412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айя Субботина » Соль под кожей. Том второй (СИ) » Текст книги (страница 8)
Соль под кожей. Том второй (СИ)
  • Текст добавлен: 17 июля 2025, 16:55

Текст книги "Соль под кожей. Том второй (СИ)"


Автор книги: Айя Субботина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

Я даже не особо вникаю в суть застольных разговоров, потому что никому здесь, ровным счетом, до меня и дела нет. У меня вполне понятная незначительная роль в их пищевой цепочке – я нахлебница и выскочка, и попала в высший свет только потому, что мне это позволили.

В конце концов, когда проходит несколько часов и разговоры скатываются в совсем уж непонятную мне белиберду, я потихоньку выскальзываю сначала на кухню, чтобы наспех сварить кофе, а потом – на крыльцо, прихватив плед.

В телефоне – парочка видео от Марины. Она в боулинге и хорошо проводит время с подругами. Даже присылает видео, в котором ее маленькая дочка смешно и безуспешно пытается сдвинуть с места тяжелый шар. Я просматриваю каждое видео по меньшей мере дважды, пытаясь высмотреть и выслушать каждый кадр и звук. Там определенно есть другие мужчины, которые не попали в кадр. Но голоса Вадима нет. Я узнала бы его сразу. Хотя, что это меняет? Они явно не афишируют свои отношения, что не мешает им ночевать в одной постели. Где они точно не просто держатся за руки.

Скрип входной двери очень вовремя не дает мне окончательно скатиться в глупую рефлексию.

Как чудесно, что это именно жена Угорича. Мне даже не придется искать повод, чтобы поговорить с ней наедине.

– Прости, я не знала, что ты тут. – Она поплотнее натягивает на плечи норковую шубу – еще одно доказательство статуса ее мужа, которое выглядит смешно в этом аномально теплом январе.

Я просто дергаю плечом, давая понять, что ее присутствие меня никак не стесняет.

Оксана, немного потоптавшись на месте, уходит чуть в сторону, подальше от окон, и закуривает. Выглядит при этом как пятилетка за углом школы, когда одновременно и очень хочется, и очень страшно попасться на горячем. Угорич ей такое явно не позволяет, но в гостиной уже и без того так накурено, что он вряд ли ее «унюхает».

– Тяжелый день? – нарушаю затяжное молчание.

– Да, – скупо и сухо отвечает она, глубоко затягиваясь.

Где-то хрустит ветка, и Оксана воровато прячет сигарету за спину, одновременно пихая в рот мандариновую шкурку, которую припрятала в кармане.

– Это просто птицы, – успокаиваю ее, кивая на расхаживающую по талому снегу стаю воронья.

Оксана краснеет и все-таки тушит сигарету. Идет мимо меня обратно в дом, на ходу бормоча что-то типа «Было приятно поболтать».

Честно говоря, я рассчитывала, что для разговора будет более удачный повод. начинать вот так, с бухты-барахты, как будто даже нелепо, но это может быть наш последний шанс поговорить тет-а-тет, пока все остальные очень заняты выпячиванием собственной важности.

– Угорич просто вышвырнет тебя из дома, когда узнает, а сына заберет и ты больше никогда его не увидишь.

Оксана буквально столбенеет и медленно убирает ладонь с дверной ручки.

Поворачивается.

Она стоит перед фонарем, так что тень довольно хорошо скрывает ее лицо, но я и так вижу все нереальные признаки ее страха. Даже почти чувствую его характерный горький запах.

– Что? – пытается сделать вид, что не понимает.

Тоже совершенно нормальная, я бы даже сказала – естественная реакция. Редко. Кто готов сразу, по первому звоночку, сразу и во всем раскаяться. Людям свойственно до последнего хвататься за видимость собственной безгрешности.

– Если я это узнала – узнает и Угорич. Это просто вопрос времени, Оксана.

– Не понимаю, что…

– Я про тебя и Санина.

Нахожу в телефоне их совместное фото и показываю Оксане, хотя она пятится от меня, словно от чумы. Увиденное делает ее смертельно бледной. Того и гляди грохнется в обморок, что совсем не входит в мои планы.

– Самое время закурить, – предлагаю я.

Она делает это на автомате, напрочь забывая о том, что пару минут назад делала это с высшим уровнем конспирации, а сейчас ее может поймать с поличным буквально каждая высунувшаяся в дверь морда.

– Откуда ты… боже… – Оксана закрывает рот ладонью.

– Бывают в жизни совпадения. Надеюсь, ты понимаешь, что мне глубочайше насрать на вашу с Константином личную жизнь и я стала бы следить нарочно. Просто обычно взрослые люди, которые трахаю чужих жен и мужей, соблюдают хотя бы элементарные мены предосторожности, и точно не разгуливают у всех на виду, как влюбленные школьники.

– Это было всего раз! – На нервах Оксана плохо контролирует свои эмоции, и мне приходится жестко поставить ее на место, пока ее истерика не поставила крест на моих планах.

– Кричи об этом погромче, Золушка, и твоя карета превратится в тыкву задолго до полуночи.

Оксана нервно затягивается и всхлипывает.

– Это случилось… просто… мы не планировали…

– Мне вообще насрать, когда и как у вас сошлись звезды, – с легкой брезгливостью пожимаю плечами. Всегда поражало, что большинство людей в подобных ситуациях в первую очередь пытаются оправдаться, вместо того, чтобы просто послать всех небезразличных, потому что это, как бы, не должно их ебать. – Вопрос в том, что теперь будешь делать ты.

– Я…?

Слишком много в ее словах бессмысленного мусора. Хотя, будь она хитрее и умнее, то не прожила бы с Угоричем и года. Точнее, сразу после знакомства бежала бы от него, роняя тапки. Хотя, мне бы осуждать ее за это? Но меня оправдывает то, что когда он сделал это со мной – я была еще ребенком. Ребенком, которого родители оберегали от всякой грязи, и когда она все-таки мне встретилась – я просто не смогла узнать ее «в лицо».

– Ты… расскажешь ему? – Кажется, этот вопрос дается Оксане тяжелее всего. Как будто она боится дать мне подсказку, что делать с полученной информацией.

Я могла бы сказать, что мне плевать на их семейные дела, и это была бы чистая правда. Даже больше – мне плевать, то будет с Оксаной, если однажды Угорич узнает о ее романе, мне плевать, как в принципе развернется эта история. Но мне очень не плевать, что подергая за эти ниточки, я могу сделать так, что этот монстр упадет так глубоко и низко, что уже никогда не сможет встать. Иначе я бы и связываться не стала.

– Зависит от того, как будешь вести себя ты, – говорю немного размазано, расставляя интонации таким образом, чтобы даже до не очень умной Оксаны дошло – вопрос будет открытым до тех пор, пока она не «поможет» мне принять правильное решение.

– Господи боже… – Она снова затягивается, а потом неожиданно резко выбрасывает сигарету, как будто только сейчас поняла, какими неприятностями это может грозить.

«Нет, моя хорошая, от этой ситуации тебе так просто не избавиться».

– У меня нет денег, – с истеричным нотками, говорит Оксана. – Если ты думаешь, что Константин позволяет мне иметь свою наличность, то тебе лучше найти более финансово обеспеченного человека.

– Я похожа на человека, которому настолько нужны деньги, чтобы требовать их у бесправного безмолвного аморфного существа?

Можно было бы выбрать формулировки помягче, но я целый вечер обдумывала этот разговор и пришла к выводу, что единственный способ заставить Оксану действовать так, как мне нужно – это показать, что она такое и насколько зависима от любых прихотей Угорича.

– Ты знаешь, что случилось с его первой женой? – продолжаю, пока Оксана изо всех сил напрягает мозг, пытаясь понять, к чему готовиться.

– Они развелись.

– Капитан Очевидность, – еле слышно выдыхаю себе под нос. – Он просто нашел себе Викторию – моложе и резвее, а первую жену вышвырнул. Без содержания, без денег, без всего. А когда она попыталась подать в суд, то ее случайно сбила машина. Прямо по пути туда.

Лицо Оксаны вытягивается.

– Говорят, она надолго попала в больницу, но потом просто исчезла. – Едко усмехаюсь. – Наверное, пара десятков сломанных костей – очень убедительный аргумент в пользу того, чтобы отпустить бывшего мужа с богом на свободу.

У меня нет никаких доказательств того, что тот вылетевший из-за угла автомобиль – дело рук Угорича. Но я слишком хорошо знаю, на что способно это чудовище.

– С Викторией они прожили пять лет, – продолжаю подтачивать камень Оксаныного сомнения. – Родили двое детей. А потом он тоже от нее избавился. Потому что на горизонте замаячила ты.

– Я не имею к этому отношения! – спешит оправдаться Оксана, но я морщусь, давая понять, что ей лучше бы поубавить «звук». – Они уже жили как кошка с собакой. Константин собирался разводиться. Я ни о чем его не просила.

– Это он так сказал?

– Да.

– А по-какой причине Константин забрал у нее детей?

– Виктория… хотела уйти и забрать их без разрешения Константина. Пыталась тайно их вывезти, подкупила охранника. Она просто вынудила его поступить… так.

На последних словах Оксана уже заметно спотыкается.

Историю бедной Виктории, в отличие от ее предшественницы, я как раз очень хорошо знаю, потому что в тот момент уже пристально следила за жизнью Угорича. Даже видимая история ее жизни выглядела хреново, но та, о которой не знал никто, даже меня в свое время повергла в ужас.

– Какая плохая женщина, – прищелкиваю языком, позволяя себе немного иронии, чтобы окончательно заставить инертный мозг Оксаны начать думать в правильном направлении. – Константину не везет с женщинами, да? Первая была меркантильной сукой, вторая оказалась бессовестной воровкой, попытавшейся украсть собственных детей. А ты, наверное, будешь мерзкой предательницей, обманувшей святого человека, который на самом деле осыпал тебя подарками и целовал твои ноги. Отдать тебе ребенка? Нет, как можно. В лучшем случае, на что ты можешь рассчитывать – видеться с ним раз в полгода через прутья решетки. Это если тебе повезет и ты решишь уйти сама. Потому что, если Угорич узнает об измене… Кстати, я уже говорила, что Виктория умерла? Ее нашли заколотой в какой-то подворотне. Двадцать три ножевых ранения.

Третью сигарету Оксана достает уже с каменным лицом. Долго курит, не роняя вообще ни звука, и тишину на веранде нарушают только доносящиеся из дома взрывы смеха. Достаточно хорошая визуализация того, как легко она может оказаться выброшенной за борт всей этой жизни.

– Однажды я спросила, почему Виктория больше не приезжает повидаться с детьми. Константин сказал, что она выскочила замуж за какого-то турка и укатила в Стамбул.

– Ну, ты всегда можешь узнать, кто же из нас говорит тебе правду. Достаточно просто заглянуть в интернет.

– Я тебе верю, – быстро отвечает Оксана. – Я видела, с каким лицом она уезжала от детей. Такие матери не бросают их ради мужика.

Наверное, сказать ей сейчас, что об этом она могла бы задуматься и раньше, без моих вразумительных пинков, наверное, будет лишним. Как и продолжать переть ва-банк, заставляя делать то, что мне нужно. К тому же, это еще и не безопасно.

– Откуда ты… знаешь про Константина? – спрашивает Оксана, пока я размышляю, какой шаг сделать следующим.

– Потому что я всегда и во всем себя страхую.

– От него? Он…

– Боже, Оксана. – Ее неуклюжая попытка казаться аморфной, слепой и глухой, уже порядком раздражает. – Я допускаю, что ты могла ничего не знать о судьбе первой жены Угорича. Могу даже с натяжкой поверить, что когда он ради тебя развелся со второй – ты поверила, что твоей вины в этом нет. Но не надо делать вид, что ты не в курсе, как твой муж регулярно лапает меня взглядом.

Мы выразительно смотрим друг на друга, но Оксана не имеет никаких шансов против моих способностей вести «показательный танковый бой».

– Константин почти на всех так смотрит! – Она закатывает глаза. – На все, что с дыркой между ног и подает признаки жизни. Раньше я пыталась что-то ему говорить, но после того, как он пару раз настойчиво попросил этого не делать – что еще мне оставалось?

– Ну, не знаю. Возможно, сделать так, чтобы в следующий раз, когда он поднимет на тебя руку, в его рту стало на пару зубов меньше?

– Я не такая как… все вы. Не такая, как ты! Однажды муж позвонил мне и приказал приехать к нему в офис в тринадцать тридцать. Я приехала на пять минут раньше, в приемной никого не было, и я просто зашла в его кабинет. Он трахал секретаршу. Просто на столе. А когда я зашла… посмотрел на меня так, будто я значу меньше, чем грязь под ногтями, и выгнал вон.

Абсолютно не удивляющая меня история.

– Потом она вышла оттуда, – продолжает Оксана, нервно несколько раз подряд затягиваясь сигаретой, – поправила одежду и с улыбкой сказала, что Константин Александрович готов меня принять. Знаешь, что он потом сделал?

– Удиви меня.

Она подходит немного ближе, закатывает рукав и показывает длинный шрам от тыльной стороны ладони почти до самого локтя. Там столько швов, что я даже не берусь сосчитать.

– Открытый перелом, – «расшифровывает» Оксана. – Кость вышла на три сантиметра. А он просто позвал секретаршу, сказал, чтобы она сделала ему кофе и между делом попросил вызвать «скорую». Так что да, Валерия, я не такая смелая, как ты.

– Мне сейчас полагается заплакать о твоей горькой судьбе? Ты серьезно?

Она удивленно моргает, одергивает рукав и курит.

Черт, похоже, я веду себя в точности как мой личный Дьявол. Так и подмывает написать ему прямо сейчас и похвастаться, что теперь в мире на одну бессердечную скотину больше.

– Я просто хочу… не знаю… – Оксана беспомощно вскидывает руки. – Увидеть, как вырастет мой сын, а не оказаться в могиле до того, как он пойдет в первый класс?

– Он все равно от тебя избавится. – Не буду подкармливать ее абсолютно идиотскую надежду просто отсидеться. – Рано или поздно найдется подходящая замена – она будет красивее, моложе, послушнее. И в ее глазах еще будет жизнь, потому что в твоих давным-давно нет ничего, кроме страха. Такие как Угорич любят изощренно и садистки ломать. А потом выбрасывают испорченные игрушки. Если ты вытащишь глаза из жопы и попытаешься трезво взглянуть на ситуацию, то поймешь, что именно это с тобой и случится.

– Предлагаешь заранее подумать о месте на кладбище?

– Это попытка попросить о помощи?

– А ты можешь…

Шаги поблизости, а потом и стремительно открывшаяся входная дверь, заставляют нас притихнуть.

Угорич.

Скользкий гад как будто чует, что против него может состояться жизнеспособный заговор – разглядывает нас с подозрительностью.

– Разве в доме не теплее? – спрашивает он, по-очереди нас разглядывая.

– Соседи шумят. – Наугад тыкаю влево, потому что оттуда действительно пару раз раздавались голоса. – Там у них, по-моему, кто-то напился и решил голым прыгнуть в сугроб.

Я нарочно его отвлекаю, чтобы Оксана могла выбросить сигарету, которую она в последний момент успела зажать в кулаке. Наверняка это больно, но она даже бровью не ведет, подвигаясь к плечу Константина с настойчивостью по уши влюбленной женщины. Но он куда больше заинтересован моими словами, и небрежно отталкивает ее попытку прижаться.

– В сугроб? – Он всматривается в темноту безуспешно пытаясь что-то там разглядеть. – Когда на улице дождь?

– Ну, январь все-таки, – пожимаю плечом.

Оксана молниеносно выбрасывает окурок за спину, и тут же прячет руку в карман, но я все равно успеваю разглядеть на ее ладони выразительный ожог. Она настолько боится Угорича, что абсолютно молча, не моргнув глазом, выдержала боль, лишь бы он не узнал о ее маленькой слабости.

Возможно, я слишком много ставлю на эту лошадку? Какова вероятность, в ближайшее время что-то резко изменится и Оксана вдруг вспомнит, что она не тварь дрожащая, а имеет право? По-моему, эта величина стремится к нулю.

В любом случае, свой ход я сделала. И если посеянная мной надежда на возможный счастливый исход ее жизни все-таки пробьется через крепко укатанный Угоричем асфальт страха – Оксана сама выйдет на связь. Осталось просто немного подождать и посмотреть, каким будет результат и будет ли он вообще. В противном случае, придется пойти старым добрым, проверенным временем шантажом.

– Я пойду, пока Андрей тоже не поднял на поиски всю полицию района.

И успеваю скрыться в доме до того, как кто-то из них успевает сказать хоть слово.

Глава двенадцатая: Лори

Глава двенадцатая: Лори

Настоящее

Привычка рано просыпаться, выработанная годами, уже не раз меня выручала, но особенно я люблю это ощущения совершенно ясной, чистой головы, когда день еще даже толком не наступил и не успел нагадить своими постоянными проблемами и падающими на голову неприятностями, требующими срочного решения.

Именно по-утрам я лучше всего думаю.

Жаль, что ночью все-таки пошел снег и выйти на пробежку вообще не вариант. Хоть в этом поселке в основном одни дачи олигархов, снегоуборочная техника вряд ли завернет сюда раньше, чем расчистить главные трассы.

Я осторожно разворачиваюсь в постели, чтобы проверить, как Андрей. Вчера я хорошо притворилась спящей и он долго торчал в ванной, не опасаясь нарваться на вопросы и подозрение с моей стороны. Но я все равно засекла время – ровно час двадцать. Столько в ванной не проводят даже девочки, которые какают фиалками. Хотя в случае с Андреем, я бы, пожалуй, и этому не удивилась.

Убедившись, что Андрей крепко спит, беру халат, косметичку и закрываюсь в ванной.

Осматриваюсь.

Даю себе двадцать минут времени на поиски телефона. Больше нельзя – если мой благоверный вдруг проснется и поймет, что я могу найти его тайник, он снова станет осторожничать.

К счастью, в ванной не так много безопасных мест, куда бы можно было спрятать телефон, а тем более – в ванной необжитого дома, где из всей утвари – только полотенца и привезенные нами же зубные щетки. В бельевой корзине валяется футболка и домашние штаны Андрея – даже не знала, что он взял несколько комплектов. На всякий случай ощупываю их – ничего. Во всех ящиках, где лежат валики полотенец, бумажные салфетки – тоже. В самом нижнем я нахожу красивые однотипные бутылки для шампуней и гелей для душа. И дальше всех – большая банка, очевидно, предназначенная для морской соли. Я знаю, что то, что мне нужно – там, еще до того, как беру ее в руки и ощущаю «правильный» вес.

Достаю телефон – китайское копеечное дерьмо, даже не средний класс, а что-то очень дешевле. Ну, неудивительно, потому что Заволський-старший до сих пор не разблокировал его счета и Андрей вынужден перебиваться какими-то личными небольшими сбережениями. Но вот это… Не представляю, чтобы он купил китайскую копеечную подделку под известный бренд. К тому же… Разглядываю корпус, весь покрытый мелкими царапинами. Андрея нельзя назвать педантом, но он аккуратист и не таскает телефон в одном кармане с ключами, а этот выглядит так, будто им прочищали засоренные трубы. Раз в неделю. Скорее всего, телефон взят с рук. Достаточно доказательств того, что Андрей точно не покупал его самостоятельно, а просто получил от какого-то скряги.

Или…

Догадка уже торчит в моей голове, но это – просто теория, которую надо подкрепить реальными фактами. А для этого мне нужно включить это дерьмо. Естественно, в нем нет ни сканера лица, ни отпечатка пальца, потому что выпущено оно еще в те лохматые времена, когда ничего такого великие умы еще не придумали. Это значительно облегчает дело, потому что подобрать код будет проще. Андрей лентяй, и больше всего на свете он не любит напрягать голову. Так что нужно просто подобрать один из тех паролей, которые я благополучно подсмотрела раньше и которые уже использовала, чтобы пошарить в его компьютере и телефоне.

– Какой ты примитивный, – триумфально шепчу себе под нос, когда разблокирую телефон со второй попытки.

Внутри все девственно чисто, кроме одного единственного номера. Он кажется мне подозрительно знакомым. Чтобы проверить догадку, проверяю свою телефонную книгу и действительно – это номер Марии Юлиановны, его вездесущей мамаши. В самом деле, а что еще я могла бы здесь найти? Любовную переписку с «подружкой»? Это для Андрея сейчас настолько небезопасно, что он, чего доброго, еще перевоспитается от страха и станет добропорядочным мужиком, добропорядочно таскающимся исключительно по бабам.

Но мамочка – это для Андрюшеньки святое.

Она его выродила тридцать лет назад, но пуповину не перерезала до сих пор. Намеренно и исключительно для собственной выгоды, чтобы держать сына на ней, как на поводке.

Мне снова на мгновение становится жаль Андрея – у него с самого начала не было шансов стать нормальным в такой семейке. А потом я вспоминаю Данте… и от жалости не остается и следа. Из двух упавших в молоко лягушек одна опустит лапы и сварится, а другая будет дергаться пока не взобьет масло и не выберется наружу.

Проверяю телефон дальше и не без удивления нахожу в единственном установленном мессенджере около двух десятков файлов, которые Андрей успел ей переслать. Сначала я думаю, что это только документы о сделке с Авдеевым, но, блин, нет.

Он, видимо, слил ей вообще все, до чего имел доступ: финансовая документация, счета, расходы и доходы по всем связанным дочерним фирмам. Некоторые документы я вообще впервые вижу, хотя старый боров дал мне довольно широкие полномочия на момент, пока я составляла и схему для отмыва бабла. Но то, что Андрей скинул мамаше – это просто…

У меня в голове вертится одна из тех фразочек, которые я пару раз слышала от Данте – в те моменты, когда он был чем-то крайне расстроен. Хотя в моем случая я нахожусь в состоянии крайнего офигевания от происходящего. То есть, пока Завольский-старший там из кожи вон лезет – так старается спрятать все свои «левые» счета и махинации, его собственный сынок за здорово живешь сливает все это добро буквально во всеобщее пользование. Хотя, справедливости ради, его жадная мамаша вряд ли станет бегать и размахивать ими на каждом шагу.

Меня отвлекает возня за дверью. Черт, Андрей все-таки проснулся?!

У меня есть буквально пара минут, чтобы придумать, что со всем этим делать.

Вбиваю в его мессенджер свое запасное имя, пересылаю туда сразу все файлы (потом разберусь, что уже видела, а что – нет) и быстро удаляю все следы этой маленькой махинации. Слава богу, в наше время хороших мессенджеров, такие махинации можно проворачивать вообще не оставляя следов.

Быстро принимаю душ, подсушиваю волосы, натягиваю теплый балахонистый спортивный костюм и спускаюсь вниз. Сейчас меня спасет только хорошая доза кофеина.

Но пока я заправляю кофемашину, в кухне материализуется Сергей.

Я чувствую его приближение до того, как он заходит. Нутром, как зверь, который уже однажды почувствовал на своей шкуре клыки этого хищника и теперь всегда на стрёме.

– Доброе утро, – здоровается Наратов, занимая место где-то у меня за спиной.

– Доброе. – Намеренно даже не поворачиваю голову в его сторону, хотя «затылком» вижу, что он заявился в одних штанах и топлес. – Тут на две чашки, на тебя сварить?

– Ты просто спасительница, – с преувеличенным облегчением стонет он. – У меня зверски раскалывается голова.

С гораздо большим удовольствием я заварила бы ему большую чашку горячей смолы, но время для такого удовольствия еще не наступило. А чтобы поскорее его приблизить. Сейчас мне нужно быть приветливой, милой и позволить этому придурку думать, что он может «поиграть» со мной в свои игры. Он же не просто так с первого дня знакомства делает все возможное, чтобы не исчезать с горизонта моей жизни.

Когда кофе готово, я поворачиваюсь и ставлю перед Сергеем его чашку, а сама возвращаюсь к столу.

– Пить надо меньше, надо меньше пить, – скороговоркой цитирую всем известное старое кино, когда Наратов, сделав глоток, снова морщится и прикладывает в писку кулак.

– Ты вообще видела моего тестя? Его невозможно перепить.

– Ну, можно просто не начинать.

– Не все из нас могут позволить себе роскошь жить своей своей жизнью. – Он в который раз проходится по мне взглядом. – Иногда нужно просто делать некоторые вещи. Потому что так принято. Потому что лучше один раз помучиться от похмелья, чем потом десять раз услышать, какой ты гандон. Прошу прощения.

Последнюю фразу Сергей добавляет уже с типа_интеллегентным видом. Его любимая маска – казаться хорошим начитанным и правильным, но иногда обиженным жизнью. Так просто и примитивно, но все почему-то ведутся на это дерьмо. Включая моего отца, который редко ошибался в людях. Именно поэтому я поклялась себе ни при каких обстоятельствах больше никогда не верить Сергею. Потому что Наратов всегда врет, а если Наратов вдруг не врет – нужно проверить, дышит ли он.

Я достаю из холодильника банку пива, мысленно собираю волю в кулак и подхожу к Сергею достаточно близко, чтобы убрать в сторону его руку и приложить к его лбу прохладную банку. Он на мгновение жмурится, а потом снова открывает глаза глядя на меня снизу вверх взглядом, в котором нет почти ничего, кроме откровенной похоти.

– Не представляю, чтобы Илона проявила такое же понимание, – как будто шутит, но одновременно и всерьез, сетует Наратов.

– Возможно, она просто видит это гораздо чаще чем я.

– Слушай, малыш, ну ты уж алкаша из меня-то не делай.

Вот оно. Первый шаг, как будто абсолютно естественный и даже уместный.

Малыш.

Одно слово, сказанное как будто между делом, для связки.

Но он первый раз прощупывает мои личные границы. Если я сделаю замечание или начну возмущенно брызгать слюной, Наратов просто спишет все на свое похмелье или скажет, что еще толком не проснулся. Или придумает любую другую отговорку, которых у него всегда полный рот. Но любую другую мою, даже нейтральную реакцию, посчитает за приглашение к действию.

Ладно, сукин ты сын.

Посмотрим, для чего тебе вдруг понадобилась абсолютно бесперспективная тёлка, роман с которой может стоить тебе вообще всего. А Сергей слишком любит свою сытую комфортную жизнь, чтобы рисковать ей ради внезапной любви. Эта мразь любит только деньги и свой драгоценный член. Могу поспорить, что намывает его чаще, чем руки.

Я ставлю банку рядом на стол и снова отхожу на расстояние, без особо стеснения усаживаясь прямо на мраморную столешницу рядом с кофеваркой. Сергей разваливается на кухонном диванчике, бросая свободную руку на спинку. Поза а ля «посмотри, какой я весь из себя». Ну что ж, не просто же так он петушится.

Награждаю его ответным разглядыванием всего этого «добра».

Но, господи, он серьезно?! Пара сброшенных кило и тупая татуировка не делают его в целом довольно типичное мягкое тело объектом для буйного слюноотделения. Он гантели нюхает максимум раз в неделю, хотя судя по его странице в инстаграм, чуть ли не ночует в зале. Но любой мужик, который действительно ходит туда так, как звездит Наратов, выглядел бы в разы лучше. Я уже молчу про кого-то типа… Вадима.

От воспоминания о том, какими твердыми были его мышцы под моими пальцами, когда я бессовестно вонзала ногти в его спину, бросает в жар.

И Сергей, конечно, записывает мои внезапно вспыхнувшие щеки, на своей свет.

– Выспалась? – первым спрашивает Наратов, потому что я выбираю пассивную тактику.

Хочу посмотреть, как и куда он поведет разговор.

– Ага, спасибо. В жизни не видела такой огромной кровати.

– Ну… судя по тому, что я слышал храп из-за стенки, Андрей продрых всю ночь.

У моего муженька множество пороков. За некоторые я его убить готова. Но Андрей не храпит. Никогда. Ни разу не слышала, чтобы он издавал хоть какие-то звуки со стороны спальни, и уж тем более не проспала бы такое событие, лежа с ним в одной постели.

Сергей закидывает простую удочку, самую примитивную, я бы сказала.

– Андрей не храпит, – говорю, глядя ему в глаза. – Может быть, это просто скрипел матрас?

– Ты не уверена?

– Может быть, не из нашей комнаты?

Наратов слегка подается вперед, снова нарочно играя грудными мышцами, как будто там действительно есть что напрягать. Я продолжаю смотреть ему в глаза, нарочно даже не пытаясь опустить взгляд и насладиться этим представлением. Пусть не думает, что от этого зрелища зашкалит мой эстроген и я грохнусь в обморок.

– Мы с Андреем дружим всю жизнь, Валерия, – негромко, как будто до сих пор опасается, что поступает правильно, – я знаю его лучше, чем свои пять пальцев. И готов поспорить на что угодно, что вчера из вашей спальни мог раздаваться только его храп.

– Странно, а мне он говорил, что познакомился с тобой в тринадцатом году.

– И вот что я думаю. – Сергей нарочно игнорирует мою попытку подвернуть сомнению этот его акт ностальгии. – Зачем молодой, красивой и явно неглупой девушке выходить замуж за человека, с которым она сможет разве что на пару храпеть по ночам?

– Я не храплю.

– Зачем тебе все это, Валерия?

– Потому что я люблю своего мужа и понятия не имею, что за чепуху ты несешь.

Но чтобы все то не звучало слишком резко и Наратов, чего доброго, не испугался, придаю тону некоторую расхлябанность. Пусть думает, что это такой прикол. Или шутка. Или, может, именно так звучит мой голос, когда я говорю совершенно искренне?

Сергей слегка прищуривается и нервно проводит языком по нижней губе, а потом снов откидывается на спинку дивана, на этот раз уже без пафосного выпячивания несуществующих мышц. Он определенно сконфужен, потому что разговор свернул не туда.

– Ну допустим, я тебе верю. – Ему снова приходится начинать первым, и Наратов уже не так весело настроен, как в самом начале.

– Ну допустим, мне плевать на то, веришь ты мне или нет. – Теперь моя очередь веселиться, и я нарочно усаживаюсь так, чтобы вся моя поза, даже в спортивно костюме, из которого торчат только ладони и ступни, выглядела как самое вкусное лакомство, которое то и дело проносят у него перед носом, но каждый раз – к другому столу. – Кстати, а это ваша с Илоной спальня справа? Кажется, у тебя там кто-то полночи бил посуду. Тараканы снова выяснили, кто в доме хозяин?

Сергей смеется, но это точно не самый лучший его «искренний смех».

– О наших с Илоной сложных отношениях не знает только слепой и глухой.

– Значит, теперь я в секте тех, кому разрешено обсуждать личную жизнь Наратовых? По каким дням заседание кружка?

И вот он снова смеется, хотя мысленно уже давно проклял ту минуту, когда решил воспользоваться моментом и подкатить к жене друга прямо под носом у собственной супруги.

– Мы с тобой похожи, Валерия. Оба не из этого мира, оба выросли в той среде, где приходилось питаться объедками, чтобы выживать. Мы с тобой из другого теста.

– Практика показывает, что люди, которые рассуждают про сорта сдобы и тяжелую голодную жизнь, на самом деле просто иногда ели бутерброд с маслом, но без красной икры.

– Тебе как будто сто лет в обед, малыш! Даже моя бабка не была такой занудой!

– Наверное потому, что у вас был хлеб с маслом, а у меня только недоеденный бургер из помойки за углом кафе?

– Ты серьезно? – Уголок его губ нервно дергается.

– А ты как думаешь?

Что, Наратов, не нравится, когда твои попытки пудрить мозги превращают твои собственные убогие извилины в фарш?

Но ладно-ладно, я уже слишком сильно перегибаю палку. Это «херой», чего доброго, испугается и забьется в норку с тяжелой моральной травмой, и снова побежит на свой мужицкий форум, жаловаться, как он люто ненавидит всех женщин. Когда-то мне даже доставляло удовольствие читать его высеры, регулярно появлявшиеся на следующий же день после того, как ему отказывала какая-то красотка. Но потом это стало настолько предсказуемо, что я потеряла всякий интерес к его обиженным высерам. Наверняка после финта «Рины» это мамкин пингвин тоже пару раз громко изошел на понос.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю