Текст книги "Соль под кожей. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 43 страниц)
Марина проводит языком по гудам, как будто пытаясь слизать с них горечь прошлого.
– В общем, знаешь, мне даже больно не было, – пожимает плечами она, отправляя в рот ломтик сыра уже с совершенно безразличным видом. – Он только очень потел и вонял как козел. Но потом он позвал своих охранников.
Я делаю глубокий глоток дыма, от которого жжет в груди.
– Они трахали меня по-очереди, потом вдвоем и даже втроем, а старый козел просто сидел и дрочил. – Еще один безразличный взгляд в пустоту, после которого Марина, как любая сломанная кукла, быстро прячется за безопасной маской равнодушия. – Спорим, сейчас ты думаешь, зачем этот плач Ярославны?
– Всем нам иногда нужно поныть о прошлом. – На самом деле я даже не пытался анализировать мотивы ее внезапного душевного эксгибиционизма.
– У него был огромный дом, – Марина зачем-то обводит взглядом мою студию с высокими потолками и на мгновении выражение ее лица кажется разочарованным. – И, знаешь еще что? Там все это время была его жена. Я ее не видела, но слышала, как она ходит под нами: разговаривает по телефону, отчитывает кухарку, что та приготовила курицу с пряностями, зная, что у хозяина проблемы с ЖКТ. Представляешь? Пока на втором этаже в красивой спальне на кровати с балдахином ее муж вместе с бугаями насиловал сопливую девчонку, она подняла вой из-за курицы!
Марина запрокидывает голову и заливается абсолютно пластилиновым смехом.
А я, если честно, снова даже не особо вникаю в ее слова. Мне просто больше нечем сопереживать, хотя нарисованная ее рассказом картинка действительно выглядит жутко.
– Я думала, что мне нужно просто потерпеть до утра и потом меня отпустят. В какой-то момент даже плакать перестала, боялась их разозлить. Они же меня почти не били. Ну может только в самом начале, когда я еще пыталась сопротивляться и верила, что если буду кричать – обязательно прискачет Белый рыцарь и меня спасет. Когда все закончилось, Папик приказал мне идти в душ, потом мне принесли целый поднос еды и заставили выпить какую-то таблетку. Он даже в рот мне заглянул, а мне, дуре, даже в голову не пришло, что ее можно было спрятать за щеку. Потом я уснула, а когда открыла глаза – уже снова была ночь и все повторилось.
Марина с завистью смотрит, как я травлю себя уже третьей по счету сигаретой. Не помню, курила ли она раньше, но на всякий случай протягиваю ей сигарету. Она, после секундного колебания, отказывается.
– Уже потом я узнала, что Папик снял меня на три дня – хотел красиво провести выходные, как-то по особенному отпраздновать свой юбилей. В понедельник утром за мной приехала машина из агентства и последнее, что я помню – это как он впихнул мне в руки пухлый конверт со словами: «Это за то, что ты была послушной умницей».
Она произносит это таким до боли знакомым тоном, что подмывает назвать одну моментально пришедшую на ум фамилию, чтобы убедиться, не подвело ли меня чутье. Но почему-то не спрашиваю.
Марина начинает пересказывать, как несколько недель зализывала моральные и не только раны, и возвращать ее снова в тот «дом» кажется слишком жестоким.
– Я даже завязать хотела, – она криво посмеивается, сползает с дивана и на корточках грациозно подбирается ко мне, как будто пересказывает не историю изнасилования, а сюжет эротического фильма. – Но потом… знаешь, мне даже стало приятно думать о том, что в моем теле было одновременно три члена. Повторять с теми ублюдками, конечно, не хотелось, но с кем-то более молодым, более… крепким…
Она тянется ко мне своими тонкими пальцами несостоявшейся пианистки, цепляется за край штанов и выразительно подергивает его вниз.
– И деньги в конверте ко всей этой любви, конечно, не имеют совершенно никакого отношения? – спрашиваю я, прекрасно зная, что Марина обязательно обидится и как минимум на какое-то время перестанет покушаться на мой член.
Она брезгливо кривится, укладывает руки мне на колени и с видом обиженной кошки смотрится на меня снизу вверх.
– Ну на тот момент деньги были важны. Это потом они стали просто… незначительным бонусом. Аппетит приходит во время еды, ты же в курсе? А я могла иметь столько мужиков, сколько захочу. Это пока ты приличная девушка, менять мужиков по своему вкусу и использовать их как игрушки из сексшопа – это фу и «как неприлично!» А когда ты проститутка высшего класса – за любовь к грязному сексу тебе очень даже хорошо платят.
– Что-то я пока не очень понимаю откуда во всей этой идиллии взялся муж.
Марина неожиданно резко перестает паясничать, встает и возвращается на свое место на диване. Тянется за вином, но раздумывает и в последний момент кладет в рот большую сочную виноградину. Каким бы циничным ни был ее рассказ, упоминание о муже явно идет вразрез с ее откровениями.
– Он просто любил меня, – она говорит это как будто даже с обидой на то, что я совсем не уделили внимания истории ее морального разложения. – Любил и хотел сделать счастливой. Ему было плевать, как и с кем я провожу время, главное, что я всегда возвращалась к нему.
Замечание о том, что такой «любви» тоже посвящено пару параграфов в Большой энциклопедии психических заболеваний, держу при себе. Хотя вряд ли Марина об этом не знает.
– Слава был… не таким как вы все.
Она поднимается и, осмотревшись, начинает собирать разбросанные по всей квартире вещи. Одевается прямо на ходу, пару раз чуть не падает, потому что путается в подоле собственной юбки. Закончив с гардеробом, приводит в порядок волосы, причем ей для этого даже не нужно зеркало – сразу видно отточенную до автоматизма привычку быстро исчезать.
– Ничего, что я немного поныла? – спрашивает она, подкрашивая губы тоже без зеркала. У нее довольно яркий блеск с кисточкой, но Марина наносит его четко по контуру.
– Без проблем – люблю иногда побыть сливным бачком.
– В тот день, когда ты перестанешь быть таким уродом, Шутов, в тебя обязательно кто-то влюбится по-настоящему. Возможно даже какая-то хорошая девушка.
Я салютую ей зажатой между пальцами сигаретой, но Марина уходит даже не оглянувшись.
Глава пятьдесят вторая: Лори
Глава пятьдесят вторая: Лори
Настоящее
– Тааааак, посмотрим кто тут у нас, – с видом человека, готовящегося открыть новую планету, говорит врач-УЗИст, распределяя валиком проводящий гель по моему животу. – Может быть немного щекотно.
Я смотрю в потолок и зачем-то пытаюсь дышать ровно, втягивая и выпуская воздух равномерными аккуратными порциями. Где-то прочитала, что на небольших сроках ребенок похож на большую семечку, только скорее какого-то инопланетного растения, поэтому на всякий случай стараюсь не смотреть в монитор. Не хочу до конца срока ходить с мыслью, что во мне растет маленький «Чужой».
Должно пройти больше времени, прежде чем я окончательно свыкнусь с мыслью о своем будущем мамстве и в моей голове вызреют правильные ассоциации. Возможно когда-то я даже смогу выучить парочку сюсюкательных слов. Я до сих пор с трудом вижу себя в роли матери, но те редкие гротескные образы, которые иногда рисует мое воображение, скорее похожи на «свой в доску дружбан», чем на классическую маму. Не могу сказать, что меня сильно расстроит, если будущее окажется действительно таким.
– Размер плода соответствует сроку в шестнадцать недель, – говорит доктор, и я непроизвольно вскидываю голову.
– Шестнадцать? Было же… девять? Десять?
– Да, мамочка, было, – посмеивается он, как будто во всем этом есть что-то чертовски веселое. – Но время-то идет. Вот у вас уже набежало шестнадцать неделек. Советую уже сейчас задуматься о новом гардеробе – через пару месяцев он вам пригодится. Ну или раньше. Была у меня одна пациентка – на двадцатой неделе раздуло как кита, я дважды проверял, уже думал, что за своими сединами пропустил двойню. А была еще одна…
Пока что-то высматривает в мониторе и одновременно травит совершенно не интересные мне рабочие байки, я с ужасом ловлю себя на мысли, что скоро на мене моего идеального плоского живота с красивым рельефом будет… глобус? Я только кое-как свыклась с отеками (справедливости ради – сейчас они меня уже почти не беспокоят), и вот новый «приятный сюрприз».
Из всех женщин в мире, я точно самая морально неподготовленная на роль матери.
Когда доктор, наконец, заканчивает и протягивает мне салфетку, я нервно стираю с живота остатки геля и когда заправляю рубашку за пояс брюк, с облегчением вздыхаю, потому что зазор между кожей и ремнем ровно такой же, что и утром, и несколько недель назад.
– Вот, – он протягивает мне карту, исчерканную традиционными медицинскими каракулями и совершенно непонятными мне циферками. – Увидимся когда вам будет двадцать четыре недели.
Я несколько раз прокручиваю в его его странную, лишенную смысла фразу, но когда до меня доходит, что он имеет ввиду срок моей беременности, с трудом держу рот на замке, чтобы не брякнуть, что в отличие от «яжемамок» я не считаю себя и ребенка – одним и тем же. И при этом совершенно прекрасно себя чувствую.
От УЗИста мне еще нужно зайти к своему ведущему врачу – она, слава богу, та еще циничная тетка и не пытается шпынять меня за то, что в первую очередь я задаю вопросы о своем здоровье и состоянии. Никогда не понимала идиотских фильмов, где между беременностью и сохранением жизни, совершенно здоровая молодая женщина выбирает добровольную смерть. И все это под соусом чуть ли не героической драмы. А то, что этого ребенка папаша, скорее всего, при первой же возможности скинет на бабу с дедом, всегда почему-то оставалось за кадром. Как и мачеха, которая за очень редкими исключениями будет относится к этому ребенку как к щенку, из-за которого мужик не может привести ее к себе, чтобы потрахаться.
Ирина Федоровна еще раз изучает все мои анализы и по ее улыбке понятно, что там все в пределах нормы.
– Печень говяжью только побольше ешьте, Валерия – гемоглобин все равно надо бы немного подтянуть.
Мама рассказывала, что когда ходила беременная мной, то ее до самых родов тошнило от одного вида и запаха печени, неважно чьей, неважно в каком виде приготовленной. Я не большой фанат этого субпродукта, но в принципе могу нормально его есть и даже знаю отличный маленький мясной ресторан, где из печени готовят несколько интересных вкусных блюд. Учитывая, что сейчас уже шестой час вечера, самое время туда наведаться и нормально поужинать, заодно и проверить, как растущий во мне «инопланетянин» отнесется к этому деликатесу.
Но примерно на полпути туда меня настигает звонок из офиса и голос моей перепуганной помощницы, которая сообщает, что в офис пришли люди и требуют предоставить им доступ к некоторым рабочим документам.
– Чьи люди? От кого они? Почему пропустила охрана?! – На первом же перекрестке резко сворачиваю вправо и выруливаю в сторону офиса.
– Сказали, что они от Лукашина Сергея Ивановича, по его просьбе хотят провести аудит и это чистая формальность. Но они требуют документы, которые только для личного пользования.
Как говорится – не прошло и полвека, как Лукашин решил напомнить о своих аппетитах.
– Валерия Дмитриевна? – нервничает моя помощница, потому что на время очередного автоманевра я снова ненадолго замолкаю.
– Ничего им не показывай, вызывай охрану. Я скоро буду.
Обычно я очень аккуратно вожу. Точнее, я всегда воду осторожно и предпочитаю сбросить скорость, чем гнать вперед ради обгона. После того, как несколько лет назад попала в аварию, из-за которой до сих пор иногда мучаюсь головными болями, вообще дую даже на воду. Но сегодня приходится отодвинуть свои принципы и дать по газам. Я знаю, как действуют «шестерки» таких, как Лукашин: они умеют надавить на те болевые точки, которые заставят мою помощницу сделать так, как им нужно даже вопреки моему запрету. Она потом даже толком сказать не сможет, почему так произошло.
«Это первый и последний раз», – мысленно уговариваю себя, гипнотизируя взглядом бесконечно горящий красным светофор. И рвусь на мигнувший желты, потому что на пешеходном переходе на удивление пустынно.
До офиса удается доехать минут за тридцать – почти рекорд, учитывая то, что добираться пришлось по загруженной вечерней дороге. Лукашин не просто так выбрал именно это время – расчет был на то, что я не успею доехать. Но я вполне могла быть в офисе, потому что обычно ухожу уже вместе с охраной.
Значит, у меня завелась крыса.
Делаю себе мысленную пометку и как раз паркуюсь прямо у крыльца.
– Валерия Дмитриевна? – на лице встречающего меня у проходной охранника написано удивление, граничащее с шоком.
– Ты, – на секунду фиксирую на нем взгляд, потом «отмечаю» зрительным контактом двух его напарников, ты и ты – уволены.
– Валерия Дмитриевна, они же представители акционеров, – растерянно пытается возразить первый, по-щенячьи догоняя меня уже возле лифта.
Объяснять ему что-то вообще нет смысла – это уже даже не мой сотрудник, но пока спускается кабинка и мне все равно нечем заняться…
– Сергей, у «ТехноФинанс» много акционеров, очень, очень много. Тех, которые держат два-три процента акций – несколько тысяч. Как ты думаешь, сколько из них имеют право вламываться в офис?
Он даже не моргает и не подает признаков мозговой активности.
Блин, я меняю охрану второй раз с тех пор, как осталась за главную. Где были мои глаза когда я нанимала эти парней? Каким местом я принимала решение об их адекватности?
– Уволены, все трое, – повторяю свой вердикт, хотя даже если бы он дал правильный ответ на мой вопрос, я бы все равно не отменила свое решение.
Поднимаюсь на лифте на свой этаж, сворачиваю к кабинету и застаю картину маслом: четверо здоровых мужиков в приемной, окружив мою крохотную секретаршу. Буквально клюют ее как коршуны. Фигурально, конечно, но то, как они со всех сторон пинают ее словами, выглядит как аналогичная сцена из передачи на «Дискавери».
– Что здесь происходит?! – Я намеренно врываюсь в разговор тоном «с ноги».
Первым поворачивает голову тот, что полностью стоит ко мне спиной. Самый щуплый из них, но на меня смотрит, как на существо с самой нижней ступени пищевой пирамиды. Следом разворачиваются еще два и самым последним – четвертый, тот, который стоит над моей секретаршей в позе оскалившегося шакала. Все выглядит так, будто за секунду до моего появления, он собирался вцепиться ей в горло.
– Если вы немедленно не оставите в покое мою секретаршу – я вызываю полицию. – Достаю телефон. – Незаконное проникновение на территорию подтвердит запись как минимум с десятка камер.
– Нас пропустила охрана, – первым подает голос тот, долговязый, похожий на гиену.
– Охрана? Какая охрана? Те три болвана, которых я только что уволила? У моей охраны есть четкий протокол действий в таких случаях, который они нарушили. Но они-то просто мелкие клерки, не большого ума люди, а вот вы явно знали, что нарушаете как минимум несколько законов.
Какое-то время мы с ним ведем «показательный танковый бой» взглядами, потом он кивает остальным и они гуськом выходят в коридор.
– Валерия Дмитриевна, полагаю, нам нужно поговорить. – Он выразительно поглядывает на дверь в мой кабинет.
– Я слушаю. – Ставлю сумку на стойку секретарши и прошу ее заварить мне кофе на двойной порции молока.
– Наедине, – скрипнув зубами, настаивает долговязый.
– Во-первых, – я скрещиваю руки на груди и тоже меряю его взглядом, тем самым, который обычно берегу для «самых желанных гостей», – кто вы? Имя, фамилия, ваша должность, кого вы представляете, какого черта вообще приперлись в «ТехноФинанс»? Во-вторых, я не буду приглашать вас в свой кабинет – после вашего скотского вторжения, не считаю его целесообразным. В третьих – у вас пять минут, чтобы обосновать цель этого вторжения, после чего вы либо убираетесь самостоятельно, либо я вызываю полицию.
– Сергей Игоревич предупреждал, что с вами могут возникнуть трудности.
– Ну и прекрасно, значит, наш с вами разговор будет еще короче. Ваше имя?
Он сначала открывает рот, а потом раздумывает и молча протягивает визитку. Я нарочно даже с места не двигаюсь, вынуждая его растянуться на всю длину, чтобы дотянуться до моей руки.
– Лукашин Леонид Викторович. – Там есть еще какая-то информация, но на фоне всплывшей фамилии этого кренделя, она уже малозначительна. – Однофамильцы?
Иронию я даже не пытаюсь скрыть, но не жду, что он что-то подтвердит или опровергнет.
– Валерия Дмитриевна, я представляю интересы Сергея Игоревича. Мы с коллегами имеем право провести аудит и убедиться, что деньги держателей акций в безопасности.
– А если окажется, что им что-то угрожает?
– Я бы предпочел воздержаться от каких-либо выводов о гипотетических ситуациях.
– А я предпочитаю воздержаться от попыток незаконного вмешательства в работу «ТехноФинанс». И предлагаю вам и ваших коллегам убираться прямо сейчас.
– Я представляю…
Он заводит ту же шарманку, но на этот раз я грубо его перебиваю.
– Прямо сейчас вы покинете задние, потому что своим присутствием здесь нарушаете рабочий распорядок. – Киваю на часы у него над головой, на которых рабочее время закончилось ровно три минуты назад. Мелочь, но формально никакой аудит, будь он хоть от господа бога, не может проходить в не рабочие часы. – Всего доброго, господа. И не забудьте передать привет Сергею Игоревичу. Я очень ценю его неусыпное бдение.
На мгновение кажется, что он попытается взять мой кабинет нахрапом, таким злым выглядит этот «родственник Лукашина». Сразу видно, что не привык получать отпор, тем более от женщины, которая ростом ему по плечо. Приходится подстегнуть его принять правильное решение, выразительным нажатием пары кнопок на телефоне, после чего долговязый собирает своих напарников и собственную недовольную рожу, и сваливает, на прощанье процедив мне сквозь зубы что-то типа «до встречи».
– Вы просто… невероятная, – еле слышно шепчет моя секретарша, дрожащими руками протягивая мне кофе.
– Это просто шавки, – пожимаю плечами, потому что на самом деле разделаться с ними было делом пяти минут бюрократической возни. – Когда появятся в следующий раз – тоже сразу звони мне и ничего, никому не показывай.
– В следующий раз? – Она так бледнеет.
Видимо, пока меня не было, эта четверка крепко ее прессовала.
– Езжай домой. Отоспись. Завтра жду тебя к обеду.
– Спасибо, Валерия Дмитриевна.
Через минуту, оставшись одна, выдыхаю и усаживаюсь в кресло.
Пью кофе маленькими глотками, обещая себе, что это будет последняя не_плановая чашка кофе до конца беременности. Совсем отказываться от него я не собираюсь, как не собираюсь отказываться от силовых тренировок и прочих ежедневных вещей, которые не несут никакой угрозы ни беременности, ни инопланетянину в моем животе. Сейчас моя любимая арабика средней прожарки, сильно разбавленная сливками, то что нужно, чтобы помочь сосредоточиться.
То, что Лукашин начнет вставлять палки в колеса, я поняла в ту же секунду, когда он начала навязчиво пихать мне свою помощь. Ожидала на пару недель позже, но это все равно ничего принципиально не меняет. И я могу с ним справиться. Не думала, что скажу это, но тут нужно снова отдать должное Завольскому-старшему: он предусмотрел внутренние документы и подстраховал себя от подобных попыток оттяпать его добро. Мне даже не придется изобретать велосипед.
Но почему бы не воспользоваться случаем и не раздобыть еще один гвоздь в гроб Наратова?
Пока гипнотизирую взглядом телефон, прокручиваю в голове несколько вариантов начала разговора, прикидывая, какой выбрать. Нужно быть немного непринужденной, но убедительной. Чтобы у человека, которому я собираюсь сейчас позвонить, не возникло слишком много подозрений. То, что мой звонок его озадачит – само собой разумеется, но лучше это будет самый минимальный минимум «озадаченности».
– Приемная Николая Александровича Новака, – приветствует меня приятный женский голос.
А я ставлю мысленную галочку в свой длинный список «мести».
Глава пятьдесят третья: Лори
Глава пятьдесят третья: Лори
Настоящее
О Новаке я знаю довольно много.
Сначала, когда я пыталась следить за Сергеем и наивно ждала, что однажды он каким-то образом даст понять, что на самом деле всегда любил только меня и на предательство его вынудили какие-то страшные обстоятельства. Илона почтив всегда была рядом с ним, как будто привязанная. Потом, спустя какое-то время, я начала следить уже за ней, в надежде однажды увидеть ее рыдающей и рассказывающей о том, что они с Сергеем порвали. Во всем этом влиятельный политик Новак так или иначе фигурировал – то его доченька выставляла целую кучу хвастливых сторис о том, какая красивая и счастливая у нее жизнь, то наратов хвастался тем, что проводит выходные на даче у «очень крутого политика». Хотя их с Илоной роман был настолько очевиден, что попытки выдать сея за скромного парня, не вызывали ничего, кроме отвращения. Подозреваю, не у меня одной.
Но в конце концов, когда мои раны немного затянулись, а мозги встали на место, я углубилась в изучение биографии самого Новака, потому что на тот момент уже понимала – чтобы достать Сергея, мне так или иначе придется столкнуться с его влиятельным тестем. На заре своей карьеры Новак был простым среднестатистическим чиновником: нигде не отсвечивал, не был замечен ни в каких скандалах, изредка всплывал на каких-то мероприятиях в качестве обязательной программы. В целом, был как все – серой массой, существующей для того, чтобы ни за что получать неплохие деньги. Потом у него начали расти аппетиты, появились политические амбиции и он буквально за считаные годы резко взлетел по карьерной лестнице: сначала попал в помощники к депутату, потом всплыл в департаменте экономики и финансов, а потом успешно прошел в парламент, правда, со второй попытки. Задержался там на несколько созывов, а потом спокойной ушел, осев на должности главы крупного государственного фонда, где сидит по сей день и может сидеть буквально столько, что уволится только «вперед ногами». Конечно, во всей этой «красивой» карьерной истории не могло быть все гладко, но каким-то образом ему в основном удавалось избегать крупных скандалов и в коррупционных расследованиях его имени редко когда уделяли больше одного абзаца.
Если бы в голое Наратова была хоть капля мозгов (настоящих, а не того ватазаменителя, которым набит его череп, глаза не вывалились внутрь), он бы никогда не помогал Угоричу с деньгами, он бы никогда даже не не взглянул на другую телку и тем более, не стал бы придумывать историю с «воскрешением Валерии Гариной». Хорошо, что он тупой, но очень самоуверенный баран.
– Валерия Дмитриевна? – раздается над моей головой сухой мужской голос.
Я поднимаю голову, окидываю взглядом крупного мужчину в стандартном черном костюме. Видимо, охранник Новака. Через час после моего звонка его помощнице, она снова мне перезвонила и назвала время и место, где он сможет со мной встретиться. «Но только десять минут, Николай Александрович очень занятой человек», – добавила с каким-то благоговейным придыханием, как будто Новак в эту минуту стоял у нее над головой и отсчитывал премиальные.
Для встречи Новак выбрал маленький парк у озера – не очень людное место, с минимумом посетителей в это, уже довольно прохладное время года. Совершенно очевидный выбор – не светиться же с почти непонятной девочкой в людном месте?
– Добрый день, – поднимаюсь со скамейки и забрасываю сумку на плечо.
– Прошу прощения, но я вынужден… – Он выразительно протягивает руку к моей сумке.
– Без проблем.
Жду, пока он бегло ее осмотрит, потом так же спокойно переношу унизительную процедуру обыска, к счастью, длящуюся всего несколько секунд. Только после этого охранник отходит в сторону и сопровождает меня до стоящего неподалеку Новака, за спиной которого на небольшом расстоянии трутся еще двое таких же громил.
– Валерия, ради бога, простите за эту вынужденную меру. – Новак берет мою руку и галантно ее целует. – Сами знаете, в какое неспокойное время мы живем.
– Ваши охранники такие профессионалы, что я даже не успела почувствовать, как нарушили мои личные границы, – шучу я, давая ему понять, что я согласилась бы и на бОльшее, ради встречи с ним. Нет ничего плохого в том, чтобы еще немножко раздуть пузырь его эго.
Новак прищуривается, внимательно, я бы даже сказала – экспертно – оценивая мое лицо.
– Вам ведь что-то нужно, Валерия.
– Мне нужна защита, – озвучиваю прямо. Вся биография этого человека говорит о том, что этот нехитрый ребус он точно в состоянии распутать. – Я думаю, вы знаете, в какой непростой ситуации я оказалась.
Некоторыми, пусть и старыми, и неочевидными контактами, но Новак и Завольский пересекались. Кроме того, в мире больших денег и больших возможностей, все обо всем всегда в курсе. У них это называется – «держать нос по ветру».
– Я слышал, что у Юрия Степановича возникли… некоторые трудности, – он берет паузу. чтобы подобрать формулировку.
– Точнее говоря – случилась полная жопа, из которой мы все как-то стараемся выбраться.
– Ооооо, я наслышан от Илоны о вашей прямолинейности. – Он посмеивается, но выглядит скорее приободренным моей прямотой, чем наоборот.
– Полагаю, ваша дочь вряд ли считает это моим достоинством.
На этот раз он ничего не говорит, но улыбается еще шире и грозит мне пальцем, давая понять, что даже у моей дерзости, явно ему симпатичной, есть границы, которые мне лучше не нарушать.
– Я пытаюсь отбиваться от органов следствия, прокуратуры, финмониторинга, налоговой. Многим вещам приходится учиться «с колес». Но я не жалуюсь – в конце концов, мы живем в эпоху эмансипации, и я, не буду скрывать, всю жизнь мечтала как-то себя проявить.
– Но…?
Мы с Новаком идем по тропинке вдоль озера. Красивое место, даже странно, что раньше я сюда не заглядывала, а сейчас наслаждаться видом мешают две здоровенных спины его охранников, маячащие на расстоянии нескольких метров от нас.
– Но я не могу нормально все это разруливать, когда меня пытаются ударить ножом в спину.
– Ну, девочка, в наше время каждый твоя сегодняшний союзник завтра может стать врагом. – Он сначала говорит это, а потом, спохватившись, извиняется. Делает это так, что после извинений его «девочка» звучит еще пренебрежительнее. – Кто-то из матросов решил воспользоваться тем, что корабль остался без капитана?
– Корабль сменил капитана. – Хотя в этом уточнении нет никакого резона – Новак все понимает, просто подчеркивает, что не рассматривает в моем лице серьезного игрока. Что тоже для меня не новость. Для него собственный зять – жопа без ручки, что уж говорить о девчонке, которая к Завольским «прибилась» вообще неизвестно откуда. – Но вы совершенно правы, Николай Александрович, появились шакалы, которым очень хочется оторвать кусок от раненого льва.
– И вы решили обратиться ко мне? Не скрою, весьма удивлен.
– Николай Александрович. – Я сначала замедляю шаг, а потом останавливаюсь. Охрана Новака моментально берет нас в кольцо. – Вы очень влиятельный человек. Мой муж дружен с вашим сыном, мой свекр всегда отзывался о вас с уважением. С моей стороны было бы слишком наивно говорить, что между нашими семьями существует крепкая дружба, но в сложившейся ситуации я просто не знаю, к кому еще могу обратиться за помощью. Вы единственный человек, которому я могу доверять.
– Вы все больше меня удивляет, Валерия.
– Я не пытаюсь вам льстить – с вашей репутацией в этом нет необходимости. Но я прямо говорю, что мне нужна помощь.
Он кивает и приглашающим жестом дает понять, что хочет продолжить прогулку.
Какое-то время мы молча прогуливаемся по тропинке, иногда у Новака звонит телефон, он отвечает, но всегда делает это так, чтобы максимально «обезличить» и тему разговора, и собеседника. Ограничивается только именами. Но в конце концов, спускается по мощеной дорожке на небольшой пирс, охранник протягивает ему бумажный пакет. Новак отламывает верхушку от лежащей там булки и предлагает мне присоединиться к кормлению уток – их здесь очень много.
Наверное, это тоже часть ритуала – проверяет мое терпение. Или степень отчаяния.
– Валерия, я понимаю, что ситуация, в которой вы оказались, мягко скажем, сложная.
«Вот они – настоящие «политики». У них в крови использование максимально сложных и непонятных словесных конструкций».
– Вы же не ожидаете, что я сразу дам вам ответ?
– Ни в коем случае.
– И конечно, вы должны понимать, что если я соглашусь составить вам протекцию, это будет сопряжено со значительными рисками для меня. Я слуга народа, всего лишь.
Усмешка, которая сопровождает его слова, как раз подошла бы мяснику, собирающемуся резать молодого барашка.
– Я все понимаю, Николай Александрович. – Берет паузу, делая вид, что терзаюсь муками сомнения, но потом говорю четко заготовленную заранее фразу: – Я могу быть вам полезна.
– Вот как? – Впервые за наш разговор он выглядит по-настоящему удивленным, даже заинтересованным.
– Имя Константин Угорич вам о чем-то говорит?
Новак как будто нехотя кивает.
– Не самая лучшая компания в друзья, – как будто озвучиваю собственные мысли, но на самом деле поддакиваю его. – Я столько раз предупреждала Андрея, что с Константина лучше не подпускать на близкую дистанцию, но очень упрямый – весь в отца.
– Так что с Угоричем? – поторапливает Новак даже слегка раздраженно. Сразу видно, что о Константине он уже наслышан, и вряд ли это были приятные слухи.
– Сразу предупреждаю, что у меня нет доказательств. – Они есть, но показать их Новаку – значит сдать себя и свой план с потрохами. Мне это не нужно, да и пойдет сильно вразрез с образом умной, прилежной, но немного трусливой девочки.
– Звучит как будто я сейчас услышу очередную пустую сплетню.
– Может быть, – пожимаю плечами с самым невинным видом. – К сожалению, я простой смертный, у меня и близко нет ваших возможностей, чтобы проверить и убедиться – слух это или нет.
– Ох не кокетничайте, Валерия.
– Угорич уже некоторое время сидит в крупных долгах. Чтобы как-то перекрывать задолженности, постоянно перезанимает. А потом кидает на деньги людей, которые протянули ему руку помощи. В общем, он вышел из доверия и чтобы хоть как-то оставаться на плаву, занял у нескольких важных и очень влиятельных людей. Прикрывшись вашим именем.
Лицо Новака мгновенно меняется и из расслабленного, изредка ворчащего медведя, вдруг превращается в злого кабана. У него снова звонит телефон, но на этот раз он сбрасывает звонок даже как будто не взглянув на экран. Какое-то время нервно вертит его в ладони, потом набирает чей-то номер и отходит за «заграждение» своих охранников, чтобы поговорить. С такого расстояния у меня почти нет шансов его услышать, но все-таки мне удается разобрать фамилию моего «любимого братца».
