Текст книги "Соль под кожей. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)
Вадим слегка постукивает по моему лбу указательным пальцем.
– Хер ему, а не «MoneyFlow», – еще одна спокойная улыбка.
– Мне бы твою уверенность, – ворчу себе под нос, снова пытаюсь вывернуться и снова безрезультатно.
– Эту проблему я решу, Лори. Бывали в моей жизни задницы и поглубже – ничего, выплыл, еще и натолкал потом, кому следует. Это большой бизнес, детка – тут не хер даже ловить, если страшно ловить пиранью голыми руками.
– Господи, избавь меня от своих мотивирующих цитат, – закатываю глаза, хотя скорее для вида, потому что от моего раздражения не осталось и следа. – И так тошно.
– А вот тут мы подходим к вопросу, который действительно меня беспокоит – что с тобой?
– Мигрень.
– Уже слышал. Это точно? Может, к врачу?
– Ага, к тому, который избавляет от болезни путем отрубывания головы.
– Я серьезно. – Вадим даже не реагирует на мой черный юмор. – Я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
– У меня жизнь покатилась к черту под хвост, даже странно, что болит только голова, а не отвалилась печень. Так что знаешь, я в порядке хотя бы потому, что до сих пор не развалилась на части. И хватит об этом, Авдеев, раздражаешь.
Он прищуривается, медлит еще несколько секунд, но потом все-таки отступает и дает мне спрыгнуть на пол. Терпеливо ждет, пока приведу себя в порядок, а я стараюсь не отвлекаться на его отражение в зеркале.
В зал заседаний мы возвращаемся в гробовой тишине, не сказав друг другу ни слова.
Копытин, к моему огромному удивлению, сидит за столом в той же позе, в которой я его здесь и оставила. Как будто даже не шевелился и не дышал. Хотя, это никак не отменяет того факта, что пока мы отсутствовали, он легко мог настрочить своему хозяину десяток сообщений. Ну или только одно, с каким-то кодовым словом, если так у них было условлено.
К слову, если все часы мира не сговорились против нас, то мы с Вадимом отсутствовали всего шесть минут, хотя я была уверена, что нас уже начали разыскивать с собаками.
– Валерия Дмитриевна, все в порядке? – бесцветным тоном интересуется Копытин.
– Да. – Разворачиваюсь к остальным, цепляю на лицо официальную вежливую улыбку. – Прошу прощения за эту задержку, господа. Не все устрицы одинаково полезны, как оказалось, и даже элитный ресторан – не гарантия против пищевого отравления. Ни у кого случайно нет контактов санитарного инспектора?
Юристы Завольского так и сидят с каменными рожами, а помощники Вадима поддерживают шутку и втроем мы немного разряжаем обстановку. Пока Вадим не перебивает нас предложением вернуться к сделке.
Я, стараясь не привлекать внимания, внимательно слежу за реакцией Копытина, и на мгновение он выдает себя легкой ухмылкой.
Поверить не могу, что Вам даст им себя поиметь.
Но он даже бровью не ведет, подписывая все три экземпляра.
А у меня, как нарочно, перестает работать ручка. Это, блин, тоже знак? Или я просто цепляюсь за последний шанс уберечь Вадима от дерьма, под которым он добровольно подписался?
– Валерия Дмитриевна, прошу. – Копытин сует свою ручку – какой-то пафосный «Паркер», настолько громоздкий, что его тяжело удержать в пальцах.
Бросаю последний взгляд на Вадима.
Он спокоен как удав. Уже что-то скролит в телефоне, как будто все происходящее для него давно зафиналилось.
Подписываю все документы.
Мы обмениваемся рукопожатиями, и в тот момент, когда пальцы Вадима сжимают мою ладонь, я чувствую тупую боль внизу живота.
Черт.
Если бы я не была травоядным трицератопсом, всего этого могло бы и не случиться.
Глава двадцать четвертая: Данте
Глава двадцать четвертая: Данте
Прошлое
– Так как, ты говоришь, тебя зовут? – Пытаюсь всмотреться в лицо моей собеседницы, которое странно переливается в свете клубных огней, становясь то кислотно-желтым, то темно-синим, словно у призрака.
– Что?! – Она, стараясь перекричать грохот музыки, наклоняется ко мне через весь стол, даже не замечая, что ее рыжие патлы угодили прямиком в закуски из морепродуктов, выложенные на огромном блюде в виде перламутровой ракушки.
Ну и хрен с ним, я все равно не собирался жрать эту дрянь, только оплатил заказ этой тёлки – самое меньшее, что нужно сделать, чтобы обеспечить себе халявный минет.
– Имя! – кричу ей в ухо.
– Гела! Мама говорила, что это в честь героини какой-то книги, но я не запомнила, какой!
«Мастер и Маргарита», – мысленно отмечаю я, но вслух говорю, что это героиня точно не была такой красивой, как она. Тёлки почему-то всегда клюют на подобную банальщину. Ну серьезно – на моей памяти не было ни одной, кто врезала бы мне по роже за попытку склеить ее фразочками из типового набора пикапера. Я знаю только одну девушку, которая может с легкостью сопротивляться моим попыткам манипулировать ее эго, но после той совместной вылазки в супермаркет мы больше ни разу не сталкивались нос к носу. Хотя прошла уже почти неделя и через два дня нам пора паковать чемоданы домой. Но я никак не предполагал, что отпуск, на который я сначала воообще не возлагал никах надежд, а потом посчитал его чуть ли не манной небесной, в итоге превратиться в еще один повод для бегства от прошлого.
– Красивое имя! – вспоминаю о своей спутнице только потому, что она делает не слишком удачную попытку меня поцеловать. Здесь такое сплошь и рядом, как будто каждая приехавшая на тропические острова женщина, заодно решила осуществить и парочку сексуальных фантазий.
– Ты тоже ничего, – уже заметно заплетающимся языком говорит она и снова обнимает меня за шею.
На этот раз не сопротивляюсь, терплю, пока она впихнет свой пьяный язык мне в рот и начнет елозить по зубам, как будто проверят, все ли на месте. Потом морщится, когда понимает, что что-то не так. Отодвигается, пальцами, словно я какая-то экзотическая игрушка, разжимает мне челюсти.
– Скобки? Серьезно? – У нее такое выражение лица, как будто она нашла у меня во рту змеиный язык. – Ты, блять, носишь скобки? Сколько тебе лет?
– Хочешь прижать меня к своей трепетной груди, мамочка? – издевательски спрашиваю я, одновременно наклоняясь вперед, чтобы еще раз заглянуть в ее почти ничего не скрывающее декольте.
Точнее, это какой-то топ, хотя даже на этот предмет женского гардероба лоскуток на ее рвущихся в бой сиськах тянет с натяжкой. С таким же успехом прости_господи_Гела могла бы нацепить на себя носовой платок – вряд ли он открыл бы больше, чем несуразный огрызок в разноцветных пайетках.
– Это, блин, стремно, – морщится Гела. Целовать меня она явно раздумала, и даже демонстративно отодвинулась подальше на стуле. – Прости, но у меня… типа, знаешь, детская травма. Был один мальчик еще в школе, он меня как-то в подсобку затащил и хотел изнасиловать, и представляешь – у него во рту было такое же дерьмо.
В то, что не она хотела кого-то поиметь, а наоборот, верится с трудом. Но Гелу уже не остановить – ее буквально несет подробностями тех «трагических событий». Ей-богу, лучше бы и дальше пыталась трахнуть меня языком – это было хотя бы не так противно, как понос, который фонтанирует из ее детской травмы.
Хорошо, что ей явно достаточно моего номинального присутствия и редких сочувствующих кивков. Между делом осматриваю зал, прикидывая, «голоден» ли я настолько, чтобы подцепить другую тёлку или сегодня можно ограничится только коктейлем.
В пестрой толпе кого только нет. Девочку можно выбрать, как говорится, на любой вкус и кошелек. Большинство из них брюнетки – сейчас можно быть сучкой с длинными черными патлами, отутюженными до состояния зеркальной гладкости. До Алины, я не обращал на них внимания, но потом и до сих пор, даже когда передо мной десять голов с аналогичной прической, я все равно обращаю на них внимание. Но сейчас меня куда больше привлекает мелькающая в толпе белокурая голова. Приподнимаюсь на стуле, чтобы перевеситься через верхотуру, на которой мы с Гелой занимаем самые смотровые места прямиком на дрыгающуюся толпу. Белокурая голова движется в сторону стойки.
Я узнаю ее сразу.
Отсюда, сверху, отлично видны татуировки на ее голых плечах, хотя в разноцветных пятнах неона ее ощерившая пасть самурайка выглядит еще более зловеще.
Лори, блять.
Я буквально сюда чую ее особенный запах, хотя готов поспорить, что с тех пор как мы приехали на тропический курорт, Валерия ни разу даже не потянулась к любимому флакончику, которому не изменяет уже несколько лет. Хотя точно взяла его с собой. Я слишком хорошо ее знаю, даже до вот таких мелочей. Мог бы даже поспорить на деньги, что процентов на восемьдесят угадаю содержимое ее дорожной косметички – ее любимый, дешевый и пахнущих как мазь «Звездочка» бальзам для губ, расческа от известного бренда, пачка сухих и пачка влажных салфеток, упаковка таблеток от головы, жвачка со вкусом «БаблГам» и пара заколок для волос – самых обычных, купленных еще в те времена, когда по земле ходили динозавры.
«Ты зациклен на этой девочке, Шутов», – прищелкивает языком мой внутренний голос. А другой, его брат-близнец, грозит пальцем: «Старик, завязывал бы ты с этим, пока еще кто-то не пострадал».
– Увидел кого-то знакомого? – Гела буквально повисает на моей спине, пытаясь рассмотреть в толпе предмет моего интереса.
Наверное, лучше не говорить ей, что это бесполезно.
– Клевые татуировки, – кричит мне на ухо, каким-то дьяволским чутьем понимая, на кого я так долго пялюсь.
Хотя, Лори выделяется из толпы – и цветом своих волос, и почти приличным видом. Хотя насчет приличного вида я явно погорячился: она забирает коктейль (синий, с ее любимым «Блю Кюрасао»), поворачивается лицом в зал и я только теперь замечаю, что то, что я с какого-то перепугу принял за платье-рубашку, на самом деле – топ, едва прикрывающий ее грудь. Это просто пиздец как неприлично – с таким охуенным мускулистым животом носить такой короткий верх. И то, что внизу у нее относительно длинная шелковая юбка (хотя, она так облепила ее задницу, что это тоже тянет на «18+»), никак не делает наряд Лори… сдержанным. Добрая половина девок на этом танцполе может вообще на хрен раздеться догола, но они все равно не будут даже на треть такими горячими, как Валерия.
Сколько, блять, времени прошло? Три года? Неужели это ее я подобрал на том пустом пляже?
Чур меня.
Мотаю головой, разворачиваюсь, хватаю Гелу и резко впиваюсь ей в губы. Надо просто переключиться, заставить кровь прилить к члену и не думать о том, что мы с Лори заперты в одних стенах. Не пытаться представить, что может случиться, если я спущусь в зал.
Просто не думать.
Губы у Гелы на вкус как грязь. Наверное. Могу предполагать. Мне нужно приложить усилия, чтобы отвязаться от ее рвения, с которым Гела накидывает руки мне на шею и всасывает в себя буквально как ёбаный пылесос. Но когда, наконец, отделываюсь от нее, она вопросительно выпучивает глаза, как будто тот факт, что я до сих пор не сую в нее член, чрезвычайно ее оскорбляет.
– Прости, я, видимо, перебрал, – говорю первое, что приходит в голову.
– Ты издеваешься? – Она сует мне под нос мой же стакан с разведенным минеральной водой ананасовым соком. – Я тебе не нравлюсь? Или ты… не по девочкам?
– Я сто процентов по девочкам.
– Тогда в чем твоя проблема? – Сует руку в сумочку, которая странным образом до сих пор болтается у нее на плече, вынимает пару презервативов. – Я без претензий, просто хочу потрахаться.
«Я тоже хочу потрахаться, но не с тобой», – чуть было не говорю вслух, но успеваю сообразить, что за такое меня вполне справедливо могут прикончить точным ударом каблука прямо в лоб. Поэтому говорю что-то о плохом самочувствии, изображаю рвотный позыв и тупо сбегаю в туалет.
Закрываюсь изнутри, перевожу дух, пытаясь заодно понять, упал ли я уже ниже плинтуса или дно еще не пробито. Реально сбежал как школьница от старшеклассника. И в отражении на меня смотрит чья-то бледная рожа с впалыми щеками и синяками под глазами словно от перепоя.
Лори еще в зале? Уже присмотрела себе парочку потенциальных кандидатур? Интересно, она когда-нибудь уже трахалась вот так – просто с первым встречным? Поверить не могу, что однажды я буквально требовал от нее пойти в клуб, снять мужика, трахнуть его и прислать мне фото– и видео– доказательства. Так однажды я исцелил собственные душевные раны, превратив секс в бездуховный механический процесс, и надеялся точно так же исцелить свою Лори.
– Шутов, ты идиот, – говорю своему кривому отражению в зеркале, а потом, не вполне соображая, что делаю, снова заваливаюсь в зал.
Но на этот раз – на танцпол. Выискиваю то место, где была Лори, но ее там уже нет.
Шарю взглядом по танцующей толпе, но это и близко не то же самое, что смотреть на эти дрыгающиеся тела сверху. Здесь, внутри нее, искать Лори даже с ее белокурыми волосами и напрочь лишенными загара плечами все равно, что искать иголку в стоге сена. Но я все равно пытаюсь – пару раз прохожу сквозь толпу, даже иногда хватаю за руки похожих на нее девушек, но это – и близко не Валерия. Может, у меня уже тупо едет крыша, но я даже запах ее не чувствую.
Бесполезно – Лори здесь нет.
Я вываливаюсь наружу, в надежде глотнуть немного свежего воздуха после отравленных выхлопами чужих легких стен клуба, и столбенею, потому что именно здесь натыкаюсь на Валерию. Точнее, успеваю увидеть ее ровно в тот последний момент, когда она садиться в машину к какому-то пиздёнышу. Я еще могу успеть их притормозить – достаточно просто выскочить на дорогу, прямо под колеса его внедорожника. И я даже хочу это сделать, но ноги словно примерзли к асфальту.
– Ну и вали на встречу счастью! – беспомощно ору вслед безобразно пылящей тачке.
Мне по хуй.
Пусть живет как хочет.
Лори – просто мой маленький ручной зверек, о котором я всегда доподлинно знал две вещи – наступит день, когда она отрастит назад вырванные зубы, и однажды мне придется отпустить ее в мир, где она найдет подходящего мужика. Может, не такого обеспеченного как я, может даже уродливого и с щелью между зубами, но он, блять, точно никогда не заставит ее плакать, а тем более – взбираться на подоконник от безысходности.
Улица уже давно опустела, утихло эхо ревущего двигателя, но я продолжаю стоять ровно на том же месте, где и несколько минут назад. Мне уже почти… все равно. Но почему-то снова болит в груди.
– Я люблю тебя, Лори, – произношу как заклинание исцеления, но становится только хуже.
Глава двадцать пятая: Лори
Глава двадцать пятая: Лори
Настоящее
– Лера, я знаю, что у тебя куча своих проблем… – Марина в трубке снова громко всхлипывает.
– Что случилось?
Я уже жалею, что взяла трубку. Несколько дней просто игнорировала все ее сообщения, потом пропустила пару звонков и чтобы это не выглядело совсем отвратительно, написала, что у меня куча работы, но я выйду на связь как только смогу оторвать нос от горы документов, в которых копаюсь как вошь в навозе. Но, конечно, не перезвонила.
После того, как Вадим ясно дал понять, что не собирается отказываться от идеи сделать меня своей любовницей, я не придумала ничего оригинальнее, чем просто постепенно подвести Марину к мысли, что я не заинтересована в продолжении нашей дружбы. Так бывает, когда люди, пытающиеся вернуть прошлое, вдруг понимают, что эта идея «откликается» только кому-то одному. И со временем, усилий второй стороны становится просто недостаточно, чтобы сохранить общение или хотя бы поддерживать видимость контакта. Я не верю в то, что люди могут оставаться лучшими друзьями, общаясь раз в год. Хотя, в этом вопросе я точно не мерило, потому что уже давно не верю ни в нормальные отношения, ни в дружбу. Я вообще ни во что не верю, только в собственные силы и жгучее желание мести.
Хотя, после того, как Завольский-старший обвел меня вокруг пальца, даже в это уже верится с трудом.
– Марина? – напоминаю о том, что мы все еще на прямой линии, а она просто продолжает реветь. – Ты где? Тебя кто-то обидел?
Пять минут назад она прислал мне короткое сообщение орущими заглавными буквами: «МНЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ!!!» И мой палец автоматически нажал на кнопку вызова, потому что в голове уже начали проносится сценарии – один другого ужаснее. Но в особенности тот, в котором старый боров каким-то образом разнюхал о существовании Марины и, в назидание мне, решил разделаться с ней так же показательно, как и с Региной. Как бы безумно это не звучало, но после того случая я перестала думать, что для этого монстра существуют хоть какие-то моральные преграды. Он и со мной-то до сих пор не разделался только потому, что ему нужен обслуживающий персонал для схемы. Но как только он найдет подходящую замену – а работа в этом направлении идет уже полным ходом, можно не сомневаться – моя собственная жизнь уже не будет стоить ровным счетом ничего. Но так же верно и то, что как только я попытаюсь сбежать – меня тоже попытаются «убрать по-тихому», потому что я слишком много знаю. Потому что «шестерок» вроде меня нельзя отпускать «просто так». И я все это знала, когда собиралась ввязаться в большую игру, так что винить мне некого.
Но бежать я не собираюсь. До тех пор, пока я нужна Завольскому живой, у меня есть время попытаться сделать финт ушами и еще раз развернуть ситуацию в свою пользу.
– Я в больнице, – почему-то шепотом говорит Марина.
– Ты в порядке?! – Я не осознаю, что кричу, но в кабинет тут же влетает моя испуганная секретарша. Жестом даю понять, чтобы держала наготове блокнот для записей. – Марина, блин, не молчи!
– Я не могу! – тоже повышает голос Марина, хотя это больше похоже на истерику. – Я приехала на аборт, но я просто… не могу! Даже в кабинет зайти не могу.
Аборт.
Одно единственное слово, но оно отправляет меня в нокаут. Хватает сил только спровадить секретаршу, а потом завалиться в кресло, чувствуя себя так, будто мягкая спинка – единственная в мире опора, которая не дает мне безобразно развалиться на части.
– Аборт? – говорю онемевшими губами. – Ты беременна?
Ее дочке нет и двух, и уже вторая беременность? Нет, я знаю массу примеров, когда рожают погодков или даже трех детей по разу в год. Но это либо каки-то отбитые неблагополучные семьи, где тупо плевать и нет денег ни на презервативы, ни на нормальное обследование, либо нормальные семьи, где все оформлено документально. Марина так ни разу и не назвала Вадима как-то кроме «папа Стаси» (хотя пару раз она использовала странную формулировку «наш папа»). А сам Вадим клялся, что между ними ничего нет.
«Очнись, Валерия! – орет и матерится мой внутренний голос. – С каких это пор ты начала снова верить мужикам?!»
– У меня задержка, – почему-то извиняющимся тоном бормочет она. – Я сделала несколько тестов и они…Я не уверена точно.
Шесть недель. Кручу в голове эту цифру. Не уверена, что правильно считаю, но, кажется, это примерно совпадает по времени с тем вечером, когда я собственными глазами видела, как Вадим поднялся к ней в квартиру и не вышел оттуда. Нет, конечно, я не настолько полный наивняк, чтобы думать, что именно в ту злосчастную ночь они заделали еще одного ребенка, но это – еще одно свидетельство тому, что между ними есть отношения. Абсолютно реальные, а не «странные», как бы сильно я не искала этому подтверждения.
Шесть недель беременности – это ОГРОМНОЕ доказательство против всех попыток Авдеева обставить все так, будто между ними действительно был только разовый секс.
«Ага, разочек, чисто по-пьяни, чтобы поддержать, – едко обращаюсь к его призрачному, стоящему перед глазами образу. И, оттолкнувшись ногой, разворачиваюсь кресло к окну. По крайней мере, там более правдоподобный пейзаж, чем «самые честные в мире Авдеевские глаза».
– Аборт делать ведь совсем не обязательно, – говорю все теми же онемевшими губами. И собственный голос тоже звучит как-то механически.
Если бы я была не заинтересованной стороной, то в первую очередь спросила бы, что обо всем этом думает отец ребенка, исходит ли просьба об аборте от него или это ее личная инициатива, и вообще – знает ли он о привалившем счастье.
Но я ничего не хочу знать!
Мне не интересны подробности их отношений!
Я хочу чтобы… и Марина, и Вадим исчезли из моей жизни. Пусть живут долго и счастливо где-то там, где яркая радость их семейной жизни не будет ослеплять моих демонов.
– Ты можешь приехать? – просит Марина. – Пожалуйста. Я осталась совсем одна. Мне… Боже, Лера, у меня больше совсем никого нет. Я просто… как будто в вакууме. Это… какое-то… полностью безвыходное…
– В какой ты больнице? – перебиваю я, намеренно не давая ей закончить. Передергивает от воспоминаний об Алине, бывшей девушки Шутова. Мысль о том, что я, хоть и очень косвенно, могла быть к этому причастна, до сих пор отравленное занозой торит где-то в той области моей души, где сохранился маленький островок ничем не замаранной совести.
Она называет адрес одной из лучших женских клиник. Той, в которой уже который год стоит на учете Илона – жена Наратова. С этой клиникой у меня тоже связана парочка «приятных воспоминаний».
– Там есть кафетерий, иди туда и жди меня там, – говорю приказным тоном. – У них вкусные синабоны с кремом на кокосовых сливках. Заказывают из лучшей кондитерской. Даже в твоих «мишленовских звездах» нет таких пальцеоблизывательных десертов. Чтобы к моему приезду сожрала три штуки, поняла?
– Лерка, боже, я тебя обожаю, – сквозь слезы смеется Марина.
Я быстро кладу трубку и убираюсь из офиса, на этот раз без намека на то, что у меня есть веская, исключительно рабочая причина покинуть кабинет за два часа до конца рабочего дня. Какая уже нафиг разница, если Завольский и так может устроить мне моментальное увольнение когда угодно и за что угодно?
Выруливаю на главную дорогу, оттуда – поворотами и дворами, чтобы срезать путь до клиники. Нарочно делаю погромче своих любимых брутальных финов, чтобы заглушить мысли в голове, но они все равно перекрикивают даже задорно ревущие рокерские глотки.
Марина беременна. Учитывая прошлое, в котором она сама созналась, какова вероятность, что отец ее ребенка – не Вадим? Что она вообще не в курсе, от кого забеременела? Я мысленно бью себя по рукам за такие мысли. Для некоторых у меня самой тоже «пикантное прошлое», а наличие в анамнезе десятка любовников для Дам выхолощенной морали, вообще равносильно клейму «проститутка». Знавала я парочку прилежных жен одного мужа, которые плевали ядом буквально в каждую счастливую женщину, потому что до усрачки хотели хотя бы на денек оказаться на их месте.
Прошлое – это только прошлое. Оно определяет нас ровно до тех пор, пока мы сами то и дело на него оглядываемся. Оно держит таких как я – тех, кому было что терять, кто пошел в будущее имея за плечами только сомнительные перспективы выживания. А Марина просто оставила все позади и пытается строить новую жизнь, так какая к черту разница, что на определенном этапе жизненного пути ей приходилось зарабатывать на жизнь эскортом? Или порядочные люди типа Угорича, Наратова и моего драгоценного муженька – лучше нее? В отличие от Марины, за каждым из них тянется кровавый след, хотя фасад у этих «приличных мужей и отцов семейства» блестит, как новая монета.
Я сворачиваю идею с угадайкой, напоминая себе, что я просто подруга, в которой она нуждается и этого достаточно, чтобы быть рядом, если это убережет Марину от глупостей.
Когда заглядываю в кафетерий, она сидит за столиком в компании подноса с синнабонами и чашкой чая. Сажусь за стол и отмечаю, что она только немного откусила от одного, а два других в нетронутом виде. Сразу сую в рот тот, что на моей половине стола и энергично жую. Странно: я не преувеличивала, когда нахваливала их знаменитый вкус – за этими синнабонами некоторые любительницы едут через весь город. Я сама была такой, пока не сбила оскомину. Но сейчас они на вкус как бумага, хотя я уверена, что со сдобой все в порядке, и эта вкусовая импотенция – очередная выходка моего организма, который в последнее время буквально сходит с ума. Но теперь я хотя бы перестала блевать по каждому поводу – и то хлеб.
– Если бы не твой кислый вид, – в шутку окидываю Марину недовольным взглядом, – так и знай – получила бы обещанный подзатыльник.
– Прости, мне правда кусок в горло не лезет, – виновато улыбается она, хорошо знакомым мне жестом нервно одергивая челку, как будто пытается за ней спрятаться. – Спасибо, что приехала, Лер. Я не специально, клянусь. Просто запаниковала.
– У меня и в мыслях ничего такого не было. – Чтобы понять, что она говорит правду, достаточно взглянуть на ее дрожащие пальцы. – Ты уже была у врача? Наверное, нужно сделать какие-то еще тесты, чтобы знать наверняка?
Вспоминаю разговор моих «правильных» подружек, которые обсуждали надежность экспресс-тестов. Фраза: «Если есть хотя бы один положительный тест – значит, беременность есть», почему-то намертво отложилась в моей памяти, хотя каждый день своей непонятной жизни я все больше убеждаюсь в том, что родилась быть чайлдфри.
Марина сказала, что сделала несколько тестов, но не все они были положительными. Значит, какие-то точно были? Или она сказала как-то по-другому?
«Хватит цепляться за сломанные соломинки, наивная ты дура! – зло орет мой рассерженный внутренний голос. – Это ничего не изменит для тебя и Вадима!»
– У меня вот. – Марина протягивает заполненную ее аккуратным почерком временную медицинскую карту. – Мне назначили. Нужно сдать кровь.
Я ни черта не понимаю во всех этих беременных делах, но вижу, что Марина дрожит как осиновый лист. Как будто залететь второй раз от того мужика, с которым у них уже есть общий ребенок – это смертельный грех. Так, блин, случается, если люди регулярно оказываются в одной постели и трахаются без защиты. Им не по десять лет, наверняка должны были обсуждать и такой вариант развития событий.
– Пойдем, – я встаю, решительно беру ее за руку и тяну в первый же попавшийся коридор. Просто не могу сидеть на одном месте.
Прикидываюсь дурочкой и чтобы заговорить ей зубы, пока пытаюсь с нужным номером, говорю о том, что пальцы в наше время колоть уже совсем не страшно. Марина говорит, что в прошлый раз у нее брали из вены, так что я мычу и повторяю, что все это в любом случае не смертельно, а ей, прошедшей закалку родами, уже просто смешно бояться таких вещей.
Жду ее под кабинетом минут десять, разглядывая время от времени проходящих мимо меня пузатых женщин. Некоторые совсем молоденькие, как будто не больше двадцати лет, но есть и очень зрелые, явно хорошо за тридцать или даже за сорок. Некоторые пришли с мужчинами – у бедолаг в основном такой затравленный взгляд, что хочется подойти и отвесить парочку отрезвляющих подзатыльников. Почему, блин, в нашем обществе принято сваливать все тревоги этих девяти месяцев исключительно на женскую голову? А мужчина как будто в процессе вообще не участвовал.
– Вот, – Марина протягивает палец с ваткой, и снова виновато улыбается. – Прости, что заставила тебя пройти через все это.
– Ты уже обрадовала будущего дважды отца?
Она мотает головой и сбивчиво бормочет, что сначала хотела окончательно убедиться.
– И… когда результат?
– Мне сказали подойти через час.
– Значит, пойдем в кафетерий – есть кофе и пить синабоны.
Я намеренно делаю эту ошибку, чтобы Марина хотя бы немного улыбнулась. Смотреть на ее скисшее лицо уже просто невыносимо.
Усаживаю ее подальше от того места, где чаще всего ходят люди, заказываю кофе себе и сок для нее, и синабоны – два чтобы съесть здесь и ассорти в коробке с собой для Марины. Пытаюсь отвлечь разговором, хватаясь буквально за любую тему – о погоде, о новой коллекции одного модного бренда, известного на весь мир своими «мегастранными» модными шмотками. Марина потихоньку подключается, но все время поглядывает на часы.
Я даже сразу поверить не могу, что прошло уже больше часа, когда она вдруг спохватывается и говорит, что нужно идти за результатом. Просто киваю и спрашиваю, нужна ли рядом, на что Марина уже почти спокойным голосом говорит, что мне совсем не обязательно водить ее за руку как маленькую.
Пока ее нет, перебираю в голове возможные варианты развития событий, но мысли все время скатываются в тот наш последний с Вадимом разговор, когда он с каменным лицом несколько раз повторил, что между ним и Мариной ничего нет, что они оказались в одной постели только раз и с тех пор он просто пытается быть хорошим отцом своей дочери. Сейчас даже кажется, что он говорил все это с нарочитой издевкой. Как будто прощупывал границы моей легковерности.
Двое общих детей, да, Авдеев? И оба раза, конечно, это как-то так случайно получилось, почти без твоего участия, просто потому, что Марина очень фертильная женщина, а твоя сперма умеет передаваться от человека к человеку бесконтактным путем, чисто по воздуху.
От накопившейся внутри обиды снова подташнивает. Это нервы. Я читала, что так бывает, когда жизнь начинает брыкаться и усердно старается выбить человека из седла.
– Ну как? – спрашиваю я, когда Марина снова возникает передо мной.
Так быстро? Я надеялась, что у меня в запасе будет больше времени, чтобы подготовить соответствующую морду-кирпичом, когда она сообщит об очередном «залете».
– Все в порядке. – Она выглядит растерянной, я бы даже сказала – огорченной.
– А поточнее?
– Я не беременна. – Марина протягивает листок, на котором размашистым и неаккуратным почерком нацарапаны какие-то цифры и слова. Даже не буду пытаться прочесть эту морзянку. – Но есть небольшое воспаление. Мне назначили анализы. Ничего страшного, кажется, но это лучше сделать пораньше.
Я даже не знаю, как мне реагировать на все это. Когда несколько часов назад Марина позвонила и рыдала в трубку, что ей придется делать аборт и это звучало как трагедия всей ее жизни. А теперь она как будто даже расстроена из-за того, что беременность не подтвердилась. Но, может, так обычно и происходит? Сначала задержка и паника, а потом, когда воображение уже начало рисовать картины будущего и оно оказалось не таким уж плохим, отсутствие беременности больше не кажется трагедией?
– Прости, наверное, я выгляжу полной дурой, – как будто читает мои мысли Марина и натянуто улыбается, изображая оптимизм. – Пока ждала анализы… знаешь… подумала, что наверное, нет ничего плохого в том, что у нас может быть еще один ребенок. Это могло бы… как-то нас сблизить.
Я держу при себе справедливое, но едкое замечание о том, что мысль о детях, как о «скрепках» для семьи – это самое большое заблуждение человечества со времен теории о плоской земле. Может быть, для такого примерного отца как Вадим, наличие второго ребенка как раз и станет той последней каплей, после которой он решить перевести их отношения в официальную форму. А то сказал, что все семьи должны начинаться с безумной страсти в глазах? Уж точно не с разового перепихона в общественной душевой.
