Текст книги "Фокус (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Для нее у меня есть то, что я никогда не говорил ни одной женщине и до недавнего времени не испытывал потребности сказать.
Мне без нее больше, чем плохо, больше, чем грустно и больно.
Мне без нее пусто.
Без нее никак.
Я засыпаю с этими мыслями и просыпаюсь только когда чувствую слабое прикосновение к моей ладони. Быстро потираю кулаками глаза, чтобы убедиться, что все это мне не снится: слабая улыбка на обескровленных губах, темные круги вокруг зеленых глаз, которые смотрят прямо на меня. У нее так впали щеки, что я с перепугу как-то тупо шучу:
– Доброе утро, Кощея Бессмертная. Зима заканчивается, а ты надумала в спячку впасть?
Она явно хочет что-то сказать, но сдается и просто моргает.
– Ты не хочешь уже выздоравливать, а? У нас вроде как планы были на ближайшее время, забыла?
– Помню, – очень тихо, почти одними губами, говорит Йори.
Я принес кое-что, и держу эту штуку в кармане с того дня, как моя выдумщица попала в больницу. Честно говоря, никогда не придавал значения этим вещам, потому что романтиком никогда не был, но все равно хочется, чтобы хоть что-то у нас было как у всех парочек.
Парочек, блин. Кто бы сказал, что в моем лексиконе появятся такие слова – я бы его на смех поднял. А сейчас вообще не до смеха. Зато Йори улыбается, пока я, сосредоточенно хмурясь, достаю кольцо и надеваю ей на безымянный палец. Ничего особенного: белое золото и осколок бриллианта, классическая оправа, потому что выдумщица так и не ответила на мой вопрос, когда я скинул ей целую кучу фото.
– Рано же еще, – снова шепчет она.
– Ничего не рано, считай, что я встал на одно колено и сказал романтическую фигню. А в ЗАГСе надену обычное, как положено. – Я понимаю, что ждать от больной женщины осмысленных реакций – глупо, но почему она опять плачет? А меня тянет смеяться, так смешно Йори морщит нос. – Что опять не так?
– Это просто… выходит соль, – улыбается она, и я, плюнув на все, забираюсь к ней на больничную койку.
– Ну раз соль, то ладно.
Глава пятьдесят шестая: Андрей
Я забираю ее из больницы через четыре дня, когда проходит кризис и температура падает до комфортной, хоть врачи настаивают, чтобы Йори побыла под строгим надзором хотя бы до конца недели. Но мы наступаем единым фронтом: я говорю, что уже просто подыхаю без своей женщины рядом, Йори клянется соблюдать постельный режим и все рекомендации, а Сова…
Сова удивляет нас обоих, хоть мы оба делаем вид, что ничего такого не произошло, когда она строго смотрит на пожилого врача и так же строго заявляет:
– Я сама буду за ней ухаживать, дядя доктор. И поить полезным чаем.
В этом мы с ней точно одна кровь: мне тяжело признаться в любви, и я нахожу для этого другие слова, а Совушке тяжело выразить свои чувства простыми словами, поэтому она делает то, что умеет и может – она заботиться о «своем человеке».
И все потихоньку идет своим чередом: Йори выздоравливает, Соня поит ее чаем, а я впервые в жизни лечу с работы домой, словно ненормальный. Лечу в дом, где есть ужин, уют и тепло, где Сова прилежно учится писать в своих первых тетрадях, а Йори кочует с ноутбуком по всей квартире и вся увлечена новым романом, о котором иногда трещит просто без умолку. И мы втроем ждем пятницу, чтобы потихоньку, без пафоса и всяких Чудес света, расписаться.
В пятницу я как раз выезжаю с работы: задерживаюсь после эфира почти до одиннадцати, а по дороге успеваю каким-то чудом поймать почти закрывшийся цветочный магазин и купить какой-то милый цветок в горшке. Просто так, без всякого повода. И это тоже очень на меня не похоже, но теперь уже в принципе плевать.
Обычно я вожу осторожно и не гоняю без лишней необходимости, поэтому, когда за поворотом на свой свободный «зеленый» потихоньку трогаюсь с места, успеваю притормозить, когда прямо передо мной на дорогу выбегает взлохмаченная женщина. Ее явно штормит и шатает, словно под ее ногами происходит локальное персональное землетрясение. Она озирается по сторонам, точно не соображая где и что происходит, шарахает в сторону от нервно сигналящих автомобилей, зажимает ладони руками. Я почему-то сначала обращаю внимание, что одета она не по погоде: порванные колготки, сбитые колени, кроссовки под мятое голубое платье, расстегнутое легкое пальто. Взъерошенные волосы, потеки косметики на распухшем лице с парой синяков. Именно из-за них я не сразу, а только через минуту понимаю, что это лицо мне знакомо. Настолько, блядь, знакомо, что в первую секунду хочется на хрен переехать тварь на всем ходу, а потом, для верности, сдать назад, чтобы убедиться, что гадина точно больше не испортит жизнь мне и Соне. Но когда она поднимает взгляд и смотрит прямо на меня, вся злость как-то мигом сходит, и остается только… жалость. Потому что ни одна женщина, даже если она последняя тварь, не заслуживает быть вот этим, чем-то очень отдаленно напоминающим нормальную женщину.
– Ты совсем дурная что ли?! – прет на Яну водитель «Вольво». Грубо пихает ее к обочине, и она, путаясь в ногах, падает.
Блядь, ну вот нахрена мне еще и этот геморрой?
Выхожу из машины, нарочно сильно толкаю мужика плечом, нарываясь на порцию «ласковых» слов, и подаю Яне руку. Она вообще не в себе, потому что даже встать сама уже не может, и приходиться на руках усадить ее в машину. У меня нет ни единой мысли, куда ее везти, и совершенно ясно, что в таком состоянии она не скажет ничего связного, так что остается только один вариант: отпоить ее кофе и попытаться разговорить. Не выбрасывать же ее обратно на улицу.
Всю дорогу, пока я ищу работающий в это время кофейный павильон, Яна что-то бессвязно бормочет, плачет и смеется, и изредка просто замолкает, стеклянным взглядом рассматривая дорогу перед собой. Но когда даю ей большой стакан крепкого двойного кофе, принимает его с чем-то отдаленно напоминающим благодарность. Я бы сказал, куда она может ее запихнуть, но, по-моему, с Яной произошло именно то, что называют справедливостью, и любое мое слово будет добиванием смертельно раненого животного.
– Спасибо, – говорит она, после пары глотков, пока я паркуюсь на стоянке возле ночного магазина. – Никогда не думала, что… единственным человеком, который от меня не отвернется, будешь ты.
– Если честно, мне плевать, что ты думаешь.
Она грустно улыбается и кое-как приводит себя в порядок, хоть снова начинает плакать, когда не получается прикрыть юбкой дырявые колготки и ободранные колени.
– Я отвезу тебя в травмпункт, тебе нужна помощь.
– Нет! – слишком резко выкрикивает Яна. – Просто… дай мне минутку прийти в себя, и я уйду.
Пожимаю плечами – ей виднее. Возиться и уговаривать я не собираюсь, тем более, что еще полчаса назад написал Йори, что еду домой, и она наверняка уже начала волноваться. Успеваю отправить сообщение, что пришлось задержаться, и когда приеду-все ей расскажу. И все это под пристальным взглядом Яны.
– Что? – не выдерживаю я, когда понимаю, что она пытается заглянуть в мой телефон. – У тебя вроде есть за кем присматривать, нет?
Она грустно улыбается и вдруг говорит:
– Для нас уже поздно, да? Стать нормальной семьей, быть мамой, папой и Соней.
Я все-таки громко и на этот раз цинично ржу. Воистину – нет предела человеческому самомнению.
– Для нас, Яна, никогда и не было вовремя.
Конечно, она ждет от меня других слов другим тоном и если бы я был хорошим славным парнем, то наверняка нашел бы в себе силы пожалеть ее в таком моральном состоянии. Но хорошим парнем я никогда не был, а цинику и засранцу во мне глубоко плевать на чувства женщины, которая сперва обманула меня, потом продала нашего ребенка, словно кусок мяса, а потом еще раз попыталась обвести меня вокруг пальца.
– Значит, ты меня никогда нее любил, – с каким-то надломом говорит она. Еще и хмыкает, как будто говорит с несмышленым пацаном. – Ты никогда этого не замечал, но тебе всегда было все равно, даже когда у нас все было на пике, и я думала, что нашла лучшего мужчину в мире.
– Знаешь, я тебя забрал с дороги не для того, чтобы ты читала мораль и рассказывала, каким я был говном. Дай угадаю: дальше ты скажешь, что ушла от меня потому что не выдержала моего безразличия, что изменила мне только потому, что искала любви.
– Я изменила тебе из-за денег, потому что к тому времени успела понять, что любви не существует.
– Ну хоть за эту правду спасибо.
В пазе между нашим натянутым подобием разговора, приходит сообщение от Йори: волнуется, все ли у меня хорошо и заодно «цепляет» фотографию нее очень аккуратных, но все равно аппетитно выглядящих творожных кексов, которые они приготовили на пару с Соней.
И я с какой-то странной приятной тоской понимаю, что меня просто тупо тянет домой, к моим девчонкам. К той, что пыхтит, когда стаскивает с меня обувь, и той, что улыбается и становится на носочки, чтобы потереться щекой о мои колючки. Меня тянет туда, где я буду в безопасности, в тыл. Потому что дом превратился не в просто наше с Соней одно на двоих жилище двух одиночек, а в крепость, где моя Рапунцель всегда на страже моего покоя, а маленький Храбрый Совенок разделает любого дракона даже зубочисткой.
Я пишу Йори, что соскучился – совсем несвойственная мне глупость. Не часто балую ее ими, но зато сейчас… Жаль, что электронные буквы не могут передать хотя бы маленькую долю тех чувств, которые мы отправляем вместе с ними. Наверное, моя выдумщица очень бы удивилась такому внезапному, блин, приливу нежности.
– Ты всегда был просто Андреем, – продолжает Яна, и даже не пытается скрыть, что с завистью смотрит на телефон в моих руках. Как будто видит и понимает, что и кому я пишу. – Лишний раз не обнимешь, не посмотришь, не возьмешь за руку. И очень злился, когда мне хотелось просто прижаться к тебе во сне.
Я банально не люблю, когда на меня наваливаются, словно на подушку, когда сквозь сон чувствую сопение в ухо или щекотку волос. Если бы Яна хоть иногда меня слышала, она бы понимала, что дело совсем нее в ней, а просто в привычке и комфорте. Это в книгах мужики любят тискать женщину до секса и всю ночь после него, а в реальности я даже среди своих знакомых не знаю таких ни одного. Но, в самом деле, кого интересуют такие мелочи, когда женщине позарез нужно сделать кого-то виноватым во всех своих бедах.
– Если бы я была тебе нужна, ты бы за меня боролся, – продолжает обвинительную речь мой самоназначенный прокурор. – Мужчина всегда будет держаться за то, чем дорожит. И прощать будет, если любит по-настоящему.
– Видимо на меня слишком сильно произвела впечатление та сцена в койке, и я не сразу понял, что должен был прямо вот там же тебя и простить. И заодно в ноги упасть, замолить грехи и все такое.
Яна бьет себя по карманам пальто, достает сигареты и зажигалку, закуривает и смотрит прямо перед собой, как будто на лобовом стекле моей машины показывают персональное кино. Даю ей минуту и все-таки спрашиваю, куда ее отвезти. Как бы там ни было, я не буду той скотиной, которая бросает явно неадекватную, одетую не по погоде женщину посреди дороги. В конце концов, она родила Сову – моно считать, одним этим заслужила последний шанс хотя бы попрощаться по нормальному, насколько это возможно.
– Мне некуда идти, – нервно усмехается Яна и глубоко затягивается. – Ты уже слышал?
Киваю и повторяю вопрос. Она мотает головой и начинает вертеться на сиденье, устраиваясь поудобнее.
– Я не выброшу тебя просто так, – озвучиваю, пусть и неразумно, свои мысли. – Просто назови адрес любой подруги. Место, куда я могу тебя привезти и где ты не найдешь неприятности на свою задницу.
– А я уже никому не нужна. Меня списали. – Яна долго возится, пытаясь открыть окно, а потом стряхивает пепел нарочито лихим щелчком. – Любимый муж списал меня в утиль. Повесил на меня всех собак. Теперь… моя жизнь станет либо очень долгой и скучной, во всем известных местах, либо очень короткой.
– Яна, избавь меня от подробностей. Прости, мне правда плевать.
– Мне просто нужна была помощь! – орет она, и тут же гаснет, как чихнувший ядерными отходами реактор. – Просто хоть кто-нибудь, кому не безразлично, что случиться со мной через месяц или год. Я каждый день проклинала себя за то, что отдала дочь…
Я завожу мотор. Эта истерика может затянуться на всю ночь.
– Отвезу тебя в травмпункт, а там делай, что хочешь.
Яна на удивление спокойно соглашается, но всю дорогу курит. Так много, что даже с открытым окном и кондиционером у меня начинает кружиться голова. Когда в очередной раз тянется за сигаретой, тупо забираю «игрушки» и вышвыриваю на дорогу. Пусть травит горечью неудач чьи-то другие легкие.
Как и обещал – передаю ее врачам с рук на руки. Она пытается оглянуться, что-то сказать, но на этот раз я с легким сердцем поворачиваюсь к ней спиной.
Это была последняя дверь в мое прошлое, которую я закрываю на замок и без сожаления выбрасываю ключ.
– Ты на часы смотришь, звонить в такое время? – недовольно ворчит Антон, когда я звоню ему по дороге домой. Так спешу, что пролетаю на мигающий «желтый» и тихонько надеюсь не попасть с этим залетом. – Что случилось?
– У меня щелкнуло! – ржу в трубку.
– Чего? – не понимает брат, и на заднем фоне слышу сонный голос Тани.
– У меня, блядь, правда щелкнуло!
– Ты долбоёб, – беззлобно смеется Антон и отключается.
Наверное, завтра он поймет, что был первым человеком, которому я сказал, что на хрен по уши втрескался в свою ненормальную сложную мечтательницу.
Эпилог: Йори
– Ты просто поиздевалась над парнем! – Андрей кусает меня за ухо, пока я пытаюсь сосредоточиться на книге. Это очень непросто, когда за окном теплый сумасшедший апрель, у нас настежь открыты окна и мы второй день наслаждаемся первыми – в кои-то веки! – совместными выходными. – Что значит: «Эльфийская принцесса даже не оглянулась?!»
– То и значит. У них все равно нет будущего. – Мы удобно устроились на кровати, и Андрей сидит у меня за спиной, изображая самца орангутанга, почесывая мне голову и пользуясь своим эксклюзивным первом заглядывать в книгу до того, как новые главы появятся на моей официальной странице. – Потому что у Демона нет сердца, а эльфийской принцессе нужна настоящая любовь.
– Ей нужно чтобы ее хорошенько отодрали, – скептически заявляет мой невозможный мужчина, и я потихоньку смеюсь, пользуясь тем, что он не может видеть мое лицо в этот момент. – И не надо делать вид, что ты со мной не согласна.
– Я просто нахваталась твоих дурных привычек, иронии и ехидства. А еще вредности!
Может, не во всем, но теперь в моих героях-мужчинах точно появились нотки любого невыносимого Фенека: его фразочки, его повадки, почти всегда даже его цвет глаз. И, конечно, просто несносный, но бесконечно любимый характер.
– Вот все время меня обижаешь, выдумщица.
Андрей снова кусает меня, на этот раз за шею, и я непроизвольно подаюсь назад, подставляя под ласку затылок. Даже отвожу назад волосы, вытягиваю руку – и снова с замиранием сердца смотрю на пару колец на безымянном пальце. Я их не снимаю даже когда занимаюсь делами по дому – боюсь потерять.
– Это я тебя просто вот так по-своему люблю.
– Еще раз, – Андрей опускает голову мне на плечо, и я снова, как в первый раз, с удовольствием трусь щекой о его щетину.
– Не дождешься, – довольно мурлычу я.
Знаю, что будет дальше и в последний момент, почти чудом успеваю кликнуть по иконке «сохранить». Андрей захлопывает ноутбук, ногой отпихивает его на край кровати и запросто, почти не прилагая усилий, переворачивает меня на спину.
–Чего я не дождусь, ну-ка, женщина?
Пальцы пробегают по моим ребрам, и я из последних сил громко, наплевав на все, воплю:
– Соня, помоги!
– Это тяжелая артиллерия, – скалится Андрей, и успевает выудить из меня порцию хохота, всем весом придавливая к кровати, словно куклу.
– Это равноценные шансы! – пищу я, безрезультатно пытаясь выбраться из-под своего мужчины. Хотя, честно, не особо и стараюсь, потому что до конца своих дней точно буду наслаждаться и тяжестью его тела, и приятным запахом, и возможностью в любой момент уткнуться носом в ямку у ключицы, чтобы почувствовать любимый запах. – Ты пользуешься моей слабостью.
– Конечно, я пользуюсь твоей слабостью, женщина. Надеюсь, увидеть тебя совершенно беспомощной в кровати, в моей любимой позе с откляченной попкой.
Кажется, он настроен рассказать еще что-то о планах на ночь, но в эту минуту мой верный Совенок приходит на зов, и наваливается на отца с таким визгом, от которого у меня закладывает уши.
Вдвоем мы запросто укладываем грозного Пустынного лиса на лопатки и пока я взбираюсь на него, изображая победительницу корриды, Совушка приносит охапку фломастеров, и Андрей обреченно сдается на милость победительниц, давая разрисовать себя всякими забавными рожицами.
– Вы подавляете мое мужское эго, – ворчит обреченно, пока Соня, высунув от усердия язык, рисует на его щеке странное подобие… даже не знаю чего: ежа и утконоса?
Звонок в дверь заставляет нас отвлечься от интересного занятия. Андрей триумфально вскидывает брови, мол, тебе придется с меня слезть и тогда я точно отомщу, но я взглядом умоляю побыть жертвой еще немного, хотя бы ради Совы.
По ту сторону двери – парень с посылкой. У меня округляются глаза, потому что я не ждала ее так рано, и не успела как-то подготовиться.
– Все нормально? – слышу крик Андрея из спальни, пока забираю увесистый пакет в серой оберточной бумаге.
– Да, все отлично.
Я несусь в спальню, и мой невозможный мужчина смотрит на посылку с немым вопросом. Приходиться растолкать их с Соней, отыскать ножницы, при этом дважды чуть не грохнувшись, и быстро разрезать крепкие веревки.
– Это то, о чем я думаю? – Андрей садится на коленях и помогает мне разорвать бумагу, под которой лежит ровная стопка из пяти книг. – Йори, слушай, это…
Мы оба молчим, когда я достаю верхнюю книгу: красивая яркая обложка с мужским прессом, и большие синие буквы слова «Волшебство». Я прижимаю книгу к груди – и начинаю как ненормальная носиться по комнате. Ору в полный голос, пока мой мужчина скрещивает руки на груди, позволяя мне – в который раз! – любые проявления моего безумства. Никто до него никогда не пытался понять мои ненормальные приступы радости и, совершенно точно, он останется единственным мужчиной, рядом с которым все мои тараканы, фокусы и даже Писающие демоны будут чувствовать себя в полной безопасности.
– Ты обещала подписать мне книгу, госпожа писательница, – ловит меня Андрей, пока Соня увлеченно листает одну из книг, пытаясь отыскать хотя бы намек на картинки. – Как самому преданному поклоннику, помнишь?
– Зачем тебе моя подпись, если у тебя есть целая я? – Я обнимаю его за шею, подтягиваюсь, наслаждаясь крепкими руками, которые никогда не дадут мне упасть, даже если в своих творческих безумствах я полезу на Эверест.
– Ты обещала, женщина, – стоит на своем муж.
Господи, я потихоньку схожу с ума каждый раз, когда называю его так: вслух или только у себя в голове. Кажется, слово из трех букв стало для меня настоящим заклинанием, после которого вдохновение в моей голове становится практически неиссякаемым.
– Вот. – Андрей берет один из фломастеров Сони, торжественно вручает мне вместе с книгой.
Я раскладываю «Волшебство» прямо у него на груди, и своим корявым смешным почерком пишу прямо поперек белых страниц: «Ты – важнее всех, мой невозможный, вредный, совершенно невыносимый, упрямый, циничный Фенек!»
Слеза все-таки срывается с ресниц и размазывает точку под восклицательным знаком.
– Так хорошо? – Разверчиваю к нему книгу, и продолжаю реветь, пока он сосредоточенно читает мои каракули.
– Просто… – «охуенно» одними губами добавляет Андрей, кажется, довольный, как никогда.
Если это сделает его счастливым, я подпишу для него все пять!
