Текст книги "Огонь для Проклятого (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Глава пятидесятая: Хёдд
– Мор, что поразил Лесную Гавань – всего лишь испытание нашей стойкости, – провозглашает шаман уверенным голосом. – Быть может, кто-то из вас решил, что это наказание или, пуще того, проклятие. Но нет. Это – благо. Это возможность показать предкам, что мы достойны их памяти, достойны их подвигов, достойны всех тех веков, что наши отцы и деды боролись за саму нашу возможность жить. Но что с нами случилось? Почему мы опустили оружие? Почему позволили чужакам топтать нашу землю, копаться в ней и вскрывать ее внутренности, преследуя собственные корыстные цели? Почему, – он обводит обвиняющим взглядом всех собравшихся, – мы спокойно ходим, спим, едим, когда наша земля стонет от иноземного гнета?
– Мы виноваты, верховный, Турин опускается перед шаманом на одно колено, склоняет голову. – Лучшие из нас погибли. Мы же трусливо попрятались по дальним деревням в надежде, что беда минует сама собой. Что все снова станет, как прежде. Но мы ошиблись.
– Все мы ошибались, – вздыхает шаман и касается плеча Турина, призывая его подняться. – Вставай, воин. Твоя жертва велика – и предки видят ее. Они видят каждого из нас! – возвышает голос. – Не страшитесь, не сомневайтесь, не бегите. У нас нет иной земли, кроме той, на которой мы стоим. Не мор, не болезнь, но избавление. Ибо свобода приходит только через боль!
В толпе собравшихся слышатся крики поддержки, воинственные вопли, но не так много, как, скорее всего, хотелось бы шаману.
– О какой свободе ты говоришь, верховный? – делаю вперед еще один шаг. – Кому ты служишь? Чья воля говорит твоими устами?
– В тебе нет веры, Хёдд, – бросает зло. – Твоими думами владеют вовсе не собственные земляки, не собственный народ. Там поселился… – он красноречиво переводит взгляд на Кел'исса, – враг. И он нашептывает тебе. И ты не слышишь его лжи, не понимаешь всего обмана, коим он опутывает тебя, норовя снова сделать своей послушной куклой.
Как ни больно это осознавать, но именно послушной куклой я и была до того, как пришло известие о гибели Кела. И каждый из присутствующих здесь имеет полное право меня в этом обвинить.
Вот только молчать, как сделала бы раньше, я не буду.
– Моя вера прямо сейчас излечивает людей, шаман! – говорю с вызовом. – Кто-нибудь видел, как выздоровел хоть один человек, пораженный мором? – обращаюсь ко всем.
В ответ лишь отрицательное поматывание головами.
Прошу своего охранителя привести мальчика и мужчину со шрамом.
– За тобой идет смерть, – смотрю на брата. – Это не искупление – это истребление, Турин. Истребление твоего собственного народа. Я не знаю, кто и что наговорил тебе, что ты, благородный воин, решил уничтожить всех нас в угоду тварям из другого мира.
И снова гул среди собравшихся.
Мои слова резки, я обвиняю собственного родственника – и люди не останутся к ним равнодушны.
Когда Эйстин приводит первых поправившихся, люди снова замолкают. Но лишь на мгновение, потому что потом из толпы отделяется одинокая фигура женщины.
– Мама, – кричит мальчик и бежит к женщине.
Их обступают, тянут руки к мальчику, кто-то подходит к мужчине со шрамом. Вопросы– вопросы, попытки просто прикоснуться.
– Черная магия! – во все горло кричит шаман. – Она ведьма, спевшаяся с чернокнижником!
– Или Духи отвернулись от тебя, шаман?! – не отказываю себе в удовольствии ощериться, глядя, как его лицо покрывается красными пятнами. – Или все твои слова – ложь?
Все это очень неправильно, всем этим препирательствам не должно случаться в одном народе. Нам и без того сложно, чтобы еще рвать друг другу глотки и пытаться заслужить одобрение ничего не понимающих прохожих. Но я не вижу иного способа противостоять его лжи.
А Турин, между тем, немного отступает, позволив разошедшемуся шаману вести разговор в одиночку.
– Никто не знает, здоровы ли эти люди, – шаман указывает на мальчика.
И его мать тут же заслоняет его собой.
– Нам не нужна твоя помощь, верховный, – говорю я. – Не нужны твои лживые слова. Не нужны даже твои откровения, потому что в странной надежде удержать в руках правоту ты обратился к тому, кто ведет за собой тьму. Мне больно об этом говорить, но разве ты не видишь, кем стал мой брат? Разве не видишь силы, сокрытой за его мертвым взглядом?
– Тебя сожгут, ведьма, – сжимает кулаки шаман. – Взять ее! Во имя Духов! И проклятого чернокнижника. Вот откуда все наши беда. Неужто не помните вы, что именно с его возвращением начался мор? Предки дали нам последний выбор – биться и победить или остаться в стороне и издохнуть, точно скот!
– Я предлагаю выжить и победить.
По сути, наша перепалка – прямое нарушение установленных халларнами правил относительно всевозможных крамольных разговоров. Мы все преступники. Да только что теперь с того толку если каждый день для всей Гавани может стать последним?
– Вы все хотите, чтобы предки вас прокляли? – оглядывается шаман, когда понимает, что никто не вяжет мне руки.
Неправильно будет сказать, что его слова вообще не нашли ни одного благодарного слушателя. Тут и там вижу воинов, готовых выполнить его приказ, но их не так много, чтобы они рискнули выйти против остальных. А Турин и его люди отчего-то совсем не торопятся ввязываться в открытую драку, хотя я, признаться, была уверена, что именно для этого они и пришли.
– Никогда еще ведьма не уходила от праведного людского гнева! – шипит шаман и достает нож. – Кто встанет на пути служителя Духов – распростится с вечной своей душой.
Он шагает ко мне, но тут же замирает.
– Хватит игр, – на мое плечо ложится рука Кел'исса. – Если у старого дурня черви выгрызли мозги, это не значит, что все остальным должны слушать его бредни. А касательно Турина… я бы очень хотел попросить его людей снять с лиц маски. Возможно, там мы увидим нечто, что станет много убедительнее любых слов.
– У тебя здесь нет власти, чернокнижник, – указывает в его сторону шаман.
– Возможно, да. Возможно, нет. Возможно, я мимо проходил. И увидел, как ты встал не на ту сторону. Хорошо, дело твое. Каждый имеет право повеситься. Но делай это один, шаман. Не тащи за собой людей. Пусть поживут.
– Чтобы ублажить еще какие-то твои прихоти?
– Чтобы самим решить, что делать. Без шантажа и угроз старого козла.
Не верю, что слышу подобное от заклинателя Костей. Но вряд ли он по-настоящему так думает, скорее, чтобы насолить верховному.
– Ладно-ладно, – неожиданно снова подает голос Турин. – Я всего лишь хотел поговорить с любимой сестренкой и образумить ее. Но не получилось – бывает. Не стоит спорить, а то еще кто-нибудь случайно поранится.
Он бросает топор одному из своих людей и медленно идет ко мне.
– Прости, Хёдд, я, правда, хотел, как лучше. Не держи на меня зла. Думал, что смогу помочь, думал, что все вернем к тому, как было прежде.
Он совсем рядом, всего в паре шагов, и я снова очень надеюсь, что Келу хватит терпения устоять за мной. Никогда прежде он не говорил из-за моей спины, никогда прежде не позволял быть первой, для него это точно непривычно и ново. И кто-то наверняка скажет– прячется за бабской юбкой. Только подобное может прийти в голову человеку, который ничего не знает о Кел'иссе и его самоуверенности. Сейчас он дал мне возможность самой говорить с собственным народом, не лез до последнего, пока шаман не решил перейти последнюю границу. И я ему за это очень благодарна.
– Как прежде уже не будет, – говорю я. – И ты точно знал, какое зло принес в эти стены.
На этот раз Турин падает на одно колено уже передо мной и склоняет голову.
– Ты могла бы стать властительницей всего Севера.
– Властительницей пепелища, заваленного мертвецами? Нет, братец, ты хотел смерти всем нам.
Он медленно протягивает ко мне руку и замирает в ожидании.
Жду и я.
Не верю в его раскаяние и смирение просто потому, что и сейчас не увидела в нем прежнего Турина.
– Надеюсь, ты все еще там, – говорю, протягивая руку в ответ. – Я люблю тебя, Турин. Вернись ко мне. Ты не можешь просто исчезнуть.
Его пальцы касаются моих пальцев и прикладывают к своему лбу.
Мгновение – и он поднимает на меня взгляд. Отшатываюсь от той безумной ярости, что вижу там. Меня буквально окатывает не то жаром, не то холодом, я даже не могу понять, так кратко это состояние, но, тем не менее, оно оставляет во мне подобие саднящего ожога. Не человек, не зверь – существо, которое просто не может существовать в мире людей. Потому что нельзя так ненавидеть. Потому что такая ненависть обязательно сожжет изнутри.
Турин поднимается, разворачивается спиной и просто уходит, не сказав больше ни слова. Его люди уходят следом. Лиц они так и не открыли.
Вздрагиваю от порыва легкого ветра и замечаю на внутренней стороне запястья, что протягивала брату, небольшую царапину. Смахиваю каплю набухшей крови.
Это и все? Не могу поверить, что Турин просто ушел.
Шаман дергает головой из стороны в сторону, что-то невнятно бормочет, все еще призывая покарать ведьму, но на него смотрят скорее с раздражением, чем с уважением.
– Госпожа… – бросается мне в ноги мать выздоровевшего мальчика. – Спасибо вам! Я молиться за вас буду.
Поднимаю ее за плечи и улыбаюсь, хотя кожа на щеках как будто усохла и вот-вот порвется. Все же уход Турина меня очень беспокоит. Не для того он приходил, чтобы показать мне спину.
– Всех больных сносите в святилище духов! – объявляю всем. – Быстрее, пока у нас есть время.
Не знаю, как долго будет бездействовать Магн’нус, не знаю, на самом ли деле ушел Турин. В любом случае теперь брат знает, что мы в состоянии вылечиться. А значит, об этом узнает и муж. По крайней мере, я в этом почти не сомневаюсь. Значит, следует ждать ответного хода.
– Я наговорила много лишнего? – поворачиваюсь, наконец, к Кел'иссу.
Вместо ответа тот лишь демонстративно закатывает глаза.
– И ты не остановил меня?
Кел морщится, затем резко наклоняется, зачерпывает грязного снега, быстро лепит комок и запускает им в шамана, что боком пытается пробраться в святилище.
– Пошел вон, пень старый, пока я не отрезал тебе яйца и не заставил их сожрать. Все, здесь тебе больше не рады. И – нет, слюну пускать не надо, все свое терпение я на сегодня уже истратил.
Шаман выглядит очень хмуро, но нож из его руки куда-то делся. Он переводит взгляд на меня, но я просто молчу, продолжая смотреть на него в ответ. В конце концов, верховный шаман уходит прочь.
– Знаю-знаю, – ухмыляется Кел, – это тоже плохое решение. Для многих из твоих людей он все еще что-то значит. Но не верю ему, хоть что говори. Подсыплет в обычную воду какую-нибудь гадость, так всей кучей потом дристать будем. И это в лучшем случае.
– Ну тебя, – изображаю великое недовольство. – Как думаешь, почему Магн’нус все еще нас не трогает?
– Хочу думать, что он напился и сломал себе шею с горя. Но на всякий случай предлагаю выставить побольше вооруженных мужиков вокруг. Прямо много мужиков.
– Я тоже так подумала.
Глава пятьдесят первая: Хёдд
Глава пятьдесят первая: Хёдд
За время до вечера выздоравливает еще больше десятка человек. Все они еще не совсем окрепли, у кого-то небольшое головокружение или ватные руки и ноги, у некоторых небольшое расстройство желудка, но все эти неприятности не идут ни в какое сравнение с тем, что их ждало в самом ближайшем будущем.
Сказать, что я рада – не сказать ничего.
Кажется, за последние долгие месяцы я ни разу даже близко не испытывала подобные эмоции. Исключение, разве что, начало Белой Ярмарки, где я немного поболтала с Дэми. А ведь я скучаю по ней. Понимаю это только сейчас, когда есть немного времени, чтобы передохнуть. Здесь у меня нет подруг. Вокруг множество людей, многие приходят с просьбами, проблемами, надеждами. Я много разговариваю, много слушаю, но все это лишь потому, что так должно. Это моя обязанность. А с Дэми можно поболтать просто ни о чем. О любой ерунде. Даже посплетничать о совсем уж личном.
Но я знала, что так будет. Тем более мне еще повезло, на меня почти не смотрели, как на прокаженную, когда я вышла замуж на заклинателя Костей. Дэми пришлось испытать куда больше боли и унижений, при чем основная их часть пришлась на собственную родню.
А мне всего лишь не достает общения.
Хотя, к вечеру тело все же дает о себе знать. Сегодняшний день я провела без чудо настойки Кела. Провела отлично. Но сейчас усталость и все еще незажившие ссадины дают о себе знать. И спину, чтоб ее, снова ломит.
Присаживаюсь прямо на пол возле Кел'исса и вытягиваю ноги.
– Прости, это дверь скрипнула или твои колени? – почти натурально заботливо интересуется Кел.
– Я так плохо выгляжу? – пытаюсь растянуть на лице бодрую улыбку.
– Да, – не моргает глазом.
И ведь не врет, зараза!
– Иногда женщине можно и соврать, по мелочи, – прикрываю глаза и пытаюсь расслабиться. – Даже если она выглядит, как пугало, которое обгадили весенние коты.
– Очень интересное сравнение…
Открываю глаза и пристально на него смотрю.
– Нет-нет, котами от тебя не пахнет, госпожа, клянусь.
– Злой ты все-таки.
– Поспи, тебе надо отдохнуть. Ничего не бойся, я сам проверил посты по периметру улиц. Правда, чуть не схлопотал в рожу, но то хороший показатель бдительности. И ненависти ко мне. Не знаю пока, чего там больше.
– Прости их, – у меня и правда закрываются глаза. – Все очень устали и напуганы.
– Какие обиды. Главное, чтобы хорошо делали свое дело. А пинок под зад я как-нибудь переживу.
– Спасибо, что помогаешь… всем нам.
Мне действительно важно ему это сказать. Просто чтобы знал.
В ответ Кел просто кивает, едва заметно.
– У тебя есть любимое место, где тебе уютно и спокойно? – спрашиваю неожиданно для самой себя.
– В целой Империи?
– Да. Ты же много, где был. Должно быть место. Которое тебе нравится больше остальных.
Какое-то время Кел'исс молчит, глядя в земляной пол у себе между ног.
– Я люблю тепло, но это ты и так знаешь, – говорит он.
Я киваю. Знаю. Он много раз говорил, как ненавидит морозы, как терпеть не может промозглые осенние и весенние ветра, как у него ломит кости от затяжных дождей, что наверняка не совсем правда. Он много чего говорил – и в основном все это касалось моего родного Севера.
– Значит, что-то на Юге? – предполагаю я.
– Не совсем. Жара и высокая влажность тоже не по мне. Да, мне не угодить, – пожимает плечами, точно извиняясь. – Холод – плохо. Жара – плохо. Дожди – плохо. Засуха – плохо.
– Тяжело жить в мире, где ничто не радует?
И снова молчание.
Он поднимает взгляд и переводит его на меня. Кажется, я спросила что-то уж совсем лишнее.
– Я привык. И такой взгляд дает силу.
– Как это?
– Ты сосредоточен на одной главной цели – выбраться из той грязи, в которой находишься. Стать лучше, выше, влиятельнее. Жизнь жестока и несправедлива – и чем раньше это поймёшь, тем лучше. Меньше воздушных грез и надежд на то, что вдруг станет лучше. Не станет. Уж точно не с тобой. Я научил себя видеть зло – в окружающих меня людях, в их поступках, мечтах, в особенности в тех, в которых они сами боятся себе признаться. Я видел зло в бушующей природе, в бедствиях, что накрывают те или иные страны или целые регионы, от которых нет спасения. Я видел зло в отчаянии, равнодушии, ненависти, гордыни.
Кел говорит монотонно – и у меня такое ощущение, что говорит больше не для меня, а чтобы просто вытащить все эти слова на свет, стряхнуть с них многолетнюю пыль и рассмотреть собственными глазами.
– Я верил в Империю, верил, что она делает что-то пусть жестокое, но правильное. Я видел, как разрозненные племена перестают рвать друг другу глотки только чтобы объединиться против куда более серьезной опасности. И все равно они неизменно проигрывали, потому что за своей бесконечной свирепостью и яростью упустили время, которое можно было посвятить собственному прогрессу. Я видел героев и изменников, чья судьба не отличалась ровным счетом ничем. И те и другие умирали, сметенные либо натиском Империи, либо собственными людьми. Я видел проповедников и прорицателей, что грозили Империи карами небес и разверзнутой под ногами землей, а собственным почитателям пророчили яркие победы. Обычно они лишь направляли людей на битву, а сами отсиживались за их спинами.
Заклинатель усаживается поудобнее, подгибает одну ногу под себя.
– Видел богатеев, которые становились только богаче, когда их же собственный народ изнывал от голода. Видел, когда люди брали оружие и шли на защиту собственных городов, не имея шансов победить, только чтобы дать возможность выжить, собрать вещи и сбежать тем, кто еще вчера отдавал бравурные приказы и призывал сплотиться.
– И ты думаешь, что Империя могла все это исправить?
– Да. Думал.
– А сейчас? Думаешь? Или что-то изменилось?
– Возможно, изменился я, – усмехается он. – Нет, я по-прежнему самовлюбленный ублюдок, у которого руки по локоть в крови. И если где-то за пределами этого мира существует нечто вроде Ада, то меня ждут именно там. И абсолютно заслуженно, – кажется, он говорит серьезно, не пытается намеренно обличить себя, чтобы вызвать во мне какие-то эмоции. – Помнишь, я назвал Магн'нуса вором? Там, в моей лаборатории.
– Да. Но подумала, что это так, для красного словца, потому что ничего больше не добавил.
– Так вот, с твоего раскопа синалума часть полезной породы идет в Империю, часть – в неизвестном направлении.
Смотрю на него и даже не понимаю, как реагировать. Ведь Император Эр всегда был доволен Магн'нусом, даже вручил ему благодарственную грамоту и сверх причитающегося выплатил какое-то деньги.
– У меня нет доказательств, всего лишь наблюдения. Я несколько дней провел на раскопе. Тайно, разумеется. Но этого мало. Собственно, вся эта схема не особенно и скрывается. Просто Магн'нус отчего-то уверен в собственной неуязвимости.
– Правильно я понимаю, что такое невозможно без высокого покровительства?
– Конечно. Чем дальше, Хёдд, тем больше я склоняюсь к мысли, что в Империи действует некая теневая сила, которую наш солнцеликий Эр благополучно игнорирует. Трехглавые, твой брат, Магн'нус – за ними кто-то стоит. И этот «кто-то» не брезгует работать руками что халларнов, что северян. Не знаю, идет ли синалум этой теневой силе, не удивлюсь, если это так.
– Слишком много предположений, – с большим трудом подавляю зевок. Мне очень интересно говорить с Келом. Разговор, который изначально был совсем о другом, неожиданно обрел серьезную окраску. Но усталость берет свое – и я едва не клюю носом. – Тебе никто не поверит.
– Я никому и не собираюсь об этом рассказывать. Только тебе. Да и то случайно, не планировал этого делать. Но ты поверила, – Кел'исс выглядит расслабленным и почти довольным. – Или сделала вид, что поверила. На самом деле, не так уж и важно. Это просто информация, в которую верю я сам. Могу ли ошибаться? Как показывает практика – еще как. Но у меня нет ни ресурсов, ни желания копаться во внутренней политике Империи. Уверен, для этого есть специальные люди, куда как более осведомленные, чем один полумёртвый заклинатель.
Его голос звучит все тише и тише. Я честно пытаюсь сохранить внимание и удержать веки открытыми, но напрочь проигрываю эту битву. Кажется, в последний раз, когда еще балансирую на грани сна и бодрствования, понимаю, что приваливаюсь к плечу Кела. Хочу отлипнуть, сесть ровно и хоть как-то взбодриться, но тело становится таким неповоротливым и ленивым, что даю себе пару мгновений, чтобы прийти в себя и уж точно открыть глаза.
Глава пятьдесят вторая: Кел’исс
Я же не хотел спать! Думал еще раз пройтись по постам и проверить их готовность, хоть наверняка бы опять нарвался на плевки под ноги. Они сколько угодно могут охранять свою госпожу, но меня по-прежнему воспринимают врагом. Что ж, их право, я не в обиде. Главное, что днем они не отвернулись от Хёдд.
А ведь такая вероятность не то что существовала, она была столь же реальной, как тот сраный снег, что лежит на улице. За старым пнем бы точно пошли, уже и желающие погреться у костра ведьмы виднелись, только тех, кого убедило выздоровление предоставленной парочки сородичей, оказалось больше.
Хёдд этого не видела, но, когда трухлявый шаман вытащил нож, а мне надоело слушать его ересь, за ее спиной произошло движение. Первым за оружием потянулся ее охранитель. Следом – его люди. Следом – обычные зеваки.
Пень не меня испугался, он испугался людей, которым все это время пускал пыль в глаза, а тут что-то сломалось, что-то пошло не так. В особенности странно себя повел Турин. Хёдд не приврала ни на Йоту, ее брат действительно странный. Я помню его, видел год или чуть больше назад. Здоровенный дикарь с рожей, вдвое шире моей, и ручищами, которыми впору дробить камни. А днем я увидел очень больного человека со стеклянными глазами. Вот только сказать, что выглядел он при этом немощным – никак не могу.
Когда открываю глаза, вокруг почти полная тишина. Свет горит слабый, но видно небольшое движение – в себя пришли еще трое больных. Хорошо. Сейчас амулет Турина держит охранитель Хёдд. По сути, его можно просто повесть на шею любому больному, но я опасаюсь… не знаю, всякого. Что человек встанет и уйдёт, никому ничего не сказав, что, не очень вероятно, но и не невозможно. Куда спокойнее, когда лекарская вещица в руках того, кому хоть немного доверяешь. А этому Эйстину Хёдд доверяет.
Только где она сама?
Поднимаюсь и первым делом прохожу к в несколько раз сложенной шкуре, на которой спит Хельми. Поправляю укрывающее его одеяло. Кажется, в его возрасте я не был таким спокойным и выдержанным, хотя жилось мне явно гораздо проще.
Не хочу, чтобы сын рос среди вонючих лачуг, общался с тупыми дикарями, и чтобы его жизнь зависела от удачи на охоте или глупости соседского клана, который с ничего решит вырезать мужское население своего соседа. Для дикарей это обычное дело.
Нет, я не из тех, кто планирует хранить свое чадо в неге и тепле. Мужчина должен уметь драться, должен уметь добиваться поставленных целей, должен быть правильно злым. А для этого нужно соответствующее воспитание. Но не здесь. А Хёдд из своего снежного захолустья никуда не сдвинется. В этом никаких сомнении.
Прохожусь по святилищу, заглядываю в каждый угол, но нигде ее не нахожу. Возвращаюсь в зал, там ее все еще нет. Что за дела у нее могли возникнуть?
– Где твоя госпожа? – спрашиваю Эйстина.
Тот не спит и должен был заметить, когда она ушла.
– Не знаю, сидела-сидела, потом встала и ушла. Туда, – указывает в сторону задней двери. – Ничего не сказала.
Киваю и иду на улицу.
С неба валят крупные хлопья снега, но рядом ни следа. Следы появляются лишь дальше, на дорогах, по которым время от времени прохаживаются постовые. Обхожу все вокруг святилища, но никто из северян Хёдд не видел.
Что вообще происходит?!
Не тайно же она ушла, в самом деле. Зачем? Да еще и оставив сына. Не верю. Значит, где-то внутри. Снова возвращаюсь в святилище и поднимаю на ноги всех, кто эти ноги передвигать может. Зажигаем все фонари и факелы, практически ползком за каждой полкой и сундуком.
Тщетно.
Впервые в жизни я понятия не имею, как реагировать. Даже тогда, очнувшись в сраной пещере, воскресший после смерти, точно знал, что буду делать дальше. Вопросы были, да они и сейчас есть. Но собственные действия казались вполне понятными. А сейчас? Она ушла к Магн'нусу? Но зачем? К брату? Тот же вопрос. Какие-то дела в городе? Такие, что никому о них не сказала?
Ладно, передо мной она отчитываться не должна, хотя после того, что мы прошли вместе, намекнуть о своих планах было бы не лишним. Но ее же и собственные люди потеряли.
До утра не смыкаю глаз.
Как только светлеет, проверяем все окрестные дома, хотя заранее понятно, что толку из этого не будет. Самолично опрашиваю каждого, кто ночью стоял в дозоре, Проклятье! Эти недоумки больше смотрели вовне, чем внутрь охраняемого периметра. Еще и отвечают через раз, строя такие недовольные рожи, точно я самолично придушил их первенца. На помощь приходит Эйстин. С ним они куда разговорчивее.
– Может, ее выкрали? – предполагает охранитель.
– Когда вышла на улицу? – такая версия мне в голову тоже приходила. – Но чтобы никто не заметил?
– Всякое бывает.
– Допустим. И где ее могут держать?
– Большой Дом сильно пострадал от пожара. Там – вряд ли. Поэтому… в любом другом месте. Магн'нус живет в одном из общих клановых домов. Может, там?
Мне что, вот так просто завалиться к нему в гости и спросить, где Хёдд?
Собственно, другого варианта и нет. У меня нет.
– Кто-то из твоих людей может тайно проникнуть внутрь этого кланового дома? Понимаю, наверняка там везде охрана. Но все же.
– Попробуем, но только ночью. Днем шансов нет.
Тоже верно.
Ладно, значит, идем в гости.
Я не доверяю никому из них, но и взять Хельми с собой тоже не могу. Поэтому приходится оставить его в святилище, предварительно сделав очень доходчивое, как мне кажется, внушение двум девицам, которые сами вызвались проследить, чтобы с ним все было хорошо. У Эйстина прошу самую надежную охрану уже внутри святилища, какую он только может дать.
К наместнику иду один.
Я никогда не любил Лесную Гавань – слишком людно, слишком много резких запахов, слишком много дикарей. Но сейчас она нравится мне еще меньше – мертвая и пустынная, точно город-призрак из старинных легенд.
А вот с охраной наместника все очень интересно, потому что вокруг его гнездовья стоят не халларны, а люди Турина. Хотелось бы, конечно, думать, что они заперли его внутри и теперь ждут, пока завоет от голода, но что-то подсказывает: дело обстоит иначе.
– Чернокнижник… – меня встречает сам Турин.
Со вчерашнего дня он ничуть не изменился, в том числе и одежда на нем осталась ровно та же. И рукава даже закатаны неизменно. И здоровенный топор в руках.
– Где Хёдд? – спрашиваю сразу.
– Что? Разве не с тобой?
У него непроницаемое лицо. Я бы даже сказал – на нем двигаются только губы, да и то скудно, и глаза – пара пустых стекляшек. Ни одной эмоции, даже намека.
– Нет. Она здесь, – указываю на дом за его спиной. – Я хочу ее видеть.
– Может, у тебя есть какое-то право что-то здесь хотеть, халларн?
– Вполне возможно, но тебе об этом знать не следует, раб. Мне нужен твой хозяин.
Любой другой дикарь на его месте и с его спесью тут же рубанул бы меня своей железякой. Но этому снова все равно.
– Хорошо, – соглашается неожиданно и идет к дому.
Я даже какое-то время стою на месте, ожидая подвоха, но, если на меня и собираются напасть всем скопом, то немного позже. Быть может, в самом доме. Для ловушки место неплохое.
Турин широко распахивает дверь и кивком головы приглашает меня внутрь. Открывать ему спину желания нет никакого, но я знал, куда иду, теперь поворачивать и капризничать уже поздно.
Из меня средний воин – и противостоять сумасшедшему варвару в открытую вряд ли смогу. Поэтому напрягаюсь и обращаюсь в слух, готовый среагировать на любое его резкое движение.
– Заходите, господин, что в дверях толкаться, точно неродной.
Через короткий коридор попадаем в просторный зал, в центре которого стоит длинный деревянный стол.
Здесь никого нет.
– Не извольте беспокоиться, господин, присаживайтесь, – распинается Турин. Эти слова, вероятно, должны сопровождаться соответствующим тоном, но брат Хёдд на него не способен. Поэтому получается из рук вон слабо и совсем не раздражает.
Дверь в дальнем конце зала открывается – и наконец-то появляется Магн'нус.
– Кел'исс, чем обязан столь великой чести? – Он неспешно усаживается во главе стола, но мне сесть не предлагает. – Турин, отдыхай пока. Спасибо.
Дикарь изображает нечто вроде поклона и уходит.
– Мне нужна Хёдд, – говорю я.
– Даже если бы она была здесь, не вижу ни одной причины звать ее. Кто ты такой, чтобы что-то требовать? Местный наместник? Ох, прости, наместник – я. А ты – никто. Я даже не уверен, что ты теоретически можешь находиться в этих землях. Император в курсе твоих дел, ведь правда?
– Разумеется, – вру, не моргнув глазом. – Почему, ты думаешь, я вернулся в эту глушь? Из большой любви к вшивым дикарям? Или мне нравится каждый раз морозить член, когда выхожу поссать? Нет, не нравится. У меня здесь дела.
По самодовольному лицу Магн'нусу пролегает тень недовольства, но он быстро справляется с собой.
– Какие-то официальные бумаги? Я, прости, ничего не знаю о твоих делах.
– Некоторые дела носят неофициальных характер, наместник. И призваны изучить всю ту кропотливость, с какой слуги Империи радеют о ее низменном процветании. Понимаю, я не произвожу впечатления опытного дознавателя, но, в качестве небольшого отдыха после собственной трагической кончины, согласился с Императором Эром, что могу оказать всем нам небольшую услугу и разузнать о некоторых странностях с поставками синалума из отдельных месторождений Й Севера.
– И?
Вот теперь Магн'нус выглядит так, как и должно выглядеть человеку, чьи яйца вдруг оказались на наковальне с занесенным над ней молотком.
– И я нашел странности. Не скажу, что это был отдых, с комфортом как-то сразу не заладилось, но, уверен, надолго я здесь уже не задержусь. Пора и погреться.
– А зачем тебе Хёдд?
– Хочу забрать ее с собой. Привязался к ней, не поверишь. Понимаю, звучит не очень красиво, все же ты ее законный муж, одобренный Императором, но Эр пошел мне навстречу. Скажем так, мы достигли договоренности, по которой я могу забрать и Хёдд и нашего с ней сына, если хорошо и качественно проделаю свою работу. Обрати внимание, независимо от того, каким будет мой рапорт. Что именно я принесу нашему Императору. А я хорошо потрудился, уверяю тебя.
– Это шантаж? Ты меня шантажируешь, заклинатель?
– Я предлагаю тебе вариант решения нашей маленькой проблемы. Я заберу Хёдд, скажу Эру, что в Лесной Гавани с синалумом нет никаких проблем. Власть остается у тебя, мне плевать, куда ты сплавляешь излишки синалума. Все тихо, мирно, без обид и крови.
