Текст книги "Фокус (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Я циник и язва, маленькая. Честное слово. Хватит превращать меня в романтического героя.
– Ты мой циник, – она тянется, чтобы потереться мокрым носом о мой нос. – И моя язва.
– Упрямая женщина, – посмеиваюсь в ответ, но в горле почему-то ком. В этой плаксе столько романтической хрени, что я становлюсь от нее зависимым.
– Я решила повоевать, – еще дрожащим, но уже уверенным голосом признается Йори.
– С кем? Хочешь, буду твоим Санчо Панса?
– С твоей холостячностью, – шепотом сознается она.
И впервые делает первый шаг без подсказки – целует оторопелого меня солеными улыбающимися губами.
Хотелось бы мне знать причину этой смелости, но в первую секунду она меня пугает. Не так, чтобы хотелось перекреститься и поплевать через плечо, а на фиг вышибает своей откровенностью. «Я решила воевать с твоей холостячностью» – и все, вот так просто, спокойно и со смущенной улыбкой. Как будто заранее известно, что я проиграл, но лучше сопротивляться хотя бы для вида.
А через несколько секунд оторопь проходит, потому что мне нравится вкус соли этого поцелуя, и нравится, что выдумщица продолжает плакать, но теперь уже как будто от радости. Что там говорят, что когда людям хорошо, они плачут обильнее, чем когда им действительно очень плохо?
– Ого, – только и могу сказать я, когда Йори отстраняется и разглядывает мое лицо с выразительным любопытством. Неосознанно «смахиваю» с него все возможные надписи, провожу ладонью по щекам. Обычно в такие моменты приходит мысль, что пора бы бриться или заскочить к ребятам в барбершоп, но, как говорится, не в этот раз. – Моя холостячность сейчас ощутимо сжалась.
Обычно она всегда начинает извиняться, когда получает какой-то не тот ответ, который ожидает. Сразу сыпет бесконечными «прости, Андрей», «я не хотела тебя обидеть, Андрей», «мне жаль» и все в таком духе. И даже сейчас собирается это сделать, но… молчит. Просто улыбается и молчит.
– Кто-то стала смелая? – Меня тянет вперед, к ней. Опуститься на колени, прижать к краю ванной, поймать в клетку рук, чтобы не думала ускользнуть. – Кто-то хочет повоевать?
– Хочу, – отзывается с дерзким вызовом. – Почему бы не попробовать?
– И как ты будешь выбивать из меня холостячность, можно узнать?
– Если я скажу, это будет разглашение боевой стратегии в условиях военного времени.
– Тогда придется пытать несговорчивую женщину. – В моей голове уже целый список способов, которыми я заставлю ее кричать, умолять и просить еще. Один, если мы закроемся в ванной, как раз можно устроить.
– Я все убрала, – откуда-то из-за моей спины бубнит Соня, и мы с выдумщицей отстраняемся друг от друга.
– Так, женщины, вам обеим нужно умыться, – пытаюсь изображать строгого мужика.
К моему огромному удивлению они почти синхронно подходят к раковине.
Похоже, самое время подумать об обороне, потому что часть моей армии вот-вот перебежит в лагерь противника.
Глава сорок третья: Йори
Если раньше мою жизнь можно было сравнить с раритетным паровозом, который потихоньку едет проверенным безопасным маршрутом, то за последние дни она превратилась в скоростной экспресс, который летит без остановок, и я с трудом успеваю разглядывать стремительно меняющийся пейзаж и предупреждающие красные знаки. Как будто жизнь еще пытается напомнить, что я слишком круто и быстро пытаюсь изменить привычный безопасный уклад и если не приторможу – вагон, в котором я оказалась добровольным пассажиром, просто сорвется на следующем крутом повороте, и я уже ничего не смогу сделать.
Кажется, только вчера я вышла из поезда, только вот-вот снова встретила мужчину, с которым успела попрощаться, а сегодня он говорит:
– Мне нужно уехать на пару дней, Йори.
И мое сердце обрывается, как будто он сказал, что собирается на фронт и вряд ли вернется живым.
– Уехать? – переспрашиваю я, пытаясь сдержать дрожь в голосе. – По работе?
– Конечно, по работе. – Он недовольно ерошит ладонью волосы и бросает взгляд в сторону детской площадки, на которой Сова как раз оседлала игрушечную лошадь и пытается взять главный приз за родео. – Ненавижу, когда все внезапно валится на голову, и я ни хрена не успею подготовиться.
Понимаю, что речь идет о Соне: она до сих пор очень категорично относится к посторонним женщинам, и Андрей тоже не избавился от отвращения к приходящим няням.
– Если ты мне доверяешь… – Никогда не думала, что будет так тяжело предложить свою помощь. С чего вдруг я вообще решила, что намного лучше няни из агентства? Только потому, что у нас на носу брак для отвода глаз, и мы пару раз занимались сексом, не занимаясь им в буквальном смысле? – Можешь оставить Соню со мной. Мы справимся.
Звучит неоправданно оптимистично, потому что мы только-только перестали смотреть друг на друга, как на заклятых врагов, а после тех хоровых слез все снова вернулось на свои места. Разве что теперь малышка не смотрит на меня, как на приставучее насекомое.
– Ты правда сможешь? – Андрей выглядит так, будто с него свалилась тяжелая бетонная плита. – Я имею ввиду, сможешь побыть с Совой и присмотреть за квартирой?
– Вообще-то я думала, что мы сможем пожить у меня – бабушка не будет против, – неуверенно отвечаю я, но теперь эта мысль уже не кажется правильной. Оставленная на чужого человека, да еще и в чужом доме, Соня снова испугается.
– Это не очень хорошая идея, Йори. Чем тебя не устраивает моя квартира?
– Она меня всем устраивает, просто думала…
– Я хочу, чтобы вы с Совой остались у меня, – перебивает Андрей. – Съезди к бабушке, возьми вещи на пару дней и приезжай. – Он смотрит на часы и снова хмурится. – У меня еще часа три времени. Успеешь?
Я успеваю за два часа, но уже в метро вспоминаю, что не взяла целую кучу повседневных мелочей, вроде зубной щетки и женских принадлежностей. Потому что думаю только о том, как проживу эти два дня. И не превратятся ли они в катастрофу.
– Заходи, я переживал, что ты снова заблудилась. – Мой невозможный мужчина затаскивает меня через порог, и я с ужасом смотрю на спортивную сумку у его ног. – Йори, пожалуйста, не делай такое лицо, будто провожаешь меня на фронт.
Я честно пытаюсь улыбнуться, напустить беззаботный вид, но становится только хуже, потому что вот сейчас он рядом – и я могу до него дотронуться, даже обнять и почувствовать запах в ямке у основания шеи, а через несколько минут он выйдет за дверь – и я останусь совсем одна, испуганная и с такой же перепуганной малышкой на руках.
– И еще, выдумщица.
– Ох, не нравится мне это вступление. – Нервно смеюсь я.
– Завтра приезжает брат со своей женой, от вокзала доберутся сами, но тебе придется побыть гостеприимной хозяйкой… жена.
Он нарочно называет меня так, я слышу вызов и насмешку над моим обещанием устроить ему войну. И что-то во мне охотно откликается на брошенную перчатку. Наверное, те мои черти, которые послушны желаниям этого мужчины, как дрессированные котята.
Я вплотную подвигаюсь к нему, опускаю взгляд на губы, наслаждаюсь видом языка, которым он слизывает усмешку с нижней губы. Так хочу поцелуя, что от потребности кружится голова.
– Я сделаю так, что тебе будет хотеться вернуться ко мне, – говорю шепотом, севшим от волнения голосом.
Непросто сказать мужчине все, что я бы хотела с ним сделать, и все, что бы хотела взамен получить от него. Непросто подобрать для этого слова, потому что некоторые вещи нужно говорить прямо, даже если это будет грубо и пошло. Но я хочу, чтобы он вышел в эту дверь, уже скучая и желая меня до одури.
– Скажи мне, выдумщица, как ты это сделаешь, – подыгрывает он. – И без ванили, маленькая. Я не хочу в своей постели стесняшку, а ты может быть плохой – я видел. – Он проводит костяшками пальцев по моей щеке и вдруг резко заводит ладонь мне на затылок, сжимает волосы в кулаке, чуть оттягивая назад, заставляя послушно смотреть ему в глаза. – Я весь внимание, Йори.
Наверное, если бы для занятий сексом одними словами и прикосновениями существовало определение, оно бы точно описало то, что происходит в эту секунду. Мы полностью одеты, даже в обуви, но я чувствую себя голой и плотно перемотанной кислотной предупреждающей лентой, на которой большими буквами написано: «Я тебя хочу!»
– Снова стесняешься? – Он разглядывает вену у меня на шее, немного щурится и прижимается к ней широко распахнутым ртом. Осторожно прикусывает, чтобы не осталось следа. – Я до сих пор помню твой язык в моей сперме, маленькая. Не говори мне, что ты не хочешь… повторить.
– Хочу, очень хочу…
– Как же ты будешь меня ждать, чтобы мне хотелось вернуться?
– Абсолютно… мокрая. – Это самое «ванильное» на что способен мой мозг.
– Так трудно сказать, что хочешь трахаться, как ненормальная, да? – Снова глаза в глаза, и хватка в волосах становится сильнее, пока в голове хриплый голос поет: «Ведь я любимец твоих дьяволов…» – Сказать, что хочешь меня глубоко в свой рот? Хочешь быть послушной и жадной до всего, что я тебе дам?
– Дааа… – выстанываю я, чуть не падая на слабых ногах.
– Будешь думать о моем члене, лежа в моей постели, да, маленькая? – Андрей прижимается сильнее, давая почувствовать, что не одна я завелась с пол оборота. – Будешь раздвигать ноги? Будешь трогать себя?
Господи, кто кого здесь соблазняет?!
– Пожалуйста, возвращайся быстрее, – чуть не плачу я, когда Андрей резко отстраняется и как ни в чем ни бывало целомудренно и нарочито громко чмокает меня в щеку. Только что был самим демоном-соблазнителем, а теперь просто славный милый парень, чудесный отец и просто офигенный красавчик. – Мы будем скучать.
Топот маленьких ножек застает нас врасплох, и заспанная Соня притормаживает в шаге от меня. Дуется и пытается сделать вид, что не плачет и не расстроена.
– Принцесса, я должен…
Она не дает закончить: закрывает лицо игрушкой и проходит мимо в кухню, делая вид, что ей все равно. И пока я слежу за ней, Андрей успевает выскользнуть за дверь, оставив после себя только морозный запах кедра и острое, как бритва, одиночество.
Сказать о том, что я присмотрю за чужим ребенком – проще, чем вот так внезапно остаться с ним один на один без поддержки и не имея в запасе ни малейшего представления, чем заняться прямо сейчас. А там, в кухне, сидит маленькая девочка, которая осталась совсем одна.
Сколько себя помню, в самых критических ситуациях у меня частенько срабатывал инстинкт самозащиты: я брала себя в руки, закрывалась от эмоций, которые меня разрушают и не дают сосредоточиться, и просто делала, что нужно. А стресс выходил как-то потом, когда никого не было рядом, и я могла поплакать и даже покричать, чтобы выплеснуть плохие эмоции, страх и боль. И сейчас происходит то же самое. Просто словно внутри срабатывает система безопасности, поднимая вокруг невидимые бетонные стены, превращая испуганную Йори в принцессу в бункере, которую не достать даже ядерным ударом. Потому что сейчас мне нельзя лелеять свой страх и поддаваться панике. Я должна думать о Сове, которой – совершенно точно – намного тяжелее, чем мне.
Смахиваю непрошеные слезы, кривляюсь перед зеркалом в прихожей, чтобы лицо перестало быть похожим на морду унылой глубоководной рыбы, и уверенным шагом захожу в кухню. Сова сидит на диванчике, поджав по себя ноги, и смотрит в одну точку. Не плачет, но мелко дрожит, и мне стоит больших усилий не броситься к ней с теплым пледом. Нам нужно быть сильными ради мужчины, которого мы обе любим одинаково сильно, но каждая по-своему.
– Папа меня бросил, – первой нарушает тишину Соня, потому что я не лезу к ней в душу и просто загружаю посуду в посудомоечную машину, мысленно прикидывая, что приготовить на ужин, чтобы порадовать малышку хоть чем-то. – Бросил с тобой.
– Взрослым иногда приходится принимать непростые решения, – говорю я. Нельзя говорить с ней, как с маленькой. Мы должны быть на равных, если она снова попытается показать мне, что в их с Андреем жизни мне нет места. Какое-то время я точно буду рядом, и чем раньше мы обе это поймем и примем, тем лучше. – У нас есть обязательства перед другими, перед людьми, на которых мы работаем, перед друзьями и родственниками.
– И перед детьми? – тут же находит зацепку Соня, стряхивая на пол диванную подушку. Она протестует, как умеет, и я просто пожимаю плечами. – Я не люблю тебя, ты нам не нужна!
– Я тоже не могу сказать, что люблю тебя, – честно отвечаю я и по глазам вижу, что ее это обескураживает. Наверное, она привыкла слышать, в том числе и от бывших женщин Андрея, что ее все любят – и она милая славная девочка. – Потому что любовь не бывает сразу в лоб.
Это не совсем правда, но такие тонкости все равно не имеют отношения к нашему разговору.
– А какая бывает любовь? – настораживается Сова.
Я нарочно тяну время: ставлю чайник, в маленькую кастрюльку набираю молоко и подогреваю, чтобы приготовить какао. Только упрямство не дает Сове повторить вопрос, и эта передышка дает мне время подготовить ответ.
– Например, – ставлю перед ней стакан и блюдце с двумя рогаликами, – любовь твоего папы к тебе. Она – особенная. Потому что ты и он – самые близкие друг другу люди, потому что никто и никогда не займет твое место в его сердце, и ты всегда, даже когда станешь такой взрослой как я, и даже старше, будешь его маленькой любимой девочкой, ради которой он сделает все что угодно. Так меня любят мои родители, и так твоего папу любят твои бабушка и дедушка.
– А ты? – Сова сама не понимает, что тянется за угощением и откусывает большой кусок, который сосредоточенно «притаптывает» пальцем в рот. Выглядит до того забавно, что я с трудом подавляю желание потрогать надувшиеся щеки.
– Я еще не знаю тебя и будет нечестно сказать, что я тебя люблю.
– Ты любишь папу? – переходит в наступление маленькая бестия, но мне уже не страшно, потому что с забитым ртом ее попытка меня обескуражить превращается в плохо сказанную скороговорку.
– Люблю, – честно отвечаю я. – Но не так, как ты. И мы можем обе его любить. Ничего страшного не случиться. У твоего папы большое сердце, его любви хватит на всех.
Я нарочно не говорю о себе, потому что это слишком скользкая тема, не имеющая отношения к нашему разговору по душам. И именно она может снова вышибить меня из состояния уверенной в себе женщины. Я вон даже не смогла толком проводить своего мужчину, а ведь обещала дать бой его «холостячности». Что-то не так ты делаешь, Йори…
– Можно еще шоколад? – Соня медленно подталкивает стакан к краю стола, и что это, если не попытка предложить временное перемирие?
Я добавляю в молоко еще ложку какао с горкой, делаю себе чай, и мы молча жуем рогалики с вишневым джемом.
Глава сорок четвертая: Йори
Через час, когда на улице уже стемнело, но на часах только шесть, я вспоминаю, что собиралась купить мелочи, которые из-за спешки забыла бросить в сумку, и предлагаю Соне погулять перед сном. На улице выпал свежий снег, ветра нет – и градусник показывает комфортную температуру. В конце концов, прогулки перед сном на свежем воздухе еще никому не навредили.
Соня охотно соглашается и даже сама находит вещи, правда, одеться без моей помощи у нее не получается. Но она уже больше не шипит, когда я предлагаю свою пару рук, чтобы помочь застегнуть комбинезон. Мы похожи на лань и тигрицу у единственного водопоя во время засухи – вынуждены принять перемирия ради выживания на одной территории. И почему-то эта мысль меня успокаивает и веселит. Не так уж плохо быть покладистой ланью рядом с испуганным тигренком. Особенно, когда у тигренка взгляд любимого мужчины и родинка на том же месте, над тем же разлетом бровей.
Перед выходом проверяю, есть ли в ее детском рюкзачке – в форме совы, кто бы сомневался! – влажные салфетки и термос с теплым чаем. Соня упрямо заталкивает внутрь еще и пару игрушек и в ответ на мои попытки спросить, для чего они нужны, просто говорит:
– Они тоже должны погулять.
Я знаю Андрея всего ничего, но вот эта серьезность – его повадки, которые малышка копирует с потрясающей точностью. И до меня с оглушающей прямотой вдруг доходит, что сейчас мне намного легче, чем ей, потому что в своем одиночестве я совсем не одинока, ведь рядом есть она – маленькое зеркальное отражение человека, без которого я уже невыносимо сильно скучаю. А у нее… нет совсем никого.
– Давай возьмем сову? – Я не жду ответ – сама приношу из комнаты ее любимую игрушку. Ну и что, что она громоздкая и будет очень мешать. Соня всегда с ней, и даже если она похожа на шитую-перешитую бесформенную подушку, малышке с ней явно спокойнее.
Соня деловито берет сову под подмышку, второй рукой хватает меня за полу куртки, и мы выходим за дверь.
На детской площадке куча народа: детвора лепит снеговиков и играет в снежки, мамочки и бабушки ходят кругами, чтобы согреться. Соня машет знакомым девочкам и те тут же принимаются атаковать нас снежками. От нескольких я успеваю ее прикрыть, но взамен получаю парочку в плечо и в колено. Кто-то визгливо прикрикивает на девочек, но мы с Соней уже успели переглянуться, чтобы без слов понять: этот вызов мы примем достойно!
Я не знаю, как получается, что вместо похода в магазин мы превращаемся в двух обороняющихся воинов, которые быстро находят союзников против сплотившегося врага. Только все время держу в голове, что нельзя забыть лежащую на лавочке Сонину сову, потому что потеря любимой игрушки точно станет трагедией века. Через несколько минут детская площадка превращается в два воюющих визжащих лагеря, куда вливаются и молодые мамочки, и даже серьезные степенные дедушки.
У нас с Совой мокрые варежки, съехавшие черте куда шапки и лихорадочный румянец, но сейчас мы на одной волне. Правда, я быстро спохватываюсь и, проявляя чудеса дипломатии, потихоньку увлекаю ее в сторону, предлагая вернуться домой, чтобы сменить одежду. На удивление, малышка легко соглашается.
Следующая остановка – большой шумный супермаркет, в котором, если бы не указатели, я бы тоже запросто заблудилась. Сова ведет себя спокойно, ничего не хватает с полок, только постоянно оглядывается, проверят, рядом ли я. В конце концов, мы покупаем все нужно и еще гору ненужного, и даже коробку с полимерной глиной, которой я не умею пользоваться, но с которой мы точно неплохо проведем время, делая всякие смешные украшения для ее аквариумов с суккулентами.
И только на улице, когда потихоньку бредем в сторону дома, вдруг останавливаемся, чтобы переглянуться и вспомнить – сова осталась лежать на скамейке…
Во дворе, где только что была такая буйная игра, на удивление пусто. Только рыхлый снег и корявые снеговики напоминают о недавнем веселье. Мы оглядываемся по сторонам в поисках скамейки… и сразу находим пропажу. Только лежит она не на скамейке, а в руках высокой брюнетки, чье лицо я бы хотела никогда больше не видеть. И тем более не готова выносить на себе надменно-вопросительный взгляд.
Я не умею воевать с такими женщинами. Я вообще не умею воевать. Мое «поле боя» – снежки и маленькие человечки, которым приятно разрешить уронить себя в снег. Но пока я пытаюсь собрать волю в кулак, женщина прет на меня, словно танк, той самой походкой, которая «от бедра». Она даже волосы поправляет королевским движением, и я понимаю, что поединок уже начался, и меня самым жестким образом вколачивают в угол ринга, чтобы нокаутировать парой точных ударов.
Но Сова крепко сжимает мою ладонь. Так сильно, что у меня побаливают пальцы, но именно эта боль отрезвляет и дает силы для первого удара. Который я наношу сразу же, как только Королева подходит ближе.
– Это наша игрушка, – протягиваю руку за совой. – Спасибо. Мы ее забираем.
Она вскидывает бровь, оценивает мою ладонь и явно не собирается поддаваться на просьбу. Опускает взгляд на Соню, и малышка становится рядом, совсем как я, когда мы собирались храбро отбиваться от снежной атаки.
– Так вот ты какая… – оценивает меня Королева. Наверное, точно таким же тоном она могла бы сказать какую-то гадость – и не было бы никакой разницы. – Привет, Софья.
Малышка вообще никак не реагирует, только, не отпуская моей руки, делает шаг вперед и грубо вырывает из цепких когтей свою игрушку. Лена нервно передергивает плечами и тут же забывает о существовании девочки, концентрируясь на «сопернице» – на мне.
– Ну и как, приятно быть временной заменой?
– Приятно быть собой, – спокойно отвечаю я. На самом деле, внутри все клокочет – и мне страшно, что я не уйду с победой, но хорошее участие тоже неплохо, главное, вспомнить всех дерзких и смелых героинь своих книг, воительниц, которые без оружия заходили в пещеру к дракону и вертели демонов на известном месте. И не забывать, что так или иначе, но в каждой из них живет частика меня. Если они были смелыми, то и я смогу, тем более что королева далеко не дракон. Может быть, боевой тушканчик, но как-то жалко обижать милую зверушку сравнением. – Что тебе нужно?
– Хочу поговорить с Андреем.
– Разве ты не в курсе, что он уехал? – Я спокойно выдерживаю раздраженный взгляд. – Прости, я думала, что в той реальности, из который ты тащишь фейковые фотографии, он предупредил Главную женщину своей жизни, что будет в отъезде.
Вот так. Теперь она знает, что как минимум я не такая уж конченая дура.
Потому что после тех слов Андрея я поняла – своему мужчине нужно верить, иначе не стоит даже начинать. Только самоубийцы строят дом на треснувшем фундаменте, а доверие – основа любых отношений. Даже таких странных, как наши.
– Иногда женщины такие легковерные дуры, – жалит Королева.
– Иногда женщины просто дуры, – улыбаюсь я. – И это печаль.
– Мы с Андреем как-то сами разберемся, без твоего носа.
– Не сомневаюсь, что в твоей альтернативной вселенной все возможно. Даже примирение, брак и десяток маленьких… кого-нибудь. Главное, не забудь сделать обо всем этом парочку фотографий, а то никто не поверит.
Соня тихо хихикает, прижимая ко рту ладошку в варежке.
– Может быть, он никуда и не уезжал? – вдруг меняет тему Королева. – Может быть, я не «случайно» оказалась здесь.
Тут и думать нечего о том, куда она клонит, но это так притянуто за уши, что просто смешно. И я, подражая Сове, тоже прикрываю рот рукой, а потом, подмигивая малышке, с наигранным удивлением говорю:
– Кажется, мы не заказывали доставку клоунов на дом, да?
– Ты все равно только временная замена. – Лена вдруг оказывается так близко, что запах крепких духов таранит меня до желания отшатнуться. Ее вдруг становится слишком много в моем личном пространстве. – Мы не первый раз вот так проверяем чувства и отношения. У всех пар бывают трудности, только наивные очкастые дуры вроде тебя думают, будто мужчине в жизни нужен полный штиль. Он думает, что ему нужна тихая гавань, но сбежит из нее, когда начнет задыхаться.
– Этого мы наверняка не знаем, а вот твою гавань, кажется, не спасают даже цветочные гирлянды и плакаты «Добро пожаловать!» Может быть, стоит поискать другого… капитана?
– У нас есть белое платье, – вдруг добавляет малышка.
Лена ошарашенно отступает.
– Это просто смешно.
– Смешно то, что ты здесь, а все остальное называется «жизнь». – Это не самая довольная улыбка в моей жизни, потому что знаю – через несколько месяцев или даже раньше я тоже буду покинутой гаванью, но, по крайней мере, сейчас поединок остался за мной, а у триумфа прекрасный сладко-острый вкус. – Не приходи больше. Перестань позорить ваше прошлое.
Она размахивается, точно готова ударить наотмашь, но я успеваю шагнуть к ней, на всякий случай прикрывая собой Соню. Удара нет. Занесенная рука просто опускается вдоль тела, но глаза буквально излучают ненависть. У нас заметная разница в росте, но мне плевать. Я готова просто разорвать ее на лоскуты только за эту выходку.
– Увижу тебя еще раз – разобью твой выдуманный мир так больно, что не помогут даже санитары, – говорю шепотом, чтобы слышала только Королева. – Если думаешь, что от таких как ты мужчины не уходят, то сиди и жди, но подальше от нас.
Все мои эмоции хорошо отражаются на ее лице, как антонимы: паника в ответ на мою злость, растерянность в ответ на мою уверенность. И когда я слегка отталкиваю Лену от себя, она чуть не заваливается, споткнувшись о скамейку. Но быстро уходит, путаясь в сапогах на высоченных каблуках.
Кто в таких ходит, когда снега намело выше колен?
Поддаюсь импульсу, достаю телефон и, подмигнув Сове, быстро пишу Андрею: «Прекращай спать с дурами, мой невозможный мужчина, это заразнее ветрянки!»
Мы с Совой провожаем поверженного противника торжествующим взглядом, после чего малышка издает победоносный визг, от которого у меня слегка закладывает уши. Но зато становится очень тепло на душе – небольшая «таблетка» от поведения, которое мне не свойственно и доставляет дискомфорт. Надеюсь, мне еще нескоро придется снова делать что-то подобное.
В доме мы быстро раздеваемся, и я первым делом тащу малышку в ванну, чтобы под струей теплой воды согреть ее озябшие ладошки. И все это время Соня сбивчиво пересказывает некоторые мои фразочки, которые ее видимо больше всего впечатлили. Если между капризной испуганной девочкой и такой же испуганной женщиной и должна появиться точка соприкосновения – то это она. Потому что прямо сейчас мы точно на одной волне и заодно.
– Она больше не придет? – спрашивает Сова, пока мы раскладываем покупки.
– Надеюсь, не придет, – не хочу врать я. Дети очень хорошо помнят обман, никогда не забывают тех, кто их хоть однажды обвел вокруг пальца и, самое плохое, мгновенно учатся искусству лжи. – А если и придет – мы снова ее выгоним.
Я поздно соображаю, что лучше было не использовать это «мы», но Сова, кажется, ничего не имеет против и даже сама берет лежащую на краешке раковины запечатанную зубную щетку, которую я купила для себя, и с усердием срывает упаковку.
Что ж, кажется, не так уж страшен этот чертенок.
Мы готовим ужин в две пары рук – и это немного развевает грусть, потому что несколько дней назад мы делали то же самое, но вместе с мужчиной, которого обе любим. И когда я на секунду позволяю своей фантазии сорваться с цепи, то почти слышу его веселый голос, и вижу подмигивания, которыми он подбадривал мои неуклюжие попытки разобраться на чужой кухне. И когда одиночество внезапно наваливается сверху, словно вор с петлей, в моем кармане вибрирует телефон. Знакомое лицо на экране входящего заставляет сердце подпрыгнуть до самого горла. Но когда я отвечаю, голос у Андрея совсем не радостный.
– Что случилось? – жестко спрашивает он, и пока я пытаюсь собрать слова, предупреждает: – Даже не вздумай что-то смягчать, выдумщица, потому что я то еще говно, и ты очень даже можешь попасть под горячую руку. Уж прости, что ты влипла в совсем не романтичного и понимающего парня.
– Я влипла в тебя, – отвечаю внезапно севшим голосом. – И мне нравится, когда ты ворчишь.
– Конкретно сейчас я не ворчу, я просто тупо злой. Объясни свое последнее сообщение, Йори.
– Ну…
– Можно без подробностей, только суть.
Я поглядываю на Сову, которая кажется настолько увлеченной над коробкой с конструктором, что вообще не обращает внимания на наш разговор. Но на всякий случай отхожу к окну и становлюсь в пол оборота. Быстро пересказываю о встрече с королевой и, когда заканчиваю, в трубке еще несколько секунд стоит напряженная тишина.
– Йори, мне жаль, что тебе снова пришлось столкнуться с моим прошлым. – Он не то, чтобы извиняется, слова звучат по-мужски сухо и без особых эмоций. – Моя вина, почему-то не подумал, что…
Он вздыхает и сквозь зубы прорывается одно-единственное грубое слово.
– Это никак не повлияет на… наш план? – переспрашивает Андрей.
– Нет, я же сказала, что буду на твоей стороне. Теперь я матерая битая волчица!
– Твоя ценность, моя мечтательница, возрастает с каждым днем.
Я плотнее прижимаю телефон, пытаясь отыскать хоть намек на нежность или особенное отношение, но ничего этого нет. Или я просто не так слушаю? Не то ищу?
– Прости, я что-то задолбался, и у меня впереди целая бессонная ночь.
Слышу шум музыки на заднем фоне, громкие голоса, женский смех. Сую руку в карман спортивной кофты и до боли в суставах сжимаю кулак, пока даже мои ультракороткие ногти не начинают резать ладонь. Ревность – это всегда деструктив, от нее нужно избавляться, потому что Андрей точно не из тех мужчин, которые оставят ребенка ради того, чтобы зависать на вечеринках со случайными женщинами. Мой мужчина работает в этой среде, мне просто нужно чуть больше времени, чтобы привыкнуть.
– Как на фронте с Совой? – осторожно спрашивает он.
– Я бы сказала, у нас наметился позитивный сдвиг.
Малышка вскидывается и показывает мне криво сложенную из маленьких фрагментов пальму. Я в ответ прошу Андрея перезвонить через минуту и быстро, пока Сова не против, делаю кроткое видео, которое тут же отправляю ему в вайбер. Через пару минут он набирает меня и на этот раз громко смеется в трубку.
– Ну, раз вы там на пару креативите, то я уверен, что к моему приезду будет полный штиль.
Я некстати вспоминаю слова Лены о том, что мужчине не нужен штиль, что женщина должна давать ему драйв и что-то в таком духе. А со мной – штиль.
– А как же фейерверки? – потихоньку, стараясь скрыть напряжение, спрашиваю я.
– Какие фейерверки?
– Ну, чтобы горело и искрило, и не было скучно, как в тихом болотце.
– В жопу фейреверки, искры и прочую хуету, – без заминки отрезает Андрей. – Дома я хочу покой, тишину и минет.
Этот мужчина невозможно классный в своей прямоте.
– Теперь я тебе кое-что покажу, клади трубку.
Через минуту я получаю целую кучу фотографий с обручальными кольцами. Успеваю бегло просмотреть, и Андрей снова набирает.
– Прости, выдумщица, я понял, что моих знаний о том, какое бы ты хотела кольцо, точно не хватает, и решил не рисковать. Выбери, какое тебе больше нравится, и пришли фотографию.
– Простые вполне подойдут, – пытаюсь отказаться я.
– Конечно, они вполне подойдут, но кому-то другому. Все, маленькая, жду твой выбор. Дашь поговорить с Совой?
Когда малышка с моим телефоном убегает в комнату секретничать с папой, я еще долго смотрю на свое отражение в огнях ночного города за окном. Это точно не кончится для меня ничем хорошим. Но отступать уже поздно.
Глава сорок пятая: Йори
Андрей говорил, что его брат с женой приедут около полудня в субботу, но ровно в семь утра в дверь квартиры раздается настойчивый звонок, как будто кто-то намазал палец суперклеем и до упора прижал кнопку. Мы с Совой так и заснули в обнимку с книжкой, которую я читала в ролях пока голос окончательно не сел.
Пока Соня взъерошено копошиться в одеяле, я на цыпочках по холодному полу шлепаю до двери, пытаясь представить, кто бы это мог быть в такую рань. Вечером Андрей написал, что почти спит на ходу, пожелал нам сладких снов и ни слова не сказал о том, что приедет пораньше. А между тем звонок такой настойчивый, словно на пожар. Неужели вчерашняя поверженная королева пришла за реваншем? Я бы не удивилась абсолютно.
