Текст книги "Соль под кожей. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 43 страниц)
Глава четвертая: Лори
Глава четвертая: Лори
Настоящее
Марина живет в солидном жилом комплексе с видом на старинную архитектурную застройку. Насколько могу судить, жилье здесь стоит прилично, несмотря на то, что дома домам уже лет двадцать и их планировка далека от современных архитектурных тенденций. Наверное, я бы не смогла жить в месте, ограниченном типовыми стенами, даже если в их расположение внесли изменения. С другой стороны, моя собственная квартира а ля гараж точно придется по душе только «избранным ценителям».
Я поднимаюсь на лифте на шестой этаж, все еще не до конца понимая, зачем согласилась.
До того, как притормозила около дома Марины, эта идея не казалась такой уж провальной. В конце концов, она уже несколько раз меня выручала, ничего не прося взамен. А в тот момент, когда от меня требовалась самая малость – просто приехать и посидеть рядом – как я могла отказать?
– Лер, но зачем ты…! – Марна распахивает дверь и встречает меня в роскошном шелковом халате, который сидит на ней лучше, чем наряд какой-нибудь средневековой царицы в день ее коронации.
– Я не хожу в гости с пустыми руками. – Прохожу, когда подруга гостеприимно отсыпает в сторону и забирает из моих рук коробку с «Эстерхази», два стаканчика с рафом и маленький кулек с фисташковыми макарунами. – Я пыталась решить эту проблему со своим психологом, но он говорит, что это как-то связано с…
– Лерка!
Марина не дает мне закончить, в каком-то истеричном порыве крепко обнимая.
Первые секунды я просто стою как столб и не знаю, что делать и нужно ли вообще шевелиться, но все-таки кое-как похлопываю ее по плечам. Мне почти физически плохо от того, сколько боли мне причиняет этот нормальный у здоровых людей жест. Как давно меня никто не обнимал вот так просто? Лучше даже не пытаться вспоминать, чтобы окончательно не поехать кукухой.
– Прости за мои эти бурные эмоции. – Спустя минуту Марина отступает, и неловко улыбается. – Я правда очень рада, что ты приехала. Мы ведь ни разу так и не виделись с твоей свадьбы.
– Надеюсь, семейная жизнь не успела настолько сильно меня потрепать.
– Ты роскошно выглядишь! Всегда была такой красивой. И я всегда тебе завидовала.
Меня подмывает сморозить что-то саркастическое на тему моей прошлой «пышной красоты», но я в который раз напоминаю себе, кто передо мной.
– Я была стрёмной, – пытаюсь сделать вид, что ее слова меня все равно радуют.
– Проходи, я ставлю чайник!
Пока Марина скрывается в кухне со всеми моими угощениями, я раздеваюсь и как бы невзначай ощупываю взглядом квартиру и содержимое полок. Я могу только догадываться, как обустроенные типовые квартиры в этом доме, но у Марины все здесь явно сильно переделано. Добавлены перегородки там, где их не должно быть, пара дверей заменены красивыми арками с лепниной. В целом, выглядит так, что взгляду есть за что зацепиться, хотя слишком… вычурно, что ли? С другой стороны, если присмотреться, все здесь под стать хозяйке, ее роскошному халату и домашним туфлям с лебяжьим пухом. Немного будуарно, как сказал бы Данте.
Не хочу зацикливаться на этом, но все же чуть дольше задерживаю взгляд на полке в прихожей, на комоде с крючками для верхних вещей. Канареечного цвета детская курточка, шубка кремового цвета «под овечку», детские ботиночки. Пара сумок самой Марины, ее же модное пальто с лаконичной норкой на воротнике. Но ни одной пары мужской обуви. Ни намек на мужские вещи. И на специальной вешалке – только один зонт-трость. Судя по цветочной окраске – тоже женский.
Я силой разворачиваю собственное тело в сторону кухни и когда захожу, то сразу тяну носом приятный аромат свежих фруктов. Их Марина нарезала целую вазу, и чего здесь только нет, даже карамболи, которые, как я всегда думала, используют только для украшения коктейлей.
– А это за встречу! – Марина триумфально вскрывает бутылку розового игристого вина. Но прежде чем успеваю сморщить нос, разворачивает этикеткой ко мне. – Оно безалкогольное, Лер. Я все помню.
Если бы я просила у Боженьки послать мне человека для души – это сто процентов была бы именно Марина. И все это чертовски сильно нервирует, потому что я давно разучилась верить в доброе и хорошее, а тем более, когда оно само внезапно падает на голову.
Еще у нее для угощений всякие разные деликатесы – хамон, прошутто, ветчина двух сортов, салями из оленины, сыры. Все это красиво выложено на доску и разбавлено крекерами, сухофруктами и орехами. Если бы я была не в курсе, кто она теперь, то Марина буквально не оставила мне выбора кроме как подумать, что она – умница с кухни дорогого ресторана.
Я тянусь за ломтиком «стружки» Tête de Moine, кладу его на язык и жмурюсь от вкусовых ощущений.
– Боже… – слышу неловко спрятанное удивление и когда смотрю на Марину, она выглядит явно очень удивленное. – Тебе это… правда нравится?
– В смысле – сыр, который на вкус как амброзия? – не могу не поддернуть и заедаю вкус кусочком соленого крекера, чтобы тут же отправить в рот еще один ломтик.
Кстати, у Марины он очень качественной – правильной однородной кремовой текстуры, достаточно сливочный и мягкий, но раскрывается легкой горчинкой. Довольно редкое явление, потому что желающий подделать знаменитый вкус далеко не дешевого лакомства, явно больше, чем тех, кто готов его пробовать за полную стоимость.
– Он на вкус как грязные мужские носки, – кривится Марина. И тут же виновато морщится, потому что третий ломтик я раздумываю класть в рот. – Прости, прости! Но просто… ох, как это вообще можно есть?
– Ну, знаешь… – Я все-таки съедаю и третий ломтик, на этот раз разбавляя вкус парой фисташек. То, что нужно. – Говорят, если положить что-то в рот и немного поработать челюстями, то можно съесть даже тушу слона. А еще, я слышала, есть такая старая народная традиция – не держать в холодильнике то, что не собираешься есть.
Марина смеется, потом с опаской берет один из кусочков, разламывает его на две части и пытается прожевать. Но потом быстро срывается с места, выплевывает все в мусорное ведро и запивает вином. Вид у нее при этом такой, будто она пыталась проглотить что-то противоестественное.
– Нет, это явно за гранью возможностей моих вкусовых рецепторов.
– Ну, просто не бери в следующий раз – говорят, помогает.
Я не говорю ничего обидного, но Марина внезапно как будто сдувается и от ее настроения, и так довольно подпорченного, не остается и следа. Она достает из ящика другую бутылку вина – какого-то красного, точно с градусом, наливает его в простой стакан и сразу выпивает треть. Легко, не морщась, как виноградный сок.
– Его очень любит отец Стати. – На ее лице появляется рассеянная улыбка.
Черт.
Я надеялась, хоть это и было слегка наивно, что мы не станем заходить на территорию обсуждения ее личной жизни. Что мы просто поболтаем о разном, посмеемся над сыром, она перестанет страдать и я, с чувством выполненного долга, смогу поехать домой.
«А может хватит прикидываться одуванчиком и признаешь, наконец, что ты приехала к ней чтобы разнюхать, что между ними вообще происходит?» – лезет со своей неприятной правдой мой едкий внутренний голос.
Но ведь в самом деле – почему она не называет Вадима мужем или хотя бы своим мужиком? Да она даже имя его ни разу не произнесла.
– А где твоя дочь? – из последних силы пытаюсь перевести разговор в безопасное русло.
Я могу справиться с чувствами.
Я могу отрезать любопытство и запретить себе думать о том, что Марина и Вадим иногда трахаются вот в этой квартире. Возможно, даже вот на этом столе.
Машинально отодвигаюсь до самой спинки диванчика, и тоже жадно пью колючее от обилия пузырьков игристое.
– Она сегодня с папой – по вторникам и четвергам он возит ее на конюшню и катает на пони.
– Ничего себе.
– Не смотри так на меня – это была не моя идея. – Марина как будто отмахивается, но на самом деле ей, как любой матери, приятно, что отец ребенка принимает такое живое участие в сего жизни и воспитании. – Он обожает лошадей, держит парочку каких-то породистых жеребцов и считает, что когда-то дочь обязательно сознательно разделит его увлечение.
– Недешевое хобби, – говорю как будто себе под нос, но Марина, конечно, все прекрасно слышит.
– А кто-то собирает раритетные машины и часы.
Значит, чутье на счет Вадима подвело меня как минимум дважды. Сначала, когда я приняла его за вариант, с которым не будет проблем, а потом – когда решила, что он просто мужик из офиса.
– Ну, значит… – Я поднимаю бокал, в который Марина тут же доливает еще немного. – За мужчин, которые созрели не просто заделать ребенка, но и заниматься его воспитанием!
Какое-то время мы просто болтаем о разном, хотя «болтаем» – не совсем верное слово для практически полного монолога Марины. Но мне действительно интересно ее слушать. А еще это безопасно для меня – когда один человек так увлечен пересказом своих мытарств на тернистом пути к славе, он не особо интересуется жизнью другого. От меня требуется только иногда поддакивать, вставлять уместные по градусу беседы фразочки и шутки, и выражать сочувствие, восхищение или удивление.
В конец концов, мы с ней обе – сломанные хорошие девочки, с той лишь разницей, что она не носит за плечами кости прошлого, которые никак не может похоронить. Ну или Марина так же ревностно бережет свои тайны, как и я.
– И потом он говорит: «Мадам Рогожкина, я вынужден признать, что этот blanquette de veau…
Ее рассказ перебивает телефонный звонок. Марина сразу схватывается, на ее лице появляется теплая улыбка, стоит ей бросить взгляд на экран.
Это Вадим.
Догадаться вообще не сложно, потому что только мужчины, в которых мы без памяти влюблены, способны вызывать у нас кучу эмоций одним лишь звонком. А то, что Марина влюблена в него – не требующая доказательств аксиома. У меня было ровно такое же выражение лица каждый раз, когда Сергей писал мне после долгого перерыва.
– Папа Стаси? – Зачем я спрашиваю если и так все понятно?
– Да, – шепчет она и начинает разговор.
Я снова отодвигаюсь подальше, чтобы на меня не дай бог не упала даже тень их милой болтовни. Достаю телефон и делаю вид, что у меня там что-то гораздо более интересное. Жаль, что заткнуть уши наушниками будет уж слишком грубо, хотя лично я была бы не против. По обрывкам фраз их разговора, понятно, что Вадим уже где-то на полпути к дому. На часах уже половина десятого. Значит, он останется с ночевкой. Что в целом логично – они ведь не могли сделать дочь просто обмениваясь рукопожатиями.
«Они трахаются, – зудит моя внутренняя стерва, – потому что ни одна женщина не сможет просто так лежать в постели с таким мужиком. Ты вот даже до постели не дотерпела».
Вадим не должен застать меня здесь. Вот черт.
Я так резко срываюсь с места, что Марина удивленно округляет глаза. Говорит в телефон, что ждет и сварит ему чай, как он любит, и заканчивает разговор.
– Что-то случилось? Я думала…
Я показываю на часы, и Марина понимающе кивает.
Проводит меня до двери, протягивает куртку.
– Помнишь, как я осталась у тебя ночевать и как мне потом влетело от матери? – вспоминает она. – Мне тогда было так ужасно стыдно перед твоей мамой.
Я прекрасно помню, потому что это случилось на следующий день, после моего двадцатилетия, и все подруги (тогда их еще было много) остались у меня с ночёвкой, и мои родители отдали нам на растерзание весь второй этаж. А на утро явилась мама Марины, устроила скандал, угрожала полицией и наговорила столько гадостей, что даже моя максимально спокойная мама под конец вышла из себя. После этого отец категорически запретил нам общаться. Но мы, конечно, потихоньку продолжили дружить дальше.
– Может, как-нибудь повторим? – предлагает она, пока я очень быстро одеваюсь и, плюнув, не трачу время на зашноровывание ботинок.
– Скандал и угрозы устроить шмон?
– Мммм… не обязательно повторять дословно.
– Я подумаю, но это точно не в ближайшие недели.
И пока Марина не придумала еще одну тему, чтобы меня задержать, чмокаю ее в щеку.
Выхожу на площадку, но характерный скрежет лифта заставляет свернуть в сторону лестницы. Совсем не обязательно это Вадим – вряд ли бы он успел подъехать так быстро, но мне не по себе от одной мысли, что мы можем вот так запросто столкнуться втроем в таком маленьком пространстве. Точнее, вчетвером, он ведь с дочкой.
Я с трудом представляю на руках Секвойи маленького ребенка.
Из подъезда выбираюсь как воришка – втянув голову в плечи, стараясь не привлекать лишнего внимания. Рядом нет ни одной приличной машины кроме моего внедорожника. Значит, Вадим еще где-то в пути. Я забираюсь в салон своего «британца»… но так и не решаюсь завести мотор. Просто сижу и гипнотизирую взглядом Маринин подъезд.
Что я хочу увидеть? Или правильнее было бы сказать – надеюсь?
Типа, несмотря на кучу совпадений, на самом деле окажется, что это какой-то другой мужик? Просто с теми же татуировками и точно таким же голосом?
Да ну к черту! Можно просто подождать и не забивать голову извечным «авось?»
Когда через десять минут из арки во двор заворачивает тяжелый «мерин», я задницей чую, кто за рулем. Он аккуратно, несмотря на внушительные габариты, паркуется на единственном свободном островке пространства, и когда с водительского сиденья выпрыгивает мужская фигура, у моих по-детски наивных надежд не остается ни единого повода.
Конечно, рослые мужчины не редкость.
И даже рослые качки – довольно привычное явление.
А вот здоровенные двухметровые мужики с безобразными шрамами на лице – это точно штучный продукт. Еще и Вадим, как нарочно, становится так, чтобы эту деталь его лица хорошо подсвечивал уличный фонарь. В эту минуту я радуюсь, что припарковалась около соседнего подъезда, потому что только там было свободное место. Хотя, даже мой роскошный «британец» – не такое уж редкое явление на наших дорогах.
Но Вадиму явно некогда смотреть по сторонам.
Он забирает ребенка с заднего сиденья, и несет ее так осторожно, и трепетно, что у меня в груди все сжимается.
Ну вот, теперь я знаю, каков он в роли папочки – большой, сильный, заботливый. Катающий на пони. Балующий свою маленькую принцессу.
Я что есть силы сжимаю руки на руле.
Мне нет до этого дела.
Мне почти все равно.
Но я повторяю это даже полчаса спустя, пока продолжаю торчать около дома Марины, в надежде собственными глазами увидеть, как Вадим выйдет, сядет за руль и свалит в ночь.
Но этого не случается и через час.
Глава пятая: Данте
Глава пятая: Данте
Прошлое
В «L'Essenza Italiana» забронировать стол даже через месяц – абсолютно нереально, но для меня здесь всегда делают исключение, даже если день в день.
Я всегда оставляю щедрые чаевые.
Я всегда заказываю самое дорогое вино и самых пиздатых устриц, стоимость которых – половина месячной зарплаты бюджетника за штуку. И мой стол здесь всегда в этом и том же месте – на втором этажа, около большой аквариумной зоны. Один минус – здесь как раз напротив зеркало, и пока я жду Валерию, могу в полной мене «наслаждаться» видом своей потрепанной рожи. Да и похудел я заметно. И раньше с трудом наращивал каждый килограмм мяса, а слетало оно с меня за милую душу, как и не было.
Алина всегда говорила, что у меня волчья натура и волчий желудок.
Но на всякий случай, абонемент в фитнес я себе уже оформил. Хотел снова напроситься к Хмелю, но он меня даже слушать не стал – просто сразу послал на хуй и сказал, чтобы если мне хватит ума заявится к нему своими ногами, то назад меня придется выносить. Я так и не понял, чего он так окрысился, но на всякий случай не стал уточнять. И рисковать.
Когда Валерия появляется в зале, я в очередной раз ловлю себя на мысли, что абсолютно ничего не знаю об этой девушке. Хотя по факту знаю о ней все, потому что в свое время перешерстил ее биографию вдоль и поперек. Но то была другая «Валерия», и сейчас даже я с трудом бы узнал в ней ту толстуху. Которую два года назад выловил из моря. Сказка о Золотой рыбке, блять, в декорация Царевны-лягушки.
– Что тебя так веселит? – Валерия останавливается около стола, давая знак официанту, чтобы не торопился принимать заказ.
На ней простое светло-серое платье длиной чуть ниже колена. Не в облипку, и не мешкой – облегает ровно столько, сколько нужно, чтобы оставить просто воображению, но при этом подчеркнуть те выпуклости, о которых хочется воображать особенно ярко. Она подстригла волосы в каре, выкрасила их в платиновый блонд и выровняла до шелковой гладкости. Но все так же почти не пользуется косметикой. И из обуви на ней не какие-то сапожища на блядских каблуках, а удобные ботинки со шнуровкой.
– Просто рад, что ты не начала наш разговор с плевка мне в рожу.
Встаю и вежливо отодвигаю стул, но Валерия, в пику мне, садится на соседний.
– Я раздумывала между плевком и подлым ударом вилкой между глаз. – Она перекладывает столовые приборы. – Так что подожду, пока ты потеряешь бдительность.
– Ты всегда была самой острой на язык женщиной из всех, что я знал.
– С твоим богатым послужным списком, я бы на твоем месте не была такой уверенной.
– А ты ревнуешь? – Возвращаюсь на место и, помедлив секунду, все-таки избавляюсь от галстука и пиджака. Закатываю рукава, наконец, чувствуя себя максимально «в своей тарелке».
Она оставляет вопрос без ответа. Подзывает официанта и долго интересуется разными позициями в меню, называя блюда на безупречном итальянском. Очевидно, это тоже часть ее стратегии – довести меня до белого каления, чтобы я вышел из себя, наговорил гадостей и дал ей законный повод еще раз меня послать. Но получается ровно противоположное – я, подперев щеку кулаком, с искренним наслаждением любуюсь результатами своего воспитания. Прежняя Валерия уже бы трижды запихнула язык в задницу, даже если умела разговаривать по-итальянски. Прежняя Валерия никогда бы не оделась так, чтобы одновременно и притягивать взгляды, и вызывать чувство уважения.
– Рекомендую устриц, – рискую встать свои пять копеек, когда она откладывает меню в сторону и тянется за винной картой.
– Я не ем устриц, – бросает, даже не глядя на меня.
– С каких пор? – Я точно помню, что раньше она никогда не отказывалась, и всегда прыгала вокруг блюда со льдом, пытаясь сделать красивый кадр «просто так».
– С тех самых, как отравилась ими в августе, неделю провалялась с капельницей в вене и еще две недели пила волшебные кифирчики, чтобы мой желудок, наконец, смог нормально работать.
Она заказывает классический «Апероль шприц», но просит приготовить его с безалкогольным шампанским. И пока я пытаюсь вспомнить, что мне известно о той ее болезни, делает пару телефонных звонков. Все по работе. Она сейчас занимает должность директора по маркетингу в небольшой торговой конторе того типа, который я называю «купи подешевел – продай лохам подороже».
– Кстати, – Валерия, наконец, снова обращает на меня внимание, – большое спасибо, что прислал цветы и открытки, и справлялся о моем самочувствии. Только благодаря этому я выкарабкалась.
Три предложения. Всего три чертовых предложения, но из них можно выжать целый океан отборного ядовитого сарказма. Заслуженно, блять.
Я молча передвигаю на ее край стола все свои столовые приборы.
Это нагляднее, чем сто раз повторить, как я сожалению о том, что родился такой скотиной.
Валерия слегка прищуривается. Потом вопросительно поднимает бровь.
– Тебе от меня что-то нужно.
– Это вопрос или утверждение?
– Я не вернусь к тебе, Шутов.
– Я предлагаю тебе должность генерального директора.
– Ты больной?
– Ну, температура еще будто держится, – прикладываю ладонь ко лбу, – но это никак не влияет на мои умственные способности, если ты об этом.
Валерия порывается встать и уйти, но я удерживаю ее за руку.
– Пожалуйста, Лори. Просто выслушай меня.
– В прошлый раз, когда ты просил тебя выслушать, я неделю отмывалась от дерьма, которое лилось из твоего рта!
– Ты же знаешь, что я был не адекватен! Может, хватить меня распекать за то, о чем я на хуй даже не помню?!
Она так крепко сжимает челюсти, что на идеально очерченных скулах проступают желваки. Раньше, когда она злилась, их точно не было, но теперь похудела настолько, что лицо приобрело аристократическую утонченность. При том, что моя русалка не выглядит как анорексичка или худющая палка, которую можно перешибить одним ударом. Она, блин, реально круто выглядит – мускулистая, подтянутая, такая вся… суперсочная.
«Во поэтому от нее нужно избавиться», – напоминаю хору своих похотливых мыслей.
– Лори, прошу тебя. – Стараюсь, чтобы мой голос звучал миролюбиво, потому что должен уговорить ее вернуться за стол. – Ты ведь даже не дала мне объяснить.
– Думаешь, меня можно купить?
– Нет, и речь совсем не о деньгах. Но я не хочу разговаривать так, чтобы нас слышал каждый долбаный фикус в этом кафе.
Она вздыхает, взглядом дает понять, что моя ладонь, весящая клешней на ее запястья, точно не поможет делу и я тут же ее отпускаю. Валерия вздыхает, крутит головой, как будто ведет внутреннюю борьбу со своими личными присяжными – подозреваю, они уже проголосовали «против» полным составом. Но все-таки возвращается за стол.
Я беззвучно с облегчением выдыхаю.
Протягиваю ей все подготовленные заранее документы, в которые уже вписано ее имя.
Валерия бегло их пересматривает.
– Ты хочешь, чтобы я все бросила и переехала в другой город? – Она произносит это таким тоном, будто сама мысль о подобном – квинтэссенция наглости.
Молча киваю.
– Шутов, я… даже не знаю, что сказать, потому что ты учил меня не вести разговоров с сумасшедшими. А то, что предлагаешь ты – чистой воды безумие.
– Я предпочитаю называть это «новыми возможностями».
– Ты можешь называть кучу дерьма фиалковой поляной, но от этого оно не перестанет вонять дерьмом.
Я беру паузу, пока официант сервирует нам стол, приносит тарелку благородных сыров, виноград, мед, орехи и алкоголь. В случае с Валерией – без алкоголя. Она накалывает на маленькую соломенную шпажку пару ломтиков всего, отправляет в рот, запивает и жмурится от удовольствия.
– Что? – ловит мой взгляд.
– На то, как ты кайфуешь от еды, Лори, можно смотреть бесконечно.
Я прекрасно осознаю, что сказанная только что фраза – абсолютная романтичная херня, но она просто рождается в моей башке и позволяю «дерьму случится». В конец концов, это наш последний ужин перед долго, долгой… долгой… разлукой.
– Если ты думаешь повлиять на мое решение этими сопливыми фразочками из интернета, то пропил значительно бОльшую часть своего мозга, чем я предполагала.
– А это из интернета?
Вместо ответа, Валерия быстро находит ее в поисковике и показывает на экране своего телефона.
– Ну, не дословно, и оформление хреновое. – Я точно никогда бы не стал бы искать что-то подобное и сто процентов нахожусь в противоположной плоскости от ресурсов, где можно нахвататься всего такого. Но пусть будет. Сейчас она все равно пришлась к месту. – Лори, мне нужно, чтобы ты возглавила офис в Одессе.
– Я туда не вернусь. – Она отрицательно мотает головой.
– Но рано или поздно…
– Шутов, мать твою, я еще не готова!
И в нашу прошлую встречу, и в эту, она вела себя уверенно, была полной хозяйкой положения. Пару раз я даже чувствовал себя придурком, которому нечего противопоставить всем ее колким фразочкам и заслуженным упрекам. Но сейчас в холодных глазах Валерии Ван дер Виндт появляется хороша знакомая мне паника Валерии Гариной. Точно такими же глазами она смотрела на меня на пустынном пляже в день нашего знакомства.
– Я не знаю никого, кому мог бы доверять так же, как тебе. И ты единственный человек, которому это по плечу.
– Нет, – она продолжает упрямо мотать головой. – Я не хочу. Если слишком… рано. Два года прошло и…
– Наратов и его жена ходят в Центр планирования семьи, потому что она никак не может забеременеть.
– Что? Откуда ты знаешь?
Я надеялся придержать этот аргумент до самого конца, но, похоже, более удачного момента может и не быть. Кладу перед Валерией еще один конверт, в котором целая пачка фото, выписки из медицинских документов, копии анализов и все, что вообще было в медицинской карте жены Наратова. Валерия изучает все это гораздо внимательнее, чем документы о своем назначении, в которые вписана щедрая сума ее ежемесячной зарплаты, разных бонусов и премий.
– Откуда у тебя это?
– Это совершенно не важно. Главное – что ты будешь со всем этим делать.
Она выглядит растерянной. Потом откладывает все на край стола, отпивает свой безалкогольный коктейль и смотрит на меня так, будто собирается допрашивать с пристрастием.
– Ты все это специально подготовил. Нет, можешь не отвечать – я тебя слишком хорошо выучила за эти два года, Дим. Ты никогда и ничего не делаешь просто так. А тем более не веришь в удобные совпадения. Тебе зачем-то очень понадобилось от меня избавиться, раз ты так гладко стелешь. Так может хватит уже юлить, Шутов, и положишь карты на стол?
Я очень хорошо ее выдрессировал.
Настолько, что не заметил, как меня загнали в ловушку моими же методами.
– Разве это не очевидно? – Откидываюсь на спинку стула, занимая расслабленную позу пофигиста.
– Хочу услышать это от тебя. И ради бога, не обижай меня попытками подсластить пилюлю – я уже не маленькая.
Звучит немного странно, учитывая, что Валерии всего двадцать два. Многие в ее возрасте еще даже деньги зарабатывать не в состоянии, а она уже рулит бизнесом, натаскана разбираться в финансовых схемах, причем в обе стороны. И, чего уж там, имеет опыт вправления мозгов больным придуркам типа меня.
Опыт, который и врагу не пожелаешь.
– Валерия, мы оба прекрасно понимаем, что это невозможно.
Она продолжает смотреть прямо и уверенно.
Моя маленькая сильная обезьянка, которая, наконец, отрастила острые ядовитые зубки, и в любой момент может вонзить их мне в сердце. А может уже…?
– Хватит юлить, Дим, или я плюну тебя в лицо.
– Ты на меня запала, Лори. Это же очевидно.
Валерия лишь едва заметно дергает уголком плотно сжатых губ. Не шевелится, сидит как вкопанная, не краснеет и не бледнеет. Но моя волчья натура чувствует, как в это мгновение что-то в ней обрывается. Лопается и кровоточит, предлагая травить до конца и не жалеть.
«Чтоб добрым быть, я должен быть жесток».
Пошел ты на хер, Шекспир!
– Мы оба прекрасно это чувствуем. Ты и я. Но из этого ничего не получится, Лори. Это совсем не наша история. И если ты на минуту снимешь розовые очки, то…
– Достаточно, – спокойно просит она.
Но я чувствую себя так, словно получил нефиговую отрезвляющую оплеуху, и даже немного звенит в ушах.
– Думаешь, что это решит все твои проблемы? – Она ждет, что я что-нибудь отвечу, но у меня для нее вообще ничего нет. Только железобетонное понимание, что мы не созданы друг для друга.
– Как минимум не добавит новых.
– Не я твоя проблема, Шутов.
– Только давай без нравоучений, Ван дер Виндт. Я сирота, мне мамочка не нужна, потому что у меня ее никогда не было.
– А кто тебе нужен? Сам-то хоть знаешь?
– Возможность жить без оглядки на чужие моральные принципы.
– Повторяй себе это чаще, Шутов, и возможно, однажды, ты действительно в это поверишь.
Она встает, забирает все документы, кладет в рот еще ломтик сыра и на ее лице снова появляется сияющая улыбка. О чем она? В равной степени это может быть улыбка-триумм или улыбка-пофигизм, или просто улыбка.
Я впадаю в ступор от того, что стоящая передо мной молодая, красивая, уверенная в себе женщина – полное инкогнито для меня. Минуту назад она так явно кровоточила, что я чувствовал на языке металлический вкус ее боли. Но сейчас выглядит абсолютно спокойной и даже довольной. Когда, мать его, Валерия блефовала – тогда или теперь?
– Хочешь от меня избавиться, Шутов? Отлично. Только добавь к этим цифрам еще десять процентов, потому что у меня значительно возросли запросы.
– Ты работаешь на долбаный мерч, который торгует дешевыми турецкими тряпками, набивая на них свой типа модный принт. Откуда такие запросы, Лори?
Она только усмехается и качает головой, но я снова чувствую себя слепым идиотом, который не замечает очевидного, того, что лежит прямо перед носом.
Что, блять, я упустил?
– Но у меня будет одно условие.
– Еще одно? Даже ты столько не стоишь, малыш. Может, стоит поубавить аппетиты?
– Хватит сталкерить мои соцети. Тебе очень не понравится то, что ты можешь там увидеть.
– Просто держу руку на пульсе на случай, если ты отступишься. – Я надеюсь, что моя ответная вальяжная улыбка выглядит довольно убедительной, но совсем не факт.
Валерия отходит на несколько метров, потом поворачивается, изящно убирает волосы от лица, глядя на меня огромными зелеными глазами, об который медленно, но бесповоротно крошится моя уверенность в том, что я поступаю правильно.
– Кстати, предложение очень классное, Дим. Спасибо. Я пришлю тебе номер моей помощницы, как только найду толковую девочку – по всем рабочим вопросам пиши и звони ей.
– А не по рабочим? – Вот на хуя я это спрашиваю?
– Я больше никогда не буду отвечать на твои звонки, Шутов. Такими жирными предложениями, – она небрежно помахивает веером документов, – не разбрасываются. А то вдруг ты повзрослеешь, найдешь в себе смелость посмотреть, в какое дерьмо превратилась твоя жизнь и кто тебе на самом деле нужен? Я не хочу больше рисковать своим душевным покоем. Даже ради тебя.
Она уходит, оставляя тот аромат, который я уже слышал и не раз, но на ней он сидит как влитой, как будто создан именно для нее. Для женщины, которую хочется догнать, развернуть на сто восемьдесят градусов, схватить в охапку и…
Я торможу себя так резко, что в лобной доле появляется характерная, как от удара, боль.
Так будет лучше, Шутов.
Я заглядываю в исправленный бот, пишу «Алине», что у меня как раз свободный вечер, чтобы поболтать с ней, и на этот раз она отвечает: «Как только выйду из душа». Ребята немного подправили ядро с учетом длинного списка моих пожеланий, и теперь она, по крайней мере, не пишет сопливо-ванильную херню. Хотя даже в качестве заменителя все равно и близко не способна вести такие же интеллектуально колючие беседы, как Валерия.
Но вполне может сойти за Алину. Особенно в те дни, когда она жутко на меня злилась и даже сообщения писала сквозь зубы.
Дим: Может, посмотрим кино?
Алина: Выбирай.
Я тыкаю пальцем в первый же подвернувшийся под руку постер по запросу «драма» и это какое-то американское военное кино девяностых. Не то, что я стал бы смотреть с девушкой, но коротким «годится» Алина поддерживает мой выбор.
Так будет лучше – повторяю в который раз.
Виртуальной женщине нельзя сделать больно. Она не страдает, когда ее откладывают на потом. Ей все равно, почему от тебя так странно пахнет женскими духами и на рубашке – характерный красный мазок.
