Текст книги "Огонь для Проклятого (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава тридцать шестая: Хёдд

– Предки все еще не дают нам ответов, – качает головой верховный шаман и кашляет в кулак, когда снова наведываюсь в святилище Духов. – Каждый день и каждую ночь кто-то из нас вопрошает к ним, но каждый раз их слова полны тревоги и расплывчаты. Мы пытаемся истолковать их, пытаемся найти способы излечения поразившей нас хвори.

– Я хочу видеть.

Шаман снова кашляет, но его кашель кажется мне обычным, не рвущим внутренности изнутри. Тем не менее, на моем лице повязан плотный отрез пропитанной травяными настоями ткани. Я не верю, что это может помочь не заразиться, как о том заявили лекари халларнов, но цепляюсь за каждый способ, потому что должна думать не только о себе, но и о маленьком сыне, который не виноват, что его мать не сидит в четырех стенах, а шатается по зараженном домам и говорит с зараженными людьми, пытаясь отыскать хоть крохи информации, что позволит хотя бы облегчить страдания тех, от кого отвернулись боги.

Шаман ведет меня вглубь святилища, в небольшой зал, где на полу, на жестких циновках, лежат люди.

– Каждое толкование мы переносим на нового больного и смотрим, поможет ли ему лечение.

Здесь нет такого количества склянок с реагентами, как в пекарне халларнов, но, кажется, я вижу все известные мне растения не только собственного края, но и вообще Севера, а кое-какие коренья и цветы и вовсе не могу распознать.

– Кто-то умирал на твоих глазах в последние дни? – спрашиваю шамана.

– Да, госпожа.

– Ты видел что-то необычное после их смерти?

– После? – не понимает тот.

– Да, спустя примерно сутки.

– Нет, госпожа, все тела мы сносим в ледник. После их могут забрать родственники.

– В чем ты видишь причину мора?

– Предки гневаются, госпожа, – шаман понижает голос. – Иным из нас они говорили о крови врагов, что перестала окроплять наши мечи. Дети Севера покорились завоевателям, чего не случалось никогда раньше. Предки хотят крови.

– И ради крови они уничтожают собственных потомков? – морщусь я, не скрывая своего отношения к его словам.

– Так говорят Предки, – стоит на своем шаман. – Покорность и слабость никогда не идут об руку с настоящим воином. Дорога в чертоги Богов вымощена доблестью. Реки, что текут вдоль нее, полнятся вражеской кровь. А в спину идущего по ней звучит боевой горн. Когда вы в последний раз слышали звук боевого горна, госпожа?

– Предки бы никогда не толкнули нас на убой. Есть разница между доблестью и отчаянием, о котором говоришь ты.

– Как скажите, госпожа, – кивает шаман, но даже не пытается скрыть, что остался при своем мнении.

Кто я для него? Несмышлёная девчонка, которая волею судеб оказалась во главе большого и сильного клана. О чем со мной можно говорить, кроме как о глупых девичьих фантазиях? Он, умудренный опытом и многими разговорами с Предками, вынужден терпеть меня только потому, что мне выпало родиться в роду Хольмбергов.

Когда-то, много лет назад, когда наши пращуры только-только осваивались на негостеприимных землях Севера, во главе каждого клана стоял именно шаман. Тот, кто разговаривает с Духами, ведает былое и будущее, знает, куда должно повести клан, умеет сделать нужное подношение, чтобы и охота стала удачной, и унялись злые морозы. Шло время, еды становилось больше, деревни обрастали частоколами, мы научились обрабатывать железо – кланы разрослись, зажирели. Но вместе с общим достатком разрослись и аппетиты шаманов, которые все больше уходили в какие-то собственные мистические изыскания и все меньше обращали внимание на дела земные, при этом все чаще и чаще распространяя слова, которые якобы услышали от Предков.

Я, не раз ходившая в мир Духов, пусть и с чужой помощью, знаю, насколько нереальными и расплывчатыми могут быть увиденные там образы. Зачастую истолковать их можно совершенно противоположным образом. Да, у меня мало опыта, я слишком молода, меня специально не обучали толкованию, много-много всяких «но», которые ни в коем разе не позволяют мне ставить себя в один ряд с опытным шаманом.

И насколько велико искушение воспользоваться собственным превосходством? Насколько велико искушение сказать то, чего не увидел в трансе, но исполнения чего желаешь сам? Мы все люди, у нас у всех собственные амбиции и потребности. И шаманы – не исключение.

В какой-то момент шаманские замашки переросли некий рубеж, после которого по многим крупным на тот момент кланам прокатились самые настоящие погромы. Люди взламывали святилища Духов, убивали их служителей и растаскивали накопленное теми добро. Крови тогда пролилось немало.

Когда первый порыв ненависти улегся, северяне осознали, что без провожатых к собственным предкам им все равно не жить. Шаманы нужны, и их значимость велика. Но с тех пор бразды правления кланов перешли в руки наиболее сильных родов. Сила и разум объединились в управлении людьми. Но не на равных, сила перевесила и имеет последнее слово. И так продолжается по сей день, за редким исключением.

И вот теперь я стою и обдумываю слова верховного шамана собственного клана. Насколько они соответствуют тому, что он видел? Не являются ли отражением его собственных взглядом и чаяний?

Возможно, я слишком подозрительна, но трудные времена всегда подразумевают под собой возможность смены воззрений и законов. Что если все те слова, что шаман только что высказал мне, он решит вложить в головы остальным? Если уже не решил.

В любом случае, его объяснение причин возникновения болезни меня точно не устраивает.

– Мы знаем, как много людей заболело? – спрашиваю шамана.

– Нет, госпожа. Некоторые сидят по домам и никого не пускают. Другие до последнего скрывают симптомы.

– Известно ли хоть об этом выздоровевшем?

Он снова кашляет. На этот раз кашель уже куда более глубокий и болезненный.

– А ты как себя чувствуешь?

– Просто простуда, госпожа. По выздоровлению сказать трудно. Боюсь, здесь мне нечем вас обнадежить.

Похоже, ничего нового он мне не скажет.

Я прошу помочь мне с погружением в мир Духов, но на этот раз не нахожу там даже отголосков чьего-либо присутствия. Просто пустая темнота, отчего-то очень холодная и как будто чуждая, выжидающая. Я прислушиваюсь и всматриваюсь, ловя любое движение, малейший шорох. Вопрошаю Предков откликнуться на зов своей дочери.

Ничего.

Такое часто бывает с обычными людьми, которые погружаются в транс. Сделать это самостоятельно нельзя, каждый шаман рьяно хранит секрет собственных смесей и заговоров, что помогают ему покинуть телесную оболочку. Ну а мы, простые смертные, просто иногда просим его помощи, чтобы пройти путь к поднебесным чертогам. К сожалению, нашим чаяниям отвечают не всегда.

И раньше я действительно думала, что Предки гораздо ближе к просветленным душам шаманов, оттого куда охотнее идут с ними на разговор. Но теперь… не знаю. Возможно, сотни лет после тех приснопамятных погромов ничего не изменили. И шаманы по-прежнему говорят нам лишь то, что считают нужным, но никак не то, что посылают нам Предки. Крамола и святотатство, но именно об этом я думаю, когда выныриваю в реальный мир.

Мне очень холодно. Холоднее, чем когда бы то ни было после транса.

Но теперь у меня исчезают последние сомнения, да и последняя надежда на излечение. Мы ничего не знаем о причинах мора, ничего не знаем о том, как с ним бороться. Абсолютно беззащитные как на стороне северян, так и на стороне халларнов. Болезни и смерти подвержены все. Каждый ходит по грани.

Возможно, нам помогут морозы.

Возможно, нет.

Возможно, до морозов доживут лишь единицы.

Мы можем продолжать ждать, можем следовать плану Магн’нус, в котором, должна признать, есть зерно истины. Но легко рассуждать о целесообразности того или иного решения, когда оно не касается тебя лично и твоих людей. Я мало знаю о великих эпидемиях, но изоляция – один из самых надежных способов не пустить болезнь дальше. К сожалению. Только о том мало заботишься, когда рядом умирают те, кого ты знаешь, кто на тебя надеется.

Я пыталась донести мысль о самопожертвовании до всех, кто хотел и мог слышать. Не уверена, что смогла. Потому что, положа руку на сердце, сама к этому не готова. Мы не можем закрыться в Гавани и все умереть. Это не укладывается в моей голове. А если через неделю или месяц нечто подобное начнется у соседей? С ничего начнется. Просто потому, что мы ничего не знаем про источник. Им тоже ложиться на землю и добровольно умирать?

Это очень тяжело.

Как же мне нужен кто-то гораздо более умный и опытный, чем я, кому я бы могла полностью довериться. Когда-то таким человеком был Кел. Но сейчас такого нет. И как же погано осознавать, что каждое мое решение может еще больше усугубить наше положение.

Как понять, как правильно?

У кого спросить?

Боги, я не просила о такой ответственности. Я вообще не думала, что когда-то буду принимать решения, для которых нужны каменные яйца. Да, у меня есть муж. Но я не принимаю его решение. По всем законам я обязана ему подчиняться. Но, кажется, уже точно понимаю, что не сделаю этого.

Глава тридцать седьмая: Хёдд

Мне очень стыдно, но за безумием последних дней я так и не успела навестить брата. А ведь хотела узнать, как у него дела. И вот теперь, направляясь в сторону его становища, ощущаю себя какой-то попрошайкой, которая вспоминает о человеке лишь тогда, когда в человеке есть надобность. Я ведь никогда такой не была. Неужели первая же серьезная напасть настолько выбила меня из колеи, что напрочь лишила всей той человечности, что стараюсь в себе сохранить?

Ладно, не всей. Но даже это ощущение, что ничего не успеваю и ничего не получается, изводит настолько, что хоть бейся лбом о стену.

Если бы это хоть немного помогло – я бы расшибла лоб, даже не задумываясь.

Лесная Гавань затихла и затаилась. Раньше, совсем недавно, на ее улицах было полно народу, но теперь нет почти никого. Люди боятся выходить из домов, боятся разговаривать с соседями, боятся дышать с ними одним воздухом.

А еще воздух несет в себе запах горелой плоти. Потому что я приказала сжигать мертвецов. Потому что видела, кто или что из них вылупляется, и не готова допустить массового появления непонятных созданий в стенах Гавани. Если к мору добавятся еще и призраки, даже если они абсолютно безобидны, в чем я очень сомневаюсь, мы точно не сдюжим.

Мы все ждем сильных морозов. Но боги точно нарочно испытывают нашу стойкость и посылают нам то небольшие заморозки, то, как сегодня, снова оттепель с мокрым снегом.

В становище брата меня никто не встречает. Оставляю лошадь возле дома, который Турин традиционно использует, как временное жилище, когда навещает Лесную Гавань, и осторожно, стараясь не оскользнуться в ледяной мокрой каше, иду к двери.

Перед тем, как войти, еще раз осматриваюсь. В снегу много свежих следов, но куда они ведут, понять очень сложно. Часть, определенно, идут к разбитым невдалеке шатрам, но движения там тоже нет.

Сглатываю и толкаю дверь, не позволяю страху укрепиться в сознании и поглубже запустить корявые когти в сердце.

В доме тепло и очень душно. Пахнет давно немытыми телами, чем-то прогорклым и соленым. На окна, и без того забранные бычьими пузырями, наброшены какие-то тряпки. Весь свет в доме только от нескольких неверных свечей, догорающих на большом столе в центре большой комнаты.

Щурюсь, силясь рассмотреть, сидит ли кто за столом. Там стоит большое деревянное кресло, которое и облюбовал Турин, но сейчас едва могу различить его очертания.

– Проходи, – в шепоте из темноты почти нет узнаваемых ноток, лишь крохотные отголоски того сильного и волевого голоса, что я помню.

– Турин? – спрашиваю на всякий случай.

В темноте слышится какой-то шорох – и в свете свечей будто набухает тень, в которой с большим трудом, но угадываю черты брата. Вернее, того, что от него осталось.

Он невероятно худ. Чудовищно осунулся и усох, точно не ел и не пил множество дней кряду.

Бросаюсь к нему, но брат лишь поднимает руку, точно загораживается от меня.

– Да, это я. Не узнать?

– Честно говоря, с трудом.

Все же подхожу ближе, хотя вся эта обстановка и его вид внушают странную неуверенность и дрожь в ногах.

Турин кивает, вытягивает пред собой руки и несколько раз сжимает и разжимает узловатые пальцы.

– Прости если напугал тебя, сестренка. Как ты? Как Хельми?

– Не напугал, не говори глупостей, – храбрюсь я, загоняя собственную неуверенность поглубже. – Со мной все хорошо, с сыном тоже. А ты… – на языке вертится слово «болен», но произнести его почему-то вдруг так сложно, что прикусываю язык, снова обращаясь к помощи боли.

– Не обращай внимания, – Турин выдает подобие улыбки, которая больше походит на оскал мертвеца. – Я рад, что с вами все в порядке. Вы выживете, Хёдд. Обязательно выживете. И встанете во главе нашего народа, когда тот поднимется против иноземцев. Вы принесете нам свободу.

– Наш народ умирает, – облокачиваюсь руками о столешницу и смотрю прямо в его подернутые мутной пеленой глаза. – Мор пожирает его – и спасения ждать неоткуда. Мы должны уйти. Слышишь?

– Уйти?

– Да. В лес. Как когда-то наши предки. Мы выживем, пока не придут морозы. Мы рассредоточимся и не подойдем друг к другу, пока не станет ясно, что зараза ушла.

– Это твое решение, сестренка? – его язык немного заплетается, и мне кажется, будто брат пьян. – Или его вложил в твою голову муж?

– Мое. Магн’нус ничего о нем не знает.

Турин вновь отстраняется от столешницы и почти исчезает в тенях.

– Быть может, быть может. Но с чем ты пришла ко мне?

– Мне нужна помощь всех, кто еще не заболел. Нужно прикрытие для стариков, женщин и детей. Ты – первый, к кому я пришла.

У меня ком стоит в горле от осознания, что людей Турина, быть может, уже нет. И нужно быть слепой и глухой, чтобы не понимать, что и брат совершенно нездоров.

Будто в подтверждение моих мыслей, он пытается подняться, но тут же едва не падает вперед на стол от жестокого приступа кашля.

И снова бросаюсь к нему – и снова от держит меня на расстоянии вытянутой руки.

Когда кашель проходит, еще какое-то время стоит, покачиваясь, и тяжело дышит. Из его рта на столешницу тянется тонкая нить чего-то темного.

– Я помогу… – наконец, произносит он.

Но я уже отрицательно мотаю головой.

– Прости, я должна была прийти раньше.

Едва не луплю себя по рукам, потому что не могу просто стоять и смотреть, как он мучается.

– Нет, – легкое движение головы. – Всему свое время. Ты пришла ровно тогда, когда и должно.

– Тебе что-то нужно? Я могу чем-то помочь?

– Ты же пришла за помощью, – снова улыбается он.

И снова этот оскал едва не заставляет меня отвести взгляд.

– Кажется… я опоздала, – что-то во всем этом меня очень настораживает. – Сядь, тебе лучше сохранить силы. Я приду за тобой. Ты слышишь меня? Я не оставляю тебя.

– Ты говорила с Предками? – спрашивает неожиданно.

– Я пыталась. Они не направили меня.

– А меня направили.

Какое-то время молчим. Я жду, пока Турин продолжит, а он просто смотрит на меня, точно пытается прочесть мои мысли.

– Я говорил с ними еще дома, до того, как выдвинуться на праздник Белой ярмарки. Но у меня были иные вопросы, сама понимаешь. И их ответ заставил меня рыдать.

– Турин, ты не в себе, – почему-то я не хочу слышать продолжение его рассказа, почему-то чувствую, что, услышав его, уже не смогу все повернуть обратно, как будто даже сам мир вокруг меня изменится.

– Предки говорили со мной, – продолжает брат, как будто и не слышит моих слов. – Они долго смотрели на нас. Долго внимали нашим молитвам. И, наконец, отозвались. Я ожидал услышать мудрые наставления, ожидал туманные откровения, над которыми сломают головы лучшие толкователи, но услышал всего четыре слова: мы идем к вам.

– Что это значит?

– Я тоже сразу не понял, думал – это и есть загадка, требующая толкования. А оказалось, они ответили буквально.

Турин кое как выпрямляется и делает шаг из-за стола. Едва не падает, снова опирается о столешницу, снова выпрямляется.

– Следом по ночам мне были видения. И я увидел все то, что должен сделать. Я увидел Лесную Гавань, сестренка. Увидел тебя и твоего сына. Я увидел искупление нашего народа и возрождение наших предков.

– Я не понимаю.

– Эта эпидемия – лишь инструмент, который позволит нам всем переродиться. Мы слабы. Позор на наши головы. Но Предки нас не оставят. Каждый, кто погибнет от болезни, вскоре встанет в единый строй против проклятых захватчиков. Они пришли к нам с превосходящими силам и оружием, которому мы не смогли ничего противопоставить. Больше все это им не поможет. Мы уничтожим каждого иноземца – и каждый их мертвец встанет биться вместе с нами.

– О, боги… – шепчу я. – Нет, Турин, нет.

– Свобода требует жертв, сестренка.

– Свобода от чего? Ты понимаешь, какие силы пробудил?

Он неопределенно поводит плечами. Одежа, что некогда сидела на нем, точно влитая, теперь висит, будто на отощавшем старике.

– Ты освобождаешь не нас, – продолжаю я. – А наши земли от нас.

– Ты слишком молода, чтобы понять.

Турин все же выбирается из-за стола. Стоит, покачиваясь. Вот-вот грохнется на пол. Но я точно не стану его ловить.

– Я должна знать, – говорю то, о чем никогда и ни за что не хотела бы услышать. – Это ты принес болезнь?

– Я принес искупление.

Кажется, мои внутренности превратились в лед. Моя кровь перестала бежать по венам. А разорванное в клочья сердце едва-едва бьется лишь для того, чтобы снова и снова полосовать себя об острые грани кровавых осколков.

– Ты убил всех нас.

– Ты будешь жить, сестренка. И твой сын – тоже. Я позаботился об этом.

– Разве я просила об исключении?

– Ты бы никогда не попросила. Но на то я и старший брат. Поверь, я знаю, что буду проклят. Мне все равно. И если бы сейчас я снова встал перед тем же выбором, ничего бы не изменилось. Но вас эта месть задеть не должна.

Он шагает из-за стола. Шаги тяжелые, точно каменные. Пячусь, пока не упираюсь спиной в стену. Но он не становится вплотную, оставляет между нами пару шагов расстояния.

– Это твоя обязанность, Хёдд, – говорит холодно и почти зло. – Ты должна встать во главе очищения. Ты должна выжить. И должна победить.

– Ты прав, – цежу сквозь зубы. – Кое-что я действительно должна: спасти своих людей от предательства и глупости того, кого считала братом. Ты отдал нас всех Тени, Турин. Не знаю, зачем, не знаю, как. Возможно, ты действительно хотел лучшего. Но ты не имел права принимать подобные решение в одиночку.

– Кто-то должен бы. Почему бы не я? У остальных не хватило бы храбрости.

– Прочь с дороги, у меня еще много дел.

Толкаю его в грудь и почти бегом к двери. Но успеваю сделать всего несколько шагов, когда в плечо впиваются стальные пальцы. Дергаюсь, но это вообще бесполезно. Легкое движение воздуха, разворот – и меня припечатывает к стене. Голова откидывается назад и бьется о дерево.

– Прости, сестренка, но мне нужны все эти люди. Они останутся в Гавани.

Рвусь, пытаюсь извернуться, но у него ужасная сила. Чувствую себя, точно мышь, попавшая в лапы медведя.

– Я должен это сделать, прости.

Он снова прикладывает меня о стену, на этот раз сильнее…

Глава тридцать восьмая: Хёдд

В себя прихожу с дикой головной болью. Затылок просто раскалывается, а от яркого масляного фонаря где-то в стороне хочется снова закрыть глаза.

Неужели Турин сделал это?

Он даже в детстве никогда не повышал на меня голос.

Безумие!

– Госпожа, вы меня слышите?

Надо мной склоняются двое халларнов. Судя по всему, лекари.

– Понимаете, что я говорю?

Спрашивает тот, что постарше.

– Да. Где я?

– В Большом Доме. Помните, что произошло?

– Меня ударили по голове, – выдаю самое очевидное и нейтральное.

– Кто?

– Не знаю. Я не видела.

Не то чтобы я собираюсь выгораживать брата, но выкладывать обо всем произошедшем первым встречным точно не собираюсь. Нужно хоть немного обдумать все то, что наговорил Турин. Только бы голова перестала так болеть.

Приподнимаюсь на локтях – и голову тут же тянет обратно, точно к ней привязан здоровенный булыжник.

– Вам надо отдохнуть. Вставать нельзя, – говорит халларн. – Вероятно, у вас сотрясение. Мы промыли и обработали рану.

Трогаю рукой лоб и нахожу там повязку.

Мне нельзя лежать, нельзя терять время. Чем дольше я проваляюсь, тем больше людей заболеет.

Когда за дверью раздаются быстрые приближающиеся шаги, халларны как один вытягивается в струнку. Ну, конечно, это Магн’нус. Вполуха выслушивает отчет своих лекарей и отсылает их прочь.

– Хёдд, – опускается рядом на колени, – кто это сделал? Ты видела его?

– Нам нужно вывести людей из Гавани, – нападаю на него вместо ответа. – Выслушай меня, – уже вижу, как он хмурится. – Лесная Гавань – это западня. Вся эта эпидемия подстроена. И ты лишь потворствуешь ей, когда держишь людей взаперти. Не спрашивай у меня, откуда я это знаю, пожалуйста. Просто послушай.

– Ты снова за свое?! – Магн’нус резко поднимается на ноги. – Не находишь, что как только в твоей голове появилась эта странная мания, как все пошло наперекосяк?

– Ты настолько уверен в природном появлении болезни, что даже не смеешь предположить, что ее на нас наслали?

– Кто, Хёдд?! Кто? Единственный, кто на это способен, – Кел’исс. – Магн’нус застывает, будто застигнутый врасплох собственной догадкой. – Он тебе что-то говорил? Ты виделась с ним в ту ночь? Ты действительно сожгла его лабораторию?

– Да, сожгла. Ты же наверняка это и сам проверил.

– Возможно, да, а, возможно, нет.

– Я не говорила с ним, но кое-что увидела прежде, чем бросить масляный фонарь.

– Поделишься?

Я стискиваю зубы и все же приподнимаюсь, усаживаясь на кровати.

– Я видела мертвую северянку, из чьего тела вылезло нечто… – слежу за его реакцией, но ее нет вообще никакой. Абсолютно непроницаемое напряженное лицо мужа. – Из нее вылезло нечто, вроде Темной, только гораздо меньше.

– Ты когда-нибудь видела Темную, Хёдд? – тяжело вздыхает Магн'нус.

– Нет, но мне рассказывала о ней… жена генерала Тьёрда.

Магн'нус прохаживается по комнате, затем подходит к моей постели и присаживается рядом. Отчего-то инстинктивно пытаюсь немного от него отодвинуться, но ловлю себя на этом желании и не позволяю телу взять верх над разумом.

– Ты слышишь себя? – в голосе мужа сквозит плохо прикрытая усталость. – Хёдд, тебе не кажется, что ты слишком сосредоточена на Тени и всем, что с ней связано? Кажется, общение с Дэми не идет тебе на пользу. Твой разум еще слишком податлив и мало приспособлен к критическому мышлению, чтобы слушать болтовню о вещах, понимание которых требует многих лет кропотливого изучения. Не принимай на свой счет, моя познания о Тени немногим отличаются от твоих, но я умею отделять вымысел от реальности.

Наверное, если бы я раскрыла ему всю правду, его реакция была бы иной, но у меня есть тайны от собственного мужа, которые я не в состоянии ему открыть. И ведь даже сама себе не могу внятно объяснить, почему скрываю от него свой разговор с Келом. Мы же ни о чем скверном не говорили.

– Тебе нужно отдохнуть, – говорит Магн'нус, не дождавшись моего ответа. – Оставайся здесь и ни о чем не беспокойся.

Он подается ко мне, целует в лоб и поднимается.

– Я в порядке, – говорю скорее, чтобы что-то сказать. – Голова уже не болит.

– Ну и отлично. Но из кровати тебе выбираться все равно запрещено. Не переживай. – Он идет к двери. – К тому же случилось неожиданное, твой брат предложил мне свою помощь в подавлении возможных волнений. Не знаешь, с чего бы такое рвение?

Я едва не давлюсь собственным языком.

– Турин?

– У тебя есть другоЙ брат? – улыбается Магн'нус. – Мне известно только об этом.

– Нет, другого нет, – я настолько шокирована, что даже не знаю, что и сказать.

– Так что, стоит ему доверять?

– Когда я видела его в последний раз, он плохо себя чувствовал, думаю, он тоже заболел, – таким образом хочу избежать прямого ответа на его вопрос.

– Разве? Я не заметил, – пожимает плечами муж. – Разве что поджарый стал, как старый волк. Но в остальном показался мне вполне уверенным в себе и рассудительным. Уж не знаю, что творится у него в голове, но на словах полностью поддерживает мою стратегию изоляции Гавани. Возможно, вам бы следовало поговорить на эту тему. Ладно, ты не слушаешь меня, но к мнению собственного сородича вдруг бы и прислушалась?

Что он несет? С каких это пор халларны принимают помощь северян и доверяют им свои спины?

Хотя… Дэми рассказывала о чем-то подобном во время обороны Красного шипа от одержимых. Но… но… если Турин действительно предложил свою помощь Магн'нусу, то точно не из согласия с его взглядами. Вернее, согласие тут вообще ни при чем. У Турина собственные цели.

Боги! Он действительно считает, что сможет управлять теми тварями, что появляются из мертвых?

– Все-все, оставляю тебя, отдыхай, – Магн'нус снова не дожидается моего ответа – Кажется, кто-то все-таки немного не в себе. Кстати, твой брат обещал узнать, кто ударил тебя по голове. Так что пока можешь придумать, как наказать негодяя. Я бы использовал четвертование, но окончательное решение за тобой.

Он выходит за дверь – и я слышу лязг задвигаемого снаружи засова.

Меня заперли!

– Нет, ему нельзя доверять! – ору во все горло и подскакиваю на кровати.

Мир тут же делает оборот – и я валюсь куда-то вниз, в густую глухую пелену собственного головокружения. Но мой крик муж должен был услышать. Должен был… но если услышал, то никак на него не отреагировал. Потому что ничто не нарушает установившуюся в комнате тишину. Разве что пульсирующая в моих висках кровь.

Проходит какое-то время прежде, чем я с большим трудом снова забираюсь в кровать. Да уж, братец приложил меня основательно, по-родственному, не иначе. Откуда в нем вообще силы взялись? Он же едва на ногах держался. А еще эти слова Магн'нуса, что он не заметил в состоянии Турина ничего странного.

Если бы не виденное в лаборатории Кела, я бы вполне могла начать подозревать себя в слабоумии. Хорошо, Турин каким-то образом заручился силой Тени, и теперь его задача – выжидать и не допустить, чтобы из Гавани ушли люди. Отдельные небольшие группы все равно будут просачиваться, но основная масса народа останется. Как долго все это продлится? Должны ли заболеть все?

А что потом?

С помощью своей призрачной армии он развернет нечто вроде восстания? Но в этом сейчас все равно нет большого смысла. Боевые драконы халларнов все еще доминируют в воздухе, и здесь ничего не изменится. Хватит ли мощи оружия Тени, чтобы снести захватчиков на земле? Я понятия не имею. В то, что призрачные твари способны драться бок о бок с самими северянами, не верю, хоть режь меня. Но, возможно, они смогут поглощать людей. Так же станут использовать их для увеличения собственной численности. И кто тогда останется на земле Севера после победы тварей Тени? Или после их поражения, если драконы все же окажутся сильнее.

Уж людей не останется точно.

На неверных ногах, по стенке, подхожу к двери и на всякий случай проверяю, действительно ли та заперта. Так и есть, я, к сожалению, не ошиблась.

Бью кулаками в жесткое дерево, но сил у меня, как у котенка.

– Есть там кто?! – повышаю голос – и от этого снова начинает гудеть затылок. – Выпустите меня. Мне нужно до ветра!

Снова бью кулаками.

Тишина.

Но Магн'нус не мог оставить меня одну, там наверняка стоит хотя бы пара халларнов. А если бы меня действительно подвел живот? Мне что, гадить прямо в угол?

Осматриваюсь, бреду к кровати и беру с небольшого столика возле нее, где еще остались снадобья лекарей, тяжелый подсвечник. Возвращаюсь к двери и начинаю бить в нее уже подсвечником. Долго, противно, громко. Этот звук наверняка разлетается на добрую половину Большого Дома. Но за дверью все так же тихо. И говорить это может лишь об одном: Магн'нус убрал всю мою личную охрану.

Вот и добегалась, Хёдд.

То в одну дырку нос сунет, то в другую, а в третьей этот самый носи и прищемили.

И что теперь делать?

Ждать, пока там, за стенами, не останется никого живого?

– Принесите мне моего ребенка! – ору через дверь, но знаю, что и на эту просьбу никто не отзовется.

Наверное, полгода назад от бессилия и обиды я бы залилась слезами. Сидела на полу и рыдала, пока не затопила бы всю комнату. Но сейчас я чувствую накатывающую злость. Сильную злость. Никто не имеет права держать меня вдалеке от моего ребенка. Никто не имеет права брать на себя ответственность за людей, которые доверились мне. Никто не имеет права решать за всех, как им жить или умереть, даже если в их так называемом искуплении видит какую-то сверхвысокую цель.

Хочется выть, хочется орать в небо, точно раненая волчица.

«Спокойно, Хёдд, эмоции тебе еще пригодятся, а пока нужна холодная чистая голова».

И с этим сейчас самая большая проблема, потому что голова болит, не переставая. Да, я наврала мужу. Боль меньше не стала.

Турин, будь ты проклят!

Комнату, в которой нахожусь, я знаю. Это одна из комнат для важных гостей. С хорошим убранством, но без каких-либо потайных лазов, вроде того, что есть в моей собственной комнате и в комнате Хельми. Здесь же имеется лишь одно небольшое окно. Впрочем, небольшое для мужчины, я же наверняка смогу вылезти в него. Топаю к нему, открываю внутренние ставни – и невольно издаю протяжный стон.

Хватаюсь руками за стальные кованые решетки, рву их на себя, толкаю прочь, но те не шелохнутся. Вот их тут точно не было раньше. Это я хорошо помню. Да подобного ни в одной комнате Большого Дома нет. Вернее, не было. Теперь уже не поручусь.

Присматриваюсь. Решетки явно установлены недавно – еще видны свежие сколы и царапины в дереве. Недавно, но не сегодня. То есть Магн'нус заранее предполагал, что придется кого-то держать взаперти? Или это защита от проникновения извне? К примеру, какого-нибудь северянина с ножом.

Подставляю лицо морозному воздуху. Как бы там ни было, а теперь я пленница в собственном доме. Снова беру в руку подсвечник, оцениваю его вес. Довольно тяжелый, чтобы проломить кому-то голову, кто придет принести мне поесть.