Текст книги "Огонь для Проклятого (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Глава седьмая: Хёдд
Наверное, я слишком пристально его рассматриваю, потому что Турин усмехается и качает головой.
– Прости, если напугал, сестренка, я и сам от своей рожи сбежал бы, кабы мог. Зато дворовые псы хвосты поджимают и подвывают вслед‚ ни один за зад хватануть не решается.
– Нет-нет, – улыбаюсь ему со всей искренностью. – Ты же знаешь, что навсегда останешься для меня тем самым Турином, самым сильным и самым красивым. А морщины – их боятся лишь глупые девчонки.
Я и правда соскучилась по нему. Турин – мой двоюродный брат. Он старше меня почти вдвое и после смерти родителей стал моим наставником и защитником. Если бы не он – у меня бы никогда не хватило сил собрать себя в кучу и занять место, причитающееся мне по праву рождения. Много раз пыталась отказаться от свалившейся на мои плечи ответственности в его пользу. Но Турин лишь качал головой и ухмылялся, помогая мне подняться или вытирая скупые слезы.
«Твои родители верили в тебя, – говорил он, – так поверь в себя и ты».
– Ну, в силе я еще любому молокососу фору дам, – рокочет брат.
Его борода топорщится, ловя в плен неосторожные снежинки.
– Так чего ты привез? – спрашиваю почти с тем же интересом, с каким ребенок заглядывает в руки пришедших с ярмарки родителей.
– О-о-о-о, – сощурившись, тянет Турин. – Дюжину бочек самого лучшего медового эля. Этим летом боги даровали нам много солнца, урожай был добрый. А таких пчел, как у меня, нет ни у кого на Севере.
– Помню-помню, – не могу не уколоть его, – говорят, на зиму ты их в собственной постели хранишь, поближе к теплу, чтобы ни одна пчелка не померзла.
– А что в этом такого? – удивляется брат. – Хорошие пчелы – всё лучше скверной бабы.
Уже год как у Турина нет жены – свою предыдущую он выгнал из дому в одной исподней рубахе, босую и голосящую во все горло, что она ни в чем не виновата. Подробности мне не известны, но брат говорит, что застал ее с одним из своих воинов. Тому, к слову, он сразу проломил череп. Так что жене еще повезло, что ушла живой. Правда, ее родственникам пришлось выплатить ему изрядные отступные за столь неподобающее поведение собственной дочери. И с тех пор Турин наотрез отказался жениться вновь, благо двоих сыновей ему непутная жена все же успела подарить.
– Ты надолго? Где остановился?
– Только на время ярмарки, потом сразу уеду. Сама знаешь, времена нынче нелегкие.
При последних словах его лицо мрачнеет, черты лица заостряются, а морщины, хоть, казалось бы, куда больше, становятся еще глубже. Не помню, чтобы в его глазах была такая усталость, будто на своих плечах он постоянно носит невыносимо тяжелую ношу. Даже сейчас, стоя передо мной – большой, сильный, уверенный в себе воин, который прошел не один десяток сражений, которого уважают не только его люди, но и другие ярлы.
Беру его руку в свою. Жесткая, точно кора дерева, кожа настоящего воина.
– Мы справимся, – говорю, глядя ему в глаза.
Через долгое мгновение он все же кивает, в глазах снова появляется тепло.
Клан Турина – один из многих, кто встретил вторжение завоевателей и не выстоял. И не из-за трусости – из-за неравных сил. Топором и мечом сложно биться с теми, кто поливает тебя с небес смертоносным пламенем.
– Справимся, – соглашается брат.
Перед свадьбой с Келом мне стоило немалых усилий объяснить Турину, что брак с иноземным захватчиком может принести нашему народу хоть небольшой глоток спокойствия. И шла я под венец именно с такими мыслями, это уже потом, много позже…
Невольно вздыхаю, ненароком позволив всплыть на поверхность сознания горьким воспоминаниям.
– Ты все еще любишь его? – спрашивает брат.
От него ничего не скрыть. Он всегда читал меня, как открытую книгу.
Киваю, не решаясь поднять на него взгляд.
– До сих пор вижу его во сне. – Мне стыдно это говорить. Женщине моего положения и статуса негоже даже думать о таком, не то что произносить вслух. Я – жена своего мужа. Нового мужа. И ради своего народа должна быть ему верна. Даже в мыслях. Особенно в мыслях. Но… к горлу подкатывает холодный ком. Возможно, мне действительно стоит выговориться – вполголоса, в полумгле наступающей ночи, когда рядом никого, кроме моего единственного ближайшего родственника. Кроме брата, которому доверяю больше, чем самой себе. Если не рассказать ему – больше просто некому. В пределах Большого Дома есть и халларны. Официально они охраняют меня в отсутствии моего мужа. По факту – внимательно смотрят и слушают, впитывая в себя всю доступную информацию и почти не вмешиваясь в наши внутренние дела. Они не шпионы – нет. Скорее, меньшее зло, с которым приходится мириться.
Тяжелые руки ложатся мне на плечи, несильно сжимаются, потом встряхивают.
– Посмотри на меня, Хёдд.
Послушно смотрю ему в лицо.
– Ты знаешь, как я относился к этому чернокнижнику.
Киваю.
– Знаешь, как я отношусь ко всем им, пришедшим с Юга.
Снова киваю.
Среди северян вряд ли найти хоть одного человека, который бы приветствовал появление у своих границ непобедимой Имперской армии. Но есть те, кто, как я, старается найти способы к нашему сосуществованию, даже если со стороны эти попытки иногда выглядят трусостью и проявлением слабости. А есть те, кто продолжает бороться с оружием в руках. И Турин как раз из последних. Он никогда не говорил мне, что думает о моем замужестве с Келом. Но мне и не нужны были его слова, чтобы все понять. Достаточно было его взгляда, каким он смотрел на заклинателя Костей, а потом смотрел на меня. Признаться, в тот момент я подумала, что он проклял меня и отрекся от нашего родства.
Возможно, так оно и было.
– Но даже я хотел бы, чтобы этот сморчок был жив. Знаешь, почему? – спрашивает Турин.
Молчу, ожидая ответ.
– Чтобы не видеть слезы в твоих глазах. Потому что помню, как ты расцвела рядом с… с ним. – Его голос немного сбивается, становится глуше – и мне невероятно сложно сдержать подступающие слезы. От воспоминаний о Келе, от осознания боли, какую до сих пор причиняю брату, став в его глазах предательницей, отдавшей себя чужаку-захватчику. У меня был выбор – я могла выйти в море и никогда не вернуться обратно. Но что тогда? Халларны все равно бы оставили в Лесной Гавани своего представителя, только с гораздо более жесткими полномочиями. Оставаясь на своем месте, я могу хотя бы попытаться облегчить жизнь своих людей.
Впрочем, звучит все равно как слабость. Север никогда ни перед кем не склонял колени. А теперь… теперь мы в положении покоренной колонии, пусть и с некоторыми послаблениями, полученными в результате какого-то странного происшествия в Красном шипе, о котором какие только небылицы уже ни ходят. В результате того самого происшествия, в котором и погиб Кел’исс.
Мне ведь даже место его погребения не известно. Или место гибели. Я ничего не знаю о его судьбе. Только то, что он погиб.
– Спасибо за все, – говорю, вытирая все же пролившиеся слезы.
– За что? – не понимает брат. – Мои слова вовсе не означают, что я не хотел бы самолично проломить голову твоему чернокнижнику. Жаль, что эта удача досталась кому-то другому.
В шутку бью его кулаком в грудь.
– Кстати, а где твой новый муж?
Немного медлю с ответом. Сама не знаю, почему. На самой периферии сознания мелькает глупый вопрос: зачем ему это знать?
Брат вздевает руки к небесам, в притворном отчаянии роняет их вниз.
– Ты о чем думаешь, женщина? Поверь, если бы я пришел за его жизнью, то сделал бы это тихо. Так, что ты и ухом бы не повела.
– Прости-прости, – тороплюсь извиниться. – Немного устала за день. Его нет, улетел по какому-то поручению. Вернется завтра.
Брат усмехается, степенно поглаживает бороду пятерней. А ведь в его бороде так много серебряных нитей, да и виски тоже серебрятся сединой. Что-то с ним случилось. Он будто несколько лет успел прожить, а для меня минуло всего несколько месяцев. Но только собираюсь пригласить его в Большой Дом на чашу горячего вина и расспросить о делах, как он опережает меня вопросом.
– А теперь, если ты передумала устраивать потоп, – Турин осторожно вытирает последние следы моих слез, – покажи-ка мне своего сына! Будь я проклят, если не хочу увидеть наследника великого рода! Как назвала его?
– Хельми, – говорю, почему-то сильно смутившись.
– Хельми Хольмберг, – повторяет он за мной. – Звучит! – сквозь бороду лыбится брат. – Давай, веди.
Я непроизвольно громко шмыгаю носом, отбрасывая остатки грустных мыслей, глубоко вздыхаю – и мы идем в тепло Большого Дома.
Глава восьмая: Хёдд
Большой Дом – крепость, возведенная три сотни лет назад моим древним предком. Это не каменный замок, подобный Красному шипу, вросшему в плоть негостеприимных гор. Большой Дом – плоть от плоти продолжение тех самых вековечных лесов, под сенью которых некогда был заложен его фундамент. Большой, в два этажа, раскинувшийся в самой высокой точке подле Лесной Гавани, обнесенный тремя кругами высокого частокола, внутри которых расположены всевозможные хозяйственные и жилые постройки. Еще дальше, за третьим кольцом частокола, начинаются первые деревни, которые кое-где слились в одно большое скопление домов и улиц.
Большой Дом никто и никогда не мог взять штурмом или измором. Во время опасности все жители из окрестных деревень тут же укрывались за спасительным частоколом, из-за которого на нападающих летели тучи стрел, тяжелый камней, а также лились потоки кипящей смолы. Так было до тех пор, пока не пришел неприятель, оседлавший сам воздух.
Сейчас, когда Север и Империя халларнов находятся в положении шаткого перемирия, Большой Дом почти избавился от обуглившихся черных пятен на своих стенах – на тех самых стенах, которые не потревожили столетия дождей и ветров, на тех самых стенах, которые не смогли поджечь горящие стрелы враждебных кланов.
Когда-то, в беззаботном детстве, я считала эти стены самыми надежными и безопасными, какие только могут быть. Теперь же я знаю, какой бедой может обернуться уверенность в собственной силе и неуязвимости. Север во все века славился своей силой. Грубой и нахрапистой силой дикого зверя. Но нашелся зверь куда более хитрый и изобретательный, зверь которому не стало необходимости скрещивать с нами сталь.
Я веду Турина вглубь моих владений. Здесь не многолюдно, но и не пусто. Прислуга занимается обыденными делами, охранители стоят возле наиболее важных комнат и залов. Халларнов здесь нет, им отведена особая отдельная часть Дома – и в отсутствии моего мужа они редко заглядывают в ту его часть, где обитают северяне. Такая вот предосторожность от очень вероятных конфликтов, которые, были случае, иногда заканчивались подсчетом мертвецов с обеих сторон.
Мне не нравится это, очень не нравится. Но я вынуждена терпеть иноземцев в стенах дома моих предков.
Мы проходим в ту часть дома, которая считается закрытой от всех прочих посетителей. Сюда есть ход только нескольким слугам – и все. Никакой охраны внутри.
В просторной комнате горят масляные лампы, а от камина во все стороны распространяется мягкое тепло. Пахнет свежим хлебом, молоком и душистыми осенними травами, что удалось собрать вперед первого снега.
– Госпожа, – вскидываемся при моем появлении пожилая Мора – сиделка моего сына.
– Спасибо, Мора, – благодарю ее улыбкой, – можешь быть свободна.
– Сегодня молодой господин хорошо поел, – передает мне на руки сына, кланяется, немного опасливо смотрит на замершего в дверях Турина, потом переводит взгляд на меня. Молчит, но всем своим видом спрашивает: все ли в порядке?
– Все хорошо, Мора, – киваю ей, указывая глазами в сторону – и женщина отступает на несколько шагов, пропуская мимо себя Турина. Дверь за ним остается настежь распахнутой.
Понимаю ее обеспокоенность. Нет, она не боится Турина, она боится тех слухов, что могут родиться за моей спиной. Негоже замужней женщине водить в свои покои чужого мужчину. Пусть даже это ее двоюродный брат.
Уверена, среди моего окружения есть люди, которые потихоньку нашептывают моему мужу всякие интересные новости. Я стараюсь выискивать таких охочих распустить язык, но кто знает – сколько их всего? Но на этот раз у них не будет, за что зацепиться.
Поворачиваюсь с сыном на руках к Турину.
Завидев незнакомого бородача, Хельми перестает пытаться ухватить меня за прядь волос и становится необычайно серьезным. Нет, он не испугался, но явно насторожился.
– Что ж, роду Хольмбергов жить и здравствовать! – ухмыляясь, говорит брат и тянется рукой за пазуху. Через мгновение выуживает из-под теплой меховой куртки какой-то амулет. – Ты этого не знаешь, – говорит, разглядывая предмет у себя в руках, – но твой отец попросил меня сохранить это для твоего первенца. – Он снова смотрит на нас. – Отдал мне его перед самой смертью с просьбой присмотреть за тобой. Он очень жалел, что не увидит внука сам.
Чувствую, как глаза снова наполняются слезами.
Я очень хорошо помню последние дни отца. Никто так и не смог понять, какая хворь его свалила. Еще вчера полный сил и энергии, сегодня он едва мог самостоятельно подняться с кровати. Его суставы распухли и налились горячей пульсирующей краснотой. Это было жутко – видеть, как неотвратимо сгорает человек, которого ты всегда почитала за самого справедливого и доброго. Отец в жизни никогда не поднял на меня руку, не прикрикнул. Я любила его. Очень любила. И умирала тогда, кажется, вместе с ним.
Турин шагает ко мне, распутывает в руках кожаную тесемку простого амулета. А я ведь помню его: это окантованный в серебро клык пещерного волка – самого опасного хищника наших лесов. Даже медведь, проснувшийся посреди зимы, старается не пересекаться с серым хищником. А отец справился с таким один на один. Да, после схватки он едва выжил, потерял столько крови, что его вены превратились в иссохшие русла ручьев, а один глаз так никогда больше и не видел. Но он выжил.
– Будь достойным рода Хольмбергов, юный Хельми, – говорит Турин и аккуратно одевает амулет сыну на шею. – Когда-нибудь мама расскажет тебе о твоем великом деде.
– Уже рассказывала, – улыбаюсь, чувствуя влажные струйки на щеках. – О всех наших предках, кого знаю. И о тебе тоже.
– Ну нет, – смеется брат. – Я слишком бездарен, чтобы обо мне упоминать. Не вздумай больше забивать голову ребенка всякой ерундой.
– Прости, братец, но не всякое твое слово я готова слушать и слышать.
Он еще несколько мгновений ухмыляется, а затем резко становится серьезным.
– Будь осторожна, – говорит шепотом. – Война еще не закончилась. И это затишье – только небольшая передышка перед настоящей бурей. Север снова будет свободным. Я тебе это обещаю.
– Нет-нет, – шепчу в ответ, – Турин, ты же не собираешься…
Но он уже снова возвращает себе ухмылку, отступает на шаг, чуть склоняет голову в поклоне, разворачивается и идет к выходу.
И мне хочется бежать за ним, хочется спросить, что он задумал, но устраивать расспросы здесь, где даже у стен могут быть уши – верх глупости.
– До встречи на ярмарке, сестренка, – оборачивается он у двери.
– До встречи на ярмарке, братец, – говорю в ответ.
Хельми на моих руках возится, подтягивает к глазам серебряный клык и с интересом его рассматривает.
Обнимаю сына, всем телом впитывая его тепло. Мы так мало видимся. Я так непозволительно мало с ним занимаюсь. Даже когда в лежку лежала после родов, даже тогда находила в себе силы возиться с ним, пела песни, рассказывала о том, как ждала его. И вот теперь, когда снова почти без боли могу ходить, времени на собственного сына остается только утром и вечером. Днем одни дела сменяются другими – и так без конца, вечное колесо, в котором приходится быстрее и быстрее переставлять ноги только лишь для того, чтобы не грохнуться лицом вниз.
Вслед за Турином уходит и служанка. Знаю, она проводит его.
И, с одной стороны, мне действительно очень радостно видеть брата в добром здравии. Да, на нем явно лежит печаль великой усталости и многих забот, но он все равно нашел время и силы, чтобы приехать на ежегодную Белую ярмарку – последнюю большую ярмарку перед предстоящей зимой.
Война войной, заботы заботами, но людям нужен отдых, нужно отвлечься от беспрерывной крови и тягот, хотя бы ненадолго вновь поднять голову и ощутить вкус жизни. И ярмарка – лучшее для этого места.
Турин наверняка знал, что увидит здесь халларнов. Не мог не знать. О своем новом замужестве я сообщила ему сразу же, как только минуло время, которое северные женщины ждут ушедших в поход мужей. Я ждала до последнего, хотя еще с первого дня знала, что Кел’исс мертв. Знала разумом, не душой.
Но при всей своей радости увидеться, я ощущаю какое-то смутное внутреннее беспокойство. В самом деле, не может же брат выступить против захватчиков в открытую. У него просто нет для этого сил. На всем Севере нет.
А к чему приведет новый виток противостояния, к которому мы просто не готовы, – догадаться несложно.
Нам нужно поговорить еще. Но уже завтра.
А пока приподнимаю на руках сына – и тот улыбается, агукает и довольно машет ручками и ножками, точно вот-вот взлетит. С недавних пор это наша любимая забава – изображать из себя летящую под небесами птицу. Мне еще немного трудно удерживать его на вытянутых руках, но что такое легкая боль в сравнении со счастливыми глазами собственного ребенка?
– Я птица от Бога, я птица от века, – произношу нараспев, приподнимая Хельми над своей головой и делая несколько шагов по кругу. – Я птица, что ведает дни наперёд. Мне видимы мысли в душе человека. Тебя я зову в поднебесье, в полет.
Сын смеется – и этот смех как рукой снимает с моего сердца все тревоги. Кажется, даже усталости в мышцах становится меньше.
Он так похож на Кела, с каждым днем все больше, в едва уловимых деталях, в привычке хмуриться, когда о чем-то задумывается, даже в немного на сторону улыбке. Мне кажется, что с годами он станет точной копией заклинателя Костей. Хочется ли мне этого? Безумно! Как бы неподобающе подобное ни звучало по отношению к моему новому мужу.
Да, я верна ему телом, хотя вследствие тяжелых родов и последующего выздоровления до сих пор не порадовала его плотскими утехами. Но верна ли я ему духом? Не знаю. Возможно, мне просто необходимо больше времени, чтобы окончательно отпустить от себя Кел’исса.
Северные земли славятся своим суровым характером – и мужчины, уходящие на охоту, зачастую не возвращаются обратно. И это в мирное время, что уж говорить о временах междоусобиц или, как теперь, войне. Одной же вести хозяйство и растить детей почти невозможно. Потому овдовевшие северянки почти всегда стремятся снова выйти замуж. Я не стремилась… не стремилась сделать это для себя. Впрочем, замужество с захватчиком – не такая уж и высокая цена за относительное спокойствие собственного народа.
Ужин мне приносят прямо в комнату. Я всегда ужинаю здесь, когда мужа нет дома. За день так устаю, что сил идти в трапезный зал не остается никаких. Да и лишнее мгновение побыть с Хельми – большого стоит. Своего молока у меня нет, потому у сына есть кормилица, но мы постепенно переходим на козье молоко.
После ужина принимаем ароматную ванну и отправляемся в кровать. Перед сном я еще рассказываю Хельми о наших с ним предках, вышедших когда-то к берегам затянутой льдами большой воды. Но кто из нас засыпает первым – не знаю. Просто в какой-то момент просто проваливаюсь в мягкие объятия сна, чтобы рано утром быть разбуженной громким топотом и практически сорванной с петель дверью.
Резко подскакиваю на кровати, первым делом удостоверившись, что с Хельми все в порядке, перевожу взгляд на взволнованную Мору.
– Там, – едва может произнести она и указывает пальцем куда-то за спину. – Там…
Первая мысль: «Неужели Турин?»
Нет, не мог он настолько осмелеть, чтобы возобновить войну именно сегодня, накануне большой ярмарки. К тому же на моей земле. На ярмарку же собралось множество народу – и далеко не все из них умелые воины.
Нет, дело в чем-то другом.
– Он вернулся, госпожа, – бледная, с трясущимися губами, наконец, выговаривает Мора. – Чернокнижник вернулся!
Глава девятая: Хёдд
Кажется, я забываю, как дышать, а сердце в груди останавливается, чтобы в следующее мгновение припустить таким галопом, что аж больно за хрупкими ребрами.
Мне не послушалось? Она точно сказала про чернокнижника? Ведь именно так все называли заклинателя Костей.
– Он прилетел на железном драконе, – начинает тараторить Мора. – Упал с небес камнем. Весь в черном, бледный, глаза горят. Думаю, сейчас идет сюда.
Последние слова слышу уже, когда выбегаю прочь из комнаты. Не знаю, зачем, но подхватываю Хельми на руки и несусь уже с ним. Он думает, что я с ним играю, но быстро успокаивается и смотрит на меня с откровенной тревогой. Наверное, мое безумие настолько очевидно, что пугает даже его.
«Прости, родной, твоя мама совершенно не в себе…»
Видимо, слух о странном госте, я пока не рискую называть его Келом, разнесся уже по всему Большому Дому, потому что ловлю на лицах охранителей и слуг странные растерянные выражения лиц.
Запрещаю себе думать. Запрещаю предполагать.
Пустая голова. Абсолютная глухая пустота.
Только бы побыстрее оказаться на улице…
Выскакиваю в утренний мороз, как есть – в одной длинной ночной рубахе, босая, прижимающая к себе притихшего сына.
Следом вылетает Мора, отдувается, что-то бубня себе под нос, и набрасывает мне на плечи меховую накидку. Кутаюсь в нее, едва переставляя ногами, на которые добрая женщина натягивает свободные сапоги. Мой же взгляд направлен туда, к внутреннему кольцу частокола, возле которого возвышается темная фигура застывшего дракона. Халларны тоже здесь – рассыпались по внутреннему двору. Их немного, но с каждым мгновением становится все больше. Похоже, прибытие утреннего гостя стало неожиданностью даже для них.
И он идет. Вижу высокую, укутанную в черное фигуру. Идет медленно и неотвратимо. И я уже знаю, что это Кел’исс. Знаю просто по походке, по тому, как немного исподлобья осматривается по сторонам. Готова поклясться, что при этом улыбается своей неизменной усмешкой, следы которой я каждый день вижу на лице моего… нашего сына.
Дергаюсь было, чтобы бежать к нему, кричать, рвать горло в клочья, вырвать ответ, где он пропадал все это время. Как мог бросить меня?!
Но остаюсь стоять на месте.
А он, точно нарочно, идет спокойно и вольготно. И мне кажется, что в целом мире остался только Кел – все остальные вокруг просто остолбенели и наблюдают. Даже снег прекратил, даже ветер стих.
Скрип приближающихся шагов по снегу – точно удары по моим натянутым нервам. Раз, другой – этот звук почти гипнотизирует меня, заставляет выбросить из головы все иные звуки.
Он очень исхудал, но по-прежнему выгляди так, будто его лицо вырубил из белого мрамора самый искусный в мире мастер. В немного запавших глазах знакомый насмешливый взгляд. И этот взгляд облизывает меня с головы до ног – наглый, уверенный, обжигающий.
Сглатываю наполнившую рот слюну.
Я даже не знаю, что ему сказать.
Мне одновременно хочется и броситься ему на шею, и сбежать, спрятаться, сделать вид, что ничего этого нет, что мой Кел так никогда и не вернулся. Так будет проще – мне проще. Потому что Хёдд сегодня и Хёдд полгода назад – две совершенно разные женщины. Но если вчерашняя Хёдд видит в Кел’иссе любимого мужчину, то Хёдд сегодняшняя видит в нем чужака, появление которого принесет только проблемы. И мне самой противно от подобных мыслей.
– Здравствуй, Хёдд, – говорит он, остановившись от меня на расстоянии шагов четырех. – Прости, что задержался. Оказывается, даже заклинатель Костей не в силах со всем справиться.
– Здравствуй, Кел’исс, – проталкиваю слова через внезапно пересохшее горло. – Рада видеть тебя в добром здравии.
Стою прямо, точно кол проглотила.
Несколько мгновений он смотрит на меня – и я замечаю тень не то удивления, не то недовольства, скользнувшую по его лицу и быстро исчезнувшую без следа.
– Рада ли? – усмехается он. – И что, даже не пригласишь меня в дом? Извини, что без предупреждения. Но, признаться, я немного устал с дороги. Отвык, знаешь ли, от долгих перелетов, да и погода мерзкая. Ты же знаешь, зима – совсем не мое время.
– Знаю, – говорю уже спокойно, даже получается выдавить из себя нечто, похожее на улыбку. Надеюсь, достаточно радушную. – Разумеется, Большой Дом всегда рад высокородным гостям. Я прикажу накрыть стол в трапезном зале.
Не так я представляла нашу встречу. Даже близко не так. Но там, в своих мечтах, я была абсолютно свободна. Не зависела от чужого слова, а от меня не зависели чужие жизни. И мне до сжавшегося в трепещущий комок сердца больно видеть перед собой Кел’исса и не иметь возможности даже коснуться его.
Никогда не желай того, чего не в силах принять.
Боги, но я все равно благодарна вам за воскрешение Кел’исса. Он должен жить. Обязан. Даже если одной глупой маленькой северянке больно на него даже смотреть.
Кел кивает и предлагает мне первой следовать к гостеприимно распахнутым дверям. Поворачиваюсь к нему спиной и иду, а по плечам и ниже точно раскаленными плетьми прохаживаются. Как же трудно держать себя в руках, как же трудно оставаться спокойной хотя бы внешне. Но внутреннюю буря я точно не силах победить. Меня едва не колотит, лицо то горит жаром, то покрывается холодным потом.
Хорошо еще, что Хельми лежит на руках тихо и почти не шевелится. А Кел видел его под моей накидкой? Наверняка видел.
В трапезном зале уже суетятся слуги, споро накрывают на большой отполированный стол.
– Располагайся, – указываю Келу на ряд из нескольких кресел с высокими спинками – места для важных гостей.
Сама же усаживаюсь напротив, между нами несколько метров свободного пространства: слишком много для женщины, которая может вновь обрести своего любимого мужчину, но абсолютно достаточно для женщины замужней и уважаемой.
Кел’исс наливает себе вина и салютует мне кубком. Отвечаю ему, но к вину не притрагиваюсь. Заклинатель же выпивает сладкий терпкий напиток в пару больших глотков. Глубоко вздыхает, жмурится, а затем откидывается на спинку, устраивается поудобнее.
– Как дела? – спрашивает Кел, осматриваясь по сторонам, будто надеется выискать взглядом какие-то изменения.
– Слава богам, все хорошо. Ты появился очень вовремя… – не знаю, зачем собираюсь сказать ему об этом, но голова действительно разрывается от мыслей – и я просто не знаю, какую из них ухватить. – Через несколько дней начнется Белая ярмарка.
– Большое дело, – кивает тот. – Ну а вообще, как с личными делами?
Я понятия не имею, знает ли он о моем новом замужестве. Но скрывать этот факт будет глупо и трусливо. Я бы предпочла рассказать ему об этом потом, позже, когда вокруг не будет десятков внимательных глаз и ушей. В том числе халларнских. Впрочем, совершенно без разницы, кто услышит нечто такое, что не должна говорить замужняя женщина чужому для нее мужчине. Северные законы здесь куда суровее халларнских.
– Прости, я повторно вышла замуж, – выпаливаю на одном дыхании, пока трусость не взяла верх.
Ну вот, я сказала это.
– Как это так? – удивляется Кел’исс. Черты его лица заостряются, брови сходятся к переносице, а суровый взгляд не обещает ничего хорошо. – Вроде бы, когда мы виделись в последний раз, ты уже была замужем. Или я ошибаюсь? Погоди, дай подумать… – он явно деланно закатывает глаза, якобы размышляя, – точно была. За мной! Ты – моя жена, Хёдд!
Он говорит абсолютно спокойно, но у меня мурашки по коже. И не от страха, от осознания, какую же ошибку я совершила, соглашаясь на новую кандидатуру на место заклинателя Костей, предложенную мне Императором Эром. Не уверена, что у меня вообще был выбор. Но я точно могла хотя бы попытаться оттянуть новую свадьбу, хотя тянуть дальше было уже нельзя.
– Уже нет, – говорю на удивление уверенно.
Какое-то время мы просто пикируемся взглядами – и мне кажется, что только что услышанная новость для него вовсе не новость.
– Кто он? Имя? – отрывисто, на грани рыка.
– Лорд Магн’нус, первый поверенный Императора Эра в Северных землях.
– Слизняк! – Кел с выражением глубокого презрения сплевывает себе под ноги. – И где он? Почему не встречает Имперского заклинателя?
– Он вернется через пару дней.
– Дела Империи, – скалится Кел’исс и резко встает на ноги, отчего служанка, ставящая на стол блюдо с тушеным мясом и картофелем, отшатывается, едва не уронив еду на пол. – Ладно, отбросим официальный тон, – он снова осматривает зал, а потом начинает приближаться ко мне.
Я знаю, что он не сделает мне больно, не ударит и даже не накричит. Я всегда была для него отдушиной в бесконечной кровавой бойне, сквозь которую он шел последние годы. Он всегда успокаивался рядом со мной, терял весь свой гнев и надменность.
– Мне нужен мой сын, – говорит так, будто сообщает о чем-то совершенно заурядном, будто хочет унести с собой тот самый кубок, из которого только что пил вино. – Покажи мне его.
«Он знает о сыне!»
Но от кого? Впрочем, не все ли равно? Я понятия не имею, где Кел’исс все это время пропадал. Вполне возможно, ему докладывали обо всем, что здесь творится. К чему был тот вопрос о личном? Игра? Издевка? Чувствую себя какой-то… обманутой, что ли.
И все же он имеет право видеть своего сына. Осторожно распахиваю накидку. Хельми сидит на моих коленях и с интересом крутит головой.
Кел ускоряется и в пару больших шагов оказывается возле моего стола, затем одним движением перелетает через него. Помимо собственной воли отмечаю, насколько тяжелы его движения, Кел’исс никогда не был великим бойцом, способным с легкостью преодолевать замысловатые полосы препятствий, подолгу махать мечом или сутками лежать в засаде. Его сила совсем в ином умении. И все же он никогда не запускал себя и физическим тренировкам уделял много времени.
Вижу беспокойство среди своих охранителей, но показываю им рукой, что все хорошо.
Халларны тут же, но пока не проявляют никакой реакции на происходящее. Впрочем, расслабленными они тоже не выглядят – жесткие цепкие взгляды буравят и моих охранителей, и слуг, и вообще все углы трапезного зала. Напряжены все. Еще немного – и от этого напряжения в воздухе начнут проскальзывать небольшие молнии.
