Текст книги "Соль под кожей. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)
Глава двадцать вторая: Лори
Глава двадцать вторая: Лори
Настоящее
На экране моего телефона висит голосовое сообщение от Марины.
Я только что вышла с длинного тухлого совещания и планировала сожрать целую упаковку обезболивающих в надежде, что это хоть немного притупит жуткую головную боль. После встречи с Вадимом пошли уже вторые сутки и с тех пор меня преследует жуткая, не прекращающаяся головная боль. Если бы не таблетки – я, наверное, уже загремела бы в дурку или пошла по пути Ван Гога и отрезала себе что-нибудь «ненужное».
– Валерия Дмитриевна!
Пока я кое-как перебираю ногами в сторону лифта, потому что точно не одолею два лестничных пролета вниз, меня догоняет Таня – помощница финансового директора.
– Вот, Игорь Петрович сказал, что вы забыли.
Смотрю на свой толстый ежедневник и не сразу соображаю, почему он вдруг оказался в посторонних руках. Там, конечно, нет никакой секретной информации – даже во времена наивной юности я не рисковала доверять свои мысли и планы бумаге – но там, блин, вся моя жизнь.
Быстро выхватываю блокнот, бросаю короткое «спасибо» и буквально пулей бросаюсь в пустую кабинку лифта. Но прокатиться без попутчиков все равно не судьба – ко мне присоединяется сразу вся команда из бухгалтерии, и от разлива ароматов их духов, моя голова взрывается с новой силой. Ехать всего несколько секунд, но даже они кажутся вечностью.
Наружу я вываливаюсь буквально как в сцене из дешевого фильма, где плохонькая актриса изображает рвотные позывы. Опираюсь рукой на стену и вот так, не обращая внимания на окружающих, добираюсь до женского туалета. До конца рабочего дня еще часа три, ноя была здесь раз десять – умывалась холодной водой в надежде прийти в чувство. Это помогло, жаль только, что ровно на десять минут. Но стоит войти внутрь, как от резкого химозного запаха освежителя воздуха вой желудок сдается. Я едва успеваю спрятаться в кабинке, прежде чем меня несколько раз выворачивает наружу.
Да блин.
Внутренности как будто подпрыгивают к самому кончику языка, но когда рвать становится нечем, я просто обессиленно сажусь на крышку унитаза и пытаюсь справится с головокружением.
– Эй, Маш?! – слышу женский голос, и еще чьи-то шаги. Далеко, видимо, около стойки с раковинами. – Это тебя там так ребенком тошнит, наша ты дважды беременная.
Понятия не имею, о какой Маше идет речь, но мне точно не надо, что мою рвоту тут же растиражировали как «скорое пополнение в семействе Большого Босса». Поэтому, зажав рот рукой, издаю невнятное мыгуканье, и на всякий случай проверяю, заперлась ли изнутри. Кажется, порядок.
– Этот день вообще когда-нибудь кончится? – говорит другой женский голос, в котором я узнаю писклявые нотки личной помощницы Андрея. – Еще и эти новости ужасные.
– Да уж, а еще говорят, что богатые живут до ста лет.
– Ужас просто. Кто бы мог подумать. Бррр! – Помощница Андрея издает звук отряхивающейся от грязи собаки. – Это к нам теперь полиция придет? Как думаешь?
– А мы к этой истории каким боком? Ты Регину вообще хоть раз в живую видела?
– Неа.
– Ну вот, с нас какой спрос?
Они говорят о Регине и полиции? Мне же не показалось?
Вчера мне было настолько плохо, что я сделала то, чего в моей карьере, кажется, не было вообще ни разу – осталась дома. Позвонила в офис и на правах важной птицы сказала, что меня не будет, а секретарше перепоручила разобрать все мои рабочие вопросы на другие дни. Напилась таблеток и буквально сутки проспала, вытаскивая задницу из постели только чтобы сходить в туалет и влить в себя необходимы для жизнедеятельности минимум воды. И снова засыпала.
И, кажется, по закону подлости именно вчера случилось что-то хреновое.
– И вообще – какая полиция? – продолжает одна из сплетниц. – Это же авария.
– Ну да, – неуверенно говорит писклявая помощница Андрея. – Но это все как-то… странно.
– Что странного в том, что люди попадают в аварии? Или, типа, богатеньких боженька в лобик поцеловал и с ними ничего плохого не может случится?
Регина попала в аварию.
Я аккуратно, стараясь не привлекать к себе внимания, достаю телефон и быстро гуглю имя жены старого борова. И на меня тут же вываливается тонна новостей с громкими заголовками о том, что вчера, около двадцати двух ноль-ноль Регина Завольская не справилась с управлением и ее автомобиль, пролетев не меньше десятка метров по скользкому шоссе, влетел в бетонное заграждение. От полученных травм Регина скончалась на месте.
Понятия не имею, почему зацикливаюсь на словосочетании «скользкое шоссе». Вчера был дождь? До этого несколько недель с неба не упало ни капли – странная «сухость» для конца октября. Такая же странность как и то, что Регина вздумала кататься на десять часу вечера в ливень, на шестом месяце беременности. Я не знала ее достаточно хорошо, но одно знаю наверняка – Регина была стервой, любила деньги и ненавидела садиться за руль.
– Эй, Машка, ты там еще не уплыла по трубам из этой кабалы?! – кричит подружайка, и я не придумываю ничего лучше, чем издать еще парочку рвотных звуков. – Фу, блин!
– Я слышала, что она была того… – Писклявый голос становится тихим почти до едва различимого шепота.
– Что «того»? Нормально можешь сказать?
– Ну типа она была наркоманка.
– Ты с башкой вообще дружишь? На ее-то сроке?
– Да кто их знает, что у них в головах – у этих богатых. Ой, блин, я тут языком чешу, а у меня полчаса осталось!
«Ну наконец-то вспомнила», – мысленно обращаюсь к ней.
Сегодня «ТехноФинанс» и «MoneyFlow» подписывают сделку, ровно в пятнадцать часов, и до этого времени осталось двадцать пять… нет, двадцать три минуты. Но Андре в офисе так и не появился. Он вообще до сих пор не выходит на связь – его телефон молчит, в офисе его нет, в социальных сетях – ноль фоток и пустые сторис (а ведь он без них жить не может, постит туда всякую хрень, как зависимый). Но до сегодняшнего дня я не сильно переживала по этому поводу – в конце концов, Завольский ясно дал понять, что это он изолировал Андрея, а по каким соображениям – мне, честно говоря, было вообще фиолетово. Но после новостей о Регине…
Я жду, пока сплетницы уйдут, выхожу из своего убежища и на всякий случай снова набираю номер Андрея. Но его телефон просто выключен. Да что, блин, происходит? Он должен был приехать хотя ради официального оформления сделки.
Ну… ладно. Старый боров не может не знать, что сегодня за день. Может, он отпустит Андрея ровно на пять минут – чтобы просто формально поставить подписи? В любом случае, формально я не имею к этому никакого отношения, а значит, лучше не забивать себе голову, подождать двадцать минут и посмотреть, что будет дальше.
Но когда я возвращаюсь к себе в кабинет, там меня уже ждет тощий нотариус в сопровождении двух помощников. Я видела эту троицу пару раз – они приезжали в офис, когда Завольскому была нужна какая-то очень сильно заверенная печать и подпись.
– Валерия Дмитриевна, эти люди… – пытается предупредить моя помощница, но тощий опережает ее, сунув мне в руки пластиковый кейс.
– Что это?
– Давайте пройдем в кабинет, Валерия Дмитриевна. Я отниму всего несколько минут вашего времени.
– Вы по поручению Юрия Степановича?
– Пожалуйста, пройдемте.
Он делает это так, будто пытается затащить меня на свою территорию, а не наоборот.
Но раз у меня все равно нет выхода – захожу первой и жду, пока последний из троицы закроет за собой дверь. Открываю кейс, достаю оттуда документы. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что передо мной – доверенность на право второй подписи. Доверенность лично от Завольского-старшего.
Почему-то в голове крутится только жутко клишированная фраза из кино: «Это шутка какая-то?» Но после новостей о Регине и исчезновении Андрея, во мне не осталось ни капли юмора.
– Что происходит? Вы кто?
– Меня зовут Игорь Александрович Копытин. Это, – кивает за спину, – мои помощники. Мы поверенные Юрия Степановича Завольского. Документ в ваших руках, дает вам право второй подписи.
– Я не слепая. Что это, блять, значит?! – Злюсь, что не могу держать себя в руках, но как еще мне справится с гадким предчувствием?
– Валерия Дмитриевна, давайте я объясню. – Он складывает руки перед собой и продолжает корчить лишенную человеческих эмоций статую. – Вы ведь знаете, что произошла страшная трагедия?
– Да.
– В виду случившегося, Андрей Юрьевич должен быть рядом с отцом, чтобы помочь ему пережить этот… во всех отношениях сложный период. Все мы знаем, что в моменты особенно тяжелых ударов судьбы, лучшая опора…
– Ближе к делу, – перебиваю его никому не нужную лирику.
– Юрий Степанович Завольский передал вам полномочия самостоятельно провести финальный этап сделки. Теперь для этого у вас есть все необходимые полномочия. – Указывает подбородком на бумаги, которые я по-прежнему держу в руках. – Юрий Степанович дал понять, что интерес, который вы проявляли к этой сделке и помощь, которую оказывали Андрею Юрьевичу в подготовке документов, делают вас наилучшим кандидатом.
Вот оно что.
Я чувствую нервный тик в уголках рта, как будто во мне проснулась готовая оскалить клыки звериная натура.
Андрей все ему разболтал.
Выложил абсолютно все. Тряпка! Становится стыдно за то, что были моменты, когда я почти искренне жалела это мягкотелое создание, и даже пыталась оградить его от папашиного гнева. В следующий раз, когда в моей голове зародится даже намек на сочувствие, я вырежу его каленым железом и вспомню этот день. Хотя, на фоне всех событий, сомневаюсь, что Завольский разрешит Андрею снова оказаться под моим влиянием. Ну или это произойдет точно не в ближайшее время. Сначала жирный боров убедиться, что сделка состоялась и все ее печальные последствия приземлились не на его, а на мою голову.
И старый боров знает, что все документы по сделке, буквально каждую бумажку, вела я. И… что теперь? Мне нужно просто подписать? Почему? Они столько времени потратили на то, чтобы заполучить Авдеева и эту сделку, Завольский буквально придумал многоходовку, которую разыгрывать очень долгое время – и все это он хочет дать мне? Никакого личного триумфа?
Я чувствую, как мои внутренности сворачиваются в ледяной узел.
Очевидно, что у всего этого может быть только одна цель – он просто в очередной раз хочет меня проверить. Андрей рассказал, что у меня был доступ ко всем документам, а значит, я могла нарыть то, что мне знать не следовало. Намеренно или случайно – какая разница. Хотя готова поспорить, он думает, что я нарочно отодвинула Андрея от сделки, чтобы навести там свои порядки.
– Валерия Дмитриевна? – привлекает мое внимание Копытин.
– Ну а если я откажусь подписывать сделку? Я могу не знать всех нюансов. В конце концов, нотариусы Авдеева могут внести изменения в самый последний момент. Я бы не хотела по незнанию подписать договор, который станет самой большой ошибкой «ТехноФинанс».
– Я и мои помощники, – он снова почти небрежно кивает на своих спутников, которые до сих пор не проронили ни звука, – здесь как раз на этот случай. Мы будем присутствовать во время подписания и если представители противоположной стороны захотят внести изменения – мы их изучим и проинформируем Юрия Степановича.
– Возможно, будет проще, если он будет присутствовать во время подписания хотя бы в формате онлайн-конференции? – Я понимаю, как странно выглядят мои попытки любым способом отделаться от этой «большой чести», но продолжаю сопротивляться до последнего.
Копытин слегка прищуривается, но я уверена, что его плечи только что едва заметно приподнялись, выдавая тяжелый вздох.
– Какие-то проблемы? – в лоб интересуется он. – Юрий Степанович заверил меня, что вы посвящены во все детали и абсолютно компетентны в таких вопросах. А также он полностью вам доверяет. Вы же понимаете, что сейчас он полностью сосредоточен на других, к сожалению, трагических обстоятельствах.
Я понимаю, что меня попросту загнали в угол. Если я продолжу сопротивляться, то это будет слишком очевидный повод начать что-то подозревать – в этом случае, даже если старый боров напрямую не знает о наших с Вадимом контактах, он наверняка заподозрит именно это. И тогда, под предлогом мести за промышленный шпионаж, с моей карьерой можно будет делать абсолютно все что угодно. Но это далеко не самое страшное – после случившегося с Региной, я ни капли не сомневаюсь, что Завольский-старший разделывается с предателями абсолютно безжалостно.
С другой стороны, если я подпишу сделку, то буду нести полную ответственность за все, что случится с «MoneyFlow». И тогда самого Завольского никак нельзя будет прижучить за попытку подло давить конкурентов, потому что на этот случай у него будет железное алиби – абсолютно чистые руки.
Я ненавижу себя за то, что снова позволила этому случится. Глупо, как овца, угодила в самую примитивную ловушку. Причем, старому борову даже ничего не пришлось делать, потому что я и без его помощи прекрасно вырыла «волчью яму». Только не думала, что рою ее для себя.
Один из помощников Копытина издает выразительное покашливание, тот сразу бросает взгляд на часы и напоминает, что у нас осталось пятнадцать минут.
– Если, конечно, представители «MoneyFlow» не будут опаздывать, – с подчеркиванием уточняет он. – Валерия Дмитриевна, если вы готовы и больше нет никаких проблем…
Я знаю, что это либо чертова проверка, либо подстава. А еще вероятнее – два в одном. Завольский может думать, что я подтасовала документы и, в таком случае, должна сделать так, чтобы на них не было моей подписи.
– Нет, – улыбаюсь Копытину одной из тех улыбок, которые держу на самый крайний случай, потому что от меня требуется максимум усилий, чтобы сложить губами сложить фигуру а ля «Вам меня ни за что не достать». – Никаких проблем. Я просто должна была уточнить.
– Я так и подумал.
– Может, кофе? – изображаю человека, который уже и думать забыл о напряженном разговоре. – Мы как раз успеем выпить по чашке. Не зря же я прошу помощницу держать у себя сорт отличной арабики.
– Нет, благодарю, – отказывается Копытин, но, еще раз взглянув на часы, опускается в кресло напротив моего стола. – Присядем на дорожку.
Будь моя воля – я бы пинками под зад вытолкала их и из своего кабинета, и из этого здания. Уже молчу о том, что рассаживаться в чудом кабинете без приглашения – верх наглости, но эта демонстрация – наверняка еще одно наставление от старого борова. С меня нужно не сводить глаз, чтобы я не дай бог не предупредила подельника.
Но даже если бы у меня была возможность что-то сообщить Вадиму – что я ему скажу? Если он откажется подписывать в последний момент – Завольский поймет кто его предупредил, и это аксиоматически сведет мои шансы на выживание примерно… к нолю? А если Вадим все подпишет, то я, как человек, который организовал и вел сделку, а потом ее же и подписал, буду автоматически виноватой во всем, что произойдет потом. Попытка разрушить «MoneyFlow» изнутри, как с самого начала планировал Завольский – моя вина и ответственность. Попытка Вадима подкопать под «ТехноФинанс», используя ту инфу, что я уже ему слила, тоже прилетит прямиком по мне. А старый боров при любом раскладе выйдет сухим из воды. Будет стоять в сторонке, трясти своими жирными подбородками и ржать над тем, как поимел «заговорщиков» руками друг друга.
Я решительно отодвигаю телефон на край стола, чтобы Копытин наверняка это видел. И когда ловлю его змеиный взгляд, то в ответ широко улыбаюсь, используя еще немного неприкосновенного внутреннего ресурса, чтобы у этой скотины не было шанса что-то заподозрить.
Иногда нужно просто расслабится и плыть по течению.
До момента, когда получится ухватиться за спасительную соломинку.
Глава двадцать третья: Лори
Глава двадцать третья: Лори
Настоящее
Когда через пять минут моя помощница с перепуганными глазами заглядывает в кабинет, на ее лице написано, что она, конечно, готова отбивать меня от этих непонятных личностей, но только не ценой собственной жизни.
– Валерия Дмитриевна, приехал Авдеев.
Я киваю, встаю и жду, пока троица моих надсмотрщиков поднимется следом. Копытин идет первым, я за ним, а замыкают процессию двое его немногословных помощников. Неудивительно, что все встреченные нами в коридоре люди, буквально шарахаются в стороны, как будто боятся, что за любое неосторожное движение их за компанию поведут на расстрел.
Для подписания сделки выделен огромный зал для совещаний, по масштабам больше похожий на маленький кинозал. Мы используем его всего пару раз в год, когда нужно собрать акционеров или когда наш директор по персоналу решает провести сеанс «корпоративного слаживания». На последнем я присутствовала всего раз и могу с уверенностью сказать, что это действо похоже на гремучую смесь песен в баптистской церкви и концерта Элвиса.
Сама я бы ни за что не выбрала для сделки такое помещение, но изначально предполагалось, что ее будет подписывать Завольский-старший, а он обожает сунуть под нос конкурентам весь свой гребаный пафос.
Но когда мы заходим внутрь, я даже рада, что здесь так много свободного пространства и огромный стол, будет ограждать меня от Вадима надежнее любого щита. Потому что это целых три метра твердого массивного дерева, по одну сторону которого сидит три его юриста, а по другую усаживается моя «команда поддержки». Сам Вадим стоит чуть в стороне и мне остается только молиться, что он помнит мое предупреждение и не выдаст наше знакомство ни словом, ни жестом. В свете последних событий, это в прямом смысле слова может стоить мне жизни.
– Добрый день, господа, – здороваюсь, стараясь не смотреть на Вадима.
Он сегодня «при параде» – темно-серый костюм, белоснежная рубашка. Без галстука, но я успела заметить запонки на едва выглядывающих из рукавов пиджака манжетах. Уверена, те маленькие прозрачные камни – не синтетическая подделка и, тем более, не стекло. И от него снова умопомрачительно пахнет кожей и шалфеем. И я в который раз нифига не понимаю, как могла так опростоволоситься и приняла его за «офисного чувака». От этого мужика буквально фонит энергией силы. Он даже не хищный остер и не какая-нибудь пиранья. Это, блин, целая китовая акула. Если бы мы с Вадимом не были по одну сторону баррикад, я бы точно не стала с ним тягаться.
Но, к слову, вопрос об одной стороне теперь точно встанет на повестке дня.
Ведь в его глазах мое здесь присутствие может означать только одно – я играю в команде Завольского.
Но, к чести Вадима, он вообще никак не выдает свой ко мне интерес. Просто стоит в стороне и ждет, когда я обращу на него внимание.
– Полагаю, это не займет много времени? – Копытин передает юристам «MoneyFlow» свой пакет документов, те, в свою очередь, вручают свои. – Со стороны «ТехноФинанс» сделку будет подписывать Валерия Дмитриевна Ван дер Виндт. У нее есть все необходимые полномочия, и ее подпись будет равноценна подписи Юрия Степановича или Андрея Юрьевича.
– Да, – киваю я, когда он взглядом передает мне слово. – В свете последних трагических событий, думаю, нет необходимости извиняться за то, что мой свекр и муж не могут присутствовать лично.
– Без проблем, – слышу густой бархатистый голос Вадима, но упрямо продолжаю смотреть поверх голов его юристов, чтобы ни в коем случае не сталкиваться с ним взглядом. – Сверим документы?
Юристы с обеих сторон, как по команде изучают оба экземпляра документов.
– Вам не кажется, что тут немного… душно? – Я чувствую новую волну мигрени, которая жестко подкашивает мне ноги, вынуждая сесть на стул. Шарю взглядом по столу в поисках пульта от кондиционера, но его нигде нет. – Может кто-нибудь открыть окно? Пожалуйста?
Головная боль неожиданно превращается в головокружение, от которого желудок снова бултыхается где-то в районе горла. Я пытаюсь сделать вдох, но вовремя понимаю, что как только открою рот – меня тут же стошнит.
– Прошу прощения, но мне… – Встаю, опираясь на руку. Нужно успеть добежать до туалета, пока я окончательно не похоронила этот день под безобразными слоями рвоты. – Я на минуту.
Иду до двери буквально вслепую, ориентируясь на расплывчатые силуэты перед глазами. И при этом абсолютно четко ощущаю пристальный взгляд Вадима. Боже, только бы он не начал изображать рыцаря и не вызвался помогать. Прошу тебя, боженька, ты и так…
– Кажется, Валерии Дмитриевне не хорошо, – жестко отчеканивает он, в два шага сокращает огромное расстояние межд нами и подставляет локоть, чтобы я на него оперлась.
Я знаю, что не должна принимать его помощь. Эти три стервятника только и ждут, чтобы получить хоть какой-то намек на наши не только сугубо_деловые отношения, а Вадим, как специально им подыгрывает. Неужели так трудно понять, что что-то не так и вести себя осмотрительно?
Но стена вот-вот закончится, а дальше мне никак не добраться до туалета без посторонней помощи. Стиснув зубы, кладу ладонь на его заботливо подставленную руку. Но как только выходим в дверь, Вадим обнимает меня за талию и дальше несет почти что на руках.
– Придурок, да что ты творишь, – шепчу себе под нос, уверенная, что он все равно этого не услышит.
Остается только надеяться, что совершенно пустой коридор и ни единой живой души нам навстречу – реальность, а не плод моего перепуганного скорыми разрушительными последствиями воображения.
– Куда? – коротко спрашивает Вадим, заблудившись в хитросплетениях наших коридоров.
Я еле заметно вскидываю руку на право, а оттуда – в самый торец.
Вадим толкает дверь со значком женского силуэта, и я даже не сопротивляюсь, когда понимаю, что он идет следом. Закрывает внутреннюю дверь на защелку. Помогает мне добраться до кабинки.
– Стой, – отодвигаю его попытку придержать мне волосы. – Я не…
– Ты не будешь мне приказывать, – еще одно почти командирское заявление, и я сдаюсь.
Меня тошнит практически одной водой, потому что с момента предыдущей рвоты прошло не больше получаса и с тех пор в моем желудке абсолютно ничего не было. Но даже это «ничего» выворачивается наружу болезненными режущими спазмами.
Несколько долгих минут я просто стою над унитазом в позе сломанной березы, пытаясь окончательно опустошить свои внутренности. Я должна довести до конца эту проклятую сделку и для этого мне нельзя выскакивать из кабинета каждые пять минут. Я уже и так достаточно наломала дров.
Когда, наконец, рвотные позывы сходят на нет, принимаю из рук Вадима бумажное полотенце, вытираю рот.
– Тебе нужно умыться, – говорит он, снова за руку, как маленькую, провожая до умывальников.
– Спасибо, мамочка, но дальше я сама.
– Ага, сама.
У меня настолько ослабли ноги, что приходится признать – без его поддержки весь этот процесс занял бы втрое больше времени. Я споласкиваю лицо прохладной водой, провожу мокрыми ладонями по растрепанным волосам, пытаясь привести себя в порядок и вернуть себе хоть как-то деловой внешний вид. Но отражение беспощадно «говорит», что чтобы я ни делала – все равно выгляжу как «кислотница» из притона. Таких темных провалов под глазами у меня не было даже, кажется, когда…
Странно, что я не могу вспомнить, хотя память ковыряет какое-то крайне болезненное воспоминание, никак не связанное ни со смертью моих родителей, ни с предательством Наратова. Но это «что-то» настолько разрушительно, что внутри меня как будто стоит невидимый блок: «Стоп, дальше нельзя, не сейчас, не сегодня».
Ну и хрен с ним.
– Я уже в порядке, – отодвигаю руку Вадима. – Спасибо за поддержку, но этого не нужно было делать.
– В твоем мире мужчины должны молча переступать через женщин, когда те нуждаются в помощи?
– Да ради бога, Авдеев! – Я сую ладонь под струю ледяной воды и еще раз освежаю лицо. В отражении Вадим стоит у меня за спиной – здоровенный и мрачный как чертова туча, которая может пролить грибной дождик, а может раздолбать все молниями. – Завольский приказал, чтобы сделку подписывала я.
– Я понял, Лори.
– Понял? И все равно продолжил творить эту херню?! – Из моего горла вырывается неприятный булькающий звук, абсолютно не похожий на смех, хотя именно это я пыталась сделать. – Ну, поздравляю, теперь на нашем плане можно ставить крест.
– Даже если бы это поставило десять крестов на наших планах – я все равно бы не позволил тебе идти одной.
Он какой-то непрошибаемый.
Даже не знаю, радоваться этому или высказать соболезнование, что мне в напарники достался совершенно не умеющий играть «в долгие шахматы» человек.
– Я изолировала Андрея от сделки, чтобы вести документы самостоятельно. И чтобы получить доступ к сопроводительной документации.
Вадим молча отрывает еще одно полотенце и протягивает мне.
– Вот откуда у меня все те документы, – вспоминаю вопрос, который он зала в нашу первую «официальную» встречу в клубе. – Андрей должен был держать рот на замке, но папаша его дожал. Так что я теперь под колпаком. Старый боров все отлично продумал: если на сделке будет стоять моя подпись – я понесу всю материальную и юридическую ответственность, а если ты вдруг откажешься подписывать – будет ясно, что таким образом ты пытаешься вывести из-под удара своего союзника.
Я раздраженно брызгаю водой на зеркало и пару секунд наблюдаю за тем, как потеки воды размазывают мое отражение до вида карикатурной маски.
– Если бы я не ненавидела Завольского так сильно, то спела бы оду способности этой твари перекручивать любую ситуацию в свою пользу и выходить сухим из воды. Он уже поимел нас обоих, Вадим.
– И давно у тебя это? – спрашивает он.
– Что? Ты о чем? – Разворачиваюсь к нему и с удивлением смотрю на его «фирменное» непроницаемое лицо.
– Рвота.
– Авдеев, ты вообще меня слушал? Причем тут моя рвота?
Он пододвигается почти впритык, пальцами смахивает капли с моих ресниц и повторяет вопрос:
– Как давно тебя так тошнит, Лори? Что ты ела? Это может быть пищевое отравление?
– Это мигрень, боже.
Я не понимаю, как ему это удается – одновременно быть двухметровой брутальной шпалой и заботливым котиком. Тьфу ты, давненько в моей голове не было таких до тошноты милых эпитетов в адрес особей с членом и яйцами.
– Авдеев, ты слышал, что я сказала про сделку? – Он же крутой бизнесмен, у него не только финансовый бизнес (один из крупнейших в этой сфере), но и личный клуб, и собственная конюшня. Такие люди априори рождаются с «чуйкой» на всякую задницу. – Ты понимаешь, что нас загнали в угол?
– Я тебя не подставлю, Лори. – Легка улыбка на его идеальных губах, и даже обезображенное ожогом лицо становится воплощением мужской красоты.
– Ты понимаешь, что тогда все наши планы… ради чего было потрачено столько времени и сил… – Я ощущаю почти физическую боль от того, что все, ради чего я полной ложкой жрала унижения, оскорбления и пинки, в одночасье превратилось в пыль. И самое ужасное – я никак не могу повлиять на ситуацию. По крайней мере – здесь и сейчас. Но это бездействие прямо сегодня загоняет меня в еще больший тупик. – Я все испортила, Авдеев. Я, мать его, все просрала.
Нужно было загнать Андрея под плинтус. Сделать так, чтобы страх перед неприятностями, которые я могу ему организовать, перевешивал страх перед папашей. А я, вместо этого, распустила сопли и даже жалела этого труса, прикрывала его «специфические вкусы» и подчищала дерьмо, которое Андрей, несмотря на все мои предупреждения, умудрялся за собой оставлять.
Если бы рядом был Данте, он бы отвесил мне парочку моральных отрезвляющих оплеух за то, что дала волю эмоциям и пыталась найти проблески человечности в том, в ком ее никогда не было. Андрея вырастили безвольной бесхребетной личинкой, годящейся только на то, чтобы подчиняться тому, кто громче в нее плюнет. Это был единственный способ держать его под контролем, но я не смогла.
– Ты должен отказаться подписать сделку. Прямо сейчас напиши своим юристам, чтобы нашли к чему прикопаться и убирались оттуда. Любая запятая, неточность, что угодно. Они же наверняка стоят больших денег, умеют выкручиваться из таких ситуаций.
Я просто тряпка, нужно это признать, но я не могу позволить Вадиму вляпаться во все это из-за меня.
Хочется прямо сейчас написать Данте, что он просрал на меня шесть лет. Шесть долбаных лет дрессировки коту под хвост. Если бы я была уверена, что он ответит сразу и влепит мне парочку отрезвляющих затрещин, то уже настрочила бы ему десяток сообщений о том, как Завольский обвел меня вокруг пальца и в который раз вышел сухим из воды.
Шутов как-то сказал, что не все люди способны идти по головам и танцевать на костях, некоторые созданы травоядными, как трицератопсы – могут бодаться, но в итоге все равно проигрывают тиранозаврам.
Я много о себе возомнила, решив, что за эти годы успела стать ну как минимум аллозавром. Но на деле оказалось, что я все тот же беспомощный трицератопс.
В следующую секунду я чувствую как пара крепких мужских рук хватает меня за талию, легко разворачивает и усаживает на тумбу около раковин. И прежде чем я успеваю отмахнуться – Вадим упирает ладони в столешницу по обе стороны моих бедер. Даже если я попытаюсь вырваться – это будет заранее обреченная на провал ошибка.
– Сюда может кто-то зайти, – громко шиплю я, потому что мы с ним и так подставились абсолютно везде. Копытин сто процентов уже отзвонился старому борову и сообщил о нашем с Вадимом «уединении».
– Я запер внешнюю дверь, Лори. Хватит дергаться. Послушай меня.
– Не о чем разговаривать! – пытаюсь отодвинуть его локоть и прошмыгнуть в просвет, но он как каменная глыба – даже не шевелится. – Неужели ты не понимаешь, что мы уже и так под колпаком?!
– Понимаю, что не оставлю тебя на заклание Завольскому.
– Ты должен, если не хочешь потерять дело всей жизни!
Уже очень давно я не была настолько близка к истерике, как в эту минуту.
Потому что до этого дня почти все, что происходило в моей жизни, было так или иначе мной же и спланировано, и легкие отклонения от задуманного заставляли вносить коррективы, но не сбивали с курса.
Был такой старый фильм, про пятнадцатилетнего мальчика, которому пришлось стать капитаном целого корабля. Он прекрасно со всем справлялся, и уверенно вел судно про проложенному курсу, пока вдруг не оказалось, что все это время он плыл в противоположном направлении, потому что Главный злодей испортил компас. Но наивный парень узнал об этом только в ту минуту, когда корабль едва не налетел на рифы.
Вот так же я, но с оговоркой, что на рифы я все-таки залетела.
– Лори, смотри на меня. Спокойно. Тихо. Смотри на меня.
Я с трудом, но фиксирую взгляд на бесконечно синих глазах Вадима, почему-то именно сейчас таких ярких, будто он пришелец из кибернетического будущего.
– Мне срать на Завольского. – Он как будто даже улыбается. – Этот старый гандон – та еще скользкая змея, но ему точно не удастся развалить мой бизнес. Вообще без вариантов. Вдолби уже это в свою светлую голову.
