Текст книги "Жестокий Лорд (ЛП)"
Автор книги: Айви Торн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
7
АФИНА
– О каком блядь контракте ты говоришь? – Требую я ответа, всё ещё не сводя с него глаз. Это действительно не имеет никакого смысла. – Я не подписывала никакого контракта.
– Но вы это сделали, мисс Сейнт. – Джеффри пересекает комнату и открывает верхний ящик стола, достаёт несколько листов бумаги и протягивает их мне. – Вот это, чёрным по белому.
С неприятным ощущением в животе я начинаю читать. Многое из этого – юридический жаргон, но некоторые фразы бросаются мне в глаза, срываются со страницы и бьют по лицу.
Мисс Афина Сейнт, в дальнейшем именуемая «питомец», соглашается подчиняться мистеру Кейду Сент-Винсенту, мистеру Дину Блэкмуру и мистеру Джексону Кингу, в дальнейшем именуемыми «владелец», или «владельцы», во всем, немедленно выполнять приказы и выполнять все данные инструкции, включая, но не ограничиваясь:
Одежда (или её отсутствие), которую разрешено носить питомцу.
Что питомец должен есть, а также когда и где следует употреблять эту пищу.
Куда питомцу разрешается ходить в свободное от занятий время.
С кем питомцу разрешается общаться вне дома, а также при обычном общении на занятиях. Питомцу не разрешается общаться с другими мужчинами, если они не являются его преподавателями, и то только в классной комнате. Если питомцу необходимо посетить внеурочные занятия, его должен сопровождать один из владельцев.
Питомец соглашается выполнять все требуемые от него услуги. Это может включать выполнение поручений, приготовление пищи, уборку дома и т.д. Питомец будет делать это в соответствии с запрошенной манерой и типом одежды (или её отсутствием) без каких-либо жалоб.
Питомец будет доставлять сексуальное удовлетворение своим владельцам любым способом, который они выберут, без жалоб. Питомец будет делать это, не требуя собственного удовлетворения и не испытывая оргазма, без специального разрешения, которое будет предоставлено по прихоти её владельцев и ни в какое другое время.
Питомец не будет доставлять себе удовольствие, прикасаться к себе интимно, не соблюдая правила гигиены, или доводить себя до оргазма без специального разрешения своих владельцев.
Питомец не будет вступать в сексуальные отношения с любым другим лицом любого пола, кроме своих владельцев.
Несоблюдение этих правил приведёт к выговорам и/или наказаниям по выбору владельцев. Питомец соглашается принять это и добровольно подвергнуться наказанию, если будет отдан соответствующий приказ. Наказания могут быть карательными или финансовыми.
Питомец будет отмечаться у своих владельцев в назначенное время.
Во время учёбы в университете Блэкмур питомцу разрешается самостоятельно выбирать специализацию, второстепенные предметы и классы обучения. Всё остальные решения принимаются его владельцами.
Подписывая контракт, питомец добровольно передаёт всю телесную автономию своим владельцам на время всей жизни.
Я чувствую, как вся кровь отхлынула от моего лица.
– Это чушь собачья, – бормочу я. – Я никогда ничего подобного не подписывала.
– Но вы подписывали, мисс. Посмотрите сюда. Ваша подпись внизу.
Он не ошибается. Это здесь, чёрным по белому, моими жирными каракулями. Сейнт Афина. Но я не могу в это поверить.
– Значит, это подделка, – решительно заявляю я. – Я бы никогда не подписала что-то подобное. Вы читали это?
– Нет, мисс. Но я знаю, в чём суть. Я осведомлён о вашем... положении в доме, – говорит он деликатно, как будто одна мысль об этом каким-то образом оскорбляет его чувства.
Что ж, это, чёрт возьми, оскорбляет и мои чувства тоже.
– По сути, это превращает меня в рабыню, – выплёвываю я. – Секс-рабыню, не меньше. Значит, это должно быть подделкой. Я бы никогда не согласилась на что-то подобное.
– Оно не подделано, мисс Сейнт, – лаконично отвечает Джеффри.
– Значит, я была под влиянием чего-то. Оно не имеет юридической силы, если я не была последовательной, когда подписывала его.
Джеффри испускает страдальческий вздох. Понятно, что его формальному терпению по отношению ко мне приходит конец, но мне было абсолютно наплевать. Я не собираюсь просто сидеть здесь и позволять этому происходить со мной.
– Уверяю вас, что этот контракт составили лучшие юристы, которых только можно купить за деньги. Он абсолютно выполним. И вы связаны своей подписью.
– Нет. – Я скрещиваю руки на груди, удерживая листок на месте. – Я отказываюсь. Я не собираюсь быть чьим-то грёбаным домашним животным, и уж точно не собираюсь обслуживать ни одного из этих засранцев. Они издевались надо мной всю последнюю часть старшей школы, и теперь им это не сойдёт с рук. Я не буду этого делать. Так что, если вы сможете, просто верните мне мои вещи и одежду, я уйду. Пожалуйста, – добавляю я на всякий случай, на случай если это может помочь.
Это не помогает. Джеффри выглядит невозмутимым.
– Я должен сообщить вам, что, если вы попытаетесь отказаться от условий подписанного вами контракта, мисс Сейнт, должность вашей матери в поместье Блэкмур будет немедленно прекращена без выплаты выходного пособия, а её банковский счёт будет заморожен. Её выгонят на улицу, а вас немедленно заберут из кампуса, чтобы вы присоединились к ней. Мне также было поручено напомнить вам, мисс Сейнт, что ваш отец совершил непростительные грехи по отношению к своим братьям, и что никто из них не позволит вам долго прожить без защиты поместья. – Он холодно улыбается. – Я полагаю, что, говоря простым языком, ваш отец был крысой. И я полагаю, вы знаете, насколько хорошо люди, которых ваш отец называл братьями, могут истребить крысиное семейство.
Я не могу дышать. У меня такое чувство, будто кровь застыла в жилах, когда я смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова. Весь ужас происходящего наваливается на меня, давя на плечи, пока я не начинаю чувствовать, что тону. Из всего, что я могла себе представить, это было не это.
На самом деле, я не должна была удивляться. Если я чему-то и научилась, так это тому, что богатые люди вляпываются в гораздо большее дерьмо, чем вы могли себе представить. И, в конце концов, в этом есть смысл. Когда вы можете купить что угодно и кому угодно, когда вам всё преподносят на золотом блюдечке, какой смысл в таких простых удовольствиях, как поход в кино, выпивка в баре или поход на свидание? Нет, когда у тебя есть такое богатство, которое позволяет твоей семье претендовать на владение целым городом, это означает, что ты ввязываешься в ещё более странное дерьмо. Например, в колонизацию. Охоту на крупную дичь. Или, по-видимому, шантажом склоняете девушку к сексуальному рабству.
– Контракт имеет юридическую силу, – повторяет Джеффри. – В нем предусмотрены наказания за нарушение правил, мисс Сейнт. Некоторые из них должны выполнять мальчики, в основном карательные. Другие – финансовые, и я уверяю вас, что ни вы, ни ваша мать не смогли бы заплатить штрафы, которые вы могли бы понести, отказываясь подчиняться.
– И это всё? – Спрашиваю я, вновь обретая дар речи. – Меня продадут в рабство в обмен на то, что моя мать останется в безопасности?
– На самом деле, льготы довольно обширны, мисс Сейнт, – чопорно говорит Джеффри. – Вы будете жить здесь, в доме Блэкмур, бесплатно, с полной оплатой проживания, питания и обучения. Вам предоставят одежду, и вы ни в чем не будете нуждаться, если, конечно, не потеряете своих привилегий из-за несоблюдения этого требования. Ваша мать получила прибавку к зарплате – солидную ежемесячную премию, добавленную к её зарплате за вашу работу в семье.
Я смотрю на него с открытым ртом.
– Она знает, что здесь происходит? – Наконец-то я справляюсь с собой, и мой голос срывается. Я не могу представить, чтобы моя мать знала, что меня заставляют обслуживать парней, за которыми она убирает, и что я их сексуальная рабыня. Это слишком унизительно, чтобы даже думать об этом.
– Она считает, что вы получили стипендию, вот и всё. И у вас полно очень сложных занятий, так что у вас не будет много времени для визитов домой.
Вероятно, это не единственная нагрузка, которую я скоро получу. В ту минуту, когда юмор висельника мелькает у меня в голове, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разразиться истерическим смехом. Я почти уверена, что не смогу остановиться, если сделаю это, или просто разрыдаюсь. Или и то, и другое.
– Так что это не шутка? – Я смотрю на него с последней надеждой, что он скажет мне, что это всё розыгрыш, последний способ Кейда смутить меня, напугать, одержать верх, потому что однажды в старших классах я отказалась отсосать у него, а потом меня стошнило прямо на него.
Но Джеффри не смеётся. Дверь не распахивается, и никто не врывается, чтобы сказать, что надо мной подшутили. Вместо этого Джеффри просто смотрит на меня, и на его лице наконец-то появляется хоть капля сочувствия.
– Нет, мисс Сейнт, – говорит он наконец. – Боюсь, что нет.
8
ДИН
Я жду внизу, в гостиной, с Джексоном, который развалился в кожаном кресле, пока мы ждём, когда Кейд спустится из своей комнаты, а затем, в какой-то момент, и с гостьей этого часа.
Афиной Сейнт.
На самом деле, я бы не выбрал её в качестве нашего приза. Нашего питомца. Нашей жертвой, как любили называть её наши отцы, чтобы обойти ту досадную деталь, что на самом деле она, по сути, наша рабыня. Конечно, она подписала контракт, но разве это имеет значение, если она этого не помнит?
Я бы сказал, что, скорее всего, нет. Не то чтобы мне было не насрать.
Было время, столетия назад, когда мужчины, носившие титул лорда, могли делать всё, что им заблагорассудится, с такими девушками, как Афина. В конце концов, она всего лишь служанка или дочь одного из прислужников, что, по сути, одно и то же. У меня была бы привилегия овладеть ею, если бы я хотел её, но теперь я вынужден участвовать в этой нелепой игре, соревнуясь за то, чтобы лишить девственности кого-то, кто намного ниже меня, чтобы выиграть приз, который всегда должен был принадлежать мне по праву.
Нелепо, что другим семьям когда-либо давали шанс править. Город был основан Блэкмурами, он носит это название, а Сент-Винсенты и Кинги были просто сторонниками. Город должен достаться мне, несмотря ни на что, без всей этой детской глупости. Это моё право от рождения, и всё же я здесь, сражаюсь за него с Кейдом Сент-Винсентом.
Джексон на самом деле не представляет угрозы. Кинги не правили городом на протяжении многих поколений. Но Кейд будет цепляться за это, даже несмотря на то, что его отец, живущий в доме моих предков, оскорбляет мою семью. Тот факт, что я вырос в другом доме, а не в поместье, оскорбляет меня.
Он мой друг, но теперь он ещё и соперник. И я возмущён тем, что мне вообще приходится играть в эту игру.
– Итак, Афина, да? – Джексон растягивает слова, развалившись в кресле. – Честно говоря, я думал, что они выберут кого-то другого.
– Филип выбрал её, потому что знал, что Кейд одержим ею, – резко возражаю я. – Он знал, что это заставит Кейда бороться за победу упорнее, чем он мог бы, в противном случае. Он не глуп. Он знал, что, увидев, как мы преследуем её, его сын сойдёт с ума, доведёт его до крайности. Он сделает всё, чтобы привлечь внимание этой байкерской шлюхи, хотя я не могу представить, почему. Она и её мать – не что иное, как мусор из трейлерного парка.
– Значит, ты не хочешь с ней трахаться? Джексон смотрит на меня.
– Конечно хочу. – Я пожимаю плечами. – Но мне не очень нравится идея бороться за неё. Однако мне нравится мысль о том, что у неё нет особого выбора в этом вопросе.
– Итак, что ты собираешься делать, если выиграешь? – В его взгляде больше любопытства, чем чего-либо ещё. – Ты же знаешь, что мы должны оставить её у себя.
Я снова пожимаю плечами.
– Наверное, оставлю её себе в качестве прислуги. Или, может быть, в качестве питомца, чтобы отдать любому, кто заслуживает награды. – Я ухмыляюсь. – Я, конечно, не собираюсь жениться на ней, как Филип Сент-Винсент поступил со своим питомцем. Честно говоря, если когда-либо и были какие-то признаки того, что они не заслуживают того, что им дают, так это это. Немыслимо даже представить женитьбу на своём питомце.
Джексон закатывает глаза.
– Я не понимаю, почему тебя это так волнует. Может, он влюбился в неё или ещё что-нибудь в этом роде.
– Это отвратительно. – Я чувствую, как у меня поджимаются губы при одной мысли об этом. – Такие мужчины, как мы, не должны любить. Мы завоёвываем. Мы берём. Мы заявляем права. Мы не позволяем никому ничего у нас отнимать.
Он ничего не говорит, просто вжимается поглубже в кресло, отворачиваясь от меня. Полагаю, мне не следовало говорить это Джексону. Я, конечно, знаю его слезливую историю. Все знают. Он был влюблён, или настолько влюблён, насколько это возможно в подростковом возрасте, особенно для человека из такой семьи, как наша. Но теперь её нет, и, насколько я понимаю, это к лучшему, с точки зрения того, что хорошо для Джексона. Джексон, похоже, сейчас заботится о возрождении славы своей семьи не больше, чем раньше. Может быть, даже меньше, если быть до конца честным.
Что меня более чем устраивает. И Кейда тоже, я уверен.
– Афина моя по праву, – говорю я наконец. – Как и весь этот гребаный город. Я заберу её и приз, и тогда ты сможешь оставаться собой, а Кейд может стать моей правой рукой, а не наоборот.
– Я не против, братан. – Джексон пожимает плечами.
– Сент-Винсенты – выскочки. Претендуют на город, на котором даже нет их названия.
– Конечно.
– Всё это названо в честь моей семьи. Академия, поместье, университет, этот грёбаный дом, в котором мы живём.
– Да. Так и есть. – Глаза Джексона полуприкрыты, как будто он собирается вздремнуть.
– Тебе что, насрать? – Я свирепо смотрю на него. – Тебя не волнует, что твоя семья только и делала, что служила с самого основания этого города? Что Кинги только однажды занимали это поместье?
Джексон смеётся.
– Нет, – категорично отвечает он. – Честно говоря, Дин, мне насрать. И всегда было. Конечно, мы управляли городом всего один раз. Это хорошо для того, кем бы этот великий человек ни был. Я, блядь, этого не хочу. Это слишком большая ответственность, черт возьми. Как ты думаешь, смог бы я делать то, что делаю сейчас, если бы управлял этим чёртовым заведением? Нет. Жёсткий пас.
– Значит, ты не хочешь Афину?
Что-то мелькает в его глазах.
– Я этого не говорил. Она чертовски привлекательна. Я бы хотел быть первым, чей член она примет.
– Но ты не можешь получить одно, игнорируя другое. Ты не можешь получить девушку без согласия на город.
Джексон улыбается.
– Мне нравится нарушать правила.
Я разочарованно вздыхаю.
– Это не те правила, которые можно нарушать, Джекс. – Я использую его прозвище, хотя и делаю это редко. Когда мы все были моложе, я был очень привязан к Джексону, прежде чем мы все по-настоящему осознали, что однажды нам суждено стать соперниками, несмотря на нашу братскую любовь друг к другу. – Ты действительно настаивал на этом во время ритуала. Филип Сент-Винсент был в бешенстве.
– Оставь меня в покое. Думаешь, мне не всё равно?
– Ты слишком сопротивляешься всему. – Я качаю головой. – Однажды у тебя будут настоящие неприятности. Проблемы, которые никто из нас не сможет исправить.
– А у тебя в заднице штуковина больше, чем мой член, – парирует Джексон, хотя его тон остаётся беззаботным. – Ты...
Он замолкает, потому что в комнату входит Кейд. Он одет в свои обычные спортивные штаны и футболку для регби без рукавов, его песочно-каштановые волосы зачёсаны назад.
– Джеффри говорит, что она уже спускается, – небрежно говорит он, плюхаясь на диван рядом с нами. – Я думаю, она готовится.
– Не было никакой драки? – С любопытством спрашиваю я. – Никто не сопротивлялся? – Кажется, это нехарактерно для Афины. Мы все видели, как она отреагировала на требования Кейда на той вечеринке много лет назад. И мы также видели, как она противостояла ему на следующий день в школе. – Она не из тех, кто смотрит на такой контракт и просто соглашается.
– Если только она не увлекается более извращённым дерьмом, чем мы думали, – добавляет Джексон с ухмылкой.
Кейд сердито смотрит на него.
– Джеффри сказал мне, что она была недовольна. На самом деле, она пыталась отказаться.
– Правда? – Я смотрю на Кейда с лёгким любопытством. – Что в конце концов убедило её согласиться?
Кейд пожимает плечами.
– Я думаю, та часть, где говорится о том, что её мать будет выставлена на улицу. И обещание её матери пособие за «работу», которую выполняет её дочь. – Он холодно смеётся. – Боже, я бы посмотрел, какое было бы выражение лица у миссис Сейнт, если бы она узнала, что её дочь будет нашей сексуальной рабыней.
– Но ей никто не скажет, – нахмурившись, предупреждаю я Кейда. – Это часть соглашения. Родителям жертвоприношения не рассказывают об этом и о том, что это влечёт за собой.
– Конечно, нет. – Кейд закатывает глаза. – Это не значит, что я не могу наслаждаться мыслью о том, как бы она отреагировала, если бы узнала.
– Она также не должна знать, что мы соревнуемся за её девственность. – Я перевожу взгляд с Джексона на Кейда. – Это всегда должно оставаться секретом. Если она узнает, что мы соревнуемся за неё, это испортит игру.
– Да. – Джексон бросает взгляд на дверь. – Я никому не скажу. Будет веселее наблюдать, как вы двое ссоритесь из-за неё, если она не будет знать, что происходит.
– А зачем мне, чтобы она знала? – Кейд ухмыляется. – Это определенно не так весело. Это останется между нами троими.
– Пока я не выиграю. – Я холодно улыбаюсь Кейду. – Можешь не сомневаться, я верну этот город Блэкмурам.
Кейд встречается со мной взглядом, его улыбка всё такая же ледяная.
– Только если победит не сильнейший.
9
АФИНА
Джеффри оставил меня с чёткими инструкциями собраться как можно быстрее и встретиться с ребятами внизу для моего первого «осмотра». От одного этого слова у меня сводит желудок, но ясно, что у меня не так много вариантов.
Я найду выход из этого положения, говорю я себе. Но сначала я должна взять ситуацию под контроль. Я избегала Кейда и его дружков в старших классах, насколько могла, после того неловкого инцидента на его вечеринке и последствий на следующий день в школе. Он выставил меня на посмешище, но для меня это было не так ужасно, как, вероятно, было бы для некоторых девочек, я всё равно не ожидала, что стану популярной в школе Блэкмур. И я не заботилась о том, чтобы завести друзей. На самом деле, я бы очень хотела обратного. То, что Кейд превратил меня в социального изгоя, просто означало, что до окончания школы мне приходилось сталкиваться с меньшим количеством дерьма, по крайней мере, со стороны девочек. Многие парни устраивали мне выволочки, говоря, что они «вылечат мой рвотный рефлекс» или что они «позволят мне блевать на их члены в любой день», если я буду делать это так, чтобы них ничего не попало. И тому подобное. Но у меня была Мия, так что мне было всё равно. Я просто не поднимала головы и игнорировала большую часть происходящего. Не то чтобы я хотела вступать в спортивные команды, посещать клубы, встречаться с кем-либо или заводить друзей. Я просто хотела закончить школу и поступить в колледж, а затем увезти нас с мамой к чёртовой матери из Блэкмура.
Я действительно думала, что была так близка к этому. Но теперь я здесь, запертая в Университете Блэкмур и по контракту обязанная быть питомцем тех же трёх парней, от которых я так чертовски старалась сбежать. Я не знаю, почему, черт возьми, это происходит со мной, но я определенно собираюсь попытаться разобраться в этом.
И тогда я заставлю трёх марионеток внизу пожалеть, что они пытались провернуть это дерьмо со мной.
Я снимаю дурацкую шёлковую ночнушку, в которой спала, отбрасываю её в сторону и подхожу к шкафу, чтобы посмотреть, какие у меня есть варианты.
Они не очень хороши. Дома я всегда предпочитала джинсы и футболки, за исключением той дурацкой формы, которую мне приходилось надевать в академии, но я любила также футболки большого размера, которые я надевала перед сном.
В шкафу буквально ничего этого нет. Там полно обтягивающих джинсов с низкой посадкой, юбок в складку, которые, вероятно, едва прикрыли бы мою задницу, мини-платьев, и когда я захожу в гардероб, там не лучше. Укороченные топы, облегающие рубашки, всё прозрачное.
Не слишком ли много надежд для мальчиков в ящике с нижним бельём?
По-видимому, так оно и есть. Этот конкретный ящик набит кружевами и атласом, а то, что из хлопка, – это откровенные хлопковые стринги в рубчик с кружевной каймой, чулки до бёдер, дерзкие трусики, которые будут лезть мне прямо в попку. Ничего из этого я бы не выбрала дома, и, как я подозреваю, в этом-то всё и дело.
Я достаю пару мягких кружевных трусиков для мальчиков, кружевной бюстгальтер демисезонного кроя в тон и натягиваю их, а затем достаю из ящика с топами что-нибудь, что мне не совсем отвратительно. Самое близкое, что я могу найти, – это кожаный укороченный топ, поэтому я надеваю его и роюсь в шкафу в поисках джинсов. В итоге я выбираю черные узкие брюки с низкой посадкой и черные сапоги до колен на высоком каблуке. Я буду чувствовать себя в этом чертовски нелепо, но это лучше, чем спускаться вниз в мини-платье для тенниса. Кто, чёрт возьми, хочет, чтобы я это носила?
У меня такое чувство, что в какой-то момент я это выясню.
В контракте было указано, что я должна носить минимум косметики и не распускать волосы, если только парни не потребуют иного, но к чёрту это. Это небольшой бунт, но я должна что-то сделать. Я не могу просто подчиняться. Это не в моем характере. Здесь нет моей настоящей одежды, иначе я, вероятно, надела бы её, просто чтобы посмотреть, к каким глупым наказаниям они попытаются прибегнуть. Но поскольку это не вариант, лучшее, что я могу сделать, – это подкрасить глаза густой подводкой и зачесать волосы наверх.
Однако, пока я наношу макияж, трудно не думать о том, что ждёт меня внизу. От беспокойства мой желудок скручивается в узел, я пытаюсь не сойти с ума от воображения, но это почти невозможно. В контракте сказано, что я должна обслуживать парней так, как им заблагорассудится, что заставляет меня задуматься, знают ли они, что я девственница? Имеет ли это для них значение? Это какая-то часть этой извращённой схемы, что они все могут лишить меня девственности одновременно, или что-то в этом роде? Как это вообще работает? Считается ли это для всех троих, если это происходит в одну ночь, во время одного и того же... сеанса, или как бы вы это ни называли?
Это одна из причин, почему я здесь? Потому что я всё ещё девственница?
Было бы разумно, если бы Кейд знал об этом, он довольно быстро понял, кто я, в тот день, когда прижал меня к шкафчику. И у него было достаточно контроля над школой, чтобы понимать, что с тех пор никто до этого не добрался. Но было лето и месяцы после окончания школы, конечно, он не знает всех в этом долбаном городе. Правда, я редко покидала поместье. Но он и его семья не могут так сильно контролировать ситуацию. Я могла бы отдаться кому угодно за пределами школы, и он никогда бы не узнал.
Верно? Верно.
Но если это не так, и они думают, что у меня вообще нет сексуального опыта, что произойдёт, когда меня заставят что-то сделать, а они будут разочарованы, потому что я буквально понятия не имею, что делать? Они ожидают, что я захочу этого? Конечно, нет – каждая вторая девчонка в школе хотела их члены, но все трое прекрасно знали, что я чувствую по этому поводу. Нет причин думать, что я изменилась. Это часть проблемы? Им нравится, что меня к этому принуждают?
Я не знаю, как справиться с неизвестными аспектами всего этого. Меня тошнит от мысли, что они, возможно, с нетерпением ждут возможности принудить меня, и я не знаю, что делать. Должна ли я просто сдаться и делать все с радостью, чтобы они не получили такого удовольствия? Внутренне всё во мне немедленно восстаёт против этого. Я не могу представить себя притворяющийся, что падаю к их ногам, и что на самом деле хочу их.
Я имею в виду, что они великолепны. Этого нельзя отрицать. Но для меня важно не это. Их внешность не может скрыть, насколько уродливы их души, какие они тёмные и извращённые внутри. Я не хочу ни их, ни этого. И я уже чувствую себя не в своей тарелке, тревога подкрадывается всё сильнее и начинает вызывать мурашки по коже, заставляя меня нервничать и чувствовать себя неуютно.
Дома я всегда придерживалась заведённого порядка. Когда я росла так, как росла я, а потом потеряла отца, наш дом сгорел дотла, и я была вынуждена жить в доме, который никоим образом не похож на мой, это может... по-настоящему испортить тебе жизнь. Я боролась с тревогой и приступами паники с тех пор, как умер мой отец, и мой личный распорядок дня был способом держать это под контролем. Я вставала в одно и то же время, ела в основном одни и те же продукты, носила одну и ту же одежду, ходила в школу, в спортзал, училась, делала всё это снова. Это помогало мне оставаться на земле, не давало мне чувствовать, что мой мир выходит из-под контроля ещё больше, чем это уже было.
Но теперь всё пошло наперекосяк, и я действительно не знаю, что делать.
Я даже не знаю, какую специальность выбрать и на какие занятия записаться. Мне придётся сделать всё это сегодня, после того как я проснулась в чужой постели, в чужой одежде и услышала, что меня, по сути, продали в рабство. Ценой этого была безопасность моей матери и моя собственная, и ещё больше денег на её банковском счёте. Чего она, чёрт возьми, заслуживает, не поймите меня неправильно. Но она была бы в ужасе, если бы узнала, что происходит ради нашей безопасности и появления этих денег.
Я всегда считала себя крутой. Я всегда старалась быть сильной. Я знала, что должна быть такой, ведь я росла такой, какой была. Но впервые я чувствую себя настолько не в своей тарелке, что теряюсь. Мне удалось справиться с трудностями, с которыми я столкнулась, живя в поместье Блэкмур, поступив в среднюю школу Блэкмур. Но я ничего такого не могла себе представить, ничего такого я не могла предвидеть. Я даже не знала, что подобное дерьмо случается в реальном мире. Это что-то из какого-то извращённого фильма о жизни, но это не кино. Это реально, и это моя жизнь.
И впервые у меня нет никакого плана. Понятия не имею, как я собираюсь использовать это в своих интересах или хотя бы просто пройти через это, как я прошла через подготовительную школу. Тогда я решила не высовываться, держаться особняком и просто дожить до выпускного. Но теперь я не могу замыкаться в себе. И, насколько я знаю, это продолжится и после окончания школы. В контракте говорилось, что до конца моей жизни.
Это невозможно. Я не смогу так жить.
Я смотрюсь в зеркало во всю стену, которое стоит рядом со шкафом. Я с трудом узнаю себя. Я выгляжу потрясающе, конечно, я подтянутая и здоровая, мои формы как раз позволяют носить укороченный топ и узкие джинсы, живот плоский и бледный. С моими чёрными волосами, собранными в высокий хвост, видны мышцы, которые я нарастила на плечах и руках, но этого недостаточно, чтобы быть женщиной-бодибилдером или кем-то ещё, но достаточно, чтобы я могла поднимать большой вес и уверенно держаться на паркете для занятий боевыми искусствами или на боксёрском ринге.
– Ты сильная, – говорю я себе, глядя на своё отражение. – Ты не позволишь этому управлять тобой. Ты сделаешь всё, что в твоих силах, чтобы выжить и обезопасить свою мать, а потом, когда у тебя появится шанс... как только этот шанс представится, ты свалишь отсюда к чёртовой матери.
Кажется глупым вот так разговаривать с самой собой в зеркале. Но это всё, о чем я могу думать. Звук моего голоса успокаивает меня, и то, что я слышу его вслух, тоже успокаивает меня. Я чувствую себя немного более подготовленной к тому, чтобы спуститься вниз и встретиться лицом к лицу с тем, что меня ждёт.
Я умею выживать. Мы с матерью обе такие, и она воспитывала меня не для того, чтобы я уступала мужчинам, которые хотят причинить мне боль. Она служит семьям, и теперь от меня ожидают того же. Она ожидает, что я буду вести себя разумно. Чтобы выждать время и потом решить, что делать, когда придёт время.
Гордо подняв подбородок, я направляюсь к лестнице. Воспоминания о том, что произошло в старшей школе, о том, как Кейд пытался заставить меня отсосать ему в библиотеке, о нашем противостоянии на следующий день не выходят у меня из головы. Полагаю, это его последний шанс отомстить.
Я расстроена из-за прошлого. Я боюсь за будущее.
Но больше всего на свете я полна решимости не показывать этого.
