена.
– Не спорю, – сказал Денисон. – Во всяком случае, я вас люблю помимо биологических соображений.
– Ну, если уж на то пошло, биологические соображения могут диктоваться как раз любовью.
– И с этим не спорю, – сказал Денисон.
– Кроме того… – пробормотала Селена. – А, чёрт…
Денисон нерешительно шагнул к ней. Она стояла и ждала. И тут уж он поцеловал её без дальнейших колебаний.
НЕМЕЗИДА
NEMESIS
Перевод с английского Ю. Соколова
Марку Хэрсту, бесценному редактору, который, по-моему, тратит на мои рукописи больше времени, чем я сам.
От автора
Книга эта не входит в мои серии об Академии, роботах или Галактической империи. Она сама по себе. Наверное, об этом стоит предупредить, чтобы избежать недоразумений. Может быть, я ещё напишу другой роман, связывающий этот с остальными, – а может быть, и нет. В конце концов, сколько же можно заставлять себя придумывать хитросплетения новой истории?
И ещё. Я давно уже руководствуюсь основным правилом – все мои произведения должны быть ясными. И потому отказался от мысли о всяких поэтических, символических и прочих экспериментах, хоть они и могли бы в случае удачи принести мне Пулитцеровскую премию. Я научился писать просто и ясно, и это помогает мне установить теплые отношения с читателями и профессиональными критиками.
Мои книги пишутся сами собой – я сам удивился, обнаружив в своем романе две событийные линии. Одни события совершаются в будущем, другие – в прошлом, но обе линии сходятся в настоящем. Не сомневаюсь, что вы без труда разберётесь во всём, но, поскольку мы с вами друзья, я счел необходимым предупредить вас заранее.
Пролог
Он остался один.
Где-то там, далеко, светили звёзды, и среди них одна, небольшая, со своей маленькой системой миров. Мысленный взор являл её гораздо отчетливей, чем можно было увидеть глазами, если вернуть прозрачность окну.
Маленькая звезда, розовато-красная, цвета крови и разрушения, носящая соответствующее имя.
Немезида!
Немезида, богиня возмездия.
Он опять вспомнил историю, которую слышал ещё в молодости, – легенду, миф, сказание о Всемирном потопе, истребившем грешное человечество, когда уцелела одна семья, с которой всё началось снова.
Но на сей раз Потопа не будет. Грядет Немезида.
Человечество вновь пало. Так пусть Немезида обрушит на него кару – оно заслужило такую судьбу. И это будет не Потоп. Не просто Потоп.
Даже если кому-то вдруг удастся уцелеть – куда им деваться?
Почему же он не чувствует жалости? Человечество не может оставаться таким, как есть. Оно медленно гибнет – и по заслугам. И если медленная смерть станет быстрой – о чём же жалеть?
Здесь, вокруг Немезиды, кружит планета, вокруг планеты вращается спутник, вокруг спутника – Ротор.
Только горстка избранных спаслась в Ковчеге от Потопа. Он не знал, каким был тот Ковчег, но сейчас Ковчегом стал Ротор. Он нес в себе семя рода людского, из которого должен вырасти новый и лучший мир.
А старой Земле предстоит встреча с Немезидой.
Он снова подумал об этом. Красный карлик неумолимо летел вперёд. Ему и его мирам ничто не грозило. А вот Земле…
Немезида уже в пути, Земля!
Она несет предреченное возмездие!
Глава 1
МАРЛЕНА
1Последний раз Марлена видела Солнечную систему, когда ей едва миновал год. И, конечно, ничего не помнила.
Марлена много читала, но это занятие не помогло ей ощутить себя крохотной частичкой Солнечной Семьи.
Все свои пятнадцать лет она провела на Роторе, который был для неё целым миром. Как-никак восемь километров в диаметре. Лет с десяти у неё вошло в привычку регулярно, примерно раз в месяц, обходить его кругом. Иногда Марлена забиралась туда, где тяготение было слабым, – и тогда девочка почти парила в воздухе, едва касаясь ногами поверхности. Но пари или ходи – Ротор летел всё дальше и дальше, а с ним и здания, парки… и люди.
Путешествие занимало целый день, но мать девочки и не думала беспокоиться. Она всегда говорила, что Ротор – абсолютно безопасное место. «Это не Земля», – твердила она, не объясняя, впрочем, почему считала Землю местом небезопасным. «Да так, ничего», – говорила она.
Меньше всего Марлене нравились люди. Говорили, что, по последним данным, на Роторе их шестьдесят тысяч. Слишком много. Даже чересчур. И у каждого на лице фальшь. Марлена ненавидела эти лица, замечая то, что пряталось под приветливой внешностью. Но она молчала. Только раз, ещё маленькой девочкой, она осмелилась сказать об этом, но мать рассердилась и запретила ей неуважительно говорить о взрослых.
Став постарше, она научилась видеть фальшь куда более ясно, и лживые лица перестали волновать её. Она научилась не обращать на них внимания и старалась почаще уединяться и размышляла, размышляла.
Она всё чаще думала об Эритро – планете, на орбите которой прошло её детство. Марлена частенько забиралась на обзорную палубу и, сама не зная почему, с жадностью вглядывалась в лик планеты, мечтая когда-нибудь попасть туда.
Иногда мать спрашивала девочку, чем привлекает её пустынная, безжизненная планета, но та отмалчивалась. Она и сама не знала. «Просто хочется взглянуть на неё», – был её всегдашний ответ.
Она разглядывала планету в одиночестве, на обзорной палубе никогда никого не было. Роториане сюда не ходили: это не запрещалось, но почему-то никто не испытывал к Эритро подобного интереса.
Половина планеты была светлой, половина – погружена во мрак. Марлена смутно помнила, что впервые увидела её диск, сидя у матери на руках. С каждым мгновением планета становилась больше: Ротор медленно приближался к ней.
Действительно ли она это помнила? Впрочем, тогда ей было почти четыре года – могла и запомнить.
Воспоминание это – реальное или придуманное – незаметно сменилось размышлениями о величине планеты. Диаметр Эритро превышал двенадцать тысяч километров – что рядом с ними жалкие восемь? Планета не выглядела такой большой, и Марлена не могла даже представить себе, что стоит на её поверхности, а вокруг просторная ширь на сотни и даже тысячи километров. Но она знала, что хочет увидеть это, очень хочет.
А вот Ауринела Эритро не интересовала, и Марлену это огорчало. Он говорил, что у него и так есть о чём подумать, например, как получше готовиться к поступлению в колледж: ведь ему уже семнадцать с половиной. А Марлене недавно исполнилось всего пятнадцать. Подумаешь, разница, убеждала она себя, всё равно девочки развиваются быстрее.
Должны, по крайней мере. Она с привычным недовольством оглядела себя – ребенок, совсем ещё ребенок, всё ещё коренастая коротышка.
Она вновь перевела взгляд на Эритро, огромную и прекрасную, рдеющую под лучами красного солнца. Это большое небесное тело на самом деле не было планетой. Девочка знала, что перед ней спутник. Спутник громадного Мегаса, который и был настоящей планетой. Правда, на Роторе под этим словом обычно подразумевалась Эритро. Парочка эта, Мегас и Эритро, а с ними и Ротор, кружили вокруг звезды, которая звалась Немезидой.
– Марлена!
Девочка узнала голос Ауринела. В последнее время она всё больше помалкивала в его присутствии, и причина этой застенчивости смущала её. Ей нравилось, как он произносит её имя. Ауринел делал это правильно. В три слога: Мар-лена, слегка раскатывая букву «р». Просто приятно слушать.
Она обернулась и, стараясь не покраснеть, пробормотала:
– Привет, Ауринел.
Он ухмыльнулся:
– Опять на Эритро глазеешь, а?
Марлена не ответила. Конечно же, она была занята именно этим. Все знали, что её интересует Эритро.
– Как ты здесь оказался?
(Ну скажи, что искал меня, подумала она.)
– Твоя мать послала меня, – ответил Ауринел.
(Ладно.)
– Почему?
– Она сказала, что ты не в духе, а когда ты принимаешься жалеть себя, то поднимаешься сюда. И что я должен увести тебя. Потому что иначе, сказала она, ты станешь ещё угрюмее. А почему у тебя плохое настроение?
– Хорошее настроение. А если и не совсем, то не без причины.
– Какой причины? Выкладывай, ты уже не маленькая и должна уметь выражать свои чувства словами.
Марлена подняла бровь.
– Я прекрасно умею разговаривать. А причина простая – я хочу путешествовать.
Ауринел расхохотался.
– Но ты же путешествуешь, Марлена. Ты уже пролетела больше двух световых лет. Во всей истории Солнечной системы никому до нас не удавалось пролететь и части светового года. Никому. Так что нечего кукситься, Марлена Инсигна Фишер, галактическая путешественница.
Марлена едва сдержалась, чтобы не хихикнуть. Инсигна – это девичья фамилия её матери. Прежде, когда Ауринел, дурачась, называл её полным именем, он отдавал честь и корчил уморительную гримасу, но такого не случалось уже давно. Наверное, потому, подумала она, что он уже считает себя взрослым и отрабатывает достойные манеры.
– Я не помню путешествия, – ответила она. – И ты это знаешь. А раз так, значит, и нечего было запоминать. Просто мы здесь, в двух световых годах от Солнечной системы, и никогда не вернёмся назад.
– А ты откуда знаешь?
– Да ну тебя, Ауринел. Неужели ты хоть раз слышал, чтобы кто-нибудь говорил о возвращении?
– Ну и что? Земля – мирок людный, всю Солнечную систему тоже обжили, повсюду теперь тесновато. И нам лучше здесь, потому что мы хозяева всему, что видит глаз.
– Какие хозяева? Мы целую вечность пялимся на Эритро, но почему-то не торопимся спускаться, чтобы стать её истинными хозяевами.
– О чём ты? Ведь на Эритро уже построен прекрасный и надёжный Купол. Ты же знаешь.
– Он не для нас, а для горстки учёных. А я говорю о нас с тобой. Нам даже не разрешают бывать там.
– Всему своё время, – по-взрослому сказал Ауринел.
– Конечно – когда стану старухой или помру.
– Не сгущай краски. И вообще пошли-ка отсюда, пусть твоя мама порадуется. Да и мне некогда торчать здесь. Дела. Долоретта…
В ушах Марлены застучало, и она уже не расслышала, что Ауринел сказал дальше. Довольно и того, что было произнесено это имя… Долоретта!
Марлена ненавидела Долоретту, такую стройную – и такую пустую.
Марлене вдруг захотелось сделать Ауринелу больно, отыскать такие слова, от которых ему стало бы не по себе. Ошеломить его.
– Мы не вернёмся в Солнечную систему, – проговорила она. – И я знаю почему…
– Ну и почему же? – Марлена не ответила, и он насмешливо добавил: – Опять девчачьи тайны?
Марлену это задело.
– Не хочу тебе говорить, – пробормотала она. – Я и сама не должна была знать об этом.
Но ей так хотелось всё выложить ему. Ей так хотелось, чтобы всем было так же плохо, как и ей.
– Но мне-то скажешь? Мы ведь друзья?
– Друзья? – переспросила Марлена. – Ну хорошо, скажу. Мы никогда не вернёмся назад, потому что Земля обречена.
Реакция Ауринела оказалась совсем не такой, как она ожидала. Он разразился громким хохотом. И не сразу заметил её яростный и негодующий взгляд.
– Марлена, откуда ты это взяла? – спросил он. – Ужастиков насмотрелась, что ли?
– Я их не смотрю.
– Тогда почему говоришь такие вещи?
– Потому что знаю. Я умею делать выводы. Из того, что говорят люди и о чём умалчивают, и из того, что у них получается, когда они полагают, что изображают именно то, что хотят. И из того, что мне отвечает компьютер, когда я задаю ему вопросы.
– Ну и что он тебе отвечает?
– Я не хочу, чтобы ты знал об этом.
– А может быть, ты просто выдумываешь?
– Нет. Земля погибнет не в один миг – быть может, на это уйдут тысячелетия, но она обречена. – Марлена важно кивнула. – И ничто её не спасет.
Она повернулась и, сердитая, пошла прочь. Как посмел Ауринел усомниться в её словах? И не просто усомниться; он решил, что она не в своем уме. Впрочем, наверное, так оно и есть – она сказала ему слишком много и ничего этим не добилась. Всё вышло не так, как она хотела.
Ауринел смотрел ей вслед. Улыбка исчезла с его лица, и тревожная складка залегла между бровями.
